Подарок судьбы

17

— Арест корнета Аристова является ошибкой, — кипятился отставной поручик Кекин, расхаживая возле стола, за которым, стараясь выглядеть спокойным, сидел полицмейстер Поль. — Он ни в коей мере не причастен ко всем этим убийствам. Скорее, здесь рука женщины.

— Чушь! Вы, верно, читаете слишком много романтической чепухи, что ныне печатают наши издатели. А я верю только фактам! У корнета при обыске были найдены летний редингот и черный боливар. Их узнали княгиня и княжна Давыдовы, — устало сказал полковник.

— Ну и что? — не унимался Кекин. — У меня тоже есть летний редингот и даже два черных боливара!

— У вас не тот рост. И не та позитура, — уже раздраженно произнес Иван Иванович, окинув взглядом высоченную поджарую фигуру отставного поручика.

— Выходит, — едва не задохнулся Нафанаил, — ежели бы мой рост и позитура совпали бы с ростом и позитурой злоумышленника, то и я мог бы быть арестован?

— Возможно, если бы у вас на все случаи убийства отсутствовало бы alibi, как у корнета Аристова. И вообще, Нафанаил Филиппович, — примирительно сказал Поль, — сочиняли бы вы свои прекрасные вирши и не мешали бы следствию.

— Благодарю за совет, господин полковник, — напустив в голос холода, произнес отставной поручик, — но я привык сам выбирать себе занятия.

— Ну посудите сами, — вышел из-за стола полицмейстер. — Всему городу известен вспыльчивый характер корнета Аристова. То он боготворит мадемуазель Молоствову и стреляется из-за нее с князем Асановым, а когда получает от Молоствовой от ворот поворот, девица вдруг умирает от отравления, причем яд находится в конфектах, присланных якобы от князя Болховского. Одним выстрелом двух зайцев! И бывшая пассия мертва, и более счастливый в расположении и внимании к нему наших дам соперник в подозрении. Умно, ничего не скажешь… Одновременно сей корнет недвусмысленно ухаживает за мадам Адельберг, а когда та отдает предпочтение тому же князю Болховскому, то после его ухода получает удар канделябром по голове, а затем удушается собственной подушкой. Кто сие мог сделать и у кого был мотив? У вашего дражайшего корнета! А не далее как два месяца назад, господин Аристов был безумно влюблен в княжну Баратаеву и грозится убить на дуэли любого, кто приблизится к ней хотя бы на десять шагов. Но ее просватывают за князя Болховского, а поскольку с ним корнету не справиться, он решает расправиться с княжной, что и происходит в дамской комнате, чему мы с вами были в недавнем времени свидетелями. К тому же у корнета на руках была обнаружена кровь.

— Он порезался за столом. В его руке разбился бокал, — не очень уверенно продолжал сопротивляться Кекин.

— Вы это видели? — быстро поинтересовался полковник.

— Нет. Это мне сказал сам Аристов.

— Ну, вот, — улыбнулся Поль. — А если я вам сейчас скажу, что я… андалузский принц. Вы что, тоже поверите? Так что, дорогой мой Нафанаил Филиппович…

Договорить полицмейстеру не удалось. За дверьми послышался шум, потом одна створка приоткрылась и показалась физиономия секретаря с круглыми глазами, а затем в кабинет полицмейстера буквально ворвалась мадемуазель Романовская. Была она без шляпки, растрепанные золотистые локоны в беспорядке лежали на плечах, что, впрочем, делало ее еще привлекательнее, гроденаплевое платье было порвано, и из его прорехи вызывающе алел тугой лиф китайского шелка.

— Что с вами? — в один голос спросили Иван Иванович и отставной поручик.

Романовская оглядела мужчин испуганными глазами, бессильно опустилась на канапе под самым портретом государя императора и безутешно зарыдала. Кекин бросился к графину с водой, налил бокал и протянул Романовской.

— Выпейте, Лизавета Васильевна, — участливо произнес он, но руки девушки дрожали настолько, что, приняв бокал, она тут же передала его обратно, и Нафанаил Филиппович вынужден был сам поднести бокал к губам Романовской и напоить ее, как больную или малое дитя. — Ну что, вам лучше? — спросил он, когда Лизанька сделала несколько глотков.

— Да, — благодарно посмотрела на Кекина Романовская.

— И вы можете говорить? — наклонился над ней Иван Иванович.

— Да, — выдохнула она.

— В таком случае я слушаю вас.

— Это что-то ужасное, господа! Я стояла обедню во Владимирском соборе вместе с моей тетушкой, — не сразу начала Лизанька. — Потом мы с ней прошли на церковный погост на могилку к ее брату, моему дяде. Постояли немного — тетушка еще всплакнула — и пошли к выходу. Не доходя до ворот кладбища, тетушка встретила знакомых и отстала, и я пошла одна. И тут на аллее прямо передо мной выросла фигура в рединготе и шляпе, надвинутой на самые глаза. Я сразу вспомнила, что злодей, покушавшийся на жизнь княжны Давыдовой, был именно в таком платье, и испугалась. Ноги перестали меня слушаться, я стояла и смотрела, как злодей приближается ко мне… — Она судорожно всхлипнула и беспомощно посмотрела на отставного поручика.

— А вы его успели рассмотреть? — спросил Поль, вынимая свою памятную книжку.

— Господи… Все случилось так быстро. Да к тому же эта шляпа…

— Ну хоть что-нибудь вы все же приметили?

— Нет. По-моему, нет. — Лизанька сжала тонкими дрожащими пальчиками свои виски, пытаясь воскресить в памяти те ужасные мгновения. — Впрочем, — неуверенно произнесла она, — он шел как-то правильно и прямо. Так, кажется, ходят военные.

— Вот как? — переглянулся с Кекиным полицмейстер. — Прошу вас, если вас не затруднит, продолжайте, пожалуйста.

— Да, конечно, — ответила Лизанька, но каждое слово явно давалось ей с трудом. — Я хотела закричать, но не смогла, и тут он накинулся на меня. И, к своему ужасу, я увидела в его руке кинжал. Он… он занес его надо мной, — голос ее задрожал. — И, наверное, страх за свою жизнь помог мне увернуться от удара. Лезвие только полоснуло по платью и порвало его. И тут я закричала. Прибежали люди, а этот человек будто растворился в воздухе. Я не знала, что делать, и велела… ехать к вам.

Лизанька снова заплакала и подняла на полицмейстера покрасневшие растерянные глаза.

— Скажите, это был тот самый человек, что убивает женщин?

— Думаю, да, — нахмурился Иван Иванович.

— Господи Иисусе, — прошептала Лизанька, — что же мне делать?

Полицмейстер несколько растерянно повертел в руках гусиное перо, потом мельком взглянул на Нафанаила Филипповича и произнес:

— Не хочу вас пугать, мадемуазель Романовская, но, возможно, угроза вашей жизни не миновала. Вам необходимо сопровождение, способное отпугнуть злодея. Думаю, что господин Кекин вполне может справиться с сим поручением, не привлекая лишнего внимания. Тем паче что Нафанаил Филиппович неоднократно помогал нам в расследовании крайне запутанных дел. Вы не откажете нам в сей просьбе?

— И правда, Нафанаил Филиппович, — с надеждой посмотрела на отставного поручика Лизанька.

— Я весь к вашим услугам, — не раздумывая, согласился Кекин, склонив голову в легком поклоне.

— Благодарю вас, господа, — обрадованно произнесла Лизанька, встала с кресла и направилась к двери. И тут соскользнувший с ее запястья ридикюль с глухим стуком упал на пол. Нафанаил поднял изящную сумочку, протянул хозяйке. Несколько мгновений Романовская смотрела на нее, потом, всплеснув руками, воскликнула:

— Простите, простите, господа. Совсем из памяти вон.

Она развязала шнур ридикюля и достала из него портсигар.

— Вот, — она протянула портсигар Полю, — это выронил тот человек. Может, это как-то вам поможет.

Она приветливо кивнула обоим и вышла из кабинета.

— Не может быть! — посмотрев на портсигар, воскликнул отставной поручик.

— Вам что, знакома сия вещица? — осторожно спросил Поль.

— Кажется… я видел этот портсигар у князя Болховского. Нет, это абсурд, — недоумевающе произнес он и почему-то перевел взгляд на кресло, на котором только что сидела Лизанька.

— Э-хе-хе, молодой человек, — вздохнул Иван Иванович. — В жизни случается такое, что вам, господа сочинители, никогда и в голову не придет. А я-то еще перед ним извинялся за свои подозрения. Что ж, теперь все ясно, — посмотрел он почему-то на портрет Благословенного императора. — Аристова я немедля отпускаю, а его место займет князь Болховской. И теперь все! Больше ему уже никогда не повесничать и не губить людские души…

Последней фразы Нафанаил Филиппович не слышал. Смутная догадка, бередившая его душу все последние дни, вдруг стала приобретать ясные очертания. Он уже был твердо уверен, что все преступления, так взбудоражившие город, были совершены одной рукой. И рука эта была отнюдь не мужская. Однако портсигар явно указывал на князя Болховского. Слишком явно…