– Тебе не холодно?
Слова вырвали меня из глубины его глаз и вернули на землю.
– Что? – спросила я в недоумении и несколько раз моргнула. Его губы слегка дернулись, и, не задавая никаких вопросов, он схватил меня за руку. Сразу же вернулось то странное чувство в животе, которое приводило меня в отчаяние, так как я не могла определить его точно. Может быть, это было нечто вроде привязанности или доверия, но как только эта мысль сформировалась в моей голове, я напомнила себе, что они были моими похитителями, и я должна была ощущать страх. Но я не боялась.
Пока я копалась в своих мыслях, Нильс втащил меня по деревянной лестнице наверх, и мы оказались в залитой солнцем комнате. Но я воспринимала это все только на задворках сознания.
Что-то в Нильсе притягивало мой взгляд, а всякий раз, когда я смотрела на него, он улыбался.
В то же время я попыталась выключить то странное чувство и сосредоточиться на чем-то еще. Но у меня ничего не получилось, потому что я разучилась подавлять эмоции в тот момент, когда попала к моим похитителям и узнала их получше. Они больше не были двумя фигурами с масками. Медленно они обрели лица и историю, принадлежавшую им.
– Вот, – в трансе я смотрела на одежду, которую Нильс протягивал мне. Сконфуженно я взяла ее и вопросительно посмотрела на него.
Небольшой смешок вырвался у него, и он схватил меня за плечи и осторожно потряс.
– Алло! Земля вызывает Франци!
– Я же здесь, – сказала я немного возмущенно и прижала одежду к себе.
Он снова улыбнулся мне и покачал головой, его светлые волосы упали ему на лицо.
– Давай, иди в душ, – смеялся он надо мной.
Я закатила глаза и отвернулась от него. В полном спокойствии я вышла из спальни, прошла через гостиную и по длинному коридору, в конце которого находилась дверь на свободу. Но я не чувствовала даже намека на желание открыть дверь и сбежать. К этому времени эта дверь казалась мне скорее угрозой возвращения назад, чем помощью. Я схватилась за холодную дверную ручку двери ванной и толкнула ее. Медленно войдя в большую ванную комнату, я закрыла за собой дверь. Так же, как остальная часть дома, эта комната была ярко освещена теплыми лучами солнца. Я встала в середине ванной и развернулась.
Девушка с каштановыми волосами задумчиво смотрела на меня. Ее зелено-карие глаза были дружелюбны и светились безграничным доверием. Ее волосы были растрепаны и выглядели ужасно. Одежда была грязной, и она прижимала к себе кучу чистой одежды. Ее изогнутые губы слегка приоткрылись, а нос был чуть кривым, указывая на то, что ей пришлось пережить. На ее шее был небольшой шрам, который не сразу можно было увидеть. Она была истощена по сравнению с прошлым так, что ее кости стали выпирать. И все же она казалась счастливой.
Прошло мгновение, прежде чем я поняла, что смотрела на себя в зеркало. Я осторожно подняла руку и пригладила свои длинные волосы. При виде себя в зеркале я сама испугалась, что вот-вот сломаюсь. Я никогда не замечала насколько похудела за последние годы. Я сняла рубашку Нильса и ту, что я носила под ней. Немного повернувшись, я внимательно оглядела свои медленно исчезающие синяки. Но они все еще были там, и, к сожалению, еще были слишком заметны.
Вдруг дверь распахнулась, и я увидела краем глаза, как Нильс остановился с открытым ртом в дверях.
– Извини, я просто... – начал он заикаться.
– Все в порядке, – прервала его я и пробежалась пальцами по особо темному синяку, после чего болезненная гримаса исказило мое лицо.
Я хотела повторить это, потому что боль была сильной. Она возвращала меня обратно к реальности, которая состояла в том, что я должна была вернуться к отцу. Но прежде чем я смогла пошевелить пальцем в направлении синяка, Нильс схватил меня за руку.
– Черт, Франци, прекрати это, – прошептал он рядом с моим ухом. Я увидела в зеркале, что он стоял позади меня, и также смотрел в зеркало. Однако я забыла, что тем самым открыла на обозрение свой шрам на шее.
Он развернул меня и нежно пробежал грубыми пальцами по шраму.
– Откуда у тебя это? – прошептал он в ужасе.
– Отец...– ответила я тихо.
Нильс зло выдохнул и сердито посмотрел мне в глаза. Я знала, что этот гнев был направлен не на меня, а на моего отца, который превратил мою жизнь в ад.
– Как?
– Он угрожал маме убить меня, если она не скажет ему кто ее любовник, – горький смех слетел с моих губ. – Мне тогда было четыре.
Тот факт, что я стояла в нижнем белье перед ним, как-то не имел значения.
Тем не менее, мы все еще смотрели друг другу в глаза, и я чувствовала тепло его тела. Его рука погладила мою щеку и замерла на ней. Он наклонился ко мне и наши губы снова сблизились. И снова то ощущение в желудке. На этот раз, однако, сильнее, чем раньше. Его горячее дыхание ласкало мои губы, прежде чем он поцеловал меня. Его рука зарылась глубже в мои волосы, а другая обернулась вокруг моей талии и прижала меня ближе к нему. Не думая слишком много, я провела руками по его плечам, обвила шею и прижалась к нему еще сильнее губами. Я чувствовала, как его дыхание участилось. Каждый кусочек кожи, к которому он прикасался, начал покалывать. Его дыхание ласкало мое лицо, затмевало мой рассудок. Нильс прижал меня к себе сильнее и начал двигаться. Он не отпускал меня и направлял назад через всю квартиру. Снова и снова он гладил рукой мое лицо. Только если это было надо, он убирал одну руку и открывал дверь. Но он не прекращал меня целовать и не убирал с моей талии руку. В моей голове царил беспорядок. Где-то глубоко внутри меня билась мысль, что же я такое делаю, но другой, преобладающий голос, рассказывал мне, как же хорошо мне было.
Нильс толкнул меня, и я упала на кровать. Как мы смогли так быстро прийти в спальню?
Но это было неважно, мои руки скользнули под его рубашку, и стали нежно гладить его спину, обводить контуры мышц. Тихий стон вырвался у него, что только заставило меня ближе прижать его к себе. Наши губы не отрывались друг от друга. Они стали одним целым. Он на секунду оторвался от меня, и я стянула с него рубашку через голову. Не успела я ее окончательно снять, как его губы опять приникли к моим. Он целовал меня страстно, горячо и нежно одновременно. Его губы медленно переместились по щеке к шее. Другой рукой он начал расстегивать мои джинсы. Я знала, чего он хотел. Только вопрос был в том, хотела ли я того тоже.
– Нильс, – сказала я, тяжело дыша.
– Да? – пробормотал он между поцелуями, которыми теперь осыпал мою грудь.
– Я еще девственница.
Он сразу остановился и посмотрел на меня.
Потом провел рукой по волосам и скатился с меня. Был ли он зол?
– Мне жаль, извини, – услышала я его бормотание.
– Нет, это мне жаль. Я должна была сказать тебе раньше, – ответила я извиняющимся голосом.
У него вырвался смешок.
– Ты не должна была мне ничего говорить. В конце-концов это меня не касается.
Тяжело дыша, мы оба сидели полуголые рядом друг с другом и смотрели в разные стороны.
– Нильс? – прозвучало громко, и я узнала голос Бена.
Нильс быстро встал и, потянувшись за рубашкой, надел ее элегантно и быстро.
Потом тихо открыл дверь и вышел в гостиную.
– Да?
– Ах, вот ты где, – сказал Бен нейтральным голосом, положив пластиковые пакеты на пол.
– Скажи мне, что здесь происходит? – нотки скептицизма просочились в голос Бена.
– Что ты имеешь в виду? – невинно спросил Нильс.
– В ванной лежит одежда, ты выглядишь....
Он замолчал на минуту. Я только слышала свое собственное дыхание и смотрела на белый потолок
– Черт возьми, Нильс! – взорвался Бен.
– Ничего не было!
– И я должен тебе поверить?! Я же знаю тебя!
Нильс раздражено застонал, и я увидела в своем воображении, как он провел пальцами по волосам.
– Она наш заложник! – Бен подчеркнул громко каждое слово.
– Я знаю! – взревел Нильс в ответ.
Опять все затихло. Слабые солнечные лучи падали через окно на кровать, и я перевела взгляд с потолка на зеленое море листьев, слегка подрагивающих на ветру.
– Ты?.. – услышала я вдруг голос Бена.
– Не знаю. Возможно. Может и нет.
– Ты понимаешь, что через три дня она уйдет?
– Да.
От горечи в голосе Нильса у меня пробежал холодок по спине. Таким я никогда его еще не слышала. Я видел злую и хорошую его сторону, но это было чуждо мне. И то, о чем они говорили?
Возможно о том, что он лишил меня девственности. Или что он зашел слишком далеко. Это не имело значения. Потому что мне оставалось менее трех дней. Мое сердце кольнуло от мысли о том, что я их скоро оставлю.