Похищенная (СИ)

Кира Шарм Похищенная

Глава 1

— Где я?

С трудом разлепляю глаза.

Тусклый свет резко бьет по зрачкам. Настолько резко, что приходится снова зажмуриться. С болезненным стоном.

Черт.

Во рту пересохло так, что не только губы, а, кажется, даже язык потрескался.

Голова гудит.

Вокруг все расплывается и раскачивается. Кажется, мое тело реально качает, как в гамаке.

На миг блаженно выдыхаю. Лучше темнота перед глазами, чем этот удар света, бьющий прямо в мозг.

И почти подскакиваю на постели, несмотря на ломоту во всем теле!

Стоп!

Стоп-стоп-стоп!

Я РЕАЛЬНО нахожусь в чужой постели! Не дома! А рядом со мной… Рядом со мной мужчина! Вот черт!

Ничего, совершенно ничего не помню! Господи! Что же так растрескивается голова!

— Ты кто?

Заставляю себя снова разлепить тяжелые, прямо ноющие веки.

И тут же наталкиваюсь на пронзительный взгляд черных глаз. Таких черных, что это нереально.

Длинные ресницы. Красивое по-мужски, будто вылепленное из камня гениальным скульптором лицо. Твердый волевой подбородок. Чувственные губы. И просто гора мускулов, насколько я вижу по оголенной груди и широченным плечам.

Он что? Сам дьявол?

Люди не бывают такими! А особенно этот взгляд… Просто до нутра пробирает!

Черт, да о чем я думаю!

Я лежу в постели с обнаженным мужчиной! Да еще и не в своей! КАК я здесь оказалась??? КАК???

Любопытство — отвратительная черта, я знаю.

И все же отвожу глаза от пронзительного черного взгляда, который поймал меня словно на крючок. С трудом, как будто он реально гипнотизер, или удав, а я — кролик, но все же отвожу. Скольжу взглядом ниже. Мне нужно понять, полностью он обнажен или нет!

О. Боже. Мой.

Мамочки!

Полностью!

Замираю на идеальном прессе с перекатывающимися кубиками. Вздрагиваю, переводя глаза на упругие выступающие косые мышцы. И с хриплым стоном выдыхаю воздух, который, оказывается, задержала, затаив дыхание. Шумно сглатываю, останавливаясь на вздыбленном огромном мужском органе. А тот, будто почувствовав мой взгляд, вдруг резко дергается. Направляя огромную разбухшую головку прямо на меня.

Насмотрелась?

Низкий бархатный голос звучит с легкой хрипотцой. Орган, от которого не могу отвести расширенных глаз, снова дергается, будто заявляя на меня свои права.

Кошмар.

Все бы отдала, чтобы закрыть сейчас глаза и провалиться в блаженную темноту. А после проснуться в своей постели. Дома. Понять, что этот огромный незнакомец с таким же огромным членом, уже начавшим упираться в мое бедро — просто сон.

Но…

Похоже, мне так не повезет. Придется смотреть правде в глаза.

Убеждаюсь в этом, несколько раз моргая. Но видение не уходит. Наоборот.

Глаза чуть привыкают к полумраку. Подбрасывая мне все новые омерзительные подробности.

Его огромные бицепсы, от которых становится очень не по себе. Чувственный изгиб насмешливо искривленных губ. И запах. Запах, от которого почему-то начинает чаще и сильнее биться сердце. И что-то судорожно сжимается внутри.

Черт! Почему я ничего не помню?

— Кто ты?

Выдыхаю, чувствуя, как каждое слово царапает горло.

— Не помнишь?

Мужчина, и до того выглядевший угрожающе, пока просто лежал рядом, вдруг одним рывком огромной руки дергает меня на себя.

Черт. Теперь я оказываюсь в стальных тисках. Практически под ним.

Соски трутся о его каменную грудь. Ощущаю, как мощью под его кожей перекатываются мышцы. А его член… Нет, черт, это огромная дубина! Он упирается прямо мне в живот! Кажется, сейчас пробьет меня насквозь!

Дышать становится совсем трудно, невозможно.

Я сдавлена стальным телом, зажата в тиски.

Его запах опаляет. Резко бьет по всем нервным окончаниям.

Осторожно поднимаю взгляд на лицо.

Челюсти сжаты. Глаза полыхают недобрым огнем. Ноздри яростно раздуваются.

— Ты часто просыпаешься в чужих постелях, м? Не помнишь, с кем и как провела ночь?

Да почему он в такой ярости?

Это наоборот, я должна метать молнии и плеваться огнем, а не он!

Неизвестно, как затащил в свое логово и что со мной делал! Хотя… Судя по этой огромной махине и тому, как невыносимо ломит все мое тело, ему-то как раз прекрасно известно, что он со мной творил!

— Отпусти! — выдыхаю сдавленно, чувствуя, как задыхаюсь. Слезы сами собой наворачиваются на глаза. Но я не позволю ему это видеть!

Неужели вот так прошел мой первый раз?

А я ничего не помню! Совсем! Вот абсолютно!

— Пусти…

Пытаюсь упереться руками в его высеченную из камня грудь. Но это бесполезно. Я бессильна против этой стали.

Кто он такой? Может, маньяк или насильник? Опоил меня чем-то, а сам….

— Я хочу знать, — в низком голосе, лупящем почему-то по низу живота, как грохот музыки в ночном клубе, прорываются рычащие нотки. — Часто? У тебя вот так? Чужой мужик, чужая постель? Привычно?

— Пить…

Уже стону. Чувствуя, что просто умру, если не получу хотя бы глоток воды.

Глава 2

Но к моему удивлению, его тело таки перестает сдавливать меня.

С поразительной легкостью для такой огромной комплекции, он резко подымается.

Тело тут же овевает приятной прохладой. Только сейчас понимаю, как оно горело под его горячей, словно раскаленной, кожей.

Ни капли не смущаясь, он так и поднимается, полностью обнаженный.

Вот же… Сто тысяч гадких слов вертятся в голове про этого гада!

Но они все затихают, потому что вдруг залипаю на его обнаженном теле.

Он двигается с дикой, какой-то животной и первобытной грацией, несмотря на груду мускулов. И каждый из них перекатывается на его огромных предплечьях, на груди, кубиках пресса, даже на крепких длинных ногах.

Огромный вздыбленный член прижат в животу. Шумно сглатываю, на миг даже забыв про безумную жажду.

Никогда не видела мужского органа. Ну, разве что в порнушке и то краем глаза.

Неужели в жизни он и правда настолько огромный?

Багровая головка величиной, наверняка больше, чем мой кулак. По ширине как минимум как бейсбольная бита. Оплетенный разбухшими венами, которые, кажется, пульсируют так, что гулом отдаются даже в моих висках.

Смотрю, как завороженная, забыв про всякий стыд.

Я просто настолько поражена, что не могу о чем — то думать и соблюдать приличия!

Да и почему я должна, если сам-то он приличий не соблюдает! Мог бы хотя бы в простыню завернуться, гад!

Ощущение, будто его член на физическом уровне чувствует мой взгляд. По крайней мере, он требовательно дергается, вжимаясь в живот еще сильнее. Кажется, даже еще больше разбухает и багровеет.

И будто в ответ на его реакцию у меня тут же непроизвольно поджимаются пальцы на ногах.

Мамочки.

Неужели такая вот махина способна уместиться в женском теле? Вообще в человеческом теле? И не разорвать в клочья?

Поворачивается спиной. К столу. Наливает в стакан воду из графина.

А я все так же, как завороженная, продолжаю разглядывать. Могучую спину, кажется, налитую под кожей расплавленной сталью, которая бугриться и перетекает там. На мощные бедра. И, черт, на его ягодицы! Крепкие. Накачанные. Даже там у него одни сталь мышц. Черт.

Прямо прикоснуться хочется.

Словно не человек вовсе. Античный бог, спустившийся на землю. Или сам дьявол во плоти во всей своей красе!

Но даже когда он молчит и не нависает, он этого мужчины веет какой-то просто бешенной энергией.

Опасностью. Непререкаемой силой. И, черт, просто воплощенным сексом!

Снова пересыхает во рту так, что горло будто заполнено иголками чертополоха.

Только, боюсь, уже не от жажды.

А от бешенной энергетики этого мужчины и от собственной странной, ненормальной реакции на него!

— Держи, — он поворачивается, в один шаг оказываясь стоящим прямо у моей головы.

Протягивает запотевший стакан.

Его огромное орудие тоже оказывается почти у моего лица.

Замираю, просто задыхаясь от переполняющих противоречивых ощущений. От резкого, чуть солоноватого запаха, что тут же бьет в нос, действуя на какие-то неизвестные рецепторы. Голова кружится и прямо кожа зудит.

Даже ладони потеют, когда он оказывается так близко.

Бархатная кожа в оплетении напряженных вен. И огромная головка, как запредельный организм пульсирующая прямо перед моими глазами.

Капелька смазки, выступающая ровно посередине. Даже хочется прикоснуться. Узнать, каково это странное чудо наощупь. Черт.

Встряхиваю головой, отгоняя наваждение.

Я не должна забываться.

Напоминаю себе, что еще неизвестно, кто этот незнакомец.

И что, черт возьми, он со мной делал!

И почему я ничего не помню, а в голове будто ваты напихали!

Принимаю из его рук реально ледяной стакан.

Жадно пью холодную воду, чуть ударяясь зубами о край.

Меня трясет, как в начинающейся лихорадке.

Ледяная вода служит контрастом со странным жаром, который тягучей волной разливается внизу живота и между ног…

Черт! Он и правда сам дьявол! Иначе почему я ощущаю, как стремительно намокают мои складочки, почему-то заныв и судорожно сжавшись?

Черт!

Он приближается.

Прикрываю глаза, сосредотачиваясь на стакане с водой.

Слышу, как шумно мужчина выдыхает сквозь зубы.

— Допила?

Его голос теперь звучит совсем хрипло.

Дрогнув, проливаю несколько капель воды на себя.

Он так близко, что, кажется, стоит мне поднять вверх стакан, чтобы отдать, как мои губы натолкнутся на его член.

И от этого меня реально начинает всерьез потряхивать.

Соски почему-то сжимаются так, что становится больно.

Это от ледяной воды?

Наверное.

— Хочешь еще чего-то? Есть? Или аспирина?

Чтоб ты провалился и исчез, оказавшись наваждением!

Но говорю это только в мыслях.

Когда его огромное орудие прямо у моего лица, я даже дышать боюсь.

Молча протягиваю ему стакан, отодвигаясь.

Его рука вдруг резко оказывается на моем затылке.

Впутывается в волосы, вжимает его напряженной пятерней.

Черт.

Наваждение.

Я и правда будто вылетаю из реальности!

Изумленно поднимаю на него глаза.

И в тот же миг его лицо меняется.

Ноздри раздуваются просто бешено. У самой начинает безумно колотиться сердце, глядя на то, как он жадно, рвано дышит.

Челюсти напряженно сжаты.

А в глазах…

Там пламя. Безумие. Черные всполохи и пронзающие меня огни.

— Твою мать, — глухо цедит сквозь зубы, и я чувствую, как его рука на моем затылке дергается. Подталкивает в топорчащемуся перед моим лицом члену.

— Пусти!

Изо всех сил упираюсь в его крепкие бедра.

Кожа тут же начинает гореть от прикосновения к раскаленному телу.

— Пусти!

С глухим рычанием от все же отпускает мой затылок. Делает шаг назад.

Наконец-то могу выдохнуть, а на глаза уже навернулись слезы.

На какой-то миг мне показалось, нет, я просто была уверена, что рванет на себя. Вдолбится сейчас в меня, не спрашивая. Изнасилует. Порвет.

— У тебя пиздец какие развратные глаза, ты в курсе?

Его низкий бархатный голос звучит надтреснуто. Так, как будто он и правда еле сдерживается, чтобы не разорвать.

Зрачки стали совсем черные. Дышит тяжело. На виске бьется бешено жилка, а по ней струиться дорожка пота…

Так и полыхает.

С ужасом смотрю на вздымающуюся мощную грудь.

Он вообще в таком состоянии способен что-то услышать?

— Это не повод на меня набрасываться! И вообще! Делать все то, что ты со мной делал! Мало ли, у кого какие глаза! И у меня они, между прочим, нормальные! Это ты, как самый настоящий маньяк, придумываешь то, чего нет, лишь бы оправдать себя!

Сжимаю кулаки под его бешенным взглядом. Мурашки по всей спине. Покрываюсь испариной.

Страшно. До чертиков страшно.

Мы здесь одни. Вряд ли кто-то поможет, если он бросится.

А выглядит именно так. Как зверь, приготовившийся к прыжку!

— А что я с тобой делал? М?

Резко дергается вперед, заставляя меня отшатнуться на самый край кровати.

Но только наклоняется к моему лицу.

Черт. Слишком близко. Его губы оказываются прямо у моих!

Его дыхаение опаляет мою кожу…

— Не знаю! — выпаливаю прямо в это огнедышащее лицо. — Похитил? Опоил какой-то мерзостью? Насиловал? Этого по-твоему, недостаточно!

— Очень развратные глаза, — повторяет он хрипло, и, снова обхватив мой затылок, таки резко дергает на себя.

Набрасывается на мои губы.

Как ураган.

Сминает.

Сносит все планки наглым, собственническим, жадным поцелуем.

Внутри все будто взрывает, когда его язык жестко, резко проталкивается мне в рот.

Вот теперь начинаю дрожать по-настоящему!

Он обжигает небо. Касается моего языка, сминая его своим напором.

Его хриплый выдох прямо в мой рот забивается где-то прямо в горле, заставляя напрячься и выгнуться всем телом. Непроизвольно. Как натянутая струна. Так натянутая, что, кажется, сейчас звенеть начну, а то и вовсе лопну!

Пальцы мнут мой затылок, а язык таранит все сильнее. Добираясь прямо до горла.

Рывком дергает на себя, не сбавляя бешенного ритма и напора. Так, что задыхаюсь.

Обхватывает все полушарие моей груди.

Сжимает пальцами сосок, прижимая еще и сверху напряженную как камушек горошину.

Теперь его твердый член упирается мне прямо в берда. Он каменный. По-настоящему каменный. Кажется, даже кость мою сейчас проломит.

В глазах темнеет.

По всему телу рябью, волной проносится жар.

И плавлюсь. Меня бросает то в мучительный жар, то в бесконечный холод. Перед глазами вспыхивают искры, особенно когда его пальцы сдавливают сосок еще сильнее, перекатывая его, потирая и снова сжимая до моих вскриков, которые он тут же заталкивает своим жадным языком прямо в горло.

Черт.

Я готова отдаться. Растечься. Распластаться перед ним!

— Пусти!

Выдыхаю прямо в его рот, извиваясь, барахтаясь в его звериной хватке, как рыба, выброшенная на воздух.

Пытаюсь оттолкнуть его лицо. Впиваюсь ногтями.

Но не помогает.

Он дергает на себя теперь уже мои бедра.

Одним рывком распахивает ноги.

Бросает на спину, впечатываясь в меня своим огромным членом. Прямо между ног. Упираясь в безумно пульсирующий болезненно напрягшийся клитор. Сминая складочки так, что перед глазами вспыхивают искры, а тело бросает в болезненную дрожь.

Глава 3

Сумасшедствие.

Больно и тягуче одновременно.

Треск ткани лупит по ушам.

Его глаза горят так безумно, что, кажется, ничем уже не остановить. Он как наркоман. Озверевший от похоти! Да и я будто сошла с ума… Вернее, не я, а мое тело!

Он же меня просто разорвет. Разорвет сейчас.

Эта мысль отрезвляет.

Кусаю его изо всех сил за язык, едва заслышав звериное рычание. Он как дикий зверь уже готов к последнему броску! А я? От меня же останутся одни ошметки!

Кусаю так сильно, что, кажется, оставлю его без языка.

Но, главное — это действует!

С глухим хриплым матом он слегка отстраняется, переставая терзать мои губы, которые горят до боли.

— Ты охренела?

Его тело все еще нависает надо мной. Придавливает своей тяжестью.

Член по-прежнему жадно и властно дергается прямо над моими размазанными им складочками, которые остро ноют.

Боже!

Да он же одним пальцем способен раздавить мне шейные позвонки!

Но, к моему счастью, он выгляди скорее изумленным, чем разъяренным!

— Это ты охренел! — набираюсь остатков наглости и смелости, сжимая руки в кулаки.

Я знаю такой тип людей. Это не люди. Опасные звери.

Многих таких видела в доме отца!

Никогда. Никогда с ними нельзя давать слабинку! Выказывать даже малейшую слабость!

Надо держаться и давать отпор! Даже если не просто очень, а просто безумно страшно!

Все эти их разговоры о том, что если быть послушным и покорным и исполнять волю таких вот властных хозяев мира, — а передо мной именно такой, явно один из самых ярких представителей этого класса, — тебе ничего не будет и все обойдется хорошо, — пустые враки. Слабаков они размажут. Сожрут и глазом не моргнут. Только продавят и будут издеваться. Ноги вытрут. Прямо о лицо.

— Вот это ты со мной и делал! Насиловал! Собираешься продолжить и дальше? Для этого меня опоил и выкрал, да?

Он замирает прямо у моего лица.

Долго, пристально смотрит. Так, что я съеживаюсь в комок на постели. Под его разгоряченным телом.

А если я неправа? Если выбрала неверную тактику? И сейчас он меня просто убьет со своим звериным рыком?

Чудовище. Явное чудовище! Но как же порочно, как же дьявольски он красив!

Это шутки, издевательства природы или самого дьявола. Специально наделить такой ошеломляющей внешностью и бешеной энергетикой того, у кого черная, ужасная душа и все нутро!

Моргает несколько раз. Будто пытается вернуться в реальность после той страсти, которая из обоих высекала искры. Выбивала пробки и разум.

А после…

Когда я уже готовлюсь к самому худшему, так и чувствуя, его огромные пальцы, сжимающие мою шею, просто запрокидывает голову и начинает хохотать.

Даже не злобно.

Искренне.

Будто и вправду веселится.

На всякий случай пытаюсь уползти подальше. К изголовью кровати. Она огромная, под стать ее хозяину. Есть, куда ползти. А там… Может, незаметно как-то убегу?

Почему — то мне кажется, что если покинуть кровать и говорить с ним стоя, а не лежа, то будет полегче…

— Эй, — хохот прекращается в один миг.

Его рука дергает меня за ногу, возвращая обратно. Ровно под его тело. Под его огромный закостеневший член.

Но в глазах пляшут насмешливые черти, и это меня немного успокаивает. Там он до сих пор смеется.

— Ты что? — его лицо снова наклоняется. Губы скользят по моим.

И мои губы непроизвольно распахиваются.

Тело снова начинает жить своей жизнью. Оно будто ждет, что он снова набросится, сминая их ураганом своей запредельной страсти. Даже он проносится по всей коже. Вспыхивает на языке. Обволакивает все тело сладостной трепещущей истомой.

— Ты правда думаешь, что мне нужно кого-то насиловать?

Чуть не стону разочарованно, когда от отрывается от моих губ и снова запрокидывает голову, заливисто, раскатисто хохоча.

Ну надо же!

Какая самоуверенная зверюга!

Хотя…

Вздыхаю.

Приходится признать, что с таким телом, как у Аполлона, ему и правда нет нужны кого-то брать силой! Скорее уж наоборот. На такого женщины сами должны набрасываться табунами…

— Или ты думаешь, что, если бы я тебя брал, ты бы этого не почувствовала?

Вкрадчивый голос снова опаляет мои губы. Прожигает их. Безумно сексуальный. Тут от одного голоса дрожь накрывает от макушки до самых пяток!

Он вообще — реальный?

Такие существуют на свете?

Или я и правда все еще сплю?

Хотя, он, конечно, прав.

Учитывая то, какая у него там дубина между ногами, я вряд ли могла бы сегодня хотя бы сдвинуться с места. Это не часть тела! Это настоящее оружие для расчленения! Изощренное убийство в муках, вот для чего оно предназначено!

Но…

Если ничего не было, то почему этот тестостероновый монстр совершенно голый?

Что-то мне подсказывает, что он привык брать то, чего ему хочется.

А что ему хочется, видно даже слепому!

Можно подумать, он так просто вот спал рядом со мной! И ничего не делал! Ага. Дожидался, пока его жертва проснется! Зачем тогда усыплял?

И воровал?

— Ты стопроцентный насильник, — цежу, прижмурившись, вложив всю волю и решимость в свой взгляд. Смело гладя в его прожигающие меня глаза.

— Ни одна женщина в здравом уме не пойдет… На вот это, — красноречиво скольжу взглядом вниз, по его торсу.

Черт!

Даже волоски, черная поросль на его груди, топорщится дыбом, словно наэлектризированная.

Лицо сразу же начинает полыхать.

И воздуха почему-то становится бесконечно мало!

Да что ж такое!

— Поэтому ты меня и выкрал. И вырубил какими-то своими препаратами, — усилием воли заставляю себя вернуться взглядом к его лицу.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Даже не обращаю внимания на его насмешливо вздернутую густую бровь.

— Серьезно?

Его глаза темнеют. Горят безумной похотью и одновременно насмешкой.

Превосходством того, кто прекрасно осознает свою власть.

И не только тем, что в миллион раз физически сильнее.

О, нет. Нет, нет. нет.

Его вот один этот взгляд уже способен свести с ума, заставить забыть обо всем на свете!

Во рту только от него пересыхает, в горле бушует Сахара.

Непроизвольно шумно сглатываю, облизывая губы.

Один его взгляд, даже без жара впечатавшегося в меня тела, пронзает насквозь.

Заставляет соски и губы гореть от странного, невыносимого томления.

Он трахает меня глазами. Проникает глубже, чем своим огромным орудием.

Прикусываю губы, чтобы сдержать рвущийся стон.

Черт! Соски ноют, и между ног горит от потребности… Даже не знаю, чего!

Чувствовать тяжесть его тела на себе еще сильнее?

Раздвинуться перед ним на максимум и не важно, что будет дальше?

Я вся горю!

От невыносимой, ломящей меня потребности чего-то большего…

Его рук… Его губ… Его пальцев на мне… Полыхаю.

Как бабочка, что летит на огонь, и ей наплевать, что она в нем сгорит!

— Ты реально думаешь, что мне нужно опоить женщину, чтобы уложить ее в постель? Мммм?

Черт.

Я не думаю!

Я вообще не могу ни о чем рядом с ним думать!

Только раскаляться и сгорать в безумном пламени, в испепеляющем огне!

Но почему-то мысль о других женщинах бьет меня по каждому из оголенных рядом с ним нервов!

Прямо наотмашь бьет!

Эта магия. Это непередаваемое что-то, от которого до боли в суставах зарождается потребность изворачиваться под его телом. Стонать и хотеть большего, невзирая на то, что, проникнув в меня, он разорвет меня на части!

Как гипноз.

Как едкий яд вампира. Который заставляет свою жертву следовать за ним, наплевав на все последствия!

Потому что с ним хочется большего. Например, губы зудят от невыносимого желания прикоснуться к вот этой его бьющейся на виске жилке. Слизать ее. Почувствовать ее вкус и биение под языком.

Он действует нереально. Запредельно. Нечеловечески.

Да. Я кролик под гипнозом удава.

Кролик, которого выворачивает от ломки там, внизу, где он по-прежнему давит своим невозможным членом на мои складочки.

Прижимает так, что придавливает, пронзает самое естество!

Насквозь. Почти насмерть.

Сколько их было?

Таких вот дурочек, как я?

На которых он смотрел вот так же, заставляя пламенеть и плавиться?

Которых заставлял сходить с ума, забывая обо всем на свете? Даже имя свое заставляя забыть?

Броситься в омут исходящей от него страсти с головой?

Скольких ласках этот чувственный, порочный, рот?

Скольких одурял одним своим прикосновением, разметав в клочья?

И кто я для него?

Наверняка, всего лишь одна из многих.

Из тысячи, лиц и имен которых он даже наверняка не запоминает!

Но я не должна поддаваться! Иначе… Иначе в нем моя погибель!

— Слаааадкая…

Он разрывает наш зрительный контакт.

Скользит губами по моей шей, прикусывая, проводя по ней шершавым горячим языком.

Еще сильнее вжимается между ног своим пульсирующим, сводящим меня с ума окончательно, членом.

Я уже не думаю о его гигантских размерах. Я ни о чем уже больше не думаю… Ни о чем…

Просто уплываю в пучину мучительной страсти, от которой все внутри горит…

Его губы спускаются ниже.

Придавливают острый, возбужденный до ненормальности сосок.

Боже…

Я таки выгибаюсь.

Мое тело подбрасывает над кроватью, как ударом.

Заставляя сжаться еще сильнее.

Внизу живота полыхает самый настоящий ураган, полное безумие!

— Нет! — кричу, впиваясь в его лицо ногтями. Отчаянно.

Нет, потому что я просто сгорю. Пропаду. А он… Ему того только и надо!

Ты что? Всерьез?

Рычит, а у меня спазмы внизу живота от звука его хриплого бархатного рычания. Чееееееерт!

— Перестань играть, Алиса. Это уже не смешно.

Не смешно ему. Надо же! Мне вот давно уже не смешно! С самого начала! Причем, — очень! Очень не смешно!

— А ты думал как? — задыхаюсь от его жара.

Все еще чувствую как его губы вгрызаются в меня.

Неласково.

Не нежно.

Совсем не так, как я мечтала о своем первом разе!

И близко не так!

Тем более, с незнакомцем, которого я даже и не знаю!

Но…

Черт! Даже от одних воспоминаний о его губах меня взрывает, разметывая на тысячи частей!

— Ты сама со мной пошла.

Обхватывает мой подбородок стальной хваткой. Резко дергает на себя.

Заставляет смотреть в расплавляющие меня насквозь глаза. Не отрываясь.

Пронизывает ужасом и мелкой дрожью.

— Сама всего хотела, — шепчет так хрипло, что все мои нервные окончания снова сходят с ума от одного звука.

— Хочешь сказать… Ты не насиловал меня?

Мой голос дрожит вопреки всему здравому смыслу.

Конечно, насиловал.

Ну, в крайнем случае, воспользовался бесчувственным состоянием, до которого сам же и довел! Кстати, еще надо выяснить, каким образом!

— Значит, нет?

Его губы слишком близко к моим. Слишком.

Чертов незнакомец заставляет окончательно терять волю! Погружает в безумный, безудержный дурман!

— Конечно, нет!

Выпаливаю слишком громко.

И даже не потому, что боюсь…

А от того, что он со мной делает своей близостью.

— Если я насильник, то почему на тебе до сих пор одежда?

Рычит уже со злобой. С неконтролируемой яростью, что прорывается в каждом его опаляющем меня с ног до головы вдохе.

— Если я хотел воспользоваться тобой бесчувственной, то почему тогда не сделал этого? М?

Откуда мне знать?

Опускаю руки вдоль тела.

С удивлением ощупываю платье. Нежный, почти невесомый шелк приятно холодит ладони.

Глава 4

Я в том же вечернем платье, которое выбирала, кажется, в прошлой жизни.

На мне даже сохранились чулки, и…

И даже нижнее белье!

Кружевные трусики от известного модельера, которые он создал специально для меня в единственном экземпляре!

И которые теперь прямо врезаются в мое естество, пропитанные насквозь влагой.

Режут стеночки, вбитым кружевом вгрызаясь прямо внутрь.

— Почему тогда одежда на мне порвана?

Еле слышно выдыхаю, ощупывая остатки роскоши.

Лиф разодран практически в клочья.

Да и от распорки до бедра на платье мало, что осталось.

Нитки швов трещали явно не по-детски!

Уж если я не ощущала на себе одежды ровно с того момента, как очнулась и очень условно, но все-таки придя в себя, то что говорить о нитках?

Они не выдержали такого бешеного напора!

Интересно почему?

От того, что мы беседовали о вечном? С этим орангутангом?

— Может, потому, что ты льнула ко мне, как дикая кошка, мммм?

Нет. Сейчас нет в его глазах той насмешки, которая так возмущала меня, а теперь кажется даже милой.

Учитывая, какое бешенство ревет сейчас в каждой его слове. Бликами и пламенем в глазах отражается. Бьет наотмашь.

— Так, что даже я. При все своей врожденной скромности забыл о приличиях?

Ага.

Скромность.

Ты разве что в книжках читал такое слово.

— Сама чуть не разодрала на мне всю одежду, — продолжает с хриплым рычанием, нависая надо мной.

Его руки по обеим сторонам от моей головы пульсируют такой же яростью. Она чувствуется по безумному жару. По пульсации вен, которую я ощущаю даже так… На расстоянии…

— Но ты меня выкрал, — беспомощно выдыхаю, обмякая полностью на постели.

Такой накал сложно выдержать. Просто запредельно!

— Зачем?

Правда? Не воспользовался?

Почему я этому не верю?

Неужели действительно ничего не было?

— Чтобы полностью завладеть тобой крошка, — рычит, снова склоняясь к моим губам.

И, черт побери.

Это так будоражит.

Так сводит с ума…

Что я сама распахиваю губы, отдаваясь на его милость.

И что поделать, если они сами по себе дрожат в предвкушении того, как он жадно обрушится на них своим безумным ртом?

И все тело просто потряхивает от этого предвкушения?

Ладно.

Раз уж я попала в лапы такого зверского насильника, придется смириться….

— Тебе принесут поесть.

Он вдруг отстраняется, приподнимаясь на своих огромных руках.

А меня уже будто обдает холодом. Ледяным.

— А ты подумай. Может, что-то и вспомнишь.

Его тело отпускает меня окончательно.

Я валюсь с непроизвольным вздохом с хрипотцой, на мягкую кровать.

Дверь с грохотом хлопает, а мне остается только любоваться накачанными ягодицами. Что удаляются.

И правда не изнасиловал?

Я до сих пор не могу поверить!

Особенно после того, как я видела, как топорщился его вздыбленный член при выходе за дверь!

Ох, черт!

Если он ощущал хотя бы десятую часть того же, что и я, он обязательно вернется! И тогда мне точно спасения не будет!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 5.

Ал.

Выхожу, громыхая дверью так, что кажется, сейчас разлетится в щепки.

Ей поесть и прийти в себя?

Ой, ни хера!

Это кажется, мне самому, нужно под ледяную воду уйти.

Где-то примерно на месяц!

Так, чтоб остудило на полную мощность!

Чтоб все инстинкты выветрились, или наоборот, на нужное направились!

Что это вообще за хрень?

Девчонка — никто.

Просто разменная монета.

Я ее не то, что хотеть не должен.

Мысли все о ней только отвращение должны вызывать!

По большому счету — ну кто она мне?

Тупо дочь Грека. Врага, которого сам-то и в глаза никогда не видел.

Это вообще не моя тема.

Ни хера не моя.

Я иначе привык.

Сила.

Только истинная сила, иногда тупая, иногда — продуманная. И ни хера больше.

Сестру мою похитили, и я таки озверел. По-настоящему.

Не понимал, почему брат ни хрена не делает. Почему молчит. Чего выжидает.

Я так ни хрена не привык. Не умею.

Если на тебя кто-то двинулся — только силой решать надо.

Рот если раскрыл — значит, в обратку глотку свинцом и заливаешь.

Варианты?

Нихрена нет других вариантов.

Игры какие-то чертовы. В дипломатию.

Какая, на хрен, дипломатия, если сестру нашу похитили?

И шантажируют Влада. Требуют, чтобы тех, с кем вырос вместе и всю жизнь рядом стоял, предал?

Война.

Война, убеждает он меня, будет.

Какая на хрен война, если тебе хвост прищемить пытаются?

Пиздец.

Тут вообще вопросов быть не может. Ни о чем.

Если хоть одна шавка завизжать пытается, ее тут же пристрелить надо.

Без разговоров.

Он ведь знал.

Прекрасно понимал, что Грек в этом завязан.

Вопросов нет. Не сам все придумал. Может, и не сам на место некоронованного короля столицы метил и даже не своими руками нашу Регину похищал.

Я бы удивился.

Знаю я Грека.

Понты, но такой силы, чтобы против уклада выступить, у него нет. Ни разу.

Но завязан. Заляпан. Замешан.

А, значит, из-под такой суки надо жилы рвать. Пока не расколется, кто за всем на самом деле стоит.

Влад мягкий слишком.

Я?

Я бы начал просто.

Выстроил бы всех в шеренгу и яйца бы отстреливал.

Пока не признаются.

Почему нет?

Или ты на самом деле сила и ни хрена никакой войны не боишься, или, блядь, выходи на пенсию. Какие могут здесь быть варианты?

— Да, Морок.

Долгожданный звонок.

Давно пора узнать, что сестру, которую похитили, наконец возвращают.

— Твой брат погиб. И, кстати, совсем не тебе оставил все, что ему принадлежало.

Сжимаю челюсти.

Влад Север, старший брат, который всю жизнь оберегал меня от криминала и от всего того, на чем поднялся и благодаря чему мы все, собственно, и выжили, всегда был и останется для меня чем-то вроде иконы.

Святыней.

Хоть и во многом я с ним не согласен. Многого никогда не приму. Да и он не примет про меня.

И все же…

— Только не говори, что все досталось этой девке.

Кривлюсь.

Влад далеко не последний человек. В России и за ее пределами. В столице собственно, второй. И то, — лишь потому, что слишком лениво ему морочится со всей этой властью было. Для себя пожить хотел. Отдохнуть. Все на Грача переложил. Но только того замочили.

Глава 6

— Сестру нашли?

Не сдерживаюсь. Рявкаю в трубку. Какого хера до сих пор одного человека найти и вычислить не могут?

— Пока нет. Но и Грек на связь не вышел. Молчит. Даже не поднимает хай, что дочка его пропала!

Сука.

А ведь знает.

Что не загуляла. Что привет это от нас.

Значит, замазан в похищении сестры. И гораздо серьезнее, чем думал Влад.

Иначе, с его возможностями, всех бы уже на уши поставил.

Да и не прощают у нас такого. Чтоб девчонок, невиновных красть и у себя держать. За это даже враги рядом с тобой встанут. Это ж беспредел!

Сплевываю в воду.

Да.

Я беспредельщик.

Мне, может, только того и надо, чтоб их нудное болото всколохнулось.

Тогда и поговорить нормально сможем.

Сталью.

Кулаками.

На моем языке.

Без дипломатии их всей этой хреновой.

— Скажи Греку. Чтобы волновался. Потому что я уже начал делать с его дочерью такое, от чего у него волосы дыбом встанут. А у меня фантазия богатая. Поседеет, когда узнает ее всю. Лучше пусть не ждет. И Регинку сразу нам выдаст. Или того, кто ее прячет.

— Ал…

Морок снова устало вздыхает.

— Все, Морок. Отбой. Я свое слово сказал. Ты меня знаешь. Я слова не меняю.

Сжимаю челюсти, глядя в бегущую передо мной воду. До хруста.

Вместо того, чтобы уезжать, я бы такой размах в их столице устроил!

Такой, чтоб к нашей семье даже подойти после этого боялись!

Чтобы в штаны ссались при одной мысли о Северовых!

Но Влад сделал свой выбор.

Это была его жизнь. Его империя. Его, Грача, Морока и Лютого, которые когда-то с братом вместе начинали. До того, как свалить и зажить тихой мирной жизнью.

Не мне решать.

Сколько бы был не согласен, а против Влада и его решения не пойду. Никогда. Уважение к старшему брату в крови прошито.

Руки еще крепче в кулаки сжимаются.

Вообще странно, как не переломил тонкую шейку девчонки, дочки Грека. С самого начала.

Но она игрушка.

Игрушка, через которую я прищемлю яйца уроду.

Каждый нерв его на кулаки, а, вернее, на свой член, намотаю.

Пусть даже и не думает, что верну его доченьку такой, как была.

Накачаю своим членом так, что все отверстия у нее порвутся.

И не факт, что потом братве своей не отдам.

Все круги ада у меня пройдет.

И по хрен мне все басни, что девчонка к делам отца отношения не имеет.

Наша сестра тоже не при делах была.

Хочет кто-то грязной игры?

Пусть жрет. Пусть давится, а я кулаками ему эту игру в глотку буду запихивать.

Даже если не он сам. Не Грек, а другой кто-то стоит за этим. Почему молчит? Явно же знает, кто?

Пусть. Пусть молчит и по ночам тысячи потов с его жирной туши сходят.

Потому что я с его малышкой этими долгими ночами скучать ни хрена не собираюсь!

Он сдохнуть захочет от того, что я с его дочуркой делать буду!

Глава 7

— Эй…

Медленно разворачиваюсь в сторону этого нежного голоска.

Хм…

А дочурка-то, походу, ни хрена не так уж и невинна!

Хотя я об этом еще на приеме, с которого ее и умыкнул, начал догадываться…

Но теперь…

Склоняю голову набок, разглядывая это видение.

Босая.

Разрез длинного облегающего ярко-красного платья разорван по шву так, что ни хрена вообще почти не прикрывает!

В районе груди тоже все разодрано. Прям лоскутки висят, открывая сочные, идеально круглые полушария.

Хоть соски прикрыты недорванной тканью. Да и они выпирают сквозь это жалкое подобие платья. Торчат, как заостренные камушки. Нагло. Призывно. Откровенно.

Волосы растрепаны. Всколочены. Развеваются ниже колен.

Хоть бы пригладила, что ли. Волосами бы хоть прикрылась, благо, длина позволяет.

Но нет.

Идет ко мне, слегка пошатываясь. С остатками размазанной ярко-красной помады на лице.

Ни хрена не стыдясь, что на солнечный свет в таком виде вышла.

Не думая про команду, которая занимается яхтой и сейчас все шеи себе на хрен тут свернет.

Шлюха.

Прирожденная шлюха.

Впрочем, они все шлюхи. Натура женская такая.

Только какого хрена я залипаю на этих торчащих сосках так, что даже сглотнуть забываю?

Все тело моментально подбирается. Как для броска. Как перед хорошей дракой.

Каждый мускул наливается сталью.

Член реагирует в один миг.

Тут же подскакивает, вдавливаясь в живот.

Ткань на брюках трещит от такого напора.

Аж в голове шуметь начинает. Вся кровь уплывает в разбухающий член. Яйца звенят, отдаваясь лязгом в висках.

. — Поела?

В один широкий шаг оказываюсь рядом.

Шумно вдыхаю ее запах.

Такой, блядь, особенный.

Духи выветрились давно. Остался вот этот. Ее. Естественный. Настоящий. Запах самки. Который она источает так щедро, что даже забивает аромат морской соли.

— Одумалась? Пришла в себя?

Руки сами опускаются на ее нежную шейку.

Сжимаю челюсти, с шумом выдыхая через раздувающиеся ноздри раскаленный воздух.

Скольжу ниже, чуть сдавив одной рукой.

Опускаюсь второй к нагло выпирающей груди.

Провожу пальцем по вздымающемуся часто упругому полушарию.

Будто током искрит, когда провожу по коже.

И ток этот сразу же там, где и положено, выстреливает.

По всему стволу, по всей длине. Даже под кожей. Лупит по дернувшимся яйцам. Бьет на полную.

Охренеть.

Сжимаю пальцами сосок.

Глаз не могу от них оторвать.

Камушками торчат. Наглыми острыми камушками. Прямо кричат о призыве взять.

Взять здесь и сейчас.

Рвануть на себя, разодрать до конца клочки остатков платья на ней и нагнуть. Впечатать голову в поручни яхты. Обхватить длинные густые волосы, с наслаждением наматывая на кулак.

И тут же вдолбиться. Сзади. На полную мощность.

Дергая на себя за волосы.

Драть так, чтоб ее крики на все море разносились. Чтоб яхта задрожала. Чтоб ноги ее держать напрочь перестали.

Сладкая. Нет. Не сладкая она.

Терпкая. Манящая. Будоражащая.

Не такая, как остальные, приторные конфетки. Изысканное вино. Так и хочется выпить. Досуха.

— Поняла, что единственный способ облегчить свою участь — самой прийти, м?

Сжимаю сосок. Царапаю. Перекатываю между пальцами.

— Будешь ублажать прямо сейчас?

Да. Я бы поставил сейчас малышку на колени.

Член раздувается от того, как настойчиво требует оказаться у нее внутри.

Дергаю на себя, вжимаясь в нежное упругое тело озверевшим, просто осатаневшим стояком.

Никогда еще такого не было.

Сердце колотится, как отбойный молоток.

Забываю, где нахожусь. Плевать, что вокруг мои люди и команда.

А впрочем, когда меня это останавливало?

Сколько раз мы расписывали девчонок вместе с Владом? Не одну и даже не сотню!

А еще этот запах.

Порочный. Одуренный. Призывающий не разговоры разговаривать, а прямо здесь и сейчас. Мгновенно. Моментально взять. Всунуть свой уже начавший дымиться член на полную мощность.

И плевать уже, с чего мы с ней начнем.

С губок, упруго обхвативших, а потом резко дернуться в глотку, прочувствовав на полную длину сладкий шаловливый язычок.

Или с других губок, которые сейчас распахнутся под моим напором и туго обхватят член, когда вобьюсь в ее терпкую, дурманящую дырочку?

Дергаю на себя.

Прижимаюсь безумным стояком к ее телу. Вжимаюсь. Вдавливаюсь на максимум. Сейчас дым из ушей повалит, если не вдавлюсь.

— Так как?

Блядь. Сам не узнаю своего охрипшего голоса.

— Становишься на колени? Давай, детка.

— А ты меня тогда отпустишь?

Поддается.

Сама в ответ прижимается.

Еще и ножку свою — стройную, длинную, на бедро закидывает.

Позволяет моему стояку пробраться к горячему местечку.

Обвивает руками шею.

Запрокидывает голову так, что локоны длинные, черные, как смоль, по палубе начинают стелиться.

Блядь.

Прямо в глаза смотрит. Смело. Неприкрытым пороком. Соблазном.

Откуда взялась такая? Как будто сам Влад ее, как своих профессиональных элитных девочек, обучал.

Ныряю взглядом в глаза и дергаюсь вперед бедрами.

Как будто уже пронзил. Уже вошел. Проник насквозь.

Глаза.

Ведьмовские. Черные.

Это мой фетиш.

Когда отсасывают, чтобы в глаза прямо смотрели.

Член дымится.

Впивается в нее так, что сейчас кости проломит и кожу на хрен прорвет.

Гул в голове такой, как будто бочку вискаря вдул.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Шлюха. Ведьма. Чистый секс.

Долго с тобой, малышка, я утолять то пламя, что ты пробуждает, буду!

— Отпущу?

Смеюсь, дергая ее бедра на себя еще сильнее.

Сжимаю сосок еще крепче, ловя на раскаленную кожу груди ее тихий стон.

Губки вишневые, темные, сочные, распахивает.

Приоткрывает так сладко.

Как створки нижних губок, когда в нее впечатаюсь, раскроются.

Так как же все же взять этот удивительно редкий деликатес?

В ротик? Или все-таки нагнуть и над самым морем?

Запрокидываю голову от хохота. Такого бреда я еще не слышал.

— Конечно, нет, — сжимаю горлышко, возвращаясь к шейке.

Узкая. Упругая. Мой член хорошенько это горлышко натянет. Разбухнет под ним. Обхватит узко. Горячо.

— Не отпущу. На хрен тогда бы везти с собой? Но, скажем, это существенно изменит условия твоего пребывания со мной. Например, ты сможешь получить нормальную комнату. И еду. И бить тебя не будут. Даже, может, на толпу не пущу после того, как надоешь. Если, конечно, не разочаруешь.

Глава 8.

И чего было так поначалу возмущаться?

Зато теперь девочка исправилась.

Губки вишневые, блестяще-упругие распахивает.

Язычком розовым по ним медленно, тягуче, обводит.

Так, что рычать начинаю.

Внутри будто зверь или мотор мощный ревет.

Обвожу пальцем нижнюю сочную губу. Слегка придавливаю, тут же проталкиваясь внутрь. И еще два пальца добавляю.

Глаза ведьмовские черные расширяются. Вспыхивают огнем. Изумлением. Легким страхом.

А как ты думала, девочка? Я долго разгоняться не привык!

Сразу и проверим, сможешь ли легко мой объем принять. И останусь ли я тобой доволен. Придется потрудиться. И постараться! Дааааааа…..

— Давай детка. Всасывай.

Член уже разбухает настольно, что невозможно стоять.

Всю кровь на себя перетягивает. Равновесие сбивает своей тяжестью.

Глаз не могу отвести от того, как послушно втягивает в рот мои пальцы. Там горячо. Внутри у нее. Упруго. Сладко.

Ударяю бедрами о ее тело.

Дымлюсь, замечая, как давится. Только от пальцев. Как слезы в глазах распахнутых выступают, а на лбу белоснежном — капельки испарины.

Да. Постараться придется. Размер у меня побольше этих пальцев будет!

Но малышка справится!

Особенно теперь, после того, как одумалась и поняла, что нужно стараться. Похоже, я таки останусь ею доволен. А доволен я бываю ой, как не всегда.

Тонкий наманикюренный пальчик проводит верхушкой ноготка по натянутой, как готовая взорваться пружина, груди.

И я, блять, реально, звенеть начинаю. Всеми клетками.

Ой, да. Нам будет очень нескучно вместе, детка!

— Эй!

Наклоняюсь, чтобы слизать сок с ее спелых упругих губ, и даже не сразу понимаю, от чего перед глазами темнеет.

Зато звон в яйцах переходит совсем в другую тональность. Очень острую. Бляяядь. Как будто спицей толстой проткнули!

— Далеко собралась?

Разгибаюсь и, не давая себе времени отдышаться после такого коварного удара, рвусь за ней следом.

Успеваю поймать уже у самого бортика яхты.

— Совсем сдурела?

Шиплю, обхватывая за талию так, что сейчас переломлю, дергающее со всей дури руками и ногами тело.

— Куда собралась?

Фурия. Бешеная. Безумная.

Безумно сексуальная!

Член снова занимает стойку, стоит мне прижать ее ягодицы к вздернутой головке. Требует ее. Ткань штанов на хрен разрывает.

А она бьется.

Неистово. Неудержимо.

Забавная. Отчаянная. Глупая.

Неужели и правда думает, что сможет из моего захвата выбраться?

— Перестань!

Громыхаю голосом, резко разворачивая ее к себе.

— Охренела?! Да, мать твою, перестань кусаться!

Так же мечется.

Вырваться пытается.

Полосует меня ногтями так, что умудряется красные бороздки на руках оставлять.

— Дурная дикая кошка!

Шиплю, забрасывая на плечо.

И тут умудряется еще пытаться посопротивляться.

Лупит кулачонками своими, как мелким градом, по голове и плечам.

— Ты правда, совсем дурная!

Рычу, занося обратно в каюту.

Уже без всяких церемоний швыряю на постель.

Дать бы ей по лицу. Хорошенько так дать.

Чтоб отрезвило. Чтоб звон в ушах зазвенел и все дурные мысли на хрен выдавил.

Но вместо этого только с грохотом впечатываю кулак в стену. Прямо над ее головой.

Затихает тут же.

Глазища свои распахивает изумленно. Сжимается под моим нависшим над ней телом.

— Поняла наконец?

Громыхаю. Чувствую, как даже глаза злобой полыхают. Так бы и сдавил нежную шейку.

— Тут, Алиса, с тобой никто ни во что играть не собирается! Ты пленница. Заложница. А я — не самый добрый и терпеливый человек. В следующий раз сорву эту тряпку, — сжимаю в кулак ткань платья на ее груди так, что та с треском и с тихим всхлипом девчонки, начинает рваться. — И брошу на хрен голую в каюту команды. Поверь. Они церемониться с тобой не будут. Выдрут не глядя. Во все щели. А, может, и по трое в одну. Одновременно.

Пищит. Сжимается. Глазища свои огромные еще сильнее распахивает.

Как будто никогда о таком не слышала!

А папаша-то ее и не такое еще проделывал в своей гребаной паршивой жизни! И не раз!

— Добро пожаловать в реальность, — рывком дорываю этот красный, маячащий перед глазами, как тряпка перед разъяренным быком, клочок.

Глава 9

Отшвыриваю на хрен в сторону, нависая над сжавшимся белоснежным телом еще сильнее.

Белая. Белоснежная. И соски полыхают темной спелой вишней. Охрененная.

Дыхалку мне срывает покруче, чем когда по яйцам врезала.

Одним видом своим обнаженным.

Одним предвкушением.

Скольжу руками по белой коже.

Атласная. Одуренная. Гладкая.

Отрываться не хочется.

— Я с тобой, Алиса, шутить не собираюсь. И то, что тебя ждет, как с тобой обращаться будут, зависит только от тебя самой.

Дергаю ее за шею. Так, чтоб лицо на меня подняла. Приближаюсь так близко, что вкус ее дыхания на губах чувствую. Практически на языке ощущаю.

— На хрена прыгать собралась? М? Или попугать меня решила? Думала, я отпущу? Или трогать не буду? Говори, мать твою!

Опять херачу по стене. Так, что штукатурка обсыпается.

Вытащил бы, конечно.

Может, так и лучше бы было. Охладиться для нее.

Поняла бы тогда.

Да и хрен бы она спрыгнула. Наверняка тупо на понт рассчитывала взять. Но я не ее папаша. Со мной эти капризы и штучки всякие бабские ни разу ни хрена не проходят!

— Я хорошо плаваю.

Надо же!

Она еще и дерзкая!

Вон как подбородок гордо вздернула!

Охренеть!

Хотя нет. Реально, похоже, расклада не понимает до конца. Не сечет. Где и с кем оказалась. Иначе бы притихла. Слова бы из себя не выдавила бы.

— В ледяной воде?

Сжимаю ее плечи.

Точно. Ей бы очень не помешало охладиться.

Конкретно так. По-настоящему. Чтоб ума добавилось.

— У тебя бы, дурында, судорогой бы сразу же ноги свело. Вся бы заледенела. Камнем бы на хрен ко дну пошла!

Встряхиваю, чтоб доходчевее было.

— И куда бы ты уплыла, м? В открытое море? Долго бы плескалась, ледяная русалка?

Блядь. Я злюсь. Я давно так не злился. Разве что когда узнал, что Регину выкрали сволочи!

— Я очень хорошо плаваю!

Надо же. Еще выше подбородок дергает. Смелая пигалица какая!

— Ты хоть понимаешь, где мы? Куда бы поплыла? Дура!

Съездить таки надо по этому хорошенькому личику. Без капли мозгов. Совсем.

Море — полбеды. Но мне еще и дерзить? Или это от страха у нее мозги отключились?

— Я еще и стреляю хорошо! Это так. К сведенью. Чтобы ты знал.

Охренеть.

Это она что?

Мне сейчас угрожает?

— Тебе точно надо охладиться, — отшвыриваю ее на постель, прижимая за живот.

Прочно фиксирую руки наручниками к металлической балке над кроватью.

— Не дергайся!

Ловлю затрепыхавшиеся ноги, проделывая с ними тоже самое.

Распахнутая.

Абсолютно обнаженная.

Трусики ее, как помню, еще в спальне Влада улетели на хрен.

А я и распробовать тогда не успел!

Но ничего!

У нас еще будет время.

Пиздец, как много времени у нас с этой крошкой еще будет!

— Не вырывайся, — хриплю, склоняясь к самым губам.

Полыхает огнем. Глаза ведьмачьи так и прожигают. Насквозь.

— А то синяков себе наставишь.

Отхожу на пару шагов.

Любуюсь.

Дергается. Молнии пускает. Руки крепко в кулаки сжаты.

Усмехаюсь.

Недолго ты, малышка, трепыхаться будешь. Очень очень скоро станешь послушной и покладистой. Сама будешь передо мной на колени становиться. Умолять, чтобы я горлышко твое жесткими толчками члена осчастливил!

Глава 10

Отворачиваюсь к бару, наливая себе полный стакан виски.

Вытаскиваю из маленького холодильника кубики льда.

— Вот так, — подхожу к распростертому белоснежному телу.

Чуть капаю на живот.

Золотая жидкость струйкой расплывается, стекает к пупку. Плоский упругий живот сжимается. Бляяяядь.

А как сожмется вокруг моего члена, когда меня примет?

Наклоняюсь.

Слизываю огненный напиток. Всасываю пропитавшуюся им кожу.

— Ттыыыы…. Ты насильник, — слышу ее хриплый выдох.

Улыбаюсь в ее живот, прикусывая чуть покрасневшую кожу.

О нет.

Ты, детка, еще много не знаешь!

— Правда?

Вклиниваюсь ногой между распахнутых бедер. Снова почти валюсь на нее. Нависаю.

Облизываю кубик льда, вытаскивая его из стакана.

Медленно, бесконечно медленно провожу по соску, который становится напряженным, заостряется, твердеет под ледышкой.

Не отводя взгляда от ее уже начавших подергиваться дымкой глаз.

Чуть царапну краем, и прижимаю снова, охлаждая.

Обвожу вокруг соска и возвращаюсь к самой вершинке.

Ногой ощущая, как начинает детка между ног подрагивать. Как наполняется влагой.

— Ты омерзителен, — хрипит на сбившимся дыхании.

Наклоняюсь.

Не удерживаюсь. Сминаю приоткрытые вишневые губы.

Бля… Какой же пьяный этот ее стон.

Сопротивляется. Бороться пытается. Губы сжимает.

А я тараню. Пробиваюсь. Глубоко. Бью языком до самого неба. Прямо в него ударяю. Яростно. Жестко. Раз за разом.

Пока не обмякает. Не поддается, признав своего хозяина.

Распахивает ротик. Податливо. Повержено.

Одним дыханием ее рваным, одними глазами, теперь пьяными донельзя, самому опьянеть, окончательно сорваться, можно.

— Ты моя, Алиса, — ударяю хрипом прямо в ее рот. Чтоб в горло это понимание протолкнуть. Чтобы на подклеточном уровне в нее впечаталось.

— Вся моя. Полностью. Насквозь.

Скольжу новой льдинкой ниже.

Отрываюсь от губ, опускаясь зубами по белоснежной шейке.

Прикусываю, тут же накрывая губами красные бороздки на белой коже от моих зубов.

Вся. Вся охренительная. Везде.

Будоражит так, как будто я женщины никогда не чувствовал под руками.

Опускаюсь ниже.

Не прикасаюсь, — пью ее кожу. Ее запах охрененный. Дурманный. Ведьмовской.

— Скажи…

Провожу в ложбинке между грудей кубиком льда. Снова обвожу соски, тут же с силой втягивая их губами.

Лед и жар.

Она полыхает с каждым выдохом. С каждым прикосновением.

До одури. До сорванных катушек чувствительная.

Тело струной выгибается под моим.

Так выгибается, что сейчас звенеть начнет.

А у меня в ушах уже давно все гулом.

Член дергается, как ненормальный.

Смотрю на ее соски. Как каменными становятся, острыми камушками, заостряясь и вверх подпрыгивая. И чувствую губами, как твердеют еще сильнее, когда их терзаю. Прикусываю и втягиваю на полную мощность, зализывая и снова отпуская, чтобы прижать к ним лед…

— Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебя взял. Трахнул. Скажи, как сильно хочешь принадлежать мне.

Член уже вонзается в живот. Разорвет сейчас на хрен кожу. Дергается, как озверелый. От каждого ее нового вздоха.

От того, как судорожно сжимает пальцы и пытается сдвинуть ноги. Судорожно пытается. Сжаться стеночками, складочками уже хочет. Хочет так, что невмоготу.

Дурман. Дурман, а не женщина.

Я же сейчас наброшусь.

Я же просто сейчас сожру!

— Нет, — выдыхает одним хрипом.

И губы судорожно облизывает.

— Что?

Почти падаю на нее, дергая бедра на себя.

Прямо в промежность озверелым членом упираюсь.

Сейчас протараню.

Сейчас сквозь штаны на хрен ее возьму. Все дымиться. Все в пламя превращается.

— Что ты сказала?

Размазываю с нажимом припухшие от моего напора нижнии губы.

Мне, видно, послышалось. Она же еле говорит уже от возбуждения.

— Нет, — хрипит, распахивая свои глазища. Прямо у моих глаз. Ресницами чуть не сплетаемся.

Пронзает черным углем. Прокалывает. Будто не я в нее войти собираюсь, а она — в меня, глазищами этими вдалбливается.

— Неправильный ответ, — щекочу ногтем нежную шею, чуть прижимая и сползая пальцем вниз. До пышной груди, что прямо в руку ложится.

Взгляд у нее. Безумный. Пьяный. Дурманный. Уже весь поволокой задурманенный.

— Я не собираюсь сдаваться насильнику, — стонет так, как обычно выкрикивают «дааааа».

— Насильнику?

Чуть не давлюсь, наклоняясь над ней еще ниже.

Резко опускаю руку вниз.

Сминаю мокрые, дрожащие складочки. Большим пальцем припечатываю дернувшийся в ненормальном толчке клитор.

Вижу, как глаза закатывает. Как током ее простреливает. Подбрасывает на постели прямо в мою грудь, на которой все мышцы уже так напряжены от сдерживаемого желания, что, кажется, сейчас взорвутся на хрен.

— Это называется насиловать?

Толкаю сразу два пальца внутрь.

Упругая. Узкая. Сумасшедше узкая.

Мокрая такая, что скольжу легко.

И снова. Со стоном изгибается всем телом. Глаза закатываются.

— Вот это? Так? Называется?

Вытаскиваю руку.

На пальцах блестит влага.

Запах такой дурманный, что сбивает с ног. Запах ее желания. Неумного желания.

— Пробуй. Как ты не хочешь.

Провожу пальцами по ее губам.

Вся раскраснелась. Дышит так, что сердце из груди сейчас выскочит.

— Вкус. Твоего желания. Как ты меня хочешь, Алисаааааа. Я сам дурею от того, как сильно ты меня хочешь.

Все губы мокрыми становятся. Блестят. И все равно на пальцах море влаги остается.

— Хочешь до одури. Все твое тело так и просит, чтобы я в тебя вошел

— Нет!

Выкрикивает. Прямо мне в лицо.

И кулачки свои сжимает.

Смелая маленькая мышка.

— А от чего ты тогда так дрожишь?

Новым кубиком веду вниз живота.

Раздвигаю трепетные складочки, чувствуя, как лед тут же плавится под ее раскаленным жаром. Раскаленная. Распаленная. Вся истекающая.

С ума меня сводящая. Терпкая. Пьяная. Дурман.

— От холода, — выдыхает. — А это… Это естественная реакция тела. Даже если мужчина отвратителен, оно дает такую защиту. Чтобы насильник не порвал.

— Надо же, — прикусываю ее губы, слегка оттягивая.

— Правда? Все же я насильник?

Выпускаю из зубов нижнюю губу и тут же втягиваю губами снова.

Обвожу льдом по кругу клитор. Ее тело дергается вместе с моим одуревшим разбухшим от зверского нетерпения членом. В унисон. Одним ритмом. Уже. А ведь я даже еще и не вошел!

Снова погружаю пальцы внутрь, прижав лед к самой вершинке клитора.

Просовываю медленно, наслаждаясь тем, как она впускает. Как распахиваются, раздвигаются для меня мокрые дрожащие складочки.

Резко толкаюсь внутрь, выбивая новый тихий стон.

— Проси. Проси, чтобы я взял тебя. Проси, Алиса!

— Это… Ввсе. Против. Моей. Воли!

Еле говорит же. Между ног у малышки все дымиться не меньше, чем у меня!

Вбиваюсь все быстрее. Сильнее. Жестче.

Упрямая.

Уже совсем на подушке обмякла. Глаза закатились.

Все тело дергается.

Уже стеночки ее вокруг пальцев моих судорожно сжиматься начинают.

Какой дурманный. Одуренный у нее оргазм.

Как стонет. Грудным своим голосом. Распахнутым ртом ловить воздух пытается.

— Давай. Скажи. Попроси! Алиса!

Мотает головой. Говорить уже не в силах.

Мне самому слова из себя выталкивать еле удается.

Сгибаю внутри нее пальцы, задевая особенные точки.

Самого все дрожью пронзает. Сумасшедшей. Как наркомана в ломке. Сотрясаться начинает. Рвано хрипит, прикусив губу.

— Ну?!

— Нет!

Всхлипывает одурительно порочным стоном.

— Ладно.

Резко вытаскиваю пальцы из нее.

Блядь. Самого судорогой и ни хрена не приятной выкручивает.

— Сама придешь, — шепчу в изумленно распахнутые губы. — Сама попросишь. И помни. От того, какой будешь ласковой и умелой, как меня обслужишь, зависит, как тебе будет житься у меня. А про побег забудь. От меня не сбегают.

Ухожу, но все же останавливаюсь у выхода.

Смотрю, как она все еще подрагивает всем телом. Как до крови кусает губы.

Да детка.

Руки у тебя прикованы. И ноги сдвинуть ты не сможешь, чтобы хоть так себе помочь. Сдавить клитор ногами.

Начавшийся оргазм лупит не меньше спазмов неудовлетворенности. Начавшийся, но не доведенный до конца.

Ты придешь. Ты попросишь. Сама станешь на колени.

А я дождусь.

Только тогда тебе придется очень сильно умолять!

Глава 11.

Алиса.

Все тело выламывает судорогой.

Мощными спазмами так и неполученного оргазма.

Черт!

Никогда не думала, представить себе не могла, что с телом может происходить что-то подобное!

Но низ живота простреливает тягучей, вязкой волной.

До боли. До искр из глаз. До одурительной истомы.

Пытаюсь сжаться. Сдвинуть бедра. Чтобы хоть как-то облегчить эту мучительную, неодолимую пульсацию, простреливающую меня всю. Насквозь.

И лишь глухо стону.

Всю. До кончиков волос. До искр на концах ногтей простреливает запредельным током.

Мучительно все тело покрывается испариной. Между ног полыхает вулкан.

Это безумие. Невероятное. Запредельное. Невозможное.

Все внизу тянет так, что снова и снова с губ слетает стон…

Что он со мной сделал? Что сотворил?

Не может такая реакция тела быть нормальной!

До крови прикусываю губы, заставляя себя переключиться.

Перестать чувствовать и ощущать. Это безумное пламя. Бесконечный жар. Как натянутая, готовая лопнуть струна. Вот что он сделал с моим телом. Вот во что оно превратилось.

Кто он?

Почему я ничего не помню? Как здесь оказалась?

Вот самый важный, самый главный на сейчас момент!

Сквозь дурман судорог и безудержного томления тела прорываются воспоминания.

Бал…

Ежегодный бал отца, на котором собирается вся элита столицы. А, может, даже, и всей Европы…

— Это нечестно! Ты вечно держишь меня взаперти!

Отцу, как обычно, совершенно плевать и на мое мнение, и на чувства.

Как всегда, смотрит на меня чуть снисходительно. Склонив голову набок. Любуясь. И ни разу не слушая.

— Я у тебя, как в тюрьме!

Да. Это тюрьма дорогая и роскошная.

В ней есть все. Разве что с золота не ем.

Но нет ни грамма, ни капельки свободы!

Я одеваюсь у лучших модельеров мира. На мне всегда килограмм бриллиантов. Мне на заказ делают платья и даже белье. Такое, которого нет ни у кого! В единственном экземпляре!

Но у меня нет подруг. Нет друзей.

Черт, мне двадцать, а я даже ни разу не целовалась!

Отец не выпускает меня. Не позволяет принимать ни единого решения.

В университет я езжу под охраной. И даже там не могу с кем-то пообщаться.

Тем парням, которые мне нравились и звали на свидание, очень быстро переломали и руки и ноги. Я даже улыбнуться с тех пор кому-нибудь боюсь!

Ни разу я не была на вечеринке. Или на танцах

Только на нудных вычурных приемах, которые устраивает мой отец.

Не спорю. Они роскошны. Шикарны. Всегда продуманны до мельчайшей черточки. С таким размахом, что, наверное, десять бюджетов страны на одно только шампанское уходит!

Но…

Это все показуха. Бизнес. Расчет.

Многие, конечно, душу бы продали дьяволу за то, чтобы хоть раз в жизни оказаться на таком приеме.

Здесь есть все.

Звезды шоу-бизнеса.

Певцы, музыканты, самые известные актеры.

Но и это только мишура.

Они на приемах отца — только развлечение для серьезной публики.

Что-то вроде официантов. Или клоунов на детском празднике.

А гости здесь — настоящая элита.

И это даже не депутаты. Не прокуроры. Не ведущие бизнесмены страны.

Я давно уже поняла. И эти, почти все — просто куклы. Марионетки, которых ставят на должности совсем другие люди. Те, которые остаются в тени. Незамеченными. Серые кардиналы, которые управляют на самом деле всем. И в стране и за ее пределами.

Вот, кто настоящие гости моего отца.

И розовые очки о том, что эти люди достигли положения и власти честным трудом развеялись у меня очень давно.

Я видела, как на одном из таких приемов, отец, улыбаясь и поигрывая стаканом с виски, спустился по ступенькам в вечно запертый подвал.

Мне всегда было интересно, что в нем такого. Почему он всегда закрыт и что отец может такого там прятать.

Спустилась вслед за ним. Бесшумной тенью.

А потом меня долго рвало в дальних кустах роз.

Я видела.

Как они пристрелили так человека. Как он орал и умолял его не трогать. И нет. Отец был не один. Со своим другом. Уважаемым человеком. Нефтяным магнатом, который часто заезжал к нам в гости.

Омерзительный, толстый и самодовольный. Набитый золотом мешок с сальной улыбкой и похотливыми поросячьими глазами. Возраста примерно моего отца.

Иосиф. Иосиф Кобринский. Олигарх, известный каждому. С которым они так часто запирались в кабинете и обсуждали дела.

Смеялись, попивая свой виски.

Так же, будто ничего и не случилось, они вышли из подвала.

Поигрывая все еще недопитым виски в своих стаканах. Смеясь над какими-то шутками. Как ни в чем ни бывало, вернулись в зал. К гостям. Говорить комплименты женщинам, танцевать и обсуждать дела. Будто и не отняли только что жизнь человека.

Как в дурмане смотрела, как по дороге отец щелчком стряхивает с манжет капельки крови.

Дышать не могла. Не могла пошевелиться. Только с ужасом закрывала рукой рот.

Хотелось орать.

Но воздух в легких сбился, разрывая, выжигая меня изнутри.

Добежала до кустов, где могла спрятаться.

И повалилась на землю, прямо в роскошном белоснежном платье.

Меня рвало. Мне тогда казалось, что кровью.

Скорчившись на земле, вцепившись в колючие шипы руками, так и провалялась там практически до утра. Пока не нашли.

И бледная, трясущаяся, врала потом, что отравилась. Лишь бы себя не выказать. Лишь бы не показать, что я все видела.

Потому что отец оказался монстром. И кто знает, что он и со мной бы сделал, узнав о том, чему я стала свидетельницей?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Пощадил бы?

Или наглухо замуровал бы в своем роскошном доме, как в тюрьме? Не дав права выйти из нее?

Не знаю. Я не уверена. Ни в чем не уверена.

Но монстр способен на все. На что угодно.

С тех пор в этом доме я превратилась в бледную тень.

Перестала задавать вопросы о матери, которая еще в моем глубоком детстве погибла в автокатастрофе.

После этого отец так и не женился. И ни одной женщины в доме не было. Хотя я знала, что он гулял. Менял женщин, как перчатки. Относился к ним, как к одноразовым платкам. Пользовался и выбрасывал.

Я все знала.

И про его бесконечных секретарш с пятым размером груди и вечно размазанными губами.

И про элитные бордели, в которые ездил отец со своими друзьями.

Но, если прежде я относилась с пониманием. Осознавая, что отец — мужчина, а мужских потребностей никто не отменял. И даже радовалась тому, что его сердце так и осталось за многие годы преданным матери, то теперь я совсем не была уверена в том, что у него вообще когда-нибудь было сердце.

А что, если…

Если она узнала, каков он на самом деле? Разглядела за фасадом успешного бизнесмена уродливое лицо монстра и жестокого убийцы?

Он мог уничтожить ее. Ликвидировать.

Эта мысль разрывала. Разламывала. Выворачивала наизнанку.

Нет. Конечно, я никогда не докопаюсь до правды.

И, быть может, это слишком ужасно — подозревать в таком отца. Каким бы он ни был.

Даже дикие звери способны любить. Даже самые жестокие.

И мне хотелось верить, что у них с мамой все же она была. Любовь. Ведь не зря ни одна женщина на просто за все это время не стала хозяйкой в нашем доме, а даже и не переступила его порога! А мамина комната охранялась, как святыня.

На месте остались все ее вещи. Их фотографии. Запертые, как в музее.

Я часто приходила в ее комнату. Поговорить. Полюбоваться. Даже от них, от этих фотографий, как мне казалось, исходили любовь и свет.

Но…

Правда могла оказаться слишком страшной для меня.

И слишком опасной.

Как такие, как мой отец, расправляются с теми, кто мог бы узнать их страшные тайны?

Прислуга иногда просто пропадала из дому. Бесследно.

Я раньше не придавала этому значения.

Но после увиденного попыталась выяснить.

Никто не отвечал на мои вопросы. Бледнели, отворачивались, прятали глаза и тут же переводили тему на что-то другое.

Я перестала спрашивать. Что от меня зависит?

Но…

Кто дал бы гарантию, что и я вот так однажды, просто не пропаду или не погибну в какой-нибудь случайной нелепой аварии?

Выбраться. Вырваться. Не дать отцу повода даже заподозрить, будто я что-то знаю, о чем-то догадываюсь.

Не уверена, что для того, кто способен идти по трупам, даже родная дочь значит больше, чем одержимая тяга к власти и к деньгам.

Да и значу ли я для него что-нибудь?

Глава 12.

Не помню, чтобы он когда-нибудь со мной играл. Чтобы я, как другие дети, забиралась к нему на колени. Чтобы он вообще хоть раз спрашивал меня о чем-то, интересовался моим мнением.

Значу ли я для него больше, чем прислуга?

«Что ты знала, мама?» — часто я шептала в темноту, заперевшись в ее комнате. Проводя руками по родному лицу на фотографии.

«Что ты знала о человеке, за которого вышла замуж? Какой была твоя жизнь»?

Если бы стены умели говорить…

— Ты выйдешь замуж.

Отец огорошил меня этим решением прямо с утра, пока я собиралась в университет. Радуясь тому, что сессия заканчивается. И надеясь хотя бы раз выпросить у него глоток свободы. А, проще говоря, возможность отправиться вместе со всеми на новогоднюю вечеринку.

То, что для другие естественно так же, как и дышать, для меня — редкий дар. Хоть я бы отдала всю роскошь золотой клетки и все бриллианты на свете за обыкновенную возможность вот так просто гулять по улицам. Встречаться с друзьями. Ходить на танцы и вечеринки!

Но нет.

У меня только машины с охраной, как у президента и эти вот толстые стены клетки. Стены, которые в последнее время веют опасностью.

— Но… Мне еще рано, пап.

Стараюсь сразу не сопротивляться. Не возражать и не истерить. Время. Нужно выиграть хотя бы время! И казаться послушной. Покладистой.

После Нового года отец должен уехать в Лондон.

А там…

Там я попытаюсь как-то улизнуть из этого ужасного дома!

Уже отложена и спрятана наличка. На первое время хватит. Должно хватить.

Глупо. Она в тайнике. В саду. Детский тайник. Даже смешной, наверное. Хотя в него вряд ли и догадаются заглянуть! Все это время снимала с карты чуть больше, чем тратила на дорогие шмотки. Откладывала. Собирала свой пусть маленький, но капитал.

Если снять скромную квартирку и устроиться на удаленную работу… Я смогу прожить. А дальше… Дальше я пока не загадываю! Лишь бы вырваться! На свободу!

— Что значит рано?

Отец, как всегда, полыхает глазами. Лицо, как обычно, словно высечено из камня. Ни единой эмоции. Ни один мускул не дрогнет. Зато в глазах — моментальное пламя. Испепеляющее. Молнии. Кто смеет ему перечить? Пусть даже вот так. Мягко. Притворяясь глупой капризной девочкой.

— Тебе уже двадцать, Алиса. Самое время, — резко чеканит, отставляя свою чашку с кофе. — В твоем возрасте можно уже иметь детей. Уже давно пора.

— Но… Я ведь хотела доучиться!

Еде сдерживаю предательские слезы.

— Ты обещал! Что я получу образование, и только потом…

Да. И только потом он выдаст меня замуж. За того, за кого сам решит.

Разве я имею право на выбор? На свои желания?

Это бизнес. И я для него — не более, чем одна из фигур на шахматной доске. Которую он передвинет так, как выгодно именно ему.

Но я все же надеялась.

Что со временем отец оттает. Даст мне возможность выбрать самой! Это же моя жизнь, в конце концов! И… Брак — это не сделка, не договор! Не слияние корпораций!

— Алиса…

Отец откидывается на спинку стула.

Смотрит на меня, как на червяка под ногами. Глупого червяка, чьем мнение ничего не стоит. Такая я, видно, для него и есть. Просто средство. Как и все, кто его окружает.

— Ну какое, на хрен, образование? Ты что? Реально тряпки кому-то шить собираешься? Швеей хочешь быть? Серьезно? Это же бред.

— Не швеей, — выдыхаю обиженно. Слезы таки выступают на глазах. Обжигают кислотой.

— Модельером.

Да. Многие, даже из именитых, признают, что у меня самый настоящий талант. И… Это мечта! Я так люблю создавать новое, все эти наряды, что даже дрожь по всему телу проходит! Обо всем забываю, запираясь в своей маленькой мастерской. Всю душу вкладываю. И каждое платье, которое у меня получается, будто своей жизнью дышит! В такие моменты забываю обо всем на свете! И о клетке, в которой я живу и о том, что отец может быть жестоким убийцей.

— Какая разница, — резко отшвыривает салфетку. — Это все бред. Глупости. Купит тебе муж любой модельный дом. Будешь играться. Наймет гениев под твоим именем тряпье шить. Если ему, конечно, стыдно не будет, что его имя на тряпках каких-то станет красоваться.

Конечно. Кому нужны мои мечты? Это все детский лепет для него. Ерунда, не стоящая его бесценного внимания. Как и моя жизнь…

— Послушай, Алиса, — нетерпеливо вздыхает.

А я только комкаю в руках салфетку. Даже не поднимаю на него глаз.

— Скоро все изменится. Ты даже не представляешь, насколько! Скоро… Скоро власть в этом городе поменяется. Другие встанут у руля. Севера и Грача сменят. И ты… Ты станешь королевой! Настоящей королевой этого города! Ты даже не представляешь, какая это сила! Какая власть!

Конечно. Не представляю. Вернее, очень даже представляю.

Одна тюрьма просто сменится на другую. И я стану просто улыбающимся красивым приложением к кому-то, кто выгоден отцу. Я и мои дети. Которые, по логике, должны будут разделить наследство власти и сумасшедших денег.

— Послушай. Не нужно тебе этих подробностей, но… Ты должна понимать, как скоро взлетишь! Человек Грача, который на сегодняшний день владеет всем, нам поможет. И мы вместе с твоим будущим мужем разделим власть. Всю власть, Алиса! Ты даже не представляешь, какая это сила! Представить не можешь, сколько девушек просто мечтали бы оказаться на твоем месте! Но им не дотянуться! Когда я говорю, что ты станешь королевой, я не шучу. И не преувеличиваю. Это действительно так!

Все ясно.

Я просто должна скрепить их договор о сотрудничестве. Чтобы никто никого не предал, как этот их человек Грача, который на самом деле решил работать на другую сторону. Всего лишь разменная монета.

— Все. Я и так сказал тебе больше, чем нужно. Рот на замок и улыбайся. Радуйся. До таких высот никто еще не взлетал. Жених сейчас приедет. Чтобы он остался доволен.

Что??? Уже?

Стискиваю руки в кулаки.

Даже не слышу, как отец выходит. Не вздрагиваю, когда слишком громко хлопает дверь.

Конечно. Он зол. Рассержен. Взбешон.

По его мнению, я наверняка должна была сейчас броситься ему на шею! И рыдать от счастья!

От счастья, что меня продают. Как скот. Как вещь. Просто как залог своей наверняка кровавой сделки. А какой она еще может быть, если они с партнером решили сбросить теперешнюю власть? Законно и мирно точно не обойдется!

А для меня… Для меня это загубленная жизнь!

Глава 13

Ведь…

Если все выйдет так, как говорит отец, — а я еще ни разу не видела, чтобы он ошибался, — бежать мне будет некуда!

Тогда охраны будет столько, что и муха не пролетит. Теперешняя мне покажется детской песочницей!

Лихорадочно продумываю все возможные варианты.

Как?

Как убедить его согласиться меня отпустить на вечеринку?

Сделать вид, что я согласна на эту свадьбу?

Черт!

Руки сжимаются до боли. До белых костяшек.

Что мне делать?

В доме нет ни одного человека, которому я могла бы довериться!

Или напротив? Даже и не заикаться про вечеринку? Дождаться, пока он отправиться после Нового года по своим делам, и тогда…

Боже!

Решаться нужно срочно! Второго шанса мне однозначно не дадут!

— Алиса…

Тягучий голос заставляет меня подскочить на стуле, выронив из пальцев чашку с кофе прямо на белоснежную скатерть.

Черт! Как он оказался здесь? Я даже не услышала!

— В-вы?

Сдавленно выдыхаю, глядя на толстое лицо. На свирепо сжатые челюсти.

И тут же его рука бесцеремонно накрывает мою грудь.

Сжимает до боли. До искр из глаз. Выворачивает сжатый между пальцами сосок так, что вскрикиваю.

— Что вы делаете! Что себе позволяете! Отпустите! Отпустите! Меня! Немедленно!

Пытаюсь отбиться, луплю изо всех сил руками по его огромной лапище.

— Не ломайся, — нависает.

Отшатываюсь так, что чуть со стула не падаю.

Но он подхватывает спинку второй ручищей.

Резко, одним рывком разворачивает тяжелый дубовый стул на себя.

Он ужасен.

Как разъяренное животное. Головорез. Бандит. Самый настоящий.

Огромное лицо. Лоснящаяся лысина. И глаза эти, безумно шарящие по моим губам. Опускаясь вниз. На грудь. Пока рука сжимает еще крепче.

— Отпустите! Мой отец… Я…

Я задыхаюсь.

Это отвратительно! Его близость, его дыхание, что ложиться на кожу, будто пачкая меня! Его мерзкие прикосновения! Так гадко, что меня начинает трясти крупной дрожью! Я вырву! Меня сейчас просто вывернет прямо на него!

— Прекрати ломаться!

Рявкает жестко, дергая лиф моего платья.

— Прекрати, сказал!

Хватает руку. Фиксирует. А после…

После тянет к своей омерзительной груди. Вниз… Еще ниже… Прямо туда, где топорщится огромный вздыбленный бугор.

Сжимает мою грудь еще сильнее, почти обнажив ее, разорвав верх платья.

Резко ползет второй по моему бедру.

— Нет!

Я задыхаюсь. Перед глазами темнеет.

— Нееееет! Отпустите!

Черт.

Это не может происходить вот так, на самом деле! Да он что? Он же сейчас меня просто изнасилует! Прямо здесь! В доме моего отца! В моем собственном доме! И кто? Самый омерзительный для меня человек! Не человек даже, а существо! Мерзость!

— Заткнись!

Его не рука, лапища, уверенно дергает низ платья. С оглушительным треском то трещит по шву.

— Пре…Прекратите!

Колотит. Меня колотит. Я сейчас готова убить. Схватить что-то тяжелое со стола, и…

Но, увы.

Мы в слишком разных весовых категориях.

Этот урод, он просто огромен. Он вполне способен меня просто раздавить! Расплющить!

Закрываю глаза.

Его рука обхватывает меня там, где трусики.

Сжимает до дикой, выкручивающей меня насквозь боли.

Неужели? Неужели это и правда произойдет?

Зажмуриваюсь так, что векам больно. Перед глазами черные круги. И вспышки боли вперемежку с омерзением.

Но…

Его рука все же замирает.

— Хорошо, — хрипит, дыша тяжело и грузно.

Осторожно приоткрываю глаза, с ужасом глядя на головореза.

Его глаза светятся нездоровой, больной похотью. И чем — то жутким. Ощущение, что порвать и сожрать меня готов. Одновременно.

— Хорошо, что ты такая недотрога.

Криво усмехается отвратными пухлыми губами.

— Не успела свои створки перед кем-то еще распахнуть, м?

Рычит. Глаза бешено сверкают. Лоб огромный весь потом покрылся.

— Смотри. Если узнаю, что успела… Что здесь кто-то был до меня…

Прижимает пальцы к самому отверстию через тонкое белье. Будто вколачивается… Боль снова обжигающей вспышкой пронзает меня насквозь.

— Лучше тебе сразу отравиться. Потому что…

Мамочки!

Этот урод хватает острый нож для фруктов со стола.

Подносит к моему горлу.

Боже!

Как же в этот миг страшно, жутко, полыхают его бешеные глаза! Разве что пена изо рта не идет, а так — чисто, как бешеная собака!

И кажется…

Сердце безумно пропускает удары.

Кажется, именно от этого он получает удовольствие!

От того, как бьюсь под ним всем телом. Как смотрю в ужасе распахнутыми глазами. Он власти. От страха. От струйки крови, которая ожогом течет по моей шее, пока он проводит ножом по ней дорожку…

— Я не пощажу, если узнаю. Не пощажу! Истекать кровью будешь! Сдохнешь в таких мучениях, которые тебе и не снились!

Резко отпускает.

Отшвыривает.

А я…

Я сползаю на пол.

Не верю.

Не могу поверить, что весь этот кошмар происходит наяву. Нееееет!

Обхватываю руками горло, судорожно, как выброшенная на берег рыба, ловя распахнутым ртом воздух.

Вся дрожу.

Об одном мечтаю, — проснуться и понять, что все это — лишь сон!

— Ну? Чего ты?

Его хриплый, резкий голос звучит обманчиво мягко.

— Я же только проверил. Предупредил.

Хватает за подбородок, вскидывая мое лицо вверх. Держит так крепко, что синяки останутся!

— Я мог бы и попробовать сейчас. Свое. Немного. Ротик твой, например, ммммм?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Урод нажимает пальцами на нижнюю губу. А меня таки скручивает рвотным спазмом. Отвращения.

— Перед свадьбой немного пошалить можно? Даже не помешает?

Криво усмехается, и эта усмешка еще больше уродует его лицо оскалом.

— Но так уж и быть. Оставлю все до брачной ночи. Раз уж ты такая недотрога. А что? Мне даже нравится!

Треплет меня по щеке. Как собачку, какую-нибудь, черт его дери!

— Оставлю тебя на десерт… — хрипит, зарываясь своей мерзкой пятерней мне в волосы.

— Наша брачная ночь будет очень, очень сладкой…

Резко отпускает.

Громко хлопает дверь, выходя.

А я так и валюсь на пол. Скорченными пальцами царапая ногтями по паркеты, ловя воздух.

Глава 14

Боже!

Мне казалось, что я в тюрьме?

О, нет!

Мой кошмар только начинается!

— Ну, что ты истерику устроила?

Изумленно поднимаю голову, глядя на стоящего передо мной отца.

— Скорчилась тут. Жертву несчастную строишь.

— Отец! Нет!

Впиваюсь руками в его пиджак.

— Нет! Я тебя умоляю! Только не он! Только не Кобринский!

Нефтяной магнат, убийца и еще и садист!

— Он же…

Задыхаюсь.

Слезы обжигают глаза. Заливают лицо и шею.

— Он же меня убьет! Он же… Сейчас…Меня!

— Да перестань! Ничего он не сделал! Ну, потрогал тебя немножко! Так будущую жену грех и не потрогать! Что такого? Хм… Видно, слишком скромной я тебя все-таки растил. Хотя… Все лучше, чем шлюхой бы выросла. Все! Вытирай свои глупые слезы и давай! Переодевайся!

— Нет… — скребу уже ногтями по полу. — Не ему… Не отдавай меня… Этому…

— Алиса! Иосиф мой партнер! Друг! И уважаемый человек! Сказал! Когда власть станет нашей и капиталы сольются, ты королевой будешь! Ну, что такого он тебе сделал? За грудь, что ли, подержался? Ну так это нормально! Грудь мужчине должна нравиться! И все остальное… Хм… Тоже!

— А это? Это как?

Запрокидываю голову, показывая порез на горле.

— Это тоже? Тоже должно нравится?

— Хм…

Обхватывает шею. Рассматривается. Хмурится.

Может, хоть это его проймет?

— Он же настоящий садист… Не отдавай! Ему!

— Да. Кобра иногда перегибает с женщинами. Увлекается ножом. Но… Я поговорю с ним. Не бойся. Не покалечит.

Что? Вот так?

— Алиса! Собирайся давай! Времени нет! Сегодня сам тебя в универ твой отвезу!

И все. Говорить больше не о чем. Ему все равно.

Все равно, что этот головорез убийца! К тому же и садист, и мой отец, оказывается, прекрасно знает и об этом! Не покалечит? Значит, других еще и калечил? И вот это? Это должно стать моей судьбой?

На дрожащих ногах поднимаюсь и иду в свою комнату.

Натягиваю первое, что попадает в руки.

Молча спускаюсь, усаживаясь в машину отца.

— Даже не думай! — предостерегающе поднимает руку, когда пытаюсь раскрыть рот. — Я все решил. Ты станешь женой Кобринского. Все! Я сказал. А я, Алиса, решений не меняю!

Новогодняя вечеринка отменилась сама собой.

Теперь меня и правда начали охранять в раза три больше.

И, хоть с отцом после того случая, мы и двух слов не сказали, а он, видно, так и почувствовал, что теперь моим единственным желанием… Моей единственной надеждой могло стать лишь одно. Сбежать.

Только…

Стоит закрыть глаза, и я снова вижу перед собой ужасное лицо Кобринского.

Настоящего бандита. Истинного головореза.

Он похож на злого, разъяренного медведя.

Вижу, как страшно полыхают его глаза. Как бешено сжимаются челюсти на злющей морде.

И…

Сердце замирает. Перестает стучать.

Что со мной будет, если я все-таки сбегу, а он меня найдет?

Даже думать страшно. А представить себе этого я не могу. Потому что на такое даже моей фантазии не хватит!

Так и стоят в ушах слова отца.

«Иногда он перегибает палку. С женщинами».

Охххххх…..

Нет. Несмотря на весь ужас того, какая расправа меня ожидает, если я попадусь, я должна! Должна выбраться! Любой ценой!

А дальше…

Черт! Даже думать боюсь!

Но… Если меня поймают и отец не сжалиться, лучше покончить с собой! Чем хоть раз оказаться в спальне с тем уродом!

Скоро. Скоро та самая вечеринка отца. Его ежегодный бал, после которого он уедет в Лондон. На целую неделю, как нашептала мне одна из его любовниц! А, значит, у меня остается только это время!

Глава 15

Даже не провоцирую. Не прошу ни о каких вечеринках. Просто запираюсь в новогоднюю ночь одна. В своей комнате. Радуясь лишь тому, что отец не вынуждает меня ехать на какие-то приемы. Или встречи. Где обязательно придется столкнуться с тем уродом… Которого боюсь. До дрожи. Даже на расстоянии…

«Грачев был убит в новогоднюю ночь. Предположительно, за несколько часов до наступления самого Нового года. Множественные ножевые ранения, одно из них несовместимое с жизнью. В доме, где он был обнаружен, так же нашли пятна крови, не принадлежавшие убитому, как показало заключение экспертов. По предварительным данным, криминальный мир давно готовился к перевороту. В эту ночь была назначена встреча представителей бизнеса, власти, а проще — сходка тех, кто на самом деле прикрывает свое участие в преступных махинациях. Похоже, что между ними возник серьезный конфликт. Который привел к драке с использованием холодного оружия. Судя по месту преступления, довольно много раненых. Теперь, отслеживая ножевые ранения, нанесенные в новогоднюю ночь, можно догадаться, кто из нашей элиты принадлежит преступному миру, — завершает диктор с усмешкой.

А я вскрикиваю, даже не замечая, как проливаю прямо себе на живот обжигающий кофе.

С такой новости по телевизору началось новогоднее утро.

А это значит…

Значит, что все может сорваться!

Ведь вот он, наверняка, тот самый план, о котором рассказывал отец!

После которого он вместе с Кобринским должны захватить всю власть в свои руки!

Ведь до этого переворота отец не отдал бы меня замуж…

Судорожно сжимаю простыни рукой. Не замечая струек крови, что текут из-под впившихся в кожу ногтей…

Это конец!

Черт!

Ну почему я все же не попыталась с вечеринкой? Почему не попробовала отпроситься у отца, рассказав о том, что согласна на замужество, но хочу хоть раз глотнуть свободы перед свадьбой?

Черт, черт, черт!

Это конец!

Или есть еще время? Может, пока они там власть эту делят, я все же смогу скрыться? Начнется неразбериха, разборки… Какое-то время всем будет не до меня!

Мечусь по комнате, заглядываю в окна.

Охраны намного больше, чем всегда… Чеееерт!

— Иосиф Кобринский, известный нефтяной магнат также был обнаружен в своем доме в новогоднюю ночь. Ему было нанесено ножевое ранение. Похоже, что рана не была смертельной и в случае своевременной медицинской помощи ему удалось бы выжить. Однако, он за ней не обратился и скончался от потери крови. О том, что олигарх отправился на новогодние праздники в столицу было никому не известно. Связан ли он с убийством Назара Грачева? Приехал ли Кобринский на ту самую встречу, которую у себя организовал Грачев? Увы, похоже, мы никогда не узнаем ответов на эти вопросы…

Бьет в спину голос диктора новостей.

А я…

Я так и повисаю на занавеске. Держась на нее скрюченными пальцами.

Пол уходит из-под ног. Голова кружится от счастья!

Да. Я, наверное, плохой человек. Очень плохой. Но сейчас…

Боже! Я танцевать готова от счастья!

Наконец-то этого урода кто-то уничтожил! Кто-то оказался сильнее! Да!

Пусть меня осудят. Пусть весь мир плюнет мне в лицо.

Но я хохочу, начиная кружиться по своей комнате!

Глава 16

— Собирайся, — мрачно чеканит отец, глядя на меня сквозь зеркало. — На этом балу ты должна блистать.

Черт.

Прошло совсем немало времени после новогодней ночи.

Я надеялась, он будет в трауре. Все-таки партнер и лучший друг погиб.

Но нет. Отец ведет себя, как ни в чем ни бывало. Разве что охрана все это время усилена. И меня не выпускают даже прогуляться до соседнего дома.

— Только не говори, что ты снова присмотрел мне жениха!

Нет. Только не это! У них война, разборки, и…

И еще неизвестно. Вдруг следующий окажется еще хуже, чем тот Кобра.

— Молчи, Алиса. Что за вольности? Если бы не проклятый Север, была бы уже замужем. Тогда такого тона себе бы не позволила! И сейчас не позволяй! Выйдешь к гостям и будешь улыбаться. Будешь самой милой и скромной девушкой, какую только можно себе представить! Само очарование! Ты поняла?

Только опускаю глаза вниз.

Да. Я буду. Буду самой тихой, скромной и незаметной. Ведь завтра отец уезжает!

И я вовсе не отказалась от своего плана на побег!

Наоборот.

Наличности, припрятанной в саду стало намного больше. И я успела снять квартиру по интернету. В таком захолустье, что отец, скорее всего, даже не подозревает о том, что такой район у нас существует!

Сердце стучит оглушительно громко. Главное себя не выдать. И ничем его не рассердить!

— Я сам выбрал платье. Тебе доставят.

И больше ни слова.

А я…

Обмираю, когда приносят заказанный отцом пакет.

Ярко-красное платье в пол.

Облегающее, как перчатка.

Сверху держится только на груди. Низ струится ниже щиколоток. А разрез… Разрез чуть не до самого бедра.

О. Боже. Мой.

Незаметной?

Да для всех его гостей я буду выглядеть, как красная тряпка для быка!

А это может означать только одно.

Отец в этой войне нашел нового союзника. Матерого. Еще более жестокого, чем тот, что был прежде! И снова решил скрепить свое сотрудничество мной!

Это я буду королевой? О, нет. Нет, нет, нет! Это ты, папочка, решил через удачную свадьбу закрепить свои будущие позиции в начавшейся войне!

И… Кто знает? Не исключено, что этот новый кандидат и убил того самого первого, который не мог вызывать ничего, кроме леденящего ужаса и жгучей ненависти с отвращением!

И все же послушно выполняю его приказ. Куда деваться.

Невесело усмехаюсь себе в зеркале. Да. Я выгляжу роскошно. Даже слишком роскошно.

Как товар, мимо которого просто невозможно пройти!

Он все спланировал. Уже даже не остается сомнений!

Выпиваю бокал шампанского, чтобы расслабиться. Чтобы перестали дрожать руки и подкашиваться ноги. В лицо какой ужасной новой реальности я сейчас посмотрю?

И еще один. И еще…

Мне страшно. Мне до одури просто жутко выходить в этот зал! Хоть я и не пью спиртного. Никогда.

Выхожу, пригладив напоследок вечно непослушные вьющиеся волосы.

И так и замираю на высоких ступенях, окидывая взглядом зал.

Встречаюсь глазами с черным, прожигающим взглядом.

Он острый. Порочный. Обугливающий до костей.

Сердце срывается на какой-то бешеный, безумный ритм.

В черной рубашке и брюках. В такой же черной простой полумаске, как и принято на отцовских балах.

Высокий. Крупный. Волосы цвета воронова крыла зачесаны назад.

Он просто стоит внизу. Поотдаль от всех. Медленно, тягуче потягивает виски из стакана. Не отрывая от меня пронзительного взгляда. Такого пронзительного, будто врезается. Насквозь. Намертво. До нутра.

И весь зал перед глазами будто расплывается.

Хочется прижать руки к груди. Придержать сердце, которое вдруг начинает выскакивать наружу.

И сбежать. Сбежать от него, из этого зала, хочется еще сильнее.

Да только ноги не слушают.

Я словно приросла к ступеням. Намертво. Прочно. Нанизанная на прочную сталь его взгляда, его глаз.

От него веет какой-то дикой мощью.

Такой, что пробирает насквозь. С одного единственного взгляда.

Ноги тут же становятся ватными.

А еще…

Еще я будто чувствую вкус виски, которое он пьет, поигрывая стаканом.

Тот, что остался на его чувственных, идеально очерченных губах цвета спелой вишни…

Черт!

Да что со мной происходит!

Встряхиваю головой, стараясь избавиться от наваждения.

С трудом отрываю взгляд, переводя его в зал.

Но, увы, все, кроме него, почему-то расплываются каким-то странными, размытыми пятнами.

А по всему телу разносятся странные электрические разряды.

Особенно внизу живота…

Да так сильно, что мне приходится ухватиться за перила, покачнувшись.

Кто же он такой, дьявол его побери?!

Этого человека точно раньше не было ни на одном из приемов отца! Иначе я точно его бы запомнила! Такого просто невозможно не запомнить! Достаточно увидеть всего лишь один раз… И он будто отпечатывается прямо внутри!

— Алисочка, вот ты где, — одна из любовниц отца, о которой он думает, что я не знаю, Рокси, подхватывает меня под локоть, увлекая прямо в зал.

Снова бросаю взгляд к камину, где только что был незнакомец, но его и след простыл. Будто и не было.

Окидываю танцующие пары, гостей, что беседуют, сидя в креслах.

Нет. Его нет нигде.

И все… Все почему-то выглядят так бледно… Как размытые картины после настоящей и яркой.

Может, он мне просто показался? Померещился? Разве такое возможно?

Но, с другой стороны, разве бывает так, чтобы кто-то обладал такой ураганной энергетикой? Чтобы вызывал ураган внутри одним своим взглядом?

Наверное, я просто перенервничала. Или выпитое шампанское на фоне стресса и без еды сыграло со мной такую странную шутку?

Растерянно тру лоб, чувствуя до сих пор внутри странный разливающийся жар.

Слишком нереально. Галлюцинации это совсем не то, что может появиться после нескольких бокалов, пусть даже и на голодный желудок! К тому же на каминной полке я замечаю недопитый стакан виски…

Глава 17

— Где твой отец? — беспрерывно щебечет Рокси, утягивая меня в зал. — Я с начала приема никак его не могу найти. Что- то случилось? Он уехал? Может, его куда-то вызвали? Алиса!

Ей приходится даже дернуть меня за локоть. Я просто воспринимаю ее слова как навязчивый шумовой фон и не более. Даже не вникаю в смысл.

— Я не знаю, — выдыхаю, чувствуя, как подгибаются колени.

Да. Я тоже не вижу отца в зале, среди присутствующих. И это странно. Потому что он обычно в самом центре. Как хозяин, всегда уделяет каждому из гостей достаточно внимания. И только после уединяется в своем кабинете с некоторыми из них, чтобы обсудить дела.

А вдруг планы изменились?

Вдруг отец покинул прием?

В свете последних событий все возможно…

И не исключено, что его поездка утром в Лондон может отмениться. А, значит…

Значит, бежать не придется сегодня! Прямо с этого бала!

Черт.

Голова кружится.

Я не готова.

Я рассчитывала на завтрашнее утро!

Даже вещей не собрала, ведь сумка может вызвать подозрения!

И еще и платье это. Как красная тряпка. Как неоновое пятно. Даже если бы оно было другого цвета, все равно я оставалась бы самой заметной из-за того, как оно облегает фигуру! Как очерчивает каждый выступ!

— Я не знаю, Рокси, — пожимаю плечами, стараясь принять как можно более равнодушный вид. — Не знаю. Посмотри в кабинете. Может, он там с какими-то партнерами.

Ага. И не факт, что прямо сейчас не продает меня очередному из них, подписывая брачный договор.

— Нет. В кабинете пусто, — Рокси жует губами. — А ты не знаешь? Завтра он вылетает в Лондон? Или планы изменились?

Интересно.

Что вдруг Рокси так беспокоиться? Как будто это ее судьба стоит на кону, а не моя!

— Он со мной не делится своими планами. Ты о них знаешь больше, — пристально всматриваюсь в ее лукавые полыхающие зеленью глаза.

Рокси красавица. Похожа на ведьму.

Ярко-рыжие, почти красные натуральные волосы и глаза, как у кошки.

И что она забыла рядом с таким, как отец? Да у ее ног могли бы быть тысячи мужчин! Наверное, любой из этого зала. И она… Она, в отличие от меня, совершенно свободна в своем выборе!

А я все бы отдала за возможность выбирать сама…

Хотя…

Возможно, в свое время я допустила ошибку в том, что мало общалась с любовницей отца. Вернее, и не общалась. Делала вид, что не замечаю. Смотрела, как на пустое место.

А надо было бы с ней сблизиться… Вряд ли, конечно, она бы повлияла на решения отца. Но о его планах я могла бы знать гораздо больше!

— Мне просто обидно…

Рокси надувает пухлые губы.

— Он собрался лететь без меня. Даже не поставил в известность. Я случайно услышала, как он заказывал билет. И… Не знаешь? — ее рука снова сжимает мой локоть так, что сейчас сломает кость, кажется. — Может, он летит с кем-то… С другой?

— Нет, Рокси, — качаю головой. — Но если узнаю, обязательно тебе расскажу. И ты… Ты тоже дай знать, если что-то выяснишь. Я просто ищу отца, — поспешно добавляю, поймав удивленный взгляд. — Мне нужно… В общем, я хотела выпросить у него новую машину… И вот не знаю, до его поездки лучше об этом заговорить или после…

Рокси теряет ко мне весь интерес, понимая, что я ничего не знаю.

Облегченно выдыхаю, — по крайней мере она ничего не заподозрила. Хотя… Почему-то не оставляет ощущение, будто мы обе сейчас просто сыграли в дурочку.

Она упархивает куда-то вглубь зала, заметив Влада Северова, одного из тех, с кем отец на ножах.

Только ухмыляюсь, глядя на то, как вспыхивают и загораются ее глаза.

Возможно, не все мужчины готовы пасть к ногам Рокси. Кажется, холеный красавец Влад, от которого без ума почти все в столице, как раз таки ей и не по зубам… Судя по холодному взгляду, которым он ее одаривает. Неужели Рокси с отцом только потому, что ее не выбрал тот, кому отдано сердце рыжей ведьмы?

Но это не мое дело.

Вздыхаю, понимая, что оказалась в самой гуще праздника.

Отца и правда нигде нет, как и его правой руки и тех, с кем он обычно проводит время.

Вряд ли я смогу что-то выяснить о его планах. И все же…

Крадучись, направляюсь к кабинету, стараясь как можно незаметнее проскользнуть сквозь толпу гостей.

Странно. Даже охраны привычной не замечаю у двери. А еще более странно, что в кабинете отца пусто и дверь нараспашку… Хм….

— Вы Алиса!

Меня вдруг жестко хватает за запястье чья-то рука.

Неприятные липкие мурашки тут же покрывают спину.

Хочется вырвать руку из этого захвата.

Слишком жестко. Слишком грубо. Синяки останутся, так точно.

Поднимаю взгляд, слегка поворачиваюсь в сторону говорящего.

И снова резкое желание вырваться принизывает насквозь.

Потому что я встречаюсь… С совершенно нереальными глазами.

Они как будто выцвели. Напоминают глаза слепых. Или обоженных кислотой.

Блеклый водянистый зрачок сливается с радужкой.

Но при этом эти глаза ловят цепко. Жестко. Обдает льдом и чем-то безумно неприятным.

Как будто гнилью повеяло. Тошнотворным запахом. Хотя их обладатель пахнет дорогим парфюмом.

— А вы?

Очень стараюсь, чтобы мой голос не звучал слабым.

— И отпустите мою руку. Это, как минимум, неприлично! Мой отец…

— Вряд ли отец был бы против, если бы я подержался бы и за другую часть тела.

По его лицу расползается омерзительная ухмылка.

И похоть в ней не самое противное. Самое мерзкое то, что эта усмешка хозяина мира. Он смотрит на меня так, как будто я его вещь. Как будто уже принадлежу.

Глава 18

Свысока. А ледяной взгляд дает понять, что, почувствовав свою власть, это существо ни с чьим мнением считаться не намерено.

— Отпусти руку, — шиплю, пытаясь вырваться из захвата худых, длинных, но слишком цепких пальцев.

Он похож на какое-то омерзительное существо, даже не на человека. И этот взгляд. Пустой. Холодный. Неживой.

Будто проваливаюсь в какой-то фильм ужасов про зомби, когда на него смотрю.

Неужели? Отец? Продал меня вот этому?

А если у отца какие-то проблемы? Иначе почему он так внезапно исчез с собственного приема?

Все может быть. Я же не дурочка. Понимаю, что власть меняется. Смертей слишком много. Убийств, открытых и наглых или замаскированных под несчастные случаи. И отец слишком крепко во всем этом завязан!

Боже!

Я все бы отдала, чтобы не иметь ко всей этой грязи никакого отношения!

Но…

В этой войне за власть и огромные деньги, я могу стать мелкой разменной монетой!

Отец мог выторговать себе безопасность за счет нового удачного замужества. Мог. Вполне. Если уж тому уроду ради власти готов был так просто меня отдать, то если он и сам в опасности, то уж точно со мной считаться не будет!

Задыхаюсь. Чувствую, каким тесным становится платье. Особенно на груди.

Страшно до жути. Особенно, если представить, что мы вот с этим существом можем оказаться наедине!

Но…

Не зря он ведет себя так смело! Так нарочито нагло! Да и платье это, чистый соблазн, отец тоже выбрал не зря!

Но сейчас… Сейчас вокруг люди. И, значит, есть еще какой-то шанс избежать этого кошмара!

— Мне нравится, — захват ничуть не ослабевает. Наоборот. Он только сильнее стискивает мою руку.

Омерзительно облизывает тонкие губы, глядя прямо на мое бешено вздымающееся декольте.

— Нравится. Старик не соврал. Ты такая… Огненная. Живая. Тебя хочется даже так, при всех. Так бы и нагнул тебя. Чувствуешь, как у меня стоит?

Дергает на себя, прижимая к груди.

Так, что я ударяюсь о его выпирающие ребра.

А еще… Еще будто кость в меня впечатывается его член. Ударяет по животу уж точно не хуже кости.

— Перестань трепыхаться, — он омерзительно усмехается мне в губы. А меня скручивает спазмом рвотного рефлекса и какого-то ужаса.

— Тебе тоже понравится. Поверь. Не пройдет и пары минут, как ты будешь заглатывать мой член своим тонким горлышком, стоя на коленях и умолять трахать тебя глубже. И я исполню твои мольбы. Буду трахать. До искр из глаз. Так, что ты задохнешься. Повалишься на пол, задыхаясь.

Глава 19

— Немедленно отпусти! — шиплю, дико озираясь по сторонам.

Не могу понять, не могу объяснить. Но эти пустые глаза вызывают во мне почему-то дикий, первобытный страх. Просто настоящий ужас. — Мой отец…

— А где твой отец, м? Что-то я его не вижу. Почему-то не спешит спасать свое сокровище, не замечаешь? А, может, и не поспешит.

— Что происходит? Что?

Я едва шевелю губами. Еле шепчу.

Но на самом деле внутри меня все орет так оглушительно, что, кажется, даже перекрывает всю музыку.

Отец, безусловно, жесток.

И все же…

Зная, что вокруг разворачивается война…

Мои мысли бегут в сумасшедшем темпе. Все возможно. Захват нашего дома, пока отца убивают в его же подвале?

Переворот власти, о котором он говорил? Только вот убийство его партнера Кобринского наталкивает на мысли о том, что переворот могли совершить и не они, другие… ну, или просто проиграть…

В этом мире бессмысленно ждать пощады. Я знаю. Слишком хорошо это знаю, потому так отчаянно и хочу из него выбраться!

А если…

Если отца сейчас где-нибудь пытают, а меня этот урод собирается взять в заложницы?

— Нам надо поговорить, — шепчет он хрипло, наклоняясь к самому декольте.

И почему этот шепот действует на меня хуже, чем крики, угрозы или даже удар?

Как в дурмане, я позволяю утащить себя за локоть в кабинет отца.

Шок от того, что в эту святыню, в которую даже и меня-то почти никогда не допускали, разве что в редких случаях, сейчас меня волочит совершенно посторонний человек, которого я в жизни не видела в этом доме, сносит все остальные страхи.

Это сигнал. О том, что случилось что-то плохое. По-настоящему плохое. В глобальных масштабах.

Я не буду пить спиртное, — качаю головой, расширенными глазами глядя, как он хозяйничает здесь. Открывает бар, вытаскивая из него бутылку виски.

Что тогда? — он вскидывает брови. Ведет себя, как самый настоящий хозяин.

Мне только воды, — сдавленно выдыхаю. — И… Объясни! Объясни, черт тебя дери! Кто ты? И с какой радости ты хозяйничаешь здесь? Где мой отец? Почему ты это все себе позволяешь?

Радует, что он перестает меня держать. И тянуться ко мне со своими руками и кое-чем другим, так явно выпирающим из штанов.

— Как скажешь принцесса, — его голос обволакивает мерзким. Липким. Вязкой паутиной.

Почему мне кажется, что все это лишь игра и при первой же возможности он набросится на меня не хуже дикого зверя?

Залпом осушаю стакан ледяной воды, который он мне подает.

Говори, — глухо выдыхаю, когда он усаживается рядом.

Пьет свой виски. Медленно. Покачивая жидкость в стакане.

Присаживается рядом, накрывая мерзкой рукой мое колено.

И меня просто накрывает отвращением. Но одновременно с ним по всему телу прошибает каким-то диким током.

Его лицо расплывается.

То, что он говорит, отбивается в ушах станным гулом.

Голос будто изменен.

Как в дурных кинолентах.

Черт! Что со мной?

Перед глазами все плывет, но при этом тело простреливают какие-то странные токи…

Я же говорил, — он придвигается ближе.

Еще сильнее сжимает мое бедро.

Забираясь вверх, сдавливая до хриплого стона боли мои трусики и то, что под ними. До искр из глаз.

Ты будешь отсасывать мне и захлебываться от радости. Будешь умолять еще и еще. Чтобы я таранил твою глотку членом так жестко, как только возможно

Его голос превращается в металлический.

Лицо меняет форму, как в кривых зеркалах.

Вытягивается, покрываясь странными оттенками.

Кто. Ты. И. Где. Мой. Отец.

Каждое слово, будто камень. Будто огромный булыжник, который я ворочаю во рту.

Не переживай. Твой отец заключил со мной договор. Ты не достанешься мне даром. Уж поверь. Стоишь, как тонна героина, если не больше. Но я не могу отвалить столько ресурса за товар, который даже не успел попробовать. Так что первая проба состоится. Здесь и сейчас. А дальше… Дальше мы продолжим у меня. Всю ночь. За то, что хочет за тебя твой отец, я буду трахать тебя во всех позах. Во все щели. Во все. Твои. Порочные. Щели. И толко попробуй мне не понравится!

Нееееет!

И снова мне кажется, что я кричу, а на самом деле мои губы только издают странный стон.

— Предвкушаешь? Хорошая малышка

Омерзительно треплет меня по щеке, а я хочу дернуться. Отодвинуться. Убежать.

Но почему-то не могу даже отвернуть голову.

Да что там. Моргнуть не могу.

Глаза уже щиплят и болят. А ресницы почему-то никак не смыкаются. Хоть я прилагаю все силы. Да, черт! Прилагаю все силы к тому, чтобы просто моргнуть! Просто опустить веки! Но почему-то даже на это моих сил становится мало!

У нас будет много радости этой ночью! Надеюсь, ты любишь плети. А еще…Ох, какая же ты аппетитная! Я стооолько всего хочу с тобой сделать! Даже не знаю. Всунуть тебе в рот кляп, пока ты будешь орать, или предпочту слышать все твои жуткие крики?

Я разложу тебя сначала на столе. Распластаю. Распну, приковав к его краям так, что все твое тело будет ломить от растяжения. После…

Боже! Он стонет! Закатывает глаза и стонет! А я… Черт, я не могу с места сдвинуться! Моргнуть, мать вашу, не могу!

— После я сделаю надрез на своей нежной коже. Тебя ведь никто не касался, да? От шеи до самой дырочки твоей сладкой. Легкий. Почти незаметный. Я буду слизывать капельки крови. Буду награждать тебя за боль своим языком. А дальше… Я проткну твою узкую дырочку. Там, сзади. Твою сладкую задницу. Я возьму тебя туда без смазки. Одним толчком. Ударом. Не подготавливая… Хочу видеть, как ты будешь корчиться. Как будешь орать. Как попытаешься разодрать наручники, которыми будешь прикована… О, да… ты сладкая. Сладкая ночь будет бесконечной! Но сначала… Сначала ты мне отсосешь. Прямо сейчас. И молись, чтобы мне понравилось! Иначе я просто тупо и без всякой романтики пущу твою кровь. Перережу глотку.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Он больной.

Что делать с больными? — лихорадочным смерчем летит у меня в мозгу. Что????

Черт. Главное. Не смотреть в глаза. Не провоцировать. Соглашаться со всем бредом, который они несут.

А самое главное- никогда с ними не связываться!

Его рука жадно и повелительно сжимает мое горло.

Так сильно, что темнеет в глазах. А я задыхаюсь.

Дергает вниз.

К взыбленной поверхности, что колом торчит из штанов.

Как орудие пыток. Как дубина огромная.

А я…

Я не могу сопротивляться!

Что он мне подлил?!!!

Дура! Дура! — шумит в мозгах.

Ну, как я могла?

Боялась пить спиртное, хотела узнать что с отцом!

А вот о том, что мне какую-то дрянь могут подлить, даже в воду, почему-то и мысли не было!

Может, потому, что я никогда с таким не сталкивалась?

И даже не предполагала, что такое возможно?

— Соси!

Он хлещет меня по щеке.

— Давай. Давай, мать твою. Через ткань. Через штаны. Открывай уже наконец, свой рот!

Цепкая рука сжимает шею еще сильнее.

Так, что перестаю дышать. Судороги накрывают все тело. Перед глазами темно.

Блядь.

Откуда-то издалека слышу приглушенный голос.

Ты, сука, извиваться должна. Истекать от возбуждения. Он что, не то мне дал? Или я с дозой перемудрил? Блять!

Глава 20

Звонок телефона разрывает мои перепонки.

Я просто лежу деревянным бревном прямо на бедрах урода, больше всего на свете которого мне хочется убить. Лежу и даже не могу укусить его так, чтобы он сдох от потери крови.

Что? Мать вашу, ЧТО???

Он орет в трубку так, что сотрясаются стены отцовского кабинета.

А я… Я уже и не чувствую себя дома.

Мне казалось, что отец — страшный тиран, да и просто страшный человек.

Но нет. Жизнь в последнее время как-то слишком часто поворачивается ко мне стороной дерьма, которого себе даже и не представляла.

И начинает казаться, что то, что я считала тюрьмой — далеко не самое плохое.

Может, моя тюрьма на самом деле еще сказка?

О, нет.

Если так, то мне отчаянно хочется повеситься.

Я скоро. Приду.

Его глаза снова нависают надо мной.

Мертвые. Совершенно неживые. Заставляющие все внутри холодеть, как будто умертвляют самое живое.

— Ты дождешься.

Не вопрос. А приказ.

А после он тупо укладывает меня на пустой стул. Головой. А я так и остаюсь лежать. Радуясь, что испаряется мерзкий запах его возбужденной плоти….

Не знаю, что происходит.

С отцом, скорее всего, все в порядке. Просто, лишившись партнера, он решил меня перепродать. И, как я поняла, за большие деньги.

Ну, как минимум, это означает что за него волноваться не стоит.

Как и тогда, в гостинной, новый покупатель, решил просто опробовать товар. С позволения отца. Которому за это никто кляп в горло не пихал и паяльник в заднее отверстие не всовывал. Чего не скажешь о моих перспективах.

Ладно.

Только вот что мне делать с деревянным телом и полным помутнением собственного сознания?

По холодку ветерка понимаю, что этот урод уходит.

Тело так и не движется, как ни пытаюсь.

Но мысли работают. И, надеюсь. В правильном, не искаженном направлении.

Самое главное сейчас встать. Просто встать.

Все остальное не важно.

И мне, как ни странно это удается.

Не с первой попытки.

И даже не с десятой.

Но я таки поднимаюсь.

Оправляю складки задранного до белья платья.

Даже умудряюсь каким-то чудом натянуть на себя улыбку.

Ту самую. Которую надевала на себя всегда.

Ослепительную. Яркую. И совершенно неживую.

Чуть пошатнувшись, прохожу в зал.

Здесь ничего не изменилось.

Все так же льется музыка, как и шампанское — рекой. Так же, улыбаясь, танцуют и смеются пары.

И только меня. Дочь хозяина этого дома и этого приема только что чуть не изнасиловали в его собственном кабинете!

А, может, и не просто изнасиловали, а и сделали бы еще что-нибудь и похуже! Кто его знает? После ножа, которым любил поигрывать Кобринский и который оставил след на моей шее, я уже не могу быть уверена ни в чем!

Колени подкашиваются.

Покачнувшись, все же хватаюсь за стену.

Нет.

Я не должна подавать виду! Не должна привлекать к себе внимание!

Гости отца не имеют ко мне абсолютно никакого интереса. Я просто приложение к его очередному банкету, как и было всегда.

Но вот охрана…

Надо, чтобы они ничего не заподозрили!

Иначе я получу особо пристальное внимание, а оно мне сейчас совсем не нужно!

Натягиваю улыбку шире.

Пощипываю щеки, чтобы скрыть мертвенную бледность.

Немного подержавшись еще за стену, легкой походкой отправляюсь в зал, прямо в гущу веселья.

Жаль, что нет возможности пробраться к себе в комнату и переодеться. Это красное платье, как тряпка для быков. Слишком выделяется. Слишком заметно.

Но, после того, что произошло в кабинете отца, я уже не уверена в том, есть ли в этом доме моя комната.

Откуда мне знать?

Вообще не факт, что отец не проиграл эту войну за власть, которой он так одержим! Может, власть уже сменилась, и весь наш дом вскорости будет захвачен новыми хозяевами! Которые уж точно не пощадят проигравших! И плевать всем, что я не имею к этим разборкам никакого отношения! Наоборот. Над женщинами будут глумиться по страшной силе! Чтобы тем, кто проиграл, было больнее ощущать свое поражение!

По этому поводу у меня иллюзий больше нет.

В жизни все ничуть не лучше, чем в криминальных драмах. Наоборот. Даже гораздо страшнее. Потому что хэппи энд здесь не предполагается ни для кого.

Охранники отца пристально наблюдают за гостями. Намного пристальнее, чем за мной, и это дает мне шанс.

Пора.

Или сейчас, или никогда.

Набрасываю легкое меховое манто. Зима все же на дворе.

— Куда? Алиса Витальевна?

Один из охранников, как и все они, бритоголовый и без всякого выражения на безликом лице, хватает за руку уже у входа.

— Шампанского, видимо, перепила, — глупо улыбаюсь, потряхивая ресницами. — Хочу глотнуть воздуха.

— Приказано вас не отпускать.

— Я только в сад. На пару минут, — лепечу, корча из себя совсем полную дуру. — А вы не знаете? Отец надолго отлучился? А то как-то неудобно… Гости, а его нет.

— Господин Ефимов должен быть с минуты на минуту, — чеканит, глядя на меня ничего не выражающим взглядом.

Ну да.

Я же не человек. Просто работа. За которую ему вполне могут оторвать голову.

— И в его отсутствие… Не думаю, что вам можно выходить. Подышите через окно, если так хочется свежего воздуха.

Глава 21.

— Прощу прощения, — вдруг врезается в морозный воздух бархатный низкий голос.

Уверенный. Спокойный. Но такой, что заставляет замирать.

Почему-то сразу отдается ударами внизу живота. Какими-то странными иголками. Больше будоражащими, чем жалящими.

— Уделите внимание гостю, как хозяйка бала.

Даже рука охранника почему-то отпускает мой локоть, только что крепко сжатый.

Разворачиваюсь, и дыхание вдруг перехватывает.

Это он.

Тот самый незнакомец.

Только вблизи он еще более красив. Безумно.

Охранник отца выглядит на его фоне просто пигмеем.

Высокий.

Видно, как под черной облегающей рубашкой перекатываются мощные мышцы. Так, что глаз не отвести. Хочется только завороженно наблюдать за перекатывающейся расплавленной сталью.

Поднимаю глаза, и просто обжигаюсь о черный горящий взгляд.

Это безумие.

Но вблизи он действует на меня в тысячи раз хуже, чем тогда, когда издалека смотрела на него у камина!

Будто прожигает меня насквозь. Словно прямо душу подхватывает на какой-то незримый крючок. Прямо в нее смотрит. Выжигает прямо в ней какое-то жуткое, горячее клеймо.

Я чувствую его на физическом уровне.

А еще…

Еще не могу отвести глаз от губ.

Сочные. Чувственные. Идеальные. Цвета спелой вишни. Так и хочется потрогать их пальцами. Провести и ощутить их вкус. Так хочется, что губы почему-то начинает пощипывать. До боли.

— Шампанского?

Даже не замечаю, как легко он увлекает меня за собой. Обратно в зал. Обо всем забываю. Все, о чем только что думала, просто выветривается из головы.

Потому что нет.

Ничего вдруг нет, кроме одного оглушительного стука моего сердца. Такого сильного, мощного, что, кажется, все его слышат. Потому что эти гулкие удары явно перекрывают и музыку и разговоры всех наших гостей!

Как завороженная беру бокал из его рук.

Внутри все взрывается пузыриками гораздо более мощными, чем те, что играют и пенятся в бокале.

Внизу живота пролетает ураган.

Особенно, когда он отбирает мой опустевший слишком быстро бокал.

Не спрашивая, дергает на себя, крепко ухватив за талию.

И я сама не замечаю, как с губ слетает стон.

О. Боже. Мой.

Я горю.

Нет.

Я полыхаю. Даже не плавлюсь, а, кажется, просто вспыхиваю, как спичка, под этими крепкими, такими уверенными, такими властными руками.

Соски простреливает огненным током, стоит им заскользить по крепкой груди, к которой я, кажется, просто намертво оказываюсь прижата.

А еще…

Еще в меня упирается огромная, твердая, как камень, выпуклость.

— Ооооо, — только и выдыхаю, чувствуя, как снова и снова горю под его пронзительным взглядом.

Он только искривляет невозможно красивые губы в усмешке.

И ведет.

Кружит меня в танце, пронося через весь зал. Через танцующие пары.

Ноги обмякли. Все мысли выветрились из головы.

Даже не понимаю, каким чудом мне удается скользить каблуками по паркету вслед за ним. Он просто увлекает своими уверенными движениями. Так, что не подчиниться, не откликнуться на них невозможно!

И каждый раз. Когда я, будто случайно, трусь уже до боли заострившимися и сжавшимися сосками о его тело, или бедром о его наглую, уверенно и властно восставшую плоть, во всем теле словно происходит маленький взрыв. И с каждым касанием этот взрыв все больше. И больше. Все мощней.

Жар его рук на моей спине обжигает. Заставляет непристойно выгибаться.

Черт!

Мне нужно бежать! Лихорадочно что-то соображать, придумывать какой-то план!

А вместо этого я, как кошка, трусь и выгибаюсь в руках незнакомца!

Кажется, он владеет моим телом даже на расстоянии! А теперь…

Когда прижимает меня к себе все сильнее, когда так уверенно кружит в танце, чуть крепче сжав челюсти и раздевая меня глазами, я полностью в его власти, под его контролем!

И сил сопротивляться нет… Никаких…

Я чувствую, как он не просто раздевает меня глазами. Кажется, ими он уже совершил все возможные и невозможные непристойности с моим телом.

Черные глаза выкручивают, прожигают соски.

Опускаются ниже.

Отбиваются бешенным ритмом в животе.

Между ног мокро. Так мокро, как не было никогда в моей жизни…

Даже когда я изучала свое тело пальцами. Самые сокровенные и потаенные его части. Даже когда пыталась довести себя до оргазма, отчаянно сдавливая клитор и осторожно протолкнув пальчик вовнутрь!

Никогда.

Никогда я не была там такой влажной.

Никогда мое тело так не дрожало от безумного, ослепляющего желания.

Ноги совсем ватные. Почти не держат. Наверное, если бы не он, я бы уже просто свалилась на пол.

Еще одно касание. Его горячий, дернувшийся под тканью платья член буквально ударяет меня, пронзая чуть ли не внутренности.

И сладкая, тягучая судорога проходит по всему телу. Простреливает насквозь. От самого сокровенного отверстия внизу живота до сосков, заставляя глухо застонать и сдаться всем телом.

Дьявол. Он настоящий дьявол. Ему и делать ничего не нужно, а я уже в плену!

Повергнутая. Готовая отдаться.

Между ног все жжет. Словно требует немедленного вторжения.

Соски ноют, а тело само выгибается, так до невыносимой боли хочется почувствовать на себе его руки. На краешках сосков. На до невозможности забившемся в пульсации клиторе. Внутри себя. Где я ощущаю жжение от пустоты. Невозможное жжение, которое до ломоты в костях хочется заполнить!

— Оххххххх, — новая судорога пронзает насквозь, когда он роняет мое тело и ловит у самого паркета. Когда в танце забрасываю ногу на его бедро. Касаясь его раскаленного мужского органа самым сокровенным.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Перед глазами дурман. Даже его лицо расплывается. Даже плевать на вздернутые дугой брови от того, что он ощутил, насколько там у меня все мокро.

И даже не страшно, что будет в моей судьбе дальше. Страшно одно. Что закончится танец. Что он остановится. Не прикоснется больше. Оставит меня вот такую. Изнемогающую от безумного желания. Настолько безумного, невозможного, что я готова завыть.

— Давай сбежим.

Я вздрагиваю, когда его губы почти касаются моих.

Тону.

Тону в его глазах, а внизу живота твориться что-то невообразимое.

Его дыхание, ложащееся на губы, пробивает острым током.

Таким, что кружится голова, а сама я готова забыть обо всем на свете и погрузиться во все грехи ада!

Слабо протестую, пытаясь отстраниться от объятий, которые совсем уже переходят грань приличий и танца.

Крепкие руки прижимают меня к себе. Шарят по спине, оставляя по себе следы прикосновения, которых хочется все больше.

Он оглушает.

И я пьянею. Пьянею намертво от его безумных глаз, которые сейчас, лихорадочно полыхая, стали совсем огромными и бездонно черными.

— Нас могут увидеть…

Выдыхаю на грани слышимости.

— Кто?

Его губы слишком. Слишком близко.

И я готова застонать от того, насколько мне хочется ощутить их вкус!

Только сейчас замечаю, что незнакомец увлек меня в танце далеко из зала.

Значит, мы одни… На нас никто не смотрит, никто не видит!

Грудь начинает вздыматься так, что готова прямо сейчас выпрыгнуть из тесного декольте. Будто умоляя о его прикосновении.

Глава 22

Соски уже совсем заострились. Стали каменными. Покалывают и болят, изнывая от необходимости его рук. Наваждение. Бред. Чистый порок, что плещется в его глазах.

— Нас…

Еде выдыхаю, задыхаясь.

— Нас не выпустят.

— А вот это уже предоставь мне, детка!

Он скользит по моим губам, едва касаясь.

А меня уже уносит в пучину такого яростного томления, что сама готова впиться руками в его волосы. И не отпускать… Притянуть к себе…

— Пойдем.

Его рука властно ложится мне на бедро, и я вспыхиваю.

Даже не задумываюсь, как он узнал про этот тайный выход под лестницей. И почему так легко открыл маленькую, почти неприметную дверь, которая в последнее время наглухо закрыта. А ведь я, планируя побег, подбирала все возможные ключики. Даже стащила у отца большую связку ключей. Но, увы. К этому выходу, казавшемуся мне самым лучшим, ключа так и не отыскалось!

Камеры. Охрана.

Все это вихрем проносится в голове, пока он тащит меня за собой по узкой дорожке, петляющей между высокими кустами роз.

Черт.

Его же просто сейчас убьют!

— Постой!

Останавливаюсь, чувствуя, что сердце сейчас таки выскочит из груди.

Холодный воздух заставляет отрезветь, пусть и не окончательно.

Но осознание того, что в него сейчас просто выстрелят, заставляют голову освободиться от дурмана.

И пусть я совсем его не знаю. Даже имени не спросила. А все равно. Знаю наверняка. Не смогу простить себе, если из-за меня его просто сейчас пристрелят.

— Тихо.

Шепотом.

Но звучит, как приказ. Как удар.

Его голос, до этого сочащийся чистым соблазном, ударяет по венам. Властью. Силой. Тем, как заставляет подчиняться. Мгновенно.

И я замираю.

Ноги сами перестают двигаться.

Почти бесшумный удар, и вот уже смотрю, как два появившихся будто из ниоткуда охранника, валятся на снег.

Как ему удалось?

На отца работают только самые лучшие!

— Идем, малышка, — как ни в чем ни бывало, он снова берет меня за руку, увлекая за собой.

Удивительно, как ему удается двигаться практически бесшумно и незаметно. А еще… Еще очень удивительно, как уверенно он ведет меня за собой в моем собственном саду. По незаметным дорожкам, на которых и я сама, бывает, петляю.

— Эй!

Не успеваю предупредить его про опасность, как выпрыгнувший будто с неба на нас еще один охранник с хрипом валится замертво.

Он даже не останавливается. Даже не оборачивается. Просто продолжает вести меня за собой.

Только сейчас замечаю, что с его руки что-то красное капает на землю.

Нож. У него в руке нож и сейчас он окровавлен! С него стекает кровь!

Боже!

Да кто же он такой?

Уж точно не коварный соблазнитель!

Кто еще способен так просто расправиться с вышколенной и натренированной охраной отца?

И ради чего?

Ради просто проведенного вместе вечера?

— Там забор. Под напряжением, — выплескиваю на одном дыхании.

Это глупо. Да. Но почему-то в этот момент меня совсем не пугает то, как он расправился с охраной! Думаю только о том, как было бы жутко, если бы он повалился на землю сейчас вместо того громилы. Почему?

Но прямо сердце сжимается, как представлю себе эту картину. И внутри все леденеет.

— И камеры, — добавляю, заметив почти сразу за забором черную машину.

Наверняка, это его.

Выходит… Он все спланировал? Заранее?

Ничего не понимаю. Не возьму в толк.

Или это просто совпадение?

— Нас заметят, — выдыхаю, сжимая его руку.

— Камеры засекут номера, и…

— Тихо, детка, — он не усмехается.

Просто пристально смотрит. Прожигает. Своей уверенностью. Своим взглядом.

Проводит пальцем по губам, и я вздрагиваю, будто весь ток, что проведен по забору, пробегает сейчас вспышками по мне.

— Все отключено.

— Послушай!

Мороз выветрил уже весь дух авантюризма. Все желание сбежать, невзирая ни на гостей, ни на охрану.

Прижимаю ледяные ладони к щекам, понимая, в какую нелепую глупость я ввязалась.

Отец найдет.

Вычислит.

И тогда этот глоток свободы и страсти обойдется мне слишком дорого! Да что там! Он будет стоить мне жизни! Ведь я лишусь своего единственного шанса на спасение и на побег!

А дальше что?

Мерзкие руки того ублюдка, которому, судя по всему, отец таки меня продал!

Рассчитывать на то, что мне повезет снова и кто-нибудь его прикончит не приходится!

— Нас найдут. Мы и десятка метров отъехать не успеем.

— Чего ты боишься, детка?

Он усмехается и впервые мне чудится недоброе в этой улыбке.

— Меня? Того, что будет потом? Или отца?

— А ты? Ты не боишься расправы? Мой отец он непростой…

— Пошли.

Обхватывает мой подбородок руками, скользит губами по моим, и снова все мысли рассеиваются. Улетают. Он выжигает их.

Своим дьявольским, невозможным жаром, который я чувствую через рубашку. Даже на морозе.

Своей дикой уверенностью.

И тем, как внутри меня разворачивается горящий, полыхающий ком, разливаясь по всему телу.

Будь что будет!

— Нас… Поймают…

Все же выдыхаю, когда, с легкостью перемахнув забор и подхватив меня, он забирается вместе со мной на заднее сидение.

— Держись, Алиса. Ты ведь любишь быструю езду?

Его губы накрывают мои.

Жестко.

Страстно.

И, черт, все мысли вылетают окончательно.

Все становится неважно.

Он будто берет меня. Трахает языком.

Не нежно. Не дает распробовать свой, по сути, первый настоящий поцелуй, на вкус.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Нет.

Раскаленный язык просто толкается прямо по моему небу. Задевает все окончания. Бьется в стенку горла.

Наполняет полностью.

Берет так, что сопротивляться невозможно.

Заставляет стонать и выгибаться в ответ на каждый его жесткий толчок.

А я…

Я лишь стону в ответ, чувствуя, как задыхаюсь.

Как все тело выстреливает, пронзаясь судорогой, когда властные руки накрывают мою грудь, сжимают соски.

— Еще, — шепчу, задыхаясь, когда он перестает терзать мой рот.

Глядя в его полыхающие страстью, огнем, черные глаза.

Так близко…

Так близко и так до одури, до безумия пьяняще…

— Еще…

Только и могу выдохнуть перед тем, как его губы смыкаются через платье на изнывающем соске.

Это безумие. Безумие, в котором я сгораю.

И земля уходит из-под ног. И реальность проваливается в пропасть, когда он накрывает уверенными пальцами мой клитор, а меня пронзает судорогами безумного первого оргазма…

— О, да…

Его хриплый голос бьет по нервом.

На миг прихожу в себя, встречаясь с совсем безумным взглядом.

— Блядь. Ты просто бомба, малышка, — обжигают страстью его губы. — Охренеть. Я никогда такой не встречал…

И я лишь обвиваю его шею руками.

Пока он заносит меня на руках в какой-то дом.

Где-то на заднем плане бьется мысль о том, что нас найдут. Догонят. Обязательно. Даже странно, что мы успели куда-нибудь доехать.

Но она тут же растворяется, когда незнакомец, сорвав с лица свою полумаску, швыряет меня на кровать, жадно поднимая своим телом.

Глава 23

И я с ума схожу.

От каждого его прикосновения.

Резким рывком распахивает ноги, заставляя ткань платья с треском рваться. Срывает трусики, отшвыривая их в сторону.

Пусть.

Пусть нас найдут.

Пусть после будет ад и пропасть.

Мне уже все, абсолютно все неважно, кроме его рук, что обводят снова бешенно задергавшийся клитор. Прижимают складки, ставшие совсем мокрыми. Дрожащие, изнемогающие от желания все новых и новых прикосновений.

Кроме его тела и одуряющего запаха мужчины, — крепкого, терпкого, смешанного с ароматом виски. От которого кругом идет голова.

— Шампанского?

Его голос звучит надтреснуто, хрипло.

И я сжимаю простынь пальцами.

Тело раскаленное, вытянутое струной.

Застонать готова от того, что он отстранился.

Пальцы на ногах поджимаются от жгучей потребности, чтобы продолжил. Чтобы сорвал с меня всю оставшуюся одежду и взял.

Вот так же жадно, как набросился на мой рот.

Так потрясающе умело играя на моем теле, как на инструменте.

Вызывая бурю, смерч ощущений, которых я и не подозревала никогда в себе.

Чтобы ласкал и прикасался. Снова и снова.

Но я лишь молча беру протянутый бокал. Чувствуя, как трясутся руки от переполняющего, хлещущего через край возбуждения. От него даже больно. И всполохи перед глазами.

И дальше… Дальше темнота…

* * *

Воспоминания возвращаются, но ясности в голове не прибавляется.

Все тело до сих пор скручивает и выламывает от полыхающего внутри жара.

Пытаюсь сдвинуть ноги, сжать бедра, чтобы хоть немного утолить этот бешеный огонь. Эту сумасшедшую пульсацию, что просто разрывает мой клитор. Заставляет матку и что-то внутри стеночек влагалища сжиматься судорогами, до всполохов из глаз.

Сволочь!

Выходит, еще в доме отца тот урод с безжизненными глазами напоил меня какой-то дрянью. Наркотиком из стакана.

А этот?

Он тоже подмешал мне что-то в шампанское еще в доме? Или только потом?

Нет.

Наверняка раньше. Еще на приеме.

Иначе почему мое тело так безумно реагировало на него? На его прикосновения? И реагирует до сих пор?

Черт!

Да я тогда, кажется, умереть была готова, лишь бы он не останавливался!

Плевать было на все!

Даже на то, что отец со своими людьми ворвется сейчас в дом и нас обоих просто пристрелят! На все! Лишь бы это сладкое безумие продолжалось! Лишь бы тот ток, что течет, разливается дымящейся лавой по венам, заставляя кровь кипеть от его рук, взорвал меня на осколки!

Дьявол!

Неудивительно, что я ничего не помнила, когда очнулась!

Смешать столько разных препаратов одновременно!

И что теперь делать?

Похоже, я оказалась в логове маньяка!

На мне что, какой-то магнит для больных извращенцев?

Нормальный уж точно не стал бы так поступать!

И для чего?

Он ведь пошел на колоссальный риск!

Ради того, чтобы вот так приковать меня к постели и тупо трахать?

И вот даже сейчас.

Отчего мое тело так бурно, так безудержно на него реагирует?

Блин, наверняка и в той еде, что осталась здесь, было что-то подмешано!

О, Боже.

Я снова оказалась в руках больного извращенца!

Ал.

Опрокидываю в себя стакан виски, выходя на палубу.

Связь, как всегда, пропала. Дела придется отложить.

До хера всего произошло наверняка во время моего вынужденного отъезда.

И сейчас мне бы переключиться совсем бы не помешало!

Вечерний ветер холодит, но ни хрена не остужает.

Приходится даже швырнуть на палубу только что наброшенную рубашку.

Чертовка.

Умудрилась зарядить мне по яйцам! Это же надо!

Еще и сбежать пыталась. Куда? В открытое море, ни хера не теплое в это время года?

Охренеть.

Не плакала. Не умоляла. Даже не пыталась выброситься в море, чтоб с собой покончить.

Нет, блядь. Реально, дурочка, думала, что уплывет. Сбежит.

И глаза эти.

С вызовом. Такие полыхающие.

Маленькая ведь. Хрупкая.

Одной рукой талию обхвачу и переломлю.

До сосков мне не достает.

Всего-то и веса в ней, что волосы, что кудрями чуть ли не по палубе стелились.

А такая отчаянная.

Стрелять она умеет, — даже усмехаюсь, вспоминая ее угрозу.

И, блядь, как горели в этот момент ее глаза. Как искривила губы!

Реально, и правда думала, что угрожает. На полном серьезе!

Блядь.

Женщина должна быть тихой и покорной.

Молча становиться на колени и принимать в глотку мой член.

Радуясь, что ей позволили обслужить хозяина.

А с этой девкой все ни хера не так.

А похоть все равно раздирает.

Так, блять, что штаны сейчас порвутся!

Трахнул бы сейчас любую, даже самую страшную, чтобы сбросить адское напряжение.

Но на яхте других баб нет. И это косяк, конечно. Нужно было предусмотреть потребности, но все делалось в спешке и тихо. Лишних ушей и глаз мне здесь ни хрена не нужно.

Кстати, о лишних ушах.

— Диего, — подхожу к своему капитану.

— Измени курс. Мы прибьемся к другому острову.

Никто не знает, куда я отправился. И уж тем более, где пришвартуюсь, вернувшись.

Но, блядь, где-то в груди зудит неприятный мелкий червяк.

И даже лютая похоть его задавить не в силах.

Чуйка.

А чуйке я доверяю, как Господу Богу. Она миллион раз спасала меня от пули. Когда слушал ее вопреки всей логике.

— Да, господин.

Мои люди привыкли не удивляться. Не спрашивать. Не спорить.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Тем более, женщины.

Им вообще рот положено открывать только для того, чтобы принять мой член.

Господину надо дарить удовольствие, разве не для этого существуют женщины в принципе?

И только одна чертова девка за каким-то хером не понимает, для чего она вообще создана! Брыкается.

Но, блядь, ни одну еще так не хотел.

Никогда.

Током прошибает, как вспомню ее глаза безумные. Блядь, поражаюсь даже, как не взял сразу. Еще в машине.

Или потом, когда зашвырнул на постель в доме Влада.

Кошка. Дикая кошка. Дьяволица.

Беру штурвал, отстраняя Диего.

Нужно переключиться. Остыть. Но ни хера. Даже ледяной поднявшийся ветер не помогает.

Так и стоят передо мной ее глаза.

И член дымится, разрываясь от похоти. Дергает так, что, блядь, так и яхту скоро занесет.

Никогда не терял контроль. Тем более, из-за такой херни, как желание кого-то трахнуть.

Но ничего.

С хрена я вообще церемонюсь?

Она у меня.

Вся в моей власти. Полностью. Каждым своим пальчиком. Вся мне принадлежит.

Станет покорной.

Будет делать все.

В ногах валяться.

Яйца вылизывать и умолять, чтобы натянул ее тонкое горлышко.

Будет.

Сломаю.

Научу, для чего такое существо, как женщина, предназначено.

А не поймет…

Что ж. В этом будет только ее вина.

Глава 24

Уже почти засыпаю, когда дверь с грохотом распахивается.

Да. Я позволяю себе расслабиться и просто спать.

Выхода нет. Решения пока тоже.

У прикованной к кровати на яхте не так много возможностей для побега.

А план буду придумывать, когда хоть что-то прояснится.

Когда куда-нибудь доберемся, там и осмотрюсь.

Вряд ли у этого урода-похитителя охрана круче, чем у отца. Но пока что-то думать нет смысла. Нужно просто набраться сил. И ждать, пока что-то изменится. В конце концов, мы же должны куда-нибудь приплыть!

Слегка приоткрываю веки. Пусть думает, что сплю.

Стоит в дверях. Тяжело дышит. Смотрит.

Так жадно, как будто бы готов сожрать.

И ничего не могу с собой поделать.

Наблюдаю за ним из-под прикрытых ресниц. Рассматриваю.

Он бешенный. Безумный.

Огненная энергия, как лавина, накрывает даже на расстоянии.

Дьявольски красивый.

Особенно сейчас, когда мощная грудь ходит ходуном, а мышцы так яростно перекатываются под кожей.

Под кожей, безумный жар которой я уже успела ощутить на себе по полной программе!

Почему он так красив?

Насильники и извращенцы должны быть уродами! Чтобы сразу все про них понять и отшатнуться! Как от того Кобры или урода, что чуть не изнасиловал меня в доме отца! Тогда ни за что бы я здесь не оказалась, если бы его внешность отображала то, какова его сущность, его естество! Никогда не пошла бы за ним, даже трижды пусть мне подлили бы какую-то дрянь в напиток!

Почему природа так несправедливо наградила его таким идеальным лицом, четко вылепленным телом?

От которого задыхаешься, не в силах отвести взгляд?

— Не притворяйся!

В секунду он оказывается прямо надо мной.

Огромная рука жестко, безжалостно сжимает горло.

— Не притворяйся, Алиса, спящей.

Выплевывает мне прямо в губы. Касаясь их. Обжигая. Снова заставляя в голове что-то шуметь.

— Никогда со мной не притворяйся. И не ври. И не пытайся убежать.

— А то что?

Еде выдыхаю. Горло сжимается еще сильнее.

— Задушишь? Изнасилуешь?

Я уже хриплю. И все же продолжаю выплевывать слова прямо в его лицо. Прямо в глаза, что в миллиметре от моих и плещут дикой яростью. Похотью. Молниями.

Не отпускает горло.

Только рычит что-то неразборчиво.

И я дергаюсь в попытке отшатнуться, когда нависает на меня всей тяжестью своего тела.

Рывком распахивает ноги еще шире, толкнувшись между ними ногой.

— Сделаю все то, чего ты сама так хочешь, Алиса.

Пальцы накрывают мою грудь.

Сжимает так сильно, что меня подбрасывает над кроватью.

Задевает сосок, проводя по нему ногтем так, что оставляет горящий след.

— То, для чего ты создана, — сжимает бедро, опуская руку ниже. До боли. Совсем несексуально и неласково.

— Разве не об этом ты мечтала, когда сбегала со мной?

Накрывает клитор и складочки своей огромной рукой, заставляя меня изворачиваться под его огромным телом.

И лишь мычать в ответ, потому что горло слишком сильно сжато.

— Не спешила оказаться со мной в постели? Без одежды? Чтобы я вытрахал тебя по потери пульса?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 25

— Нет!

Дергаюсь на этих чертовых привязках, как муха в паутине. Как бабочка, распятая иголками больного убийцы красоты.

— Ты можешь только так, да? Когда женщина жертва? Когда распятая и не способна уйти? Ты больной извращенец, мать твою!

А внутри все сжимается от страха.

Хотя.

Бояться уже поздно.

Он сейчас сделает то, чего хочет.

И ни хрена это не будет приятно. Жестко. Больно. Отвратительно, — да.

Хочется сжаться в комок и просто тупо и бессильно разреветься. Но я не покажу ему свою слабость. Не доставлю такого удовольствия. Хочет насиловать, — пусть. Но он навсегда запомнит ненависть в моих глазах. Которой я прожгу на нем пылающие дорожки.

— Твою мать, Алиса. Не заставляй меня заткнуть тебе рот членом. Или ты именно на это нарываешься?

Проталкивает мне несколько пальцев в рот.

Дергаюсь, горло сжимается еще сильнее. Теперь еще и от рвотного рефлекса.

Но его рука продолжает сжимать мое горло, а пальцы жестко толкаться вперед.

Сминая язык. Подчиняя.

А бешено полыхающие глаза и тихое рычание сквозь зубы говорят о том, что он не остановится!

— Давай. Всасывай. Соси, мать твою! Алиса! Обхвати губами и давай. Язычком веди по кругу. Давай. Твою мать! Ты что тут устраиваешь?!

Резко выдергивает окровавленные пальцы из моего рта.

Сама поражаюсь, что так сильно укусила.

Ну, а что делать? Я же должна… Должна хотя бы попытаться сопротивляться!

Смотрит дико, обезумев словно.

И я вся сжимаюсь.

Но это не конец. Нет. Он не отпускает.

Его окровавленные пальцы тут же резким толчком оказываются у меня внутри.

— Ты знаешь, кто мой отец!?

Ору, уже задыхаясь.

Пальцы таранят меня. Раздавливают стенки. Пробивают, словно насквозь.

Больно.

Черт, как же больно!

А где же то хваленое удовольствие?

— Он… Он вышибет тебе мозги, когда найдет! Только перед этим я попрошу, чтобы тебя трахнули! Семеро мужиков! Как тебе, а? А мой отец обязательно меня найдет!

— Да неужели?

Его бровь иронично взлетает вверх, а пальцы наконец останавливаются, хоть и остаются внутри меня. Но теперь уже хоть не так больно. Могу выдохнуть.

— Твой отец.

Снова сжимает мое горло. До темноты перед глазами.

Нависает лицом, что становится безобразным, жутким от гнева. Глаза чернеют, полыхают адской горящей смолой.

— Твой отец, Алиса, — шипит прямо мне в лицо, сминая и раздавливая губы пальцами, — причастен к похищению моей родной сестры. И мне по хрен, что вряд ли он ей что-то сделает. Если кто-то там, у него, к ней прикоснется, я вытащу из него наживую каждую кость и обглодаю. И только после этого отрублю на хрен его конечности.

Я холодею. Все кожа и все внутри вдруг замерзает в лед. Инеем покрывается.

Так вот, почему я здесь.

Меня после такого не пощадят.

Или? Может, это шанс?

— Значит, ты выкрал меня, чтобы обменять на сестру?

Как за соломинку хватаюсь за эту надежду.

Ведь тогда, по крайней мере, меня должны оставить в живых! Да и сильно издеваться тоже не будут!

— Мы не в начальных классах, Алиса, чтобы фантиками играться, — выплескивает жестко мне в лицо. Хмурится. — Регину мы и так вернем. А твой папаша… Пусть его выкручивает от понимания, что тебя здесь каждый день и каждую ночь разрывают на части толпы мужиков. По счетам нужно платить, малышка. Пусть он это почувствует. Это даже лучше, чем каждый день проворачивать нож в его горле.

— То есть…

О, Боже.

Мне казалось, что я живу в кошмаре?

Кажется, кошмар и ужас только начинаются в моей жизни!

— Ты не собираешься меня возвращать?

— Ничто не причинит отцу больше боли, чем знание, как издеваются над его любимой принцессой, правда? А я не привык церемонится. Я бью по самому больному, когда меня пытаются задеть. Хотя бы пытаются, Алиса. Что? Думаешь, я чудовище? Ни хера. Это простая обыкновенная справедливость. Когда со мной по-хорошему, я возвращаю тем же. Но если попытаются наехать, верну сторицей. Без разговоров.

— И что потом? Ты меня убьешь?

Хотя…

Если он не врет и правда отдаст меня на растерзание толпы, вряд ли я выживу. А если и выживу физически, то вряд ли вообще после такого мне захочется жить!

— Я не свернул до сих пор твою тонкую шейку только потому, что хочу распробовать тебя первым. А дальше… Посмотрим. Приползет твой папаша ко мне на коленях. Послушаю, что предложит за то, чтобы его дочь перестали истязать и вернули в отчий дом. Может, свою империю? Тогда подумаю.

Отец. Приползет. Даже смешно.

Было бы, если бы не весь ужас ситуации!

— Так что подумай, Алиса. Ты же не совсем окончательная дурочка. Подумай, как тебе лучше меня ублажать. Пока я буду доволен, пожалуй, оставлю при себе. Не отдам остальным. Но только. Если. Я буду, мать твою, доволен!

— А ты сухая, — резко выдергивает пальцы из моего лона, поднося прямо к лицу.

— Сухая, мать твою! Какое мне, на хрен, удовольствие, драть сухую бабу, м?

— Ну извини, — бурчу скорее по инерции.

Лучше бы теперь молчать. Лучше прикусить язык. Не дерзить. И уж тем более, не злить еще сильнее.

Я ведь не думала, что он всерьез, когда про команду, про то, что им отдаст меня, говорил.

А вот теперь ясно вижу — все гораздо хуже, чем могла себе представить.

— Меня, знаешь ли, насилие не возбуждает.

— В твоих интересах, детка, чтобы ты возбуждаламеня, — резко бросает, отпуская мое истерзанное тело.

Наконец-то начинаю дышать.

Расширенными глазами смотрю за тем, как он захлопывает за собой стеклянную дверцу в душевую.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Глупые мысли о том, что здесь все слишком крохотное для такого могучего мужчины нагоняют неуместную улыбку.

Да.

Возможно, все так и могло бы быть.

Если бы тот побег из дома отца был бы настоящим.

Романтичным, как думалось мне тогда, глупой идиотке!

А я ведь поверила!

Да что там!

Даже и не сомневалась!

Казалось, какое-то дикое, запредельное безумие охватило нас обоих!

А он…

Боже!

От него мурашки летели по коже так, что могли бы заискриться и поджечь весь снег вокруг дома!

Особенно когда он пошел на страшный риск, расталкивая охранников и пойдя против влиятельного отца, которого все боятся!

Каким же бесстрашным рыцарем он мне тогда казался!

Почти Богом!

Не говоря о том, как я млела при одном взгляде на него! От каждого прикосновения!

Дура.

Боже.

Какая же я дура!

Просто изумительная идиотка!

Поверила в сказку!

В безумную, роскошную, шикарную, ослепительную сказку!

Сошла с ума!

Позволила себе быть самой собой, без всяких масок. Позволила сорваться всему, что дернулось и разлилось в груди при первом же взгляде на красавца-незнакомца в маске!

А ведь за ним скрывался хищник.

Беспощадный.

Кровожадный. Жаждущий именно моей крови!

Самый страшный из всех, которых я когда-нибудь видела!

Ну, что мешало мне просто включить мозги?

Задуматься о том, что простых людей на приемах отца не бывает!

О том, что не напрасно он знал про тайный выход. Открыл запертую вечно дверь. Отключил ток и камеры.

Продумал. Он все продумал. До мельчайшей детали.

А я…

Боже! Я тонула в глупой страсти. Сходила с ума!

Сглатываю, глядя сквозь прозрачную дверь за тем, как капли стекают по его идеальному телу.

Его член напряжен.

Торчит вверх. Даже отсюда вижу, как набухли толстые вены.

Я до сих пор схожу с ума.

Иначе почему по всем внутренностям проносится лютый ураган? Когда я это вижу?

Глаз не могу отвести. Кажется, даже не моргаю.

Он идеален.

Черт, совершенно, абсолютно идеален!

Непроизвольно облизываю губы.

Будто до сих пор ощущаю на них его вкус.

Нет, не этого издевательства, которое сейчас было.

А тот самый. Из прошлого. Вкус страсти, настоящего мужчины и крепкого виски.

Вкус, от которого так кружилась голова и так хотелось просто отдаться его власти! Стать беззащитной и такой маленькой в его огромных руках!

Слезы сами наворачиваются на глаза.

Обман.

Все обман.

Все было таким ненастоящим.

Его полыхающая страсть. Его лихорадочные, такие жадные объятия. Все было лишь частью его плана!

И, целуя меня, он думал совершенно о другом!

И это проворачивает в моей груди тысячи ножей. Боль такая, как будто меня ударили со всей силы. Сильнее, чем страх.

Наверное, еще действует та дрянь, которую мне подмешали. Иначе чем объяснить, что обида выжигает меня насквозь серной кислотой? Почему она сильнее страха перед тем, что он собирается со мной творить? Сильнее инстинкта самосохранения?

Может, потому что она просто стала последней каплей?

После всего, что было в доме отца, мне вдруг будто улыбнулось яркое солнце за тысячи хмурых и промозглых дней. Черт! Как он мог? Вот так… Со мной… Ну почему???

До крови кусаю губу, чтобы сейчас вот так по-дурацки не разреветься.

Сволочь. Руки и ноги так и оставил прикованными.

Глава 26

Ал.

Твою же мать!

Стискиваю зубы, заставляя себя оторваться от девчонки.

Просто силой воли отшвыриваю себя от такого манящего тела.

Блядь.

Она пахнет одуренно.

Пряным. Терпким. Таким, что хочется пить и не насытишься.

Вино.

Терпкое дорогое вино, вот она на что похожа. И не пригубить хочется. Глотать. Жадно. Блядь, захлебываясь. И чтоб по подбородку текло. И не напьешься.

Голову ведет. Мозги плавятся.

Сухая!

Я тут сдохнуть готов, так разрывает, а она, блядь, сухая!

Твою мать!

Сам от себя, от нее убегаю, захлопывая с треском идиотскую стеклянную дверцу душа. Как будто это может помочь. Один взгляд на нее, лежащую там, такую раскрытую, и я, блядь, выть, как собака готов.

Не смотрю.

Выкручиваю на максимум ледяную воду. Погружаюсь с головой.

А все равно краем глаза вижу, как подымаются манящие полушария ее груди. Вижу отсюда розовую сердцевинку ее складочек. До сих пор рука горит от прикосновений.

Как наркоман, подношу пальцы, которые в ней были, к лицу, и вдыхаю.

Блядь. Как же одуренно она пахнет! Хуже наркоты возбуждающей, которую, как утверждает девчонка, я ей подлил.

Это еще кто кого до одури доводит? Сама же — просто ходячий секс! Живой наркотик!

Как удержался? Как не ворвался внутрь, заставляя под моими толчками забыть всю блажь? Как не вытрахал все сопротивление?

И плевать, что сухая. Хоть от злости на это рычать хочется. Плевать.

Помокрела бы. Так бы потекла, что влажные шлепки и на палубе бы услышали! Мне ли не знать, как с женщинами обращаться?

Только, блядь, я же помню, как она другой со мной была.

Как сама пальцы в волосы зарывала. И шептала. Прямо в губы. Шептала лихорадочно о том, как ей хорошо.

И, блядь, я это хорошо через платье ее чувствовал. Через трусики.

Этот крышесносный аромат ее желания. Такого, от которого стонала и извивалась.

Слышал.

И, блядь, снова хочу.

Услышать. Ощутить под пальцами. Почувствовать, блядь, как дрожит каждый миллиметр ее кожи!

Вот чего хочу, а не драть на сухую.

На хрена она вообще отца своего урода вспомнила?

Еще одна причина оторвать ему яйца по кусочку.

Не заговори она о нем, все бы было.

Дрожала бы. Стонала. Сотрясалась под моими руками. Как тогда.

Но, блядь, стоило ей о нем сказать, как не сдержался. Лучше бы не напоминала о том, чья она дочь. А то ведь рядом с ней я об этом почти-то и забыл.

Блядь. Обо всем забыл.

Особенно тогда, когда в дом Влада с ней ехал. Прям захотелось плюнуть на все и свалить с ней вдвоем. На какой-нибудь очень закрытый курорт. Примерно так на месяц.

Я бы хрен ее куда-то выпустил. Так и впивался бы губами в нежную кожу. Выбивал бы эти стоны и оргазмы.

Блядь.

Не воюю я с женщинами.

Никогда!

Я бы с отцом ее поговорил. По-своему.

Очень действенно я обычно веду все переговоры.

Но Влад, а за ним и Морок с Лютым так уперлись, что другого выхода, как отступить, просто не оставалось.

Требовали оставить Грека в покое. Потому что не он организатор и зачинщик всей той лютой херни, которая у них там происходит. А назрела настоящая война. И, как я понимаю, ее самый разгар даже еще и не начался. С брата моего только первую удочку забросили, когда сестру выкрали и требовать от него чего-то начали, когда друга его лучшего, Грача, что всю столицу у них в кулаке держал, прирезали, подставив самого Влада.

Клубок у них. Клубок, блядь, ядовитых змей.

И отец Алисы для них — та ниточка, за который клубок этот распутать можно.

Не делать резких телодвижений. Следить. Наблюдать. Потихоньку раскручивать эту дрянь, чтоб столицу не взорвало и трупами на хрен не покрыло.

Так они решили.

И я не мог не отступить.

Это не моя, блядь, вотчина. Не моя территория. И права вмешиваться у меня нет. Я ведь еще пацаном уехал и никаким боком в их раскладах не замешан. Не имею права.

Только вот мне их разборки и на хрен не нужны. И наследство за братом, власть его, я перебирать на себя не собираюсь. У каждого из нас своя жизнь. Свои расклады.

Но и сестру простить не могу. Не только же Владу, и мне, пусть и косвенно, не желая того, по морде дали этим похищением.

А я, блядь, не прощаю. И попустить, пройдя мимо и убравшись домой, как хотел Влад, ни хера не могу.

И нет, блядь.

Я ни разу не собирался изначально трогать девчонку.

Соблазнять ее. Пробовать на вкус.

Не собирался даже трахать.

Только украсть.

Соврать, что приключение такое. Ну, или в клуб какой-то новомодный типа увезу. Покажу что-то, чего не видела.

Не собирался даже прикасаться.

Она для меня вообще не женщина. Просто объект. Просто фигурка на шахматной доске. Не больше.

Сам не понимаю, как прикоснулся.

Просто охренел от того, как ударило где-то внутри. Как только ее увидел.

С первого взгляда, когда только вышла, когда появилась в зале, на тех ступенях.

Смотрел на нее и, блядь, понимал. Эти губы я обязан попробовать на вкус.

Медленно пил виски, не отрывая от нее взгляда.

Напоминал себе, кто она и для чего я здесь.

Только вот ни хера не помогало.

Глава 27

Будто под дых меня сразу ударило. Прожгло насквозь. Ослепила.

Хрен знает, что за ощущение. Никогда такого не было.

Скольких женщин переимел. Разных. Роскошных. Страстных. Шикарных и не очень. Развратных до одури.

Но эта… Как видение.

Даже в бокал захотелось заглянуть. Проверить, ничего ли не подмешано.

Иначе почему вдруг сердце замерло, а после так громыхнуло в ребра, что его бой и музыку переглушить смог бы?

Но это миг.

Не стоит забывать, зачем я здесь. И уж тем более, прикасаться к этой ядовитой змее. Дурная кровь. Иначе быть просто не может. Дочь своего отца, она уж точно способна быть только ядовитой. У подонков не рождаются ангелы. Гены никуда не денутся, как ни старайся.

Я и Влад — прекрасное наглядное тому подтверждение.

Как бы ни старался брат удержать меня от жестокого мира криминала, а ведь оба мы с ним пошли, по сути, почти одной дорожкой.

Так что ничего, кроме мерзости за этой прекрасной обманчивой фигуркой, быть просто не может!

Рассеиваюсь в толпе.

Гордей подает знак о том, что камеры отключены, а небольшая дверка черного входа открыта. Охрана снята.

Отца Алисы, Грека, Гордей тоже умудрился выманить. На время. Скоро он поймет, что вызов ложный и что мой брат не приглашал его ни на какую встречу. Времени немного.

И я не собирался.

Не собирался к ней прикасаться. Мне нужно было только слегка соблазнить, очаровать, чтобы глупая девчонка сама захотела со мной сбежать. Не мог же просто забросить на плечо и вытащить из логова врага.

Сам не знаю, что нашло.

Ошпарило. Током до нутра пробило, когда ее губы попробовал. Блядь. Этот вкус.

Как ошалелого, с катушек сорвало. Накинулся. Ласкал в машине, как одержимый, пока мы к Владу ехали. Будто клапан какой-то прорвала девчонка своим вкусом одуренным. Так и бы взял. Прямо там, на постели Влада или в машине.

Насрав на все.

На то, что бежать нужно срочно.

На все на свете, блядь.

Но сейчас.

Сейчас девчонка в моей полной власти. И у меня еще будет тысяча ночей, чтобы распробовать ее как следует. Медленно и долго. Все равно Регину на нее менять я не собираюсь. Забрал дочь урода, чтобы прищемить его. Дать понять, что за все надо платить. А сестру… Сестру мы и без этого обмена вытащим.

Унизить. Растоптать. Пустить по рукам. И отправить видео ее папаше. Каждый день отправлять, чтоб каждый день его хуже всех ножей резало. Разметывало на части.

Да.

В порыве злости я так и собирался сделать. Только прежде сам напробоваться. Так, чтоб надоела. Сначала — для себя.

Но блядь.

Я не воюю с женщинами.

Это какое-то уродство. Запредельное. Херовый метод. Самый, блядь, херовый.

Смотрю на нее, распластанную, и член дергается до искр из глаз.

Хочу.

Хочу так, что челюсти сводит.

Вся распахнутая. Вся раскрытая.

Мне принадлежащая без всяких прав.

Моя.

Вещь, игрушка, заложница. Вся моя.

Так бы и драл. Сутками напролет.

Забросил бы ножки эти раздвинутые себе на плечи, еще сильнее распахивая. Вонзился бы одним толчком в розовую сердцевинку, которая отсюда мне блестит и мозги на хрен ошпаривает.

Выбил бы. Выбил бы из нее стоны. Крики. Мольбы.

А после перевернуть.

Изогнуть тонкую спину. Впечатать головой в подушки.

И брать. Яростно. Дико. До бешенства. Чтоб искры из наших тел полетели. Чтоб мокрыми от пота стали. Всю ее спермой бы залил.

Чего церемониться?

Но пальцы помнят, как там внутри было сухо.

И, блядь, от самого себя противно вдруг.

Хрен знает, с чего.

С того, что помню, как подо мной истекала? Как извивалась, так же яростно отвечая на мой дикий поцелуй?

Дикая кошка. Страстная. До одурения.

Такой. Такой снова ее хочу. И на меньшее, блядь, уже не согласен!

И будет.

Будет моей. Будет извиваться. Умолять, чтобы трахнул. Сама на четвереньки передо мной встанет. Сама ноги свои распахнет.

— Перестань так смотреть, — сам не понимаю, почему меня так раздирает злоба, когда вижу, как в ее глазах ядовито плещется ненависть.

Да. Она бояться должна. До жути. Подыхать от страха.

И безусловно, упасть добровольно на колени и умолять своими пухлыми, дрожащими и губками и розовым страстным язычком, чтобы я был к ней добрее.

Но нет. Чертовка как кислотой прожигает меня ненавистью.

И это выбешивает. Злит так, что хочется зарядить кулаком по всей мебели вокруг.

Глава 28

— Не передумала?

Отстегиваю ногу от наручников.

Такая тонкая. Пальцы — просто атлас. Разминаю, не отводя от нее пристального взгляда.

А правда в том, что, блядь, и оторвать не могу.

Будто пропасть.

Смотреть бесконечно хочется. Грани ловить. Там каждая эмоция видна так ярко, что захлебнуться можно.

— Алиса.

С шумом втягиваю воздух.

Блядь. Одуренно. Все здесь уже успело пропитаться ее запахом.

И ведет. Как от крепкого скотча. Ведет так, что не сдерживаюсь. Разминаю наверняка затекшие лодыжки прикусывая нежную кожу на стопе.

— Я объяснил тебе расклад, — выписываю пальцами узоры на ноге. Разминаю обеими руками. Как током бьет по пальцам. Каждое прикосновение — как маленький апокалипсис. Да.

— Дал время осознать, — отстегиваю вторую ногу, резко сбрасывая первую.

Трудно не забросить ее себе на плечо.

С любой так и сделал. Но тут… Блядь, мне нужно, чтобы она сама!

— Ты же понимаешь. Все зависит только от тебя. Алиса!

Это пиздец, как сносит башню. Какая она настоящая. Вулкан.

В глазах ни хрена нет подчинения. Даже, блядь, слабости, жалости к себе, и той нет.

Лютая. Лютая ненависть. Такая, что будто плетью меня по лицу хлещет.

Привык к другим. К покорным и послушным.

А теперь задыхаюсь, физически ощущая ее лаву внутри.

Настоящая.

А все остальные теперь кажутся просто пластмассовыми.

Впервые вижу такой ураган страсти. Пусть и яростной. Ее, кажется, можно попробовать наощупь. Даже, блядь, воздух сгустился вокруг. И скоро вспыхнет. Нет. Такое уже не отпустишь. Хоть раз попробовав, захочешь глотать и глотать. Снова и снова. Нажраться. Потонуть. Уйти, как под высокую волну. Аж уши закладывает.

— Никогда! Ты раньше сдохнешь, чем я добровольно тебе отдамся!

Шипит, извиваясь дикой кошкой. Ноги тут же сжимает. Переплетает. Как узлом.

Дикарка. Настоящая.

— Ты совсем глупая?

Ни хера. Так просто не отпущу.

Дергаю с размаху ноги в стороны.

Наклоняюсь над пупком, врезаясь между ног раскалывающимся членом.

Втягиваю запах. Шумно. Со вкусом. Блядь, ее кожа — это наркотик. И самый мощный парфюм из всех, которые когда-либо кто-то смог бы создать.

— Разве не поняла, что я тебе говорил?

Провожу тонкую дорожку от пупка ниже. Почти до самого гладко выбритого лобка. Снова прикусываю нежную кожу. Легко. Но чувствую, как она дергается.

— У тебя еще есть шанс. Я не буду грубым. Алиса!

Алиса.

Зажмуриваюсь, когда его лицо оказывается так близко.

Ноги свободны, но руки все еще прикованы к планке над кроватью.

Мне некуда деваться.

И, если он сейчас возьмет меня, я вытерплю. Смирюсь.

Несмотря на все его угрозы, он все же не маньяк. Не жестокий извращенец, какими оказались оба найденных отцом жениха.

Но, черт.

Как же больно. Там. Внутри.

Пусть я сто раз говорила себе про сказку, которых не бывает. А все равно. Сердце отчаянно колотится. И, кажется, сейчас просто расколется на куски. Взорвется внутри. От жаркой, ядовитой боли.

Он…

Он был как вспышка. Как комета. Настоящая сказка, — тогда, на этом балу, когда казался спасителем.

Единственная сказка, которая могла случиться со мной в жизни. В которую я так глупо. Так по-идиотски наивно поверила. Которой отдалась, не думая ни о чем. И которая так нелепо успела прорасти в моем глупом сердце.

Ведь даже сейчас. Несмотря на все, что он сказал, оно еще ждет какой-то сказки. От него. Еще бьется так, как будто готово выпрыгнуть в его ладони…

— Делай, что хочешь, — равнодушно шепчу, отворачивая лицо.

Вряд ли лишение девственности будет больнее, чем то, как он терзает мое сердце. Вряд ли хоть что-то способно быть больнее!

— Ты уверена? Алиса?

Его дыхание обжигает.

Его жестокие губы раздирают всю душу в клочья. Каждым прикосновением. Таким порочным. Таким желанным. Таким жестоким и болезненным.

Снова и снова что-то обрывается внутри, когда ведет своими чувственными, идеально красивыми губами по шее. Чуть прикусывая кожу.

Так хочется распахнуться. Поддаться. Выдохнуть и просто раствориться в этих прикосновениях.

Так хочется, чтобы они не отравляли меня ядом. Не жгли безумными иголками. Отмотать назад и умереть в той спальне, пока моя сказка была еще жива. Не проснуться после снотворного, которое он мне подмешал.

— Кто ты?

Зачем-то спрашиваю. Какая разница?

— Я твой кошмар, детка.

Прикусывает мочку уха, обжигая меня дыханием.

Дикая, безумная страсть ожогом разливается под кожей. Заставляет полыхать кровь в венах.

Почему?

Почему его голос так обволакивает бархатом? И этой легкой хрипотцой, доводящей до безумия?

И я… Я снова уплываю из реальности. Схожу с ума.

— Твой хозяин. Твой палач. Тот, кому ты будешь подчиняться душой и телом.

Глава 29.

Его руки, вопреки жестоким слова так нежно скользят по моей груди. Чуть задевают ногтями сосок, разливая безумное наслаждение. Заставляя растворяться. Во всем. В каждом касании. В каждом звуке его голоса. В его дыхании.

Заставляя изнывать от потребности растворяться в этом снова и снова. В нем. До остатка. Это за гранью.

И правда. Кошмар. Палач. Безумие.

Нет.

Лучше бы меня тот урод резал на куски.

Чем вот так…

Он хуже дьявола. Дьяволу не хочется отдаться. Продать душу. А этот…

Этот втягивает в себя, как губительная морская пучина.

— Я имела в виду твое имя.

Зачем?

Он никто. Убийца моего сердца. Вот и все, что мне нужно знать.

Но почему-то хочется услышать, как звучит это имя.

— Ал. Ален Северов. Имя, которое ты будешь повторять в оргазмах. Ты права. Пора его выучить.

Выдыхает мне в губы, повернув лицо к своему.

Почему? Почему его глаза пылают такой лихорадочной страстью! В них невозможно смотреть. В них можно только провалиться! Потерять себя! Рассыпаться, разметавшись в клочья!

Почему он так нежно держит мой подбородок, проводит костяшками пальцев вниз, по шее… Так, что я голова застонать.

Лучше бы ударил. Резко бы сжал лицо, оставляя синяки. Да. Так было бы легче.

— Имя, которое я буду проклинать, — выдыхаю в губы, обжигающие слишком страстным ядом. — До самой твой смерти. И даже после.

С ненавистью выдыхаю в его обжигающие губы.

Да. Буду. Потому что нельзя любить бездушное животное. Хладнокровного палача. Нельзя.

— Посмотрим. Алииииисссса….

Его губы накрывают мои.

Так жадно. Так невыносимо тягуче, что не успеваю хотя бы попытаться сопротивляться.

По венам тут же вспыхивает жар. Разносится по всему телу, забиваясь прямо в сердце.

Ураган.

Цунами.

Моя погибель.

Не могу сопротивляться нахлынувшему жару. Его языку, что так умело проводит по деснам. Властно и одновременно так трепетно скользит по самому небу, толкаясь, высекая искры, захватывая в плен мой язык.

Будто знакомясь. Будто пробуя на вкус.

Подчиняя своей воле, но в тоже время разливая блаженство. Взрываясь оглушительными искрами, которые заполняют мой рот.

Не могу сопротивляться. Держаться больше нет сил.

Тихо всхлипываю, признавая свое поражение.

Он ведь не тело. Он душу раскромсает в хлам. Уже кромсает.

— Твою мать, — шипит, перестав терзать вдруг мои губы.

— Твою мать, Алиса. Я не насильник.

Утирает пальцем выкатившую слезинку из глаз. А я и не заметила. Ведь сама вся уже переполнена этой болью.

— Значит, теперь отпустишь?

С надеждой спрашиваю, пока он освобождает мои руки. Еще и разминает. Массирует. Надо же, какой заботливый.

— Нет.

Резким щелчком наручник снова захлопывается на моем запястье.

— Я же сказал. Видно, для твоей кудрявой головки этого времени оказалось слишком мало, чтобы все понять и принять правильное решение. Придется дать тебе всю ночь.

— Эй!

Дергаюсь, когда он защелкивает второй браслет на собственной руке.

Бесцеремонно укладывается сбоку, обхватив мое бедро своей огромной лапищей. Прямо всей пятерней.

— Это еще зачем?

Нееееееет! Еще и спать рядом с ним всю ночь? О, нет! К такому я точно не готова!

— Мои люди на палубе. Сбежать не выйдет, детка. Но ты, похоже, отчаянная. Или совсем ненормальная. Мне совсем не улыбается вылавливать из ледяной воды твое холодное тело. Так что… Придется спать здесь.

— И что? В туалет тоже вместе пойдем?

— Тебе так хочется подержать в руках мой член?

Не выдерживаю. Пинаю ногой. Не могу рядом с ним просто смириться и быть тихой.

— Эй… Ножки, я смотрю, тоже не могут на меня не запрыгнуть. Так быстро передумала, ммммм?

— Чтоб ты горел в аду, Ален Северов.

— Даже не представляешь. Какой пожар мы с тобой устроим. Когда выспишься.

Черт!

Он беззастенчиво зарывается носом в мои волосы.

А я дышать не могу от этой близости.

От того, как дышит мне прямо в затылок. Как чуть прикусывает волосы, тянет на себя и отпускает.

Как, черт возьми, вжимается сзади в мое тело, по-собственнически обхватив бедро.

Его член упирается прямо между полушариями попы.

Настойчиво. Мощно. Чувствую, кажется, каждую вену, которая жадно пульсирует на нем.

Как будто прямо сейчас готов протаранить.

Но при этом не тронет. Будет просто спать.

— Чтоб тебя варили черти в самом жарком котле смолы, — шепчу больше сама себе.

Кажется, он и правда спит. А мне ничего не остается, как просто замереть и стараться не пошевельнуться. Мало ли. Одно движение, и, кажется, я окажусь нанизанной на его огромный член.

Кажется, я не засну. Потому что сейчас мне больше всего хочется провалиться подальше от его жаркого тела, сводящего с ума. От ненавистных губ, что прожигают во мне дыры.

Но, как ни странно, почти тут же проваливаюсь в сон.

Глава 30

Ал.

Твою мать!

Ее дерзость сводит с ума, распаляя еще больше.

Блядь. Как же вкусно будет ее слизывать. Превращать эту страсть в нечто совсем иное.

Настоящая.

Такая искренняя. Такая огненная, моя детка.

Моя?

Даже сам не понял, как начал так называть.

Хотя. Разве она может быть еще чьей-то? Ну уж нет! По крайней мере, пока я сам не наиграюсь.

Одуренная.

Что бы ни говорила, а меня ведет. Даже от того, как яростно и ядовито выплескивает в меня свои дерзкие слова.

О, да, детка.

Проклинай. Будешь проклинать. Будешь так яростно проклинать, содрогаясь подо мной. Сжимая мой член своими упругими стеночками. Заходясь в бешеном оргазме.

Не слышу, что говорит.

Один туман. И глаза ее. Такие одуренные. И губы.

Накрываю, впитывая всю ее. Всю страсть и эмоции.

Хочу. Хочу как можно скорее услышать каждое из твоих проклятий!

Но… Черт!

Как током лупит по яйцам, когда замечаю поползшую из дерзких глаз слезинку.

Это пиздец.

Откуда?

Она ведь уже почти застонала под моими губами. Ответила!

Распахнула сочные губы. Сама поддалась.

И я же чувствую.

Слышу ее изменившийся запах.

Душу готов поставить на то, что детка уже мокрая.

Сосок под моей рукой так напряжен, что без всяких слов стонет, выпрашивая новые прикосновения. Заострился так, что порезаться можно.

И эта дрожь…

Легкой рябью, по всему ее невозможному телу.

Она вибрирует внутри. Вся. Я чувствую. Я, блядь, как будто уже в ней. Ощущая каждую грань.

Женщина.

Она ведь инструмент.

Она все дает прочувствовать. Гудит, как натянутая струна. Готовая взорвать своим охрененным звучанием. И я уже слышу, как она готова зазвенеть.

Так что за на хер?

Впрочем, ей просто надо смириться. Не каждый день девчонку воруют и увозят хрен знает куда.

Надо просто переспать с этой мыслью.

А наутро все поймет. Перестанет дергаться. Станет как шелковая.

Укладываюсь рядом, мгновенно отпуская.

Не сплю.

Слушаю дыхание. Перебираю волосы рукой.

Даже в них плещется страсть. Даже волосы ее, черные, как смоль, густые, лупят меня током. Искрятся, переливаются в темноте. Как океан. Как она сама. Такая дикая. Необузданная. Настоящая.

Страстная и терпкая.

Да.

Утро все изменит.

И тогда…

Кажется, нас с этой малышкой ждут чертовски насыщенные дни и ночи!

Только вот самому успокоится ни хрена не получается.

Телом ощущаю каждый ее толчок, хоть и скрючилась максимально.

Внутри отдается.

Глажу крутое бедро, что белизной кожи отсвечивает. Будто перламутром играет.

С такой не уснуть.

Всю ночь стояк бешенный. Но не трогаю. Пусть чуть придет в себя.

Только в волосы зарываюсь все сильнее. И запах ее в легкие втягиваю. Будто пропитаться им насквозь хочу. До ломоты в зубах. До скрежета.

* * *

— Алиса. Ты уже не спишь. Хватит притворяться.

Даже не трогаю. Не бросаю на спину, подминая под себя. Хоть и безумно хочется.

Только провожу легонько по волосам, чувствуя, как ее тело откликается. Как дрожит легкой волной. Струна. Еще чуть-чуть, и натянулась бы до острого звучания. Пронзительного изгиба. Стона, который накроет и меня волной в десять баллов.

Эта накроет. Я знаю.

Сжимаю челюсти. Еле сдерживаюсь, чтоб не начать утро так, как и должно быть.

Вбиваясь в нее на скорости.

Впрочем. Надеюсь, сон расставил в ее очаровательной головке все на свои места.

Скольжу рукой по бедру вверх. Осторожно. Медленно. Невыносимо медленно.

Под пальцами ее кожа покрывается мурашками. И это пиздец, как волнует. Распаляет.

— Пришла в себя?

Накрываю ее грудь ладонью.

Дергается.

Но сосок твердеет, стоит лишь немного его придавить между пальцами. Почти неощутимо. Блядь. Какая же отзывчивая! Чистая страсть, а не женщина!

— А я надеялась, что ты был просто кошмарным сном, — выдыхает.

Дерзкая. Совсем не одумалась. Не осознала своего положения.

— Алиссссса, — шиплю ей на ухо, сжимая, чуть оттягивая заострившийся камушком сосок.

— От тебя зависит. Будет этот сон кошмаром или удовольствием. Тебе решать.

— Не мне. Увы, у меня нет при себе яда. И руки не свободны. Иначе я проснулась бы рядом с твоим охладевшим трупом. И это было бы единственным наслаждением, которое ты способен мне доставить. Поверь.

— Стерва, — шепчу, прикусывая ее ушко.

Провожу пальцами по сочным губам, сминая их. Проталкиваясь между этих упругих губок пальцами. Из горла вылетает рычание.

— Дерзкая стерва, — черт, у нее даже ухо такое вкусное, что не оторваться.

— Будешь насиловать?

Не вижу ее глаз, но представляю, сколько в них сейчас наглого вызова.

— Нет, — шепчу, толкаясь в нежное ушко языком.

Поплыла. Я чувствую. Съеживается, чтобы не показать. Но запах. Запах меняется. Мне даже трогать между ног не надо.

— Я хочу, чтобы ты сама сделала выбор. Хочу услышать, как ты меня просишь. Хочу, чтобы в твоих глазах наконец появилась покорность. Ну? Детка. Давай. Постарайся. Так и быть. На первый раз я не буду придирчивым и закрою глаза на косяки. Со временем научишься.

Она не заслуживает ни хрена никакого выбора.

В конце концов, даже если забыть о том, кто ее отец и что он сделал, то ведь сама со мной ушла. Сама прыгнула в мою постель.

И учитывая, насколько адски, до ломоты в костях, мне ее хочется, я вообще не должен от нее ждать никакого выбора.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Да и зачем?

Мужчина должен брать.

Но я, блядь, даже не разворачиваю ее к себе лицом. Не опрокидываю на спину.

Тупо дышу в затылок со спины.

Эта ее слеза.

Блядь.

Я не насильник. И не садист.

А эта чертовка почти таким дерьмом и заставила меня себя почувствовать своей слезой.

— Я буду щедрым. Научу тебя, как доставлять мне удовольствие.

— Я уже сказала. Одно удовольствие! Чтобы тебя не стало. Чтоб ты провалился, и…

Глава 31

Алиса.

Черт! Ну почему меня несет?

За эту ночь обида и злость на Ала не выветрилась. Нет! Ее стало только больше! Раз так… В тысячу!

Ал…

Его имя будто растекается на губах.

Взрывным вкусом катается на языке, как сладко-кислая ягода.

Ал…

Помутнение мозга.

Как и его голос. И его прикосновение. Подонок!

Думает, что не оставил мне выбора!

Но нет!

По доброй воле я все равно не соглашусь на то, чего он хочет!

Хотя лучше бы, конечно же, молчать. Просто молчать и смотреть не на него. Куда-то в сторону.

Полный игнор. И лед.

Но меня прорывает! Так, что не могу себя контролировать!

— Значит, наутро вместо жаркого нас ждет только скучный завтрак?

Его голос звучит насмешкой, хоть рука, обхватившая мою грудь, и напрягается.

Сдавливает сосок сильнее.

Заставляет все тело выгибаться натянутой струной. Черт!

Я сейчас расплавлюсь. Позорно застону он невероятных ощущений, что накрывают меня с головой!

Конечно, я себя ласкала. И не раз.

И даже доводила до оргазма.

Но то, что происходит с моим телом только от одной его близости, просто сшибает с ног!

— Мне нужно в душ, — жалко выдыхаю, растрачивая весь свой запал огрызаться.

Черт.

Я не человек. Расплавленное мороженное рядом с ним! И как держаться?

— Уверена? — его рука скользит вниз по бедру. — Может, чуть позже?

— Держи свое слово, Ален Северов. Ты обещал, что я сама тебя буду умолять. Так что дождись. Или слова у тебя нет?

Да. Я знаю. Это всегда бьет, как пощечина для мужчины. Если, он, конечно, мужчина, а не полное и окончательное дерьмо.

— Значит, в душ пойдем вместе?

Усмехается прямо мне в волосы, не забывая перебирать их руками.

И даже от этих, почти невесомых прикосновений, я задыхаюсь.

— Поставлю на таймер. Поверь. Нам хватит нескольких секунд прежде, чем ты начнешь меня молить. Взять тебя. В самых непристойных позах.

— Думаю, тебе всей жизни для этого не хватит, Ален Северов, — фыркаю.

— Проверишь?

— Просто. Дай. Мне. Спокойно принять душ!

— Не вопрос, малышка.

Даже не верится. Он меня отпускает? Правда? Или и здесь есть какой-нибудь подвох?

Браслет наручника щелкает, и я резко выдергиваю свою руку, не давая ему ее массировать.

— Душ там, — Северов указывает рукой на стеклянную перегородку прямо перед кроватью. — Забыла, как вчера любовалась? Чего ж ты замерла, м, детка?

Вот и что ему сказать?

Что я обнажена, а выдрать простыню из-под его огромного тела даже пытаться нет смысла?

Боюсь, это не подействует. Только раззадорит.

Тихо выругавшись себе под нос, поднимаюсь с постели.

Даже не смотрю на него. Плевать.

Захлопываю дверцу и слышу рычащий мат даже сквозь шум воды. С громким хлопком дверь захлопывается за моим похитителем.

Что ж. хоть какая-то передышка.

Чтобы подумать и прикинуть хоть какой-нибудь план, мне нужно, чтобы он перестал дышать мне в затылок и в губы. Не чувствовать жара его тела. Не видеть его полыхающих глаз.

И все равно, намыливая себя, скользя по телу пеной, почему-то представляю его длинные крепкие пальцы. Его руки, что не только гладят, но с силой прижимают к себе. Скользя по всему телу. По спине и груди, как это было тогда, в машине, и после в спальне того дома.

Как будто он способен прикасаться везде. Одновременно.

Как горела тогда все моя кожа…

Черт!

Когда уже включатся мозги и это наваждение пройдет?

Никогда, — понимаю, выходя из душа.

Ал вернулся.

Стоит, прожигая меня глазами. Ноздри раздуваются, как у быка, что готов наброситься.

А я замираю.

Тупо любуюсь им. Не могу не любоваться.

Белая рубашка и белые же брюки подчеркивают его смуглую кожу.

Черная поросль волос оттеняет белизну ткани на груди.

Видно, как обвивают вены огромные руки из-под закатанных рукавов рубашки.

А еще…

Его огромный орган. Так выпирающий даже сквозь штаны, что я только громко сглатываю.

— Мы прибыли,

.

— Чеканит резким металлом, так и пожирая меня глазами.

— Завтракать будем уже в доме.

— И что? Я так и пойду в полотенце?

Шиплю, выворачиваясь из-под его тяжелого взгляда. Который прожигает во мне дыры, одновременно просто пригвождает к месту.

Он тяжелый.

Равноценен тому, как если бы обхватил горло и обездвижил.

Кто этот человек?

Кем бы он ни был, но от образа рыцаря-спасителя, остается все меньше.

Иллюзии тают, как снег на летнем солнце.

Где страсть? Бархат голоса, который заставлял разливаться в животе безумный жар?

Сейчас передо мной холодный деспот.

Подчиняющий себе каждым словом. Единым взглядом.

Ледяной. Словно высеченный из стали.

Хотя и по-прежнему дьявольски красивый!

А, может, и не было никакого принца? Может, он и тогда, еще на балу был таким? Просто та дрянь, которую мне подмешали, изменила сознание и сама нарисовала тот волшебный образ?

Под этим стальным взглядом хочется только притихнуть.

Даже дерзить и огрызаться, даже спорить почему-то страшно.

Он словно ставит на колени.

Угрожает, даже ничего не делая.

Сила. Сила и власть. Вот что исходит от него.

И это сильнее угроз. Сильнее даже пощечины.

Сейчас он кажется мне страшнее обоих жутких женихов, которых подобрал отец.

Если так пойдет и дальше…

Не исключаю, что он меня просто сломает….

— Держи.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Мне в руки летит футболка.

Явно с его плеча.

Быстро натягиваю. Меньше всего мне хочется стоять перед ним голой.

Даже не удивляюсь тому, что она мне оказывается, как платье. Даже рукава намного ниже локтей. А сама по длине даже закрывает икры. Очень пристойно, если бы не то, что под ней я совершенно без белья!

— Пояса не хватает. Поделишься?

Дерзко вскидываю на него полыхающий взгляд.

Несмотря на то, как он преобразился, я собираюсь не сдаваться до последнего!

— Хочешь сама его с меня снять, детка? Уже готова встать на колени? Что ж. Я знал, что утро прочистит твои мысли. Но отложим это на время, когда доберемся до дома.

Сволочь.

Так и хочется плюнуть ему в лицо.

Но я не настолько безумна, чтобы дергать тигра за усы, тем более, на его территории.

Дом.

Вот главное, что я выхватываю из этих слов.

Главное, смотреть во все глаза и запоминать дорогу! А там… Черт, да из любого дома можно найти выход! Кто, как не он сам мне это показал? А если еще и заручиться союзниками…

— Не льсти себе, — бурчу, решительно делая шаг назад.

От него просто необходимо отстраниться! Кажется, он своими глазами проникает прямо мне в мысли.

— Без глупостей!

Его тело тут же прижимает меня к стеклянной дверце.

Жаркое дыхание опаляет, а грудь сама будто подпрыгивает под сталь его мышц.

— Без глупостей, Алиса, — обхватывает мой подбородок рукой, наклоняясь совсем низко.

— Даже не думай что-нибудь выкинуть. Иначе проблемы ты доставишь только себе. Уяснила?

— Когда выкрадуттебя, очень хочу посмотреть, какимтыстанешь понятливым, — шиплю прямо в его жесткие губы. — Единственное желание, которое ты способен вызывать, это выцарапать тебе глаза!

Черт!

Ну вот почему я не могу сдержаться!

Нужно молчать, прикинуться тихой, в конце концов, мы скоро окажемся в месте, из которого я смогу сбежать!

Но меня опаляет чем-то до дикости неконтролируемым, когда он рядом. Особенно, так близко.

Не могу сдерживаться. И не могу скрыть усмешки, когда вижу, какой яростью наполняются его глаза! Прямо кровью, как у быка от красной тряпки, наливаются!

— Мы посмотрим, — хрипит прямо мне в рот. — Посмотрим еще, Алисса. Дикая кошка. Ты очень, очень скоро станешь ручной!

— Особенно в наручниках. Прикованная за ноги и руки, да? О, ты знаешь, как вызвать отклик в женщине!

Выплевываю, прикусывая его губу до крови.

— Сколько страсти.

Как ни странно, он вдруг усмехается.

Отпускает мою шею, стирая всей ладонью кровь с губы.

— Нам будет не скучно, mi gatа. (моя кошка, исп). Я очень быстро умею приручать диких кошек.

Глава 32

— Но ты права. В этой футболке ты выглядишь, как шлюха после бурной ночи.

Перехватывает мою руку, которая сама взметнулась для удара по слишком самоуверенному лицу.

— А это пока принадлежит только мне, — сжимает выпирающий из-под футболки сосок.

Отхватывает пальцами. Перекатывает. Даже ласкает.

И от его прикосновений, от того, как темнеет и становится напряженным его взгляд, я просто подскакиваю на месте.

Острая волна. Жара, удовольствия, безумного томления в миг охватывает все тело.

Пронзает между ног.

В момент становлюсь мокрой. Настолько, что сжимаю ноги. Плотно сжимаю. Молясь о том, чтобы он не догадался. Чтобы не опустил руку ниже… Туда…

Потому что это ненормально. Так плавится он своего похитителя. От тирана, который угрожал мне самыми мерзкими вещами на свете.

Ненормально.

Но я как воск в его руках.

Он заставляет меня плавиться и принимать любые формы под его умелыми, слишком умелыми пальцами!

Глухо стону, когда водящие по соску пальцы вызывают новые и новые толчки тока во всем теле. Дыхание срывается.

— Тсссссс, — шепчет мне в ухо, опаляя самое нутро своим жарким, обжигающим дыханием.

Рука отпускает сосок. Медленно, властно скользит по животу, заставляя меня выгнуться дугой. Вызывая миллиарды разрывающийся мурашек по всей коже.

Боже.

Я сейчас не удержусь, понимаю, покачнувшись.

Как он божественно красив. Каждая черточка. Черные блестящие волосы, зачесанные назад. Чувственные до одури губы. Волевой подбородок. Он идеален. Просто идеален.

Особенно, когда смотрит на меня с такой дикой, такой голодной и уверенной страстью. О Боже.

— Пошли, Алиса.

Прихожу в себя, когда слышу, как защелкивается пояс на моих бедрах.

— Так гораздо лучше, — шепчет он, проводя губами по моим губам.

Чуть прикусывает подбородок, скользя ниже.

— Блядь. Ты моя. Моя кошка. Скажи.

— Нет, — пытаюсь оттолкнуться, шумно втягивая наэлектризированный воздух.

Этот запах. Этот его запах, такой крепкий, такой мужской, просто сводит с ума! В нем. В нем самый настоящий наркотик!

— А твои соски так не думают, — хохочет, запрокинув голову. Проводя ногтями по напряженному, заострившемуся соску.

И даже этот его смех. Чистый бархат. Низкий. Сочный. Сносящий голову. Чеееерт…

— Перестань. Ты делаешь это только потому, что я у тебя в плену. Иначе я никогда бы в жизни не позволила такому, как ты, к себе прикоснуться!

— О, да?

Черная густая бровь летит вверх, а глаза полыхают насмешкой.

— Как же ты ошибаешься, — шепчет мне в шею, касаясь ее губами. Лаская, царапая сжатый между пальцами сосок.

— Твое тело уже принадлежит мне, gata. Осталось только, чтобы ты это признала. И попросила сама.

— Нет, — вырывается с глухим стоном. Голова сама по себе откидывается назад.

А тело…

Черт. Оно и правда выгибается. Ближе и ближе к его рукам. К его мучительным прикосновениям, от которых уже, кажется, начинает зависеть. В ушах гудит.

— Никогда, проклятый дьявол! Никогда ни я, ни мое тело, не будет твоим!

— Проклятый дьявол, — щурится, оглаживая мое бедро, и вдруг резко дергает на себя, вжимаясь своей эрекцией. Так сильно, так жестко, что перед глазами вспыхивают искры.

— Так меня еще не называли. Я услышу это имя, когда ты будешь орать, извиваясь в оргазме. И просить. Еще и еще. Жестче. Больше.

— Никогда! Скорее, ты услышишь это, когда я плюну на твою могилу! Потому что твоя смерть — это единственное удовольствие, которое ты способен мне доставить!

— Посмотрим.

Его глаза по-прежнему смеются, хоть я и закусываю губу, понимая, что могу вызвать ярость.

— Посмотрим, gata, — проводит по моем губам пальцами, сминая их и из горла снова непроизвольно вылетает стон.

— У нас будет много времени это проверить. Пошли.

Набрасывает мне на плечи пиджак, который мог бы уместить в плечах троих таких, как я.

И решительно тянет вперед за браслет.

Странно.

Почему я не боюсь его настолько, как должна бы?

Тот человек на приеме отца одним взглядом вызывал дикий ужас, скручивающий все внутри.

Если бы ему так сказала? Уверена, моя голова бы уже впечаталась в стену от удара. И звенела бы, как колокол.

А с ним… С ним со мной что-то происходит невыносимое!

Хочется отдаться и одновременно расцарапать его совершенное мужественное лицо! Из-за чего? Потому что он и правда выглядит, как идеал? Красивее и мужественнее любой женской мечты? Или потому, что мое тело так дико и необузданно реагирует на него? Пронзая меня безумными волнами и всполохами?

— Слишком быстро?

Он оборачивается, замедляя шаг и с насмешкой глядя на меня.

— А говорила, что умеешь быстро бегать. Опять соврала мне, gata. Мне или себе?

И что ему сказать? Что меня ноги не держат и подгибаются при каждом шаге?

Рычу в ответ, но он только с усмешкой замедляет шаг.

Gata, — почему-то звучит у меня в голове его бархатным, протяжным голосом. Черт! Никто не умеет так сексуально говорить!

Глава 33

Ал.

— Алонсо, рад тебя видеть, — взмахиваю рукой приветствуя уже ждущего у трапа помощника.

Да. Меня давно и долго ждали. Не в самый подходящий момент я сорвался с места.

— Ты как всегда прозорлив, дон, — нагибает голову в привычном и положенном приветствии. — Поражаюсь, как тебе удается. Порт, где вы должны были причалить, взорвали. Так, что места живого не осталось. Одни трупы и разруха.

— Что у нас со складами?

Киваю. Чутье не подводило еще ни разу.

— Ночью напали на пять из них. На те, где должны были хранить алмазные поставки. На секретные склады, Ал. Понимаешь, что это значит?

О, да.

Я прекрасно понимаю, что это может означать.

Кто-то решил подорвать мой авторитет, ведь слово, которое я даю, нерушимо. А это значит лишь одно. В мое отсутствие кто-то решил захватить мою власть над кланом. А еще это означает, что среди моих людей завелась крыса.

— Мы оба в курсе, какой самый лакомый кусок, да, Алонсо? — усмехаюсь, подставляя лицо привычному испанскому солнцу. Совсем не то, что этот гребаный мороз на родине, которая уже давно, в общем-то, и не моя.

— Конечно, дон. Раз они уверены, что взорвали твою яхту вместе с тобой, ночью стоит ожидать нападения на главный офис.

— Люди готовы?

Перевожу скучающий взгляд с чистого неба, по которому скучал, на Алонсо. По этому я тоже скучал, да. По хорошей встряске.

— Конечно.

— Пока создаем видимость обычной работы. Все, как всегда, Алонсо. Без переполоха. Только к вечеру выведи работников из офиса. Оставь только охрану. Посмотрим, кто снимет систему и пропустит наших друзей вовнутрь. И камеры. Переведи на мой дом. Хочу видеть все, что происходит и слышать каждый разговор. Каждый шепот. Даже в туалетах. Особенно в туалетах.

— Может, тебе сейчас лучше было бы не показываться? Уплыть на время? Пусть решат, что тебя таки устранили.

— Какая же стрельба без вожака, Алонсо? — ухмыляюсь.

Он слишком старается удержать верхушку в стороне. Так было и с прежним, кто возглавлял клан. Алонсо, как советник, убеждал его прятаться при каждой серьезной заварушке.

Но этот номер со мной не пройдет.

Когда начинается война, я должен идти вперед, и только за мной мои люди. Кому, как не вожаку, выпустить первую пулю?

Да и где теперь прежний дон? С вечными перестраховками Алонсо?

Его таки пристрелили. По-тихому. В одном из таких укромных мест.

— Подготовь все, — взмахиваю рукой, пресекая все его дальнейшие споры и убеждения.

— Выдвигаемся вечером.

— Как скажешь, — чувствует, что дальнейший разговор бесполезен. — Сейчас куда?

— На виллу, — удивленно вскидываю брови.

Он что же? Решил, что я вернусь к себе домой крадучись, как вор? Это не по мне.

— Ал, — долетает мне почти в спину, когда я, пожав плечами, уже направляюсь к ожидающей машине.

— А что это за девушка, что взяла тебя в плен? И с каких пор ты носишь такие украшения? Россия плохо на тебя влияет.

Хохочу, только сейчас вспоминая, что я в наручнике.

Поднимаю руку с браслетом, полязгивая металлом.

В плен.

Усмехаюсь, глядя в чуть слезящиеся глаза своей кошки. Плен будет сладким. Да. И мучительным. Будет не скучно.

— Держи глаза подальше от моего, Алонсо. Лучше смотри на солнце. Так шансов ослепнуть меньше.

Дикая кошка от чего-то вздрагивает, но только ловлю ее руку и крепко сжимаю.

Да.

Она ослепительная. Особенно сейчас, когда яркие лучи так и светятся на ее волосах. Отражаются в глазах дикой кошки.

Ослепительная, дикая и вся моя! Что может быть лучше для начала дня?

— Садись, — прикусываю нежное ушко, заставляя ее пригнуться, чтобы умоститься в салон.

— Ты же не думаешь сейчас начать упираться и кричать? Звать на помощь?

Шепчу ей в ухо, тут же толкаясь в него языком.

Блядь. Так сладко. Как же сладко она вибрирует под руками. Всем телом.

Как будто каждое прикосновение для нее — нечто неизведанное. Новое. Тонкое.

Как сладко будет погружать в нее не только язык. Медленно. Сантиметр за сантиметром.

Наблюдая, как будут темнеть и вспыхивать ее глаза.

С трудом удерживаюсь, чтобы не сжать острый сосок рукой. Он, как и эта кошка, будто бросает мне вызов. И одновременно кричит о том, что она готова к полной капитуляции.

И до зуда по всей коже хочется опустить руку ниже.

Сжать ее клитор и вбиться пальцами. Резко. Жестко. Сразу двумя.

Проверить, до сих пор ли моя дикая кошка сухая… Ммммммм….

Но так можно вести себя со шлюхами. Хотя… Разве она не моя шлюха на ближайшие дни и ночи? А почему-то не хочу вот так, при всех, на виду…

— Садись в машину, детка. Пока я тебя прямо тут не трахнул. Или тебе так нравится больше? При ярком солнце и при зрителях, которым заложит уши от твоих стонов? Разложить на капоте? Прямо сейчас?

Ооооооо, как же она вскидывается! Как гневно вибрирует и как дрожат ее губы от ярости!

— Уже, — просто засовываю в салон.

Тут же впиваясь в эту ее злость на полную мощность.

Вино. Терпкое вино, — ее рот. Ее тихий стон, когда пожираю, толкаясь языком, вылизывая и дразня ее небо до самого горла.

— Не торопись, крошка, — откидываюсь на сидение, чуть отстраняя ее от себя. Иначе реально. Возьму прямо здесь. Тем более, что на ней нет трусиков и я могу просто воткнуть в нее свой дергающийся член.

Хочу ее адски. С самой первой встречи. С самого первого прикосновения.

Могу наброситься, и, блядь, тогда ни хрена не заторможу! Буду резко и жестко драть, пока не порву в ней все на хрен.

Но мне не нужно, чтобы она начала истекать кровью еще до того, как мы будем на месте.

Я собираюсь растянуть это удовольствие, как истинный гурман.

Ослабляю воротник рубашки, отворачиваясь к окну, но продолжая крепко сжимать ее бархатное бедро.

Глава 34

Дома.

Наконец-то, блядь, я дома.

Там, где все под моим единоличным контролем. Где мне не надо, на хрен, ни с кем и ни о чем советоваться. И уж тем более, танцевать какие-то дикие дипломатические танцы.

Все просто.

Кто посмеет наехать, нажрется свинца по самое горло. Без разговоров и тупой слежки, растянутой на месяцы.

Один чертов дьявол знает, как мне трудно было сдержаться, когда Влад решил отчитать меня, как сопливого мальчишку! Здесь уж точно никому и рта раскрыть не придет в голову. Одного взгляда хватает. Максимум, одного жеста поднятой руки.

За половину тех слов, что брат себе позволил, любого бы уже продырявил. Молча. Без объяснений.

Но он старший брат. Тот, кто меня вырастил. Кто по сути заменил мне отца. И я это уважаю.

Снова усмехаюсь, оглядывая просторы собственных владений. Тут и букашки ползают так, как я решу. Под этим солнцем.

Влад понятия не имеет, кем я стал. Даже смешно. По-прежнему уверен, что отправил меня в Лондон вместе с Мороком и Лютым, его друзьями, и я держусь подальше от всего мира, где действует жесткая сила. Уберечь хотел. Думал, я задротом или ботаником должен стать.

Только ни хера в этой жизни иначе, чем силой не получается. Либо ты, либо тебя. Я это хорошо усвоил.

Морок, еще с самого начала, мне все рассказал. О том, как они росли. Из какого дерьма выбирались. И уже тогда мне хотелось хорошенько начистить Владу челюсть. Потому что в этом мире тряпки не выживают. А именно тряпку, получается, он и хотел из меня сделать. Слабого мудака. Которым будет управлять какой-нибудь хозяин корпорации. И только убеждение Морока о том, что Влад просто желал мне спокойной и лучшей жизни, заставило меня молча сжать челюсти и не сказать родному брату все, что я об этом думаю.

Алмазные добычи.

Золото.

Компьютерные технологии.

Вот, чем занимались здесь Лютый и Морок, друзья брата. Ну, и еще несколько заводов яхт.

Серьезный бизнес.

В который, как предполагал Влад, я вошел обычным финансистом, после того, как закончил обучение в самом престижном заведении мира.

И какое-то время, не скрою, так и было.

Я и правда занимался исключительно финансами, а стрельба и драки оставались на уровне охоты, развлечения и бойцовских клубов для забавы, в которые меня привели Лютый и Морок. Хотя. На тот момент они были уже глубоко уважаемыми людьми. Так что — господа Даниил и Андрей, без всяких прозвищ.

Морок очень усердно обучал меня боям, стрельбе и драке на ножах.

А еще концентрации внимания и реакции. Под его началом я прошел серьезную школу. Не каждый военный проходит такую подготовку. Впрочем, в этом и Лютый не отставал.

Я не задумывался, зачем.

Обычные мужские занятия. Какой мужчина не хочет развить свою истинную сущность максимально? Это вполне естественно.

В остальное время я занимался финансами, реально думая, что именно мой талант увеличил обороты компании втрое.

Ровно до тех пор, пока не случился серьезный. Очень серьезный наезд.

Испанцы.

Они долго вели переговоры, на которые Морок с Лютым их просто посылали с четко сжатыми челюстями.

А позже, когда начали взрываться дома наших людей и важные объекты компании, Морок мне объяснил.

Ни хрена это не были переговоры.

Просто один солидный испанский клан, у которого был бизнес по всей Европе, и, подозреваю, далеко и за ее пределами, тупо решил отжать бизнес у друзей моего брата.

Только вот они просто охренеть, как просчитались.

Не поняли, с кем связываются. Им и в голову не пришло узнать о прошлом двоих добропорядочных с виду бизнесменов.

Зато я охренел, когда узнал. Когда Морок взял меня с собой. На встречу, закончившуюся серьезной перестрелкой.

В которой мы победили, пристрелив их главного. Дона.

Легко. Играючи. И даже не запыхавшись, Морок с Лютым уложили тогда примерно пятьдесят людей.

— Никогда не давай себя продавить, Ал, — сказал он мне тогда, совершенно охреневшему, спокойно попивая свой виски у камина.

— Помни. Любой наезд. Любое послабление, — и тебя прогнут уже до конца. Мало по малу будут отжимать все больше и больше. Заставлять отступать все дальше. Это как в драке. Пропущенный удар только начало для крупного поражения. Поэтому. Никогда. Не давай. Себя прогнуть.

И я усвоил урок.

Очень наглядно.

На практике.

Сразу после того, как мы с Мороком отправились в Испанию.

Туда, где были филиалы нашего бизнеса. И откуда началась война с этими испанцами.

Так уж вышло, что оружие стало неотъемлемой частью всех деловых встреч и переговоров.

Почти как подпись на документах. Без него никуда. Никак.

Но я очень быстро освоился в этом мире. Научился говорить на языке стволов и смерти.

Морок, кроме прочего, умел быть и неплохим дипломатом.

Силой и переговорами нам удалось заручиться поддержкой многих испанских семей.

Он уехал обратно в Лондон. А я остался заниматься тут нашей частью бизнеса.

И, черт возьми, мне это нравилось. Да! Нравилось, блядь!

Эта ходьба. Каждый день. По краю и на грани. Ни за что бы на свете не вернулся бы в слякоть Британии после жаркого испанского солнца. Ни за что не променял бы больше эту силу на скучный кабинет наверху небоскреба.

Да. Мне нравится, когда жестко. И открыто. Когда каждый день — предел. Грань. Игра с костлявой, которой я могу плевать в ее унылое лицо. Кабинеты уж точно не для меня, как оказалось. Зато ствол и нож приросли к рукам, как привычная часть тела.

А когда моего друга, с которым мы вели много дел и открыли не один бизнес, застрелили, я занял его место во главе клана.

Сам охренел. Но он, истекая кровью на моих руках, именно меня назначил преемником. Отписал мне все.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ И его люди присягнули мне на верность. Хоть при всех раскладах это немыслимо. Чтобы не испанец стал во главе семьи.

И я уж точно не собираюсь отсиживаться на вилле, пока мои люди рискуют жизнью под пулями.

Я с бесконечным уважением отношусь к тому, что семью он доверил именно мне. Поэтому всегда. Всегда буду впереди, когда ей угрожает опасность. Пока не сдохну. И, блядь, что может быть лучше хорошей перестрелки, в конце концов?

— Прости, детка, задумался, — как-то на автомате поворачиваюсь к девчонке, сжимая ее бедро.

Черт.

Помутнение какое-то. Совсем забыл, что это дочь врага. Заложница.

Но, глядя на ее лицо сейчас, — такое спокойное, такое соблазнительное, на глаза, горящие затаенной страстью, которую уже успел попробовать на вкус, не могу смотреть иначе, чем на женщину. Желанную женщину. От которой член колом и зубы сводит от того, как сильно хочется ее брать. Снова и снова.

— Приехали.

Даже забавно, как изумленно она рассматривает мою виллу.

— Нравится?

Да. Это место — одновременно и крепость и самый настоящий кусочек рая.

Белоснежная крепость. Дворец с высокими белыми колоннами. Пальмы. Бассейн. И море, шумящее совсем недалеко. Я сам охренел, когда увидел это место. И понял, что хочу жить только здесь.

— Пошли, — сжимаю ее руку, помогая выйти из машины. Увлекаю за собой. Может, слишком резко. Но, мierda, я и так слишком добр к этой девчонке! Даже, слишком ласков, я бы сказал!

Глава 35

Алиса

— Какая разница, в какой тюрьме быть пленницей, — вяло отвечаю, оглядываясь вокруг.

Подъезд к роскошной вилле — долгий петляющий серпантин.

По сути, с какой стороны не выйдешь, можно свалиться в пропасть. А по этим открытым дорожкам пешком не ходят. Да и слишком просто будет меня заметить.

Это не говоря уже про охрану, которой нашпигован, кажется, каждый сантиметр.

Реально, как в самой настоящей тюрьме. Они даже оружия не прячут. А на холме рядом несколькоамбалов с винтовками. Допустим, камеры еще можно было бы изловчиться и отключить. Черт, возможно, я даже пошла бы на секс с Северовым, чтобы усыпить его бдительность. Возможно… По крайней мере, и на такой вариант пыталась настроиться. Пока он вез меня сюда. Но…

Этих цепных псов, готовых броситься в любой момент не отключишь…

— Послушай!

Ал резко дергается на меня. Хватает на шею, сжимая. Нависает.

Его глаза вдруг начинают полыхать безумием. Яростью, что прямо сочится из него, отравляя все вокруг.

— Я слишком много тебе позволил, gata. Слишком был добр. Но не обольщайся. Ты пленница. Ты средство мести. Ты та, кто не имеет права голоса. Твое место на коленях. Во всех смыслах. И не заставляй меня показать тебе, как я обращаюсь с врагами. Не заставляй.

Холодею, глядя в эти глаза, полные молний.

Да. Обольщаться точно не стоит.

Этот человек жесток. И вряд ли остановится перед чем-то.

— Хорошо. Я поняла, — еле бормочу из-за сдавленного горла. — Я поняла. Отпусти. Ал.

— Я не слышу.

Его голос превращается в лед. В металл.

— Пожалуйста, — сдавленно шепчу.

— Знай свое место, gata. Помни о нем. Иначе и правда узнаешь, что такое быть пленницей.

Резко отпускает мою шею. Идет вперед, больше не обращая на меня внимания.

А я…

Слегка покачнувшись, хватая распахнутым ртом воздух, стараюсь все же успевать за ним.

Не хочется, чтобы он потащил меня за собой за горло.

— Твоя комната. Пока, — Северов буквально зашвыривает меня внутрь. — Можешь привести себя в порядок. Завтрак скоро принесут. И Алиса…

Он снова меняется.

Взгляд, совсем недавно полыхавший такой неудержимой яростью, в миг смягчается. А после снова начинает прожигать. Пламенем. Безудержным безумием. Неистовством.

Снова обхватывает мою шею. Сдавливает. Но совсем иначе.

Так, что я задыхаюсь, чувствуя, как подкашиваются ноги.

В нем страсть. Дикая. Необузданная. Как сметающая все стихия. Как ураган или самый сильный шторм на море. Настоящая буря.

— Ты будешь моей, — его рука скользит ниже.

Бедра впечатываютсяв мои.

Обхватывает мою грудь, чуть сдавливая сосок.

Наклоняется к шее. Жалит ее своими губами. Это не поцелуй. Нет. И близко на него не похоже.

Это жадность какая-то. Дикая. Как будто вгрызается. Пожирает.

Сжимает кожу зубами и снова втягивает в рот. Так, что сердце колотится, вылетая из груди.

— Я буду брать тебя. Где захочу. Когда захочу. И сколько захочу. Это лишь вопрос времени.

Отпускает мою шею.

Прижимает лицо к своему.

Похоть. Пламя. Безумие.

А егоглазах, потемневших до черноты. В его рваном, сбивающимся дыхании.

— Времени, Алиса, — отталкивает меня, с силой захлопывая за собой двери.

А я так и опускаюсь на пол, обхватывая колени руками.

Меня трясет. Колотит. Сердце вылетает наружу, а руки и ноги крупно дрожат.

Черт!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 36

Это наваждение. Но меня и саму, даже от этой грубости пронзает током.

И превращает в безвольную, выжатую тряпку.

Заставляю себя подняться. Осматриваюсь вокруг.

Огромная кровать в центре. На такой могло бы прекрасно выспаться и десять человек, не потревожив друг друга.

Пустые шкафы. Совершенно.

Ростовое зеркало.

Такие же пустые тумбочки.

Вздохнув, направляюсь в душ. Радует хоть то, что здесь есть принадлежности. Шампунь, ароматный какой-то экзотикой гель, зубная щетка с пастой и даже два огромных полотенца.

Не особенно хочется на вымытое тело надевать ту же футболку, но это лучше, чем расхаживать в доме Северовазавернутой в полотенца.

Так что приходится надеть то, что есть.

Когда выхожу из душа, завтрак уже накрыт.

Заставляю себя проглотить разнообразнейшие морские деликатесы. Есть не хочется совершенно. Но надо и набраться сил.

Любуюсь на вид из окна, допивая кофе.

Здесьи правда нереально красиво. Даже странно, что такое чудовище способно так тонко чувствовать красоту.

Если бы не самая настоящая армия вооруженных людей, это место было бы идеальным.

Хочется глотнуть воздуха Запах моря. Но не решаюсь открывать окно. Не стоит лишний раз провоцировать хозяина этого дома.

Постепенно напряжение, державшее меня все последнее время, как высоковольтными проводами, немного отпускает.

Даже странно.

В комнату никто не входит. Меня не волочат в какой-нибудь подвал.

Не бросают на растерзание цепным псам моего похитителя, как он грозился.

Хотя перед глазами пробегают жуткие картины.

Например, как меня хватают за волосы и насилуют. На камеру. Для того, чтобы выслать видео моему отцу. Так ведь он примерно говорил. Для этого выкрал.

Не чтобы обменять.

Чтобы отомстить.

Чтобы издеваться этими картинками именно над отцом. А на меня и вовсе наплевать.

Что со мной сделают. Что я буду чувствовать.

Ни для кого это не имеет никакого значения!

Как и то, что я совсем не рада иметь такого отца. Что всеми силами только и стремилась, что сбежать от него и держаться подальше от его жизни! От роскоши его, богатства, власти, и всех тех омерзительных дел, которые он проворачивает!

Да разве для такого, как Ал Северов это будет иметь хоть какое-то значение?

Нет. Ему главное ударитьпобольнее моего отца.

И все.

Он из того же мира, что и мой родитель. А для них человек не имеет ровно никакого значения.

Только цель. Власть. Деньги. И еще большая власть.

И именно моими страданиями будет оплачена власть Северованад, как ему кажется, мучениями моего папаши. Которому, по сути, наплевать на меня еще больше.

Хочется плакать. Реветь. Биться головой о стены.

Очень страшно понимать, что ты — никто. Даже не разменная монета. Просто пустое место. Тупое средство для других. Тех, кто перекидывают тебя из рук в руки, как игрушку.

Хотя…

Единственная надежда теплится внутри.

А что если яи правда смогу стать средством обмена?

Если Северов, его брат Влад не смогут найти свою сестру, которую выкрал отец, — а в том, что он на такое способен я уже ни капли не сомневаюсь!

Тогда, быть может, возможны переговоры?

Может, в таком случае надо мной хотя бы не станут издеваться?

Эта надежда заставляет чуть взбодриться.

Но лишь для того, чтобы снова сникнуть.

Ну, допустим. Северов меня не тронет. Не отдаст на растерзание голодным мужикам.

Допустим даже обменяет на свою сестру, договорится с отцом. При самом лучшем раскладе.

Что ждет меня дальше?

Тотурод, который накачал меня в собственном доме наркотой и чуть не поимел во всех позах прямо в отцовском кабинете?

Еще не факт, что и сам отец не придумает мне какого-нибудь жуткого наказания, или даже они вместе.

Потому что на камерах очень четко будет видно, как я сама сбегаю вместе со своим похитителем.

Простит ли мне это тот, с кем меня объединяет кровь?

Я ведь, по сути, ослушалась его по всем параметрам!

Становится страшно. Дико. Так, что меня снова начинает колотить крупной дрожью. Даже зубы стучат, когда пытаюсь успокоиться и выпить стакан воды.

Нет.

Возвращаться к отцу не вариант. Боюсь, что это хуже смерти! Кто знает, какие пытки для меня придумает тотурод, которому отец меня отдал!

Может, попытаться вывести Северова на переговоры? Потянуть время? На пару дней или даже недель выторговать себе безопасность?

А дальше…

Дальше бежать!

Любой ценой! Любыми способами!

Ну, а пока стоит поговорить с похитителем. Призвать его к разговору с отцом.

— Ал?

К моему удивлению, дверь оказывается незапертой.

И даже за ней, в коридоре, не стоит охрана.

Даже так?

Неужели я могу свободно перемещаться по этому дому?

Поначалу передвигаюсь медленно. Крадучись. Кажется, что из-за каждого угла сейчас появитсяАл и снова схватит за шею. Сдавит. Зашвырнет в какой-нибудь жуткий подвал за неповиновение.

Хотя… Технически покидать комнату мне никто не запрещал. Но разве это способно убедить такого, как он?

Никого не встречая, начинаю передвигаться уже смелее.

Оглядываюсь по сторонам, снова поражаясь этому мужчине.

Сбоку огромный сад под стеклом. С дивными цветущими экзотическими деревьями. Да и в коридоре нет оторванных голов на возвышениях. Наоборот. Все до ужаса мило. И множество огромных ваз, заполненных цветами.

Так и не скажешь, что в этом логове обитает чудовище!

— Ал!

На всякий случай все же продолжаю звать. Чтобы не подумал, будто я решила сбежать. Это было бы страшной глупостью в моем положении. И… Боюсь, что последней.

— Ал…

Слова так и замирают в горле.

Каквкопанная, останавливаюсь на пороге огромной залы.

Северов полулежит, расставив ноги, в огромном кресле.

Онсовершенно обнажен.

А рядом…

Рядом с ним с десяток таких же, полностью обнаженных девушек!

Глава 37

Они разминают ему руки, плечи, ноги. По две с каждой стороны. Намасливают тело чем-то ароматным и блестящим.

Двое держат его стопы, сидя на полу на коленях. Разминают каждый палец. Другие мнут грудь, живот…

Отшатываюсь, когда одна из девушек, запрокинув голову, берет его член в рот. А вторая в это время, улегшись на пол, начинает вылизывать ему яйца.

Хриплый тихий стон Северова разносится, кажется, на весь дом. Звенит в ушах тупым звоном, будто меня оглушили.

Отшатываюсь и замираю, когда его взгляд вдруг резко выхватывает меня. Пронзает. Цепляет, словно на огромный крюк. Не позволяет сдвинуться с места.

Только прикрываю губы руками, глядя на то, как резко он хватает девушку за волосы. Как яростно начинает насаживать на свой член, не отводя от меня полыхающих, пропитанных похотью и неистовым безумием глаз.

Она явно давится. По щекам бегут слезы. Отвратительные звуки того, с какимхрипом проникает его член прямо в горло девушки. Жестко. Резко. Быстро и рвано.

Он обхватывает второй рукой ее шею. Давит на горло, продолжая резко вбиваться внутрь.

Откидывается на спинку кресла. Даже не глядя. Продолжая сверлить меня взглядом.

Прожигать. Пронизывать.

Убивать.

Так, как будто именно в меня сейчас вколачивается. Жестко бьет снова и снова своим огромным членом прямо в горло, насаживая на него за волосы другую.

И я именно так это и чувствую.

Как будто меня имеют сейчас во все отверстия сразу.

Размазанной. Раздавленной. Использованной.

Даже горло начинает саднить, будто его раздирает его огромные орудие. И вход во влагалище словно опаляет. Растягивает. Да. Я помню, как он упирался туда. С каким давлением. С каким нажимом. Только сейчас мне кажется, что этот нажим гораздо сильнее. Мощнее. Как будто он врывается в меня, раздирая на ошметки.

Боль. Да. Я абсолютно реально чувствую сейчас внутри, там, боль. Такую, что слезы вспыхивают на глазах.

И даже то место, что между ягодицами начинает гореть, словно ощущая, как член Северова его растягивает. Судорожно, по-собственнически вбиваясь. Как раскаленным железом.

О, Боже.

И с места сдвинуться не могу! Он будто приказывает мне оставаться на месте. Пригвождает своими пылающими глазами. Взглядом, которого невозможно ослушаться. Нельзя не подчиниться.

И как будто берет. Снова и снова. Отравляя каким-то безумным ядом. Заставляя внутри все вспыхивать и гореть, плавиться и судорожно сжиматься.

Расширенными зрачками смотрю, не в силах отвести взгляд. Ничто бы не заставило. Даже случись землетрясение или пожар. Даже тогда я, кажется, просто неспособна была бы сдвинуться с места…

Стенки влагалища вдруг резко сжимаются.

Все тело пронзает болезненной судорогой. Вскрикиваю, чувствуя, что сейчас просто упаду. Повалюсь на пол прямо под ноги ему!

Хватаюсь за дверной проем.

Судороги становятся все больше. Все сильнее. Достают до самого сердца.

Толчками. Волнами. Ударом.

Насквозь.

Северов начинает бить бедрами, вколачиваясь в девушку так, что ее лицо синеет.

Его яйца зверски лупятся по ее подбородку.

Когда я почти падаю, он издает глухое хриплое рычание.

Рука, сжимающая волосы девушки, просто белеет, с такой силой он дергает ее.

Гул в голове проходит.

Гипноз его глаз пропадает.

И я бегу.

Резко разворачиваюсь и несусь по коридору.

Ноги заплетаются.

Меня шатает от стены к стене.

Не замечаю, мимо чего проношусь.

Где дверь той комнаты, из которой я вышла.

Сейчас. Просто. Важно. Сбежать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 38

И я несусь, чувствуя, как сердце тяжелыми ударами стучит прямо в висках. До марева перед глазами.

— Алисссса

Он настигает.

В один миг я оказываюсь прижатой к стене.

Рвано дышит, вжимаясь в меня всем телом.

Разгоряченным. Обнаженным полностью.

Одурительно пахнущим этим маслом, похотью и сексом.

Его по-прежнему твердый член врезается в меня теперь по-настоящему. Пока только в живот, но разве его что-то остановит?

Я чувствую, какой он горячий. Как мощно дергается, вжимаясь сквозь футболку в меня еще сильнее.

— Ты что-то хотела?

Рука ложится на мое горло. Чуть сдавливает пальцами, выдавливая из меня глухой стон.

Не больно. Почти. Скорее, обжигающе.

— Что?

Вонзается в меня своими порочными пламенеющими глазами. В них вспышки такой мощи, что я, наверное, сползла бы сейчас вниз по стене, если бы он не держал.

— Ничего, — еле выдыхаю, шумно сглатывая.

Его хватка на горле становится сильнее.

Черт.

Так и представляю, чувствую, как внутрь вбивается огромный раздутый член. Как он бьется о стенки горла, раздирая из. Растягивая. Толкаясь. Заявляя свое право сильнейшего. И как при этом его рука сдавливает горло. Заставляя задыхаться. Оказаться в его полной власти.

— Ты… Уверена?

Резко толкает мои бедра, раздвигает, вклинивается ногой прямо между ног.

— Твою мать, — шипит прямо мне в лицо.

Резко вздрагиваю, когда Северов жестко толкает палец прямо мне внутрь.

Без подготовки. Но я такая мокрая, что палец проникает сразу.

Это больно. Меня прошибает. Резко. Сразу. Одним толчком.

И в то же время чуть не скулю от этого блаженной наполненности.

Боже!

Мои стенки сами сжимаются вокруг его пальцев.

Глядя на него распахнутыми глазами, не могу отвести взгляда. И мелко начинаю биться в его руках, чувствуя все новые и новые волны судорог.

— Блядь, кошка, ты кончаешь от одного прикосновения, — хрипит Северов, захватывая зубами мою шею.

И будто разрядом тока лупит по всему телу сверху вниз. По позвоночнику. Насквозь. Заставляя мои стенки сжаться еще крепче.

— Ал…

Изо всех сил цепляюсь обеими руками за его руку у себя на горле.

— Прекрати. Пожалуйста…

Чувствую, как окончательно обмякаю под его руками. Из глаз брызгают обжигающие капли слез.

— Это что? Твой первый оргазм?

Смахивает их, впитывая губами.

— Правда, детка?

В мое лоно вмиг впивается второй палец, заставляя громко вскрикнуть. Выкручивая все мое тело. Подбрасывая его.

— Это не оргазм, — беспомощно стону. — Это… Я не знаю, что это такое… Но… Пожалуйста. Отпусти. Вытащи. Мне больно…

Мне и правда больно. Его пальцы слишком большие. Слишком уверенные и слишком наглые.

— Не оргазм, — снова прикусывает мою шею.

Начинает резко двигать пальцами, тараня меня ими уже по-настоящему.

— А что тогда, м? Или тебе показать, что такое настоящий оргазм, а, mia gata?

Боже. Я не знаю, что он делает с моим телом.

Это не оргазм! Точно нет!

Но…

Оно предает меня снова и снова.

Наливается влагой. Отзывается на то, как он толкается внутри, с каждым разом набирая темп.

И вот уже таранит на такой скорости, что я забываю обо всем на свете.

Искры из глаз. Впиваюсь ногтями в кожу рук, чтобы хоть как-то сдерживаться.

Но влажные шлепки, эхом раздающиеся по всему коридору, выдают, как жалко мое тело в его руках.

— Не оргазм, — хрипит Ал.

И вдруг резко сгибает внутри меня пальцы.

О, Боже.

Я проваливаюсь. Трясусь всем телом. Хрипло ору, пытаясь вырваться.

— Нет. Пожалуйста. Нет. Остановись.

Умоляю, пока моя голова мечется по стене, а тело сотрясает так мощно, что, кажется, оно сейчас разорвется на осколки.

— Ал!

Слезу хлещут ручьем.

Боль и дикое наслаждение. Блаженство. Все одновременно.

Я больше не знаю, кто я. Где.

Меня просто взрывает на тысячи обломков. Сотрясает в такой судороге, что мир вокруг блекнет.

— Тссссссс…. Тихо. Тихо, gata.

Только чувствую, как он подхватывает меня на руки. Утирает слезы с лица. Несет куда-то.

— А все же ты таки кричала мое имя, когда билась в оргазме, — хрипло шепчет на ухо, зарываясь мне в волосы. Прикусывая раковину уха так, что по телу, которое, как мне казалось, просто умерло в этих спазмах и уже ничего не способно чувствовать, снова проносится ток.

— Нет, — выдыхаю, чувствуя, как он опускает меня на мягкую постель. — Этого не было.

— Ну конечно, не было, кошка. Еще ничего даже не начиналось. Это только так. Слабая разминка. Сейчас мне надо уехать. Но. Когда я вернусь. Ты захлебнешься моими именем, извиваясь и кончая. Как самая настоящая дикая кошка. Голодная кошка. Которая будет умолять брать ее снова и снова.

— Нет, — шепчу одними губами.

Даже на голос, и то нету сил. Ни на что нет.

— Уверен, ты будешь предвкушать мое возвращение и ждать меня с нетерпением, крошка. В этой постели. Без одежды. Уже распахнув ноги к моему приходу. Готовая и дрожащая от страсти. Но на случай, если вдруг в твою кудрявую голову придет мысль сбежать, возле твоей двери и за окном остаются мои доберманы. И с ними. Даже не пытайся договориться. Один шаг и они бросятся. Загрызут. Так что будь благоразумной, детка. А мне пора.

Северов треплет меня по щеке, а после раздвигает губы.

Вбивается языком в рот. До самого горла.

Жалит. Трахает. Заявляет права.

А я даже не могу пошевелиться!

— Будет жарко, когда я вернусь. Очень жарко, Алиса.

Резко отстраняется и по хлопку двери я понимаю, что осталась одна.

Глава 39

Руки и ноги висят, как плети. До сих пор не могу пошевелиться.

Максимум, на что оказывается способно мое тело, это просто раскрыть глаза.

И все равно перед ними так и остается туманная дымка.

Все, что я могу, — просто лежать и смотреть в потолок. Чувствуя, как по лицу на подушку стекают горячие слезы.

Это был мой первый в жизни оргазм. И я по-настоящему выкрикивала его имя.

Того, кто выбил его из меня насильно.

После того, как на моих же глазах жестко трахнул одну из своих наложниц в рот, а вторая щекотала языком его яйца.

После того, как обманул, заставив влюбиться в лживую роль спасителя.

Выкрал.

Угрожал.

Дал понять, что я для него никто и ничего не стою.

Что отдаст меня своим охранникам. Где меня будут драть в несколько членов одновременно. И даже, возможно, убьет. Лишь бы отомстить отцу.

И после всего. Я действительно кончала. Снова и снова. Один оргазм накатывал на другой. Волнами. Снося все барьеры. Стирая и мое сознание и саму меня. Заставляя трепетать.

И я кричала его имя.

Даже не пойму, кого мне сейчас больше ненавидеть.

Ала Северова или собственное тело, которое так меня предало?

Это дно. Это даже хуже, чем если бы меня брал тот отцовский насильник. С любым другим я хотя бы сохранила себя и собственное достоинство.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 40

Ал.

— Твою мать, Северов! Ты либо сам дьявол, который договорился со смертью, либо, как там у вас говорят? Родился в рубашке.

— В бронежилете, — ухмыляюсь, наблюдая за тем, как извечный помощник Алонсо колдует над моим животом.

Это очень удачно, что он сочетает в себе так до хрена качеств.

И от пули умеет прикрыть. И хороший план финансовый рассчитать. И заштопать, когда надо.

— Блядь. Четыре пули на живот поймать. И так, что не задето ничего жизненно важного. Признайся, дон. У вас там в России колдуны на каждом шагу, говорят, живут. Типа шаманов. Они тебя заколдовали. Сколько раз мы с тобой в перестрелке. А ты всегда остаешься целым.

— Да, брат. У нас там одни колдуны. Но больше ведьмы.

Жадно оскаливаюсь, так и видя перед собой одну из них. Дикую. Бешенную. Такую, на хрен, страстную, что даже сейчас член подпрыгивает под простыней. На столе, блядь, у Алонсо. Ведьма.

— Эгэй. Ты с этим полегче, брат.

Отшатывается. Одергивает руки от моей изрешеченной тушки.

— Может, когда падал, у тебя там в мозгу что-то повредилось? Переключился на нашего брата? Я не по этим делам, Ал.

— Охренел?

Так и сжимаются кулаки.

— Ты за базаром следи, Алонсо. Хоть ты мне и брат, а все равно. До ствола дотянусь сейчас. И, блядь, шмальну.

— Ну, извини, — хохочет. — Никогда еще у мужика, когда пули из него вынимаю, от этого не вставал. Что мне думать?

— Что твой дон крепкий здоровый мужик. На которого, вон, и пули не действуют. Ни в каком смысле.

— Понял. В России, значит, баб нормальных нет. А дома ты пробыл всего пару часов. Не успел пар выплеснуть. Но, блядь. Чтобы сразу после бойни о трахе думать.

Я бы и не думал.

Но Алонсо в корне неправ.

Есть. Есть бабы в России. Такие, от которых башню рвет. Хуже наркоты. Даже самой поганой. Которая в баранов безмозглых превращает.

Ну точно ведьма.

Надо родословную Грека получше изучить. Хрен знает, кто там у них в роду мог затесаться. Потому что эта тяга к девчонке прям за гранью. Я даже на хрен забыл, зачем она мне нужна. А я никогда. Ни о чем. Не забываю.

И еще в жизни ни разу не разжалобился и не отступил ни от одного своего плана.

— Сколько наших мы потеряли, Алонсо?

Он прав. Совсем, на хрен, не время, о девке думать. Вопросов посерьезнее выше головы.

— Десяток. Но они полегли там все. Ни один не ушел. Скажу тебе, Ал. Никогда у меня руки не тряслись. Ты меня знаешь. Но, блядь, когда ты их уложил. Мне казалось, что я свихнулся и попал в кино про какого-нибудь Рэмбо. Никогда не видел такого. Тебя пуля прошивает, а ты прешь вперед и палишь. И, блядь, ни разу же не промахнулся. Еще и несколько шей по дороге свернул. И успел меня вытащить. За секунду до взрыва. За, блядь, долбанную секунду! Я до сих пор не могу поверить. Что не взорвался там к чертям со всем складом. До сих пор.

Да. Чутье и на этот раз меня не подвело.

Пока на вилле был, наши люди все осмотрели. Каждую, на хрен, щель.

Не должно было быть взрывчатки. Все было чисто.

Но сила какая-то дикая будто сама вышвырнула меня наружу, по дороге прихватив и Алонсо. Та самая, благодаря которой меня не расстреляли на хрен в порту, где мы должны были остановиться.

— Но все равно, Ал. Ты неправ.

Примирительно поднимает руки, услышав, как начинаю рычать.

Я. Не бываю. Неправ.

Я должен это кому-то объяснять?

— Неправ, что рвешься в самое пекло, — да, у Алонсо есть некоторый иммунитет.

Мало кто мог бы сказать мне такое и оказаться способным после этого говорить снова. Хотя бы потому, что остался бы без зубов. Это как минимум. И даже повязка на моем животе на свеженаложенных швах тут не играет никакой роли.

— Дон управляет людьми. Приказы отдает. План составляет. И ты с этим справляешься так, что тебя скоро все начнут называть дьяволом. Предугадываешь то, чего рассчитать невозможно. Но ты не должен идти в самое пекло. Да еще и впереди. Нет, Ал. Ты как полководец. Должен наблюдать и руководить.

— Ты только трусом меня не делай, Алонсо, ладно? Я по-твоему что? Должен в стороне отсиживаться? Нет. Если я шлю своих людей под пули, то должен идти впереди них. Другого я не потерплю. Только так. Потому что это — мои люди. И я за них отвечаю.

— За это тебя и боготворят, Ал. Да. За это. Но Канво Морильо, передавший тебе власть, который умер от такой же пули, истекая кровью на твоих руках, должен стать для тебя хорошим примером, Ал. Дон не должен лезть в перестрелку. Он должен беречь себя для своих людей, а не терять ради них жизнь.

— Прекрати этот разговор.

Поднимаю руку, призывая Алонсо замолчать.

— Он не имеет смысла. Я сам решаю, как и что я должен делать. Особенно, когда речь идет о жизнях тех, за кого я отвечаю.

— Как скажешь, дон, — Алонсо покаянно опускает голову.

Глава41

Да. Он мой помощник. Правая рука. Тот на кого я полагаюсь безоговорочно. Кому без задних мыслей подставлю спину. И плечо — без раздумий.

Но перечить мне — даже для него слишком.

— Мы так и не нашли крысу, Алонсо. Давай говорить и думать и важном. Ведь это не кто-то случайный зарвался и решил захватить власть, пока меня не было. Нет. По всему, это работал целый клан. Семья. Все слишком грамотно и четко спланировано. И они явно знали намного больше, чем могли. Значит, крыса близко. В наших рядах. Кто-то шпионит и сливает информацию.

— И, как мне ни жаль, я не догадываюсь, кто. Все те, на кого могло пасть хоть малейшее подозрение, оказались чисты, Ал.

— Кто знает, что я выжил?

— Этого почти никто не видел. Ты вывел всех людей перед тем, как произошел взрыв. Внутри оставались только мы. А я никому не сообщал.

— Хорошо, Алонсо. Пусть так и будет. Я пока скроюсь. А ты заявишь, что я уехал по другим делам. Что временно берешь на себя управление. Посмотрим, какие еще наши схемы окажутся под ударом. И кто первым заговорит о том, что нужно назначить переемника. Мне почему-то кажется, что этот кто-то очень близко. Возможно, один из управляющих группами. И надо выяснить, что за семья решила откусить наш кусок пирога.

— Да, Дон. Это лучший из вариантов. Даже я предпочел бы не знать, куда ты отправишься на это время. Заодно и затянутся твои раны. Еще одной бойни ты можешь не выдержать. С твоим-то нравом.

— Не перегибай, Алонсо. Тебе я доверяю. Как самому себе. И… Не перегибай. Я не смертельно ранен, мать твою, в конце концов.

— Как скажешь, дон. Как скажешь.

Алиса.

Даже не заметила, как провалилась в тяжелый, муторный сон.

Захлебывалась в нем и тонула, барахтаясь в вязком болоте.

Подскакиваю на кровати, будто меня ударило током.

И…

Натыкаюсь на его прожигающий взгляд.

— Ты…

Дергаюсь на постели, отшатываясь к самой спинке.

Он стоит посередине комнаты. Как привидение. Или нет. Как сам дьявол.

Молча. Не двигаясь. Просто смотрит.

В черных брюках и черном же пиджаке на голую грудь. Под которым белеет широкая марлевая повязка.

И только глаза. Поистине дьявольские.

Только его глаза светятся в темноте.

Именно этот взгляд и вырвал меня из сна. Ударив, будто самым настоящим физическим разрядом.

Разве человек на такое способен?

— Собирайся.

Произносит глухо и бесстрастно. Тихо, как будто не хочет потревожить еще чей-то сон.

— Вставай, Алиса. И прекрати прикрываться одеялом. Мне все равно, есть на тебе там что-то или нет. Я все уже видел. А увижу еще больше. Ну?

Медленно подходит. Протягивает руку, от которой я снова отшатываюсь. Как от удара плетью.

— Черт дери, gata. Ты больше меня боишься после того, как кончала от моих пальцев, чем когда я тебя выкрал? Это бред.

Бред. Конечно. Для тебя, может, и бред.

Но этот оргазм ты вырвал против моей воли. И это хуже, чем если бы изнасиловал.

— Перестань. Брось отшатываться. Пока я не причинил тебе никакого вреда. Только удовольствие. Ну?

Рука снова властно тянется ко мне.

Несмотря на его слова, в них нет ничего мягкого. Никакой ласки.

Холодный приказ. С легкими нотками угрозы.

— Ты сделал это насильно, — шепчу, вжавшись в спинку кровать, как только могу. — Неужели не понимаешь? Это. Было. Насилием.

— Да?

Густая черная бровь взлетает вверх. А глаза начинают полыхать уже настоящей угрозой.

— Да, Ал Северов. Потому что реакция моего тела еще ни о чем не говорит. Ты. Взял. Меня. Насильно. А я просила, чтобы ты меня не трогал.

— Разве иногда не стоит поступить иначе, чем просят?

Он говорит вкрадчиво. Обманчиво мягко. Склонив голову на бок и рассматривая меня как-то странно. С нечитаемым выражением, но уверена, она не сулит мне ничего хорошего.

— Разве так не было лучше для тебя самой? Ты потеряла сознание от удовольствия.

— Нет! Никогда. Никогда нельзя брать женщину наперекор ее воле!

Зарываюсь руками в волосы.

Закрываю лицо от него. От его взгляда.

Как же он не понимает?

Он мне душу изнасиловал этим оргазмом! Почти сломал…

— Хорошо, gata.

Его голос смягчается. Звучит даже… Нежно?

Это вряд ли. Это просто ночь и стресс играют с моим сознанием. Или я пытаюсь увидеть то, чего нет, чтобы оправдать ненормальную реакцию собственного тела?

Но Северов просто усаживается на кровать рядом.

Не пытается даже прикоснуться. Или дернуть на себя, как он, видно, привык, обращаться с женщинами.

— Хорошо. Я больше не возьму тебя против твоей воли. Только если сама захочешь. Обещаю. А теперь пойдем. Нам нужно покинуть это место. И уже очень пора.

Протягивает вперед руку. Но по-прежнему не трогает. Только кладет открытой ладонью рядом со мной на постель.

Неужели?

Это жест примирения? Ждет, когда я сама возьмусь за его руку?

— Алиса. Пойдем. Время не терпит.

Ну, в конце концов, вряд ли у меня есть выбор.

— Мне нужна новая… футболка.

Лучше согласиться, чем снова вызывать его ярость. Он ведь может и передумать. И тогда будет хуже только мне.

Хотелось бы нормальную, конечно, одежду. Но вряд ли он станет ждать утра, когда откроются магазины. А о том, чтобы надеть что-то из вещей его наложниц, я даже думать не могу. Меня тут же вырвет.

— Хорошо.

Он неожиданно мягко соглашается, кивая.

Выходит, возвращаясь обратно с целой кипой белых и черных футболок. Явно его, судя по размеру.

— Остальные возьмем с собой. Одевайся, Алиса. Если хочешь, я даже отвернусь.

Сама не верю собственным глазам. Он и правда отворачивается, дав мне возможность спокойно вынырнуть из-под одеяла и одеться.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Молчит. Даже не подшучивает. Просто ждет.

Это точно Ал Северов?

Может, у них есть еще один брат?

— А твои собаки?

Глухо спрашиваю, затянув на талии пояс.

Да. Он не соврал тогда. Я проверяла.

Под окнами и правда оказались огромные доберманы. Которые чуть не проломили лапами окно, когда я попыталась выглянуть. За дверью проверять не стала. Мне еще дорога моя жизнь.

— Если я здесь, то доберманы явно не нужны.

Как-то задумчиво смотрит на мое лицо, проводя по щеке холодными пальцами.

Как-то очень странно.

И даже не знаю, что меня больше пугает.

Его страсть, угрозы, или когда он вот такой…

Решаю притихнуть. Ни о чем не спрашивать.

Просто молча вкладываю руку в его протянутую ладонь.

Обуваюсь в какие-то балетки, оказавшиеся возле двери. Скрепя сердце очень надеясь, что их до меня никто не надевал.

Меньше всего мне хочется хотя бы прикасаться к тому, с чем хотя бы рядом дышали его готовые на все наложницы!

На этот раз Северов не защелкивает на наших запястьях наручники. Просто держит меня за руку.

Мы поднимается на крышу его огромной виллы. Садимся в самолет, больше похожий на модель, игрушку, такой он крохотный. Внутри помещаемся только мы и пилот.

Летим в молчании.

Ал собран и на чем-то сосредоточен. Будто и не замечает меня, или совсем забыл. Даже не смотрит. Ну, а мне меньше всего хочется привлекать к себе его излишнее внимание. Особенно теперь. Когда я так выпотрошена и опустошена всем произошедшим.

В темноте мы приземляемся на какую-то площадку.

— Дальше сам, — скупо бросает Ал пилоту и тащит меня к вертолету, что стоит рядом.

Становится немного страшно. Все же такие вещи лучше делать профессионалу. Но он довольно уверенно управляет всеми этими приборами. Хотя. Явно же, что повязка не просто так на его животе наложена.

Ал держится так, что по нему никогда не скажешь, что ранен. Никогда не догадаешься. И все же… Ранение может быть довольно серьезным. А в том, что это именно ранение, я ни на секунду не сомневаюсь.

Только теперь понимаю, что еще удивило меня в его виде.

Бледность.

Его кожа ведь довольно смуглая. Загорелая. Но тогда, появившись в моей спальне, он реально был смертельно бледен. Как полотно.

А, значит, потерял немало крови.

Закусываю губу, еле сдерживаясь и заставляя себя молчать.

Да. После всего, что было, я все равно почему-то за него беспокоюсь.

Что произошло там, куда он отлучался? Насколько все серьезно?

Его могли убить?

Наверное, могли. Вряд ли это результат какой-нибудь дружественной драки. Хоть я бы и не удивилась, если в увлечения Ала входят и драки на кулаках до разбитых голов.

Но ведь на этот странный ночной побег есть причина?

А, значит, все еще более серьезно, чем я могла представить!

Может, и потому Северов так странно себя ведет? Он просто ослаблен? А если пойдут осложнения? Его начнет лихорадить? Да мало ли, что может случиться!

Но…

Вправе ли я спрашивать? Ведь я никто…

— Ал…

Все же не выдерживаю. Даже рука дергается, пытаясь прикоснуться. Но тут уж себя одергиваю.

— Не бойся, gata, — криво усмехается, не поворачиваясь в мою сторону. — Я не собираюсь подыхать в полете. Впрочем, после него я тоже не планирую доставить тебетакоеудовольствие.

И мне хотелось бы сказать, что во мне, в отличие от него, еще осталась человечность. И мне уж точно чья-то смерть, а также раны и страдания удовольствия не доставляют!

Но я только отворачиваюсь к окну. Снова прикусив губу и ругая себя на чем свет стоит за то, что переживаю за этого мерзавца! К тому же, совершенно бессердечного.

Глава 42

Еще даже не светает, когда мы приземляемся на каком-то небольшом клочке земли.

Как ни напрягаю зрение, не могу разобрать, что это за местность. Кажется, вокруг нет совсем ничего. Никакой цивилизации.

И все равно, как бы ни сдерживалась, не могу сдержать облегченного вздоха.

На самом деле я до безумия боюсь летать. Ни за что не села бы в вертолет. Никогда. Но тут… Увы, не было выбора.

И все равно. В груди отбивается осознанием, что не так боялась того, что мы разобьемся, как того, что Алену станет плохо в полете!

По всему видно, что рана его достаточно серьезная. И что я тогда могла бы сделать? Но, благо, уж теперь, наверное, это станет не моей заботой. Надеюсь, здесь найдутся люди, которые окажут ему необходимую помощь!

— Ал…

Скольжу глазами по широкой повязке на его груди. Мало в этом смыслю, но вряд ли физическая активность действует во благо в таких случаях.

— Пошли. Времени не слишком много. Надо успеть, пока не рассвело.

Его бархатный голос опаляет мне ухо.

Как ни в чем ни бывало, как будто мы пара и просто прогуливаемся на предрассветном свидании, Ал берет меня за руку и уверенно ведет вперед.

— Эй. Подожди!

Замираю. Не даю ему больше себя тянуть. Черт, да я шагу дальше не сделаю!

— Ты что? Ты собрался куда-то плыть? Только не говори мне, что сам будешь управлять яхтой!

О нет.

Только этого мне сейчас не хватало!

Оказаться с ним, да еще и раненым, в открытом море! Только вдвоем…

У него что? Развлечения такие? Адреналина в жизни не хватает?

Сначала полет в таком состоянии, а после еще и плаванье, которое, возможно, не просто в один конец, а ровно до середины места назначения! Да он просто сумасшедший!

— Не сопротивляйся, Алиса, — его голос снова становится ледяным приказом. Резким. Жестким. Таким, которые не предполагает ни споров, ни возражений.

И, хоть я вижу, как он на миг бледнеет еще сильнее и резко покачивается, его рука сжимает мою руку сильнее и уверенней.

— Так нужно.

— О, нет!

Взмахиваю рукой.

— Нет, нет, нет, Ален Северов! Никуда я с тобой не поплыву в таком состоянии! Я что? Похожа на самоубийцу? Утонуть, знаешь ли, совсем не входит в мои планы. А ты выглядишь как человек, которому нужно лежать в больнице, а не рассекать море!

— Алиса.

Его челюсти сжимаются так, что слышен хруст.

— Рад твоей проницательности, но неужели при этом я выгляжу, как человек, берущий на себя больше, чем способен?

Черт его раздери.

С ним вообще можно адекватно разговаривать?

Или любой спор, даже с доводами самого здравого смысла, воспринимается им как вызов его мужественности?

Ооооооо…. Кажется, я нарвалась на самого настоящего альфа-самца, который попрется плыть даже в шторм и в бурю, даже на последнем издыхании.

— Ал. Я серьезно. Тебе реально лучше бы к врачу.

— Блядь. Алиса. Я же сказал. Прекращай со мной спорить.

Только вскрикиваю, когда он резко подхватывает меня на руки.

Черт. Реально, доводы для него бесполезны. Их просто не существует! Призывая к здравому смыслу, я, похоже, делаю только хуже!

— Поставь меня на землю. Поставь, черт тебя раздери, Ал!

Шиплю, но даже не пытаюсь уже выкручиваться. Ведь этим только причиню еще больший вред.

— Я пойду сама, если тебе так приспичило, — вздыхаю. — Для тебя, похоже, существует только два мнения. Твое и неправильное. Ты вообще, способен кого-нибудь услышать? Ал, твою мать!

— Мнение, отличное от моего, всегда оказывается неправильным, — пожимает плечами продолжая нести меня к яхте. — Разве ты в этом еще не убедилась. И да. Мне проще донести тебя самому, чем гоняться за тобой по берегу, моя резвая кошка.

— Не твоя, — бормочу, отворачиваясь и закусывая губу.

— Моя, gata. Даже твой первый оргазм принадлежит мне…

Хочется ударить его.

И даже то, что он ранен меня сейчас не остановит.

Довольно лишь вспомнить, как именно он выбил из меня этот первый оргазм!

Но мой кулак так и повисает в воздухе, когда жадные горячие губы накрывают мои.

Он впивается в меня медленно. Тягуче. С силой раздвигает зубы языком.

Именно берет.

Порабощая.

Забывая забыть обо всем на свете.

Его прикосновения, как тягучее, терпкое и очень пьянящее вино. От которого кружится голова и теряется полное ощущение пространства и времени.

— Нет…

Бессильно выдыхаю в его жадный рот.

И это действует на него, как спусковой крючок.

Он впивается в меня. Так, будто пронзает самую душу. Насквозь.

Вначале очень медленно, будто пробуя на вкус. А после все сильнее и сильнее. Толкаясь до самого горла языком. Жесткими, резкими ударами. И медленно отдаляет свой зык до самых губ. С силой прижимаясь к небу. Вызывая этим скольжением дикие, безумные мурашки.

Почти выскальзывает. Втягивает губы, чуть прикусывает.

И резко таранит снова.

Заявляет права.

Убивает.

Прижимает к себе с такой силой, что я, кажется, сейчас просто расплывусь по его крепкой широкой груди.

И, черт.

Мое тело снова — словно пластилин под его руками.

А самое страшное, что сердце отзывается на его таран гулкими ударами.

Сама не замечаю, как обхватываю руками его шею.

Отвечаю на этот дикий, безумный поцелуй, невпопад и неуверенно схлестываясь с ним языками.

Это безумие. Стоит им встретится, как во рту словно взрывается вспышка. Электрический ток пронизывает весь рот. Отбивается в горле. Опускается ниже, выкручивая и выламывая соски.

— Отпусти, — с огромным трудом отстраняюсь от него, задыхаясь.

— У нас же… Нет времени…

Боже!

Его глаза светятся одержимостью. Безумием. Его сердце гулко стучит вместе с моим собственным.

И я готова забыть обо всем на свете. Отдаться ему прямо здесь. На берегу. В песке.

— Черт, gata. С тобой обо всем забудешь, — шепчет мне в губы, вгрызаясь в них не меньше, чем я в его. Это и правда какое-то дикое помутнение, сопротивляться которому нет никаких сил! — Ты настоящая ведьма.

— Опусти меня. Я сама пойду.

— Нет.

Только прижимает меня сильнее.

Уверенно заносит на яхту. Даже как-то осторожно опускает вниз.

— Моя, — обхватывает мой подбородок руками, заставляя смотреть в его полыхающие, пронизывающие меня насквозь, до самого нутра, глаза. — Признай это. Признай.

— Нет, — шепчу, обхватывая свое тело руками.

Я снова дрожу. Вся. Даже внутри. И предрассветная прохлада тут точно ни при чем.

И, черт побери, мне страшно!

Страшно оставаться наедине с этим мужчиной! Вовсе не потому, что мы можем утонуть. Я. Я потону с ним рядом! Еще немного такой близости и, кажется, я совсем, окончательно потеряю себя!

— Внизу в каюте теплые вещи и еда. Ветер будет холодным. Тебе лучше оставаться там. Я приду за тобой, когда мы прибудем на место.

Глава 43

— Ты объяснишь мне, что происходит?

Солнце слепит глаза.

Тысячи раз моргаю, чтобы поверить в то, что я вижу.

Маленькая хижина… И… И, собственно, все!

— Это что? Необитаемый остров? Серьезно?

— Ну почему?

Ал вздергивает бровь, а в его глазах пляшут все черти мира и смех.

— Очень даже обитаемый. Здесь есть мы. А еще куча всякой живности. Не всегда безопасной. И куча ядовитых растений. Так что… Скучно не будет, моя дикая кошка.

— Нет! Это уже за всеми гранями, Ал! Сначала ты меня похищаешь! Потом срываешь посреди ночи! Что привезти… На необитаемый остров! Это что? Такой хитрый план, чтобы меня сломать? А что дальше? Бросишь здесь одну и станешь морить жаждой и голодом, пока я сама тебе не сдамся? Или просто бросишь меня здесь умирать?

— Какая фантазия, gata… А, главное, какая страсть…

Он тут же оказывается рядом.

Шумно втягивает воздух у моих волос. Прижимает к себе, резко дернув на себя за бедра. Обдавая жаром своего тела. Обволакивая своими проклятыми дьявольскими глазами.

— Тебе нравятся такие игры, ммммм?

Его рука нагло скользит вверх по бедру. Задирает футболку. Обхватывает полушария ягодиц.

— Морить голодом я тебя не собираюсь, — выдыхает в ухо, прикусывая мочку. — Ты мне нужна сытая и полная сил. Поверь, gata. Они тебе понадобятся. Считай, что я устроил нам небольшой медовый месяц. Чтобы ничего не отвлекало.

— Нет!

Изо всех сил отталкиваю его, чувствуя, как на этот раз прорывается уже настоящая ярость.

— Прекрати это все! Прекрати, Ал! Ты срочно уехал! Я слышала из твоего разговора, что у тебя проблемы! Ты, мать твою, ранен! И срочно отправляешься ночью в эту глушь, заметая следы! Я не маленькая девочка! Не дурочка и не кукла, которой можно играть и вешать любую чушь на уши! Я. Хочу. Знать. Мы в опасности? Насколько все серьезно? Ал!!!

Да, вашу мать. Сейчас мне хочется взять его за воротник и хорошенько встряхнуть!

Всю жизнь. Всю жизнь ко мне относились, как к кукле. Которой ничего не нужно знать. Ни во что не посвящали. Зато прекрасно распоряжались моей собственной судьбой. И больше я этого терпеть не намерена!

— Допустим, ты меня выкрал, — шиплю, скрещивая руки на груди. Отступая.

— Но это не значит, что меня надо принимать за идиотку! Я должна знать! Должна! Понимаешь! Черт тебя дери!

— Ок, Алиса.

Как ни странно, Северов даже не наступает. Не выпускает молнии из глаз за то, что с ним спорят. Просто откидывает распахнутой пятерней растрепанные волосы назад. Даже шагу ко мне не делает.

— Успокойся. Ничего страшного не произошло. Просто нужно скрыться на пару дней. Переждать. Понаблюдать за ситуацией. Ну и…

Выразительно указывает пальцем на свою грудь. Как будто раньше я не замечала.

— И немного восстановиться. И не обольщайся. Это не твой отец на меня напал. Не от него я прячусь. Это свои, внутренние разборки. Кое-кто обнаглел и решил воспользоваться моим отсутствием. Мне просто нужно выяснить, кто, прежде, чем размазать его так, что от семьи зарвавшегося идиота не останется даже воспоминаний. И рана уж точно не ослабила меня настолько, чтобы я не смог справиться с дикой, но до одури желанной девчонкой. Так что даже не надейся. Для тебя это не меняет ровным счетом ничего. Займись лучше едой. Там в кладовке есть консервы. На кухне электрическая плитка и чайник. Думаю, на это твоих способностей должно хватить.

Черт! Открываю и тут же захлопываю рот, тяжело дыша.

Даже не знаю, что я ожидала услышать?

Неужели и правда рассчитывала на то, что это отец пошел на Северова войной? Что он или его люди причина его ранения? Потому и взял с собой на остров, чтобы меня не забрали? Черт. Дура.

— Ты связывался с моим отцом?

Спрашиваю еле слышно, опуская плечи. Весь запал разом улетучивается. В один миг.

— Да, Алиса, — снова теребит рукой волосы.

— Когда?

— Сразу, как мы оказались на вилле.

— И?

Сердце внутри колотится бешенной птицей.

Может, отец одумается и отдаст Северову его сестру? Он же должен понимать, что это сильно облегчит мне мою участь!

— Он просто отключился после того, как меня выслушал.

— Я займусь едой, — резко разворачиваюсь, отправляясь на кухню. Промахнуться нельзя. Тут всего-то две спальни.

Принимаюсь рассматривать запасы консервов, украдкой смахивая слезу.

Нет.

Не сказать, чтобы я так уж сильно рвалась обратно. Да и любви отцовской тоже не ждала. Но чтобы вот так?! Неужели ему совсем, ни капельки не важно, что со мной будет? Неужели я и правда всю жизнь было ему безразлична? Была для, единственного, по сути, родного человека, всего лишь средством скрепить какой-нибудь выгодный договор через мое замужество? И ему реально наплевать, что этот бандит с легкостью отдаст меня на растерзание своим голодным псам? При всем, что я знала об отце, такого я никак не ожидала!

— Алиса.

Вздрагиваю, когда на плечо ложится его тяжелая рука.

— Оставь меня. Пожалуйста, — шепчу, не поворачиваясь. — Я сама приду с завтраком.

— Алиса. Я не хочу причинять тебе вред. Правда.

Его глухой голос срывает последние планки, которые еще позволяли мне держаться.

Благо, я тут же слышу звук отдаляющихся шагов.

Так и сидя на корточках, прижимаюсь лбом к полкам с консервами.

Все напряжение последних дней прорывается.

Я просто беззвучно рыдаю, сотрясаясь всем телом. Обхватив себя руками.

Для всех. Для всех я — просто предмет.

Отцу совершенно плевать, что сотворил бы со мной очередной выбранный им муж. Что со мной сделают за то, что он выкрал чью-то сестру. Совершенно! Интересно, он хотя бы поморщится, если ему начнут присылать мои отрубленные пальцы? Или просто пожмет плечами и скажет, что это просто издержки? Или пожалеет о том, что сделка с замужеством уже не состоится?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Да. Похоже, только об этом он и способен пожалеть.

А Ал?

Обратил ли бы он на меня внимание, если бы не жажда мести? Посмотрел бы хотя бы в мою сторону там, на балу?

Он не хочет. Не хочет причинять мне боли.

Но все равно сделает это, потому что ему перешли дорогу. Чтобы поставить на место. Проучить.

Вот и все.

Для него я точно так же не важна! И не имею абсолютно никакого значения! Он отдаст меня своей толпе охранников, запишет видео-послание моему родителю, на котором они будут рвать меня своими членами, а после спокойно отправиться на очередной массаж своих наложниц!

Только перед этим, конечно, трахнет меня. Просто для того, чтобы быть первым. Утолить свое дурное мужское тщеславие!

И почему от этого мне так невыносимо больно?

Весь воздух в легких выгорает. Не могу даже сделать вдох. Будто внутри все перемололи мясорубкой.

Именно Ал. Именно его безразличие ранит намного сильнее. Смертельно. Хуже любой раны на груди.

И…

Я ведь должна его ненавидеть. Но не выходит. Не получается. Только острая боль, которая разрывает все внутренности…

Он уже спит, когда я вхожу в комнату с дымящимися тарелками еды.

Меньше всего мне хочется, чтобы Ален видел мои запухшие заплаканные глаза.

Есть мне совершенно не хочется. Я чувствую себя совершенно выпотрошенной. Изнеможденной.

Просто оставляю тарелки на столике и падаю рядом с ним на единственную постель. Благо, она достаточно широкая. Мы можем даже не соприкасаться.

И снова слезы кислотой обжигают глаза.

Стоит только представить, как все могло бы быть по-другому.

Только он и я. Здесь, на острове. Вдвоем. Наверное, я жизнь бы отдала за день настоящего счастья.

Но увы. Я для него — лишь средство мести. И главное не забывать об этом. Главное — не забывать…

Под шум волн проваливаюсь в тяжелый сон, в котором сознание играет со мной злые шутки. Рисуя бал и прекрасного принца в маске. Который по-настоящему меня полюбил и спас. Я даже слышу вкус его губ. Горячих. Страстных. С легким привкусом виски. Губ, он которых можно сойти с ума.

— Ал…

Шепчу, отдаваясь в их полную власть…

Ведь во сне его глаза горят настоящим чувством.

Глава 44

По всему телу проносятся волны блаженства.

Окутывают, будто тонкой ласковой вуалью и в то же время словно пронзают вспышками тока.

Вздрагиваю, резко просыпаясь и подскакивая на постели.

Но тут же оказываюсь прижата крепкой рукой.

— Ты так меня звала, gata, что я просто не мог удержаться, — доносится мне в ухо хриплый бархатный голос, тогда как его вторая рука творит что-то совершенно неописуемое с моим клитором.

— Перестань, — слабо выдыхаю.

Но мой выдох тут же переходит в сдавленный стон, когда Ал снова возвращается к моей спине.

Скользит по каждому позвонку губами, вызывая миллиард беснующихся мурашек во всем теле. Прикусывает, пронзая оглушительными вспышками. И снова трется губами.

Раздвигает уверенно пальцами мои складочки.

Боже. Даже я ощущаю, насколько они мокрые. Как дрожат под его пальцами. Как от них исходит ненасытный жар.

Они бы застонали, если бы могли. Умоляли бы о новых и новых прикосновениях. Еще и еще.

Он прижимает мой уже совсем разбухший клитор руками, прикусывая самый копчик чуть сильнее, и я уже стону в голос. Сдерживаться нет сил. Хоть и прикусила зубами подушку, еще пытаясь сопротивляться.

— Ты хочешь меня. Алиса. Признай это, — шепчет мне в спину, словно проникая словами под кожу.

Не только словами. Собой. Своим запахом. Своим дыханием.

Отравляя.

Порабощая.

Заставляя чувствовать себя бессильной перед ним.

«Ал. Ал. Ал»

Кажется, это имя выжигается внутри меня. Как клеймо. Как татуировка, которой уже не вывести.

Стискиваю зубы, чтобы молчать, но все исхожу долгой судорогой, когда его палец резко врывается в меня, с нажимом раздвигая трепещущие под ним стеночки.

— Зачем ты сопротивляешься, мммм? Gata. Это же так естественно. Так прекрасно. Мы оба этого хотим. Так зачем ты ведешь войну? С собой? Со мной? Алиссса!

Резко переворачивает меня на спину.

Нависает, заставляя смотреть прямо в глаза. Одурманенные. Желанные. Отравленные безумием, которому я снова и снова готова поддаваться, как в тот первый раз. При первом взгляде. Снова и снова пропадаю, тону в них.

— Алиссса, — его губы так низко. Прямо над моими. Почти касаются. Почти.

И мне не убежать. Не скрыться. Он все читает в моем взгляде. То, что бурлит во мне, не спрятать. Не скрыть. Черт!

— Прекрати, — нежно проводит по щеке ладонью, когда я резко сжимаю ноги, пытаясь все же вырвать тело из этого безумного плена. Не позволить ему… Но только еще сильнее сжимаю его палец внутри себя.

— Впусти меня. Алиса.

Его рот накрывает мой.

Пальцы распахиваются складки.

Я задыхаюсь.

Когда его язык тягуче медленно проводит по моим зубам. Обводит десна. Раздвигает их, плавно, неторопливо вторгаясь внутрь.

— Зачем?

Выдыхаю, тяжело дыша.

— Зачем, Ал, ты взял меня с собой на этот остров?

Это не дает мне покоя почти с самого начала.

Он в опасности. Явно ему угрожает что-то, пусть он и спокоен. Без угрозы люди не получают ранений в живот.

Ему спешно пришлось скрыться. Посреди ночи. Потому и спешил. Нужно было остаться незамеченным. Возможно, он хочет убедить в том, что погиб.

И я…

Я не представляю для него особой ценности.

Раз отец так и не связался, а война началась не из-за меня. По сути, ценности при этом раскладе я не представляю вообще никакой.

Тогда зачем?

Если он хотел взять кого-нибудь, кто бы его не выдал, готовил бы ему еду и ублажал в постели на время этого вынужденного уединения, то я точно не самая подходящая кандидатура! Куда проще было взять кого-нибудь из своих наложниц! А я и так не смогла бы сбежать из его виллы-крепости.

Так зачем?

— Я не мог тебя потерять, моя девочка.

Доносится не в губы, обжигая кислотой. Парализуя.

— Ты ведь все равно не отступишь, верно? Не оставишь меня в покое, пока не добьешься своего, да? И сколько бы я ни просила, ты все равно не услышишь, что я не хочу этого?

— Конечно, gata. Потому что твое тело откликается так, что едва ли не звенит от желания. И это сводит меня с ума. Ты сводишь.

Глава 45

— Хорошо, — тихо выдыхаю, сжимаю кулаки. — Хорошо, Ал. Ты победил. Я отдамся. Стану твоей.

— Уверена?

Его напор куда-то вдруг пропадает.

Резко обхватывает мой подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза.

Скользит по лицу напряженным взглядом.

Пробирает насквозь им. Бросает в такой жар, что я вся становлюсь мокрой от пота. Как после сауны.

Как будто для него мое согласие и правда важно. На миг так кажется. На миг это полыхает в его пронзительном, тяжелом, неистовом взгляде.

— Мне же некуда деваться, — шепчу, пожимая плечами.

— Некуда, — подтверждает, кивая головой.

— И ты сам сказал. Мое тело откликается на твое. А, значит, глупо сопротивляться. Самой себе.

Прикрываю глаза, облизывая губы.

Черт!

Если бы это только не было и в самом деле правдой! Если бы эта война была только против него! Но нет. Этот дьявол, проклятый дьявол успел таки пробраться. Глубже тела. Под кожу. Внутрь. Под ребра. В самое сердце!

И, сколько бы я не убеждалась, что я для него просто блажь, а все равно. Сопротивляясь ему я больше борюсь сама с собой.

И от этого больно.

Дико безумно больно.

— Только пусть все будет по-моему, — выдыхаю. — Я… Я хочу все сделать сама. Так, как я хочу.

— Надо же?

Черные глаза полыхают отблесками дьявольского пламени. — И как ты хочешь, моя кошка?

Руки обхватывают мое тело, дергая на себя.

Его губы начинают жалить мою шею.

— Не так, — выворачиваюсь и он, на удивление, отпускает. — Ложись на спину.

— Даже так?

Черные густые брови взлетают вверх.

— Так и знал. В тебе такая страсть, gata. Даже не сомневался, что ты захочешь быть наездницей. Моя амазонка.

Северов послушно укладывается на спину, раскидывая руки в стороны.

— Пусть все будет сегодня так, как я хочу, — шепчу, опускаясь губами по его груди.

Захлебываюсь его вкусом. Его запахом. С ума схожу.

Его грудь вздымается так неистово, так реагирует на каждое прикосновение, что меня и саму бросает в дрожь. Колотит.

Дурманит.

Между ног разжигается самое настоящее пламя. Там так мокро, что самой становится стыдно.

Черт!

Еще немного, и я правда, как дикая голодная кошка, начну прямо-таки тереться об него!

Почему разум не способен сопротивляться этому безумному влечению?

Его вкус пропитывает меня насквозь. Все рецепторы рта словно прошибает током. Опьяняет.

И я скольжу.

Все ниже и ниже.

К напряженным кубикам пресса. Стальным. Твердым, как камень.

Шумно сглатываю, чувствуя, как в подбородок упирается его такой же каменный член.

Рот сам по себе наполняется вдруг слюной.

А я не могу остановиться.

Уже не просто прикасаюсь губами.

Скольжу языком по его влажной коже.

Насытиться не могу…

Gata, — рвано выдыхает Северов с хриплым свистом.

Его рука обхватывает мой затылок.

Дергает вниз, к самому члену.

Так, что на глазах выступают слезы.

А еще…

Еще перед ними встает та картинка. Когда он вот так дергал голову одной из своих наложниц, натягивая, нанизывая на свой член.

Черт! Как же я ненавижу тебя, Ал Северов! Так, что раскромсать на куски сейчас готова!

Ненавижу!

— Нет, Ал.

Шепчу, поднимая голову. Преодолеваю силу тянущей меня вниз руки. Смотрю прямо в глаза. Уже помутневшие. Задурманенные таким острым голодом, что меня пронзает, словно ударом внизу живота.

— Не так. Ты обещал. Что все будет по-моему.

Снова выдыхает со свистом, резко одергивая руку.

— Нет. Я хочу, чтобы все было в моей власти. Хочу тебя приковать.

— Тебе нравятся такие игры?

Руки дрожат от его хриплого голоса. Нетерпеливого. Жадного. И так вижу, что он еле сдерживается, чтобы держать руки при себе. Даже уголки губ у Северова подрагивают.

— Ты же сказал, что будет по-моему.

— Ладно.

Ал вытягивает руки вверх.

Тянусь за наручниками, которыми он приковывал меня. Ключ тут же. Рядом с кроватью. На тумбочке.

В стене над кроватью широкая металлическая планка с кольцами.

Видно, что такие игрища для Северова не в новинку. Не зря меня еще на яхте приковывал.

Поднимаюсь над ним, чтобы приковать, но его руки обхватывают мое тело.

— Алисссса, — сжимает.

Дергает к своей груди.

Заставляет тереться об нее твердыми, как камушки, заострившимися сосками, вырывая из самой груди громкий стон.

— Ты сводишь с ума. Ты знаешь?

Впивается в мой рот жадным поцелуем. Толкается языком так жадно, что я обессиленно стону.

Позвоночник изгибается дугой, когда резко распахивает мои бедра, усаживая на себя.

Держит на весу, касаясь огромной, давящей головкой у самого входа.

И внутри все вжимается. Стенки начинает сводить судорогой, когда она пульсирует и дергается, жадно, нетерпеливо, прямо у моего естества.

— Ал… Ты обещал…

Выдыхаю прямо в его ненасытный рот.

— Ты безумие, детка. Мое совершенное безумие, — хрипло выдыхает мне прямо в горло.

Кажется, он не остановится.

Слишком безумны сейчас его глаза. Переполнены жаждой. Ненасытностью. Черным пороком, срывающим весь разум, все тормоза.

Но вдруг резко отпускает меня. Поднимает руки вверх, к самой планке.

А я…

Я просто падаю на его огромное тело, чувствуя, как тело прошибает крупной дрожью Задыхаюсь. Дрожу, слыша и его жадное дыхание.

Еле заставляю себя приподняться.

Усаживаюсь прямо на живот, раздвинув ноги.

Мы стонем в унисон, когда я касаюсь мокрой, раскаленной плотью к его горячему напряженному животу.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Это безумие. Самое настоящее.

— Давай девочка. Или я не смогу дождаться, — глухо хрипит Ал, и я дрожащими руками захлопываю браслеты на его запястьях. Чуть не роняю ключ.

Снова медленно спускаюсь вниз, скользя губами по его шее. По груди. К животу. По густой черной дорожке волос. Чувствуя, как нетерпеливо дергается под моими прикосновениями его мощное тело. Как оно вибрирует. Дрожит.

Обхватываю рукой его огромный ствол у самого основания.

Рассматриваю.

Вдыхаю пряный, острый, мускусный запах, чувствуя, как кружится голова.

Поднимаю взгляд.

С лихорадочным безумием смотрю, как Ал прикрывает глаза. Как его лицо сводит судорогой, словно от мучения.

Наклоняюсь над огромной разбухшей красной головкой.

Медленно слизываю вязкую каплю, выступившую на ней.

И снова сердце заходится, когда слышу его хриплый стон.

— Ты убиваешь меня, gata, — хрипит Ал, когда я медленно вбираю огромную головку в рот, обхватив губами так плотно, как могу.

В голове проносится безумная мысль о том, как это помещалось во рту у его «массажистки».

Он невозможно огромен.

Даже от того, что я вбираю в рот его головку, начинает саднить челюсть. Рукой я могу обхватить его ширину только наполовину.

Он бы меня порвал. Разодрал бы на ошметки, если бы вошел внутрь!

Но даже эта мысль не отрезвляет.

Совершенно одурманенная его страстью, его вкусом, его запахом и дрожью, всасываю в себя головку его члена. Так сильно, как могу. Не забывая давить губами, сжимать рукой у самого основания.

Черт.

Что я делаю?

Пора остановиться. Пора!

— Сильнее, крошка, — хрипит Ал.

И я сжимаю его член рукой со всей дури.

Он резко дергает бедрами, почти вколачиваясь в мой рот. Почти разрывая губы.

И мощный рвотный спазм отрезвляет.

Заставляет вспомнить, зачем и ради чего я все это затеяла.

Спрыгиваю с кровати.

Хватаю с тумбочки футболку и со всех ног бегу прочь.

— Прощай, Ал Северов! Надеюсь, тебя кто-нибудь отыщет здесь прежде, чем ты подохнешь от голода, прикованный к месту своих извращенных игрищ!

Кричу на бегу, чувствуя, как безумно колотится сердце.

Только почему вместо рассерженного яростного рева я слышу его раскатистый громкий смех?

Глава 46

Ал.

Пиздец.

Она меня сделала.

Дикая, страстная, сумасшедшая моя кошка.

Я ведь даже поверил, что малышка таки сдалась. Перестала корчить из себя недотрогу.

В первый раз в жизни позволил, чтобы все шло не по-моему.

Повелся. Я! Охренеть!

Резко дергаю руками, вырывая из стены металлическую пластину. Отшвыриваю наручники.

Вылетаю наружу.

— Gata.

Ловлю ее на берегу у самой яхты.

Резко хватаю за шею, дергая на себя.

— Ты еще не поняла? Ты можешь зайти лишь настолько далеко, насколько я сам тебе позволю.

Впитываю глазами ее ужас и недоумение.

Буквально чувствую, как у малышки подкашиваются ноги. Как она обмякает под моими руками.

Хочется ударить. Дать по лицу. Наотмашь.

— Ты не сбежишь. Ты не умеешь управлять яхтой. И не сможешь. Куда ты, на хрен, собралась? В открытое море? Чтобы там сдохнуть?

Сжимаю шею еще сильнее.

Блядь.

И все равно так ее хочу, что яйца выламывает. Скручивает узлом. Ведьма. Чертова ведьма.

Черт знает, за каким хером вообще взял на остров!

Место, с одной стороны, тайное. Вообще почти никто не знает о том, что место такое у меня есть. И не должен знать. Никто. Тем более, это девчонка! Дочь врага. Тому, кому я собираюсь мстить.

Ведь гарантия того, что как раз она-то и будет держать об этом язык за зубами может быть только одна. Отрезать ей язык. В любом другом случае эта чертовка по всем раскладам сдаст меня с потрохами. И, блядь, тут не могу ее не понять!

Только когда после пули в себя пришел, ее лицо так и стояло перед глазами.

Глазища ее невозможные. Ведьмачьи.

С Алонсо говорил, а будто запах ее чувствовал.

Одного хотел. Прижать к себе. Зарыться в густые черные волосы. И брать.

Брать, блядь. Снова и снова. До искр у нее между ногами. Пока член на хрен в кровь не сотру.

Прямо физически ее нежную кожу на руках ощущал.

И руки горели от того, что к ней прикасался.

Не думал даже.

Специально за ней на виллу вернулся. Хоть надо было вылетать сразу, с места. И показываться на вилле тому, кто решил для всех стать на несколько дней трупом, было самым идиотским поступком в моей жизни.

Но, блядь.

Почему-то прямо резь под ребрами начиналась, как думал о том, что эти несколько дней ее не увижу. Не прикоснусь.

Конечно, вилла моя — та еще крепость.

Хрен кто нападет. Черта с два доберется.

И сбежать девчонке оттуда нереально. Каждый сантиметр на ладони, под охраной. Уж точно покруче, чем дом ее папаши-урода!

Но от мысли, что вдруг нападут, что она пострадает, сами собой сжимались кулаки.

Я. Не мог. Ее оставить. Не мог. Ее потерять.

Это словно дурман.

Эта одна, единственная лихорадочная мысль, что пульсом билась у меня в мозгах.

После того, как на наш центр и склад напали, я понимал. Зайти могут еще дальше. И даже тогда. Пока Алонсо меня штопал. Единственное, о чем думал, как бы крыса, что нам сдала, не оказалась на вилле. Как бы девчонке вреда никто не причинил.

Сжимаю руку в кулак. До хруста.

Мог бы так же сейчас и шейку ее сдавить. Чтоб позвонки захрустели.

— От меня не сбегают gata. Ты еще не поняла?

Блядь.

Я же ее не кошмарил.

Не принуждал.

Хотя мог. Тысячу раз мог.

Парням своим вышвырнуть. Охране. Мог заставить опуститься на колени и отсасывать.

Но я с ней, как с вазой, блядь хрустальной! Даже с любовницами у меня, блядь, столько терпения не было, как с этой дикой кошкой!

Разве я с ней обращался, как с пленницей? Нет, блядь. Почти как с королевой. То, что она себе позволила, как себя вела, не позволял в жизни никому!

— И что ты теперь сделаешь?

Задыхается. Боится. Но бешенно, яростно сверкает глазами.

— Будешь избивать? Насиловать? Морить голодом? Прикуешь наручниками? И будешь трахать?

— Да. Твою мать, Алиса. Ты …

Зашвыриваю в дом. Так, что она почти отлетает к стенке.

— Ну? Что я? Что? Хрупкая женщина? Твой настоящий враг, да? Враг, Ал? Или ты просто любишь отыгрываться на слабых и беззащитных?

Охренеть.

Вот нашлась беззащитная!

Да она из меня только что веревки не вьет! Совсем мозги заполонила. Задурманила, чертова девка!

— Алиссса! — шиплю, нависая на ее лицом.

Впечатываю кулак в стену прямо над ее головой, второй рукой снова обхватывая за шею.

— Разве. Я. Причинил тебе вред? Хоть раз?

Я разъярен. По-настоящему. Еще никому и никогда не удавалось вывести меня из себя! Но у нее это выходит со страшной регулярностью! Чертова ведьма!

— Отойди, Ал Северов.

Ее глаза полыхают такой же яростью Уж точно, не меньшей.

А мне в живот, прямо в самую повязку, упирается холодный металл.

Даже смешно.

Запрокидываю голову, начинаю хохотать, когда слышу резкий щелчок предохранителя.

Даже не думал, что девчонка на такое способна! Так и оставил ствол на тумбе у стены, к которой ее в ярости отшвырнул.

И ведь успела. Заметила. Схватила.

— Отойди. Отпусти меня. Иначе я тебя просто пристрелю. Я не хочу этого, Ал. Не хочу. Хотя могла бы сразу. Еще раньше. Когда ты дал себя приковать. Но ты… Ты не оставляешь мне выбора.

— Так давай, — сверлю ее глазами, превращаясь в ледяной металл.

— Давай, крошка. Выстрели. Смотри мне в глаза и стреляй. Думаешь, это так легко? Застрелить человека, глядя ему в лицо? Посмотрим, хватит на это у тебя смелости.

Отступаю на шаг.

Пусть принимает решение.

Пусть почувствует свою власть, как и хотела.

Черт.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Скрутить ее раз плюнуть.

Но мне, блядь, интересно, как далеко она способна зайти.

И…

Если выстрелит, но у меня будут развязаны руки.

Больше нежничать с дикой кошкой не будет ни одной причины. Хотя… Походу, после этого их и так больше нет.

Ее глаза слишком горят безумием.

Ведь может и стрельнуть. Реально. Кажется, малышка ни хрена себе сейчас ни в чем не отдает отчета.

И я — такой же безумец, даже еще хуже. Если позволяю себе просто стоять под ее прицелом.

Глава 47

— Черт бы тебя побрал, Ал Северов!

Трясущейся рукой отшвыривает пистолет на пол.

— Черт бы тебя побрал! Чтоб ты горел в аду! В самых страшных муках чтоб корчился!

— Ну вот и все, — подхватываю на руки. Ее тело бьет крупной дрожью. — Вот и все, Алиса. Наигрались.

Защелкиваю браслет наручника, приковывая ее к балке в изголовье кровати.

— Перестань бегать. Я же сказал. Это бесполезно. И бессмысленно. Остров опасен. А яхту я отгоню, чтобы у тебя больше не было искушения.

Она лежит с закрытыми глазами, сжавшись в комочек, когда возвращаюсь.

Такая маленькая.

Такая хрупкая.

С этими разметавшимися волосами. С слезинками у самых глаз.

Блядь.

Я таки кажется перегнул.

Девчонка пережила слишком до хрена.

Похищение.

Ее отец-мудак, что даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти дочь.

Блядь. Я бы землю перевернул. На хрен бы все на пути поотстреливал. Горло бы перегрыз.

А мудак затаился. Будто его и не касается.

Хреново ей, наверное.

— Тсссссс, — прижимаю к себе, ложась рядом еще сильнее, когда дергается от прикосновения.

— Алиса. Я серьезно, — смахиваю слезинку с лица. — Я не хочу, чтобы ты пострадала. На острове опасно, я ведь не лгал. С яхтой ты не справишься. И я… Я, блядь, не хочу, чтобы ты все время здесь провела в наручниках. Сказал. Вреда тебе — не причиню. Я обещаю. Ну?

Отстегиваю руку, разминаю.

Снова прижимаю к себе дрожащее тело.

— Алиса. Я правда хочу по-хорошему. Давай только без глупостей, ладно? Успокойся. И нам обоим нужно поспать.

Да. У меня крышу рвет от этой девчонки. Во всех смыслах.

Но я и правда не собираюсь ее трогать. Не сейчас, когда она напугана до трясучки.

Ей нужно время.

И я готов ей его дать.

Готов.

Потому что уже не представляю себе, что она не будет моей. Будет.

До хруста сжимаю кулак, заставляя себя сдерживаться.

Не трогать ее. Не ласкать. Не прижимать к себе слишком сильно.

Осторожно, даже нежно поглаживаю ее плечи спину.

— Я не причиню тебе вреда, — шепчу в затылок. В волосы. Чувствуя, как ее тело потихоньку расслабляется. Дыхание становится спокойным. Она засыпает. И только тогда позволяю себе скользнуть губами по ее виску.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 48

Алиса.

Я проваливаюсь в тяжелый, муторный, больной на голову и идиотский сон.

В этом сне только руки Ала.

Гладят. Дурманят. Сводят с ума и не дают покоя.

Они заставляют кожу гореть.

До искр из глаз.

До тянущего безумия между ног. Во всем теле.

Его бархатный, низкий, с легкой хрипотцой голос забивается прямо внутрь.

Он под кожей. Он в крови. Он отравляет. Дьявольски. Как самая тяжелая, самая страшная наркотическая инъекция.

Он. Он. Он.

Везде.

И я захлебываюсь им.

Это ураган. Это лавина, которая смывает с меня все. Сбивает, просто сносит с ног.

Не дает возможности сопротивляться. Заставляет гореть.

Желать большего. И большего. И большего.

Сойти с ума и раствориться в нем. Взорваться, мучительно изнемогая под его жгучими, горячими прикосновениями. Раствориться и умереть. Наполниться им до предела и взрываться снова и снова, в дикой, безумной бешеной трясучке сплетаясь с ним. Обвивая руками и ногами. Всхлипывая, принимая его поцелуи.

Жадные. Нежные. Горячие.

Властные и неторопливые.

Какими бы они ни были. Разными. Неизменно лишь одно.

Им хочется отдаться. Захлебнуться. Раствориться в его руках. Умереть.

Нет.

Это не тот Ал, что выкрал меня. Не тот, который угрожал, грозно вспыхивая глазами, пуская молнии.

Не тот, кто придавливал горящим полыхающим взглядом к земле.

Не враг, который хочет только надругаться. После того, как поработит меня и мое тело, возьмет свое.

Ядовито отомстит моему отцу. Просто ради того, чтобы поставить того на место.

Не тот.

Передо мной, несмотря ни на что, в подсознании все тот же незнакомец с бала.

Который сразу. Напрочь. Прожег одни-единственным взглядом. Выбил всю почву из-под ног. Пригвоздил в самое сердце.

И я должна сопротивляться. Должна.

Вытеснить из собственного сознания этот образ удивительного сказочного принца. Волшебства, которое опьянило, заставило меня гореть, а по всему телу разноситься ярким вспышкам.

Я. Должна. Видеть его и всю ситуацию трезво.

Понимать, что объятия, которые сжимают меня прямо сейчас своим жаром — это руки врага.

Который безжалостно уничтожит. Убьет. Выломает все, что есть в моем теле и душе. Придушит.

Только прежде напрочь. Полностью. Окончательно и бесповоротно растопчет меня. До смерти.

Ведь мое сердце, сколько бы я ни сопротивлялась, а отдано ему. И клещами не могу его оттуда выдрать! Не могу! А тело…

Тело сходит с ума. Оно отдается ему. Полностью. Без остатка. Лживым, ненастоящим ласкам. Просто обыкновенному умелому мастерству, Алиса. Не более. И надо. Очень надо не забывать об этом!

Осторожно открываю глаза.

Это проклятый чертов дьявол вполне может и не спать. Только обманывать.

Раз даже не приковал меня для разнообразия своими наручниками.

Не удивлюсь, если он вообще никогда не спит, и один из его глаз всегда остается открытым.

Осторожно поворачиваюсь, намеренно что-то бормоча. Я должна проверить. Проверить его реакцию.

Горячие руки душат. Его объятия, в которых Ал Северов оплетает меня ногами и руками заставляют сердце колотиться, как бешенное.

Как любовник. Как любимый мужчина.

С этой чертовой эрекцией, что упирается в меня. И будоражит до одури. Заставляет всхлипнуть и застонать уже по-настоящему.

Ничего не могу с собой поделать!

Тихо, осторожно, провожу пальцами, самыми кончиками по напряженному плечу. По тут же забугрившимся и заигравшими под моими касаниями мышцам. По венам, что оплетают руки, как самые настоящие канаты.

Он идеален. Совершенно, ослепительно идеален. Самим дьяволом наделен просто нечеловеческой мужской красотой.

Провожу пальцами по идеально вылепленным чувственным губам.

И тут же съеживаюсь, чувствуя, как в дыхании Северова прорывается легкий хрип, чуть слышное рычание.

Не открывая глаз, резко дергает меня на себя.

Впечатывает в могучее тело. Почти вбивается в самую сердцевину дернувшимся членом.

Сжимаюсь.

Но тут же выдыхаю.

Он расслаблен. Он спит. Его расслабленное лицо сейчас выглядит, как лицо ангела. Ангела, выползшего из самых недр ада. Главное не забывать об этом.

И все равно. Не могу остановиться. Рассматриваю эту чертову повязку у него на животе.

Что с ним случилось? Что под ней?

Пусть он враг. А тревога почему-то все равно меня сжигает. Пожирает. Я бы хотела знать. Насколько все серьезно. Хотела бы иметь право спросить. И, может быть, даже перевязать его раны.

Черт!

Я снова вылетаю из реальности! Очнись, Алиса! Очнись!

Он не друг. Не любовник. Не твой мужчина.

Он просто враг, от которого я должна сбежать, если хочу выжить!

Слышу, как за дверью начинают барабанить крупные капли дождя.

Он отогнал яхту. Значит, все-таки понимает, что я смогу с ней справится. Черт. На яхте же должны быть какие-то навигаторы. Ну, или что-то вроде того!

Как-нибудь заведу. Как-нибудь справлюсь.

Если попаду в открытое море, то меня могут спасти. Подобрать.

А что?

Женщина без документов. Спасут. А там… Там совсем не обязательно говорить, кто я и откуда.

Как-нибудь выберусь.

В конце концов, все равно лучше, чем быть рядом с этим зверем. Найду со временем какую-то работу. Ну. Не приведут же меня сразу к Северову обратно!

Может, он даже оказал мне услугу. Все-таки вырвал от отца. А сейчас. Сейчас, на чужой территории, в другой стране мне будет даже проще!

Сбежать. Слиться с толпой. И забыть обо всем, как о страшном сне.

Да!

Кажется, эта моя единственная возможность выжить. И жить. Жить, черт возьми, нормально!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Спасибо, Ал. Ты все же мне помог, — шепчу прямо в его чувственные, красивые губы.

Не могу оторваться.

Глаза сами по себе прикрываются, когда ощущая их жар и вкус. Тело помнит. Все помнит.

Какими властными они умеют быть.

Как вышибают все дыхание, с силой впиваясь. Выбивают дух.

Но ты… Ты не мой герой. Не прекрасный принц, в которого я так неосторожно влюбилась. Нет.

Аккуратно выскакиваю из его стальных рук.

Натягиваю очередную футболку из сваленной прямо на тумбочке стопки.

Пробираюсь осторожно вон из хижины.

Хорошо, что пошел дождь. Сумею замести следы. Да и Ал, возможно, теперь не проснется. Дождь убаюкивает, а громкий стук капель не позволит услышать, что рядом нет моего дыхания…

Глава 49

Несусь со всех ног. Яхту он отгонял куда-то право. Значит, туда. Там буду искать.

Черт!

Наверное, надо было о чем-то подумать. Провизия. Или какой-нибудь нож, но…

Думать поздно. Возвращаться не вариант. Надеюсь, на яхте обнаружится все, что мне нужно!

Хорошо, что дождь теплый.

Но проходит, кажется, целая вечность, а у меня зуб на зуб не попадает.

Все казалось так просто. Выглядело совсем несложно!

Море. Просто небольшой островок. И яхта, которая, как мне казалось, должна обнаружиться минут через пять.

Но нет!

Нет!

Я уже целую вечность пробираюсь по каким-то мерзким зарослям.

Ноги проваливаются. Буквально утопаю в мокром зыбком песке.

Вся трясусь.

Где-то рядом слышны странные покряхивания и легкий вой.

Черт!

Я понятия не имею, что это за остров! Кто на нем может водиться? Что растет?

Эти мерзкие растения оцарапали мне уже все плечи!

Но он же врал. Врал, когда говорил, что остров опасен! Что растения здесь могут быть ядовиты. А еще про животных, с которыми бы лучше не встречаться.

Ну конечно, врал!

Кто бы в здравом уме сделал опасный остров своим убежищем от другой опасности?

Ал. Ал Северов. Больной на всю голову дьявол, — понимаю, когда замираю, как вкопанная.

Раздается шипение и на меня смотрят светящиеся в кромешной темноте желтые глаза.

В темноте кольцами скручивается огромный чешуйчатый хвост.

Мамочки!

Я замираю.

Что я знаю про змей?

Кажется, нужно не двигаться. Тогда она не набросится на человека!

Но…

Паника ледяными иголками вонзается в кожу. Под ногти. Корежит, заставляя судорожно, со свистом вдохнуть.

Их больше.

К одной подползает другая.

Третья. Еще одна. И еще.

Боже! Да их тут целый клубок!

И…

Насколько я знаю, если змея переполнена ядом, она обязательно укусит! Выплеснет свою отраву в тебя!

— Я… Я здесь случайно… Я не к вам…

Медленно вытягиваю руки, начиная осторожно пятиться.

В ответ получаю шипение от которого в венах стынет кровь.

И…

Черт! Настоящее. Злобное. Громкое. Угрожающее рычание!

Черная тень просто приземляется позади шипящих змей.

Огромная. Невероятно огромная. Точно больше моего роста. Наверное, даже в несколько раз!

Синие глаза, как сапфиры, вспыхивают в темноте, ослепляя. Хищно. Плотоядно. Видно, что уже определила во мне добычу.

Скалятся белоснежные. Очень. Очень большие и крепкие зубы в оскале.

С рычанием, которое продирает насквозь. Заставляет остановиться сердце и застыть внутри кровь.

Это пантера. Огромная. Огромная, мать его, дикая пантера!

И что я должна сделать? Замереть? Дождаться, пока они подерутся, начав делить свою добычу?

Прикинуться статуей?

Может, так и надо. Замереть. Как возле собаки.

Я понятия не имею, что делать, когда тебе дорогу преграждает пантера!

Но инстинкт срабатывает без моих мыслей.

Я просто разворачиваюсь и несусь назад. Прочь. Со всех ног. Чувствуя, как выбивает из меня последнее дыхание. Как выжигает, расплавляется последний воздух из легких.

Под ногами нещадно трещат ветки, впиваясь в голые стопы.

Черт. Кровь. Кровь только распалит дикое животное, — проносится на дальнем плане сознания.

И я кубарем слетаю в какую-то огромную яму.

Падаю на спину, чувствуя, как будто у меня сломаны все ребра.

С ужасом поднимаю глаза вверх.

Отсюда не выбраться. Без посторонней помощи, так точно. Отсюда можно вытащить только на веревках. Бульдозером!

Я бежала целую вечность.

Но для них, похоже, это вообще не расстояние.

Потому что…

На краю проклятой ямы, они все уже в сборе.

Огромные змеи шипят, глядя на меня. И рядом она. Прямо сбоку.

Рычит, нагнувшись, как для прыжка и оскалив вспышкой белоснежные острые зубы.

Я. Пропала.

Может, лучше и не вставать? Закрыть глаза и даже не раскрывать их.

Так и валяться в этой яме. Пробиваясь огромными тяжелыми каплями дождя. Пока меня будут жрать. Выхода нет все равно. Все равно!

Наверное, в таких случаях надо молиться. Просить Бога и Ангелов тебя спасти. Или просто задержать дыхание.

Умереть самой. Не дожидаясь, когда тебя накачают смертельным ядом, а после хищные челюсти сомкнуться на тебе. Переламывая твои кости в фарш. Наверное. И лучше закрыть глаза, чтобы не видеть этого кошмара.

Но я только смотрю на тварей, которые надо мной.

Распахнутыми от ужаса и шока глазами.

— Ал. Твою мать, Ал, — шепчу онемевшими губами, кусая их до крови.

— Найди меня. И я обещаю, что никогда больше не сбегу.

И слезы смешиваются с дождем, который захлестывает уже сплошной стеной. А песок под моим телом превращается в всасывающее меня в себя болото.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 50

Ал.

Я просыпаюсь, как от удара.

Как, на хрен, от пули, которая прошибает прямо в мозг и заставляет моментально взметнуться. Подскочить над кроватью.

Рефлекторно сжимаю руки, понимая, что тупо ловлю пустоту. Прижимаю их со всей дури к собственному телу.

Твою мать.

Куда опять делась это несносная девчонка?

Дикая. Необузданная.

Что? Дал глоток свободы, и она унеслась! Только куда?

И почему, на хрен, у меня сейчас нет ни одной мысли о том, что девчонка просто решила сходить в туалет или освежиться?

Ни хера.

Совсем, на хрен, не тот случай.

Хватаю кривой нож и пистолет.

Кто его знает, куда могла забраться.

— Алиса!

Ору, буквально выносясь за стены дома. Чуть не вырываю на хрен дверь из петель.

Но ни хрена.

Начался тропический ливень.

Барабанит так, что самого оглушает.

Собственный крик тонет в его раскатах.

Куда? На хер? Она? Могла, мать ее деться?

Идиотка.

Я найду. Я найду и разорву чертову девку к чертям собачьим!

Но сейчас мне остается только действовать на инстинктах. Довериться тому самому чутью, что еще никогда, ни разу не подводило. Перестать думать. И сжимать кулаки, яростно представляя себе, как между ними оказывается ее непослушная тонкая шейка!

Только положиться на ноги. И пусть несут. Пусть несут меня сами.

А потом. Потом я буду убивать.

Алиса.

И он появляется.

Выныривает прямо из темноты.

Огромный. Черная фигура на черном фоне.

Застилает собой все. Даже огромное тело хищника, что уже почти совершил свой прыжок. Прямо ко мне. В яму. В пропасть.

Или это просто галлюцинация?

Распахиваю глаза.

Нет.

Это он.

Дикий, как ангел смерти или дьявольский каратель.

В темноте мерцает смуглое лицо. Даже отсюда вижу, как судорожно сжаты челюсти. Как злобно играют желваки на смертельно красивом лице.

Черт.

Вся сжимаюсь. Руки зажимают грудную клетку, чтобы из нее не выскочило сейчас сердце.

Потому что отвратительные гады больше не шипят, замерев. Неееет. Они все. Своим поганым клубком. Целой проклятой сворой просто бросаются на Ала.

Его нож сверкает ослепительной вспышкой.

Слышу одурительное. Оглушительное шипение.

Они просто летят. Бросаются. Наваливаются на него клубком.

И только лезвие ножа рассекает воздух вокруг его огромного тела на какой-то запредельной скорости.

И я проваливаюсь. Меня окончательно охватывает темнота.

Последнее, что вижу перед глазами, — вспышки острой стали его ножа. Все. Конец. Блаженство.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 51

— Твою мать, Алиса!

Глаза сами по себе распахивается. Меня подбрасывает над жижей всем телом.

Его хриплый голос.

Убивает.

Бьет по мозгам. По каждой клетке. По всем нервным окончанием. Как будто пучков оголенных проводов лупит.

Со шлепком Ал приземляется прямо надо мной.

Яростный. Невероятно злобный.

Глаза мерцают раздирающей злостью. Убивающей яростью.

Белая повязка в багровых каплях крови. Ноздри раздуваются так, что меня сейчас взорвет.

Он страшнее. Вот сейчас он страшнее всего на свете. Всех самых страшных хищников мира!

Судорожно пытаюсь отползти назад. Впиваюсь руками в вязкую жижу, тут же проваливаясь.

Не могу. Не могу даже сдвинуться с мета.

— Я убью тебя. Я просто. Тебя. Убью.

Он хватает за горло.

Яростно дышит, вздергивая меня наверх. Как пылинку.

И в один миг. Обрушивается на меня со всей своей дикой, безудержной яростью.

Впивается крепкими горячими, каменно твердыми губами. Размазывая по себе. Толкаясь языком внутрь до самого горла. Выбивая последнее дыхание.

Убивая. Клеймя. Вышибая дух.

И в миг кровь, что уже заледенела внутри, вдруг закипает. Начинает бурлить так, словно ее подожгли.

На кончиках пальцев. В ногтях. Взрывом. Сумасшедшим выплеском кипения.

Кажется, я слышу. Я чувствую, как она вскипает и сворачивается.

Вспышками, огнем проносится по венам. Превращается в расплавленный металл, что взрывает меня на части.

Впиваюсь в его волосы. Рву. Выдираю клочья.

Трясусь, от нового рывка, который впечатывает меня в каменную, раздирающую мне все ребра, грудь.

Мы просто валимся. Валимся в эту чертову расплывающуюся под нашими телами жижу.

Я обхватываю его бедра ногами. Обвиваю. Забираю в стальной капкан.

Не замечая, не понимая, что делаю.

Притягиваю к себе за волосы и за бедра со всей дури. Со всей силы, которая взметнулась во мне вдруг. Которой я никогда в себе не чувствовала. Не подозревала.

Тяну на себя, сжимаю и отталкиваю.

Вжимаюсь, ударяясь зубами о его зубы. До крови. До чертовых искр и сполохов из глаз.

Извиваюсь. Впечатываюсь в грудь и ненавижу.

Ору в его рот какие-то проклятия и набрасываюсь сама. Бешено, неудержимо, одержимо схлестываюсь с его языком снова и снова.

И каждый толчок — удар. И каждый удар — это вылет сердца. Громко. Со стуком. Навылет. На полный. Полный разнос.

— Дикая, — ревет, срывая с меня ошметки грязной, перепачканной вязкой трясиной футболки.

С ревом растирает мои соски, чтобы тут же впиться в них зубами. Он кусает. Дерет.

Всасывает, раскалывая меня на ошметки, как только что тряпку.

И я ору. Извиваюсь. Луплю по лицу и тут же, как одержимая, снова притягиваю его к себе.

Обжигающие руки подхватываю мои бедра. Стальными тисками. До боли. До синяков.

Но и я сжимаю его бедра еще сильнее. Так, что мои ноги скоро просто начнут трещать.

Рывком на себя.

Не нежно. Жадно. Одержимо. Жестко. Рвано.

Он заполняет меня одним толчком. Входит на максимум, жестко раздирая мои бедра.

Полыхает яростным взглядом.

Лупит меня, играя желваками, сжитыми челюстями сильнее, чем огромным, мощным членом, что врывается в меня одним толчком.

Вспышка. Безумная, безудержная вспышка ослепляет.

Бьет наповал. Лупит по мне. Раздирает. Раскалывает грудь.

Я задыхаюсь. Я извиваюсь так, как будто мой позвоночник просто пружина. В котором нет костей. Нет ничего.

Еще. Еще. Еще.

Еще один толчок, которым сама бьюсь о его бедра. Злее. Яростней. Безумнее.

До новых вспышек. До еще большего ослепления перед глазами.

Снова и снова. И снова.

Он переполнил меня. Врезался. Раскромсал на части.

Но я снова и снова дергаю его на себя.

Я хочу его всего. Яростно. Неумолимо. Как будто бы умру, если остановится. Как будто бы убью его, если не почувствую нового удара, еще более яростного мощного толчка у себя внутри.

Я насаживаюсь. Толкаюсь прямо в него. На бешеной скорости. Снова и снова кусая перекошенные губы Ала. Кусая. Набрасываясь. Пожирая. Еще. Еще. Еще.

До самой невозможной. Самой яркой. Самой болезненной вспышки, которая бьет по глазами. Ослепляет навечно. Окончательно.

Безумной, выламывающей меня насквозь судорогой, проносится по всему телу.

Кричу. Я кричу так, что больше не слышно оглушительно лупящего дождя. И мой дикий ор сливается с его рычанием. Его таким же одержимым воплем.

И падаю. Падаю вниз. Проваливаюсь.

Чувствуя, как бесконечными, яростными толчками заполняет все мое естество горячая влага.

Как руки безвольно падают вдоль тела, тут же погрязая в вязкой ледяной жиже.

Вся обмякаю. Вся умираю. И словно парю над землей.

Если это смерть, то именно такой она и должна быть. Такой. От Ала.

А это именно она. Смерть. Потому что ничем другим это быть не может.

Глава 52

— Уйди, gata, — тихий, чуть усталый хриплый голос выводит меня из небытия.

Медленно, словно на них миллиард гирь, едва приоткрываю ресницы.

И тут же вспышкой. Его глаза. Прямо над моими.

Светящиеся до слез. Прорезающие своим мерцанием.

Обжигающие так сильно, что только тихо стону.

По всему телу вмиг проносится вспышка. Поток огня. И он ослепляет еще сильнее.

— Ты сейчас меня гонишь?

Еле ворочаю языком.

Безразлично. Сил нет. Их все будто вышибли меня мощным ударом.

И пусть глаза закрыты.

Перед ними все равно Ал.

Лежащий на мне.

Прижавшийся лбом к моему.

Из переплетенных, скрученных в полном хаосе черных волос мне на лоб льется дождь. Заливает глаза. Заливает все лицо. Намертво.

И…

Стоп!

Новая вспышка.

Что? Это? Было, черт возьми?

Нет. Этого не может. Просто не может быть!

Судорожно дергаюсь под его крепким. Мощным. Придавливающему меня к земле телом.

Распахиваю глаза так, что они до рези вызывают новую вспышку слез. Чуть не лопаются глазницы.

В его спину. В плечо. Толкается черная морда!

Черная морда того самого хищника, что на меня скалился!

— Ал…

Выдыхаю в его по — прежнему перекошенные губы. Трясусь всем телом, судорожно пытаюсь вывернуться из-под него.

— Ал!

— Да, — хрипло выдыхает, почти опускаясь на мое лицо своим.

Горячее дыхание опаляет губы так, что ни них запекается кровь. Его губы тоже все в крови. Все искусаны. Мной.

И кажется, эта кровь снова закипает. И запекается коркой прямо на наших губах. Одним его дыханием.

— Это другая. Моя. Дикая кошка. Только эту оказалось приручить легче, чем тебя.

Это невозможно. Как в дурмане смотрю, как он вытягивает руку.

Треплет по голове огромную черную пантеру, снова оскалившую свою пасть в рычании.

Только…

Только теперь понимаю. Рычит она лишь на меня! И только меня прожигает своими ледяными синими, мерцающими, как холодные драгоценные камни глазами!

А на его ласку…

Черт!

На его ласку она отзывается довольным и тихим урчанием! Даже глаза прикрывает от удовольствия!

Боже. Похоже, я и правда умерла. И это все видения!

Или эти ядовитые змеи отравили меня своим ядом. И теперь я просто отлавливаю галлюцинации. Яд очень по-разному способен действовать на мозг!

— Уйди, Лисса, — шепчет Северов, похлопав ее по голове и убирая свою руку от черной шерсти. — Сейчас просто уйди.

— Лисса? У тебя есть своя ручная пантера, и ее зовут Лисса?

Нет. Это не галлюцинации. Это самый бредовый бред, который только может быть.

— Мне нравятся дикие кошки — он пожимает плечами.

Я этого не вижу. Скорее, чувствую. Ведь его тело по-прежнему впечатано в меня так, что кажется одним.

— Но тебя…

Его голос превращается в рычание.

Звериное. Опасное. Хищное.

Глаза опять полыхают вселенской запредельной яростью.

Такой, которая ошпаривает и прошибает в один миг.

Даже пальцы на ногах и те леденеют.

— Тебя, Алиса, я таки убью, — рычит Северов, обхватывая мое горло.

— Сначала трахну. Так, что в тебе крови не останется. Буду трахать, пока не содру всю кожу. А. Потом. Просто убью!

Рывком поднимается, дергая меня на себя.

Подхватывает на руки.

Даже не понимаю, как ему удается запрыгнуть на самую вершину этой поганой ямы.

Но удается.

Резкий прыжок, и вот я уже чувствую, как он несет меня по ровной дороге.

Так крепко прижимая к каменно-горячей груди, что его сердце лупится в меня прямо в горле.

Этот убьет. Я даже не сомневаюсь.

Мое проклятие. Мой приговор.

Глава 53

— Твою мать, Алиса!

Я вздрагиваю.

Его хриплый, яростный голос снова режет меня, как нож.

Впивается в кости. Оседает там. Въедается в самую сердцевину.

Дергаю головой.

Долго моргаю глазами.

Не могу.

Просто не могу поверить.

Все закончилось? Правда? Я таки действительно жива?

Кажется да.

Потому что лежу в огромной чугунной ванне прямо посередине деревянной комнаты.

В горячей ванной. В нос тут же забивается аромат экзотической пены, которая не просто покрывает меня всю. Но и шапкой, горой лежит даже на голове. Стекает вниз. Щиплет глаза. Прямо до боли.

Ал Северов лежит прямо подо мной!

Вернее, это я на его груди.

Каменной. Горячей. Раскаленной.

Чувствуя, как могущие руки растирают каждый миллиметр моего тела. А в ягодицы упирается что-то яростное, твердое и жадно, требовательно дергающееся прямо в них.

Зато тело кажется, оживает.

Все онемело. Все. Напрочь. Насквозь.

Но Ал действует умело. Терпеливо, хоть и с силой, и матерясь сквозь зубы разминает так, что даже омертвевшее, оно не может не подчиняться.

И вот уже острые иголки будто пронзают меня всю. Болезненные. Очень, очень остро пронзающие. Кажется, сейчас будто прорвут кожу насквозь. Но это говорит о том, что занемевшее и оледеневшее тело оживает.

— Терпи, — мрачно бурчит, когда я начинаю вскрикивать.

Это и правда. Реально. Очень больно. Но пошевелиться и вывернуться из его крепких рук я просто не в состоянии.

— Я говорил тебе! Говорил, мать твою! Здесь ядовитые растения! Здесь змеи и хищники! Мелкие, конечно, но для тебя хватит. Здесь, мать твою, пещеры! Пещеры, Алиса! Весь этот остров, как головка сыра! Тебе кажется, что ты ступаешь на обыкновенный песок! Но ты тут же можешь провалиться и уйти под воду! Потому что песок пористый и хрен знает куда утянет тебя под землю!

— Ооооооо, — тупо выдыхаю, начиная уплывать в блаженную нирвану.

Иголки наконец перестают жалить. Остается блаженная нега полной. Бесконечной. Безотчетной расслабленности.

— Этого ты не говорил, — почти стону, чувствуя, как меня уносит на волны разгоряченного теплой водой наслаждения.

Если честно, хочется просто уснуть. И все.

Хоть оно горячим теплом и разносится по каждой венке.

— Я сказал. Что уходить. Нельзя. Этого достаточно! Достаточно, Алиса! Для любого. Здравомыслящего. Человека!!!

Кажется, молнии, которые я сейчас просто физически чувствую из его глаз, хоть и не вижу, продырявят мне затылок. Шансов нет. Мозг просто вытечет от его ярости.

— Спасибо. Что пришел.

Всхлипываю.

Сейчас наваливается откат. Все тело начинает трясти. И физическое состояние здесь ни при чем.

С новой силой наваливается весь тот ужас. Когда они там пригнулись для прыжка и просто смотрели на меня. Шипели. Рычали. Пожирали голодными глазищами.

— Что спас. Наверное.

Да. Именно так. Именно наверное.

Потому что, черт возьми, если бы не Ал Северов, я здесь бы не оказалась! Никогда! И даже после того, как он меня спас, пусть помнит об этом!

— Наверное?

Мне в затылок ударяет рычание.

— Спасибо. Да. Я благодарна. Но разве не ты привез меня сюда? На этот остров?

Если уж честно, я совсем еле-еле ворочаю языком. Глаза сами по себе просто закрываются.

— Как твой живот?

Все таки спрашиваю, почти улетая.

Перед глазами снова вспыхивают алые пятна на его повязке.

— Как-нибудь переживет.

Странно. Его голос вдруг смягчается.

— Алиссса.

Черт. Он смягчается совершенно.

Так, что внутри, прямо в сердце снова все дергает. Возвращается бархат. Дурман нашей первой ночи. Нашей первой встречи.

Ал вытягивает мои руки вверх.

Осторожно. Даже нежно начинает разминать мочалкой подмышки. Скользит к груди. Едва задевает. А я уже вся сжимаюсь и только прикусываю губы, чтобы не застонать. Не выгнуться в блаженстве.

Низ живота вдруг простреливает ослепительной стрелой.

Насквозь.

Волна тока ударяет вверх по всему позвоночнику.

О. Боже.

Это же все было. Он… Он и я… там, в грязи… О. Боже. Мой.

Пульс внутри говорит о том, что еще как было.

Стенки влагалища начинают сжиматься сладкой судорогой.

Такой, что приходится сжать пальцы на вытянутых руках. До боли. До побеления.

А вспышки тока в стенках все не проходят. Наоборот. Становятся сильнее.

Пульсируют.

Особенно от того, как в них почти впритык упирается его огромный член.

— Почему. Ты. Мне. Не казала. Что не была ни разу до этого с мужчиной?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Он громыхает.

А я никак не могу отделаться от ощущений, что затапливают с головой.

— Я должна об этом сообщать каждому встречному насильнику?

Заставляю себя все же оскорбленно выпалить.

Пусть. Пусть не думает, что мне понравилось! Что я тут разомлела под его горячими руками! Пусть помнит, кто он для меня.

— Гордая!

Меня рывком подбрасывает над ванной.

Одним резким шагом Ал перемещается вон из комнаты.

И уже не замечаю, как оказываюсь на постели.

Полностью. Полностью подмятая его телом.

— Гордая маленькая дикая кошка, да?

Яростно шипит, прошивая меня градом пуль из черных, ох, совсем почерневших глаз.

— Какого хрена тебе обязательно быть такой гордой? Такой дикой, а, Алиса?

— Ты должна была мне сказать, — его руки опускаются на грудь.

Мягко массируют. Чуть придавливают загоревшиеся под его пальцами соски.

Быстрые, уверенные, до дикости, до невесомой легкости прикосновения.

Сильными пальцами. Как крыльями бабочки. Что порхают. Успокаивают. Уверенно сдавливают и растирают снова.

Будоражат. Заставляют улететь в блаженство. Забыть обо всем на свете и только метаться под его руками, растрепав волосы по всей постели.

Я тону. Горю. Забываю обо всем на свете. Где я. Кто я.

И только его глаза.

Горящие прямо над моими.

Только сжатые челюсти Ала. И его безумный, полный чего-то совершенно нечитаемого взгляд.

Мой огонь. Мое проклятие. Мое бесконечное, отчаянное безумие.

Бездна. В которую я лечу на полной скорости.

— Я мог тебя разорвать, Алиссса! Ты понимаешь?

Руки властно опускаются вниз. На живот. Придавливают так крепко, что я вскрикиваю. Меня подбрасывает на постели. Резко распахиваю глаза.

— Порвать. Повредить. Блядь, да просто морально искалечить! Ты понимаешь?

Черт. Он меня встряхивает. Реально встряхивает.

Просто обхватывает плечи и трясет.

И ярости сейчас в его перекошенном лице намного больше, чем тогда, когда он появился перед змеями.

— Ты. Должна была. Мать твою. СКАЗАТЬ!!!

Орет.

Реально.

Он так выведен из себя, что даже воздух вокруг нас плавится. Горит. Трещит.

Как и моя кожа. Как и кровь, в которой снова безумно что-то закипает.

— Не должна была!

Хватаю его за волосы.

Впиваюсь ногтями в кожу головы. До крови. До того, что он дергается, пытаясь отшатнуться.

Но нет. Я тяну. Тяну на себя, не давая вырваться.

Снова резко забрасывая на его бедра ноги.

Заставляя смотреть. Прямо мне в глаза.

— Не должна была, потому что я. Имею. На это. Право! Право, Северов, черт тебя дери! Я имею право на свою невинность. На свои желания. И. Не. Должна. Не должна тебе об этом говорить! Не должна, мать твою, униженно выпрашивать, чтобы ты меня не изнасиловал, просто потому, что я девственница!

— Я убью тебя, gata, — его рука смыкается на моем горле. — Я тебя реально. Когда-нибудь просто убью.

Мы задыхаемся.

Сплетенные телами так, что не разлепить. Оплетенные, сплавленные дикой яростью.

Задыхаемся, прожигая друг друга глазами. Касаясь лбами.

Готовые взорваться только ради того, чтобы другой полыхнул. Выстрелил. Превратился в взрыв!

Мы задыхаемся и невозможно разомкнуть руки. Отвести взгляд. Перестать кричать глазами в лицо намного больше, чем могут сказать слова.

Миг. Вечность. Тысячи гулких ударов сердца. Ударов, что проламывают ребра.

— Бляяяяядь, — Ал выдыхает.

Опускает безумный взгляд ниже.

Будет убивать?

Я вздрагиваю и напрягаюсь.

Уже пора? Пора жалеть о своем смелости?

Но нет.

Он просто до боли, до безумия нежно начинает скользить по мне губами. По шее вниз.

Глава 54

Но я вздрагиваю от этих прикосновений, как от удара плетью.

Они, каждым касанием, каждым скольжением его губ и языка по коже, по бьющейся венке, воспламеняют меня еще сильней…

— Алиса… Было больно?

Вскидывает на меня задурманенный взгляд.

А я только стону, выгибаясь ему навстречу.

Пусть продолжает. Черт! Как он может останавливаться, когда все мое тело просто изнемогает от потребности его ласк?

— Нет, — еле выдыхаю совсем онемевшими губами. Качаю головой, чувствуя, как мои волосы окончательно запутываются за краями подушки.

— Нет, Ал. Ты не сделал мне больно. Совсем.

— Доктора здесь, как понимаешь, нет, — хмурая складка прочерчивает его идеальный лоб. — И вряд ли у нас в ближайшее время будет возможность до него добраться. А если я что-то тебе повредил?

О, да.

Жар приливает к щекам, стоит только вспомнить его поистине огромный орган. Дубина. Самая настоящая. Такой только что-нибудь проламывать. Еще в первый раз, когда увидела, была в полнейшем шоке. ТАКОЕ внутрь живого человека поместиться неспособно в принципе!

— Все хорошо, Ал. Правда.

Видимо, стресс сотворил чудо. Потому что ничего. Ничего, кроме настойчивой и жадной, заставляющей меня просто изнемогать, пульсации, я между ног не чувствую!

— Все хорошо, — шепчу, сжимая бедра до боли.

Потому что пустота внутри меня, между стенками, становится совсем невыносимой!

— Я должен проверить, — хмурится еще сильней.

А мне… Мне почему-то хочется рассмеяться.

Да он же с самого начала только этого и хотел. Выбивал из меня. Требовал! А теперь? Теперь выглядит и ведет себя так, как будто произошел конец света!

— Ал…

Мучительно стону, когда его руки очень мягко. Очень осторожно опускаются ниже.

Он впервые прикасается ко мне так.

Так нежно.

Так до одури нежно, как будто боится сломать. Как к фарфоровой статуэтке.

И эти глаза. Черный бархат. В котором плещется самая неподдельная тревога. И… Нежность? Да, какая-то просто таки мучительная нежность.

Полностью, напрочь искажающая его лицо. Заставляющая чувственные губы искривляться, будто от боли.

И… Если бы не было того первого вечера, того бала…То сейчас мое сердце полностью. Целиком. Безраздельно выпорхнуло бы из груди и отдалось ему.

Прямо в эти глаза. Прямо в эти щемящие нежностью руки.

— Тссссс. Я только. Посмотрю.

Напряженно шепчет Ал. Аккуратно. Нежно раздвигая мои ноги.

И капелька пота, что светится на его виске, на бьющейся жилке просто сводит меня с ума

Я подчиняюсь.

В конце концов, он уже и так все видел. И не просто видел. Чувствовал. Находился у меня внутри.

Позволяю ему распахнуть мне ноги. С мучительным вздохом понимая, что это сделать таки непросто. Все мышцы ноют и саднят после того, как я так дико. Так яростно обхватывала его бедра, прижимая, вдавливая в себя.

— Больно?

Его голова тут же вкидывается. Глаза цепко проникают прямо в душу. Напряжен. До одури напряжен. Новая капелька пота струится по виску.

— Нет. Нет. Просто. Ах!

Сосредоточенно сжимая зубы, Ал снова опускает взгляд вниз.

Резко, но осторожно просовывает внутрь палец.

Не так, как тогда, у стены, когда насильно заставлял меня испытать оргазм и сбивал этим с ног.

Теперь он проталкивается медленно. Неторопливо.

И, Боже!

Его палец ощущается огромным! Таким большим, что растягивает меня, кажется на максимум.

Впиваюсь ногтями в матрас. Ничего не могу с собой поделать. Все тело дрожит. Так, что ток отдается в грудь. Выстреливает искрами на кончиках сосков. Заставляя снова застонать и мучительно сжаться вокруг его пальцы.

— Не зажимайся. Тихо. Тихо, девочка, — шепчет Ал, снова поднимая на меня обезумевшие глаза. — Дай мне проверить.

— Я…

Хватаю распахнутым ртом воздух, потому что его палец, сжатый у меня внутри, движется вперед. Глубже. И глубже. И глубже…

— Я…

Ногти сейчас сами прорвут все постельное белье на жалкие полосы.

— Я… Не сопротивляюсь… Тебе…

Качает головой.

Только придавливает мое бедро, отставляя его в стороны. Заставляет распахнуться еще шире. Еще сильнее.

Вводит второй палец. К чему-то напряженно прислушивается. Проталкивает в середину почти до максимума.

И…

Чеееерт!

Меня просто взрывает. Подбрасывает на постели. Колотит. Бешено бьет обрушившаяся вдруг в один момент судорога.

Но какая!

Охватившая все тело! Заставившая вспыхнуть все! Всю кожу! Позвоночник! Глаза! И, кажется, даже волосы! Потому что как они иначе могут искрить вспышками тока?

— О, Боже, gata.

Хрипло бормочет, поднимая на меня одуревшие глаза.

— Тебе и правда не больно. Ты возбуждена!

Глава 55

Только сладостно выдыхаю, падая обратно на подушки.

Мне хорошо. Черт, так хорошо, что я просто парю!

Все тело еще подрагивает. По нему еще проносятся легкие судорожные вспышки.

Но это уже не взрыв. Не выстрел. Это… Так хорошо… Так сладко… Такое блаженство, из которого я не выныривала бы вечность!

— Алисса… Твою ж мать…

Медленно. Мучительно медленно с искаженным лицом он обхватывает мои груди.

Ничего не могу поделать.

Тело реагирует на него мгновенно.

С судорожным стоном вытягиваюсь в его руках.

— Ал…

Ничего не вижу.

Ничего не соображаю.

Только его глаза.

Его красивый, словно судорогой сведенный рот.

И дикость. Дикая, сумасшедшая, на грани безумия страсть, что плещется прямо надо мной в его глазах, когда он с рваным хрипом поднимает голову.

И разлетается по венам.

Все тело сжимается, превращаясь в воск.

Удары тока. По всей крови. По венам.

Я не помню, кто он. Почему я здесь. Ничего!

Мы словно двое первобытных людей, что с отчаянной силой тянутся друг к другу.

И нет ничего.

Нет мира вокруг.

Только дикая дрожь, что волнами снова и снова проносится по всему телу. Поджигает. Сводит с ума.

Я кричу.

Кричу, извиваясь всем телом, когда медленно. Не отводя от меня этих прожигающих насквозь, до самого сердца, до всех нервных окончаний в пятках, глаз, он опускается руками.

Захватывает мой изнывающий, подрагивающий сосок.

Втягивает, накрывая обе груди ладонями.

Медленно. Медленно всасывает, резко и ослепительно проводя языком, чтобы снова втянуть в себя…

— Ал!

Черт!

Я не выдерживаю.

И правда. Как самая настоящая голодная кошка прогибаюсь в спине. Дергаю бедрами вперед, оплетая ногами его плечи.

— Аллллллл.

Мучительно изворачиваюсь под его руками.

Я горю. Пылаю. Я схожу с ума.

Мне нужно больше. Больше его. Сильнее. Так, чтобы насквозь!

— Ал…

Комкаю ногтями его широкие плечи, впивающиеся в меня…

— Тссссссс…..

Хрипло выдыхает, с нажимом проводя раскрытыми руками вниз по животу, срывая последние катушки. Взрывая внутри меня самый настоящий, самый безудержный, раскалывающий меня и сносящий, кажется, даже кожу, ураган.

— Тсссссссс…. Сейчас все будет иначе… Все будет по-другому….

И я стону, откидываясь на подушки.

До крови закусываю губу, чувствуя, что уже готова забиться под его телом в бешенных судорогах.

Но Ал неумолим. И сейчас. Полностью прижатая к его телу. Полностью подчиненная. Только сейчас, вот в этот самый миг я понимаю, что от меня ничего не зависит. Я в его полной власти. Все будет только так, как решит и захочет он!

Все ощущения будто выходят на новый уровень, когда он нежно, до мучительно боли медленно опускается сильными, тяжелыми, твердыми губами по моему животу.

Все тело вспыхивает. До кончиков волос, которые вздрагивают и натягиваются в дугу струной.

Это безумие.

Суставы прошибает насквозь.

Снова мучительно стону, мечась по подушке.

Но Ал неумолим.

Он опускается все ниже и ниже.

Дразнит меня. Распаляет. Сводит с ума так, что я задыхаюсь.

Резко хрипит срывающимся ударом дыхания прямо мне в живот. Ниже. И ниже. Под кожу. По всем нервным окончаниям сразу. Проникая, кажется, до самой матки, которая тут же сжимается и дико, безумно начинает дрожать.

Мне уже плевать, что я распахнутая для него и такая мокрая.

Все складочки внутри судорожно поджимаются и просто горят.

— Ох….

Кажется, из моих легких выбивается абсолютно весь воздух, когда Ал, подхватив мои бедра вверх, раздвигает двумя пальцами створки. Накрывает изнемогающий клитор.

Проводит рукой. Вверх. Резко. Рвано. С безумным нажимом, и я просто истекаю с мучительным стоном от этих прикосновений.

Он высекает искры. Глазами, когда, замирая, просто смотрит мне прямо туда.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Каждым своим резким движением, когда его палец, чуть прижав пульсирующий до одури клитор внизу, резко дергается вверх, до самой вершинки.

— Ты красивая. Очень красивая, gata.

Его напряженный надтреснутый голос, когда он с дико горящими глазами смотрит между моих бедер, ударяет меня насквозь. По порам. Ударом. По венам. До глаз, что мучительно распахиваются.

Облизывает палец и опускает меня внутрь, снова заставляя подкинуться над постелью.

О, Боже.

Я не ощущала его так сильно, когда он был внутри меня, как сейчас…

Медленно. Медленно так, что я ощущаю сжатыми стенками каждую фалангу, входит внутрь.

И я сжимаюсь.

Снова и снова.

Судорожно распахнутым ртом ловя воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Напряжение и одновременно странное парящее блаженство пронзает кожу. Окутывает и простреливает меня всю. Снова и снова.

— Gata…

Ал поднимается надо мной.

Хрипло выдыхает, впиваясь в мои глаза своими. Черной пропастью. Черным светом, в который я срываюсь будто в пропасть…

Задыхаюсь и плавлюсь, как воск под его телом, нависающим своей тяжестью.

Он смотрит. Не отводит взгляда.

Пристально. Напряженно. Раскалывая насквозь. Заставляя дрожать.

Разводит мои ноги.

И…

О….

Его член входит в меня медленно.

Так медленно, что все вокруг замирает.

Я не в силах пошевелиться, сделать вдох.

Вся. Вся полностью и без остатка отдаюсь этому невероятному, запредельному ощущению.

Он наполняет. Растягивает. Пульсирует внутри.

Я ощущаю переполненными дрожью стеночками каждую его набухшую, жадно дергающуюся венку.

Он скользит. Растягивает. Медленно, как тягучее вино заполняет меня собой.

Кажется, будто не секс. Как будто он, именно сам Ал проникает в меня. В каждую пору. В кровь. В мой кислород.

Заполняя до предела. Полностью. Без остатка.

Просто смешиваясь с самим моим естеством. Впрыскивая себя в меня.

Это за гранью.

— Ты в порядке?

Его хриплый голос в тот момент, когда одним последним толчком вдруг входит до упора.

Но я лишь киваю в ответ, зажмуривая глаза.

В порядке?

О, Боже.

Да я за всеми гранями чувств и ощущений!

— Моя сладкая, — шепчет Ал, спускаясь губами на мои груди.

Глава 56

Теперь он двигается. Ударяет. Входит рвано, но по-прежнему мучительно растягивая. Не ударяя. Не набрасываясь, как голодный зверь.

Скользит внутри, выходя почти на максимум и заполняя уверенным толчком снова. До матки. До горла. До наполненности, от которой я готова реветь. Выть в голос.

Жадно скользит руками по груди. Выкручивает, сжимает соски, втягивая их губами. Рассыпая миллиарды искр, что пробивают ребра.

Вжимает в себя так, что полушария моих грудей становятся частью его рук.

Прикусывает, дергаясь внутри.

— О, Ал, — шепчу, кусая губы. Больше не выдерживая этой дурманной тягучей, такой долгой, такой сладостной пытки. — Ал!

С рычанием набрасывается на мой рот, хрипя мне что-то прямо в горло.

Начинает ударять. Внутрь. На полной скорости. До самой матки.

Бешенно. Остро. Запредельно сильно.

И я таки обхватываю его бедра ногами.

Выкручиваюсь, хриплю прямо в его рот что-то в ответ.

Кусаю его язык, схлестываясь с ним в какой-то дикой, безумной, бешенной ненасытности.

И в миг, когда меня простреливает насквозь, мы оба орем так, что, кажется, дом начинает дрожать!

* * *

— Ал?

Все тело еще дрожит мелкой дрожью, когда я прихожу в себя.

Я просто провалилась. Вырубилась. На самом деле потеряла сознание.

Внутри до сих пор разливается дикое блаженство.

Между ног горячая волна, что подымается вверх, прямо по животу, до сосков, до горла. Снова и снова охватывая блаженством. Опуская в сладкие судороги. Легкие. Дрожащие. Сводящие меня с ума.

— Ал…

Он так и лежит на мне, придавив своим телом.

Опустившись лбом на мой.

Тяжело дышит.

По виску стекает капелька пота.

Глаза закрыты.

Спит? Или тоже отключился?

Не может быть. Разве мужчины способны так ярко проживать оргазм? Отключаться?

Но дело сейчас не в этом.

Совсем.

А в том…

Что прямо над моей головой раздается страшное. Очень страшное рычание!

— Ал, твою мать!

Толкаю его в плечо еле поднимающейся рукой.

— Это Лисса, — обхватывает меня сильнее. Даже не двигаясь. Даже не открывая глаз. — Она просто ревнует.

— Убери ее, — шиплю, осматриваясь по сторонам.

Дверь выбита с петель. А огромная черная пантера скалит зубы прямо над моей головой!

Не знаю, что там Ал себе надумал про диких кошек, которых он способен делать ручными, но эта пасть и эти зубы сильно наводят на мысли о том, что хищника приручить невозможно! Тем более, если этот хищник живет в условиях дикой природы.

— Уйди, девочка, — бурчит Ал, даже не поворачиваясь.

Но девочка ни разу не уходит. Наоборот, рычание становится только сильнее!

— Лисса.

Со вздохом поднимается, а я, хоть совсем нет сил, тут же вжимаюсь в спинку кровати.

С ужасом смотрю, как он подходит в рычащему хищнику.

Но Ал просто ставит руку огромной пантере на голову, и ее пасть закрывается.

— Это моя женщина, Лисса.

Властно произносит он.

— Ты должна с ней подружиться.

Хищница явно против. Фыркает и дергает головой, пронзая меня злобным взглядом.

Но, как только Ал убирает руку, уносится прочь, доламывая и без того выбитые двери.

— Она услышала крик и примчалась на помощь, — шепчет Ал, снова укладываясь рядом. — Все нормально. Ложись. Нам обоим нужно поспать.

И я скатываюсь на постели.

Прямо в его горячие руки. В его объятия. Снова будто сливаясь с ним своим телом, потому что моя кожа, кажется, стала самым настоящим воском.

— Вы подружитесь, — сквозь закрытые глаза чувствую насмешливую улыбку Северова. — Уж точно.

— Ал… Зачем ты меня спас?

Выдыхаю последнее и единственное, что еще вертится на грани уплывающего сознания.

— И привез сюда? Сейчас?

— Я не мог потерять тебя, gata

Даже не знаю.

На самом ли деле звучит его ответ. Тем самым бархатом, который я слышала на приеме Который мня очаровал и выбил почву из-под ног. Или это уже мне просто снится…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 57

Ал

Сумасшедшая девчонка!

Дикая, шальная, самая настоящая бешеная кошка!

Но сейчас, когда она лежит рядом. Такая расслабленная. Такая спокойная. Мне не хочется отводить от нее взгляд.

Ведьма и ангел в одном флаконе, черт ее побери!

Волосы разметались, щеки горят, а губы… Черт, губы сияют сумасшедшими яркими вишневыми пятнами. Такими, что пиздец, как трудно не наброситься и не сожрать. Ее. Всю. Напрочь. Целиком и полностью!

«Я не мог тебя потерять».

Реально, просто не мог, на хрен!

Еще тогда, после пуль, которые словил в живот, понял.

Провалился в темноту.

Ледяную. До дрожи во внутренностях. Обжигающую.

Первый раз, наверное, за всю жизнь так близко был у края. Прикоснулся к смерти.

Нет. Не так, когда стреляют и твои кишки вылетаю с мясом. Не так, блядь, когда падает кто-то из друзей, а ты закрываешь ему глаза.

Я видел смерть. Я видел до хера ее форм и очертаний.

Но впервые. В той темноте, в которую я провалился, она, кажется, успела взять меня за руку и дыхнуть своим ледяным дыханием в лицо.

И эта девочка. Женщина. Эта дикая кошка.

Она, блядь.

Ее глаза вдруг стрельнули в меня из темноты.

Прямо внутрь. Так, что все на хрен под ребрами сжалось. И только после задрожало, застучало, понеслось.

Ударом. Гулким ударом сердца, что снова начал разгонять кровь на венам.

И я выныривал, хоть готов был остаться в этом холоде. В этой темноте.

Выныривал, уже слыша хриплые крики и маты Алонсо.

Как из пропасти. Как из-под тонн слоев воды.

Выныривал, а ее лицо перед глазами. Оно мне, блядь, светилось. Будто звало за собой.

И потому не думал.

Как только смог подняться, сразу поехал на виллу. Забрать. Ее забрать.

Хрен знает, что мог бы сказать себе сейчас.

Что не хотел в случае нападения на дом потерять свою заложницу? Или просто пожалел девочку, которая реально практически случайно попала в эти жернова? Ведь, если бы ее застали на вилле и пристрелили, ее вины в этом бы не было…

Но нет.

Все, что я бы ни придумал сейчас, все это будет неправдой.

А есть только одна.

Первой мыслью была эта дикая кошка. Алиса. Кажется, ее ведьмачьи черные омуты — глаза так и стояли передо мной, когда пришел в себя. Застилала даже лицо Алонсо.

И без мыслей. Без логики и пояснений. Я просто приехал за ней.

Чтобы взять с собой. Чтобы она была рядом.

И если была в этом хотя бы одна-единственная мысль, то да. Я. Не могу. Ее. Потерять.

Прижимаюсь к горячему, до одури разгоряченному под моими руками телу.

— Блядь, кошка, — хрипло вырывается само из сжатых зубов.

Никогда.

Никогда я не чувствовал такой дикой страсти.

Такого голода по женщине.

И не в том дело, что остался неудовлетворен.

Нет.

Мне хочется вжиматься.

Пожирать ее. Снова с нова.

Эти искусанные губы, изнеможденные от ласк. Снова накрывать своими губами. Пожирать ее. Выпивать. Каждый вдох.

Впиваться в расплавленную кожу. В это тело, что будто воск сейчас под моим. И кажется, что я реально просто впечатываюсь в нее. Врезаюсь, а она сама оставляет на мне какие-то бешенные вмятины.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 58

Медленно, так медленно, что даже стону, запрокинув голову, провожу по животу вниз. Она дрожит. Мать его, как же она дрожит под моими руками!

— Gata, — вырывается с хрипом из горла, когда осторожно раздвигаю складки и резко опускаю пальцы внутрь.

Блядь.

Она тут же окликается.

Дрожью внутри. Такой, что ошпаривает меня на хрен. Оставляет без кожи.

Судорожно сжимает мой палец до одури дрожащими стенками и снова извивается в оргазме.

А я смотрю.

Жадно. Как голодный. Как повернутый на первой в жизни женщине смотрю, как она кончает под моими руками.

И жру. Жру каждый укус ее губ. Ее закатившиеся глаза, что резко распахиваются и тут же закрываются снова.

Я жру каждую черточку на ее лице. Перекошенном, искаженным оргазмом, и, блядь, это самое прекрасное, что я видел в жизни.

— Я. Не могу. Тебя. Потерять, — шепчу в ее губы, слизывая с них капли ее дикой страсти. Вт такой. Даже во сне.

И блядь.

Ее хочется баюкать.

Подхватить на руки, как ребенка и расчесывать пальцами длинные вьющиеся волосы.

Зацеловывать губы. Теперь успокаивая. Нежно. Хочется что-то шептать и видеть, как она улыбается. Стирать пальцами ее горящий румянец со щек. Стирать и снова рисовать его на ее лице новой и новой страстью.

И оставить здесь. Спрятать на хрен от всего мира. От всех.

Чтобы никто даже взглядом единственным, поганым не проскользил по моей девочке. Потому что. Потому что она моя!

* * *

Хмурюсь, понимая, что даже не заметил, как провалился в сон.

Со мной еще ни разу. Никогда такого не бывало.

Не при моей жизни. Я привык спать одним глазом. Всегда контролируя свой сон. И каждый шорох вокруг.

Но ведьма. Дикая, сумасшедшая, ненормальная во всех смыслах ведьма меня таки заколдовала.

Вырубила.

И, блядь.

Как же сладостно мне просыпаться, прижимая к себе ее все еще разгоряченное тело!

— Ал?

А глаза дикой кошки уже распахнуты. И смотрят на меня.

Прямо, блядь, внутрь. Прямо под ребра.

— Что, gata?

Зарываюсь лицом в ее волосы.

Этот одуренный аромат. Блядь, он прошибает меня насквозь.

— Ты сказал. Вчера. Что не мог меня потерять.

— Сказал правду, — скольжу по ее телу руками вниз. Снова вдыхаю, чувствуя, что остановиться сейчас будет трудно. Пиздец. Впервые готов забить на все и не отрываться от девчонки!

— И это значит… Я представляю все же ценность в обмене твоей сестры? Или ты настолько хочешь отомстить, что даже готов был вчера рисковать своей жизнью?

— Жизнь создана, чтобы ею рисковать, нет?

Ухмыляюсь, прикусывая мочку ее уха.

— Иначе она станет такой мучительно скучной, что мы просто заснем, как рыбы. С открытыми глазами. И даже не почувствуем, что на самом деле давно сдохли.

Переворачиваю на спину.

Жадно всматриваюсь в глаза.

Все тот же блеск. Но теперь расслабленный. А все равно. Пробирает насквозь.

Все тот же румянец. Только за ночь он стал еще ярче, еще сильнее. И губы. Яркие. Спелой вишней.

Черт!

Ведьма.

Только жрать и жрать.

— Но ты, надеюсь, сделала выводы, кошка. Если я что-то сказал, это не обсуждается. И не нарушается. Ты поняла?

— Поняла, Ал.

И правда поняла.

Дикая девчонка вдруг съеживается под моими руками.

Становится маленькой. Растерянной. Испуганной девочкой, которая натерпелась вчера страху.

Такой… Такой, как еще ни разу ее не видел.

— Да, малышка. В мире много грязи и опасностей, — зачем-то шепчу, снова тянусь к ее губам. Просто трусь о них, но тут же откидываюсь назад, как ошпаренный.

Потому что в ее сумасшедших черных глазах слишком яркой вспышкой вдруг зажигается страх.

— Тебе плохо?

Осторожно провожу рукой по щеке.

Ее хочется расслабить. Успокоить. Баюкать.

— Ты могла вчера простудиться, хоть я и отогрел тебя в горячей ванной. Или… Алиса. Вчера… Вчера тебе кажется не было больно, но…

Блядь. Нас вчера обоих просто накрыло. На бешенном адреналине. Таком, от которого можно не ощущать вообще на хрен ничего.

Даже меня сорвало.

Ядовитые гадюки этого острова и защита и проклятье.

Из-за них сюда никто не подумает заявиться. А я обычно не переступаю ту черту, за которой они обитают. Давно научился сосуществовать с разными тварями этого места.

Но она. Она вчера пережила слишком много. Слишком много для такой хрупкой и нежной девочки. Пусть даже и с темпераментом дикой пантеры.

И, если уж говорить откровенно, то и с храбростью, которой бы хватило на десятерых мужчин.

Я справедлив. Всегда. К врагам, к друзьям и к ничтожествам. Должен быть справедлив и к ней.

То, как она вела себя с самого начала, нельзя не уважать.

А когда речь идет о женщине, она достойна восхищения. Не меньше.

Но все же. Она просто женщина. В какое бы дерьмо не всунула ее фортуна по своей блядской иронии.

— Как тело, Алиса? Что ты чувствуешь?

Блядь.

Напрягается. Задумывается. Прислушивается.

Надеюсь, она сейчас не проклянет свой первый в жизни секс и меня заодно…

Сам напрягаюсь так, как не смотрел в дуло пистолета за всю свою жизнь.

И будь я проклят, если в ее глазах сейчас не вспыхивает то самое блаженство, от которого я не мог оторваться!

— Очень неприятно, Ал, — шепчет кошка, думая, что я не замечаю ее мимолетной, но, блядь, такой блаженной улыбки.

— Ты отвратительный любовник. По мне как будто проехал танк.

— Gata!

Запрокидываю голову и начинаю хохотать. Наконец. С облегчением.

Реально, испугался за то, что ей сейчас плохо.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ Но, кажется, моя кошка очень быстро пришла в себя!

И снова начинает показывать мне свои зубки с ноготками!

— Это правда…

Прикусывает губу, хлопая длинными ресницами.

— Послушай, — наклоняюсь над ее лицом, показывая всем видом полную и абсолютную серьезность своих намерений.

— На этом острове совершенно нечего делать. И у нас полно времени. И каждый день. И каждую ночь. Я буду показывать тебе, какой я любовник. Снова и снова. Заставляя тебя дрожать. Стонать. Выкрикивать мое имя. И умирать от оргазмов. Я открою твое тело так, что оно будет изнемогать от одного прикосновения к твоей коже. И покажу тебе. Что такое настоящая страсть. Девочка.

Глава 59

— Конечно.

Откидывается на подушку.

Безвольно.

Как пустая тряпка. Как выпотрошенный мешок.

И я блядь, почему-то задыхаюсь, когда вижу настоящую слезинку, что ползет по уголку ее глаза.

— Я просто женщина. Просто женщина, правда, Ал? Я в твоей власти. Ты меня выкрал. Ты привез меня на остров и понимаешь, что я никуда теперь больше не денусь. Ты сильнее и знаешь, что я не смогу тебе сопротивляться. Ты просто будешь делать со мной все, что тебе захочется. Как и хотел и говорил с самого начала. А после… После ты надругаешься надо мной. И будешь отправлять свои видео моему отцу.

Блядь.

Ну почему расклады в жизни такие поганые?

— Послушай, gata.

Мои зубы сжимаются в крошево.

Я никогда. Никогда, блядь, в своей жизни, не прощал врагов!

Никогда не отступал от мести.

Потому что если раз даешь слабинку, ты сам идешь трещинами. Сам. Насквозь. Весь.

Если тебя задели, нужно вырезать. Всю семью. Весь клан. До десятого колена.

Но блядь.

Одна ее слеза, и я готов переступить через себя.

— Я не знаю, что будет дальше. Я не прорицатель. Так уж вышло. Твоя семья серьезно перешла мне дорогу. А я таких вещей не прощаю. Но ты… Ты ни в чем не виновата. Ты просто женщина. Маленькая. Смелая. Храбрая. Женщина. Я не знаю, каким будет расклад. Возможно, брат разрулит все с твоим отцом и я не вмешаюсь. Возможно, я привезу его на свою виллу и буду медленно. Как с яблока. Обрезать его поганую кожу в своем подвале. Возможно, вся твоя родня захлебнется кровью от моей руки. Быть может, ты до конца жизни будешь меня проклинать, в страшных кошмарах с ненавистью выкрикивая за это мое имя. Я таков, как есть. И я не изменюсь, gata. Уже никогда.

— Но сейчас. Сейчас ты просто женщина, к которой меня тянет с безумием. С запредельной силой. Я никогда таких не встречал. Никогда ничего похожего не чувствовал. Даже не представлял, что такое может быть. И ты… Тебя тоже ко мне тянет. Не ври. Не меньше. Еще с самого начала. С самого первого взгляда на том блядском балу. Нас обоих. Я ведь мог забрать тебя оттуда сразу. Затем и пришел. Но… Блядь, когда увидел, когда первый раз посмотрел тебе в глаза, во мне что-то дернулось. Вот здесь. Прямо под ребрами. Впервые в моей блядской жизни.

— И я тогда ушел. Вышел на морозный воздух. Подышать. Всерьез подумал о том, что у нас с тобой все могло бы быть по-другому.

— Но вышло, как вышло. И я обещаю. Я не причиню тебе вреда. Не обижу. Не ударю. Не отдам никому из своих парней. Давай попробуем, Алиса. Давай просто представим, что нет всего этого дерьма между нами. Ты просто женщина. Я просто мужчина. Здесь. На острове. И нас безумно тянет друг к другу. Давай просто попробуем быть вместе. И посмотрим, что из этого выйдет.

Блядь.

Я никогда так не ждал ничьих слов. Как приговора. Как пули.

Видит дьявол.

Если она откажет, я больше ее не трону. Не прикоснусь. Даже не стану пытаться.

Просто отпущу на все четыре стороны, когда вернемся.

А я. Никогда. Под страхом смерти. Еще не отказывался от своего.

Она ведь моя. Моя девочка. Моя дикая кошка. В которую я готов вцепиться зубами. Намертво.

И которую готов ласкать до одури. Пока мы оба не захлебнемся в этой страсти.

— Правда?

Ее глаза снова зажигаются и я, блядь, счастлив, как ребенок, который в первый раз увидел конфету.

— Ты не причинишь мне вреда?

— Если ты не предашь меня, gata. Если сама добровольно не встанешь на сторону моих врагов и не станешь им помогать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Глава 60

Алиса.

Мне не верилось.

Ни разу до конца не верилось.

Каждое утро, каждый миг хотелось ущипнуть себя за руку и убедиться в том, что я не сплю.

Все казалось, что под тем жутким дождем я подхватила ужасную лихорадку и теперь просто валяюсь в постели и вижу галлюцинации.

И я щипала себя.

Почти по крови.

Утром, днем и вечером. Все время. До тех пор, пока Ал не пообещал, что вырежет мне ногти под корень.

Этот остров стал раем. Диким. Безумным. Самым настоящим раем. И я все бы отдала за то, чтобы провести на нем всю жизнь.

Чтобы все остальное, что есть за его пределами, взорвалось. Исчезло. Рассыпалось. Чтобы его просто кто-то смел бы с лица земли.

Ал.

Он оказался не рыцарем. Он оказался невозможным.

Нереально нежным.

Когда носил на руках.

Когда зажигал свечи и мы валялись в горячей ванной, а он растирал все мое тело и снова и снова доводил до оргазмов. В которых я теряла себя. Расплавлялась. Видя лишь его. Его глаза. Выкрикивая его имя снова и снова.

Мы бесконечно плавали в уже теплой воде и занимались такой страстью на берегу, что Лисса каждый раз приносилась спасать своего Ала.

Рыча на меня и показывая всем видом, что готова разодрать в клочья.

О, да.

У него точно талант приручать диких кошек.

Вернее, заставлять их себя полюбить.

Безоговорочно. Насквозь. Настолько, что даже дикая пантера ревновала его к каждой улыбке.

Но и она со временем его послушалась. И даже почти подружилась со мной, хоть это и нереально.

И наши дни сливались в ночи.

В ночи страсти и тишины.

Мы одержимо. Сумасшедше. Пьяно. Просто напитывались друг другом.

И не могли. Не могли насытится.

Этой запредельной страстью. Этой дикой одержимой нежностью. Мучительной и сладостной, с которой Ал меня брал снова и снова.

А на самом деле проникал в меня.

С каждым разом все глубже. Прямо внутрь.

Под кожу. В вены. В сердце, которое, кажется, без него уже и не бьется.

Он пропитал меня собой настолько, что я просто сошла с ума.

И…

Я даже радовалась тому, что так вышло.

Иногда с ужасом, с криком просыпалась.

Мне снились кошмары.

Отец.

Тот урод, который чуть не взял меня прямо в его кабинете.

Мне снились ужасы о том, какой могла бы быть моя жизнь, если бы отец не перешел грань. Не выкрал бы сестру Ала. А тот не решил бы за это отомстить.

И все, чего мне хотелось. Это никогда не возвращаться. Просто остаться на всю жизнь здесь. На этом острове. В объятиях бесконечно любимого мужчины.

Который каждую ночь.

Снова и снова.

Своими ласками. Руками. Поцелуями. По капельке выдавливал из меня все эти кошмары. О которых я, конечно, никогда не решусь ему рассказать.

— Нам пора, девочка.

Его тихий голос прозвучал, как приговор однажды ночью.

И пусть я умом понимаю, что отношения с Алом не должны измениться, а все равно короткая фраза ударила меня, словно плеть.

Глава 61

Ал.

Наверное, я и правда одурманен и околдован.

Нет, в ведьм и прочую хрень я не верю и не поверю никогда.

Но эта девочка.

Черт, если бы меня спросили, я и правда отказался бы от всего на свете.

Бизнес, дела, вечные разборки, которыми всю жизнь жил, не стоят для меня сейчас и ломаного гроша.

В отличии от бешенного, запредельного кайфа просыпаться с ней рядом.

И сутками напролет. Не замечая времени. Просто ласкать ее. Просто пробовать языком наощупь горячую податливую кожу. И любить. Любить беспрестанно. Во всех возможных позах и безопасных уголках этого острова.

Мой мозг размягчился или я сошел с ума.

Но больше ничего мне в этой жизни вдруг почему-то реально не хочется.

Всю жизнь мне нужен был драйв. Всю жизнь я пресыщался. Всем.

Вином, женщинами и даже властью.

Но только не с ней.

С ней я нажраться, напиться не могу.

Голодный. Я все время, всегда озверело голодный по моей девочке. По ее глазам. Ее голосу. Ее улыбке.

И даже когда выхожу из нее, член стоит колом, после того, как пятый раз кончил.

Хочу. Хочу ее до одури. Бесконечно. Пьяно. Снова и снова. Навечно. Навсегда!

Но Алонсо нашел способ со мной связаться.

Как ни странно, все разрулилось само собой, хоть в такую хрень я и не верю.

По делам нашего клана после той перестрелки полная тишина. Либо мы вычистили всех крыс, либо они просто поняли, что я еще жив и готовлю удар и отступили.

Даже Регина вернулась.

Влад, который чудесным образом воскрес, в чем я даже ни на секунду не сомневался, рвал и метал. Его мат разрывал мне уши.

Потому что ни хрена он не решил с сестрой по-своему. Скорее, она решила.

Старший Северов в ярости. Но Регина больше не у похитителей. В безопасном месте и с мужчиной, которого выбрала сама.

И которому Влад, в отличии от Грека, готов не просто каждый день отрывать яйца, а резать его на лоскутки и снова и снова переламывать каждую косточку.

Вся дипломатия, надо же, с него слезла. Но это уже не мои дела. Не мне направлять туда людей. Пусть решают сами.

А сам отец Алисы оказался замешан очень слабо в похищении сестры. Хоть и замешан и за такое в другой ситуации я бы продолжил свой изначальный план.

Но теперь…

Теперь, с размягченным мозгом, я даже это готов списать на тормозах.

Пора возвращаться.

И блядь. Один дьявол знает, как мне бы хотелось остаться здесь, с моей такой страстной, такой любимой кошкой.

Глава 62

— Опять будут доберманы? А твои массажистки?

Я ничего не могу с собой поделать.

Чем больше мы приближаемся к вилле и удаляемся от острова, тем больше я нервничаю и волнуюсь.

Возвращается прежний Ал.

Хмурый. Задумчивый. Уверенный. Непреодолимо властный.

Тот, который одним сжатием легко переломит шею. Тот, который умеет только подчинять.

И с каждой минутой я вижу, как меняется его лицо.

И кажется, что все было сном. А когда мы вернемся, все станет, как вначале.

— Если ты подружилась с Лиссой, то доберманы тебе на один зуб, — усмехается, прикусывая мне ухо. Спускаясь горячими губами вниз по шее. Выбивая дрожь и легкий стон.

Он никогда не перестанет на меня так действовать! Заставлять снова и снова терять голову!

— Она дикая и своенравная, как и ты. А собаки… Собаки привыкли подчиняться. Это намного легче. Нужно просто уметь подчинять, Алиса.

— А девушки?

Закусываю губу.

Это беспокоит меня больше всего.

В конце концов, темперамента у Ала намного больше, чем у меня. Я видела, что каждый раз ему хочется большего, но он просто меня отпускал. Давал отдохнуть.

Постоянно отбивается в сердце, что теперь он сможет отрываться с другими.

Массажистки? Наложницы? Сколько у него еще, кроме них, может быть любовниц?

— Они все ушли на заслуженный отдых, Алиссса, — усмехается. — Никого нет. Никого не будет. Только ты. Во всей вилле. Только мы с тобой и необходимая прислуга. Если хочешь, можешь провести собеседование и оставить только тех, кого решишь. Но других людей нанять не позволю. На меня могут работать только самые проверенные. Тем более, в моем доме. Они же должны охранять самое ценное. Тебя.

И я таю. Я верю. Я горю под его руками.

Убеждаю себя и собственное сердце, что теперь все будет хорошо. Может, даже лучше, чем на острове?

Но сказка никуда не девается, хоть я и никак не могу до конца в это поверить.

Ал представляет меня своим людям, как хозяйку.

И все воспринимают меня с уважением. Даже с благоговением.

Будто и не помнят того, что впервые вошла я в этот дом пленницей. Меня охраняли собаки, а на моих глазах сам хозяин этого дома развлекался с другими.

Я постепенно привыкаю. По-настоящему начинаю чувствовать себя здесь настоящей хозяйкой. Ко мне относятся, как к королеве. Не меньше.

Я свободно прогуливаюсь по удивительному саду. Правда, почти никогда не выхожу за пределы виллы. Разве что в кафе внизу. Оно уютное и очень солнечное. Совсем маленькое. Для своих.

Ал хоть и пропадает часто по своим делам, но со мной он совсем не изменился. Наоборот. Наша страсть, наша любовь расцветает еще сильнее, чем на острове.

И я понимаю. Что не смогу без него. Уже никогда.

Глава 63

Вскрикиваю, воровато озираясь, когда вдруг на окне нахожу записку. Знакомый почерк.

И буквы просто расплываются перед глазами. Меня покачивает так, что приходится вцепиться в подоконник обеими руками.

«Помоги мне, доченька. Твой Северов собирается меня убить. Между нами было много неправильного, но все же я твой отец. Нам надо встретиться. В том кафе, где ты по вечерам пьешь кофе. Только ты сможешь меня спасти. Помоги мне, девочка. Помоги своему отцу»

Руки горят от бумаги, как будто я взялась за раскаленную кочергу. Или прикоснулась к ядовитой змее.

Воровато озираюсь.

Ала в доме нет, но я боюсь, что кто-то увидит эту проклятую записку.

Комкаю в руках.

Ал способен убить моего отца?

Даже нет сомнений. Он способен.

Но… Если он узнает, что я с ним встречалась? Что будет тогда?

Мой отец — его враг. И этого не изменит даже то, что сестра Ала уже спасена и в безопасности.

Это со мной он другой. Нежный, трепетный. До безумия страстный.

Но я знаю. Этот мужчина суров и даже жесток. Врага он не простит. Никогда.

И даже то, что он решил не мстить отцу через меня на уровне фантастики для Ала!

Но…

Он мой отец, — жестоко колотится в сердце.

Как бы он ни поступал со мной, а я его плоть и кровь. И… Смогу ли я пережить, смогу ли жить дальше, зная, что могла хотя бы попытаться спасти его?

Это самое неправильное решение в моей жизни. И я это понимаю разу же, как только решаюсь на него. Но… Я знаю и другое. Если есть хотя бы малейший шанс, что Ал меня послушает и хотя бы оставит отца в живых, я должна его использовать. Должна все выяснить и встретиться с отцом. Всего пять минут. На виду. В кафе под самой виллой.

Глава 64

Впервые я воровато почти пробегаюсь по саду.

Даже прислуга, кажется, что-то понимает. На меня смотрят немного удивленно, но не задают вопросов.

Руки дрожат, когда усаживаюсь за привычный столик. Заказываю сок.

— Ты пришла…

Ударяет в спину до боли, до выступивших слез горечи и обиды знакомый голос, который никогда не смогу назвать родным.

А дальше…

Дальше просто темнота.

* * *

— Мой товар явно попорчен!

Я прихожу в себя от того, что меня ударом окатывает ледяной водой.

Мороз по коже становится нестерпимым. Пронзает насквозь. Когда распахиваю глаза и встречаюсь с блеклым, ледяным, ничего не выражающим взглядом того самого урода, что мучил меня тогда. Казалось, что в прошлой жизни. На балу в кабинете отца.

— Ты была с ним, сука! — он злобно сжимает зубы и со всего размаху хлещет меня хлыстом по коже.

Я голая. Абсолютно, полностью обнаженная. В каком-то диком сыром подвале. Закованная наручниками к стене. Прикованная руками и ногами.

— Ты была с Аленом Северовым! Ты. Испортила. То. Что было моим!

В его глазах больная ярость сумасшедшего. Нездоровая. Ненависть, прожигающая еще страшнее и больнее, чем новый удар, который обрушивается на меня.

— Я… Не понимаю…

Всхлипываю, закрывая глаза.

Все, чего мне сейчас хочется, это просто провалиться в обморок. А лучше умереть.

Вся моя жизнь с Алом вдруг начинает казаться выдумкой. Как будто и не было ничего. Как будто с того кабинета, где он меня парализовал каким-то препаратом, я оказалась сразу здесь.

— А что тут понимать?

Со злобой цедит прямо мне в лицо, наклонившись так, что меня передергивает от его отвратного запах.

— Мы с твоим отцом подписали договор. Он передает мне тебя и очень солидную часть бизнеса в России. А я в свою очередь за это впускаю его в сегмент Испании. И, между прочим, свою долю твой папаша прекрасно взял. Зашел уже на рынок, хоть свою часть сделки я и не получил. А теперь. Ты. Мой товар. Попорчена!

Хватает меня за горло, яростно сверкая глазами.

— Ты думаешь. Такое. Можно простить? Можно позволить? Я не в шлюхи тебя собирался взять. А в жены. И ты. Должна была. Остаться невинной. И только. Только моей.

— Так отпусти меня, — шепчу из последних сил. Они меня уже покидают. — Отпусти. Зачем тебе испорченная жена?

— О, нет. Бизнес в России и возможность туда войти, расширив свои горизонты, слишком лакомый кусок, Алиса! Настолько лакомый, что я даже готов проглотить твое блядство! Да. Можешь целовать мне ноги. Я все же возьму тебя своей женой. Но ты понимаешь. Теперь это будет совсем не на тех почетных условиях, как могло бы быть. О, нет. На людях ты будешь делать вид, что хозяйка. Но будешь шлюхой. Шлюхой, с которой теперь я даже не собираюсь сдерживаться. Ты узнаешь обо всех моих увлечениях в этом подвале. Хотя я собирался развлекаться так с другими, а жену мог бы и пожалеть. Но теперь. Теперь этого не будет. Номинально жена, ты будешь самой дешевой, самой пользованной шлюхой в моей постели.

Глава 65

— Ал…

Выдыхаю, еле ворочая языком. Хватаюсь за это, как за последнюю соломинку.

— Ал Северов. Мы с ним вместе. Он заберет меня! А тебя убьет!

Да. С ним не стоило бы говорить так, как позволяла себя с Алом. Это больной психопат, по нему сразу видно!

Но… Может, это остановит его хотя бы сейчас? А после… После вся надежда только на Ала!

Но…

Имя Ала совсем не производит на него впечатления. Даже наоборот. Он просто запрокидывает голову и начинает дико, озверело хохотать. Так дико, что всю кожу продирает мороз. До крови.

— Ты плохо знаешь расклад, девочка.

С ненавистью плюет мне в лицо словами, отсмеявшись.

— Клан Северова высок. Силен. У него власть. Но не забывай. Он пришлый человек. Чужой. А я…

— Мой отец, Санчес Терес, — глава самого сильного, самого древнего клана на этой земле. Испокон веков мы правили здесь. Подминая под себя все остальные кланы. Клан Морильо, над которым сейчас встал пришлый чужак Северов, в свое время сильно возвысился. Стал третьим по силе. Уже тогда мы начали его уничтожать. Да. Кроме нас могут быть другие кланы. Но не настолько сильные, чтобы не подчиняться. Не настолько, чтобы остальных мы не смогли держать в кулаке.

— Но мальчишка Канво Морильо нас не услышал. Сорвался. Начал нагло переть вперед вместе со своим русским дружком. Подозреваю, что проклятый Ал Северов и подбивал его к этому наглому дерзкому бунту. Вы в России там все смертники. Идиоты. Не умеющие просчитывать свои жизни наперед. Вам нужно все или ничего.

— Мы. Мы уничтожили Морильо. На место которого встал твой Ал. Мы. А он так до сих пор этого и не понял. Уничтожим и его. Если первые попытки не удались, это не значит, что мы не учли своих промахов. Ал зарвался. Это вопрос времени, когда его империя, которую он посмел слишком возвысить, упадет к ногам моей семьи. Недолгого времени, крошка.

— Его центральный офис почти у нас в руках. Он уверен, что в нем он, как в крепости, а на самом деле — у нас на прицеле. И его жизнь, девочка, будет зависеть от тебя. Через час. Через час, в этом доме мы встречается с зарвавшимся щенком Алом Северовым. И ты подтвердишь все. Что с самого начала ты моя невеста. А он… Он просто выкрал тебя. И с ним ты был по принуждению. Только ради того, чтобы сохранить собственную жизнь.

— Тогда, так и быть. Я дам Северову шанс. Маленький. Крошечный. Но обещаю. Он не умрет. Иначе… Иначе он прямо на твоих глазах будет истекать кровью. Корчиться в муках и подыхать. Под моими ногами. А я… Я буду трахать тебя у него на глазах. И это будет последним, что он увидит в своей жизни. Так как? Будущая жена? Надеюсь, в тебе есть разум, а не только смазливое лицо и охиреть, какая шикарная фигура? Что ты решаешь? Жить или умереть Алену Северову?

Я только качаю головой. Закрываю глаза и чувствую, как проваливаюсь в темноту.

— Слабачка, — слышу его насмешливый мерзкий голос.

— Как она собирается исполнять супружеский долг, если так сразу падает в обморок?

Глава 66

Меня одели, причесали и даже накрасили, пока я была без сознания.

Пришла в себя на кушетке в ослепительно светлой гостиной. В каком-то платье странного длинного покроя.

Попыталась подняться, ощутив высокую прическу. Звякнули браслеты на руках. В ушах дернулись капельки-серьги.

Он подумал обо всем. Вряд ли пленница станет наряжаться и украшать себя.

И…

Я понимаю, какое должна принять решение.

Понимаю, потому что иного нет.

Пули в его животе, шрамы от них я помню слишком ярко.

Какой смысл бороться?

Я сама готова умереть ради того, чтобы он жил!

А если его не станет…

Моя участь никак не изменится. Она останется кошмаром рядом с этим чудовищем.

* * *

— Проходи Ален.

Я вскидываю голову задолго до этих слов надреснутым голосом.

Едва заслышав уверенные, сильные шаги.

Я чувствую его. На расстоянии. Каждой клеточкой своего тела. Каждой каплей крови.

Словно всей своей жизнью впиваюсь в его идеальное лицо. Родное. Любимое. Любимое до боли. До ломоты в суставах.

Лишь на миг ловлю в его взгляде изумление.

А после Ал становится нечитаемым совершенно. Его лицо превращается в идеально высеченный камень.

И все равно. Я чувствую каждый стук его сердца. Как будто оно стучит. Громыхает. У меня в груди.

— Ты знаком с моей невестой, Ал?

Мой палач широким жестом хозяина приглашает Ала к столу.

— Алиса Ефимова. Из России. Дочь одного очень уважаемого человека. Мы давно заключили договор. Породниться и объединить капиталы. Ты не знал?

Ал молчит. Смотрит только в глаза собеседнику. Как будто меня здесь нет и вовсе.

А я… Я с каждой минутой умираю.

Принять свою участь мучительно непросто. Удержаться и не сорваться. Когда он рядом, это невозможно! На грани смерти!

— Русские невесты… Знаешь ли, самые лучшие жены. Самые говорят, горячие во всем мире! Так что я везунчик. Я не только выйду на солидные рынки и на новую сферу влияния, что колоссально поднимет нашу семью. Я еще буду изнемогать от ночных ласк жаркой красавицы. Каждую ночь. Каждую ночь, Ал, я буду возноситься на пик наслаждения! Надеюсь, ее темперамент совпадет с моим. Так что я реально самый настоящий счастливчик!

Глава 67

Я не знаю, чего я жду.

Просто тупо замираю, так и теребя в руках салфетку.

Секунды растягиваются в вечность.

А тело не двигается. Оно просто окаменело, превратилось в мертвую скульптуру.

Каждый стук сердца ждет, что сейчас Ал ворвется сюда. Подхватит на руки и унесет из этого проклятого дома, из проклятой реальности.

Но разум знает, что это невозможно.

И, кажется, с каждой секундой мое сердце замирает. Умирает. Перестает стучать.

— Ну вот и все. Дождалась, сладкая? Хорошо, что ты так ждешь будущего мужа. Даже не сходишь с места, пока он не приказал.

Фернанд возвращается. Мерзко хлопает меня по щеке.

А после. После просто забрасывает на плечо и уносит. Как мешок.

Швыряет на кровать, с рваным хрипением расстегивает и отбрасывает свои брюки, оставаясь в одной рубашке.

— Подожди!

Оцепенение спадает. Накатывает ужас. Дикий ужас.

— Подожди! Еще не ночь… Еще светло…

Я умоляю. Умоляю, чувствуя, как белеют сжатые пальцы.

— Брачная ночь, когда решает муж, Алиса, — он резко, грубо хватает меня за горло. Так, что я начинаю биться в его руках, как выброшенная на берег рыба. — Я и так слишком долго ждал твой рот. И твое тело.

Одним рывком разрывает на мне платье.

Придавливает своим телом, грубо, жестко падая сверху.

Стараюсь отключиться. Просто смотрю в потолок. В конце концов, он просто меня трахнет. Просто трахнет.

Будет отвратительно. Грубо. Наверное, больно. Но не смертельно. Надо просто абстрагироваться. И пережить.

— Эй. Мне нужна страстная жена.

И я почти вою, когда он зубами просто вгрызается мне в сосок.

— А не дохлая рыба!

Резко распахивает мне ноги так, что бедра начинают разрывать на части.

Глава 68

И…

С глухим бульканьем падает с постели.

— Ал?

Я дергаюсь в ужасе.

Вжимаюсь в спинку кровати.

Он полыхает яростью. Его дикий вид, его глаза совершенно безумны.

Ален стоит сзади. За спиной повалившегося на пол урода. С его окровавленного ножа капает вязкими каплями кровь. Каждая капля, упавшая на пол, отдается в висках так громко, что, кажется, закладывает уши.

В ужасе смотрю на того, кого я, кажется, знала. Кого полюбила. Таким я никогда в жизни его не видела. Не представляла!

И мне впервые по-настоящему страшно на него смотреть. Страшно рядом с ним.

Это не человек. Это стихия. Это дикая сконцентрированная ярость и ненависть.

Он в миллиарды раз сейчас страшнее и яростнее, чем даже тогда на острове. И я не знаю, чего от него ждать.

Следующим ударом он убьет меня?

Он не прощает. Я это помню.

— Пошли, gata.

Его челюсти дико сжимаются, когда он забрасывает меня на плечо.

Матерясь, накидывает мне на спину простынь.

— Ал..

Я пытаюсь что-то пояснить, но воздух замирает в легких.

Один шаг за дверь, и начинается просто кровавая бойня.

Здесь уже все залито кровью. Топот людей. Выкрики, мат. И… Выстрелы. Ослепительные вспышки, которые летят в нас со всех сторон.

И вопли. Вопли боли. И удушливый запах крови, которая стекает со стен.

— Лучше отключись, gata, — слышу сквозь грохот его властный голос. — Это не для твоих глаз.

Он действует на меня, как нажатие на курок. И я отключаюсь.

Глава 69

— Ал…

Удушливый запах крови забивает ноздри.

Так, что закашливаюсь.

Но… Это не просто запах.

Кровь везде.

Под моими руками, которыми я прижимаюсь к плечам Ала. На его груди, на лице. На полу вокруг нас. Везде.

— Ал? Где мы? Мы выбрались?

Я ничего не понимаю. Вокруг деревянные стены какой-то крохотной хижины.

— Да, Алиса.

Его руки скользят по мне. Оживляя. Его губы покрывают мое лицо. Лихорадочно и жадно. Оставляя по себе тонкую пленку крови.

— Ал! Ты ранен!

— Это ерунда. Не в первый раз.

— Я должна посмотреть.

— Потом, девочка. Все потом.

Пытаюсь вывернуться, но он только с силой прижимает меня к груди.

Лихорадочно водит руками по всему телу. Скользит глазами по лицу. Жадно. Надрывно. С безумной страстью и болью.

— Будет война. Да, Ал? Теперь будет война?

Я дрожу.

То, что я видела, это безумно страшно. Безумно.

— Она уже началась, Алиса. И да. Я не стану тебе врать. Теперь будет война, которой не было лет сто в этих местах. Настоящая бойня. Самое жаркое пекло.

— Ал…

Мучительно стону, впиваясь в него руками.

— Ради чего?

— Я не могу. Не могу потерять тебя, Алиса.

— Но ты можешь потерять все! Свой бизнес! Положение! Дом! Жизнь! Все!

— Я. Не. Могу. Тебя. Потерять!

Рычит, чеканя каждое слово. Покрывая меня всю поцелуями.

Лицо. Глаза. Руки, шею, грудь.

Впиваясь. Заставляя снова врастать в него всем сердцем. Унимая лихорадочную панику, леденящий ужас, что прошибает насквозь.

— Я не привык проигрывать, gata. Я всегда побеждаю, чего бы мне это не стоило. Но. Чего стоит жизнь, власть, деньги, бизнес, если ты не можешь быть с любимой женщиной? Если любимая собирается принести себя в жертву и стать несчастной ради тебя? Мерда! Это самый проклятый ад, который только можно представить!

— Ты понял…

Шепчу, еще не веря.

— Как ты понял?

— Я чувствую тебя, Алиса. Чувствую у себя в крови. В каждой капле. Я знаю все твои мысли. Я знаю тебя насквозь. Как самого себя.

— И…

— И я люблю тебя. Дико. Одержимо. Так, как не любят. Это безумие. Ураган. Я знаю. Но я буду любить тебя всю свою жизнь. И я никогда. Не потеряю тебя. Никогда, моя девочка! До тех пор, пока твои глаза будут светиться для меня. Пока твое сердце будет так биться, я никому и ничему не позволю нас разлучить. А с остальным я разберусь. Поверь мне. Ты будешь в безопасности. Всегда. Есть много мест, надежных, как крепость. Империя Тереса падет. Он сам нарвался, хоть я этого и не планировал. Тебе нечего боятся. Но… Если я вдруг все потеряю, у нас всегда будет наш остров. А остальное я решу. Решу, Алиса. Главное, чтобы ты была. Со мной.

— Люблю, — шепчу, лихорадочно заскользив по его лицу губами.

Обхватив руками и ногами его всего.

Чувствуя, как стук его сердца заводит мое, уже почти остывшее, уже разуверившееся.

— Люблю тебя, Ал, — выдыхаю в его губы, что накрывают мои. Вдыхая в меня жизнь. Опаляя нашей безумной страстью. Обжигая любовью, которой не бывает.

— Люблю, Алиса. Люблю Навсегда, — лихорадочно шепчет он и его слова улетают прямо мне в горло. Впиваются в душу. — До последней капли крови. Которая будет биться во мне. Я тебя не потеряю.

70 ЭПИЛОГ

— Ал, Лисса, выйдете.

— Ал!

Дети, вечно обожающие отца, послушно выходят.

Да. Он стал именно таким.

Идеальным отцом. Алиса рассказывает ему все свои секреты, не слезая с колен в те редкие вечера, когда он может отдохнуть дома. Я даже умиляюсь, украдкой утирая слезы. Она делится с ним даже больше, чем со мной, рассказывает все свои девичьи секреты. Увы. У меня такого в жизни не было.

Ну, а из сына он с самых первых дней растит настоящего мужчину, направляя твердой рукой, хотя и достаточно мягко.

Дети его просто обожают. Но слушают беспрекословно. Как, впрочем, и все вокруг.

— Это плохая примета, — шепчу, не оборачиваясь.

Даже зажмуриваю глаза, стоя у огромного ростового зеркала.

— Для нас с тобой нет примет, gata. Мы сами создаем приметы.

Подходит сзади, проводя губами по спине прежде, чем застегнуть молнию на платье.

— Моя королева, — шепчет прямо в шею.

И я млею.

Млею под его руками. От каждого прикосновения. От дыхания. От звука его голоса.

Распахиваю глаза. Да. Стоило Алу появиться, и они светятся намного ярче бриллиантового ожерелья и серьг, которые играют бликами и россыпью света.

— Это не свадьба. Это коронация, мне кажется, — шепчу, поворачиваясь к нему.

К моему любимому. Единственному. Самому родному. Самому смелому, чувственному и страстному мужчине на всей земле.

Мы давно принесли свои клятвы друг другу.

Еще тогда.

В том заброшенном доме, что пропах кровью.

А дальше… Дальше была война. Настоящее, лютое, истинное пекло.

Мы пережили его вместе. Один Бог знает, как. Но пережили.

И вот теперь Ал Северов. Пришлый в этих местах. Стал главой самого влиятельного клана.

Остальные семьи признали его власть над собой. Не партнерство. Именно власть. И сегодня, после нашего венчания, которое наконец стало возможным, потому что установился мир, они присягнут чете Северовых на верность.

— Да, Алиса. Это коронация, — он прожигает меня все тем же безумным взглядом.

Будто срывает платье. Ощупывает каждую клеточку кожи, которая уже горит под его страстью.

— Потому что ты. Моя. Единственная королева. Ты стоишь того, чтобы бросить весь мир к твоим ногам. Ты стоишь всего. Целого мира.

— Ал…

Провожу пальцами по вискам, посеребренным сединой.

Он молод. Стал сильнее, крепче и даже выше за эти несколько лет. Но и победа далась ему нелегко. Впрочем, не могу не признать. С этим серебром в волосах этот невозможный мужчина выглядит как сам дьявол. Так же сексуально. До безумия.

— Ты ведь знаешь. Мне нужен только ты.

— И мне, девочка, — целует мои руки, не отрывая взгляда от глаз.

И я тону. Снова и снова. В нем. В нас. В том, что мы, черт возьми, все же выжили!

— Но если мир сам летит тебе в руки, для кого его завоевывать, если не для тебя? И для наших детей, которым предстоит взять его в свои крепкие руки? Но детей мы сегодня отправим к Алонсо. И сбежим. На наш остров. Только вдвоем. Мы заслужили этот медовый месяц, Алиса. Забыть о времени и остаться на всей земле только одним. Без времени. Без спешки. Без разговоров.

— Люблю, — шепчу, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— До последней капли крови люблю тебя. Моя королева.

Конец.