Глава 4


Удивила так удивила щенячьими взглядами в сторону Коняшкина. Или Конкина? Хотя один хрен. Точнее «пони». Вместо того, чтобы трястись передо мной и бояться лажануть, Женя совершенно точно думает о том, как выглядит перед этим парнем. Отвратительное зрелище. Что ж ты так палишься, дурочка? В очередной раз разочаровала.

Хотя, кому я сейчас заливаю? Разочаровала она меня вовсе не этим, а абсолютным равнодушием в мою сторону. Да и тут я откровенно вру сам себе. Окажись она в списке особ, желающих залезть на мой член, вот тогда бы — да, упала ниже плинтуса. А так, ну сохнет она совершенно точно не взаимно по своему ровеснику, что ж на нее теперь клеймо вешать, как и слабым на передок девицам из отделения? Нет, объективность во мне, к счастью, еще не сдохла. Однако при всем при этом факт ее равнодушия все равно напрягает. Вешаются — плохо, нет — тоже. Я тупо зажрался.

Спрашивается, а на хрена мне от нее вообще какие-либо проявления знаков внимания? Ну да, ну да, вот уж «вопрос века». Осталось только задать его знатокам. Все просто, и вскрытие не требуется — она меня тупо привлекает. Это само по себе странно, учитывая, что я примерно представляю через скольких мужиков Женя могла пройти, учитывая подноготную ее семьи. Пусть и не по своей воле, но факт остается фактом. Однако, несмотря на это, она все равно меня привлекает.

А, может быть, все дело в том, что я подсознательно ее уже обеляю? Наряд и макияж шлюхи в баре скорее всего единичный случай. Возможно, поддалась и нарядилась так, чтобы «пони» обольстить. Правда, компания была чисто женская. Но мало ли куда коняшка мог запропаститься. Ее реакция на мои слова была вполне себе красноречива.

А, может, все дело в том, что мне тупо на все наплевать, когда я вижу ее глаза. Взгляд такой, что… полный пиздец. Побитая лань. Всегда раздражал такой, ибо у девок он насквозь фальшивый. Знают, когда и на кого так посмотреть. Фишка в том, что у Жени взгляд ни капельки не охотничий и не фальшивый. Он у нее настоящий. Грустный, даже если улыбается. Такой… болючий, что ли, пробирающий. Точно, он — трогательный.

Надо же, слово я еще такое помню. Но правда трогательный. Он и тогда был таким же. Только сейчас понял, что дело было не в заплаканных глазах. Взгляд у нее в принципе такой и без слез. Ну и контрольный в голову — гетерохромия. Есть в этом что-то такое завораживающее. В баре не приметил, ибо все было напрочь перекрыто длиной платья. А в кабинете — да, когда та поедала конфеты, совершенно не стесняясь при этом облизываться, вот тогда и заметил эту маленькую, но весьма редкую особенность. Один глаз голубой, на другом радужка менее голубого цвета вместе с небольшим светло-коричневым участком. Цепляет. Даже слишком.

Перевожу взгляд на «пони». А, может, я ошибаюсь и не так уж ему на нее и похрен. По крайней мере сейчас он смотрит на Женю заинтересованно. Так, стоп, о чем она говорила с больным? Как вообще вела себя с ним? Дед сияет. Оно и понятно, когда его последний раз одаривала молоденькая девчонка. А девчонке, кажется, по хрен, ибо она вся в «пони». Коняшкин и Беляшкина. Или Беляшова? Да… проблема с запоминанием фамилий никуда не делась. Хотя какая разница. Беляшова или Беляшкина? Беляш, он и в Африке беляш. Точно — беляш! Такой же аппетитный и запретный. А самое главное, учитывая на каком канцерогенном масле жарится этот самый беляш, есть его крайне вредно и опасно. Так же опасно, как и заводить какие-либо шашни на работе. Но вкусно. Очень вкусно.

Не туда. Ох, не туда меня ведет. Сам не понял, как наконец-то выплыл из своих противоречивых мыслей и все-таки обратил внимание на Женины манипуляции. Ну хоть с пальпацией печени поймал. И на том спасибо.

— Положение руки должно быть не такое. Ты такими поглаживаниями ничего не пропальпируешь. Вот так, — обхватываю ее ладонь своей и проделываю так, как надо. — А теперь сама. Только не забывай про вдох и выдох.

***

Совершенно тупые и в большинстве своем бесперспективные студенты. Тут и жестить не надо. Все на ладони.

— А завтра какая тема? — тихо интересуется одна из особ, тусовавшихся в баре.

— А вы еще не поняли, что все? Я не дам вам задачи по конкретной теме. Штудируйте абсолютно все. Зачет в конце покажет, как и кто работал. Пятьсот пятая группа, надеюсь, вам всем прощайте. Пятьсот шестая, завтра на этом же месте. Вам до свидания.

Так и хочется всем дать пенделя, чтобы побыстрее свалили из аудитории. Понимаю, что уже неправильно себя веду, ибо ищу взглядом сложную задачу, на которой Женя провалится. И только когда наконец аудитория становится почти пустой, я одергиваю себя. Сама выберет. При желании дам ей и вторую, учитывая, что на занятии я ее не осчастливил задачей.

Встаю из-за стола, как только в аудитории мы остаемся вдвоем и нависаю над Женей. Протягиваю ей стопку с задачами.

— Пять минут на обдумывание. Если готова раньше, дерзай.

— Хорошо. А вы не могли бы надо мной не стоять вот так.

— Тебя это напрягает?

— Да.

— А меня это, — без церемоний достаю карандаш из ее прически. Волосы тут же рассыпаются по плечам. Давно хотел это сделать. — Карандаш в волосах больше не носить. Для этого есть заколки, — сажусь на свое место.

— В Китае носят почти такие заколки только без грифеля.

— А мы не там находимся, Женя.

— Хорошо, — спокойно произносит она и утыкается взглядом в задачу.

А жаль. Еще и обе ладони приложила к щекам, оставив мне созерцать только нос и губы. Никакой реакции с такой позой не рассмотреть. На третьей минуте рассматривания ее веснушек на носу — я сдался.

— Удиви меня.

— Боюсь, что могу только в плохом смысле, — наконец убирает руки от лица. — Я не знаю ответ на эту задачу, — да что за нахрен?! — В смысле не могу понять диагноз, — быстро поправляется она, видимо, узрев на моем лице явное негодование.

— У тебя жвачка есть? — первое, что приходит на ум. Молчит, хмуря лоб. — Мой вопрос так сложен для тебя?

— Я просто думаю, видели ли вы то, что я доставала жвачку в перерыве на занятии или нет. Если да, а я скажу, что у меня ее нет, то выйдет нехорошо. Если не видели и скажу, что она у меня есть, то придется вам дать, а потом снова и снова. Кто-то увидит, что я вам даю и потом обязательно скажет «дай». И в итоге… сплошные затраты, — гениально, мать вашу. Какой процент людей признается в том, что ненавидит делиться жвачкой?

— Правильно. Если каждому давать… продолжи.

— Эээ… то сломается кровать.

— Ммм… еще. Попытка номер два. Если каждому давать…

— Можно совесть потерять, — ничуть не задумываясь, выдает Женя.

— Дубль три, — усмехаюсь в голос.

— Если каждому давать, плохо ночью будешь спать.

— Накидываю балл за креативность к общей оценке. Однако, ответ неправильный. Если каждому давать, то себе ничего не останется.

— Это не рифмуется, — возмущенно бросает она.

— А я тебя просил рифму?

— Нет. Но вы просили просто продолжить. Я продолжила.

— Ладно, принимаю твое замечание. Ну так что там с жвачкой? Кстати, я тоже никому и никогда их не давал. Закидывал в рот исключительно в одиночку.

— В ваши студенческие годы тоже были жвачки? Я хотела сказать, что были такие же упаковки, в которых было много жвачек? — это что, она меня сейчас старым назвала?

— Были. Ну так что там с жвачкой? — снова повторяю свой вопрос.

— Сейчас дам. Ой, нет, — разочарованно бросает Женя. — Оказывается реально закончилась.

— Не проблема, — открываю ящик в столе. — Возьми, — протягиваю ей леденец. — Соси.

— Зачем? — непонимающе уставилась на меня.

— Чтобы сосала.

— Вы предлагает мне взять конфету в рот и сосать ее… при вас?

— Можешь выйти в коридор и там пососать, если я тебя этим смущаю.

— Спасибо, но я не хочу сосать конфету ни при вас, ни в пустынном коридоре.

— Я тебя вообще не спрашивал, чего ты хочешь. Так надо. Это активирует мозговую деятельность. Пососешь, возможно, придет в голову ответ на задачу, и ты меня приятно удивишь. Давай быстрее, Жень, работы много, — вот тут уже не вру. Работы и вправду до хрена.

— Ах, вот оно что.

— А ты что подумала?

— Лучше вам не знать, о чем я подумала. Ну, разве что, ради эксперимента пососу леденец.

— Соси.

И все-так она забавная. Через несколько секунд Женя, кажется, вообще забыла о том, что здесь не одна. Слишком любит сладкое.

— Ну как там мысли?

— Вспомнила, что надо купить хлебушек.

— Мне тоже… надо купить хлеб. А по задаче?

— Я сдаюсь. Бред какой-то. Здесь может быть все, что угодно. Никаких точных данных.

— Давай ее мне, — беру бумагу в руки и читаю условие задачи.

— Ну и что там?

— Понятия не имею, — вполне серьезно произношу я после очередной перечитки условия. — Я с тобой соглашусь, здесь бред неясной этиологии. Может быть все что угодно. Уберем эту хрень из списка задач.

— Итого мне пять? — поинтересовалась Женя, открыто улыбаясь. Так, определенно на нее так действует сладкое.

— Не наглей, — протягиваю ей стопку с задачами. — Давай только сразу читай условия задачи и по возможности отвечай.

— Хорошо. Только я сначала быстренько прочитаю сама.

Получилось и вправду быстренько. Через пятнадцать секунд Женя начала читать задачу вслух.

— Больной «М»…

— Ой, нет, — сразу перебиваю ее я. — Давай ему дадим имя. Надоели уже эти просто «М». Никакого разнообразия.

— Максим?

— Мне больше нравится Михаил. Точнее не нравится, поэтому будет он. Был у меня один университетский товарищ. Мерзкий тип. Итак, захворал у нас Мишка.

— Тридцати пяти лет. При поступлении жалобы на боли в области сердца, одышку, слабость и быструю утомляемость. Объективно, выраженные отеки на нижних конечностях, асцит. Перкуторно размеры печени увеличены. Со слов больного перенес ОРВИ две недели назад. По анализам и…

— Я сам, — забираю у нее задачу и дочитываю данные. — Ну и какое заболевание у Миши? И желательно этиопатогенез.

— В результате ОРВИ развился острый диффузный миокардит. Из-за воспаления в миокарде возникает первичное ослабление работы сердца в результате нарушения образования энергии. Так как правые отделы сердца анатомически более слабые, развивается правожелудочковый тип сердечной недостаточности. Застой в большом круге кровообращения. Отсюда и признаки правожелудочковой недостаточности: одышка, асцит, тахикардия в покое, падение МОК, цианоз.

— Зараза какая, — спустя несколько секунд все же не выдерживаю я. — Так даже неинтересно.

— Что?

— Может быть, я хотел с тобой побеседовать, а теперь придется ставить тебе пять и отпускать с миром. Иди отсюда. За каждое опоздание после ночного дежурства, даже если оно на пятнадцать минут, — задача.

— То есть на занятие вы меня пустите?

— Да, если опоздание после дежурства.

— Спасибо, Алексей Викторович. Тогда до свидания.

— Пока.

Удивила, так удивила. А может, это тупо везение. Каждый может знать какую-то тему. Уж за три-то недели можно и проверить.

***

— Алексей Викторович, угощайтесь, — поднимаю взгляд на нависшую надо мной Тамару Николаевну с коробкой в руках. — Здесь пироги с рыбой и с мясом.

— Спасибо, я не хочу.

— Ну как это. Вы точно не обедали, я видела. Уже четвертый час. Может, что-то другое хотите?

— Хочу.

— А что хотите?

— Беляшей, — не задумываясь, бросаю я. — Теплых, вредных, чтоб масло по пальцам текло. Сочных.

— Эээ… а тут в ларьке есть. Хотите сбегаю?

— Хочу. Если вам не трудно, конечно. Давайте три. Только спросите у продавца они… не из собачатины ли. Уважаю этих животных.

— А я слышала, что собаки очень вкусные, — м-да, видать, у них был не только пирог.

— Господь с вами, Тамара Николаевна. Собачатина не подойдет. Мне нужна только человечина, — я реально сейчас сказал это вслух?! — Шутка. Я имел в ввиду свинина. Просто она максимально приближена к человеческому мясу. Короче, если из свинины, тогда берите три штуки.

— Поняла.

Поняла она, ну-ну. Встаю из-за стола и завариваю себе кофе. Подхожу к окну. Дерьмо, а не погода. Хотя, что я хочу от начала мая в городе. Грязь, лужи и холод собачий. Три беляша… крыша едет не спеша. Усмехаюсь в голос, когда за окном вижу Женю. Вспомни солнышко, вот и лучик. Лучик, который через несколько секунд падает на асфальт так, что у меня у самого, кажется, на расстоянии отдало в собственные колени.

Надо… надо помогать людям, даже если ими хочется немного полакомиться. Ставлю чашку на стол и выхожу из кабинета.

Загрузка...