Леся подняла утенка, который залез в ее косметичку, осторожно посадила его на пол и вернулась к макияжу. Подвела губы, уложила брови. Отошла. Покрутилась. Платье тоже сидело прекрасно. Что же на груди-то будто камень? Лесе казалось, что если она ляжет на кровать, то ее грудь впадет внутрь от этой тяжести.
Леся села к отцу в машину, чтобы поехать в ресторан, и постаралась улыбнуться под пристальным отцовским взглядом. Она боялась, что он снова заговорит о врачах. Леся и сама не знала, почему так не хотела обращаться к психиатру. В ее окружении было много тех, кто пил таблетки и им действительно становилось легче, но ей почему-то казалось, что она проиграет самой себе, если признает, что не может справиться со своими мыслями и страхами самостоятельно.
Она прекрасно помнила, когда у нее началась ипохондрия. Год назад, когда она готовилась к ЕГЭ. Все девять учебных месяцев она находилась под таким давлением репетиторов, школы и ожиданий отца, что к маю спала не больше трех часов в сутки – в остальное время готовилась. А потом отец попал в аварию. Несерьезную, но все-таки ему пришлось поваляться пару недель в больнице. Леся тогда впервые осознанно и по-взрослому ощутила, что смерть близко. Отец ведь уехал просто купить семечек и чипсов к фильму. И если все может случиться так внезапно, то, значит, решила Леся, надо попытаться проконтролировать хотя бы то, над чем мы властны – здоровье. Стресс от экзаменов, недосыпание и страх смерти наложились один на другой и улеглись в большую пирамиду, которую Леся вот уже год никак не могла разрушить.
Тут из мыслей ее выдернул голос отца.
– Я попросил Саню, – сказал он, – захватить какую-нибудь молодежь, чтобы тебе повеселее было.
– Ну па-а-а-ап!
– Котенок, клянусь, я пол не обозначал. Он и девочку может привести.
– Сводня.
– Да как такую красотку не сводить? Я вообще не понимаю, как ты по улице спокойно ходишь, тебя же замуж звать должны каждый день.
– Не зовут. Друзьями вон даже предлагают остаться.
– Слепые. Пусть протрут себе что-нибудь!
– Хватит, пап. Хватит об этом.
Некоторое время ехали молча, а потом, на светофоре, отец залез в телефон, и через минуту на весь салон заиграла песня:
Все стало вокруг голубым и зеленым,
В ручьях забурлила, запела вода.
Вся жизнь потекла по весенним законам,
Теперь от любви не уйти никуда.
– Ну па-а-а-ап! – протянула Леся, услышав последнюю строчку. – Ну ты прикалываешься, что ли?
Валерий Евгеньевич самозабвенно подпевал и не слышал Лесю. Тогда она легонько ударила его в плечо кулаком.
– Папа! Ну что ты за человек!
Отец рассмеялся.
– Сейчас мое любимое будет, котенок, не бей, умоляю, дай дослушать, – сказал он, а потом затянул: «Любовь никогда-а-а-а-а, не быва-а-а-а-ет без гру-у-у-сти, но это приятней, чем грусть без любви-и-и».
Леся намеренно закатила глаза, но на самом деле ее тянуло смеяться.
Когда машина остановилась у ресторана, отец притянул Лесю к себе и звонко поцеловал в щеку.
– Пап, ну у меня же румяна и хайлайтер!
Отец продолжал звонко целовать Лесю в щеку. Наконец она рассмеялась и крепко обняла папу.
– Котенок, – сказал он, – я тебе желаю, чтобы ты была счастливее всех на свете. Я тебя очень люблю.
– И я тебя люблю, пап.
В ресторане администратор сообщила, что их уже ожидают, и провела к столу на веранде. Вид был на пруд и лес. Красота. Свежая зеленая шапка деревьев радовала Лесин глаз.
Леся на секунду остановилась и залюбовалась, и отец аккуратно подтолкнул ее к столику.
Там уже сидел интеллигентного вида худой мужчина в очках в пиджаке, который, кажется, был на несколько размеров больше, чем нужно. Рядом с мужчиной сидела девушка с короткой стрижкой. Лесе бросились в глаза неаккуратно накрашенные губы. В некоторых местах девушка вышла за контур, и весь ее образ от этого выглядел неряшливо.
Когда Леся с отцом подошли, мужчина встал, крепко пожал Валерию Евгеньевичу руку, а затем и Лесе, сказал, что его зовут Александр Александрович, потом представил девушку – аспирантку Машу, которая работает с ним на раскопках. Маша резко поднялась и ударилась о стол. Тот дернулся. По белой скатерти пошла влажная серая трещина.