Подарок Судьбы

В отличие от подруги Вика училась на психологическом факультете потому, что ей всегда этого хотелось. Наверное, ей что-то передаюсь от деда, которого считали ясновидящим. Он исподволь, незаметно, учил ее замечать в жизни то, мимо чего другие проходят, и, самое главное, искать связь между вещами, казалось бы, совершенно не связанными между собой.

— Не обязательно все видеть, — говорил он ей. — Ты же не можешь увидеть свой разум, но ты знаешь, что он у тебя есть. Ты не можешь увидеть душу, но разве станешь спорить, что и она существует? И знаешь что еще — никогда ничего не бойся. Ничто не может навредить тебе сильнее, чем собственные дурные помыслы.

А она и не боится. Теперь. А ведь испугалась, когда снова встретилась с Петром в Лондоне. Дедушка правильно говорил: ничто не может тебе навредить, кроме собственных мыслей.

Она не позволит им этого, потому что за годы, прошедшие после первого полудетского брака, она стала другой. Милый мальчик, он был не для нее, самостоятельной и сильной. Она смотрела на него через неделю после свадьбы и спрашивала себя: разве можно доверить ему свою жизнь? Дело не в том, что он обманщик, он просто слабый и не справится даже с собственной жизнью. Поняла она и себя — у нее самой властная натура, сильная, энергичная, и она не может быть женой слабого мужчины. Она его просто задавит.

Петр Суворов мужчина сильный, бесспорно, это видно за версту. И вряд ли ему нужна слабая женщина.

Так что же, мадам, спросила она себя, похоже, вы мысленно нарушаете распорядок собственной жизни? Уж не собрались ли вы переменить ее?

Она погладила Торика, который подбирался к ее лицу, так и норовя лизнуть. От мыслей, которые крутились в голове, наверняка ее тело стало теплее обычного, сердце билось быстрее. И бедное животное, которое чутко реагировало на все перемены в ней, как любое, более чуткое чем человек, существо, не могло понять, что происходит, и решило проверить, не надо ли прибавить ласки своей хозяйке.

Она-то не собиралась переменить жизнь. Но если сама жизнь решила переменить ее?

Торик достиг своей цели и нежно лизнул Вику в губы.

— Тьфу! — вскочила она так резко, что песик скатился на пол и недоуменно уставился на хозяйку. — Все, нежности закончились. На место! На свое собачье место, дружок! — И величественно указала пальцем на корзинку, в которой он спал. Корзинку сплели на заказ, она была настоящим произведением искусства лозоплетения. Хоть на выставку. Торик сам пойдет на выставку, без всякой корзинки, она заставит его стать настоящей норной охотничьей собакой.

Остаток вечера Вика занималась хозяйством — ее хорошо отделанная квартира — двухкомнатная с высокими потолками, в Измайлово — запылилась, она взяла тряпку и с удовольствием прошлась по поверхности столов и шкафов. Потом Вика занялась ванной, выложила привезенные из Англии милые мелочи, которые очень любила, — кубики ароматной соли для купания, мыло, пахнущее Европой, как говорила Света, а не Турцией, шампунь для своих и без того густых волос.

Потом Вика решила поплавать в пене, приготовила воду и легла.

Раздался звонок мобильного телефона — она положила его на шкафчик возле раковины.

Вика подняла его к уху. Сердце подсказало ей, кто это. Она нисколько не сомневалась.

— Алло?

— Я люблю тебя. — И гудки.

Вика опустила аппарат на тумбочку, капли воды упали на бледно-зеленый кафель пола. У нее задрожали губы — то ли готовые к улыбке, то ли к слезам.

Вот так вот, да? — втянула она в себя воздух и провела мокрой рукой по лицу. Что ж, вполне в духе мужчины, который никогда не получал отказа, он понятия не имеет, что это такое.

Ну что ж, стоит подумать о Петре Суворове как явлении. Она нырнула в воду с головой, потом, фыркая, восстала из пены. Итак, мужчина заинтересован. Более того, он готов к штурму. Но... ведь у него есть девушка, высокая и худая, которую, как та сама призналась, он сделал такой, какая она теперь. Что ж, характера у этого мужчины хватит на двоих.

Что же дальше? Ну конечно, Суворов станет искать встречи. Но как? Возьмет и позвонит в дверь? Позвонит по телефону? Придет в офис?

Вот. Именно так и будет. Он придет в офис. Потому что появление под дверью — это в каком-то смысле вариант просителя. Звонок по телефону с предложением встретиться — ситуация не в руках того, кто звонит, ведь она, Вика, может положить трубку, и все. А вот когда в офисе, да еще на прием, за который он должен заплатить, — это его вариант. Хозяина.

Вика снова нырнула, пена с ароматами летних трав, нагретых июльским солнцем, окутала ее белым пушистым и душистым облаком. Вика любила лежать в ванне и думать. Ей казалось, что прочищается каждая клеточка и тела и мозга. Иногда она добавляла в воду ароматических масел. Например, каплю апельсинового, которое бодрит, прибавляет сил и улучшает настроение.

Хорошо, допустим, он явится на прием, и ему придется играть роль до конца в спектакле клиент-психолог. Вика улыбнулась, и в этой улыбке было превосходство профессионала над самоучкой. Что ж, интересный вариант. Она смогла бы заглянуть во все закоулки души Петра Суворова.

7

— Мартышка, привет, — пророкотал Петр в телефон.

— Ой, это ты! Откуда?

— Из прекрасного далека. Но завтра я буду в Москве. У меня есть к тебе просьба...

Девушка, которую он назвал Мартышка, внимательно слушала.

— Да, я поняла. А ты уверен, что она согласится?

— Уверен. Потому что не знает, куда и кто ее приглашает. Твоя задача — сделать заявку на сеанс по всем правилам.

— Хорошо, Петруша. Может быть, мне действовать через Свету?

— Ни в коем случае. Они подруги, и тогда пропадет вся интрига.

— Петруша, мне кажется, ты наконец попался на крючок.

— Но ты ведь знаешь, я с самого раннего детства падок на психологические этюды. Помнишь, как я дурачил твоих поклонников? Не забыла?

— Такое трудно забыть. Один из них до сих пор так и не пришел в себя.

— Ага, валяется, сбитый с ног. Ты хорошо знаешь, я мог и кулаками с ними поработать, но это слишком просто, банально. А вот когда владеешь более тонким инструментом, к тому же незаметным простому глазу... Ну ладно, время — деньги, и я сейчас говорю не только о телефонном времени. Все, целую, Мартышка. Надеюсь услышать доклад об исполнении, как только ступлю на московскую землю.

— Ты хочешь, чтобы я встретила тебя в аэропорту?

— А как же? За что я тебе деньги плачу?

— И за услуги личного шофера тоже. — Девушка засмеялась и добавила: — Целую, Петруша.

Петр довольно улыбнулся. Ему понравился собственный план.

Вика Морозова не шла из головы все эти дни, даже во время деловых разговоров о подготовке к медвежьей охоте, даже во время парадного обеда в охотничьем ресторане. Великолепный интерьер, прекрасная мебель из полированного ореха, люстры из причудливо переплетенных корней, даже приборы на столе — все дышало охотой. Он пил чай из чашки, на боку которой красовался кабан. Все это Вике понравилось бы. Или нет, ей больше понравилась бы рысь, разлегшаяся на блюде для пирожных. Свой спортклуб Суворов стремился оборудовать в таком же классическом охотничьем стиле. И он доведет его до совершенства, когда рядом с ним каждый день и каждую ночь будет такая женщина, как Вика.

Петр Суворов давно понял, что женская красота красоте рознь. Есть красивые женщины, писаные красавицы с абсолютно правильными чертами лица, прекрасной кожей, фигурой. Если к Вике подходить с точки зрения такой красоты, то у нее великоват лоб, который она прикрывает — и очень правильно делает — челкой, а нос... Да причем тут нос? — оборвал он себя. Она женщина такого типа, который его привлекает, — сильная, стильная, внешне холодная, но на самом деле очень страстная. Он безошибочно чувствует жар, который она намеренно скрывает от всех. Но от него, Суворова, ей не скрыть ничего. Когда он так нахально поцеловал ее возле ресторана, ему показалось, что он хлебнул огненного пунша...

Петр вздохнул. За эту женщину стоит сразиться. С кем? Да с ней самой. Судя по всему, Вика очень цельная натура, и сейчас она занята карьерой. Но он не может ждать! Ему просто повезло — если бы не карьера, а именно она отодвинула на задний план всех мужчин, ему Вику просто не видеть бы как своих ушей! Ее бы давно поймал в свои сети какой-нибудь сообразительный малый.

Она достанется ему. Петр засмеялся и пошел в ванную бриться перед вечерней деловой встречей. Он посмотрел на себя в зеркало. Щетина золотила щеки, она была почти такой же длины, как волосы на голове, срезанные машинкой. Он уже давно стригся очень коротко, тем самым приглушая рыжее пламя волос. А если ему отпустить волосы? Ей понравится? Столько золота сразу.

Петр покачал головой. Хм, на подушке его голова будет хорошо смотреться рядом с ее каштановой гривой. Интересно, у их детей, а их родится много-много, какого цвета будут волосы? Рыжие? Темные? Он покрутил головой, потом пальцем у виска. Размечтался мужик. Да всего неделю назад ты даже понятия не имел, что Вика Морозова существует на свете. А теперь воображаешь себя многодетным отцом. Он пшикнул из баллона пену для бритья на щеки, взял бритву «жиллетт» и провел по мыльной щетине. Постепенно сквозь пену проступало молодое лицо. «А что, самое время заводить семью, — подумал он. — Тридцать лет и два года».

Ну все, сказал он себе, хватит о личном. Нет, еще один вопрос и тогда все: ее грудь поместится в его ладони? Петр покрутил перед носом большой рукой, потом сложил ее чашей. Поместится, он носит двенадцатый размер перчаток.

Петр засмеялся. Брось свои штучки, Суворов. Все, о чем тебе следует думать в данный момент, так это о том, ради чего ты сюда явился. Задай себе вопрос, который задают американцы пассажирам самолета, готового пойти на снижение. «Цель вашего визита: бизнес? Удовольствие?» Вот и ему надо задать себе вопрос: чего ради он приехал в Германию? Ради дела. Если выезд на медвежью охоту в вятские леса получится удачным, его дело выйдет на новый виток. Освоив охоту на берлоге среди зимы, он подумает об охоте на овсах ранней осенью. Это красивая охота. Сидишь на лабазе — на деревянном помосте, устроенном между деревьями на высоте метра в два, и ждешь, когда мишка появится. Полакомиться овсом — потоптать посевы, как называют это крестьяне. Такая охота более безопасна, чем на берлоге.

Внезапно рука с бритвой замерла. Да о чем он думает? Зачем ждать? Надо сегодня же предложить немцам подумать об этой охоте.

Он быстро закончил утренний туалет, принял душ, оделся.

Это будет бесценное предложение. И что важно, она навела его на мысль, сама того не подозревая.

Петр ухмыльнулся, завязывая черный галстук в мелкую серебряную искорку. Если бы не Вика, то предстоящую ночь он провел бы в постели Лорны, с которой встречался всякий раз, приезжая в Гамбург. Необязательные встречи со зрелой женщиной. Она референт бизнесмена средней руки, который поставляет сыр в Россию. Лорна знает русский язык и прекрасно владеет языком тела. Она вполне серьезно признавалась ему, что женщинам в их стране все труднее найти нормального мужчину — слишком много «голубых», а Кельн вообще стал их столицей, и поэтому немкам приходится искать партнеров из других стран. Петр не позвонил Лорне на этот раз, и уверен, что никогда больше не позвонит. Бедная женщина, ей снова придется заняться поисками и конкурировать с соотечественницами. Ничего не поделаешь, но Петр теперь не мог представить себя в постели с кем-то, кроме Вики.

Он положил бумаги в чемодан, щелкнул замками и подошел к окну. Вспомнив о постели Лорны и о Вике, потом мысленно поменяв их местами — Вику в постель, а Лорну подальше от нее, Петр почувствовал, как тело потребовало своего. Он вообще быстро воспламенялся и знал за собой это свойство. Он мысленно видел Вику совершенно нагой, он точно знал, какая у нее нежная белая кожа, круглая грудь с голубыми прожилками, он представил себе, как поднимаются ее соски, к которым он приникает ртом, как он целует ее живот, а она хрипло стонет. У нее низкий голос, а в страсти он будет близок к контральто. У нее крепкие бедра и длинные ноги. Он... он знает, что будет, когда она останется в его гостинице в спортклубе. Уж он постарается.

Петр переступил с ноги на ногу, пытаясь унять требование плоти. Нет, к Лорне он не пойдет, он подождет, когда в его объятиях будет единственная женщина, которую он захотел с первого взгляда. Он просто остолбенел, увидев в глухом лесу, на тропинке, девушку с ружьем. Необычная встреча и необычная реакция. Как удачно, что у него оказался фотоаппарат. Но, если честно, в нем не было пленки, она лежала отдельно, в кармане куртки. А Вику надо было заинтересовать и поразить, что он и сделал, изобразив, будто снимает. Молодец, Суворов, похвалил он себя. Не зря носишь героическую фамилию. Упорства Суворовым не занимать.

Вика Морозова, как дипломированный психолог, могла бы объяснить влияние фамилии на судьбу человека. Но об этом они еще поговорят. Будет время.

Петр вышел из гостиницы, огляделся, в который раз поражаясь окружающей красоте и порядку, и сел в такси, ожидавшее его у подъезда.

8

С самого утра Вика занималась обычной работой — сегодня к ней шли хорошо знакомые люди, которым она стала совершенно необходимой. С ними можно работать из года в год, помогая одолевать рифы, скрытые под бурным течением жизни. Что ж, почему бы и нет? Она готова, ей интересно с такими людьми, у них западный тип мышления, а там, как известно, без своего психолога никто не примет серьезного решения — ни президент компании, ни президент страны. Конечно, понимала Вика, в Москве подобное произойдет не скоро, но почему бы ей не оказаться в числе пионеров нового дела?

Сегодня первые пятьдесят пять минут она провела с женщиной средних лет, Ольгой. Та здорово запутала сама себя, и распутывать ее жизнь они будут не один сеанс. По крайней мере, до весны...

Вика смотрела на стильно одетую, хорошо подстриженную, с прекрасными глубокими карими глазами женщину. В такие глаза, как пишут в романах, посмотреть и утонуть. Она разведена, у нее взрослый сын. Ольга редактор, и, судя по всему, удачливый, иначе не могла бы оплачивать недешевые сеансы. Да и вообще ей бы в голову не пришло заняться собой с таким пристальным вниманием.

— Ольга, как бы вы написали свой портрет сейчас, будь вы художником?

— Художником? — Она улыбнулась, и Вика отметила складки печали возле рта.

— Портрет, — настойчиво повторила Вика, уловив разбалансированность внимания Ольги. Женщина сделала акцент не на главном в вопросе, а на второстепенном. Похоже, так она поступает и в жизни. Понятно, кое-что понятно.

Ольга сперва говорила медленно, с трудом подбирая слова, но в них чуткое ухо психолога ловило главное.

— Да, я поняла, Вика, на что вы намекаете. Сейчас я бы попробовала написать двойной портрет. — Она сказала и порозовела, а глаза засветились.

— Очень хорошо.

— Более чем хорошо, — кивнула Ольга. — Но меня смущает то, что этот шаг я сделала больше от головы...

— Нет, — вмешалась Вика, — вами руководило подсознание.

— А разве не вы?

— Я просто высвободила то, что там лежало, и указала вам.

— Да-а? Пожалуй. — Ольга замолчала.

— Поймите, если мужчина, ваш бывший друг, звонит вам десять лет подряд, не обращая внимания на то, что слышит от вас в ответ, значит, это ваш мужчина.

— Но... Может быть, я принимаю это, потому что мне больше нечего взять? Нет ничего другого. Нет никого другого. И я терплю поражение...

— Нет, Ольга, вы одерживаете победу, восстанавливая отношения с ним.

— Вы шутите, Вика? В чем моя победа? Над кем я одерживаю победу?

Вика откинулась на спинку стула, лицо ее выражало крайнюю степень удивления.

— Над мужчиной, естественно. Он не может забыть вас десять лет. Десять лет, Ольга!

Ольга хрипло рассмеялась. Вика подумала, что она наверняка хороша в любовных играх. Изобретательная и свободная от природы — кажется ее тело и создано для игр в постели. Но зачастую сама женщина не знает об этом. В ее жизни, довольно рано, появляется мужчина, старший и более опытный, восприимчивый к чувственности. Он женится на ней, наслаждается ею, не раскрывая, что она обладает особенным даром природы, а если точнее — особым гормональным балансом. Но довольно скоро такой муж начинает искать новые приключения, словно желая убедиться, что нет женщины более чувственной, чем его. Он возвращается к ней, а потом снова уходит, чтобы вернуться в очередной раз, мучая и изматывая... Для нее это настоящая трагедия. Развод происходит, но он долгий, болезненный, и женщина выходит из него совершенно опустошенной... Она боится новых привязанностей, хотя физиология требует своего.

— Простите, Ольга, ваш муж был намного старше вас?

Ольга вскинула брови.

— На десять лет.

— И вы вышли замуж в восемнадцать?

— Да.

— И это был ваш первый мужчина?

— Да.

Вика кивнула. Понятно. А потом у Ольги возник страх перед мужчинами, но ее чувственность привлекала к ней, она боролась с собой, с ними. И вот с этим, который десять лет подряд звонит. А она продолжает бороться.

— Ольга, уверяю вас, вы одержали над мужчиной победу. И вам сейчас будет хорошо. А если вы станете так считать, значит, так и будет.

Вика улыбалась, глядя, как Ольга пьет чай, который она всегда предлагала. Да, конечно, она копается не столько в душе Ольги, сколько в ее уме, главная задача — столкнуть женщину с самой собой, дать ей убедительный логический инструмент, с помощью которого можно раскрутить пружину, в которую она сама себя закрутила. Конечно, она кидает той же Ольге соломинку для спасения — разве не приятно узнать, что в ее неудавшейся семейной жизни виновата не она сама, а бабушка, давно ушедшая в иной мир и имевшая любовника, за которого не могла выйти замуж по воле обстоятельств, а докопаться до этого Ольге помогла Вика.

— Ольга, когда вы уезжаете в Питер к вашему другу, вы оставляете номер телефона сыну?

— Нет, там нет телефона.

Вика довольно улыбнулась.

— Что ж, отлично. Лучшее доказательство того, что вы доверяете и себе и вашему другу.

Ольга ушла, Вика позволила себе передышку. Надо восстановить потраченную энергию. Да, иногда приходилось очень сильно тратиться. Но ей это нравилось.

Вика включила мобильный телефон — на сеанс она отключала его, и телефон тотчас зазвонил.

— Вика, — раздался голос директора, — на тебя потрясающая заявка.

— Какая?

— Спортклуб, но оч-чень дорогой. Я навела справки.

— И что они хотят? — Вика взяла ручку и приготовилась писать в блокноте. Ручка и блокнот первоклассные, Вика знала, как действуют на клиентов аксессуары, их качество, цвет и даже форма.

— Метод групповой психотерапии, — услышала в ответ Вика.

— Хорошо, время, адрес? Состав участников?

— Суббота, три часа дня. Адрес — Минское шоссе, двадцатый километр... Мужчины и женщины.

— Как я понимаю, спортсмены и их женщины.

— Скорее всего.

— Ясно.

— Желаю удачи.

Вика готовилась к поездке в спортклуб всю неделю, она представляла себе, воображала людей, хорошо понимая, впрочем, что все варианты вопросов можно свести к одному и главному: Я ведь очень хороший, да? Убедите меня в этом. И она убеждала.

На конференции в Лондоне Вика узнала от польского коллеги, что в моду входит новый вид психотерапии. Он называется холотропное дыхание. Делая дыхательные упражнения много часов подряд, можно избавиться от проблем, которые появились у человека в момент рождения и даже в материнской утробе. Для полного счастья достаточно четырех таких сеансов — вполне перспективное дело. Она хотела бы освоить свежий метод.

Утром в субботу Вика выспалась как следует, собрала сумку, прикинула, что надеть, — загородный клуб, спорт... Ясно, она поедет в джинсах и куртке, а с собой возьмет брюки из тонкой черной шерсти, клубный пиджак в мелкую коричнево-желтую клеточку с коричневым замшевым воротником и накладками на локтях, водолазку цвета топленого масла. Так, а на ноги черные ботинки из хорошей кожи на шнурках.

— Торик, сегодня ты отправляешься со мной, дружок. Будешь работать, хватит бока отлеживать. Это было мое условие, и его приняли, а значит, имеешь полное право стать моим спутником, дорогуша.

Торик слушал очень внимательно, его уши, похожие на надломленные треугольники, понимающе зашевелились. Песик моргал, словно пытался сообразить, хорошо ли это — поехать с хозяйкой за город. Всякий раз, глядя на него, Вика умилялась — какова природа? Кажется, эта собака выкроена из огромного добермана-пинчера. Из каждого могло бы получиться не меньше четырех ягд-терьеров. Такая же шерсть, такие же рыжие подпалины, но характер и жизненные задачи совершенно разные. Те — охранники, а эти охотники.

— А ты думал, я тебя снова оставлю соседу? Да? Я бы могла, Володя и Маша тебя с радостью бы приняли. — Вика улыбнулась. Володя вернул жену, догадался наконец, как поступить. Потом наклонилась к Торику, пощекотала по брюшку. — Мужчины все-таки с тупцой, а? Согласен? Ну сколько месяцев надо было мучиться? А казалось бы, чего сложного — взять букет цветов и поехать, попросить прощения? Я всегда говорю своим клиентам: улаживайте маленькие трения и недоразумения в семье как можно скорее, а лучше всего в тот же день. И никогда не ложитесь спать, не помирившись.

Торик неодобрительно фыркнул, словно тонкости психологии семейной жизни не пришлись ему по вкусу.

Вика позавтракала, но Торика не стала кормить: ехать на машине больше часа — пока из Измайлово вырулишь, пока до Минского шоссе доедешь.

Вика любила новые места, новых людей, но не переставала удивляться схожести и мест и личностей. Будто бы их кроили по одному лекалу. Но больше всего ей нравилось находить особенное и нестандартное в людях, попадавшихся на ее пути.

Вика никак не могла отделаться от мыслей о Петре Суворове. Она засыпала, вспоминая детали — короткий белый шрам на границе волос, судя по цвету давний, веснушки на руках, рыжие волосинки на фалангах пальцев.

Да, этот мужчина засел в голову... А она ему? Почему он так и не пришел к ней на прием, как она рассчитывала? Или его до сих пор нет в Москве?

Вика едва не проскочила поворот к клубу, но вовремя спохватилась и сбросила скорость. Ей придется пересечь буйное, забитое машинами шоссе.

Торик сидел сзади и смотрел в окно. Иногда ему строили глазки разнопородные псины, которые так же гордо восседали на мягких сиденьях автомобилей, обласканные и залюбленные хозяевами. Но он держался. Вике нравился характер пса — по-настоящему мужской.

Приближаясь к клубу, она начала волноваться. Коллективные сеансы всегда требовали напряжения, поначалу она даже худела на несколько килограммов после каждого такого занятия.

Ей повезло, она удачно перебралась на другую сторону шоссе — огромный трейлер с иностранным номером предупредительно притормозил, и «шкода» юркнула в образовавшееся пространство на дороге. Ага, вот оно, озеро, или пруд, кирпичный красный забор, будка охранников. А вот и они сами, встречают. Сверив номер машины с написанным на листе бумаги, один из охранников нажал пульт управления, и гаражные ворота поднялись. Вика въехала в ухоженный двор.

— Здравствуйте. Вы — госпожа Морозова, — утвердительно сказал еще один парень в камуфляже, с пшеничными усиками, которые придавали его лицу юношескую свежесть. — Вам сюда. — И он указал на аллею, уводящую в дальний конец клубной территории. — Там парковка, а вам — в тот домик, видите оленьи рога над входом?

Вика улыбнулась, кивнула и медленно направила «шкоду» вперед. Ага, значит здесь есть любители охоты. Интересно. Она почувствовала, как возбуждение внутри нарастает.

— Ну вот, Торик, мы и приехали. Сейчас поработаем, потом отдохнем. Давай-ка оденемся и выйдем. — Она защелкнула кожаный ремешок на собачьем ошейнике, и Торик выскочил из машины.

Заперев «шкоду», с сумкой в одной руке и собакой в другой, Вика подошла к двери домика. Поискала глазами звонок, но его не оказалось, она толкнула дверь, та сразу подалась. Торик сильно потянул вправо и вывел ее на порог зала, посреди которого стоял овальный стол и два стула с высокими спинками возле него. Стол накрыт на двоих, невольно отметила Вика.

— Фу, Торик, нам не сюда!

— Нет, он совершенно прав. Вам сюда.

Вика замерла, а Торик задергался на поводке. Она потянула его к себе, но пес упирался всеми четырьмя лапами и тащил хозяйку к столу. Усы его чувственно шевелились, соблазнительные запахи щекотали ноздри.

— Здравствуй, Вика. А я тебя жду.

Она медленно повернулась, чувствуя, как сердце падает вниз и делает это так быстро, что она не успевает его остановить, задержать. Колени задрожали, а глаза заметались между Петром и Ториком, который, уловив перемену в хозяйке и ее слабость, с еще большим упорством продолжал тянуть за поводок.

— Отпусти его, Вика. Он учуял зверя.

— Это какого же? — спросила она и удивилась собственному голосу, очень тонкому и жалобному. Ей показалась, она попала в западню — к самой себе.

И разозлилась. Ну в чем дело? Ведет себя как самая простецкая девчонка, до сих пор ничему не научившаяся.

— Здесь полно зверя — посмотри сама — медвежьи шкуры, рога. Но он причуял свежую дичь. Да, все в порядке? Нормально доехала?

— Кто ты? — спросила она, наконец взяв себя в руки. — Скажи мне, кто ты? Что ты здесь делаешь? Я приехала сюда проводить занятие с группой.

— Ну и проводи.

— А где группа? Кто меня сюда вызвал? Кто устроил эту заявку?

— Вика Морозова, ты ведешь себя не как профессионал. — Он ухмыльнулся, пристально глядя в ее обеспокоенные карие глаза. — Извини, конечно, за мою прямоту и откровенность. Я готов начать занятия.

— Но ты не мой клиент.

— А вот и твой. Это я заказал тебя — хочешь, покажу документ?

— Зачем ты это сделал?

— Я хотел тебя увидеть. — Петр смотрел на нее так, как смотрит старшеклассник на свою первую любовь, которая отказывается пойти с ним на дискотеку.

— А ты не мог просто взять и позвонить мне, как все люди?

— Нет, не мог. Потому что ты не такая, как все женщины. И тебе все время звонят. Чем бы я отличался от других? Чем удивил?

Вика пожала плечами.

— Но ты мог прийти ко мне в офис.

— Вика! Ну посмотри, разве здесь плохо? — Петр хлопнул в ладони. — Все! Ты здесь, ты мой гость, я тебя отведу в твою комнату, ты положишь вещи, придешь в себя после дороги, и мы пообедаем.

Она разжала пальцы, которыми стискивала ручки дорожной сумки, и та с глухим шумом осела на пол, затянутый толстым ковром. Потом огляделась. Действительно, здесь красиво.

— Кто ты? — повторила она упрямо.

— Давай потом поговорим, хорошо? А если хочешь уточнить мое имя, охотно напомню: Петр Суворов. Через Альпы не ходил, но пошел бы, если бы вовремя родился. Но я рад, что родился позже, потому что тогда мы с тобой не встретились бы.

Вика хмыкнула. Ну-ну...

Она поднялась на второй этаж, в комнату, убранную в охотничьем стиле. Кровать накрыта волчьей шкурой, а для Торика лежал отдельный коврик, на нем — корзинка, почти такая же, как у нее дома. Она покачала головой — этот человек предусмотрел все.

Вика переоделась к ужину так, как задумала еще в Москве, и похвалила себя за выбор — итальянский пиджак фирмы «Беретта», которая выпускает оружие под этой маркой, оказался к месту. Отправляясь сюда, она даже не подозревала, что попадет в дорогой охотничий клуб.

— Торик, ты останешься здесь, можешь не сторожить, а просто вздремнуть. Ты понял?

Песик положил голову на лапы, посмотрел снизу вверх на Вику и покорно закрыл глаза.

Вика бесшумно спустилась по лестнице и обнаружила, что в зале пусто, но на столе появились блюда с закусками, вино. Солнце ушло из центрального окна, перебралось в соседнее, совершая свой путь к закату и не желая пропустить ни единой возможности заглянуть вглубь полюбившегося дома.

Петр вошел неслышно, толстый ковер заглушал даже его широкие шаги.

— Пожалуйста, мадам, садитесь, — услышала она и вздрогнула.

— Спасибо. — Вика села напротив окна, не опасаясь прямого света, который всегда безжалостно выявляет малейшие недостатки кожи и даже самые мелкие морщинки. Она хотела смотреть на приятную зелень елок и сосен за окном. Петр сел напротив Вики.

— Дорогая гостья, предлагаю выпить за встречу. Я привез из Германии такое же «шардоне», какое мы пили в Лондоне. Ты не против?

Она улыбнулась. Так вот как давно он готовился к встрече с ней, еще в Германии?

— Конечно, мне понравилось вино, — сдержанно согласилась она, хотя чувствовала, как гулко начинает стучать в висках кровь.

Он налил вина в бокалы и поднял свой.

— Вика, я очень рад, что ты сегодня у меня в гостях.

Она улыбнулась.

— Спасибо.

Вино действительно было точно такое, как в Лондоне, и вместе со знакомым вкусом к ней вернулась лондонская внутренняя свобода. А Суворов просто молодец! Вот кто мог бы давать психологические консультации.

— Петр, а я думала, ты придешь ко мне в офис. Как клиент.

Он сморщил нос.

— В этом случае я поступил бы слишком традиционно. Пришел мужчина к женщине.

— Ага, а не традиционно — это когда женщина пришла к мужчине, да?

Он хитро посмотрел на нее, рыжие глаза заискрились.

— Но ты ехала сюда по делу.

— А где же оно, дело?

— Да вот. — Он обвел руками стол. — Мы посидим, поговорим. Ты будешь моей гостьей. А если ты моя гостья, то ты приехала, потому что захотела сама. Нормальные люди не ходят в гости через силу...

— Погоди, я уже поняла, ты можешь продолжать без конца в таком духе. С тобой не поспоришь...

— И незачем. Разве плохо, что мы встретились? Даже твоему песику понравилось, а нет существа более чуткого, чем собака, особенно норная, особенно породистый ягд-терьер. Между прочим, я знаю, от какого он заводчика.

— Откуда?

— А у него на брюшке метка. Разве не знаешь?

— Я-то знаю, а ты когда успел заметить?

— Когда он лапку поднимал на столбик моей лестницы.

Вика откинулась на спинку стула.

— Ох, извини.

— Ну, а ты при чем? А он уже извинился. Видишь, как тихо себя ведет?

— Как твои успехи в Германии? — спросила Вика, опуская на тарелку кружочек холодного вареного мяса.

— Между прочим, лосятина, — предупредил Петр. — Впрочем, ты сама охотник...

— Я не хожу на копытных, — сказала Вика. — Я только по перу.

Он уважительно кивнул.

— Рябчики зимой и вальдшнепы весной?

— А осенью утки на Московском море.

— Неплохо, — похвалил Петр. — А в Германии все прекрасно. Обо всем договорились. Команда немцев-медвежатников приедет в декабре, я повезу их в вятские леса, мой егерь уже присмотрел берлогу. Мишка ждет.

— Значит, ты занимаешься охотничьим туризмом?

— И им тоже. Вот этот клуб доводим до ума, здесь есть тир, я покажу тебе. Есть гостиница, бильярд. Замечу, цены у нас высокие, чтобы отсечь ненужных клиентов.

— Ты давно в этом деле?

— Всю жизнь, я начал с клуба юннатов в зоопарке. Моя сестра тоже прошла через клуб, только позже, она моложе меня.

— Она биолог?

— Не совсем... Но много понимает в этом деле. Она врач.

На горячее подали медвежатину, такую нежную, с брусникой. Вика и не думала, что медвежье мясо может быть таким.

— Из вятских лесов, между прочим. Мишка питался брусникой, видишь, какое мясо?

— Очень вкусно.

— Сейчас выпьем кофе и прогуляемся.

— Но мне все-таки немного не по себе. Я ведь ехала на работу... Готовилась...

— Можете заняться мной, психолог Виктория Морозова.

9

Она и сама не понимала, что с ней творится. Когда они вышли из-за стола, Петр взял ее за руку и заглянул в глаза, которые сами собой, помимо ее воли, обратились к нему. Сердце Вики билось быстро и гулко, его удары, нет, не удары, а толчки, отдавались в висках. Она чувствовала, как жар разливается по телу, он спускается ниже, ниже, вот уже опалил живот... Ей показалось, ее тело раскрывается само собой, оно уже готово к чему-то такому, чего не испытывало до сих пор никогда.

— Вика, — Петр медленно привлек ее к себе, — не бойся, иди ко мне. Ты помнишь, как мы целовались с тобой в Лондоне? Тебе тогда понравилось... — Он тихо засмеялся. — Я знаю, понравилось. А мне как понравилось. — Он покачал головой. — Можно, я тебя поцелую?

— М-м-можно, — выдохнула она.

Его губы были солоноватыми от сухого вина и горячими от жажды. Они приникли к ее губам, потерлись о них, требуя открыться навстречу. Вика охнула и приоткрыла губы. Его язык мгновенно воспользовался этим и проник внутрь. По-хозяйски прошелся по небу, по крепким гладким зубам, потом устремился глубже... Вика застонала и привалилась к широкой груди Петра. Она почувствовала, как непривычно ведет себя ее тело, соски вздыбились и больно уперлись в тонкую ткань лифчика, обтянутого водолазкой, приподнимая тонкую шерстяную ткань пиджака.

— Я чувствую их, — прошептал он. — Я хочу их.

Его дыхание стало горячим, а руки опытными и требовательными. Они скользнули под пиджак и прикрыли ее груди. Она невольно отстранилась от него, словно желая облегчить ему задачу. Петр воспользовался ее помощью, и Вика не успела охнуть, как его руки нырнули под водолазку.

Что могла она сделать с собой? Со своим телом? Оно словно сорвалось с поводка и вело себя так, как хотело себя вести. Сколько еще могла она, Вика Морозова, давить в себе желание? И главное — ради чего? Почему?

— Вика, — прошептал он ей в самые губы, — я хочу прикоснуться к ним, чтобы между моей рукой и ими не было ничего. Я хочу прикоснуться к тебе — ко всей, я так тебя хочу. С самого первого раза, поверь. Я буду хотеть тебя всегда.

Она засмеялась, смех получился гортанным, она снова не узнала своего голоса.

— Пойдем со мной.

— Да, да. Я пойду с тобой, — шептала она, а тело теснее прижималось к нему.

Она услышала довольный смешок.

— Как хорошо, что есть язык тела, — пробормотал он. — И как хорошо, что оно сейчас говорит за тебя, Вика.

Неожиданно Петр поднял ее на руки и понес из зала. Он прошел по коридору, потом толкнул дверь и внес ее в маленькую спальню.

— Ох, — прошептала Вика, когда он опустил ее на кровать. Он нагнулся над ней, накрыл ее губы своими губами снова, поцелуй был сладкий и горячий, она чувствовала, как его руки раздевают ее и прикасаются к ее обнаженному телу.

Вика зажмурилась, длинные пушистые ресницы спрятали горящие от желания глаза. Она не думала больше ни о чем, она забыла, кто она такая, где она и почему. Она полностью отдалась во власть желаний собственного тела.

— Я думал о тебе день и ночь, я...

— Не говори ничего, — прошептала она. — Я могу сказать тебе в ответ то же самое. Я хотела тебя еще там, в Лондоне, я представляла тебя...

— Вот таким?

Она открыла глаза и увидела его тело. Оно было совершенное и нагое. Она быстро опустила ресницы.

— Вика, ну посмотри на меня.

Она медленно подняла ресницы, ее взгляд пополз вниз от лица, к мощной шее, к груди, отливающей золотом, к крепкому плоскому животу с ямкой пупка. Она задержала дыхание. А потом осмелилась посмотреть ниже... Кровь толчками забилась в висках, дыхание перехватило, а золотистый треугольник притягивал взор. А потом она увидела его жаждущую плоть и резко вдохнула:

— Да!

Его руки потянули вверх ее тонкую водолазку. Вика приподнялась, позволяя снять ее через голову. Кончиками пальцев Петр прикоснулся к ее шее, потом его пальцы побежали вниз и замерли, словно не решаясь взойти на желанные холмики. Он сложил руки чашами и накрыл ее груди. Соски уткнулись ему в ладони, напряглись еще сильнее, это было видно через тончайшую кружевную ткань. Вика застонала. Мужские сильные пальцы нежно опустили бретельки, и Петру открылось то, что он так сильно жаждал. Затвердевшие пики манили к себе, он не стал больше ждать, а припал ртом сперва к одной груди, потом к другой. Напряжение внизу живота становилось невыносимым, и Вика выгнулась ему навстречу.

— Какая ты красивая, какая желанная. Ты самая любимая на свете женщина. Никто не будет тебя любить так, как я...

— Ох, — снова выдохнула она, а он потянул молнию на ее брюках, и ему открылся нежный живот. Он потащил брюки вниз, она снова приподнялась.

Он снял с нее ботинки, носки, погладил узкую изящную стопу.

— Ты просто совершенство, Вика.

Она улыбнулась и потянулась к нему.

Теперь Вика лежала перед ним в узенькой полоске трусиков и спущенном лифчике. Петр смотрел на нее не отрываясь, словно изучал неизведанную землю.

— Ты просто красавица, — прошептал он и уткнулся ей в живот лицом. Он зарылся в нее и почувствовал, как она дрожит — мелко-мелко. Но он знал, это не от страха. Причина дрожи другая — она тоже хочет его.

Он приподнялся над ней и потащил полоску ткани вниз, обнажая бедра.

— Иди ко мне, — прошептала она.

Он засмеялся.

— Погоди, я хочу, чтобы ты получила удовольствие. Такое, которое только я могу дать, — проговорил он и рукой накрыл каштановые кудряшки.

Она охнула. Его рука двинулась ниже, играя ими по пути, потом скользнула между бедрами, и Вика больше не могла справиться с собой. Ее длинные ноги раздвинулись, словно приглашая его...

И он не отказался...

Она впилась ему в спину пальцами, царапая ногтями, призывая слиться с ней так, чтобы никакая сила не смогла их разделить.

Он входил в нее медленно, стремясь оказаться как можно глубже, ее бархатное нутро открывалось ему, с радостью принимая...

— О, что ты со мной делаешь, — мотала она головой, а волосы метались по подушке.

— Что я делаю? — спрашивал он, медленно двигаясь. — Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты испытала удовольствие...

Он парил над ней, он больше не чувствовал своего веса, он был пушинкой, которая улетает вверх от земли, теряя с ней связь. Он поднимается вместе с ней, с той единственной, с которой ему хорошо, как никогда.

Подобное чувство Петр испытывал во время стрельбы по крупному зверю, когда он целился в него и все мышцы, нервы, разум соединялись ради меткого выстрела. И когда пуля летела в цель, его охватывало похожее чувство. Он никому не говорил, но ему казалось, что мужчины, которые во время загонной охоты на лося молятся: «Только пусть выйдет не на меня», слабаки в сексе.

Петр почувствовал, как ее нутро плотно сжалось вокруг его плоти, ощутил конвульсивную дрожь нежного женского живота и тоже дал себе волю. Они вместе испытают сладостный полет, тот самый миг, ради которого люди и занимаются сексом.

— О Петр, что ты со мной делаешь. Я... никогда... никогда...

— А теперь всегда... Я тебе обещаю.

Он упал на нее, словно бегун, пробежавший пятикилометровую дистанцию, пот струился между лопатками, а с груди, путаясь в волосках, капли стекали ей на грудь.

Вика, тяжело дыша, открыла глаза.

— Ты... прекрасен. И очень опытен, — добавила она, и в ее тоне он наверняка бы уловил легкое сожаление, но переполненный произошедшим, не расслышал этой нотки.

— Ты... лучше.

«Но не так опытна, как ты, — подумала Вика, улыбаясь.

Что ж, конечно, у нее тоже есть некоторый опыт. С первым мужем-мальчиком они вместе познавали и эту сторону жизни, но учились на собственных ошибках и чего-то недодавали друг другу. Он стал ее первым мужчиной, а она его первой женщиной. Романтично, но утомительно. Если бы он оказался более талантливым от природы в этом смысле... Или она.

Ее настоящим «учителем», с которым она впервые испытала чувственную радость, был музыкант, он играл на банджо. Он говорил, что если два банджо соединить вместе, то получится ее попка.

Но он оказался слишком талантлив в этом деле, и его предложение заняться любовью втроем ее испугало, и она с ним рассталась.

Но опыт общения с ним пригодился, он помог угадывать заранее, чего хотят от нее мужчины, и чаще всего то, что они от нее хотели, она не собиралась им подарить.

А потом Вика занялась собственной карьерой, и все силы уходили на более существенные занятия, считала она, поэтому намеченная цель почти достигнута.

Ей необходимо самой о себе позаботиться, за спиной у нее остался только дедушка, родители умерли — сперва мать, потом отец, когда Вика была еще студенткой.

Вика пошевелилась, улыбаясь, Петр положил ее голову к себе на грудь. Она поерзала и уютно устроилась. Подумать только, рядом с ней лежит мужчина, в точности совпадающий с ее мечтой, правда, встретить его она мечтала не сейчас, а чуть позже, когда придет время подумать о браке.

В голове ясно всплыла психологическая установка, которой она обучала своих клиентов — как найти свою вторую половину. Представить себе ее в деталях, думать о ней каждый день, верить, что она найдется.

Разве не точно так она сама поступила?

Петр приподнялся на локте.

— Тебе хорошо?

Вика кивнула.

— Пойдем поплаваем?

— Где?

— О, у меня есть огромная ванна. Джакузи, если угодно.

— Слушай, Петр Суворов? Ну кто ты такой? Ты бандит?

— Нет, я твой будущий муж. Вообще-то, уже настоящий.

— Перестань, я не собираюсь сейчас выходить за тебя замуж.

— Собираешься.

— Ты слишком самоуверенный.

— Не-а. Я просто тебя люблю. И знаешь, я готов даже заключить с тобой брачный контракт...

Она вздрогнула. Как он мог догадаться, что такое условие для нее совершенно обязательно?

— Да?

— Да, потому что ты чересчур самостоятельная, а я люблю таких женщин.

— Гм...

Она не успела ответить, как дверь тихо отворилась, и на пороге возник Торик.

— Ах ты, щенок! — воскликнул Петр. — Ты подглядывал? Или подслушивал?

— Торик, выйди! Сейчас же! — Вика щелкнула пальцами, но песик стоял.

— Не ругай его. Он ждал хозяйку, не дождался и пошел тебя искать. Он ведь пришел защитить тебя.

— От кого?

— От меня. Но ты, дружок, опоздал.

Торик постоял, потом напряг шею, опустил голову, казалось, он готов вцепиться в белые ягодицы мужчины, который обнимал его хозяйку.

— Торик, я тебя стесняюсь. Не смотри. — Голос Вики звучал нежно, тихо, песик вдруг шлепнулся на коврик и свернулся клубочком.

— Ты еще и гипнотизерша? — Петр уставился на Вику.

— Не совсем, но...

— Ну конечно, ни одна женщина не могла выжать из меня таких слов, какие я сказал тебе.

— Насчет брачного контракта? — съехидничала Вика.

— Да нет, предложения руки и сердца.

— Можно подумать, ты не был женат.

— Был, но не в этой жизни.

— Ясно. А как же та девушка... которую ты заставил похудеть?

— Ну... мало ли... девушек.

— Ну конечно, их можно еще и не то заставить делать... — Радость Вики слегка померкла. — Ладно, пора.

— Куда ты?

— Как куда? В джакузи. Я хочу насладиться по полной программе. — Она заставила себя отбросить неприятные мысли. Зачем? О чем думаешь, то и получаешь.

Петр довольно засмеялся.

— Хочешь, я отнесу тебя туда?

— Ох, я ведь довольно рослая девушка.

— Но я донес тебя сюда, не уронил.

— Как это не уронил? Еще как уронил!

Петр засмеялся.

— А ты наблюдательная девушка. — С этими словами Петр вскочил и поднял ее на руки, а Вика уже привычно обхватила его за шею. Торик встрепенулся, но Вика махнула на него рукой. И он снова лег.

— Знаешь, мы сделаем из него настоящую норную собаку. Вся его грудь будет увешана медалями.

— Шоколадными — хоть сейчас. Очень любит сладкое.

Он поцеловал ее в губы.

— И я тоже.

Вика уехала от Петра поздно вечером в воскресенье. Это были невероятные дни, ей показалось, мир перевернулся, и теперь понадобится много времени, чтобы он снова встал с головы на ноги.

Выехав на шоссе, Вика подумала — не заехать ли к Свете, чтобы хорошо знакомое место и люди, словно якорь, вернули ее в привычное состояние.

А хочет ли она вернуться в привычное состояние? — спросила себя Вика. Нисколько. И она отмахнулась от пришедшей мысли, тем более что не собиралась ничего рассказывать Свете о новостях в своей жизни.

— Нет, Торик, мы не поедем к Свете. Мы забьемся в свою измайловскую норку.

С того дня всякий раз, ложась в постель, Вика думала об одном и том же: златоголовый Петр, его руки, поросшие золотым пушком на ее груди, и огонь, огонь... во всем теле.

Она ворочалась в постели, ей хотелось позвонить ему, позвать... Но нет, так дело не пойдет. Она заставляла себя дышать глубже, медитировала, чтобы овладеть собой. События требуют развития. Но в голову лезли разные мысли — а как же та высокая красавица, может быть, Петр сейчас с ней? И не вспоминает о ней, Вике? Он знал слишком много женщин, если он такой опытный. И сердце заходилось от... ревности?

Но ведь глупо. У каждого человека есть прошлое, если он не вчера родился.

Но что ей оставалось делать? Ждать. А этому Вика Морозова научилась за прожитые годы.

Сегодня она вернулась домой совершенно измотанная наплывом клиентов — если бы не буря, которая ворвалась в ее жизнь в облике Петра Суворова, это был бы нормальный день, но Петр и мысли о нем отнимали у нее слишком много энергии. Невидимый, воображаемый, он то и дело заставлял ее думать о нем, выстраивать варианты отношений, разговаривать с ним и, конечно, спорить.

Но в этих спорах истина родиться не могла, они бесплодны, знала Вика.

В почтовом ящике она нашла письмо и открыла его, едва переступив через порог своей квартиры и скинув пальто. Она не сомневалась, оно от Петра.

«Моя Виктория, моя Победительница, я уезжаю в вятские леса, с немцами. Нас уже ждет мишка. Расцелую, когда вернусь. Твой Суворов».

Она почувствовала, как тепло разлилось по телу, щеки порозовели, а улыбка тронула губы.

— Торик, а тебе слабо пойти на медведя, да? А вот ему нет. Ты хочешь, чтобы у нас с тобой был такой мужчина? Ну конечно, хочешь. Вы полюбите друг друга. Вот когда он приедет...

Да, а когда он приедет? Как долго длится охота? Наверное, не меньше недели, подсчитала она про себя. Но Петр может и оттуда позвонить — у него спутниковый телефон... Но зачем звонить? На охоту для того и едут, чтобы отрезать себя от привычной жизни. Сама-то она зачем ходит в лес с ружьем?

И Вика подумала, что, когда придет весна, она снова поедет за сто километров от Москвы, туда, где впервые встретила Петра. На ту самую тропинку, где он ее заснял. Да, а ведь он так и не показал ей фотографии. Не сделал? А может, это был просто трюк, и в аппарате не было пленки? «Все возможно, — сказала она себе, — от такого, как Петр, можно ждать чего угодно».

10

Петр решил не дожидаться сильных морозов конца декабря, а устроить охоту в двадцатых числах, медведь уже залег. Ему очень хотелось конец декабря, Новый год и Рождественские праздники провести с Викой. Ну и что, если она не знает о его планах? Узнает, когда надо. Он твердо решил на ней жениться, потому что такую женщину, созданную во всех смыслах для него, больше не найти. Подобная встреча бывает раз в жизни, и он благодарил случай, который свел его с ней на той узкой лесной тропке. А потом у Светы и в Лондоне. Он ухмыльнулся. Странное дело, она до сих пор не спросила о снимках, которые он сделал в лесу. Будто бы сделал. А показать-то нечего. Ну что ж, если не спросит, он ей не скажет. По крайней мере, пока. Может быть, потом, когда они поженятся...

На эту медвежью охоту он еще несколько дней назад собирался, как на праздник. Удачно все — команда, цена, по которой немцы согласились купить путевки, быстро оформленные документы на вывоз трофеев и провоз ружей в страну. Но после встречи с Викой в клубе он смотрел на поездку как на нечто второстепенное, как на работу. Эта женщина заняла главное место в его мыслях.

И он хотел, чтобы она заняла это место и в его жизни.

Петр покачал головой. Нет, думать надо о том, что делаешь, а не о том, о чем приятно думать в данный момент. Он повел плечами, словно отстраняя от себя все, что не связано с делом. Именно поэтому Петр не стал звонить или встречаться с ней до отъезда, просто написал письмо, иначе, услышав ее голос или — того больше — увидев ее, он бы забыл обо всем, кроме желания зарыться в теплое нежное тело и не думать ни о чем. Но бизнес, как он понял, занимаясь им почти десять лет, требует человека целиком. С мозгами и с чувствами.

— Да, — сказал он, снимая трубку зазвонившего телефона. — Я готов. Выезжаю. Они уже на вокзале? Поезд уходит в семь двадцать три с Ярославского. Сколько у нас купе? Ага, ясно, отлично, почти весь вагон «СВ» наш. Да, я уже выезжаю. Пока.

Его помощник — надежный парень, он все подготовил, и там, за двести с лишним километров от областного центра, егерь тоже обо всем позаботился. На секунду Петр ощутил себя могучим и сильным — он дает работу половине деревни, которая осталась не у дел после акционирования леспромхоза. Работа простая — следить за базой, убирать снег, топить печи, баню, помогать освежевать зверя, присматривать за скотом. Петр завел там настоящее хозяйство — с коровами, свиньями, курами, чтобы иностранных охотников кормили натуральными продуктами. Петр понимал, что, если не умаслить местные власти и не заниматься благотворительностью, деревня сама себя облагодетельствует и пустит красного петуха на его базе. Поэтому Суворов подарил школе два компьютера, а местной администрации — мобильные телефоны, взяв на себя оплату. Это стоило того, потому что с тех пор ни один пучок сена не выдернут из стогов, накошенных для охотничьей базы.

Он был доволен собой и своими людьми. С охраной он тоже разобрался — нанял местных парней, отслуживших в воздушном десанте, и к каждому празднику — когда бывшие служаки собираются и бузят — присылал им здоровенную коробку свежих видеокассет с такими крутыми боевиками, что собственные художества меркли на их фоне.

Итак, это двенадцатый медведь Петра. Дюжина, хорошее число. Интересно, какой он окажется?

Егерем у него служил очень справный мужичок, потомственный медвежатник, еще его дед брал косолапых и тоже на берлоге. Для крестьян этот зверь был настоящим злом, но иногда и благом. За найденную берлогу хорошо платили (впрочем, так делают и сейчас), более того, царский двор выделял лучшие земли для «княжьей охоты» и даже содержал егерей на деньги казны.

Следуя старинным традициям, устраивал охоту на медведя и Петр. У него были свои «окладчики», они находили берлогу, их задача — обнаружить место пораньше, как только выпадет первый снег, узнать, где залег мишка. А потом время от времени проверять, потому что медведь может и поменять место лежки.

Медвежья охота всегда была дорогим удовольствием. Но Петр получал его бесплатно, правда, однажды ему пришлось серьезно заплатить за игры с мишкой. Но не деньгами — его «погладил» по голове медвежонок. Но уже после охоты, у геологов на Дальнем Востоке. Мужики поймали мишку и развлекались живой игрушкой, а Петр по молодости — он был студентом биофака — решил помериться с ним силой и получил лапой по голове. Рана зажила, но на границе шеи и кромки волос навсегда остался шрам. Он улыбнулся, вспоминая, как Викины пальцы споткнулись о него, она охнула, а потом нежно погладила.

Охота на медведя — занятие, от которого трепещут сердца мужчин, адреналин так и бурлит в крови, и ради этого события они готовы на все.

Петр улыбнулся. Может быть, когда-нибудь он возьмет с собой Вику. Она, наверное, сумеет загипнотизировать зверя, как его, и тот падет к ее ногам. Точно так, как сделал он сам.

Действительно, ведь он, Петр Суворов, здоровенный мужик, сильный и самостоятельный, готов стать совершенно ручным!

Зазвонил телефон.

— А, привет, Мартышка. Что делаю? Да я одной ногой за порогом. Улетаю. Адрес прежний, ты его знаешь, дорогая. И телефон тоже. Да, я беру. Свой не отключай. Может, я тебе и позвоню. Веди себя хорошо. Слышишь? Приеду, проверю. Целую.

Он положил трубку. Хорошая выросла девушка. Можно радоваться.

Ночь была ясная, морозная, со звездами. Петр вышел во двор, когда вся команда заснула. Он отправил спать всех ровно в десять, люди должны отдохнуть как следует и проснуться в отличной форме. Он присмотрелся к немцам — бравые мужики, но вот переводчик ему пришелся не по душе. Парень, которого они привезли с собой — а они имели на это право, — по образованию математик, женился на русской девушке, когда учился в Москве. Харальд Брандль был длинный, худой и по-немецки нескладный. Казалось, он вообще относится к охоте с пренебрежением, но вынужден терпеть охотников, потому что после воссоединения двух Германий остался без своей математики. Северная тайга не была для него вожделенным местом, но деньги погнали и в такую даль.

Не спускать с него глаз, приказал себе Петр, жаль, что он плохо знает немецкий, ведь парень может неточно перевести, а зверь опасен.

Он прошелся по двору, лайки в конуре мирно спали, готовясь в завтрашней охоте. Отличные медвежатницы, остановят зверя, как только тот высунется из чела берлоги. Проверенные псинки.

Мороз пробирал до костей, Петр вышел в одном свитере, но уходить не хотелось. Он закинул голову и посмотрел в небо. Вот если бы Вика сейчас вышла на балкон и тоже взглянула на небо, тогда их взгляды сошлись бы на одной звезде, ну, скажем, на Полярной. Нет, лучше на самой маленькой из Млечного пути. Но вряд ли над Москвой такое чистое небо.

Ему не спалось не из-за предстоящей охоты — повторенная в двенадцатый раз она может удивить только новыми деталями, но не возбудит так, как в первый и даже в шестой. Спать ему не давали воспоминания о Вике, о ее жарком жадном теле, ее страсти, которую не каждому дано прочесть под сдержанной манерой вести себя. Такая девушка — для чутких мужчин, опытных, таких, как он. Иначе ее давно бы прибрали к рукам, и он бы никогда ее не встретил.

Петр вздрогнул, но не от холода, а от пришедшей в голову мысли: выходит, он так и продолжал бы менять женщин, встречаться с Лорной в Германии, с Ганкой в Польше, с Милой в Питере? Нет, этому конец, сказал он себе и почувствовал сладостную истому.

Ну а теперь хватит и тебе, Суворов, болтаться по двору. Спать.

Утро было ясное, морозец, но вполне терпимый, правда, снег мог бы и не скрипеть так громко. После завтрака все встали на лыжи и длинной процессией устремились следом за егерем Михалычем. Мужик шел резво, он задал хороший темп, и вся компания долетела, а не дошла до места.

Перед выходом Петр лично осмотрел оружие каждого — отличные карабины. Объяснил, кто на каком номере должен быть у берлоги. Стрелком будет кругленький упитанный Курт, поэтому он встанет на номере первом.

Из берлоги тянулся легкий парок — дышал хозяин. Егерь подал команду: «На бой!» — и засунул длинный шест, пытаясь выгнать зверя из берлоги.

Оба немца выжидательно посмотрели на Харальда, который оцепенело уставился в чело берлоги, откуда высунулась мохнатая голова. Он стоял, словно под гипнозом, и совсем не там, куда ему указал Петр.

Петр почувствовал, как горло перехватило, а в висках застучали молотки. Сейчас, прямо сейчас, двести килограммов мяса, костей и шкуры вылетят, словно пуля из ружья, и этот долговязый глупый немец соломинкой полетит по ветру. Он метнулся, как внезапно разжавшаяся пружина, стиснул кулак и двинул им Харальда в грудь. Задохнувшись, немец отлетел с пути зверя в тот самый миг, когда медведь выскочил из берлоги.

Бок Петра чем-то жигануло, он охнул и больше ничего не видел. Чернота навалилась на него, словно вчерашняя ночь, но звезд не было...

11

— Это Виктория Морозова? — услышала Вика незнакомый женский голос, полный тревоги, и у нее по спине поползли мурашки.

— Да, это я. — Она сидела перед компьютером и сочиняла выступление для конференции в Праге. Приглашение пришло неделю назад, и нельзя было терять ни минуты. Торик устроился у нее за спиной в кресле и тихо сопел, согревая ее своим телом и дыханием.

— Я... я должна вам сообщить...

— Что? Что случилось? Что с ним случилось? — Вика нисколько не сомневалась, что случилась беда. С Петром. — Он... жив?

— Да, но... ему неважно.

— Где он?

— Его перевезли в областную больницу. На санитарном самолете. — Женский голос уже откровенно дрожал. — Я спросила его, что для него нужно сделать. Он сказал, привезти... вас.

— Я еду. Немедленно. Расскажите, куда и как. Я записываю.

Она строчила карандашом по листу бумаги, не обращая внимания на то, что это чистый экземпляр доклада. Потом резко выскочила из кресла, перепуганный Торик шлепнулся на пол, отряхнулся и встал.

Вика не металась по комнате, она уверенно собрала сумку.

— Торик, ты останешься у Маши и Володи.

Песик молча смотрел на нее карими выжидающими глазами. Он чувствовал волнение хозяйки.

Вика приехала ночным поездом в областной центр, в тот самый, где сейчас находился Петр. Всю ночь она просидела возле вагонного окна, уставившись в непроглядную темноту ночи. Чем дальше от Москвы, тем меньше станций и полустанков, тем меньше огней. Только на поворотах Вика видела стальной изгиб рельсов, освещенных огнями электровоза, который тянул их состав.

Вика много передумала за эту ночь и поняла главное: если она вот так, не раздумывая ни секунды, сорвалась и поехала Бог знает куда, чтобы оказаться рядом с мужчиной, которому плохо, значит, подсознательно она приняла решение. Она должна быть с ним. И будет с Петром Суворовым.

А может, ею движет простое женское милосердие? Вика усмехнулась. Нет, только не ею. Да, конечно, есть женщины, призванные самой природой сострадать мужчине в любой трудной для него ситуации — даже если он обыкновенный пьяница или неудачник. Вытаскивая из беды другого, такая женщина самореализуется, как говорят профессионалы. Но это не Викин способ реализовать себя в жизни.

Утром поезд привез Вику Морозову в чужой, незнакомый город, но она не почувствовала одиночества, поскольку это был город, в котором сейчас Петр.

Она взяла частную машину на вокзале, и через десять минут водитель остановился перед коваными старинными воротами парка, в глубине которого краснели кирпичные стены четырехэтажного здания прошлого века.

— Приехали, — сообщил он. — Областная больница.

В коридоре пахло так, как и должно пахнуть в обычной больнице, — хлоркой. Но Вика просто отметила это про себя и тут же выбросила из головы. Где Петр?

Петр Суворов лежал в отдельной палате, нога его была подвешена на консоли. Перелом. Рука тоже на перевязи, на груди.

Он смотрел на дверь не отрываясь, когда услышал шаги, — так не ходят нянечки или сестры. Да и время сейчас не их.

Дверь открылась — не робко, а решительно. И появилась она. Вика. Петр увидел ее тревожные глаза и почувствовал, как сердце дернулось от радости.

А потом в ее глазах он увидел перемену, в них словно закралось недоверие...

Ну конечно, он совсем забыл. У его постели сидит Мартышка — для него Мартышка, а для нее — красивая девушка.

Да, Вика увидела ее, ту самую, длинноногую и тонкую...

Сердце Вики дрогнуло — ее опередили. Но это длилось всего секунду. Ну и что? Она справится и с ней. Петр ее, и ничей больше. Она никому его не отдаст. Никому из прежних женщин он больше не будет принадлежать. Только ей, Виктории Морозовой.

— Ну что, Суворов, похоже ты шел через Альпы... — сказала она, наклоняясь к нему и целуя в щеку.

— И там меня подстерег медведь. Мой двенадцатый медведь.

Вика потянулась к его здоровой руке.

— Здравствуй.

— А ты меня еще не поцелуешь? — Он хитро посмотрел на Вику.

Вика бросила быстрый взгляд на девушку.

— Ничего, я не против, — улыбнулась та.

— Еще бы ты была против, Мартышка! — простонал Петр, пытаясь приподняться. Он никак не мог привыкнуть к своему положению больного.

Вика наклонилась и снова нежно прижалась губами к щеке.

— Ох, какой целомудренный поцелуй, Морозова.

— Но я...

— Да ты что? Неужели смущаешься целоваться при Мартышке? При этой соплячке! Моей младшей сестренке! Думаешь, чего она тут сидит? Она набирается практики.

Вика оторопело посмотрела на красивую девушку.

— Но вы...

— Непохожи?

— Н-нет.

— Просто он копия мамы, не по комплекции, конечно, — она улыбнулась, — а я в папу.

Вика набрала воздуха и медленно выпустила.

— Вот это да. — Она почувствовала удивительную легкость.

— А вы не знали? — удивилась девушка. — Это я вам звонила... Ах, кажется, я поняла! — Она засмеялась. — Ну конечно, как все мужчины, Петруша хотел заставить вас ревновать. Ну погоди, Суворов, только поправишься, я тебе покажу, как красивым женщинам морочить голову!

— Не успеешь, меня отсюда заберут!

— Куда это? — спросила сестра.

— В семью.

Вика опустилась на стул возле его кровати.

— Вика, ты ведь возьмешь меня в свою семью? А?

Она улыбнулась и почувствовала радостный ожог сердца.

— А ты правда хочешь?

— Да я только этого и хочу! О-ох, — нарочито протяжно простонал он, — я ничего не хочу так сильно, как этого.

— А что произошло? С медведем?

— Он тоже получил свое. В общем, все получили то, что хотели.

— Но разве ты этого хотел? — Она кивнула на его загипсованные конечности.

— А разве нет? Ты ведь дала слово взять меня в семью?

— Дала.

— Ну вот и хорошо. — И Петр принялся быстро разматывать повязку на руке.

Вика следила за ним непонимающим взглядом. Что? Что он такое делает?

— Ты что?

— Но ты же сказала, что возьмешь меня в семью. Вот я и...

— Перестань! — выдохнула Вика и, словно ища поддержки, посмотрела на сестру, которую он называл Мартышкой. Та казалась совершенно спокойной.

— Так ты...

— Ну я... — Он продолжил свое занятие, и скоро Вика увидела, как он снимает с руки свернутую в рулон картонку, на которую был намотан бинт.

Вика не верила своим глазам.

— Слушай, Петр Суворов, так ты просто обманщик?

— Не-ет, я не просто обманщик, я охотник.

— Но ведь я волновалась... Я... — Она едва не задохнулась и замолчала. Внутри закипала злость. На себя. Какая доверчивая!

— Так теперь разматывай ногу! — скомандовала она.

— Не могу!

— Я тебе сейчас помогу! — Вика вскочила и вцепилась в бинт.

— О-о... — громко простонал Петр, и в палату влетела медсестра.

— Что здесь происходит? — по-вятски налегая на «о», строго спросила она.

— Ох, сестра... с меня хотят снять гипс.

— Да как это? Мы ведь только что его вам наложили? — Вытаращив глаза, она смотрела на Вику. — Да вы кто?

— Моя... жена.

Сестра окинула взглядом Вику с головы до ног.

— Что вы делаете, гражданка? У вашего мужа множественный перелом берцовой кости. Его сбил медведь, и вообще, кто вас сюда впустил?

Вика ошарашенно смотрела то на нее, то на девушку, которую Петр называл Мартышкой, то на самого Петра. Какой-то дикий спектакль. От бессонной ночи голова казалась набитой мякиной, а рот наполнился горечью.

Призывая на помощь весь свой профессиональный опыт, Вика посмотрела медсестре в глаза.

— Скажите, сестра, ваше имя и отчество. — Безупречный прием, способный охладить любого нападающего. Человек теряется и отвечает, поскольку спрашивают его о том, что лежит под коркой.

— Нина Степановна. — Сестра помолчала, и все как будто встало на свои места. — Ваш муж сильно пострадал, женщина, но держится молодцом. Очень веселый человек, даже когда мы его гипсовали, он нас смешил. — Она покачала головой. — Говорил, приедет жена и меня загипнотизирует. У меня, мол, сразу все кости срастутся.

— А... рука? — Она кивнула на картонку и размотанный бинт.

— Это он сам придумал. Говорит, хочу, чтобы жена еще сильнее меня пожалела.

Вика опустилась на краешек кровати рядом с Петром. Ее глаза были полны слез.

Рукой, которая освободилась от повязки, он гладил ее по спине. Медсестра и девушка вышли.

— Вика, я просто не знаю, что со мной творится. Ты свела меня с ума.

— Ты меня тоже чуть не свел с ума. Я перевезу тебя в Москву.

Он кивнул.

— Не сейчас. Побудь со мной. Мы ведь больше никогда не расстанемся, правда?

Она наклонилась к нему и припала к его рту. Слезы текли по ее щекам, но это были слезы облегчения.

— Я люблю тебя, Суворов.

— А как я тебя люблю, мой драгоценный медвежий подарок!

— Почему это я медвежий подарок?

— Да ведь это он помог мне заманить тебя в мою берлогу.

Она засмеялась и снова крепко поцеловала его.

Эпилог

— Ну так что, моя дорогая, ты готова надеть свадебный наряд?

Петр вынул из большой сумки объемистый пакет и бросил к ногам Вики. Тот легко опустился на ковер.

Вика улыбаясь смотрела на Петра, совершенно здорового, — его перелом сросся в начале зимы, и он снова стоял на ногах без всяких костылей.

Вика все-таки съездила на конференцию в Прагу, она не хотела, но Петр настоял, убедив ее, что из Мартышки он выдрессирует отличную сиделку. Сестра, на самом деле ее звали Полина, не противилась. И за настойчивость, проявленную Петром, Вика была ему благодарна. Тем самым он убедил ее сильнее, чем любыми словами, что принимает ее вместе с делами, не покушаясь ни в коей мере на самостоятельную деловую жизнь.

Да. Она согласилась выйти за Петра Суворова замуж. Она больше не боялась потерять себя, изменив маршрут собственной жизни. И вот сегодня они едут официально закрепить отношения.

— Ого, какой большой пакет. Что за платье?

Вика наклонилась и открыла. На солнце, которое вливалось в балконное окно Измайловской квартиры, мех, открывшийся ее глазам, блестел и искрился. Темный, с каштановым отливом, он притягивал взгляд.

— Ох! — едва сумела выдохнуть Вика. — Неужели это...

— Мой любимый мех для моей любимой женщины. Да, моя милая женщина с ружьем, это соболь. Самый лучший из всех на свете. Баргузинский. Уж я-то знаю.

— Петр, но это целое состояние.

— Для меня целое состояние это ты, Вика. Все остальное — бутафория. А ну-ка, надень.

Вика вынула шубу, она оказалась длинной, почти до пят, и почувствовала себя так, словно и впрямь этот мех всегда был на ней, ее собственный, и эта шуба просто где-то дожидалась своего часа. А Петр знал, где она лежит, взял да и принес.

— Знаешь, лучше всего она будет смотреться на голом теле, — сказал Петр, подходя поближе.

Вика пристально взглянула в его лицо и почувствовала, что он не шутит.

Она медленно сняла шубу, положила ее на диван. Торик тотчас принюхался, шерсть на загривке ощетинилась, и в другое время Вика непременно обратила бы внимание — охотничий азарт! И похвалила. Но сейчас она хотела другого.

Вика медленно пошла в спальню, Петр за ней.

На пороге Вика остановилась.

— Но ведь мы должны...

— Мы никому ничего не должны. Мы должны только себе. Тебе и мне. — Он наклонился к ней и поцеловал в шею. — Пойдем.

Он бросил на постель шубу, Вика даже не заметила, что он взял ее из гостиной.

— Давай я раздену тебя. — Петр расстегнул ее блузку, потом потянул молнию на юбке, и та мягким облачком упала к ногам. Вика осталась в колготках и расстегнутой блузке. Она дрожала от возбуждения.

— Сейчас, сейчас, тебя примет в свое тепло мех...

Когда она стояла уже совершенно нагая, Петр накинул на плечи шубу.

— Мне застегнуть? — засмеялась Вика тихонько.

— Я сам.

Он любовался ею, словно собственным произведением. Потом потянул на кровать, она упала ему на грудь, он запустил руки под теплый мех и нашел ее живот. Пальцы знали, чего хотят, и через минуту шуба соскользнула на пол, а их тела сплелись на широкой кровати...

Они успели в этот день в загс, хотя примчались почти к закрытию, чем вызвали недовольство служащей — слишком клиенты припозднились.

А потом поехали в спортклуб, где всю свадебную ночь катались на снегоходах — последнем страстном увлечении Петра Суворова.

— Еще один медвежий подарок, — смеялся Петр, усаживая Вику на сиденье у себя за спиной. — Ну что, прокатимся с ветерком?

Снегоход Петру подарили немецкие охотники, уехавшие с замечательным трофеем после охоты на берлоге, таким образом выразив пострадавшему Петру свою признательность за спасение бестолкового переводчика Харальда Брандля от медвежьих объятий.

А под утро Петр и Вика, накатавшись, стреляли в клубном тире по тарелочкам, и Вика выбила своим «Джеймсом Перде» восемь из десяти, чем привела мужа в откровенное восхищение.

Когда совсем уже рассвело, они наконец отправились в спальню. Но заснуть им после долгой свадебной ночи удалось только к заходу солнца.

Но разве кто-нибудь из них смотрел на часы?

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.