Подкати ко мне нежно

Глава 8: Элла

Мне потребовалось три часа в Монако, чтобы осознать, что Блейк богат. Еще три – чтобы осознать, что Блейк чертовски богат. Я знала, что пилоты «Формулы-1» зарабатывают миллионы, но одно дело знать, и другое – увидеть своими глазами. У него денег было просто жопой жуй. Мне казалось, что дозатор мыла в одной из гостевых спален его дома стоил дороже всего моего обучения в колледже. После нескольких минут активного поиска в интернете я выяснила, что он купил этот дом за баснословные 7,2 миллиона. Сущая мелочь, если ты выиграл столько же чемпионатов, сколько Блейк.

А я говорила, что у него есть еще два дома? Этот даже не был основным его жильем, Блейк приезжал в Монако, когда в Лондоне становилось совсем тоскливо. Я сдавала в субаренду свою квартирку в Нью-Йорке, а у него несколько домов по всему миру. У нас столько общего!

Когда Блейк сказал мне, что хочет расслабиться дома перед следующей гонкой, я напросилась в гости. Удивление на его лице быстро сменилось раздражением. Ну прости, приятель. Я же должна узнать тебя получше? А это и то, чем ты в свободное время занимаешься, подразумевает.

Я провела в Монако всего несколько дней, зато каждое утро брала у Блейка интервью. Наконец-то я почувствовала, что делаю успехи. Давно пора. Джордж изначально предполагал, что мне придется столкнуться с некоторым сопротивлением, так что мы по-прежнему укладывались в сроки.

Сидя напротив Блейка за его кухонным столом, я начала сегодняшнее интервью.

– Ты когда-нибудь писал в свой костюм во время гонки?

По правде говоря, мне просто было интересно. Может быть, и не самый профессиональный вопрос, но я где-то об этом прочитала и понадеялась, что рассмешу Блейка. Я начинала понимать, что у него есть чувство юмора, пусть и более сухое, чем я привыкла.

– С этого ты решила сегодня начать? Я думал, ты хотела поговорить о молодежном чемпионате мира по картингу.

– Мое интервью, мои вопросы.

Я наградила его сладкой улыбочкой, напомнив про его собственные правила интервью. Он положил руки на подтянутый живот, мускулы которого прорисовывались сквозь рубашку.

– Нет, никогда. Но я знаю нескольких пилотов, которые так делали.

Одновременно и интересно, и мерзко. Я не сомневалась, что, задай я этот вопрос Тео, он бы пустился в детальные объяснения того, писал ли он в свой костюм или нет. Удачи его будущему биографу. Если Блейк рассказывал недостаточно, то Тео говорил даже слишком много.

– Что ты делаешь, если вдруг нервничаешь перед гонкой?

Я нервничала даже когда готовилась повернуть налево, стоя на перекрестке двухполосной дороги. Пилоты «Формулы-1» ездили на скоростях свыше 400 км/ч, разгонялись с нуля до полутора сотен за 2,5 секунды и при торможении испытывали перегрузки в 5g. При запуске ракеты в космос нагрузки меньше. Нужно быть особенной разновидностью социопата, чтобы не просто комфортно чувствовать себя за рулем в таких условиях, но и испытывать от этого удовольствие. Превратить магию болида «Формулы-1» в тактическое оружие – непростая задача.

– Я не нервничаю.

Я ждала, что Блейк разовьет свой ответ, но он не стал. Мы сверлили друг друга взглядами, молчаливо бросая друг другу вызов первым нарушить тишину. Ну, по крайней мере, вид был неплохим. «Да пофиг». Если он так хочет утвердиться в своем доминировании, милости просим. Я же проявлю великодушие.

– Попробуй еще раз, – вздохнула я.

– Почему? Я же ответил на вопрос.

– Блейк, я что, похожа на дантиста?

Он удивленно нахмурился.

– Эм, нет.

– Потому что я и не дантист. Так что я буду крайне признательна, если мне не придется вырывать у тебя зубы, пытаясь разговорить. Попробуй еще раз, пожалуйста.

Он ухмыльнулся и откинулся на спинку стула.

– Я боролся с нервами первые годы, но, полагаю, привык к этому. На трассе я больше всего чувствую себя собой, так что знание, что я скоро там окажусь, всегда меня успокаивает. Я никогда не боюсь и не испытываю подобные эмоции.

– Некоторые люди говорят, что, если боишься – значит тебе не все равно, – отметила я, пожав плечами. – Это не всегда плохо.

– В «Формуле» страх фатален. Страх заставляет тебя сомневаться в своих инстинктах, а именно инстинкты делают меня лучшим, – он подмигнул мне. – Меня называют легендой «Формулы» не смеха ради, дорогуша. Я заработал этот титул, и я собираюсь побеждать и дальше.

– Есть разница между уверенностью и самоуверенностью, ты же в курсе? – легонько поддела я.

– О, я очень в себе уверен, – он наградил меня самодовольной ухмылкой. – И я с радостью покажу тебе, насколько я хорош.

Я рассмеялась.

– И что, этот подкат хоть раз сработал?

Я очень ясно дала понять, что не собираюсь с ним спать. Поймите меня правильно, Блейк мне нравился. Я, в конце концов, женщина с идеальным зрением – ну, когда в линзах или очках – но я не собиралась трахаться с ним просто потому, что этого хотел он.

– Я прежде его не использовал.

– Пожалуй, тебе и дальше стоит держать его при себе, – я прижала кружку с кофе к губам, чтобы скрыть незваную улыбку. – Но вернемся к делу. Что, по-твоему, делает тебя лучшим? Ну, помимо твоих инстинктов, разумеется.

Он рассеянно побарабанил пальцами по столу.

– Мне кажется, люди не понимают, что хорошим пилота делают не только хорошие инстинкты и умение гонять. Есть разница между умением быстро ездить и умением выжимать из болида абсолютный максимум. А если твоя цель – победа, как и должно быть, ты должен сделать все ради ее достижения. И порой это означает, что нужно быть безжалостным и рисковать, невзирая на последствия.

– А что, если риск не оправдан?

– Поражение – не вариант. – Он задумался. – Потому что, если я проиграю, если мне не хватит до подиума даже десятой доли секунды, люди начнут говорить: «А что стряслось с Холлисом? Он же был так хорош». Граница между успехом и неудачей практически незаметна.

Теперь я поняла, почему ему так не нравится критика. Потому что я поступила в точности так, как он сейчас сказал. Его вождение не соответствовало моим собственным высоким ожиданиям, и я тут же начала сомневаться в его навыках. Мои щеки запылали от смущения.

– Но ты, как и любой другой пилот, в основном проигрываешь из-за вещей, которые не можешь контролировать, – возразила я. – Двигатель перегрелся, кто-то помял крыло болида, на пит-стопе что-то пошло не так. Как ты справляешься с подобным давлением?

– Нужно просто взять себя в руки. Трудно, но я не могу по-настоящему фокусироваться на чем-то, кроме меня и моей команды.

– Даже на Гарри?

– У меня нет проблем с Гарри, – Блейк взъерошил себе волосы. – Может, мы и не дружим вне трассы, но я ценю его как соперника. Я еще не забыл, каково бороться за свой первый чемпионский титул. Ты становишься нетерпеливым и эмоциональным. Но он еще научится. Ему придется.

Его честность меня удивила, но я не подала виду. В прошлом сезоне Блейк делал что угодно, только не ценил попытки конкуренции со стороны Гарри.

– Как ты и сказала, – продолжил он, – в прошлом сезоне я был немного не в себе, но вопреки тому, что думают люди, это никак не связано с Гарри. Он хороший гонщик. Я это уважаю. Я определенно не хочу, чтобы он меня обошел, но я не возражаю против вызова.

Блейк куда охотнее говорил о гонках, чем о себе, не понимая, похоже, насколько тесно переплетены обе эти темы. Пробраться за его броню будет непросто, но я начинала думать, что печально известный своей скрытностью спортсмен еще приятно удивит людей.

Самое сложное в написании биографии с датой выхода, назначенной всего через несколько месяцев после конца сезона, – это то, что все приходится делать одновременно. Собирать материал. Брать интервью. Писать. Редактировать. Снова брать интервью. И еще немного редактировать. Потом еще что-то дописывать. Опыт Джорджа в автоспорте позволял ему с легкостью определять, какие аспекты жизни и карьеры Блейка нуждались в более подробном изучении, и я затем начинала копать глубже, чтобы найти те детали, которые потом заполнят страницы. Мы писали в общем файле, так что могли коммуницировать в режиме реального времени, но это все равно выматывало.

Спустя несколько дней подобного режима я решила взять перерыв и расслабиться. Один день, проведенный за чтением у бассейна, меня не убьет. Поппи считала меня трудоголиком и не ошибалась, но отдых давал мне силы идти дальше. Прямо сейчас я в нем нуждалась. Да и виды Французской Ривьеры еще никому не вредили.

Я обнаружила Блейка в шикарном шезлонге возле бассейна, его загорелое тело резко контрастировало с бело-синим полотенцем, на котором он лежал. Я даже не знала, что меня удивило больше: сам факт его присутствия или его плавки. Они были настолько короткими, что я даже не знала, на чем сфокусировать взгляд: на его бедрах, прессе, руках или лице. Повезло, что я была в солнечных очках, и он не мог видеть, как у меня в глазах шарики заходят за ролики. Если бы Микеланджело жил на пять столетий позже, я вам гарантирую, он бы лепил тело Блейка, а не Давида.

Блейк проводил дни где угодно, кроме собственного дома, так что я понятия не имела, почему сегодня он остался здесь, но была слишком потрясена, чтобы спросить. Я выбрала шезлонг на некотором расстоянии от него, не желая лезть в его личное пространство. Блейк кивнул мне в знак приветствия, затем вновь уткнулся в газету, которую держал в руках. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он разгадывает кроссворд. Я, будучи журналисткой, даже не читала бумажные газеты, а он сидел тут, заполняя крошечные квадратики коротким карандашом. «Звезды – они же совсем как мы, обычные люди! Они решают кроссворды, лежа у бассейна своих многомиллионных вилл в Монако!»

Побарабанив карандашом по бумаге, он разочарованно нахмурил брови.

– Можешь мне помочь? Оно понадобится вам, чтобы продолжать. Три буквы.

Благодаря божественному сочетанию его одеколона и солнцезащитного крема я едва имя свое могла вспомнить.

– Эм… понятия не имею. Могу я позвонить другу?

Он ухмыльнулся.

– А я думал, ты в этом хороша, раз так любишь слова.

– Писать слова, – поправила я, – а не отгадывать, основываясь на запутанных подсказках.

Блейк поднял голову, и его взгляд упал на мое тело, прикрытое лишь бикини. Сердце ушло в пятки. Не хватало еще, чтобы Блейк изучал мое тело, словно это самое интересное, что во мне есть. «Мы это уже проходили». Он спал с моделями, а у меня даже промежутка между бедрами не было. Мое тело расплывалось, когда я садилась, и раздувалось, когда я съедала слишком много картошки-фри. Если бы я знала, что он будет здесь, я бы надела слитный купальник или вообще мешок.

– Составители этих кроссвордов – бич моего существования, – буркнул он, вновь уткнувшись в газету. – Готов поклясться, они половину этого дерьма сами придумывают.

Я приложила все усилия, чтобы не рассмеяться от его расстроенного вида – ужасно милый, – затем достала книгу и предоставила Блейка его кроссворду. Я так привыкла видеть его в гоночном костюме или просто в костюме на спонсорских мероприятиях, что мне было сложно сосредоточиться. Его бедра сильно отвлекали. Я, наверное, раз десять перечитала одну и ту же страницу самого свежего романа Эмили Генри, потому что слишком уж разволновалась. Разочарованный рык сорвался с моих губ, и я замерла в ужасе, молясь, чтобы он прозвучал только внутри моей головы. Да куда там.

– Все хорошо? – поинтересовался Блейк.

Несмотря на то, что я все еще могла видеть Блейка периферическим зрением, я с носом зарылась в книжку.

– Ага! Просто момент такой в книге.

«Отлично выкрутилась, Элла», – я мысленно дала себе пятюню.

– Ты ужасная лгунья, Элла.

«Или нет».

– Знаешь, если хочешь, чтобы я и дальше тебе что-то рассказывал, тебе тоже придется со мной делиться.

Эм-м, ну, по контракту я не обязана была так делать. Я не стала отвечать, но краем глаза отслеживала его движения: Блейк поднялся и сел рядом со мной. По всей видимости, вежливое невторжение в чужое личное пространство на меня не распространялось. Я в одиннадцатый раз перечитала одну и ту же чертову страницу. Его практически обнаженное тело оказалось так близко, что мне было сложно в принципе на чем-то сосредоточиться, как дышать бы не забыть. Вдох, выдох. Вдох, выдох. «Ламэйз»[25] должны выпустить обучающие уроки, как дышать, когда необычайно роскошный мужчина сидит в полуметре от тебя, облаченный только в самые короткие в мире плавки. Я бы мешок денег за это отвалила.

– Должно быть, эта страница необычайно интересная.

– Ага.

– Расскажешь, о чем там, дорогуша?

«Угх». Меня бесило, что он так небрежно использовал это ласковое «дорогуша». Это было разоружающе мило.

– Не-а. Но я могу одолжить ее тебе, когда дочитаю.

Лет так через пять, а то и больше, в зависимости от того, сколько раз я буду перечитывать одну и ту же страницу, но какого черта. Он продолжал пялиться на меня, а я продолжала делать вид, что читаю, в конце концов перевернув страницу, хотя понятия не имела, что там случилось на предыдущей. Щеки мои раскраснелись от солнца, так что Блейк наверняка даже не представлял, какой эффект оказывал на меня его пристальный взгляд.

Спустя десять минут откровенного разглядывания я не выдержала. Если так будет продолжаться и дальше, мне придется закончить эту книгу, так и не прочитав ни единого слова.

– Ты не мог бы перестать? Ты меня отвлекаешь.

Блейк склонил голову набок.

– Но я же ничего не сказал.

– Может, и не сказал, но твои бедра попадают в поле моего зрения, и это отвлекает. Так что, если ты выйдешь из моей зоны комфорта, я буду тебе чрезмерно благодарна.

– Мои бедра?

Блейк рассмеялся громко и искренне. Это ничуть не помогло испытывать к нему меньше влечения. Я подумывала о том, чтобы после этого неловкого признания утопиться в бассейне.

– Да, – я выставила руку, делая вид, будто прикрываю нижнюю часть его тела. – В Америке мужчины предпочитают носить купальные трусы, которые куда более скромные. Они не выставляют столько всего напоказ.

– Если мне память не изменяет, ты сама американка, и твой купальник ну уж никак скромным не назвать. – На его дурацком привлекательном лице расплылась сальная улыбочка. – Некоторые даже могут назвать его отвлекающим.

Я мгновенно прикрылась сложенным полотенцем, которое использовала вместо подушки. Я почувствовала себя полностью обнаженной, хотя мое бикини было очень даже приличным. Ну, может, не для монашки, но низ прикрывал задницу, а верх не выпустил бы сиськи на волю при внезапном порыве ветра.

– Я не виновата, что ты настолько привык окружать себя фальшивыми сиськами, что тебя отвлекают настоящие.

Может, Блейк и был хорош в словесных перепалках, но я была лучше. Я обожала этот вид спорта и всегда стремилась в нем к золоту.

– Я видела девушек, с которыми ты тусуешься, Блейк, – продолжила я с победоносной улыбочкой на губах. – В них так много пластика, что они, сами того не зная, спасают океанских черепах.

У меня не было никаких претензий к женщинам, которые тратили силы и средства, чтобы выглядеть лучше. Но я никак не могла удержаться, чтобы не подколоть Блейка касательно его пристрастий.

Он что-то пробормотал себе под нос, покачав головой. Я удобно устроилась на шезлонге и вернулась к книге. Блейк не сдвинулся с места, но вставил в уши наушники и закрыл глаза.

Он так мило порой пытался спрятать улыбку.