Пока страсть спит

Январь, 1840 год

Глава 5

Январь 1840 года оказался с самого начала месяцем противным — мрачным и сырым. Сидя в своем уютном кабинете в задней части дома, Элизабет смотрела на толстые струи дождя, бегущие с раннего утра по оконным стеклам. Она сердито подумала, что такая погода отодвинет весенние полевые работы. Благодаря ее оказавшемуся на редкость мудрому руководству дела их хозяйства шли очень удачно. Они пережили кризис 1837 года, когда многие землевладельцы разорились. Теперь пора было идти вперед.

Отныне усадьба занимала всю ее жизнь. Она любила свой украшенный белыми колоннами дом и свою плодородную землю, забота о них скрашивала ее существование, заставляла держать себя в руках. Каждый свободный час она проводила в поле. Ее усилиями некогда заброшенная земля покрылась ровными рядами сахарного тростника и кукурузы, прекрасно выглядели поля, засеянные пшеницей, овсом и ячменем.

Минувшие четыре года не были легкими или простыми для Элизабет. Для всех их брак был примером прекрасной семейной жизни, посторонние видели, как они были милы друг с другом. И никому не могло прийти в голову, что Элизабет спит одна, а Натан… Время от времени он обзаводился любовником, и хотя он хранил это в глубочайшем секрете, Элизабет обычно догадывалась об этом, когда он вдруг начинал посещать Серебряную улицу, пользовавшуюся не самой лучшей репутацией.

Они несколько раз пытались наладить интимную сторону супружеской жизни, но у Натана по-прежнему ничего не получалось. Элизабет терпела, пока могла, а потом твердо отлучила его от своей постели. Это случилось почти два года назад. Она очень старалась забыть проблемы взаимоотношений с Натаном, но иногда, лежа в одиночестве и вспоминая те ночи, когда Натан пытался доказать свою мужскую состоятельность, а ей это приносило только боль и разочарование, она не могла убедить себя в том, что она не несчастна.

Элизабет вспомнила, как трудно ей было признаться в произошедшем с ней по злой воле Консуэлы в тот проклятый полдены Но она была уверена, что обязана поведать мужу, что другой мужчина отобрал у нее то, что по праву принадлежало именно ему. Натан был потрясен тем, как с ней обошлись, и попытался сделать все, чтобы уменьшить ее страдания и помочь ей преодолеть чувство стыда и унижения. И только когда она начала успокаиваться, когда громкие рыдания перешли в тихие всхлипывания, Натан коснулся того, чего она боялась больше всего. Смотря на нее пристально, он с усилием произнес:

— Элизабет, дорогая, ты должна назвать мне имена этих негодяев. Я хочу найти их и убить за то, что они сделали с тобой. А что касается той подлой и коварной женщины, кем бы она ни была, я могу пожелать ей только тяжелой агонии перед смертью. Назови имена насильников, я не могу не отомстить за твою поруганную честь. Да и мою…

Последние слова он произнес со страдальческой улыбкой и добавил, что из-за нее он впал в бесчестье.

Элизабет объяснила ему, что если скандал разразится, то неизбежно всплывут и его причины, а значит, ее самые интимные проблемы станут обсуждать досужие люди.

Натану оставалось только согласиться с ее доводами.

К счастью, страхи по поводу ребенка не оправдались, и, как только она получила физические доказательства этого, навсегда запретила себе думать о том, что произошло в Новом Орлеане. Но один раз она не выполнила зарока. Это было примерно через год после того, как они прибыли в Натчез. Одна из здешних матрон медленной походкой подплыла к ней и спросила, мог ли ею интересоваться высокий, темный незнакомец, заезжавший в город, когда ее не было. Матрона добавила, что незнакомец был очень настойчив в расспросах о ней. Элизабет гнала прочь мысли о Рафаэле и сказала, что вряд ли это ее знакомый, она никого похожего не может припомнить.

Женщина театрально вздохнула:

— Я хорошо понимаю, почему вы не хотите сознаться. Я бы тоже испугалась, что муж может узнать о таком поклоннике — красивом и чертовски обаятельном.

Еще несколько дней Элизабет прожила в волнующем ожидании: не появится ли Рафаэль. Но никто не появился, и Элизабет убедила себя, что миссис Мэйберри ошиблась, тот человек, видимо, интересовался кем-то другим. С того момента Элизабет удалось выкинуть из своей памяти все, что произошло в Новом Орлеане и самого Рафаэля Сантану.

Как ни странно, но при всех ненормальностях в сфере супружеской жизни они приспособились друг к другу. Она переключила все свои силы на хозяйство и на только что построенный дом в Бриарвуде. О поместье заговорили даже в Натчезе. Она сумела подобрать с таким вкусом мебель и обивку комнат, что это стало предметом зависти половины дам в Натчезе. Поля и плантации были одними из лучших в округе.

Работа по хозяйству стала единственным средством, способным удержать Элизабет от депрессии и углубления в себя. И еще она много читала. Особенно ей нравились книги, рассказывающие об освоении земель к северу от Мексики и территорий нынешней Республики Техас. Может быть, нравились потому, что среди героев было много сероглазых, темноволосых, смелых и жестоких красавцев-дьяволов, так похожих на Рафаэля Сантану.

Трудно было бы найти хоть малейшее сходство между молодой женщиной, которая теперь предпочитала, чтобы ее называли Бет, и застенчивой Элизабет, которая пришла со своим горем к мужу в 1836 году. Сейчас на дворе был январь 1840-го. События того полудня привели не только к тому, что она перестала быть девственницей, — появился заслон, надежно защищавший от вторжения в ее душу мужчин. Отныне ни одному мужчине не суждено проникнуть в мой внутренний мир, думала Бет. Она изменилась и физически. Тело ее стало зрелым, та красота, которая выглядела тогда только обещанием, теперь расцвела пышным цветом. Она по-прежнему была стройна. Но эта стройность только подчеркивала высокую грудь, тонкую талию, соблазнительные бедра. Лицо Бет тоже стало лицом взрослой, очень красивой зрелой женщины. На нем отражалось удовлетворение от признания успехов того дела, которым она занималась. Она любила землю и хозяйство.

Но в это мрачное утро она испытывала разочарование, которое нарастало уже не один месяц. Как бы ни были значительны ее хозяйственные достижения, она все чаще стала задаваться вопросом: неужели жизнь так и пройдет в повседневных заботах? Год за годом она будет бороться с природой, ощущать скептицизм окружающих, с завистью видеть выражение превосходства в глазах тех женщин, у которых растут дети, а мужья добились успехов в общественной жизни и стали лидерами. Она медленно покачала головой. Нет, не таким представляла она свое будущее.

Конечно, она больше не грезила о романтической любви, но ее стал терзать голод по чему-то такому, что помогло бы ей найти свое место в жизни.

В один из таких моментов она вспомнила о письме Стеллы и подумала: не связано ли с ним ее кислое настроение сегодня с самого утра. Стелла тоже писала об успехах в хозяйственных делах, но у нее родился уже второй ребенок — девочка, которую решили назвать Элизабет в честь лучшей подруги матери. Сердце Бет сжалось — ей не суждено иметь детей из-за проклятого порока Натана. Где-то в глубине души родилось раздражение, но она быстро урезонила себя: он очень добр к ней и подвигнул ее на ряд поступков, на которые она сама никогда бы не решилась.

Теперь она разозлилась на себя: куда она утром сунула письмо Стеллы? Ага, вот оно! Ей пришла мысль: а почему, собственно, она должна отказывать себе в простом человеческом желании увидеть Стеллу и ее новорожденного ребенка? Почему бы ей не поехать старой дорогой испанцев, через Сан-Антонио и Дуранго в Мексике, а затем на север в Санта-Фе. Деньги были. Ее деньги по-прежнему лежали под надежной защитой банка. Банкиры платили за многое, но финансировать эксперименты с посевами категорически отказались. Но они выкрутились — ведь у Натана были неплохие доходы. Удовлетворенная улыбка тронула полные губы Бет при воспоминании удивленных лиц банкиров в тот момент, когда она пришла в банк поместить доходы от хозяйства.

Она уже загорелась этим путешествием, сулившим интересные встречи, новых людей, свидание со Стеллой и ее домочадцами. А может быть, удастся случайно увидеться с диким и романтическим потомком индейцев команчей?

Ее мечтания были прерваны стуком в дверь, и на пороге появился невероятно элегантный Натан.

— Я не потревожил тебя, дорогая? — Его улыбка была доброй и теплой.

Она улыбнулась ему в ответ:

— Конечно нет. Я просто сидела. — И, обратив внимание на то, как тщательно он был одет, Бет заметила:

— Ты такой нарядный!.. Уходишь?

— Да. Я запрягу одноместную коляску и прокачусь в город. Проведу день в «Мэнсион-Хаус». Здесь ужасно, когда идет нудный дождь. По крайней мере, в «Мэнсион-Хауз» соберутся страдальцы, вроде меня, мечтающие дотянуть до вечера, но думаю, заблудших душ будет немного.

Элизабет, как не раз уже раньше, посмотрела на него тяжелым взглядом и спросила:

— Опять Силвер-стрит, Натан?

Он вспыхнул, его прекрасная ровная кожа покрылась розовыми пятнами. Переходя в оборону, он попросил:

— Ну, Бет, ты же знаешь, что…

— Все, Натан, вопрос закрыт. — Ей явно не хотелось касаться темы, которую они оба не любили и которая шокировала их. Натан за эти четыре года не изменил своих привычек.

Он пробормотал:

— Если ты не хочешь, дорогая, чтобы я уходил, я останусь на весь день с тобой. Зная, что если она попросит, то он действительно останется, Бет тихо сказала:

— Иди, иди, развлекайся.

Еще не принявший окончательного решения, он в конце концов поинтересовался:

— А что ты планируешь делать сегодня днем?

— Еще не представляю, — ответила Бет. — Ты прав, здесь ужасно скучно, когда идет дождь.

И вдруг без видимого перехода, как бы в ответ на какие-то глубоко внутренние размышления она спросила:

— Натан, ты не станешь возражать, если я отправлюсь в путешествие?

Встревоженный, он подошел к ней и взял ее за руку.

— Ты несчастлива, бедняжка? Дорогая моя, может быть, я сделал или сказал что-то не то, и это тебя обидело? Я знаю, мои дела… мои… ну, в общем не важно, как это назвать, не красят твою жизнь, но я не думал, что это волнует тебя и сейчас. Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы…

— Натан, остановись. Путешествие не имеет никакого отношения к этому.

Бет поспешила остановить его, зная, как легко он вводит себя в покаянное состояние, становится виноватым и очень несчастным. Глядя на него, она отчетливо произнесла:

— Я хочу навестить Стеллу. Я не видела ее много лет. А теперь она родила девочку и назвала ее Элизабет. О, Натан, ну скажи же, что ты не возражаешь!

— Ты хочешь навестить Стеллу Родригес? — спросил он недоверчиво. — Она ведь живет в Санта-Фе? — Его вопрос прозвучал так, будто этот город находился на отдаленной планете. — Ты уже настроилась, дорогая, и, что бы я ни сказал, это не поколеблет твоего решения?

— О, Нэйт, не гляди так угрюмо, — Бет мягко поддразнила его. — Я возьму с собой Мэри и еще нескольких слуг, так что безопасность будет гарантирована. Все будет хорошо, вот увидишь.

— Что ж, возможно, все будет не так уж плохо, — наконец произнес он. — Когда, по-твоему, мы должны тронуться в путь? Нам ведь не надо долго собираться, можно выехать буквально завтра.

Пораженная, Элизабет поняла по его лицу, что он принял ее идею.

— Нас? Мы? — повторила она с недоумением. — Ты собираешься ехать со мной?

Приняв немного обиженный вид, Натан запальчиво сказал:

— Конечно, собираюсь. Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя в те дикие края одну? Знаешь, там может произойти все что угодно. Я не засну ни на секунду, если останусь здесь и не буду уверен, что у тебя все в порядке и ты в безопасности. Надеюсь, ты не думаешь, что я бессердечное чудовище, Бет? Мне жизнь опостылет без тебя!

Она была тронута, ее глаза увлажнились, когда она посмотрела ему в лицо.

— Натан, правда, это совсем необязательно…

Но как бы то ни было, на следующее утро должна была начаться первая часть длинного и полного опасностей путешествия, и Бет не терпелось, чтобы завтра наступило как можно скорее.

Но все в это долгожданное утро с самого начала пошло не так. Пунктуальная Мэри Имс по второму разу проверяла багаж и, споткнувшись о чемодан, упала и сломала ногу.

Бет, возбужденная и расстроенная происшествием, приняла решение отложить путешествие до той поры, пока нога Мэри не будет в полном порядке. Приехал доктор, сделал все необходимое, и Мэри стала уверять свою госпожу, что глупо из-за ее неловкости откладывать запланированную поездку…

Разрываясь между желанием ехать, как было запланировано, и не менее сильным желанием остаться с Мэри, Бет колебалась еще несколько минут. Потом, решившись, проникновенно спросила у Мэри:

— Вы, правда, не станете возражать, если мы покинем вас?

— Конечно нет, моя девочка. Чэрити давно помогает мне и прекрасно разберется с вашими туалетами; она вполне справится с обязанностями горничной. В случае необходимости вы воспользуетесь помощью и других слуг, только, пожалуйста, не откладывайте из-за меня путешествие.

Понимая, что Мэри права. Бет все же еще колебалась. Но вот, наконец, весь кортеж был готов. Он выглядел весьма внушительно — десяток сухощавых, темпераментных чернокожих рабов, две хихикающие негритяночки, двое слуг Натана, две грузовые повозки и карета, в которой разместились Натан и Бет. Караван потянулся из Бриарвуда по обсаженной дубами дороге с опозданием на три часа от намеченного времени выезда. Лицо Бет светилось от радостного возбуждения, в фиолетовых глазах сверкала жажда приключений. А караван набирал скорость.

Бет ни разу не оглянулась назад. Наконец-то она едет на Запад — на Запад к Стелле и навстречу своим мечтам!

Глава 6

В Новом Орлеане они провели всего одну ночь, и уже утром, в последний понедельник января, Бет прислушивалась к мерному шороху волн, бьющихся о борт пакетбота, который отправился в далекий рейс в Галвестон.

Она была рада, что остановка в Новом Орлеане была недолгой, хотя, как ни странно, воспоминания о происшествии во время прошлого визита в этот город ее не посещали — ужасно уставшая от путешествия на речном пароходе из Натчеза, она тем не менее не сомкнула глаз при мысли о предстоящем океанском плавании. Бет не вспоминала те серые насмешливые глаза, ее не волновало, помнит ли Рафаэль Сантана ту девочку, которой он так безответственно сломал жизнь в маленьком доме, стоявшем на улице сомнительных удовольствий.

Бет еще не умела по-настоящему оценить убийственную силу своей нынешней красоты и, совершенно не думая о том, какое впечатление она производит на окружающих мужчин, спокойно вышла из каюты на палубу. Она остановилась у борта, глядя на неспокойные воды Мексиканского залива. Вот теперь она ощущала, что поездка в Санта-Фе стала реальностью, и это наполняло ее восторгом, хотя время от времени ей все же хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон.

— Доброе утро, дорогая! Она вздрогнула, когда произнесший эти слова Натан совершенно бесшумно и неожиданно возник рядом.

— О, Натан! Разве можно пугать женщину, да еще рано утром, когда она не совсем проснулась!

— Бет, прости, ради Бога! Я думал, ты слышишь мои шаги.

Натан говорил медленно, под глазами у него были мешки, что неоспоримо свидетельствовало о ночи, проведенной за карточным столом на нижней палубе. Уверенная в его ответе, Бет все же поинтересовалась:

— Ну как, много проиграл сегодня ночью? Лицо Натана вытянулось, и он признался:

— Порядочно, дорогая. Но не так много, чтобы делать из этого трагедию.

Несколько секунд он колебался, а потом произнес деланно безразличным тоном:

— Прости, ты не станешь возражать против присутствия за нашим столом одного очень милого молодого человека? Я пригласил этого джентльмена позавтракать с нами.

Бет жестко посмотрела на мужа. Натан немедленно понял, о чем она подумала, и с возмущением сказал:

— Не надо так на меня смотреть. Бет! Неужели ты могла подумать, что я привел бы за наш стол молодого человека, с которым меня связывает… э… мужская дружба?

Натан замолчал, потрясенный только мыслью о том, что она могла заподозрить его в таком коварстве. Холодным тоном он счел необходимым пояснить:

— Себастиан Сэведж — молодой джентльмен из Нового Орлеана. Он тоже направляется в Сан-Антонио. Я познакомился с ним прошлым вечером, и выяснилось, что у не один маршрут. Именно поэтому я счел возможным пригласить его. Но если ты возражаешь, я отменю это приглашение. Попробую придумать что-нибудь правдоподобное…

Немедленно раскаявшись. Бет поспешила сказать:

— Нет, нет! Ничего отменять не надо. Прости меня, Натан. Я должна была сообразить, что ты не способен на подобное.

Натан был отходчивым человеком и, легко успокоившись, оживленно сказал:

— Вот увидишь, он тебе очень понравится. Себастиан молод, всего года на два старше тебя, весел и приятен в общении. Я уверен, тебе в его компании будет легко и приятно.

Бет засмеялась:

— Возможно, это и так. Кстати, что его ведет в Сан-Антонио? Он собирается навестить друзей или поселиться там?

— Думаю, и то, и другое. У него там есть родственники, кузены, и, скорее всего, он остановится у них. Отец посоветовал ему осмотреться и осесть в этих краях.

— Понятно, — сказала Бет довольно равнодушно, потому что судьба этого, пока неведомого ей, Себастиана мало ее волновала.

Бет была уверена, что Себастиан — типичный младший сынок из богатой семьи южан, милый и профан во всем. Но когда через несколько минут он был ей представлен, ее суждение о нем резко изменилось.

Во-первых, Себастиан Сэведж был поразительно красивым молодым шалопаем, чьи чары подействовали бы на любую женщину.

Во-вторых, этот соблазнитель был обладателем мощной мужской фигуры, самых зеленых в мире глаз, обрамленных густыми ресницами, и самых галантных манер, которые только можно было встретить по оба берега Миссисипи.

В его присутствии дамы обычно глупели и теряли голову, но его расположения искали и мужчины.

У него, конечно, были и недостатки, например, он был невероятно вспыльчив. По этой причине за ним шла по пятам слава неутомимого дуэлянта, готового драться по любому поводу и даже вообще без оного.

Бет, естественно, о его недостатках не догадывалась, а вот его внешность, совершенно очевидно, произвела на нее большое впечатление.

Что же касается Себастиана, то он, бросив только первый взгляд на это совершенное произведение природы, обладавшее неповторимыми фиолетовыми глазами, влюбился в нее без памяти. Правда, его отец не раз говорил, что с его сыном это повторяется с удручающей регулярностью.

Бет повергла любимца дам в уныние своей внешне спокойной реакцией на его несомненные достоинства. Казалось, она видит в нем только приятного собеседника и возможного компаньона.

Себастиан был на два года старше Бет, но после нескольких дней плавания и многих часов, проведенных вместе на палубе, она привычно думала о нем, как о младшем брате или друге детства.

Ленивые дни медленно ползли, пока судно двигалось к Галвестону, бороздя воды Мексиканского залива. Знакомство Бет и Себастиана становилось все более тесным, потому что они были избавлены от необходимых на земле светских условностей. Пожалуй, это уже можно было назвать дружбой.

Привычка Натана поздно вставать, а каждый час бодрствования проводить за карточным столом на нижней палубе, сопровождая это обильными возлияниями, способствовала тому, что Бет и Себастиан разлучались только на часы сна.

Именно Себастиан, не обращая никакого внимания на стайки хихикающих молодых леди, которые пытались привлечь его взгляд, сопровождал миссис Риджвей во время прогулок по палубе; именно Себастиан проводил долгие часы, играя с ней в невинные карточные игры, подходящие престарелым дамам или несмышленым детям; именно Себастиан провожал свою даму к столу на завтрак и ланч, потому что в эти часы Натан спал, набираясь сил после очередной бессонной ночи.

Стоит ли удивляться сближению Бет и Себастиана?

Путешествие, однако, подходило к концу. Последним вечером на борту судна, предоставленные, как обычно, самим себе, Бет и ее верный спутник прогуливались по палубе, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на мерно перекатывавшиеся волны или обсудить какой-нибудь острый вопрос.

Бет выглядела особенно ослепительно, фиолетовые глаза лучились от предвкушения завтрашнего утра, когда по прибытии в Галвестон завершится значительный этап путешествия.

Себастиан в который уже раз мысленно удивился тому, как беззаботно оставляет Натан свою красавицу жену с кем угодно, только бы посидеть долгие часы за игорным столом.

Себастиан попытался завести разговор на эту тему с Бет, поинтересовавшись, много ли проигрывает Натан в карты. Но, увидев вызванную его вопросом гримасу неудовольствия на ее лице, быстро извинился, решив переменить тему. Бет отходчиво засмеялась:

— Не надо просить прощения, просто сразу договоримся, что впредь вы не станете задавать мне подобных вопросов. А ссориться из-за этого не стоит. Ночь слишком хороша, чтобы ее расходовать на пустяки…

Посмотрев на нее, как всегда, с обожанием, Себастиан подумал:

Господи! Если бы Бет была моей женой, я просто не смог бы оставить ее в одиночестве ни на минуту… и уж точно не выпускал бы из своей постели.

Его глаза вновь пробежали по ее стройной фигуре, и он вздохнул. Она была чертовски хороша, но так равнодушна к нему! К нему, далеко не худшему представителю мужского пола. Так думал он не то удивленно, не то обиженно.

Тонко чувствуя ход мыслей Себастиана, Бет тихо проговорила:

— Мне будет очень грустно завтра, когда придется прощаться. Время, проведенное вместе, я буду всегда вспоминать как очень счастливое. Мне будет странно не видеть вас каждый день.

— Я думаю, у вас будет такая возможность. Конечная цель и вашего, и моего путешествия — Сан-Антонио, и я решил, чтобы наша компания не разрушилась, не останавливаться в Галвестоне, а ехать с вами прямо в Сан-Антонио. Я уже поделился этими соображениями с вашим мужем. Кажется, он не возражает. Кроме всего прочего, путешествовать совместно и безопасней — к вашей команде добавлюсь я сам и четверо моих слуг.

А про себя он подумал: «Ты, моя обожаемая ледышка, наверное, и не догадываешься, что это именно из-за тебя я меняю свои планы. Никаких других причин нет». А Бет, повернувшись к нему, рассмеялась. Ее фиолетовые глаза с веселым блеском смотрели на него. Заметив тень заботы на его лице, Бет поинтересовалась:

— Вы это серьезно или просто так, чтобы сделать мне приятное?

Себастиан изобразил почти зверское лицо, хотя его зеленые глаза тоже смеялись, а полные красивые губы серьезно выговорили:

— Это когда же я вам говорил не правду или дразнил несбыточными надеждами?

Кстати, он не совсем понял, что она имела в виду: безопасность путешествия или, прочитав в его глазах отблеск тайных мыслей, намекала на что-то другое…

Ее лицо вдруг стало серьезным, она дотронулась своими точеными пальцами до его мускулистой руки и произнесла почти торжественно:

— О, Себастиан! Я так рада, что мы встретились. Мне даже трудно объяснить вам, как вы осветили эти дни моей жизни. Вы настоящий друг и, надеюсь, останетесь таковым еще надолго.

А он довольно горько ответил:

— Не надейтесь, Бет, у меня нет намерения исчезнуть из вашей жизни слишком быстро!

Глядя на ее прекрасное, удивительно невинное лицо, он не смог сдержать себя и коснулся ее беззащитных губ коротким теплым поцелуем.

Застигнутая врасплох, Бет инстинктивно отступила от него, а Себастиан, осознавший, что он натворил, разразился поспешными извинениями:

— Простите меня, Бет! Я не знаю, что на меня нашло. Ради Бога, простите. — И, ослепительно улыбнувшись ей, он закончил свое покаяние совершенно неожиданно:

— Дело в том, что за время нашего короткого знакомства я привык думать о вас как об одной из моих сестер. А я всегда целую их перед сном!

— Себастиан, вы — мелкий негодяй! Не думаю, чтобы мой муж одобрил… одобрил подобное… проявление столь сентиментальных чувств со стороны малознакомого юноши к его жене…

Несмотря на внешнюю легкость, с которой Бет шутливо разрешила инцидент с Себастианом, она была взволнована совсем другим… Она была добросердечным человеком и не стала бы из простого кокетства поощрять надежды Себастиана на что-то большее, чем приятельские отношения. Да, он красив, обаятелен, добр к ней, однако не вызывает у нее ответных чувств, больших, чем чувства сестры к брату. Бет убеждала себя, что и его поцелуй был скорее родственным. Ведь она прекрасно помнила, какими бывают другие поцелуи. Тут на какое-то мгновение в ее памяти всплыло смуглое лицо Рафаэля Сантаны.

И все же себе самой Бет не могла не сознаться, что их отношения с Себастианом отличались от дружбы между сестрой и братом. Тому были свои причины. Еще в Бриарвуде Бет не раз думала о том, что меньше всего ей хотелось бы из-за своей странной семейной жизни превратиться в увядшую, злобную, неудовлетворенную женщину. И она понимала, чтобы такого не случилось, ей нужен кто-то вроде Себастиана. Или он сам. Ведь в его присутствии она может быть веселой, молодой, счастливой… и временами не слишком серьезной!

Себастиан вряд ли стал бы протестовать против такой роли. Он явно был бы рад помочь ей почувствовать себя настоящей женщиной и, вспоминая, как он был близок к преодолению определенной черты в их отношениях, когда они стояли у дверей ее каюты, он почувствовал сладкое томление в груди. Он с удовольствием отметил, что его поцелуй не был ей неприятен, она легко приняла его совершенно дурацкие извинения и, выпив вторую рюмку бренди, он пришел к выводу, что реакция с ее стороны была проявлением природной застенчивости. А посему награда за проявленную им настойчивость еще впереди!

Оказалось, что мысли о возможности соблазнить кого-нибудь на корабле бродили не только в голове Себастиана. Натан несколько неожиданно обнаружил, что молодой изящно сложенный мистер Перси предрасположен к определенного вида утехам в не меньшей мере, чем он сам. И вот, наконец, они сумели уединиться, чтобы заключить друг друга в объятия. Ни разу не вспомнив о тех проблемах, которые осложняли его отношения с женой, о своей импотенции в отношении женщин, Натан очень умело и успешно доказал мистеру Перси, каким прекрасным любовником он может быть… когда речь идет о мужчинах.

В полном взаимном согласии они провели ночь в каюте мистера Перси, которая, как оказалось, была расположена по соседству с каютой Себастиана. Это сыграло важную роль в дальнейшем развитии событий.

Несколько дней назад Себастиан случайно прихватил табакерку с нюхательным табаком, принадлежавшую мистеру Перси. Проснувшись сегодня рано, Себастиан вспомнил, что путешествие завершается, и решил вернуть чужую собственность. Он постучал в дверь соседу, но ответа не услышал. Тронул ручку, и дверь отворилась. Себастиан заглянул в образовавшуюся щель и испытал подлинный шок. Он увидел в постели двоих — Натана и мистера Перси, причем последний спал, положив голову на белое плечо Натана, а тот нежно обнимал младшего сотоварища. Эта картинка ударила даже по крепким нервам Себастиана. Глубоко потрясенный и даже напуганный, Себастиан спешно ретировался. Он сразу осознал, почему Натан совсем не боится оставлять свою жену в обществе посторонних мужчин.

Но Себастиан все же не понимал Натана до конца. Верно, что тот закрыл бы глаза на многие вещи, которые не смог бы простить нормальный мужчина. Но поскольку по своей сути он был настоящим эгоистом, то понимая, что Бет приятно проводить время в обществе красивого молодого мужчины, когда сам он придается своим сомнительным развлечениям, он все же никому не позволил бы создать угрозу его счастью и комфорту.

Заметив, что легкий флирт между Бет и Себастианом может перерасти в нечто более серьезное, Натан был далеко не в восторге от решения Себастиана присоединиться вместе со своими слугами к их небольшой экспедиции по дороге в Сан-Антонио. Но помешать этому он не мог и злился, боясь, что уже будет не в силах разъединить Бет и этого красивого дикаря.

Натану, прибывающему в плохом расположении духа, Галвестон не понравился. Бесконечные причитания мужа портили настроение Бет и отравляли удовольствие от пребывания в новом мире. Было и еще одно неожиданное обстоятельство, повлиявшее на ее настроение. Они с Натаном бродили по городу, и вдруг Бет показалось, что вдали промелькнул Рафаэль Сантана — по крайней мере, высокий черноволосый человек, так похожий на него, буквально у нее на глазах скрылся в проходе между двумя домами.

Ее расстроило вовсе не то, что человек бесследно исчез, — она сумела овладеть чувствами уже через несколько секунд. Она спрашивала себя: "Сколько еще ты будешь вздрагивать при виде похожего на него человека? Мало ли кто это был. — Но ее ум хитрил и подсказывал:

— Кто бы это ни был, но ты ведь сразу вспомнила о Рафаэле".

Вот от этого Бет и пришла в замешательство. Она протестовала против своего непокорного сердца, которое готово было выпрыгнуть из груди только от того, что вдали прошел смуглый мужчина, похожий на Рафаэля.

Вполуха слушая разглагольствования Натана, она не отводила взгляд от того места, где исчез незнакомец. Ей и вправду хотелось понять, почему ее так трогают воспоминания о событиях, которые уже казались ей абсолютно нереальными и давно забытыми. Ведь их отношения с Натаном давно стабилизировались, и каждый знал, чего ему ждать от жизни. И, пожалуй, впервые с того момента, как она решила, что остается с Натаном, несмотря на его странности и импотенцию, Бет задумалась, как ей жить дальше. Ей казалось теперь, что она обманула себя и Натана. Это по ее вине оба они оказались обманутыми в своих ожиданиях. И Бет, несмотря на бурю, разразившуюся в ее душе, продолжала с улыбкой слушать причитания мужа.

Никто не смог бы определить, почему Бет боится этого города, точнее того, что здесь могло бы произойти. За все время достаточно долгого путешествия нервы ее не были так напряжены.

Натану город не нравился, и это можно было понять. Бет и он жили здесь в условиях, весьма далеких от тех, к которым привыкли. Они были на границе, и она старалась внушить себе, что минимальный уровень комфорта и так уже был здесь подарком судьбы. В этой дыре даже Бриарвуд с его прохладными ухоженными зелеными садами, роскошными приемами по вечерам казался не просто далекой заграницей, а иной планетой в сравнении к этим расползающимся без какого-либо плана, перенаселенным, грубо сколоченным городом.

И тем не менее Бет старалась радоваться, хотя Натан действовал ей на нервы, без конца жалуясь на жизнь и обстоятельства. Как ни странно, но ей было невдомек, что одна из причин его плохого настроения — Себастиан.

В конце концов Натан допек Бет, и ее настроение упало ниже допустимой отметки. Оба сопровождавшие ее джентльмена заметили это, но каждый истолковал этот факт по-своему. Натан оказался ближе к истине — он понял, что его неприятие существующего положения отравляет Бет радость познания нового мира. Чувствуя угрызения совести за небольшое приключение с Реджинальдом Перси, он постучал в ее дверь, полный раскаяния.

В первый момент ей не хотелось впускать его, потом она решила, что настал момент открыто обсудить создавшуюся ситуацию и сделать выводы.

— Войдите, — негромко сказала она.

Натан не дал ей открыть рта. Быстрыми шагами он приблизился к ней, схватил ее руку и ласково поцеловал.

— Моя дорогая, — произнес он голосом, полным искреннего раскаяния, при этом его серые глаза молили о пощаде, — я разговаривал с тобой как мужлан. Я понимаю, как много значит для тебя эта поездка. Догадываюсь, что без меня тебе было бы намного проще — за все это я и чувствую свою вину. Мне даже неудобно просить тебя о прощении, но я все же делаю это. Ради всего святого, прости меня! Я искренне постараюсь быть покладистым и помалкивать, чтобы не огорчать тебя своими разглагольствованиями. С покорным видом он добавил:

— Поверь мне, что единственная причина, по которой я последовал за тобой, было желание гарантировать безопасность твоего путешествия. И вот, как ни странно, именно я оказался тем, кто тебе отравляет жизнь. Поверь мне, я этого не хотел и с сегодняшнего дня постараюсь сделать все, чтобы мы вспоминали этот отрезок нашей жизни как что-то прекрасное, с радостью и удовлетворением.

Настроение Бет немедленно поправилось. Она знала, что Натану было трудно принять условия игры в столь сложном путешествии, которое выбило его из привычной колеи, но она также знала, что основой их странной семейной жизни было его искреннее стремление немедленно воплотить в жизнь любое ее желание и прихоть. Она знала, что он не умел лицемерить и всегда выполнял то, что обещал. Она знала, что если он сказал, то никто уже больше не увидит уныния на его лице.

Она верила, что теперь он поможет ей преодолевать все трудности вовсе не простого путешествия, поддержит ее и даст возможность получать только радостные ощущения в ближайшие недели.

Поняв это, Бет жизнерадостно засмеялась:

— Натан, ты до этого часа вел себя очень плохо. Но теперь я страшно рада, что мы объяснились.

Все еще с покорным выражением лица он пробормотал:

— Ты слишком добра ко мне, Бет. Зачем же ты столько терпела и не выложила мне все претензии раньше, да и сделать это надо было пожестче. Я бы сразу стал вести себя лучше и перестал бы отравлять тебе жизнь. Впредь не позволяй мне делать этого.

Бет послала ему какую-то неопределенную улыбку, потом подошла к нему и поцеловала в щеку:

— Ладно, ладно. Ты теперь в долгу передо мною. Значит, когда мне понадобится индульгенция, я скажу тебе об этом.

Не удержавшись, она поддразнила его:

— Боюсь, что у меня стал страшно портиться характер.

— У тебя? — Себастиан разыграл удивление. — О нет, моя дорогая! Когда-то именно твой замечательный характер решил мою судьбу, пожалуйста, не надо меня теперь разочаровывать.

Когда они все трое встретились за ужином, Себастиан сразу же подметил какую-то новую атмосферу теплой интимности, воцарившуюся между супругами. Он стал ревниво искать причины этому. Они все время обменивались многозначительными взглядами, а у Себастиана каждый раз при этом обрывалось сердце.

Кончилось все тем, что он несколько поспешно встал из-за стола и вежливо отклонил предложение погулять перед сном.

С непроницаемым лицом он тихо сказал:

— Надеюсь, вы простите меня, если я вас покину. У меня на вечер есть кое-какие планы.

Это было ложью. Никаких планов у него, естественно, не было. Но он быстро исчез, размышляя при этом, что лучше сделать: застрелить на дуэли Натана или просто тихо придушить Бет за ее беспробудное кокетство.

Готовый взрываться по любому поводу, он вышел из отеля и направился в таверну, расположенную поблизости. Там он мрачно заказал мощную дозу виски. Таверна была выдержана в мексиканском стиле, в ней царил полумрак. Себастиан в течение нескольких минут молча потягивал виски. Когда его глаза привыкли к скудному освещению, он обнаружил, что кроме него самого и бармена за стойкой в зале был кто-то третий.

В слабом свете канделябра, стоявшего за спиной третьего человека, его силуэт казался совсем черным. Зато были хорошо видны его пыльные черные сапоги и длинные ноги. Струйка дыма от тонкой сигары поднималась над его головой. В полутьме при каждой затяжке ярко вспыхивал красный огонек. Себастиану действовало на нервы, что незнакомец, не мигая, смотрит на него. По крайней мере, так ему показалось.

Все еще злой от раздражавшей его непонятной близости между Бет и Натаном, Себастиан искал повод разрядиться. И, кажется, нашел — ему не нравилась настырность незнакомца, глядевшего из своего темного угла. Агрессивно выдвинув челюсть, Себастиан направился к его столику, но был удивлен, услышав насмешливые слова:

— Вы только поглядите, этот юноша по-прежнему вспыльчив, как молодой петушок. Слава Богу, что он умеет обращаться с оружием и не сразу открывает пальбу!

Голос этот с характерным акцентом и смуглые черты, которые теперь уже можно было разглядеть, серые цинично смеющиеся глаза — все это было хорошо знакомо Себастиану, и он облегченно расхохотался:

— Рафаэль! Ты ли это? Какой ветер занес тебя сюда? Вот уж не ожидал увидеть тебя раньше, чем доберусь до гасиенды!

Глава 7

С ленивой ухмылкой на губах Рафаэль Сантана тем не менее проявил знаки уважения к подходившему молодому человеку. Он даже вынул изо рта свою тонкую сигару.

— Тебе, дружок, не стоило бы забывать, что я всегда уезжаю из Сан-Антонио, когда на ранчо гостит дон Филипе.

Они разговорились, перескакивая с темы на тему, как это обычно бывает, когда люди долго не виделись. Но главным были семейные новости. Беседа, однако, неожиданно зашла в тупик, когда Рафаэль предложил Себастиану совершить вместе с ним марш-бросок в Хьюстон, а потом уже отправиться в Сан-Антонио и на гасиенду в Санта-Фе.

Не без колебаний Себастиан все же отказался и, когда удивленный Рафаэль спросил его о причине, то не очень охотно объяснил:

— Видишь ли, дело в одной женщине. Я познакомился с ней на борту пакетбота по пути из Нового Орлеана. Завтра она отправляется в Сан-Антонио, и я намерен сопровождать ее.

Несмотря на то, что обида на Бет еще не прошла, Себастиан с плохо скрываемым восхищением выдохнул:

— Она — ангел, Рафаэль! Я не встречал более красивой и сладкой женщины.

— Пощади мои уши, — резко прервал его Рафаэль. — Нет и не может быть ангелов среди женщин. — И с вызовом добавил:

— Ни одной!

С упрямым выражением на лице Себастиан все равно повторил:

— А она — ангел! И я все равно на ней женюсь!

— Не жди моего благословения, — не менее упрямо парировал Рафаэль. — Я желаю тебе крепкого здоровья и умения избежать семейных уз, придуманных самим дьяволом для ловли легковерных душ.

В словах Рафаэля было столько горечи, что это не могло не тронуть Себастиана. Он вспомнил Консуэлу и решил, что у Рафаэля есть веские причины для таких суждений.

А Рафаэль, слегка раскаиваясь за свою резкость, спросил:

— Когда ты собираешься жениться — в Сан-Антонио? Или по этому случаю возвратишься в Новый Орлеан?

Себастиан заерзал на стуле, он явно колебался, стоит ли продолжать.

Рафаэль, видя это, открыто высказал свои подозрения:

— Мне кажется, что твоя леди не свободна. А может быть, она относится к типу женщин, которые ищут нового мужа, не отпуская на всякий случай прежнего?

Зеленые глаза Себастиана начали наливаться гневом, и он нарочито вкрадчиво сказал:

— Умоляю тебя, Рафаэль, затормози. Даже тебе я не могу позволить говорить о ней в таком тоне.

Брови Рафаэля от удивления взлетели вверх, в серых глазах появилось изумление:

— Неужели эта женщина так много значит для тебя?

Себастиан твердо ответил:

— Ты даже себе не можешь представить. Она замужем, но, мне кажется, нельзя назвать этот брак счастливым. Я буду изо всех сил стараться изменить ситуацию.

Наступила неловкая тишина, оба мужчины потягивали виски и не произносили ни слова.

Любой, поглядев на них, сразу же определил бы, что они одного корня. Оба были высокими, мускулистыми, жгучими брюнетами, и еще их объединяло независимое выражение лица. И все-таки были и различия. Лицо Рафаэля было тверже, выражение его было скорее жестоким, и это подчеркивала бронзовая кожа, задубленная техасским солнцем и ветрами. От глаз расходилась сеть мелких морщинок, в которые солнце не сумело проникнуть.

Себастиан был светлее и доброжелательнее, в его глазах было больше энергии, а у Рафаэля они были ледяными и непроницаемыми.

И еще улыбки у этих двоих были разными, хотя губы, полные и красивые, были похожими. Себастиан улыбался легко и открыто, а Рафаэль криво и загадочно.

Сделав очередной глоток виски, Себастиан спросил:

— А что, собственно, ты тут делаешь? Ты пока не сказал ни слова об этом. Рафаэль усмехнулся:

— Помнишь Лоренцо Мендозу — кузена Консуэлы?

Себастиан кивнул, и Рафаэль продолжил:

— Лоренцо сейчас действует здесь в качестве мексиканского агента. Я уверен в этом, и есть еще люди, думающие так же, как и я. Он часто бывает у команчей, убеждая их присоединиться к Мексике и помочь выдворить из Техаса всех нас. Я уже давно хожу по его следам и контролирую его дела.

Рафаэль недобро улыбнулся и добавил:

— По этой причине многие считают, что я сам помогаю команчам. Но, возвращаясь к Лоренцо, хочу заметить, что в конце концов он установил, что я слежу за ним. И стал тщательно заметать следы. На сегодня я действительно не знаю со сколькими бандами индейцев он установил связи и что им наобещал. Но след его я обнаружил, и он привел меня сюда, а не в Сан-Антонио. Мне надо было установить, что он намерен делать в Галвестоне.

— Ну и как, тебе удалось это сделать?

— Конечно, — произнес Рафаэль довольно грубым тоном. — Он имел встречу с одним малым, который снабжает индейцев оружием. А завтра я направляюсь к Хьюстону. У Сэма Хьюстона довольно слабая агентурная сеть в республике Техас, и мне кажется, что моя информация будет для него не лишней. Он должен понять, что для его сторонников климат здесь, в Галвестоне, становится все менее благоприятным. И личный вклад Лоренцо в это не самый маленький, — А какого черта ты только бродишь по его следам, почему бы тебе его не прикончить?

Себастиан, говоря это, был не на шутку взволнован.

— Потому, приятель, что гораздо полезнее знать, где таится змея. Я мог бы накрыть его вместе с сотоварищами здесь, в Галвестоне. Но у каждого из них есть правдоподобная легенда, и они могут от всего отвертеться. Что касается его связей с команчами, то здесь все же нет стопроцентных улик. У самих команчей информации о контактах с ним не вытянуть и клещами. Разве они заговорят вслух о том, что он обещает им вытряхнуть гринго отсюда? Лоренцо задурил голову моему отцу, есть и еще несколько вполне уважаемых граждан, которые склонны верить ему. При этом все они ко мне относятся плохо. В случае чего Лоренцо все будет отрицать, а команчи предпочтут, чтобы их расстреляли или повесили, но своего белого приятеля не выдадут.

Себастиан не мог не признать, что ситуация сложилась весьма непростая. В словах Рафаэля он уловил большую тревогу.

Если индейцы объединят свои усилия с Мексикой, Республика Техас окажется в очень сложной ситуации, хотя большинство обитателей этой территории считает угрозу нереальной. Правда, наиболее дальновидные, в том числе и бывший президент Сэм Хьюстон, понимали, что все очень непросто.

Себастиан немного отвлеченно подумал о том, что США совершили постыдный поступок, не приняв Техас в свой состав четыре года назад.

Как бы желая успокоить его, Рафаэль пояснил, что, к счастью, у индейских племен нет единого мнения относительно сотрудничества с Мексикой. Затем он поинтересовался, слышал ли Себастиан что-нибудь о встрече, которая намечалась на март в Сан-Антонио. Тот ответил отрицательно. Ломая в пепельнице окурок своей тонкой сигары, Рафаэль пояснил:

— Если все пойдет хорошо, то это может быть историческая встреча. Команчи сами напросились на встречу, и полковник Карне дал согласие на нее при условии, что индейцы приведут с собой всех белых пленных. Вот тут-то и оказался камень преткновения!

— В чем дело? — Себастиан не понял, ему все казалось абсолютно ясным.

— О нет. Это далеко не так. — Рафаэль старался объяснить ему истинное положение дел. — Команчи — люди очень сложные в переговорах, особенно южные племена — пехнатеркуны. Боюсь, что они ожидают от техасцев гораздо больших уступок, чем те, на которые они готовы пойти. Видимо, и жители Сан-Антонио не станут терпеть запредельного нахальства команчей, как терпят его испанцы и мексиканцы. Что касается пленных, то это, по мнению индейцев, товар, и они будут торговаться за каждую голову.

Себастиан даже присвистнул, осознав всю сложность такой простой, на первый взгляд, ситуации. Он понял, что если среди техасцев не найдется рассудительных политиков, то ситуация может опасно обостриться.

Рафаэль и Себастиан за беседой не заметили, что уже наступает утро. Они обсудили планы Себастиана и договорились, что Рафаэль обязательно покажет ему свои владения.

Себастиан отправился первым. Потом, не переставая думать о предстоящей в Сан-Антонио встрече, двинулся в дорогу и Рафаэль. Он невольно возвратился мыслями к разговору с Себастианом и еще раз признал, что ему совсем не по душе роман кузена с замужней женщиной. Это его тревожило. Конечно, Себастиан был уже достаточно взрослым человеком, чтобы отвечать за свои поступки и суметь в случае чего постоять за себя. Но, несмотря на возраст, его эмоции по-прежнему были сильнее, чем здравый рассудок. Рафаэль был готов заплатить необходимую цену за то, чтобы эта дама отцепилась от его кузена.

Все женщины не более чем маленькие лживые сучки, привычно думал он под мерное постукивание копыт своего коня. Лицом они бывают похожи на ангелов, тела приводят мужчин в полубезумное состояние, а они при этом лгут и изворачиваются, готовы выдрать сердце мужчины, чтобы только насладиться его агонией и беспомощностью.

На какую-то долю секунды выражение его лица смягчилось — он вспомнил свою сводную сестру Арабеллу и поблагодарил Бога за то, что она быстро вырастает в женщину, которой, видимо, суждено стать его судьбой.

Потом он опять посуровел, подумав о других женщинах, которых знал. И впервые с того дня, как он, руководимый каким-то безумным порывом, отправился в Натчез на поиски Элизабет Риджвей, он вновь вспомнил о ней. Рафаэль подумал о Элизабет и у него перехватило дыхание, а сердце сковала давно забытая боль.

Глава 8

Бет обрадовалась прибытию в Сан-Антонио. И хотя путешествие не было особенно трудным и опасным, она была благодарна судьбе, когда показались первые постройки. Да, она получила массу новых впечатлений, но все же соскучилась по цивилизации. Была уже середина марта, хорошая пора. За время долгой поездки Бет убедилась не без удивления и даже уважения к себе, что она, оказывается, смогла обойтись без очень многих привычных с самого детства удобств.

Хуже всего было без ванны, но она приспособилась плескаться из тазика за одной из повозок.

Натан держал данное слово, и ни разу с его уст не сорвалась жалоба или недовольное слово, хотя губы не раз кривились от отвращения и брезгливости. Она не забудет выражения его лица, когда, проснувшись утром, он увидел рядом со своей постелью свернувшуюся в кольцо гремучую змею.

Никто из участников поездки не забудет и того жуткого утра, когда в течение нескольких часов за их караваном скакала банда индейцев. Их — полураздетых, бронзовотелых, с луками и стрелами — было очень хорошо видно. В этот день Бет особенно была благодарна за то, что Себастиан и его слуги были рядом с ними.

Его присутствие и так ей было приятно. Даже Натан ухитрился использовать таланты Себастиана — тот обучил изнеженного сотоварища стрелять из пистолета. Кстати, у Натана это получалось неплохо, но он был посрамлен, когда Бет тоже захотела научиться этому искусству. После ее выстрелов не оставалось ни одной мишени!

Они намеревались пробыть в Сан-Антонио два-три дня. Этого должно было хватить для пополнения запасов и короткого отдыха после тягот поездки.

Но именно здесь, в Сан-Антонио, им предстояло расстаться с Себастианом. Он собирался, забрав своих слуг, отправиться к родственникам. Себастиану от такой перспективы с каждой минутой становилось все грустнее.

Натан же, наоборот, ждал отъезда Себастиана. Нельзя сказать, что он опасался того, что между ним и Бет возникнет роман, что она может влюбиться в красивого молодого человека, но… Неожиданно решив убедиться в стабильности своей семейной жизни — а они с Бет как раз направлялись каждый в свою комнату, — Натан как бы между прочим пробормотал:

— Ну что, кто-то будет переживать из-за отъезда Себастиана?

А она неожиданно честно и прямо призналась:

— О да, Натан! Он стал мне настоящим другом и мне так хорошо с ним. Мне его будет не хватать.

Натан, всегда приходивший в расстройство, если Бет по какой-либо причине было плохо, погладил ей руку в искреннем порыве и напомнил:

— Ну, не горюй так уж сильно. Ты, наверное, забыла, что нам еще предстоит встреча с ним, мы же пригласили его в Натчез!

Бет засмеялась радостно и облегченно:

— Действительно, чего это я расстроилась? Знаешь, он мне сумел так понравиться за короткое время, потому что он — идеальный брат, о котором только может мечтать каждая девушка.

Счастье, что Себастиан не слышал этого: он взвыл бы во весь голос от таких перспектив. Но зато Натан совершенно успокоился, страхи его рассеялись, и он приветливо сказал:

— Не горюй, говорю тебе еще раз. Мы вскоре увидимся с ним.

Потом Натан заметил, что как бы там ни было, но они уже в безопасности в Сан-Антонио, и не без удивления добавил, что несмотря на все трудности и неудобства, путешествие было скорее приятным.

— Теперь неплохо было бы так же добраться до Санта-Фе, — продолжил он. — Не скрою, что с нетерпением жду того дня, когда мы наконец вернемся в Натчез. Я мечтаю долгими вечерами рассказывать своим друзьям о поездке в эту дикую и неизвестную страну.

Бет не удержалась и рассмеялась. Она наглядно представила, как это будет выглядеть. Натан станет пенять своим приятелям, что, пока они прохлаждались где-нибудь в Париже или Лондоне, он подвергал себя жутким опасностям, обследуя необъятные территории Республики Техас и провинции Нуэво Мехико.

Она еще продолжала улыбаться, удаляясь в комнату, которую для нее выбрал Натан. Увидев ванну, уже наполненную горячей водой, она радостно воскликнула:

— О, Натан! Как тебе удалось все это устроить? Как ты догадался, что это мое самое большое желание?

Он суховато, как и положено мужчине, ответил:

— Об этом нетрудно было догадаться. Мне, между прочим, тоже этого хотелось. Бет громко засмеялась:

— Но я надеюсь, что у тебя в номере тоже есть ванна. Поспеши туда, потому что я не намерена откладывать сладостный момент и ни с кем не хочу делить эту ванну.

Тряся головой в приступе поддельного гнева, Натан покинул ее, и его последними словами были следующие:

— Я всегда подозревал. Бет, что ты — маленькая эгоистичная ведьма. И у меня, конечно, приготовлена собственная горячая ванна.

Отель понравился Бет своей комфортабельностью. Прекрасной была кухня, но главным достоинством — тишина. Толстые стены не пропускали звуков. А поскольку Сан-Антонио по сути был сонной деревней на окраине расширяющейся Техасской Республики, здесь вообще было нешумно. Изредка доносился перестук копыт или ветер приносил издалека лай собак. Однажды Бет показалось, что она услышала смех, раздавшийся в одном из салунов, выходящих на площадь.

Во время вечерней трапезы Себастиан был необычайно молчалив. Он ни на минуту не забывал, что ночь пройдет и он не увидит Бет очень долго — в течение нескольких месяцев, а то и дольше. Мысль о разлуке подавляла его. И только когда они приступили к последней чашке кофе, к нему вдруг вернулось хорошее настроение. Его осенила идея! Зеленые глаза заблестели от неожиданного возбуждения. Себастиан наклонился к своим компаньонам и нетерпеливо сказал:

— Знаете что, я только сейчас вспомнил, что по дороге в Дуранго вы будете всего в нескольких милях от гасиенды дель Чиело. Это примерно в шестидесяти милях отсюда. Я тоже должен быть там. Так давайте заедем туда на пару дней. Мой кузен Мигуэль будет более чем рад оказать вам гостеприимство. Те, кто живут в десятках миль от последнего очага цивилизации и от ближайших соседей, всегда страшно рады гостям.

А потом, как бы невзначай, добавил:

— Если вы решитесь на эту вылазку, то мне нет смысла уезжать отсюда завтра утром. Я могу отложить собственные дела на несколько дней и поехать с вами. Я точно знаю, что вам на гасиенде очень понравится.

Пожалуйста, соглашайтесь.

Бет в принципе горячо одобрила эту идею, но боялась быть навязчивой в отношении незнакомых людей. Последнее слово оставалось за Натаном.

Несмотря на обнадеживающий и успокаивающий разговор, который состоялся между ним и Бет, он по-прежнему считал Себастиана очень опасным соперником. Он видел, что его красота приводила окружающих женщин в трепет, и это было, так или иначе, опасно и для его жены, какой бы верной она ни была. Подозревая, что Бет хочется побывать на гасиенде, но врожденный такт не позволяет вторгнуться в жизнь незнакомых людей, Натан стал обдумывать правдоподобные поводы для отказа.

— Мы очень благодарны вам, Себастиан, за ваше любезное приглашение, но боюсь, что нам придется отказаться от него, во всяком случае по дороге в Санта-Фе. Может быть, на обратном пути мы и сможем принять его.

Себастиану отказ показался обидным, но большего он сделать был уже не в состоянии. Оставалась призрачная надежда, что Натан сдержит обещание, и на обратном пути они заглянут на гасиенду. Поэтому, пожав широкими плечами, Себастиан заявил:

— Не скрою, конечно, я очень огорчен вашим отказом. Мне жалко, что вы, Бет, интересуясь испанской стариной, не хотите поехать туда, где она сохранилась в первозданном виде. Это маленький, но все же заповедник. Очень старое ранчо. Дон Мигуэль рассказывал мне, что, согласно семейному преданию, это ранчо основал один из соратников Кабезы де Вако. Он, кстати, предок этого рода.

Себастиан понимал, что это не совсем честный способ соблазнения Бет, но других шансов у него не оставалось. Натан правильно оценил замысел соперника, и ему очень не понравилось, что Бет заглотнула приманку. Он нарочито небрежно спросил:

— А кем был этот чертов де Вако?

Что-то мне не доводилось о нем слышать.

Глаза Бет стали круглыми от удивления:

— Натан, что ты говоришь? Ты что, не помнишь Кабеза де Вако Альвара Нуньеза? Он же был одним из первых европейцев, кто пересек Техас. Он и его спутники исчезли на целых восемь лет, и за это время наткнулись на города из золота, оставленные древними обитателями. Как это ты ухитрился ничего не слышать о нем?

— А, вот это кто! — Теперь Натан сделал вид, что эта фамилия просто выскочила у него из головы.

— Да, это тот самый Вако, который вместе с тремя сотоварищами сумел выжить после кораблекрушения на побережье Техаса. Есть мнение, что это случилось как раз в районе Галвестона в 1528 году. Они отбились от индейцев и пешком добрались до Мексики. — Себастиан говорил об этом, как о чем-то привычном и хорошо известном.

Бет нетерпеливо поинтересовалась:

— А кто из этих трех был предком дона Мигуэля? Себастиан хитро улыбнулся:

— Бет, посмотрите на меня — это реальность. А то, о чем я вам рассказываю, просто семейное предание.

Но если это все-таки правда, то боюсь, что предок был либо арабом, либо мавром.

— Как это интересно! — Романтическая натура Бет пришла в экзальтированное состояние. Замысел Себастиана стал сбываться. — Натан! — воскликнула она. — Ну почему бы нам и вправду не съездить на несколько дней на эту гасиенду, как предлагает Себастиан. Мне так хотелось бы посмотреть на ранчо и познакомиться с кузеном Мигуэлем.

Натан не умел отказывать Бет почти ни в чем, особенно когда она смотрела на него такими глазами, как сейчас, — фиолетовыми, расширенными от волнения. Решив, что несколько лишних дней присутствия Себастиана погоды не сделают, Натан сдался.

Бет, приподнявшись на цыпочки, поцеловала мужа в щеку:

— Спасибо тебе, Натан, я уверена, что поездка и тебе должна понравиться.

Себастиан вспыхнул от радости, поняв, что поездка состоится, но тут же угас, увидев, как Бет поцеловала мужа. Неважно, что это был абсолютно невинный поцелуй. Зеленые глаза недобро уставились на Натана, и Себастиан фальшиво сердечным голосом изрек:

— Ну, раз все согласны, то я предлагаю отправиться в пятницу утром. — Потом, пристально поглядев на Бет, добавил:

— Я уверен, что вам так там понравится, что вы задержитесь подольше.

Улыбнувшись ему, Бет с искренним интересом спросила:

— А каков он, этот ваш кузен? Он старше или моложе вас?

— О, он гораздо старше, чем я. Даже его сын и то старше меня на десять лет.

Себастиан рассмеялся, потому что Бет выглядела очень озадаченной.

— Как же это может быть, если он ваш кузен?

— Человеку со стороны это понять довольно трудно, поскольку это связано со сложной семейной историей, хотя даже мне не совсем ясно, каким образом из нас с доном Мигуэлем получились кузены. Моя прабабушка была испанкой. Так вот, она и дон Фелипе, отец дона Мигуэля, были братом и сестрой.

— К тому же у них была большая разница в возрасте, не так ли? — прокомментировал Натан нудным голосом.

— О да. Именно так. Моя прабабушка уже была замужем и даже родила мою бабушку, а дон Фелипе только появился на свет. Моя прабабушка была в семье самым старшим ребенком, а дон Фелипе самым младшим, между ними было еще полдюжины братьев и сестер. Я в нашей семье самый младший, и это тоже добавило разницы в годах с моим кузеном.

Бет не могла объяснить даже самой себе, почему у нее возникло какое-то странное чувство после этого разговора, но оно было очень тревожным. Она попросила прощения и через несколько минут удалилась к себе в комнату.

Больше всего сейчас ей хотелось лечь в свою прохладную постель, пропитанную запахами и солнцем Техаса.

Бет, уставшая от многочисленных событий, заснула мгновенно. Но ее сон был неглубоким и тревожным, а ночной кошмар таким же, как в дни ее юности. Опять к ней явился темноволосый и смуглый любовник-дьявол. Она опять чувствовала его твердые губы на своих губах, а руки его обхватывали ее тело и ласкали его. Она пробудилась от чувства безотчетного ужаса, по ее щекам текли слезы. Она попыталась успокоить себя, что это всего-навсего сон. Наконец ей снова удалось заснуть, и до утра она проспала крепко и безмятежно.

Наутро странное настроение, кажется, покинуло ее, во всяком случае, она прогнала ненужные мысли. Быстро одевшись, Бет принялась расхаживать по деревянному полу, время от времени бросая взгляды на пустую пока площадь перед отелем.

На душе у нее опять стало тревожно. Она почти физически ощущала надвигавшуюся опасность, и ей уже никуда не хотелось ехать. Она, наконец, осознала, что ощущает присутствие где-то поблизости Рафаэля Сантаны, и ей даже показалось, что это он идет по площади, волоча свои длинные ноги в пыльных сапогах.

Она долго приказывала себе не думать о нем, изгоняя его из памяти, и вот теперь он без предупреждения отчаянно и беззастенчиво ворвался в ее мысли. Бет была просто взбешена, потому что ее вдруг осенило, что у дьявольского ночного любовника — героя кошмаров, мучивших ее, и у Рафаэля Сантаны одно лицо!

Она приказывала себе успокоиться, не принимать поспешных решений, но желание побыстрее возвратиться в Бриарвуд становилось просто непреодолимым.

Ни Натан, ни Себастиан, конечно, заметившие черные круги под глазами Бет и вымученность ее улыбки, не стали расспрашивать о причинах. Каждый подумал о своем. Натан несколько демонстративно пересел на стул рядом с женой, у Себастиана это вызвало реакцию, с которой он справился с трудом. Ему совершенно очевидно хотелось подраться с Натаном.

Бет была очень благодарна Натану за участие и не скрывала своей нежности к мужу. Это вызвало такой взрыв ревности у Себастиана, что он был вынужден извиниться и исчезнуть.

Но он понял главное: его надежды на легкую победу над Бет были неоправданны.

Пока Себастиан ремонтировал свое, как он считал, разбитое сердце, Натан и Бет лениво обследовали старинные испанские кварталы.

Жители города были удивительно доброжелательны, и, хотя ни у Бет, ни у Натана здесь не было знакомых, все раскланивались с ними.

Когда время подходило к полудню и Бет намеревалась предложить Натану возвратиться в отель и пообедать, они столкнулись с аристократического вида джентльменом и его молодой женой. Пара была дорого и элегантно одета. Вместо того чтобы разминуться и пройти мимо друг друга, они почему-то остановились, и джентльмен очень дружелюбно обратился к Бет и Натану:

— Мы с женой поняли, что вы приезжие, и хотели бы помочь вам почувствовать себя здесь как дома. Меня зовут Сэм Маверик, я владелец ранчо и одновременно юрист, а это моя жена Мэри. Вы здесь гостите у родных или приехали, чтобы поселиться?

Новый знакомый был воплощением любезности и доброты, он с первого взгляда понравился Бет. У Мэри тоже было приятное открытое лицо, она очень мило улыбнулась Бет, и та чуть стеснительно возвратила ей такую же доброжелательную улыбку.

В течение нескольких минут они познакомились и представились друг другу. Натан рассказал о причине их приезда и добавил, что они остановились здесь по пути в Санта-Фе на ранчо к Стелле Родригес. Разговор еще более оживился, потому что оказалось, что Маверики знают Родригесов и семьи каждого из супругов.

Возможно, они стояли бы еще довольно долго, но Мэри Маверик неожиданно предложила:

— Ужасно глупо вот так стоять на углу улицы и сплетничать. Давайте зайдем к нам, это буквально за углом. Вон видите то большое дерево — оно как раз у нашего дома. Ради Бога, не отказывайтесь, посетите нас и позвольте угостить вас обедом.

Натан и Бет, как и положено в таких случаях, начали вежливо отказываться, но Мэри и Сэм были по-хорошему настойчивы, и уже через несколько минут Бет сидела на мягкой софе, покрытой красивым пледом, и горела желанием продолжить начатый разговор, который был ей очень интересен. Мужчины тоже, как оказалось, нашли общие темы.

Бет особенно интересовало все, связанное с индейцами. Она хорошо помнила, какой страх пережила, когда на горизонте появилась банда кийовов, помнила и истории Стеллы о команчах, поэтому спросила:

— А правда, что здесь много людей гибнет от рук индейцев или попадает к ним в плен?

Сэм Маверик грустно подтвердил, что это на самом деле так.

— То что вы сказали, абсолютная правда, я не стал бы этого отрицать. Индейцы, особенно команчи — постоянная угроза нашей безопасности, если не считать возможность интервенции из Мексики.

Он замолчал, но обнаружив, что гости напряженно ждут продолжения, добавил:

— Раньше команчи не нападали на нас, но на протяжении нескольких последних лет они действуют очень нагло и жестоко. Список жертв растет. В 1838 году в графстве Бастроп погибло столько людей, что трудно утверждать, будто поселенцы еще проживают на этой территории. Вырезаны целые семьи.

Затем он перевел дух и продолжил свою печальную повесть:

— Мы надеемся, что весь этот ужас вскоре кончится. Если все пойдет нормально, то граница Техаса станет безопасной и все жители Республики Техас смогут чувствовать себя в безопасности.

С выражением недоверия на лице Бет спросила:

— А почему вы так уверены в этом? Если мир не удавалось установить раньше, то почему же все вдруг само по себе должно успокоиться?

За мужа ответила Мэри. Она наклонилась в своем кресле-качалке и очень убедительно сказала:

— В принципе я могла бы согласиться с такой постановкой вопроса, Бет. Но видите ли, совсем недавно в городе побывала группа команчей и они сами заявили, что хотят мира с нами. Дело в том, что наши элегантные гвардейцы-рейнджеры крепко побили их не только здесь, но и на их собственной территории. Я думаю, что индейцы начинают понимать, что им не удастся обращаться с нами, техасцами, так, как они обращаются с испанцами и мексиканцами. Полковник Карне, командующий Южной границей, договорился о встрече между противоборствующими сторонами. Мы верим, что мир придет надолго.

Правда, при этом на ее лицо набежала тень сомнения:

— Многое, конечно, зависит от того, захотят ли команчи возвратить белых пленников. Если этого не случится, то мира не будет.

— Вы говорите — пленных? — Натан был искренне поражен. — Зачем им пленные? Мне кажется, что каждый нормальный мужчина может легко убежать от этих дикарей.

Лицо миссис Маверик стало еще более грустным, и она сказала упавшим голосом:

— Мужчин они в плен не берут, только женщин в детородном возрасте и маленьких детей. Женщин они делают наложницами и рабынями, заставляя их рожать полукровок. Пойманных белых детей растят по законам племени, и те, став взрослыми, считают себя индейцами.

Бет была потрясена. Она даже заерзала на диване, легко представив себя в руках грубого дикаря. Ужасно! Об этом ей даже подумать было страшно. Вместе с тем в ней проснулось какое-то болезненное любопытство. Не в силах преодолеть его, она попросила рассказывать дальше.

— Ну хоть кто-нибудь выживает? — был ее следующий вопрос.

Супруги Маверик выглядели мрачно. Сэм твердо сказал:

— Кое-кто выживает, но большинство — нет.

Судьба многих вообще остается неизвестной. Вот один из примеров. Когда в форте Паркер в 1836 году индейцы устроили чудовищную резню, маленькой Цинтии Энн было всего девять лет, а ее брату Джону — шесть. Ходят слухи, что ее видели у команчей на севере, но никто толком не знает, жива ли она сейчас и что стало с ее братом.

— О бедные, бедные дети! — Бет выдохнула эти слова с тихим ужасом.

Тут Маверики спохватились, что представили своим гостям техасскую жизнь в слишком мрачном свете. Они стали расхваливать техасский климат, плодородные земли, тучный скот. Получалось, что Техас — это рай на земле.

Когда Бет и Натан возвратились к вечеру в отель, каждый из них еще не скоро освободился от мыслей о команчах и резне 1836 года.

Ночью Бет привиделся кошмар. Она голая стоит в окружении команчей, их глаза блестят от вожделения, и ей никак не удается выскользнуть из страшного круга.

Индейцы подходят все ближе и ближе, на их дикарских лицах полыхают отблески костров. Но вот они вдруг кидаются врассыпную. С ней остается только один — высокий, мускулистый. В руках у него окровавленный нож, его серые глаза возбуждены. У команча лицо Рафаэля Сантаны!..

Глава 9

Гасиенда дель Чиело была расположена в одном из самых прекрасных сельских уголков, которые Бет когда-либо видела.

Кавалькада покинула Сан-Антонио на рассвете предыдущего дня, никаких особенных происшествий в дороге не случилось. Но Бет тем не менее была очень рада после ночных кошмаров, что Себастиан со своими четырьмя слугами был по-прежнему рядом. Это ее успокаивало, давало ощущение безопасности и позволяло забыть о реальности — помимо индейцев в этой местности шныряли группы мексиканских бандитос, которые грабили, убивали и насиловали с благословения, если не по прямому поручению, Мехико-сити.

Натан больше не заговаривал об индейцах, но Бет, помнившая рассказы Мавериков, сама вдруг совершенно неожиданно для него сказала:

— Думаю, Натан, что ты был прав. Это путешествие слишком опасно. Не принимай меня за дурочку, но мне уже не хочется никуда ехать.

Он вовсе не считал ее дурочкой, но все же был удивлен изменением ее намерений. Одновременно Натан почувствовал страшное облегчение. Он не стал даже интересоваться причинами перемены ее настроения, а только горячо спросил:

— Значит ли это, что мы не едем дальше, а возвращаемся в Натчез?

Бет ответила не сразу. Ей по-прежнему очень хотелось повидаться со Стеллой и маленькой Элизабет, но она была слишком напугана, и путешествие, начавшееся так хорошо и сулившее столько надежд и впечатлений, внушало ей теперь не просто страх, а чувство, близкое к паническому ужасу. Глубоко вздохнув, она сказала:

— Да, мы можем провести пару дней у родственников Себастиана, а затем возвратимся в Сан-Антонио и тем же путем, как ехали сюда, отправимся в Натчез.

Натан был страшно обрадован такой перспективой и не делал попыток скрыть этого. Когда пришло время остановиться, чтобы дать отдохнуть лошадям и волам, он просто не мог сдержать своих эмоций. Счастливым голосом он сообщил новость Себастиану, который, чтобы не париться в экипаже, весь путь проделал верхом. Его не удержала в повозке даже возможность побыть возле Бет несколько лишних часов.

Себастиан не мог скрыть своего изумления.

— Возвращаетесь домой? Как это так? Что произошло? Вы хотите сказать, что с гасиенды вы возвращаетесь в Сан-Антонио, а оттуда домой в Натчез?

— Да! — произнес Натан ликующим голосом. Себастиан тяжелым взглядом посмотрел на Бет, пытаясь понять ход ее мыслей. Она смело встретила его взгляд, хотя выражение ее фиолетовых глаз выдавало внутреннее смятение. С трудом она прошептала:

— Я знаю, что вы будете думать обо мне как о легкомысленном создании, но я поняла, что просто не хочу ехать дальше. Я напишу подруге из Сан-Антонио и все честно объясню.

Себастиан беспомощно спросил:

— Вы уверены, что так уж искренне того хотите, что это не следствие усталости?

— Абсолютно уверена и решение свое менять не намерена! — сказала Бет совершенно металлическим голосом.

Но Себастиан, немного зная женщин, все же решил не ставить точку в разговоре. Надо дать ей знать, что ее муж крутит однополую любовь со своими дружками и просто не может выполнять своих супружеских обязанностей. И Себастиан задумался, под каким соусом лучше предложить ей брак с настоящим мужчиной, каковым он себя считал.

Показались первые признаки жилья. Гасиенда была окружена двумя кольцами стен. Наружные были укреплены портиками из необожженного кирпича — они должны были дать защиту крестьянам и арендаторам, жившим на гасиенде. На этой территории в несколько акров были расположены амбары, склады, колодец, конюшни.

Внутренние стены были не менее высокими и прочными, они тоже служили оборонительным рубежом, но их главной задачей было скрывать от посторонних глаз жизнь обитателей Большого дома — владения хозяев гасиенды.

Повозка остановилась как раз у внутренней стены. Себастиан, быстро соскочив с коня, открыл дверь экипажа и, помогая выйти Бет, немного шутовски приветствовал прибывших:

— Мадам! Гасиенда дель Чиело ждет любых ваших распоряжений.

Хозяев пока не было видно. И Себастиан отправился предупредить их о прибытии гостей.

Не прошло и нескольких минут, как он вернулся в сопровождении стройного, приятной наружности мужчины, которому на вид можно было дать лет пятьдесят. За ними следовала пышная сеньора, на ее темных волосах колыхалась кружевная накидка, под которой был виден богато инкрустированный драгоценными камнями гребень.

Лицо джентльмена расплылось в широчайшей доброжелательной улыбке, и он с искренней радостью воскликнул:

— Так вот они какие, друзья нашего Себастиана! Проходите, пожалуйста, проходите. Надо же отдохнуть с дороги. Гасиенда в вашем распоряжении. Мы ужасно рады, что вы позволили нашему юному родственнику уговорить себя навестить нас. В гасиенде дель Чиело всем гостям рады, но особенно приятно, что на сей раз это друзья Себастиана.

Последовал обмен приветствиями и представления. Назвав полные имена хозяев и приезжих, Себастиан усмехнулся и предложил в повседневной жизни обращаться проще: Бет и Натан, Мигуэль и Маделина.

Последняя за всех и ответила. Ее большие оживленные глаза светились искренней радостью, когда она сказала:

— Мы просто не знаем, как вас отблагодарить за то, что вы приехали к нам. И еще за то, что во время всей поездки вы были очень добры к Себастиану.

Все, что говорилось в последние несколько минут, отскакивало рикошетом от Бет. Она, побледнев во время представления, так еще и не пришла в себя. Имя Сантана, прозвучавшее за время представления хозяев, потрясло ее. Откуда-то из глубин памяти начали всплывать не совсем ясные пока ассоциации. Но она все же была светской дамой, и в ответ на любезные слова Маделины ее язык совершенно автоматически тоже произнес галантный ответ:

— Как раз наоборот, это нам надо сердечно благодарить Себастиана. Без него нам было бы очень худо, а ведь он отложил из-за нас все собственные дела, чтобы организовать это замечательное путешествие сюда.

Себастиан выглядел смущенным, а Мигуэль, хорошо зная этого молодого человека, прокомментировал:

— Может быть, Себастиана подвигнуло на подвиг то, что вы оказались такими милыми и… красивыми компаньонами, к тому же и терпеливыми. Вы знаете, ведь далеко не все выдерживают его общество.

В ответ на это замечание послышался взрыв смеха. Но Бет продолжала думать о своем. Что это — игра случая или рок, зачем она добровольно и глупо сует голову в петлю? Она огляделась каким-то затравленным взглядом, как будто боясь увидеть Рафаэля Сантану.

Бет всячески старалась включиться в общий разговор, но у нее никак не получалось. Пока она не убедится, что эти Сантаны не имеют никакого отношения к Рафаэлю, ей не удастся успокоиться. Она нервно вертела в руках свой стакан, размышляя, как бы выяснить этот так волнующий ее вопрос.

На него неожиданно и сам не зная того, ответил Себастиан. После обмена ничего не значащими общими фразами он поинтересовался у дона Мигуэля:

— А что, Рафаэль еще не приехал! Я виделся с ним в Галвестоне по дороге сюда, и он обещал встретиться со мной на гасиенде.

Дон Мигуэль улыбнулся:

— Мой сын — как ветер, никто не знает, когда и где он возникнет. Но уж если обещал, то значит, обязательно будет.

Тонкий хрустальный стакан выскользнул из внезапно обессилевших пальцев Бет и не разбился о пол только потому, что внизу был толстый мягкий ковер. Вино залило желтое платье Бет, лиловое пятно быстро расползлось по подолу. В голове у нее был настоящий сумбур, она чувствовала себя совершенно затравленной. До нее дошло, что дон Мигуэль — это отец Рафаэля. Бет слегка застонала, но остальные решили, что это выражение сожаления об испорченном платье.

Маделина вскочила и предложила:

— Пойдемте со мной, сеньора. Я покажу вам вашу комнату. Кто-нибудь из слуг сейчас же займется вашим платьем.

Повернувшись к мужу, она коротко добавила:

— Мигуэль, голубчик, распорядись, чтобы Джесус или Педро принесли чемоданы сеньоры Риджвей в золотые комнаты. Ей надо срочно переодеться.

Бет, как лунатик, следовала за пышной хозяйкой через тенистую аркаду, образованную выступающими над двориком карнизами построек. Она с трудом держала себя, все еще пребывая в шоке от сознания того, что Рафаэль — сын хозяев.

Скрывая свои подлинные чувства, она сказала в ответ на недоуменный взгляд Маделины:

— Поездка из Сан-Антонио утомила меня гораздо сильнее, чем я ожидала.

Хозяйка согласилась, что это хоть и не очень длинное, но не слишком комфортабельное путешествие действительно утомительно. Она предложила молодой гостье раздеться и до ужина отдохнуть в постели.

— Я пришлю вам освежающих напитков, и вы придете в себя.

Бет искренне поблагодарила Маделину, потому что, действительно, ей больше всего сейчас хотелось раздеться и лечь в прохладную постель.

С уходом Маделины самообладание покинуло Бет. Ноги ее дрожали, она с большим трудом добралась до кресла и рухнула в него. Она убеждала себя:

«Ну не надо быть дурой, чего мне бояться? В конце концов, он просто один из мужчин. Он не может нанести мне вреда».

Но тут сердце ее сжалось от ужаса — она раньше не подумала, что ей придется встретиться и с Консуэлой. Руки Бет задрожали так, что ей пришлось зажать их между коленями. О Боже! Бет с отвращением поняла, что просто не сможет видеть Консуэлу, не говоря о том, чтобы поздороваться с ней в рамках светской вежливости. Она представила, как черные пустые глаза Консуэлы, знающей всю глубину ее падения, будут следить за каждым движением. А кузен Консуэлы Лоренцо, он что, тоже будет здесь?

Бет вынуждена была прервать свои размышления, потому что раздался легкий стук в дверь. И сразу же тяжелая дверь раскрылась и так же, как когда-то в тот ужасный полдень в Новом Орлеане, на пороге возникла служанка Консуэлы Мануэла. В ее руках был большой серебряный поднос с разнообразными напитками. Бет остолбенела, ее лицо вспыхнуло от возбуждения.

Мануэла остановилась как раз посреди комнаты, ее черные глаза с полным пониманием смотрели на лицо Бет. Она несколько секунд молчала, а потом произнесла очень тихо:

— Не надо меня бояться, сеньора. Тогда я просто была вынуждена выполнять распоряжения моей госпожи. А теперь я не сделаю ничего плохого вам. И никто и никогда, кроме нас двоих, не узнает того, что там произошло.

Мануэла подошла ближе и еще раз повторила:

— Не надо меня бояться. Сеньора Консуэла мертва, и вместе с ней умерло очень многое. Верьте мне, я не сделаю вам ничего плохого. Она мертва, и вместе с ней ушло прошлое.

Бет не понимала ничего, кроме того, что Консуэлы больше нет. Она посмотрела в лицо Мануэлы и спросила:

— А как это случилось?

— Команчи. Она ехала отсюда, чтобы в порту сесть на корабль до Испании. И она, и две ее служанки, и восемь слуг — все были убиты индейцами. Она страдала перед смертью. О Боже, как она страдала. Я обмывала ее тело перед тем, как ее похоронили здесь на семейном кладбище. И я видела следы чудовищных пыток на ее теле. Она страдала в тысячу раз страшнее, чем вы, сеньора, я не хочу искать в этом прощения за то, что она проделала с вами, но может, где-то в уголке вашего сердца найдется капля жалости к ней. Она умерла ужасно.

Мануэла замолчала и, взяв с подноса стакан сангрии, подала его Бет. Та автоматически взяла вино и тут вспомнила о своем залитом этим же вином платье.

— Как мне жаль мое платье. Я его испортила. Бет с глупым видом опустила глаза. А Мануэла, как будто предыдущей части разговора не было вовсе, согласилась:

— Да, я вижу. Если позволите, я займусь этим платьем. Я помогу вам снять его, а другая служанка замоет.

Бет беспомощно согласилась, пытаясь забыть ту важную часть разговора, пытаясь не думать о том, что Рафаэль Сантана специально послал свою жену на смерть к команчам.

Мануэла ловко сняла злополучное платье с Бет, оставив ее в кружевной рубашке, и тут же исчезла в глубине дома. Но почти немедленно возвратилась с красивым французским пеньюаром, полы которого были обшиты испанскими кружевами. Бет его узнала, значит, ее багаж уже был распакован в одной из близлежащих комнат.

Мануэла помогла ей надеть пеньюар и посоветовала глотнуть сангрии. Бет, которая все еще действовала автоматически, так и сделала. Глоток вина согрел ее. По телу пошла приятная теплота, и она с истерической храбростью подумала: «Вот сейчас напьюсь, и, по крайней мере, мне не будет страшно ничего».

Мануэла чуть не силком проводила ее в спальню и усадила в большое удобное кресло.

— Вашим платьем занялась Мария. А меня донья Маделина попросила прислуживать вам, потому что после смерти Консуэлы я стала ее горничной. Но если хотите взять кого-то другого, то скажите. Я договорюсь.

Проведя рукой по волосам, Бет твердо сказала:

— Нет, спасибо. Мы с вами вполне справимся, а завтра мои слуги помогут. Им трудно было бы объяснить, почему я отказалась от их услуг.

Бет решила воспользоваться ситуацией и выяснить все, что касалось обстоятельств смерти Консуэлы.

— Мануэла, расскажите мне, как все произошло. Почему Консуэла решилась ехать?

Мануэла немного поколебалась, а затем просто сказала:

— Сеньор Рафаэль потребовал развода. Он дал ей шанс поехать в Испанию и там самой начать бракоразводный процесс или остаться здесь и покорно ждать, когда он решит сам сделать это.

На лице у Мануэлы появилось брезгливое выражение:

— Как она мерзко орала на него и оскорбляла, она была невменяема. Она тронулась в путь, даже не дождавшись, пока упакуют ее вещи. Лоренцо нанял нескольких человек сопровождать ее до побережья. Консуэла уехала через три дня в сопровождении двух горничных. А я должна была последовать за ней со всем багажом. Я благодарю Бога, что она не стала настаивать на том, чтобы я ехала с ней. Она доверяла мне и оставила приглядеть за сбором ее багажа. Это спасло мне жизнь. Команчи убили всех.

— Понятно, — тихо сказала Бет, все еще теряясь в догадках: не навел ли Рафаэль команчей на след жены, предварительно встретившись с ними и сообщив точку, где они могут задержать путешественников. В ней боролись чувства: ей не хотелось верить в то, что он мог пасть так низко, а с другой стороны, что-то подсказывало, что ему хватило бы жестокости на это. Был у нее и еще один вопрос:

— А сеньор Мендоза, как он поживает?

— У него есть ранчо недалеко отсюда, — ответила Мануэла, а на лице у нее появилось выражение сожаления:

— Я должна предупредить вас, что сеньор Мигуэль по-прежнему считает его членом семьи, и сегодня он будет здесь на ужине!

Глава 10

Мануэла оказалась прекрасной служанкой, у нее был хороший вкус и точный глаз. Ей не надо было давать указаний, она все предвидела сама.

Она подобрала наряд и украшения к ужину, и Бет одобрила все, что та предложила.

Обе женщины больше не говорили о Консуэле, но Бет этого забыть не могла. И вот, отвечая на свои мысли, она коротко спросила Мануэлу о том, что волновало ее больше всего:

— Рафаэль знает правду о том, что со мной произошло?

Мануэла отвела глаза и, закусив губу, призналась:

— Нет, сеньора, он ничего не знал и не знает. Донья Консуэла пригрозила мне расправой, если я когда-нибудь заговорю о том, что произошло тогда.

Посмотрев на Бет с искренним сожалением, она добавила:

— Даже если сейчас рассказать ему правду, это может ничего не дать. Он не поверит, а доказательств никаких нет.

Отвернувшись в сторону, Мануэла тихо сказала:

— Мне бы очень не хотелось, чтобы он знал о моем участии в том грязном деле. Я немолода, сеньора, а он может выгнать меня. Идти мне некуда, жить негде, а работу найти и подавно невозможно.

— Но если вы расскажете ему, что все это исходило от Консуэлы, в том числе и угрозы вам, он может поверить.

Бет очень хотелось, чтобы Рафаэль хотя бы теперь, спустя годы, узнал горькую правду.

Мануэла медленно покачала головой:

— Я очень хотела бы сделать это для вас, сеньора, правда, хотела бы, но боюсь. Пожалуйста, не просите меня об этом.

Бет открыла было рот, чтобы заверить испуганную женщину, что ничего страшного теперь уже быть не может, она позаботится об этом, но по ее виду поняла, что ничто не заставит Мануэлу сказать правду. К тому же, с какой стати Рафаэль должен верить бывшей служанке Консуэлы? Более того, он вполне мог предположить, что Бет просто подкупила ее.

Поразмыслив, она решила не поддаваться обстоятельствам — почему, собственно, она должна думать обо всем этом? Она ничего не должна Рафаэлю, и, в конце концов, они с Натаном могут уехать и быть уже далеко-далеко, когда этот Сантана прибудет сюда.

Кто-то постучал в дверь, что означало окончание беседы в гостиной. Мануэла заметила, что это, наверное, мистер Риджвей, и спросила, открыть ли дверь. Бет кивнула, и в комнату вошел Натан. Он ласково посмотрел на жену и нежно заметил:

— Как ты хороша, просто диво! Надеюсь, ты уже отдохнула и хорошо себя чувствуешь? Было бы ужасно разболеться накануне возвращения домой.

Эта мысль так поразила его, что он искренне воскликнул:

— А ведь правда, если ты разболеешься, нам придется отложить отъезд отсюда!

Бет громко засмеялась — она догадалась, что его желание поскорее возвратиться в Натчез сильнее, чем тревога за ее здоровье.

— Я чувствую себя гораздо лучше, Натан, — сказала она очень нежным тоном. — Просто путешествие от Сан-Антонио оказалось гораздо труднее, чем я думала.

Казалось, Натан был удовлетворен ее объяснением, но, когда они шли в зал на ужин, он спросил:

— Ты уверена, Бет, что причина только в тяготах путешествия? Мне показалось в какой-то момент, что ты пережила тяжелый шок. В чем дело?

Губы Бет пересохли, безмолвно она посмотрела на Натана. А вдруг он поймет, в чьем доме они находятся и кто такой Рафаэль? Это добром не кончится. Избежать дуэли не удастся, а Натан только недавно научился стрелять.

Любой ценой ей надо отвести подозрения Натана.

Она легко засмеялась и переспросила:

— Тебе правда, показалось, что меня что-то шокировало? Знаешь, это не совсем так. Просто это была реакция на пережитый мною ужас во время поездки. После всех рассказов об индейцах я очень боялась нападения.

Он не стал больше расспрашивать ее, просто поинтересовался, могут ли они присоединиться к хозяевам и Себастиану.

Пряча тревогу, Бет сказала, что, конечно, могут. Убедила ли она его? Или наоборот, его подозрения усилились?

Молча идя в гостиную, она думала о том, что вечером там должен появиться Лоренцо Мендоза, не исключено, что и Рафаэль Сантана. Как ей быть: ведь муж будет внимательно наблюдать за ней? Никогда еще в ее жизни не было более трудной ситуации. К счастью, она обладала большой внутренней силой, и никто, глядя на ее ладную фигурку и безмятежное лицо, не догадался бы о той буре страстей, которые бушевали внутри.

Лоренцо она увидела почти сразу, как только вошла в комнату, и сердце Бет оборвалось, когда по блеску его глаз она поняла, что он тоже узнал ее.

Лоренцо ласково улыбнулся ей, когда их знакомили, его глаза уставились на ее губы, и она поняла, что он все помнит. Но, вместо того чтобы испугаться, Бет почувствовала, что наполняется гневом. Как он смеет улыбаться ей так нагло? Ее глаза сверкнули яростью, и она с вызовом глянула на него — пусть он только попробует обмолвиться хоть словом о том злосчастном дне!

Но Лоренцо не собирался вспоминать о том, что произошло в Новом Орлеане четыре года назад. Он был не глуп и понимал, что ему не стоит возвращаться к тому дню. Если бы Бет только открыла свой прелестный ротик, ему пришлось бы заглянуть в дуло пистолета. Хуже того, он мог бы потерять расположение своего патрона дона Мигуэля — вряд ли какой-либо мужчина простит другому преступление, о котором могла бы рассказать Бет. Целуя ей руку, он тихо сказал:

— Нам надо было бы поговорить с глазу на глаз, сеньора!

Дон Мигуэль повернулся в это время к жене, они о чем-то говорили, поэтому, воспользовавшись моментом, Бет прошипела:

— Вы что, нездоровы? Мне с вами не о чем говорить, и если вы не глупы, постарайтесь вообще забыть, что когда-то мы с вами уже встречались.

По его черным холодным глазам было видно, что он просчитывает ситуацию:

— Вы выразили и мои мысли!

Дон Мигуэль повернулся к ним, и больше у них не было возможности шептаться, даже если бы они захотели сделать это.

Ужин был прекрасным, блюда пряными и вкусными. Все за столом вели себя на редкость приятно. Удивительно, но дон Мигуэль сумел доказать, что он и его жена цивилизованные, культурные люди, на которых жизнь в глуши никак не повлияла. Донья Маделина говорила мало, но было видно, что она обожает мужа и что она человек очень сердечный и заботливый.

Бет предпочитала не думать о Лоренцо, но полностью проигнорировать его она не могла — как-никак они сидели за одним столом. Тогда она стала думать о Рафаэле, подсознательно пытаясь найти сходство дона Мигуэля с сыном. Отец был меньше ростом и тоньше, но когда Лоренцо сказал что-то, что не понравилось дону Мигуэлю, он стал удивительно похож на Рафаэля.

Бет и донья Маделина оставили джентльменов, когда те занялись сигарами и бренди, и вышли на свежий воздух. Хозяйка решила возобновить разговор о Стелле Родригес.

— Вообразить только, что вы подруга Эстеллы. Я помню, какой несчастной она себя чувствовала, когда ей надо было ехать в Англию в школу. Ее мать англичанка, и именно она решила, что дочь должна получить английское образование. Ну вот, все уже давно позади, а теперь вы, ее английская подруга, у нас в гостях и едете к ней в гости. Как это прекрасно!

Себастиан, как видно, не сказал хозяевам гасиенды об изменении планов их гостей, и Бет сейчас колебалась, надо ли посвящать донью Маделину в подробности.

Но Натан не проявил подобной осмотрительности. Он прямо поведал, что они отсюда возвращаются домой в Натчез. Натан объяснил, что его жена слишком устала, — а он не может ей позволить подвергать опасности свое хрупкое здоровье. Он твердо заявил:

— Вы понимаете, что я мог бы настоять на продолжении поездки, но это было бы нечестно по отношению к слабой женщине.

Бет чуть не подавилась вином и послала Натану очень красноречивый взгляд, выражавший смесь удивления и восхищения.

Донья Маделина выразила сожаление, что путешествие приходится прервать, тем более, что обратный путь тоже будет долгим и нелегким.

Бет отделалась тактичными замечаниями и поинтересовалась, жили ли Родригесы здесь до того, как переехали в Санта-Фе? Это был самый правильный способ повернуть мысли хозяйки в другое направление, чтобы она перестала говорить об отмененном путешествии.

— О да, — ответила она без запинки, — гасиенда дель Торилло не более чем в двадцати милях отсюда. Эстелла часто бывала у нас еще ребенком, она дружила с моей второй дочкой Марией, и через ее брак со старшим братом Хуана мы породнились.

Вдруг донью Маделину осенило:

— Я завтра пошлю гонца на ранчо Родригесов и приглашу Марию с мужем сюда. Они очень приятные молодые люди. Вы понравитесь друг другу, а с Марией вдоволь насплетничаетесь о проделках Стеллы.

Бет поспешно сказала:

— Ради Бога, не беспокойтесь. Мы ведь не собираемся гостить больше нескольких дней. Нам не хотелось бы доставлять вам новые хлопоты.

Донья Маделина была разочарована. Она пробормотала:

— Какие же тут хлопоты, но если вы не хотите…

— Да, нет! Дело вовсе не в том, что я не хотела бы познакомиться с вашей дочерью, просто поскольку мы уже решили возвращаться в Натчез, то не стоит откладывать это надолго.

— Да, я понимаю вас, дитя мое! Просто мне было бы приятно, если бы вы и ваш муж еще погостили здесь. У нас так редко бывают гости, и для нас это настоящий праздник. Мы эгоистично хотели бы, чтобы он длился как можно дольше.

Бет не могла объяснить доброй женщине, какие причины заставляли ее спешить с отъездом. На самом деле ей очень бы хотелось познакомиться с Марией. Она решила опять сменить тему.

— Так значит, у вас две дочери, а может быть, и больше?

Донья Маделина с гордостью сообщила, что вообще-то у нее пять дочерей. Она больше всего на свете любила говорить о своих детях.

— Старшие уже замужем и живут в Испании. Я очень скучаю по ним, и на следующий год дон Мигуэль обещал мне поездку к ним в Испанию.

— А где живет младшая? Может, тут, рядом с вами?

— Нет! — Донья Маделина сжала губы. — Дон Фелипе, отец мужа, настоял, чтобы она ознакомилась с жизнью и взял ее в поездку на несколько недель в Мексику. Мне все это не нравится, но мой муж никогда не спорит с отцом.

Бет мягко предположила, что Мехико-сити может девушке понравиться, а в компании деда ей ничего не грозит.

— Не знаю, сомневаюсь! — Донья Маделина явно считала поездку лишней. Ей было нелегко без дочери, но, с другой стороны, она ею гордилась. — Арабелла — наша постоянная радость, но у нее очень вспыльчивый характер, и я не уверена, что дед с ней справится. Он, кстати, уже подыскивает ей жениха, но ей только пятнадцать, и она резко отказалась, заявив, что сама позаботится о своем будущем. Донья Маделина вздохнула:

— Она так независима и так напоминает мне ее сводного брата Рафаэля! Может быть, вы еще успеете встретиться с ним и тогда поймете, о чем я говорю. У него железная воля, и ничто не может помешать ему добиться намеченного. Меня Рафаэль немного путает, а Арабелла по этому поводу говорит, что я просто глупая.

Бет улыбнулась ей неопределенной улыбкой и подумала про себя, что на самом деле эта Арабелла глупая девчонка. Продолжать разговор о других дочерях было опасно, потому что тогда они уже никогда не вернулись бы к мужчинам.

Хорошее настроение Бет улетучилось, когда она увидела смуглое лицо Лоренцо, которое оттеняла белая рубашка. На нем был тисненный золотой жилет. Она избегала его глаз, хотя он предпринял несколько попыток привлечь ее внимание, и, чтобы уберечься от Лоренцо, Бет начала легкий веселый флирт с Себастианом. Но в какой-то момент, когда Себастиан был втянут в разговор с доном Мигуэлем и Натаном, а Бет пошла взглянуть на необыкновенную пальму в уголке двора, Лоренцо догнал ее и заявил, что ему надо обязательно переговорить с ней.

Лицо ее стало необычайно твердым, и она резко сказала:

— А мне не о чем говорить с вами. В глазах Лоренцо промелькнуло что-то ненормальное, он схватил ее за руку и угрожающе сказал:

— Не шумите и слушайте меня!

— У меня не слишком большой выбор, не правда ли? Сейчас я устрою такую сцену, что нам обоим придется потом пожалеть об этом.

Заставляя себя говорить тихо, он мягко произнес:

— Я совершенно не собираюсь причинить вам какой-либо вред, пожалуйста, поверьте мне. Я не собираюсь также оповещать кого-либо о том, что мы уже встречались раньше и тем более — при каких обстоятельствах. Но могу ли я ожидать от вас того же самого?

Бет ответила горько:

— Ну, уж мне-то совсем не с руки касаться этой темы! Но мне кажется, что вы забыли о скором приезде Рафаэля, и боюсь, что он вряд ли захочет молчать.

Лоренцо прикусил губу.

— Я знаю, — признал он довольно нервно, — я собираюсь уехать до того, как он появится. Из нас двоих вряд ли сложится хорошая компания. Он ведь до сих пор не знает, что моя дорогая покойная кузина устроила все это для него персонально, и поэтому не станет информировать своего отца, что застал нас в весьма двусмысленной ситуации. Так что давайте заключим сделку: вы забудете, что мы с вами уже когда-нибудь виделись, и я сделаю то же самое.

Кровь прилила ей в голову только из-за того, что она была вообще вынуждена разговаривать с ним, в какой-то момент ей захотелось подтащить его к дону Мигуэлю и рассказать всю правду. Но она сознавала, что это возможно только в одном случае — если рассказать все о случившемся тогда в Новом Орлеане. Ей хватило сил рассказать об этом только однажды своему мужу, да и то, не называя имен. О том, чтобы повторить все совершенно незнакомым людям, не могло быть и речи. Поэтому ей оставалось только согласиться:

— Хорошо, Лоренцо. Мы никогда не встречались раньше, и я молю Бога, чтобы этого никогда не случилось в будущем.

Его глаза сверкнули, он до боли сжал ее руку:

— Я желаю этого еще больше, сеньора. Бет посмотрела ему вслед с некоторым облегчением, но вдруг ей опять стало тревожно. Она вспомнила, как он произнес «моя дорогая покойная кузина», и что-то в его тоне показалось ей очень настораживающим. Сделка с ним уязвила ее гордость — ведь она знала, что он негодяй.

Натан подошел к ней и, увидев, как она инстинктивно трет запястье другой рукой, мягко спросил:

— Все в порядке, дорогая? Я случайно заметил, что у вас состоялся резкий разговор с этим Мендозой. Он что, вел себя нахально?

— О, нет! Совсем нет, — ответила Бет быстро, ненавидя себя за ложь. — Он был вполне вежлив, и мы просто так поболтали ни о чем. — И желая сменить тему, Бет с неожиданной поспешностью и злостью, несвойственной ей, продолжила:

— Мы только поговорили, Натан, это не было любовное свидание!

Даже если бы Бет ударила его, Натан не был бы так удивлен грубостью жены. Он не понял, почему ее лицо стало таким злым. Прошло несколько секунд, и Бет жалобно прошептала:

— О, прости меня, Натан. Не знаю, что это нашло на меня.

— А я как раз думаю, что, наоборот, ты знаешь, в чем дело, — сказал Натан после некоторой паузы очень серьезным тоном. Он не дал ей возразить и продолжил:

— Помолчи, Бет, я не слепой и вижу, что-то гнетет тебя. Но если тебе не хочется говорить мне, не делай этого. Не в моих правилах насильно добиваться признания.

Он дотронулся пальцем до ее губ, провел по нежному подбородку и не очень уверенным тоном произнес:

— Ты же знаешь, что моя главная задача — заботиться о тебе, как только вообще можно заботиться о женщине, которую любишь. Сохрани свои секреты, но помни, что я всегда, в случае чего, рядом.

Глаза Бет наполнились слезами, губы задрожали, и она только смогла пробормотать:

— О, Натан, я-я-я…

Натан закончил этот малоприятный разговор очень правильно — он наклонился и поцеловал ее в губы. Добро улыбаясь, он пожелал ей спокойной ночи и попрощался до утра.

Горло ей перехватил спазм, сердце защемило, когда она, не видя, смотрела ему вслед. О, если бы только она могла сказать ему правду! Насколько бы все стало проще и легче, но это было бы смертельно опасно для него. Перспектива дуэли между Натаном и ее обидчиком пугала ее.

Бет решила пойти немедленно к себе. Она быстро попрощалась с доном Мигуэлем и доньей Маделиной, отвергла вежливое предложение Себастиана прогуляться перед сном, чем совершенно убила его. Он и так чувствовал себя опустошенным: увлеченная своими тайными переживаниями Бет, конечно, не могла уделить ему внимания во время ужина. Он был зол и расстроен, поэтому воспринял ее отрицательный ответ без возражений. Он старался понять, что произошло с ней. До разговора с Лоренцо она была весела и раскованна. А потом ушла в себя и замолчала. Значит, дело в нем! Недобро прищурив глаза, Себастиан внимательно посмотрел на Лоренцо. Он услышал, как тот, прощаясь и целуя руку Бет, сказал;

— Мне было приятно познакомиться с вами, сеньора Риджвей. Мне жаль, что мы, скорее всего, уже не увидимся до вашего отъезда.

В это время в разговор вмешался дон Мигуэль:

— А почему нет, дорогой друг? Почему бы вам не задержаться у нас на несколько дней?

Лоренцо посмотрел на него многозначительно:

— Вы, наверное, забыли, что вот-вот приедет ваш сын?

Дон Мигуэль цокнул языком:

— Вы два дурака с горячими головами! Почему бы вам не выяснить все вопросы, стоящие между вами, и не стать друзьями? Не могу этого понять! Вы оба — члены нашей большой семьи, и эту глупость пора прекратить.

Лоренцо сухо заявил:

— Вот это все вы и скажите вашему сыну. Лицо дона Мигуэля приняло обиженное выражение:

— Я умываю руки. Мирить двух дураков — задача малоприятная.

Бет вздохнула облегченно — можно больше не бояться, что Лоренцо выдаст их прежнее знакомство. Но если бы она могла знать, что у Лоренцо было на уме, когда он скакал от гасиенды этой ночью, она пришла бы в ужас.

Он погонял лошадь, хотя ночь была темной. У него было мало времени, а он хотел организовать достойный финал путешествия Риджвеев, прослышав, что они возвращаются в Натчез.

Он ненавидел Бет за то, что она поставила под угрозу его дружбу с доном Мигуэлем. Ему было очень нелегко наладить добрые отношения с этим и другими аристократическими семействами в округе. Он кипел от ярости, представляя себе, что случилось бы, решись Бет открыться. Лоренцо держал в поле зрения все испанские семейства, где были дочери на выданье — только удачная женитьба позволила бы ему поправить свои дела. И вот Бет одной неосторожной фразой могла бы разрушить его многолетние построения. Его окончательный план выглядел так: самая хорошая невеста — Арабелла дела Сантана, а Рафаэль должен погибнуть, но не стать наследником дона Мигуэля. Его не беспокоило мнение других членов семейства — команчи не оставляли свидетелей!

После смерти Консуэлы только трое на земле знали, что тогда произошло в Новом Орлеане. Мануэлу Лоренцо в расчет не брал — он был уверен, что она будет нема как могила. Она была слишком напугана тем, что станет с ней, если правда выплывет наружу.

А вот Бет была опасна. Она когда-нибудь могла снова приехать в Техас и погубить его, Лоренцо. Поэтому где-то на пути между Сан-Антонио и техасским побережьем их караван попадет в беду. А бедой этой будут неизвестно откуда появившиеся команчи.

Бет, конечно, не знала коварных планов Лоренцо, но что-то мешало ей заснуть. Промаявшись очень долго, она выскользнула из своей прекрасной постели, накинула пеньюар и пошла во внутренний дворик, надеясь там, в прохладе и тишине, найти успокоение.

Глава 11

Во дворике было тихо. Тишину нарушало только журчание воды в фонтане. Силуэты деревьев, неясные в блеске звезд, внушали спокойствие и умиротворение. В воздухе была разлита свежая прохлада. Никто, даже слуги в этот час не подавали признаков жизни. Только однажды ей послышалось, что где-то прокричал петух.

Она не могла ответить себе, что заставило ее обернуться и посмотреть через плечо. Издал ли он какой-то звук, когда входил во дворик, увидев ее, сидящую там? Или это высшая сила направляла ее взор именно в ту сторону? Что бы или кто бы это ни был, но она увидела в полутьме рассвета Рафаэля Сантану, который очень внимательно смотрел на нее.

Он стоял в глубокой тени, и непонятно, как ей удалось узнать его. Но она узнала! И дело было не в его росте или ширине плеч — нет, просто от него исходили какие-то невидимые токи, испускаемые, наверное, хищником в направлении своей жертвы, и она их уловила. Ни один из них не произнес ни слова, когда они рассматривали друг друга через этот довольно длинный внутренний двор. Сердце Бет было готово выскочить из груди, оно билось так болезненно, что она подумала, что вот-вот умрет.

Рафаэль оставался в тени, не пытаясь внести в напряженную ситуацию какое-либо облегчение. Не в состоянии двигаться или произнести хоть слово, Бет сидела, как замороженная, а ее глаза пытались удостовериться, несмотря на темень, тот ли это человек, о котором кричали все ее инстинкты.

Она уже знала по очертаниям, по запаху табака, что это — он, и изумлялась, почему он молчит. Как долго эта странная тишина может продлиться, спрашивала она себя.

Оказалось, что недолго. Огонек его тонкой сигары вспыхнул и описал дугу в полете после того, как он выбросил окурок. Он спокойно вышел из-под аркады, которая скрывала его, и теперь стоял на свету.

Сначала Бет показалось, что он вообще не изменился за эти годы. Серые глаза по-прежнему были так же пусты, хотя она уловила в них какое-то возмущенное удивление. Скуластое лицо было по-прежнему привлекательным и жестоким одновременно. Его фигура, его стройные бедра и длинные ноги — все это создавало образ настоящего мужчины, который так поразил ее на том балу в Новом Орлеане, в доме Коста.

Но было и что-то новое — еще более мертвая пустота в глазах, еще более циничное выражение твердого рта и, конечно, абсолютно другим было одеяние.

Он сделал первые шаги в ее направлении, и Бет, молча глядя в его холодное бесстрастное лицо, избавилась от своего оцепенения. Она стала медленно подниматься. И пока он приближался, она подумала, что это даже хорошо, что ожидание уже закончилось, неопределенность тоже. Что бы из этого ни вышло, но то, что стояло между ними, должно быть сломано и навсегда отброшено.

Рафаэль продвигался как бы лениво, со звериной медленной грацией, короткими шагами. Он резко остановился возле нее, его глаза обнимали ее, он видел сквозь прозрачный пеньюар, как взволнованно поднималась и опускалась ее маленькая грудь, ресницы с золотой опушкой оттеняли большие глаза, из фиолетовых ставшие чуть ли не пурпурными. Эти глаза светились тревогой и одновременно вызовом.

Он опять не сделал ничего, чтобы развеять поле физического напряжения, в котором они находились. Серые глаза спокойно рассматривали ее лицо, задержались на дрожащих губах, опустились на белую шею, где бился тоненький пульс, а затем обежали все ее тело и снова возвратились на лицо.

— Англичанка! — сказал он очень медленно, как будто произнося это слово, он окончательно убеждал себя в том, что это именно она.

Бет болезненно проглотила подступивший к горлу комок и попыталась что-то сказать, чтобы убедиться в реальности происходящего. Но ни язык, ни разум, казалось, не повиновались ей. Она дрожала от переполнявших ее эмоций и противоречивых чувств. Она пыталась, представляя возможную встречу с ним, предвидеть, как это будет, и заранее распаляла себя.

Но сейчас главным, что затопило все ее существо, была безотчетная радость, что он стоит рядом.

Рафаэль внимательно ждал, что же она скажет. Но когда прошло уже несколько минут, а Бет по-прежнему была нема и ее глаза, как загипнотизированные, смотрели в его глаза, он сам тихо сказал:

— Что, нечего сказать? Может быть, это и к лучшему. Ведь я предупреждал тебя, чтобы ты держалась подальше от меня, не так ли?

Наконец она бессвязно забормотала:

— Н-но я, это уж так… я не собиралась. Замолчав, не в силах совладать со своими нервами, она набрала побольше воздуха и наконец-то смогла совершенно честно произнести:

— Но я не знала, что вы можете здесь оказаться! Верьте мне. Если бы Себастиан хоть раз упомянул ваше имя, меня здесь никогда бы не было…

Она замолчала, когда Рафаэль двинулся к ней с грацией атакующей пантеры, больно сжав своими стальными пальцами ее руку выше локтя. Его густые брови сошлись к переносице, а серые глаза сузились, в них читалось подозрение. Рафаэль прошипел:

— Себастиан? А какое отношение имеет к тебе Себастиан?

От его жесткого пожатия на нежном запястье Бет появилось красное пятно, а он, не обращая внимания на свою неоправданную жестокость, сказал обвинительным тоном:

— Так это с тобой он познакомился на корабле? Ну так и должно было быть, как же я сразу не догадался, что этот его «ангел» — это ты, развратная маленькая шлюха, которую я встретил в Новом Орлеане четыре года назад! О, какое несчастливое совпадение для тебя, Англичанка!

Бет собралась возразить, но Рафаэль не дал ей такой возможности. Дернув ее к себе, он мягким, но угрожающим тоном сказал:

— Оставь Себастиана Сэведжа в покое, Англичанка! Употребляй свои чары в отношении кого-нибудь, кто может понять такой тип женщин, но этого парня оставь. Ты меня поняла?

— Но при чем здесь я? — попыталась возразить Бет, но не успела даже закончить фразу. Рафаэль затряс ее и прокричал:

— Молчи! У меня нет ни желания, ни терпения слушать тебя, ту ложь, которая сладко польется с твоих губ. Я не знаю твоих планов, но в одном уверен — ты должна убраться отсюда!

Шок, в который впала Бет, увидев Рафаэля, прошел, и она обнаружила, что наливается злобой к нему, мощной злобой за то, что он считает себя вправе вторгаться в ее жизнь. Фиолетовые ее глаза засверкали, она попыталась освободить свою руку от его грубых пальцев, но он только сжал их сильнее, чуть не ломая ей кость.

— Освободи мою руку, грубое животное! — потребовала она очень решительно. Потом, потеряв контроль над собой, что бывало нечасто, она заговорила:

— Кто дал тебе право говорить со мной таким тоном? Себастиан пригласил меня и моего мужа сюда. Твои родители, к счастью, не похожие на тебя, очень добры к нам, и я не могу обидеть их просто потому, что ты так желаешь.

Тяжело и прерывисто дыша, она продолжила:

— Неужели ты, глупец, думаешь, что в тот момент, когда я принимала приглашение Себастиана, я хоть на секунду могла допустить, что он связан родственными узами с тобой? — Она коротко и горько засмеялась:

— Вот уж кого я меньше всего хотела видеть, так это тебя! Ты мне отвратителен, Рафаэль Сантана, самодовольный, всюду сующий свой нос дьявол!

Присвистнув, Рафаэль пробормотал:

— Ты здорово сказала, Англичанка. Это все звучит так искренне, что, не знай я тебя получше, мог бы и поверить.

Он опять очень грубо потряс ее маленькое тело, добавляя:

— Ты забываешь, дорогая, что я знаю, кто ты на самом деле.

— О нет, ты меня совсем не знаешь! — Глаза Бет сверкнули. — А то, как ты вел себя, когда нам довелось встретиться, делает противным для меня даже тот факт, что я просто знакома с тобой. А сейчас, или освободи мою руку, или я устрою скандал, который будет постыдным для нас обоих.

— Постыдным? Для меня? Англичанка, ты, наверное, забыла, что четыре года назад ты очень мало узнала меня. Мне неведомо чувство стыда. Если ты начнешь кричать и разбудишь всех на гасиенде, это будет даже любопытно. Давай! Кроме того, я хотел бы увидеть твоего так называемого мужа — видно, он на редкость благодушный джентльмен.

Бет нерешительно покусывала губы, раздумывая над возможностью учинить грандиозный скандал, который сможет вывести Рафаэля из его самоуверенного состояния превосходства над всеми, однако, не забывая и о возможных последствиях. Ее пугало больше всего неминуемое противостояние между этим человеком и Натаном. Она знала, что Рафаэль может совершенно хладнокровно расправиться с Натаном в случае, если дуэль станет решенным делом. Но в то же время ее так взбесила его бесцеремонная грубость, что она собралась сделать то, что ей не было свойственно, — залепить ему пощечину, ударить это наглое издевающееся лицо. Но осторожность все же победила… на этот раз. Она попыталась подавить свой гнев и прерывающимся голосом сказала:

— Ос-с-т-т-авь в покое моего мужа, У тебя нет права вообще говорить о нем. Он вовсе не благодушный, Он замечательный человек, джентльмен, а тебе стать джентльменом не суждено вовсе.

Он не отводил глаза от ее лица, его выражение не менялось, только в отдельные моменты брови сдвигались к переносице, выявляя определенное недоверие к тому, что он видел и слышал:

— Какая самозабвенная оборона! О, если бы я не знал твоей сути, Англичанка, мне, честное слово, твой запал просто понравился бы. Но, увы, это только уловка.

Искренне удивленная. Бет тупо переспросила:

— Уловка? Клянусь, не понимаю, что ты имеешь в виду.

Рафаэль улыбнулся ледяной улыбкой:

— Сейчас меня волнует вовсе не твой муж, а Себастиан, так что не пытайся перевести разговор на твоего супруга.

— Но это ты, — выдохнула она с ненавистью, — притянул Натана, а не я.

— Возможно, но это не важно. Меня волнуют только твои взаимоотношения с моим кузеном. Если твой муж позволяет тебе у него под носом заводить очередного любовника, то это его дело. Но если твоей очередной жертвой должен стать Себастиан, то это уже мое дело!

Не в состоянии разуверить Рафаэля в его заблуждении, она только проговорила:

— А что, Себастиан так слаб, что не в состоянии защитить себя от слабой женщины?

Лицо Рафаэля напряглось, и он сжал ее руку еще больнее:

— Не надо, — процедил он сквозь сжатые зубы, — толкать меня слишком далеко, Англичанка. Я проскакал много миль, чтобы добраться сюда, я устал и мне не доставляет радости упражняться в остроумии с тобой.

— Так и не делай этого! — ответила Бет без задержки резким тоном, удивляясь тому, как он сумел пробудить в ней дремавшую где-то глубоко тигрицу, помог ей выпустить на волю эмоции, о существовании которых она и не подозревала. А может быть, эта тигрица и была той настоящей Бет, которая прежде была задушена разными обстоятельствами ее короткой, но непростой жизни? Эта была не самая приятная мысль и не очень подходящая к данному моменту. Бет попыталась переключиться на что-нибудь иное. Но, с другой стороны, она понимала, что в этой неожиданно развернувшейся борьбе между ними, борьбе не на жизнь, а на смерть, ей понадобятся все силы и вся ее хитрость. К тому же, она опять начинала подпадать под влияние его мужественности. Ее влекло к его мускулистому телу, которое было так близко от нее, она вспоминала против своей воли острые ощущения, когда его руки ласкали ее грудь, а губы покрывали поцелуями ее уста.

Рафаэль немедленно почувствовал изменение атмосферы, его глаза вновь и вновь возвращались к ее нежному рту, который был так близко. Его тело помимо воли хозяина ощущало близость ее почти не скрытой мягкими складками пеньюара розовой плоти, из-за которой он провел столько бессонных ночей до того, как сумел изгнать ее образ из своей памяти.

Его снова привело в бешенство то, что она когда-то сумела превозмочь его, а теперь снова дерзнула войти в его жизнь. То, что эта женщина — «ангел» Себастиана, пробудило в нем чувство, неведомое раньше в течение всей его жизни — он не мог не признать, что это была банальная ревность! Взбешенный и потрясенный этим открытием, он непроизвольно закрутил ее руку за спину и грубо притянул к себе, прошептав при этом голосом, хриплым от страсти:

— Перестань со мной спорить, ты, маленькая шлюха, и послушай, что я скажу! Мне все равно, какие объяснения ты станешь изыскивать, называй меня кем хочешь, думай обо мне что угодно, но ты и твой покладистый муж должны убраться отсюда сегодня!

Он был психологически свободен от нее, это правда. Но сделал роковую ошибку, тесно притянув к своему телу ее мягкое и зовущее. Когда ее груди уперлись в его жесткую мускулистую грудь, стройные ноги интимно вошли в промежуток между его бедрами, а его ноздри уловили тонкий запах лаванды, исходящий от ее тела, он понял, что нет и не может у него быть иммунитета к ее прелести. Острое желание сотрясло его тело. Он все сильнее чувствовал тягу к этому точеному телу с шелковистой кожей, к сладкому рту, который как бы дразнил его. Его серые глаза налились страстью, грубая хватка ослабла, а пальцы начали гладить эту замечательной формы руку. Потрясенный, он подумал, что это безумие и надо оторвать ее от себя. Но тут же понял, что сделать этого он не в состоянии. С его уст готовы были сорваться проклятья, но вместо этого он стал искать ее губы.

Бет тоже немедленно ощутила перелом в его состоянии и тоже, как и он, боролась с собой. Она даже попыталась уклониться от его поцелуя, но он держал ее слишком крепко. Его сомбреро слетело с головы, когда он другой рукой попытался обнять ее плечи. Пойманная в железные тиски. Бет была не в силах уклониться от его ищущих губ, язык прорывался сквозь ее зубы, дразня, возбуждая, доводя до экстаза ее плоть.

Из последних сил, которые позволяли ей контролировать свой неожиданно пробудившийся темперамент, она боролась, как маленькая дикая кошка, вырываясь, изворачиваясь, пытаясь освободиться от его объятий. Но Рафаэль только сжимал ее сильнее, покрывая страстными пламенными поцелуями щеки и виски.

— Англичанка, Англичанка! — шептал он, утыкаясь в ее шею и лаская языком тонкую синюю вену на белой коже, один из многих сосудов, разнесших тогда в Новом Орлеане по ее телу отраву, обманувшую ее и заставившую отдаться ему в полубессознательном состоянии. — Я ведь предупреждал тебя, не так ли? Я говорил тебе, не пересекайся со мной… Предостерегал, что если ты вторгнешься в мою жизнь еще раз, то я стану обращаться с тобой так, как ты этого заслуживаешь. А ты меня не послушалась, правда?

Бет затихла в его руках, ее гнев неожиданно прошел. Она тихо сказала:

— Попробуй выслушать меня. Я не преследую тебя. Я не имела ни малейшего понятия, что вы с Себастианом родственники. Ну неужели ты так самонадеян, что веришь, будто в течение четырех лет я только и думала о тебе? Почему же ты считаешь меня такой слабоумной идиоткой? Я не такая. И уж вовсе не та, за которую ты меня принял. Это твоя жена устроила все, чтобы ты застал нас с Лоренцо. И если тебе хватит выдержки выслушать меня до конца, то я расскажу тебе правду о том, что произошло тогда в Новом Орлеане.

В первый момент Бет показалось, что Рафаэль готов выслушать ее, и это породило у нее надежду, что вот сейчас все может выясниться, и в их отношениях все встанет на свои места. Но как только она упомянула тот полдень, он снова замкнулся, его лицо стало прежним, губы скривились в презрительной улыбке, и он медленно покачал головой:

— Нет, Англичанка, не надо. Консуэла мертва, и я не хочу касаться ничего, что с ней связано, никогда…

Бет нервно вздохнула, и безнадежность овладела ею. Он не хотел верить ей с самого начала, Мануэла была права, когда утверждала, что переубедить его невозможно. Он никогда не захочет принять правду. Подавляя в себе желание заплакать, она тихо сказала:

— Очень хорошо. Если ты не хочешь ничего слышать, если ты упрямо настроен против меня, тогда нам действительно не о чем говорить. А теперь, позволь мне беспрепятственно пойти в мои апартаменты.

— Конечно. Я как раз хотел предложить, чтобы мы пошли или к тебе, или ко мне. Там мы можем закончить в комфортабельных условиях то, что только что начали. Там нам никто не помешает. Кривая улыбка приоткрыла его зубы;

— Не многими своими поступками я могу удивить семью, но если бы они пробудились и увидели, что в полночь я занимаюсь любовью с одной из приглашенных семейством леди да еще посреди двора, это все асе шокировало бы их.

Не веря, что она правильно поняла сказанное им, но опасаясь, что он так все и сказал. Бет смотрела на него с растущим отвращением:

— Вы имеете в виду… Мне не хотелось бы, чтобы вы…

Собрав все ускользающие от нее силы, Бет наконец произнесла осмысленную фразу:

— Сеньор, если вы думаете, что у меня есть хоть малейшее намерение позволить вам вольность, подобную той, которую вы совершили в Новом Орлеане, вы сильно заблуждаетесь. Я собираюсь возвратиться в свою комнату одна. Я не нуждаюсь в вашей компании, она мне не нужна и даже противна!

Рафаэль только засмеялся, но улыбка эта никак не отразилась в его серых глазах.

— Нет, мадам, это вы ошибаетесь. У меня слишком давно не было женщины, и, принимая во внимание легкость, с которой вы заводите свои интрижки, почему бы вам не заполучить еще одного мужчину?

Как ни старалась Бет сдержать свой пробудившийся темперамент, и еще до того, как к ней вернулась возможность парировать эти циничные слова, ее ладонь автоматически с удовлетворением нанесла звонкую пощечину Рафаэлю.

— Ты животное? — сказала она, вложив в слова весь свой гнев и отвращение к нему, фиолетовые глаза сверкали, выдавая все ее чувства.

Она была непреодолимо хороша, стройная и беззащитная перед ним, густые волосы ниспадали на плечи, золотистые ресницы оттеняли сверкающие глаза, маленький твердый бюст вздымался от взволнованного дыхания.

На какой-то момент Рафаэль ощутил резкое чувство сродни острому ощущению голода. Наверное, потому, что он был охвачен эмоциями, в которых ему было непросто разобраться, он не ударил ее в ответ, как сделал бы это в обычной ситуации. Вместо того он мягко поднял ее на вытянутых руках и сказал:

— Я думаю, наш разговор слишком затянулся, пора его заканчивать. Мне хочется верить, что донья Маделина поместила тебя, как она всегда делает в отношении дорогих гостей, в золотых комнатах. Туда мы сейчас и отправимся. Молись Богу, Англичанка, что твой муж не спит сегодня в твоей постели. Если бы он был там, могла бы возникнуть веселенькая ситуация для нас троих.

Его губы накрыли ее рот, прервав крик, готовый вырваться у нее из горла Бет старалась освободиться от него, но он продолжал крепко ее обнимать, игнорируя ее протесты, безразличный к ее сопротивлению, он почти спокойно нес ее в золотые комнаты. Ни один из них не увидел Себастиана, стоявшего в дверях его спальни.

Себастиан сначала не понял, что его разбудило. Со странным любопытством он поднялся из постели, натянул брюки и открыл дверь комнаты. Выглянув во двор, он увидел, что прибыл Рафаэль. Он сначала не заметил Бет, до тех пор пока Рафаэль не вытащил ее на свет и не повлек, как тряпичную куклу. С открытым от удивления ртом Себастиан стоял в безмолвии несколько секунд, еще не веря в реальность происходящего.

Совершенно не подозревая, что Себастиан видит всю сцену, дойдя до комнаты, куда он хотел попасть, Рафаэль, не остерегаясь шума, попытался распахнуть дверь плечом. Он несколько ослабил объятия и позволил Бет встать на ноги. Уже не доставляя ей боли, он снова поцеловал ее мягкие губы, его язык снова начал свою подрывную работу.

— О, Англичанка! Я думал, что уже потерял тебя, — сказал он голосом, полным страсти, которую выдавали и его ставшие совсем темными глаза.

Бет тяжело вздохнула, ее эмоции так переплелись, что она сама уже не понимала, чего же ей хочется больше, и не могла сосредоточиться на какой-нибудь мысли. Она испытывала унижение от того, что сознавала прежнюю власть Рафаэля над ее телом. Его тело тоже притягивало, а поцелуи пьянили, как вино, вливавшееся прямо в мозг.

Она знала, что ей надо сопротивляться ему, знала, что ей даже сейчас можно закричать и разбудить весь дом, но в глубине сердца ей этого не хотелось. Напротив, она хотела его, и в данный момент ничего важнее не существовало. Рафаэль был рядом, и она была в его объятиях.

Но она все же предприняла еще одну, последнюю попытку. Очень громким шепотом она потребовала:

— Рафаэль, не делай этого, пожалуйста, покинь эту комнату и не компрометируй меня. Для этого тебе не потребуется каких-то сверхусилий.

Его брови поднялись в непритворном удивлении:

— Это с каких же пор шлюхи заимели честь? Он легко представил ее в объятиях Лоренцо и снова стал приходить в ярость.

— Нет, Англичанка, нет! Я не уйду, и мне ничто не сможет помешать заполучить твое сладкое тело. Глаза его стали еще более злыми, и он добавил:

— Если тебе покажется, что я гораздо противнее всех твоих предыдущих любовников, закрой глаза и попытайся представить, что ты в объятиях своего мужа.

Попытка Бет сопротивляться ослабла, когда губы Рафаэля приблизились к ее и она почувствовала, что с ненасытностью ищет его поцелуя. Она хотела снова дать ему пощечину, но ей нечего было противопоставить магической силе его страсти, ее тело предало хозяйку. Со стоном, свидетельствующим о ее капитуляции, она обхватила его крепкое тело руками, и теперь уже возвращала ему поцелуи, упершись грудями в его стальные мышцы.

Его губы не освобождали ее ни на секунду. Рафаэль сгреб ее и понес в спальню. Со странной нежностью он положил ее на широкую кровать и дал немного отдохнуть своим напрягшимся мышцам. Потом, отстранившись от нее, стал быстро раздеваться, не сводя при этом глаз с тела Бет.

Не в силах оторвать взор от него, Бет против своего желания внимательно наблюдала за его действиями. Она ведь никогда раньше не видела голого мужчины и сейчас обнаружила, что ей очень любопытно рассматривать мужское тело, особенно это!

Рафаэль, в чьих жилах текла кровь команчей, воспитанный своими сородичами, не стыдился наготы, и даже с гордостью за свою стать предъявил себя лежащей в кровати женщине, заметив, что ее взгляд был странно стыдлив, когда она смотрела на него.

Сначала он сбросил сапоги, затем откинул в сторону легко снявшиеся панталоны. Бет, внимательно наблюдавшая за его действиями, находившаяся на грани истерики, все же с удивлением отметила, что у него нет сатанинских копыт, хотя он подозрительно легко преодолел ее сопротивление. С этого момента ей было уже не до размышлений — она не могла думать ни о чем, видя эту сильную стройную мускулистую фигуру так близко от себя.

Плечи Рафаэля были очень широкими, на руках бугрились мощные мышцы. Он снял сначала шейный платок, а затем свободную рубаху. Обнажилась его мощная почти безволосая грудь, смуглая, бронзового оттенка, кожа не сильно отличалась от загорелого лица. Ее глаза расширились от изумления, когда она увидела положенный им на стол широкий грозно выглядевший нож, который, видимо, был подвязан где-то высоко под рубахой. Затем он расстегнул широкий пояс, на котором держался большой револьвер, и, оглядев внимательно комнату, положил его на самое ближнее кресло — достаточно далеко от Бет, но достаточно близко, чтобы сразу же схватить его в случае опасности. Почти завороженно Бет смотрела, как он начал стягивать с себя исподнее белье. Когда не осталось ничего. Бет со странным восхищением обнаружила доказательство его мужской силы, поднявшееся над черными волосами. Она перевела взгляд на его стройные сильные ноги.

Время, казалось, остановилось, пока он раздевался, но когда он оказался рядом с ней в кровати, Бет как бы пробудилась и еще раз попыталась убежать от него. Когда его голодные руки протянулись к ней, она неожиданно уклонилась, уверенная в том, что если ей удастся добежать до двери, ведущей во внутренний двор, то она сумеет выскочить и поднять тревогу. Она замешкалась всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы притупившаяся бдительность Рафаэля вновь возвратилась к нему. Он набросился на нее, как тигр на жертву. Их тела свились в борьбе, они катались по кровати, извивались, сбивав в кучу простыни и одеяла. Бет боролась с лихорадочной решимостью, била сжатыми кулачками по плечам и груди Рафаэля, ее тело лихорадочно сокращалось, пытаясь сбросить его с себя и избежать стальных объятий, которые уже предрешили ее поражение в этой неравной борьбе. Она укусила его за ухо в отчаянии и с определенным удовлетворением услышала, как он выругайся, пока ему не удалось освободиться от ее маленьких зубов.

Они оба тяжело дышали, их дыхание смешалось, тела переплелись. Но победил Рафаэль, чья сила была несопоставима с сопротивлением Бет.

Он держал ее мертвой хваткой, прижав к кровати. На какой-то момент они остались неподвижными, и серые обрамленные черными ресницами глаза внимательно посмотрели в широкие фиолетовые, в глубине которых светилась непокорность.

В бесконечно длинную секунду Рафаэль впитывал в себя всю ее прелесть. Пепельные густые волосы, разметавшиеся по подушке, сверкающие фиолетовые глаза с золотистыми ресницами, прекрасные атласные щеки и совершенно непреодолимо влекущий розовый рот. Потом его взгляд упал на маленькие твердые груди, которые обнажились во время схватки. Пеньюар и ночная рубашка завернулись у нее на бедрах. Спереди пеньюар был распахнут, что было также следствием их ожесточенной схватки. Половина ночной рубашки оторвалась и не скрывала тела от жадного взгляда Рафаэля. С невероятной неторопливостью он наклонил голову и нежно и осторожно поцеловал нежную кожу между ее грудей, вдыхая ее медовый аромат. Потом он нашел ртом ее грудь. Несмотря на ее стремление освободиться от него, тело Бет вело себя самостоятельно. Ее сотрясла волна удовольствия, когда его горячий рот стал ласкать ее грудь, соски ее затвердели и совершенно бесстыдно требовали, чтобы его язык ласкал и дразнил их по очереди, сначала один, потом другой.

— Пожалуйста, остановись! — прошептала она неискренним тоном, зная, что вот-вот вообще потеряет контроль над собой, пронизанная острой болью желания, возбужденного еще первым грубым поцелуем Рафаэля.

Рафаэль поднял голову и послал ей холодный, странно оценивающий взгляд. Полунасмешливая, полугрустная улыбка появилась на его полных губах. Он покачал головой, улыбка его угасла, и он поймал ее рот своими губами.

Он целовал ее неторопливо, наслаждаясь мягкостью и свежестью ее уст. Он был удивительно нежен и требователен в одно и то же время, его язык вел себя, как исследователь на необитаемой земле.

Одной рукой он прижал ее руки к маленькой головке, а другой нежно и жадно обследовал ее тело, постепенно расстегивая пеньюар и стягивая его.

Через некоторое время она лежала под ним совершенно нагая.

Его поцелуи лишали ее сил, прикосновения его губ пробуждали внутри ее огонь, раздувая дремавшую в ней страсть, которую она долго старалась подавлять разумом. И все же она еще пыталась сопротивляться, противостоять тому, что происходило с ее телом. Горячий пламень разливался по ее сосудам, и тело уже не слушалось сигналов и призывов к осторожности, испускаемых мозгом, груди приятно ломило от поцелуев Рафаэля, и ее бедра инстинктивно искали контакта с его телом, губы были податливы.

Она вела с собой безуспешную войну так долго, сколько могла. Рафаэль ведь не был неопытным любовником или беспомощным в темноте Натаном. Он был опытным мужчиной, который знал, когда хотел, как доставить женщине удовольствие. Он был уверен, что Бет борется, чтобы не поддаться ему, и ломал один за другим ее слабые рубежи сопротивления. Его губы были мягкими и твердыми, когда они обхаживали ее, ласкали и требовали сдаться, когда они путешествовали по всем ее чувствительным точкам, то доставляя сладкую боль, то просто лаская. Он целовал ее подбородок и щеки, мочки уха, а потом опять возвращался к губам. Вторая рука, сняв остатки ее одежды и освободившись, также присоединилась к обследованию тела. Сначала настал черед груди: пальцами он стал ритмично надавливать на сосок, потом рука соскользнула ниже, по пути гладя ее серебристую кожу.

Издав странный короткий смешок, она прекратила борьбу и сопротивление, ее тело таяло в его объятиях, сейчас ей хотелось только того, чтоб он обладал ею. Ей хотелось по-настоящему узнать, что же это такое — быть женщиной.

В тот раз, когда он взял ее, она была наполовину отравлена белладонной, поэтому сейчас ее эмоции и переживания сильно отличались от тех, прежних. Она и хотела и боялась новых ощущений, когда рука Рафаэля, продолжая свои обследования, дошла до ее плоского живота, а потом продвинулась к мягкой внутренней поверхности бедер. Бет была потрясена вспышкой желания, которое охватило ее. Инстинктивно ее тело стало выгибаться и раскачиваться от его прикосновений и ласковых губ на ее грудях. Он продолжал дразнить ее соски, другая рука тоже была уже между бедер, порождая внутри ее сладкую боль, которую кровь разносила по всему телу.

Когда, наконец, он добрался до того, что укрывалось между бедер, его пальцы ласково разделили шелковистую плоть, продолжая обследовать то, что было внутри. Бет застонала от удовольствия, мягко и негромко. Больше ей не хотелось сопротивляться ему, ей хотелось теперь, чтобы он ласкал ее не переставая, поднимая прикосновениями рук и мускулистого тела внутри ее настоящую панику. Ее руки тоже двигались без перерыва, касаясь его и лаская.

На сей раз Рафаэль не хотел просто воспользоваться ее телом. Та его часть, в которой скрывался дикий охотник-команч, тоже получала удовольствие от ласк ее нагого тела, распростертого рядом с ним. В другой раз, в другом месте он еще поквитается с ней, а сейчас он хотел завоевать ее, заставить ее захотеть его так, как она не хотела еще ни одного мужчину, довести ее до той степени безумия, до которой она доводила его, и наказать ее этим безбрежным удовольствием и подавить одновременно.

Для Бет это была какая-то странная агония. Его руки и губы возбуждали ее и приводили в такое состояние, какое ей переживать еще не приходилось. Она была беспомощна в его железных объятиях, но сейчас это ее не тревожило. Бет уже не могла ласкать его сама, но была готова покорно сносить все, что делает он, потому что это доставляло ей жгучее удовольствие. Но и ему, как видно, тоже. Он упивался ее телом, его губы порождали жар на ее коже, он разливался в плечах, грудях, шее. И словно что-то обрывалось внутри, когда его пальцы входили в ее лоно и он доводил ее до пика сладостного ощущения.

Но не только Бет получала удовольствие от процесса этого полунасилия, полусоблазнения. Рафаэль дошел до состояния, о существовании которого он раньше и не подозревал. Его тело было переполнено желанием, а он, на удивление самому себе, все хотел продолжать эту странно сладостную любовную игру.

Она была так непобедимо хороша, а черты ее так непорочны. Волосы лунного оттенка, маленькое стройное тело совершенных форм, кожа теплая и шелковистая при касании — все это превращало его в изголодавшегося человека, который никак не может остановиться и продолжает поглощать и поглощать все, что попало ему под руку. Его губы продолжали наслаждаться ее мягкими устами, а рука прокладывала верный путь к окончательному слиянию их тел.

Тело ее трепетало, высвобождая все накопленное за долгие годы вожделение, и это была заслуга Рафаэля, любившего ее полудиварски, полунежно. Бет тонула в море удивительного удовольствия и шептала почти беспомощно:

— Ну пожалуйста, пожалуйста…

При этом она ощущала странный стыд, а он знал, что пока любовную игру надо продолжать.

Рафаэль слышал ее неконтролируемые сознанием слова и с низким удовлетворенным рыком, вырвавшимся из глубин горла, быстро накрыл ее тело своим. Удерживая обеими руками ее руки за ее головой, коленями раздвинув ее бедра, он вонзил свое твердое, как сталь, мужское орудие в ее поглощающую теплоту.

С совершенно ошеломляющей ясностью Бет почувствовала себя наполненной им, при этом ее поразила собственная готовность принять его твердую, горячую, полную жизни плоть. Он лежал на ней легко и никуда не торопился, пытаясь отрегулировать дыхание, как бы прерывающееся из-за непонятной ей внутренней борьбы, а Бет была совершенно захвачена многим, что открылось ей в нем. Он стал для нее абсолютным мужчиной со специфическими ароматами лошадиного пота и табака, широкой мускулистой грудью, твердой и горячей, куда она упиралась сейчас своими сосками, всем его длинным сильным телом, соединенным с ее собственным. Она издала стон, выражавший удовольствие и призывавший его продолжить бесстыдную чувственную атаку на ее тело. Не отдавая себе отчета в собственных поступках, она стала искать его рот своими губами. Рафаэль в ответ страстно целовал ее, языком продолжая агрессию рук и всего тела.

С медленным, близким к пытке острым удовольствием он стал двигаться на ней, и инстинктивно бедра Бет поднялись, чтобы встретить его. Он раскачивался все быстрее, и она в ответ тоже, пока их тела не встретились в горячей, все обостряющейся схватке. Голова ее была совершенно пуста, тело охватила такая чувственная лихорадка, что она превратилась в совершенно дикое создание. Ее стройное тело извивалось под ним, пытающимся утолить свой сексуальный голод, она издавала короткие совершенно звериные звуки. Неожиданно, когда она уже, казалось, была не в состоянии снести сладкую боль, обжигавшую ее лоно, сквозь ее тело пронесся такой острый импульс сладострастия, что вся она содрогнулась, глаза были открыты, но она ничего не видела, дыхание сбилось. Но и это был не конец, все новые волны удовольствия прокатывались по ее телу, разрывая его на мелкие кусочки, но тем не менее оставляя целым. Она стонала все громче, сознавала это, но не могла совладать с собой. Он тоже уже не контролировал своих действий, достигнув пика сладости. Тело его сотрясалось, пока свою энергию он не перелил разрядом в ее тело.

Глава 12

Все еще наполовину оглушенная тем, что она только что пережила, Бет лежала без движения, когда Рафаэль освободил ее руки и соскользнул с нее, зарывшись лицом в простынь рядом с ней. Он сразу же схватил ее железной хваткой за запястье, как будто боялся, что она постарается убежать от него.

Тишину в комнате нарушало только их учащенное дыхание. Бет невидящим взглядом смотрела в потолок, удивляясь, как легко ее отлаженная жизнь превратилась в руины. Этим вечером она была вынуждена обмануть своего мужа впервые за всю их семейную жизнь, а теперь, несколькими часами позже, изменила ему физически. Наконец она узнала на практике, что значит заниматься с мужчиной любовью, и тут же попыталась спрятать это в глубине сознания, предпочитая думать только о Натане и их гибнущей совместной жизни. О Рафаэле, лежащем рядом и таком живом и реальном, она мыслить не хотела. Ей и вправду не хотелось анализировать, каким образом они действуют друг на друга и как ему удается пробудить в ней страсть, таящуюся в потайных уголках души. Она обреченно подумала, что если бы не ее дурацкая затея с этим путешествием, то ничего вообще не произошло бы. Она и Натан жили бы тихой жизнью, наполненной платонической любовью. Он бы делал то, что ему нравится, а она, если и не счастливая, то, по крайней мере, вполне довольная другими сторонами жизни.

— О чем ты сейчас думаешь? — Рафаэль задал свой вопрос неожиданно, вернув ее к реальности. Она вздохнула тяжело и честно призналась:

— О моем муже.

Смуглые черты лица опять окаменели, и Бет пришла к странному выводу, что хотя ее слова разозлили его, в то же время он был шокирован. Его широкий рот тронула улыбка, и он мягко поинтересовался:

— Боишься, что он может зайти и застать нас вместе? Или сравниваешь наши сексуальные возможности?

Наполняясь гневом, Бет спокойно встретила взгляд его серых глаз и смело ответила:

— Сравнивать нечего. В любом аспекте, о каком бы я ни подумала, Натан Риджвей даст тебе сто очков вперед. А теперь убирайся из моей постели, а я постараюсь уехать отсюда не позднее чем через час!

— Нет! — произнес он без эмоций, даже тихо, глаза его спрятались в тени густых ресниц.

На лице Бет отразилось искреннее недоумение:

— Но ты же сам требовал этого совсем недавно! Это ты требовал моего немедленного отъезда.

Его взгляд остановился на ее губах, и он хрипло изрек:

— Я изменил свое мнение!

— Нет, ты не умеешь менять свое мнение, — настаивала она зло. — Ты же сам говорил, что не умеешь!

Густые брови сдвинулись, и Рафаэль немного насмешливо сказал:

— Англичанка, я не только могу изменить свое мнение, я уже сделал это.

— Объясни почему? — твердо потребовала она, глядя на него в упор своими фиолетовыми глазами.

— Давай договоримся так. Я предпочитаю, чтобы ты была у меня на глазах, пока я не буду убежден, что Себастиан оставит свои ненужные мысли.

Упрямо выставив челюсть — оказалось, что и она умеет быть твердой, — Бет отрезала:

— Себастиан здесь абсолютно ни при чем! И ты не сумеешь помешать мне уехать. Ты не рискнешь задержать меня и моего мужа здесь против нашей воли!

— Нет, конечно, нет, — произнес он медленно в ответ, и что-то в его глазах, когда он смотрел на нее, вызвало холодок у нее в позвоночнике. Злясь на себя за то, что позволила ему опять на какое-то время командовать собой, она попыталась освободить свою кисть из его железной руки. Ей хотелось сейчас стать свободной от него во всех смыслах. Несколько секунд Рафаэль отрешенно наблюдал за ее попытками, а потом просто отбросил ее руку.

Бет немедленно перепрыгнула на другую сторону кровати. Сейчас она была похожа на шипящего котенка с красивой серебристой шерсткой и сверкающими фиолетовыми глазами. Глазам Рафаэля соблазняюще открылись ее обнаженное тело, блестящая кожа и розовые груди с темными сосками.

Господи, как же она хороша, подумал он, и у него перехватило дыхание. Ему снова захотелось ощутить это дразнящее тело под собой. Огромным усилием воли он удержал себя от того, чтобы опять обнять ее и снова потеряться в ее обжигающей плоти, такой грешной, но такой манящей. И вместо того, чтобы поддаться диктату своего тела, он отодвинулся от нее, легко вскочил на ноги и молча стал одеваться. Наблюдая за ним со странным любопытством, Бет в какой-то момент искренне поинтересовалась:

— Что ты собираешься делать? Заправляя рубашку в панталоны, он не очень галантно ответил:

— Ты думаешь, я принимаю ванну? Нет, я просто одеваюсь.

Бет зло уточнила:

— Я не о том говорю. Как ты собираешься поступить со мной?

— Я еще не решил, — ответил он, не беря пока на себя новую ответственность. Он как раз сел в кресло, чтобы натянуть сапоги.

Как ей хотелось перебежать через комнату и ударить по его самодовольной физиономии, но вместо этого она, ненавидя себя за бесхребетность, в то время как он был очень тверд, спросила:

— А м-мож-жно м-мы с Натаном уедем? Т-т-ты же с-ска-з-зал, что хочешь, чтобы мы убрались отсюда.

— Но я также сказал тебе, что передумал, — произнес он твердым голосом. — Я думаю, Англичанка, будет лучше и мудрее, если ты останешься здесь еще на несколько дней. Потом я дам тебе знать, что наступил момент покинуть гостеприимную обитель моего отца.

Она вновь почувствовала, как ее охватывает волна ярости, ее подбородок снова выпятился, и она почти закричала, сверкая глазами:

— Ты — невоспитанный грубый дьявол! Неужели ты думаешь, что я останусь под одной крышей с тобой? Кто ты такой, чтобы диктовать мне? Ты не можешь помешать нам уехать тогда, когда мы решим сделать это!

Странная улыбка осветила его лицо, заросшее редкой щетиной. С кошачьей грацией он подошел к кровати. Инстинктивно проклиная себя за эту слабость, Бет отодвинулась настолько, насколько позволяла кровать. Рафаэль долго и неотрывно смотрел на нее, потом настиг ее и, взяв одной рукой за подбородок, произнес:

— Не смогу?

Она уже научилась обращаться с ним и молчала, зная, что он все равно выиграет любой спор между ними.

— Я думаю, мы понимаем друг друга, — наконец пробормотал он, когда выяснилось, что бунтующей Бет все равно больше нечего сказать.

Он отвернулся и, надев пояс с пистолетом, вновь стал лицом к ней. Шутовски он поклонился ей и холодно сказал:

— Прощай, Англичанка. И если ты не хочешь, чтобы вся гасиенда узнала о том, что произошло в этой комнате, я предлагаю, чтобы наша следующая встреча выглядела как первая, во всяком случае, первая в этот день!

Его наглые слова переполнили чашу терпения Бет, она сжала кулачки и с ненавистью посмотрела на него.

Он, понимая, как ей хотелось бы выцарапать ему глаза, криво улыбнулся и, подойдя к ней, твердо поцеловал ее в губы. Его голос неожиданно охрип, когда он, задыхаясь, прошептал:

— Мне так не хватало тебя, Англичанка. Еще до того, как она пришла в себя после этого признания, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Он был в комнате Бет не слишком долго и выскользнул оттуда так же тихо, как тогда, когда нес ее сюда. Невидимый никем, он неслышно направился в отведенные ему покои, расположенные в том же крыле, что и апартаменты Бет и Натана.

Рафаэль не был частым гостем на гасиенде и вообще в этом районе. Он приезжал только тогда, когда отец требовал его присутствия. Обычно по приезде он предпочитал останавливаться в маленькой хижине, которую сам обустроил. Она была в нескольких милях от гасиенды. Это позволяло ему не встречаться с доном Филипе, когда тот наезжал сюда, и соблюдать некоторую дистанцию между собой и остальной семьей. Дон Мигуэль был не менее упрям, чем его сын, и зная, что комнаты, отведенные Рафаэлю, будут использоваться только раз или два в году, тем не менее держал их всегда наготове. С удовлетворением дон Мигуэль обнаружил, что его сын, когда на гасиенде не было дона Фелипе, с удовольствием занимал отведенные ему комнаты. Это, может быть, еще не было полной победой дона Мигуэля, который прилагал немалые усилия, чтобы сократить разрыв между ним и сыном, но все же было явным шагом вперед.

На сей раз, если бы не проблемы Себастиана, Рафаэль не попал бы на гасиенду. Он был очень занят вопросами, связанными с команчами, и погружаться в семейные хлопоты, которые разрешались довольно успешно и без него на протяжении целых пятнадцати лет, когда он сам был пленником команчей, ему было не с руки. Но на этот раз он знал, что Себастиан будет ждать его, поэтому решил в оставшиеся до утра часы поспать, а после пробуждения Себастиана встретиться с ним.

Встреча с Бет порушила все его планы! Теперь после необычного свидания с ней ему почти не осталось времени на отдых, но тем не менее он, улыбаясь, вошел в свои персональные покои. Улыбка сошла с его лица, когда он обнаружил Себастиана, удобно устроившегося в деревянном кресле. Его ноги были небрежно закинуты на красивый столик, а новейшее изделие Самуэля Кольта — смертоносный револьвер — был направлен прямо в дверной проем, где стоял Рафаэль.

Никто не смог бы обнаружить каких-либо эмоций на лице Рафаэля, когда он замер, полускрытый тенью. Он почувствовал опасность заранее и уже держал кривой нож в руке, готовый пустить его в действие при первой же необходимости. О нет, он не думал, что Себастиан начнет стрелять в него, не объяснив ничего, но на всякий случай нож был наготове…

Себастиан совершенно очевидно ждал именно его, и, когда тень Рафаэля мелькнула в дверном проеме, он низким голосом, с очень агрессивной интонацией пригласил:

— Ну, входи же, дорогой друг. Тебе хватает ума не торопиться — мои чувства к тебе в этот момент далеко не дружественные.

Он помолчал, как бы прислушиваясь к себе, и продолжил:

— Враждебность граничит с желанием убить соперника!

Смотря очень настороженно на револьвер, Рафаэль потихоньку просочился в комнату, выигрывая время. Его ум пытался найти оптимальный выход из смертельно опасной ситуации. Если бы это был кто-то другой, а не Себастиан Сэведж, державший нацеленный на него кольт, не было бы вопроса, что делать. Один из них должен был умереть, и это не был бы Рафаэль Сантана.

Объяснением поведения Себастиана могло быть только одно:

— Женщина? Ты видел, как мы шли к ней? Полные губы Себастиана дрогнули, в глазах горел опасный огонек, когда он с трудом выдавил из себя:

— О, как ты догадлив! Может быть, ты знаешь, кто она? Может быть, именно по этой причине ты соблазнил ее? Чтобы я подумал о ней плохо и оставил ее? Я хотел бы услышать твои объяснения до того, как моя пуля отправит тебя в ад!

Рафаэль не всегда умел владеть своими страстями и именно сейчас у него не было настроения прощать Себастиану оскорбление. К тому же он смертельно устал за те долгие дни, что скакал сюда, да и приключение с Бет не было отдыхом. Более того, у Рафаэля было свое особое мышление. И сейчас, глядя в зрачок револьвера, который навел на него один из немногих людей на земле, о ком он искренне заботился, взбешенный Рафаэль не считал нужным больше сдерживать свой темперамент. Игнорируя смертельную опасность — револьвер был направлен ему прямо в сердце, — он прорычал:

— Я не намерен отчитываться перед тобой, Себастиан. Ни перед тобой, ни перед кем-нибудь другим. И если ты так безрассуден, что готов попытаться убить меня, давай попробуй. Но учти, юный осел, что я возьму с собой и тебя.

Немного отрезвленный твердостью, прозвучавшей в голосе Рафаэля, Себастиан постепенно стал терять свой агрессивный заряд. Он пристально посмотрел на Рафаэля.

— Ты уверен, что сможешь сделать это? Не так ли? — Чувствовалось, что задать какой-либо более осмысленный вопрос Себастиан не в состоянии. Он никогда в жизни не был в подобной ситуации и явно растерялся.

— Я никогда не блефую, Себастиан. Никогда! Поэтому или стреляй, или позволь мне пройти.

Себастиан тяжело повернулся в деревянном кресле, жалея, что не взвесил всех последствий своего в общем-то безрассудного поступка и вступил в глупую конфронтацию со своим искренне обожаемым кузеном.

Глубоко задетый, взбешенный и почувствовавший себя обманутым после того, что он увидел, Себастиан натянул на себя одежду и без рассуждений побежал к комнатам, которые занимал Рафаэль, готовый Бог знает на что. Этот молодой романтик собрался, не жалея себя, защитить честь молодой леди от позора, причиной которого стали действия Рафаэля. Но сейчас лицом к лицу с явно разозленным родственником он осознал, что, в любом случае, вовсе не собирался убивать его, но в то же время не хотел отступить, пока Рафаэль не объяснит ему, что же произошло на самом деле. На лице Себастиана еще можно было увидеть противоречивые чувства, но дуло револьвера он все-таки опустил.

— Я не собирался убивать тебя, но ты обязан мне сказать, как дошло до такой ситуации, в которой я случайно застал тебя и Бет.

Рафаэль слегка расслабился, нож исчез в его широком рукаве. Рассеянно он достал из кармана тонкую сигару, прикурил ее от одной из масляных ламп, висевших на стене, потом внимательно посмотрел на молодого человека. Глубоко затянувшись и выпустив облако дыма, Рафаэль мягко поинтересовался:

— А почему бы тебе не спросить об этом у леди? Я думаю, она смогла бы объяснить тебе все и удовлетворила бы этим твое любопытство.

Себастиан был оскорблен:

— Почему мне не спросить у нее, негодяй? Да потому, что я не посмел бы говорить с ней на подобную тему!

Рафаэлю его запал показался смешным:

— А ты попробуй, это может оказаться чрезвычайно интересным.

Его веселость исчезла так же стремительно, как и появилась. И он задумчиво сказал:

— Я не намерен объяснять свои поступки кому-либо, но, учитывая тот факт, что сеньора Риджвей так много значит для тебя, я готов сделать исключение.

Он помолчал, решая, насколько далеко стоит заходить в своем рассказе, и определяя, что бы ему хотелось поведать, потом медленно заговорил:

— Думаю, можно сказать, что у нас был… шанс познакомиться, более того, между нами существовала… э… некая связь, такого рода, что она должна избавить тебя от ненужной привязанности к ней и показать тебе, что твои надежды бесперспективны.

В тот момент, когда эти слова срывались с его губ, он отдавал себе отчет, что действует необычайно бестактно. Чего он достиг этой фразой, можно было легко прочитать на лице Себастиана. Оно окаменело, и стало ясно, что Рафаэль достиг обратного эффекта. Это было равносильно тому, как если бы он помахал алым шарфом перед глазами молодого и буйного бычка! Рафаэль решил все же изменить ситуацию в свою пользу и, очень осторожно подбирая слова, тихо продолжил:

— Мы встретились четыре года назад в Новом Орлеане, тогда я ездил поговорить с Джейсоном о возможности присоединения Республики к США. Ты помнишь, что это было?

— Уж не пытаешься ли ты внушить мне, что у вас с Бет такая длительная связь и что возникла она, когда ей было всего семнадцать и она была замужем всего несколько недель? — Себастиан задал вопрос тоном, в котором явно сквозило недоверие.

Себастиан не мог догадаться, как шокировали Рафаэля его слова. Он знал, что Бет была молода, но не думал, что настолько, и он не имел понятия о том, что она фактически еще проводила медовый месяц. Подсознательно он ощутил, что ему надо бы кое-что выяснить о событиях, случившихся в Новом Орлеане.

И все же он отогнал от себя эту мысль. У него не было времени на то, чтобы копаться в событиях четырехлетней давности. Да и что это изменило бы — неважно, сколько ей было лет и как недолог был ее брак. Важно лишь то, что она была и любовницей Лоренцо, а это он видел своими собственными глазами и слышал, как требовательно она поощряла другого мужчину за момент до того, как он разорвал их объятия. Воспоминание о том, что он тогда увидел, облегчило его задачу. Он должен доказать, что планы Себастиана в отношении Бет Риджвей бесперспективны и что он должен понять, как глупо вообще строить серьезные планы с замужней женщиной. Поэтому он резко сказал, отвечая на замечание Себастиана:

— Какая разница сколько ей было лет? Когда это юный возраст и наличие супруга разделяло любовников?

Себастиан тяжело перевел дух, ему казалось, что земля разверзлась у него под ногами и он стоит на краю огромной черной пропасти. Он мог поклясться, что Бет не принадлежала к тому типу женщин, которые вообще могут быть чьими-то любовницами, нарушая супружескую верность. Но он же видел ее в руках у Рафаэля, видел, как тот нес ее в отведенную ей спальню, более того, Рафаэль сам признался, что он и Бет были любовниками и уже довольно долго. Огорченный, с обливавшимся кровью сердцем, смотрел Себастиан в лицо Рафаэлю. Ему хотелось бы обозвать его лжецом, но удерживало то, что в запале Рафаэль может сказать всю правду — сопротивление Бет, которое она поначалу оказала Рафаэлю, вовсе не должно было означать, что она не предрасположена к интригам с другими мужчинами. Но он просто не мог и не хотел поверить, что она такая, и упрямо твердил:

— Нет, все равно мне наплевать на то, что ты сказал. Она женщина не такого типа. Может быть, я и молод и у меня нет такого опыта в этих делах, как у тебя, но я раскусил бы эту голубку, будь она такой, как ты говоришь, и понял бы сразу, как она относится к мужчинам. Нет, Бет Риджвей не такая!

С большим интересом разглядывая кончик своей сигары, Рафаэль не без подвоха поинтересовался:

— Ну, а как в таком случае ты объяснишь то, чти ты сам видел сегодня ночью?

Кулаки Себастиана сжались, и в какой-то момент казалось, что он вот-вот бросится на своего собеседника. Да, другого объяснения тому, что он видел, не было и, пожалуй, быть не могло. Но даже если Бет и была любовницей Рафаэля все эти годы, это ничего не меняло в его сердце по отношению к ней. Она стала так много значить для него, что он просто не мог отбросить свою нежность к ней и избавиться от ее очарования.

Понимая, что он нанес Себастиану тяжелый удар, и не желая, чтобы отношения между ними были испорчены бесповоротно, Рафаэль медленно подошел к креслу, в котором сидел юноша, и дружеским жестом положил ему руку на плечо. Затем мягко сказал:

— Любовница она мне или нет, это в конечном счете не имеет значения, приятель. Она не предназначена тебе. Тебе хватило бы, если бы она стала твоей любовницей, и только? И действительно ли ты настолько хочешь эту женщину, чтобы похитить ее у мужа?

На лице Рафаэля появилось решительное выражение и голосом, полным накала, он спросил:

— Подумай, если тебе легко удастся увести ее от мужа, что может помешать кому-либо другому проделать то же самое с тобой? Можно ли жить с такими опасениями всю жизнь, никогда не зная, останется ли она возле тебя? Я думаю, что нет.

Все, что сказал Рафаэль, выглядело правдой, но Себастиан восставал против этого, не желая повредить Бет даже в самой малости, не говоря уж о таких тяжелых обвинениях. Конечно, он не мог не признать, что ему не хотелось отказываться от своих надежд на будущее, связанных с Бет, по разным причинам, в том числе и из-за ущемленной гордости, но даже он сам не мог оценить, не говоря уж о других, как глубоко увязло на этот раз его сердце. Сейчас оно ныло в предчувствии того, что придется избавляться от иллюзий и опускаться на землю. Он был уверен в своих физических возможностях и считал, что уж если бы ему удалось поймать Бет в свои силки, то отнять ее у него не смог бы никто! Но ведь это было до того, как он увидел ее в руках у другого мужчины. Натана он в расчет не брал, но Рафаэль — это другое дело. И если Бет его любит, а его не любить было трудно, то его, Себастиана, борьба уже проиграна!

С болью он признал:

— Возможно, ты и прав, но не требуй, чтобы я перестал ее любить только из-за того, что она твоя, как ты говоришь, любовница.

В зеленых глазах Себастиана застыла боль, он отвел их в сторону и продолжил, понизив голос:

— Она одна из самых замечательных женщин, которых я когда-нибудь видел, и я все равно не поверю, что она способна за спиной у мужа продолжать многолетний роман.

У Рафаэля стало нехорошо на душе, когда он увидел, каким несчастным ощущал себя Себастиан. И если бы сейчас у него в руках оказалась стройная шейка Бет, он, не раздумывая, переломил бы ее.

Ему не нравилась роль, которую он вынужден играть, ему было противно лгать Себастиану, но он оправдывал свое поведение тем, что пытается спасти своего молодого друга от маленькой, неразборчивой в связях сучки. Так что цель оправдывала средства.

— Чтобы не злить меня зря, приятель, твоими излияниями о «чистой и прекрасной» Бет, пожалуйста, не повторяй этого вслух. Увы, она далеко не ангел… Уж я-то знаю это совершенно точно.

Бросив на него недобрый взгляд, Себастиан с неприязнью ответил:

— У тебя извращенное восприятие окружающего мира. Консуэла сумела наполнить тебя таким зарядом ненависти к противоположному полу, что ты даже не можешь допустить мысли о том, что есть на свете и порядочные женщины, одна из которых дала тебе пощечину.

Странная улыбка появилась на губах Рафаэля:

— Возможно, ты и прав. Но я думаю, что нам уже пора закончить обсуждение достоинств и недостатков этой дамы, пока дело не дошло до драки.

Как-то против своей воли Себастиан согласился с ним, поняв, что действительно от подобного разговора ничего хорошего ждать не приходится.

Он собрал в кулак свою волю, чтобы не вспылить, услышав очередную сентенцию Рафаэля. Поднявшись на ноги и все еще сжимая в руке револьвер, он тихо сказал:

— Да, все, что могли, мы уже друг другу поведали. Посему я просто желаю тебе доброго утра.

Лицо Себастиана все еще хранило мрачное выражение, но он полушутливым голосом поинтересовался:

— Надеюсь, у тебя нет намерений потребовать сатисфакции за то, что я покусился на твою собственность?

Теперь уже взорвался Рафаэль, который предостерег своего друга:

— Оставь подобные штучки, когда говоришь со мной, юноша. Ты знаешь, что подобных намерений у меня нет.

И опять Себастиан не смог удержать внутри то, что у него накипело:

— А может быть, было бы лучше потребовать! Глаза Рафаэля сузились, крылья красивого носа трепетали, и он поинтересовался подозрительно мягким голосом:

— Что ты имеешь в виду?

Себастиан пробормотал сквозь сжатые губы:

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Я застал тебя с женщиной, которую люблю, она была у тебя в руках, хотя я тебе сказал, что собираюсь на ней жениться. А ты в ответ обрадовал меня тем, что она уже четыре года состоит в твоих любовницах. И после этого ты, как лопоухий щенок, наивно ждешь, что между нами все останется по-прежнему. Ты считаешь, что я просто выслушал информацию и принял ее к сведению, что моего ответа не будет! Нет, дорогой кузен, так не получится. Признаю за тобой право на любую женщину, но почему я должен радоваться этому в данном конкретном случае? Мне не нравится либо это… либо ты!

— А теперь, будь ты проклят, Себастиан, выслушай меня, — начал Рафаэль, но был вынужден замолчать, потому что Себастиан вышел, с треском захлопнув дверь.

Рафаэль был обижен, и его ярость смешалась с огорчением. Он с горечью понимал, что разрыв с Себастианом так глубок, что неизвестно, удастся ли им когда-нибудь поправить отношения.

А ведь он хотел сказать Себастиану… И тут Рафаэль поймал себя на мысли, что сформулировать то, что он собирался сказать, не так-то просто. Или надо было повторить, что Бет не ангел, каким ее считает Себастиан? Или заявить, что пробудил в ней женщину именно он, Рафаэль? Нет, вряд ли Себастиан стал бы выслушивать подобные откровения. А может быть, надо было рассказать, как он видел Бет в объятиях Лоренцо и как эта ненасытная потаскуха предложила ему себя, когда он оторвал от нее Лоренцо? Нет, Себастиан не поверил бы в это!

Но может ли Рафаэль считать себя настоящим другом Себастиана, если не сумеет спасти его от чар Бет?

Рафаэль понял, что отныне Себастиан возненавидит даже его имя, не будет его слушать, а Бет, воспользовавшись этим, заставит молодого человека плясать под свою дудку.

— Как меня угораздило попасть в такую скверную историю? — корил себя Рафаэль.

Уверенный в том, что в ближайшие часы им никто не заинтересуется, он направился в свою спальню и, сев на гигантских размеров кровать, с удовольствием стянул с ног сапоги и отбросил их на ковер. Потом лег навзничь и задумался, глядя в потолок. Взгляд его скользил по стропилам. Затем он дотянулся до звонка и дернул за шнурок. Он не знал, который теперь час, и решил, что если слуги еще спят, то кто-то все-таки услышит и придет. Раздраженное настроение не покидало его.

Буквально через несколько секунд после того, как он позвонил, кто-то мягко постучал в дверь. Не поднимаясь с постели, Рафаэль прорычал:

— Войдите! На пороге моментально появился мексиканец совершенно неопределенного возраста. Его толстое коричневое лицо расплылось в улыбке, когда он по очертаниям темной фигуры на кровати понял, кто его вызвал. Счастливым тоном он произнес:

— О, сеньор Рафаэль. Наконец-то вы здесь. Я просто не поверил ушам, когда услышал звук вашего колокольчика.

Рафаэлю было приятно слышать это.

— Здравствуй, Луис. Я понимаю, что сейчас, наверное, не очень подходящее время, но постарайся, пожалуйста, и сооруди мне ванну. Я привез на себе половину грязи Республики Техас.

— Конечно, сеньор. Сейчас я сделаю все, что можно. — В темных глазах Луиса промелькнуло хитрое выражение и он спросил с невинным видом:

— Не разбудить ли Хуаниту? Она всегда готова помочь вам и больше всех интересовалась, когда вы прибудете.

Открыто улыбнувшись, Рафаэль честно сказал:

— Луис, мне нужна горячая ванна, а не женщина. Буквально через несколько минут Рафаэль сидел в горячей ванне, а Луис брил его щетину, выросшую за несколько последних дней.

И вот уже зарослей на щеках и подбородке Рафаэля больше не было, а сам он с наслаждением тер тело жесткой щеткой, которую ему передал Луис. Промыв свою густую шевелюру, Рафаэль встал в полный рост во всем великолепии мужской мощи. Вытирая тело толстым белым полотенцем и наслаждаясь чистотой, Рафаэль приказал:

— Разбуди меня ровно в час дня, Луис. Извести дона Мигуэля, что я здесь, но прошу меня не беспокоить до самого пробуждения.

Он недолго помолчал, а затем медленно продолжил:

— От моего имени попроси повара приготовить пропитание на двух человек на сутки. К тому времени, как я проснусь, пусть будут готовы под седлом две лошади.

У Луиса был очень озадаченный вид. Он попытался сформулировать вопрос:

— Вы только что прибыли и опять уезжаете? Что случилось?

— Но меня не будет только сутки, Луис. Мне надо успеть кое-что сделать, и это отложить нельзя. А теперь иди, дай мне немного поспать, только одна просьба: сохрани в секрете от семьи мои планы, ладно?

Маленький человек, на которого свалились такие сложные проблемы, озадаченно пожал плечами:

— Сэр, я сделаю как вы прикажете! Рафаэль не мог не рассмеяться:

— Хорошо, я приказываю тебе вот что. Сейчас я напишу две записки. Одну из них надо будет передать Себастиану, причем сразу. А другую — дону Мигуэлю, но после полудня.

Эти записки были написаны уже через несколько минут, а Рафаэль тем временем нырнул под одеяло. В послании Себастиану, с которым он несмотря ни на что хотел сохранить добрые отношения, Рафаэль предложил съездить на восточную границу ранчо и осмотреть бесхозные земли, примыкавшие к владениям семьи. Конечно, это был только повод, но очень удобный, чтобы поговорить с глазу на глаз на любые, самые сложные темы. Рафаэль не мог поручиться, что его предложение — панацея от всех бед, но все же это был реальный шанс к примирению. На гасиенде поговорить откровенно возможности не было. Себастиан, если бы его слышал кто-то посторонний, был бы формально вежлив, и не более того.

Для Рафаэля было важно сейчас, чтобы его темпераментный кузен принял жест доброй воли и не разорвал его записку на мелкие клочки, чтобы потом бросить их в лицо автору.

О Бет Риджвей Рафаэль думал как о чем-то далеком и тревожащем. Для него был важен порядок вещей — сначала Себастиан, а потом Англичанка.

Себастиан не стал рвать записку Рафаэля, хотя первым порывом было именно это. Потом, прочитав мирные строки, написанные твердым размашистым почерком, он решил принять предложение. Себастиан слишком высоко ценил своего кузена, чтобы легко разрушить дружеские связи, давно укрепившиеся в их отношениях.

У Себастиана заболело сердце и не столько от неприятной ссоры с Рафаэлем, сколько от осознания бессмысленности его любви к Бет. Ему, как и Рафаэлю, не хотелось доводить дело до полного разрыва. В данный момент ему было не до поездки с Рафаэлем, хотя еще несколько часов назад он от такого предложения пришел бы в восторг, но все же Себастиан предпочел не отталкивать оливковую ветвь, протянутую кузеном.

Когда первый шок, охвативший его от того, что он увидел, и от рассказа Рафаэля о его связи с Бет, прошел, наступило какое-то странное отупение. В состоянии душевного оцепенения и разочарования в Бет, хотя против последнего его внутреннее "я" восставало, Себастиан все же понимал, что в рассказе Рафаэля много противоречивого. Да и ответы на вопросы Себастиана вызывали подозрение, хотя он не смог бы толком объяснить почему.

В какой-то момент ему захотелось последовать совету Рафаэля и попросить Бет изложить свою версию событий. Но несмотря на то, что Себастиан отнюдь не был застенчивым молодым человеком, у нее потребовать объяснений он не решился. Он и сам не знал толком почему, может быть, инстинктивно боялся услышать правду?

Он устало попытался изгнать эти мысли из головы. Поменять что-нибудь в ходе событий он был не в силах и, не зная возможного ответа Бет на свои вопросы, чувствовал себя как-то лучше.

Если бы Бет знала, что Себастиан стал свидетелем ее позорной встречи с Рафаэлем или ту полуправду, которую тот выплеснул с воспитательными целями на Себастиана, она наверняка стала бы разрываться между двумя желаниями — добиться от Рафаэля полной правды или всадить ему пулю в лоб. Но она не знала ни того, ни другого и сейчас, лежа в постели, полная чувства вины и ярости, растравляла себя воспоминаниями о том, как легко Рафаэль преодолел ее сопротивление. Она с ужасом думала, что при дневном свете ей придется смотреть в глаза… Натану и что еще хуже — Рафаэлю Сантане.

Гордость не позволила бы ей прятаться в своей комнате, что бы ни было там за ее стенами, да и здравый смысл подсказывал, что не стоит ломать привычное расписание жизни. Она жалела себя ровно до девяти утра, то есть до того момента, как появилась Черити, сверкающая веселыми глазами, с чашкой крепкого дымящегося кофе. Скоро с кофе было покончено, Бет уже была одета, а Черити заканчивала заботы о ее прическе. Настроение Бет становилось все более боевым, и она строила планы, как нанести поражение Рафаэлю на его территории.

Приложив задумчиво палец к губам, с головой, занятой мыслями о предстоящей войне, она тихо сидела в одном из кресел в своей гостиной. Никакие ночные распоряжения Рафаэля для нее больше не существовали. Сейчас она обдумывала, как дать ему понять, что повторения прошлой ночи не будет. Она догадывалась, что полную гарантию ее безопасности может обеспечить только присутствие в ее спальне кого-то еще.

А может, ей перейти ночевать к Натану? О нет. Для этого понадобилось бы слишком много объяснений, которые ей не хотелось давать ни при каких условиях. Это неминуемо привело бы к дуэли, а она хотела видеть своего мужа живым.

Бет задумчиво смотрела, как Мануэла помогает Черити развешивать ее одежду в большие шкафы. Ей это было видно сквозь раскрытые двери спальни. Когда Мануэла хотела уже уйти, Бет позвала ее.

Лицо Мануэлы отразило удивление, которое еще больше возросло, когда Бет отослала Черити на кухню за новой чашкой кофе. Как только девушка ушла, Бет посмотрела прямо в глаза Мануэлы и сказала:

— Прошлой ночью возвратился Рафаэль. И с этого момента до самого отъезда отсюда я хочу, чтобы моя служанка ночевала в моей комнате. Распорядитесь, пожалуйста, о второй кровати.

Сразу же поняв, о чем идет речь, Мануэла кивнула головой:

— Я все сделаю. Довольно часто гости предпочитают, чтобы слуги ночевали вместе с ними. Никто этому не удивится, да, собственно, никому об этом и говорить не надо.

Бет шумно вздохнула.

— Нет, как раз у меня просьба об обратном. Пусть все знают, что Черити спит в моей комнате…

— Понятно, — произнесла Мануэла медленно. — Очень хорошо, я посплетничаю, что сеньора боится спать в одиночестве в этом странном доме и поэтому в той же комнате спит ее служанка. И кому уж я точно расскажу об этом, так это Луису, слуге сеньора Рафаэля.

Бет одарила ее теплой благодарной улыбкой.

— О, Мануэла! Спасибо вам!

Глава 13

Присутствие Черити в спальне Бет, с одной стороны, было мощным барьером на пути темных чар Рафаэля, а с другой, давало ей ощущение безопасности.

Конечно, ей надо было бы поговорить с мужем, но по вполне понятным причинам она оттягивала такой разговор.

Встречу с Натаном, которая произошла перед ланчем, Бет пережила гораздо проще, чем себе представляла. Невинно улыбаясь ему, она все же почувствовала, как болезненно сжалось ее сердце. В эту минуту она ненавидела себя за ту игру, которую была вынуждена вести. Она самокритично подумала, что, может быть, такова ее подлинная натура — ветреной кокетки и лгуньи. Как раз этих черт она была лишена полностью, но, продолжая самокопание, она не могла трезво мыслить, терзаемая гневом, стыдом и чувством вины.

Вину она чувствовала перед Натаном, а гневалась па Рафаэля за то, что он так легко сломал ее оборону. Гнев наполнял ее всю и усиливался от сознания того, что она сама себя загнала в западню. «Но я должна вырваться из этого порочного круга, — говорила она сама себе, — должна!»

К счастью, сегодня ей не предстояло встретиться лицом к лицу с Рафаэлем. Садясь за стол, дон Мигуэль мельком упомянул, что его сын прибыл сегодня рано утром, но тут же, прихватив Себастиана, уехал на целый день осматривать земли на границе поместья.

— Они должны возвратиться сегодня к ужину, но на всякий случай примите мои извинения, если они задержатся.

Бет более чем приятно было принять его извинения, а про себя она выразила надежду, что, может быть, он сломает себе дурацкую шею, упав с коня. Это избавило бы ее от многих хлопот.

Мануэла постаралась на славу, и тут же за столом дон Мигуэль заверил Бет, что бояться внутри гасиенды нечего. Команчи никогда не смогут преодолеть толстые стены, окружающие ранчо. Она вежливо слушала заверения хозяина, и ей очень хотелось пояснить ему, что ее враг находится не снаружи гасиенды, а как раз наоборот — внутри толстых стен.

Натан не проронил ни слова, пока говорил дон Мигуэль, никак не выразил своего отношения к сказанному им. Но Бет была уверена, что он пристально следит за ней, стараясь отгадать подлинную причину ее страха. Он заговорил только тогда, когда они остались вдвоем, гуляя по внутреннему саду гасиенды.

— Ты чего-нибудь боишься, Бет? — Нет, конечно, нет! — слишком поспешно заверила она.

Натан опять ничего не сказал, но вид у него был очень задумчивый.

В конце концов он произнес небольшую речь:

— Хорошо, дорогая. Я, конечно, удивился присутствию Черити в твоей комнате. Ты никогда не казалась мне особенно пугливой и, согласись, если ты не боялась спать в повозке вдалеке от цивилизации с болтающимися рядом индейцами, то странно выглядят твои страхи здесь, за двумя рядами толстых стен — ведь на этой гасиенде предпринято все, что только можно, для безопасности. Согласись, это наталкивает на размышления.

Бет постаралась отвести глаза от его пытливого взгляда. Она сделала вид, что смотрит на возвышающийся неподалеку холм. Ее голос звучал немного сдавленно, когда она стала объяснять:

— Может быть, со стороны это выглядит действительно странно, но мне так спокойнее. Наверное, я не такая смелая, как ты думаешь.

— Возможно, — пробормотал он. При этом его серые глаза внимательно изучали ее лицо. И в них можно было прочесть догадку, что она что-то скрывает от него. Но поскольку они должны были через несколько дней покинуть это место и, наверное, навсегда, он не стал вдаваться в подробности. Он верил, что в надлежащий момент Бет все ему расскажет, поэтому у него не было намерений принуждать ее сделать какие-то признания. Придав своему голосу максимальную сердечность, он предложил:

— Ну ладно, поскольку обсуждение данного вопроса иссякло при осмотре замечательного сада, не пойти ли нам на сиесту? Наверное, будет здорово отдохнуть и восстановить силы.

Бет сразу же согласилась. Ей очень хотелось остаться одной, чтобы накопить сил к предстоящей борьбе с Рафаэлем, которая должна была начаться уже сегодня вечером. Но прилечь ей не удалось. Она сидела в своей гостиной, погруженная в размышления. И понимала, что самый простой выход из положения — рассказать всю правду Натану, но если она сделает это… Перед ее мысленным взором опять возникла картинка — Натан и Рафаэль стоят на площадке, выбранной для дуэли, у каждого в руке револьвер, и один из них должен через несколько секунд погибнуть! Нет, этого она не допустит.

К тому времени, как ей надлежало присоединиться к обществу, расположившемуся в саду, она уже довела себя до взвинченного состояния, и раздражение ее нарастало. Но внешне это не было заметно — лицо ее было безмятежно, глаза прозрачны, нежно очерченный рот был мягким и розовым, правда, улыбка была немного блуждающей.

Собрались уже все, за исключением Рафаэля и Себастиана. Она с облегчением вздохнула. В отсутствие этих двоих ей было гораздо проще присоединиться к обществу.

Донья Маделина сидела на одном из железных стульев около фонтана, и Натан, стоя рядом, внимательно слушал болтовню испанки, пока дон Мигуэль обсуждал что-то со слугой. Рядом на накрытом столе стоял поднос с освежающими напитками и соответствующая закуска.

Аппетит покинул Бет, но она, расположившись рядом с доньей Маделиной, попросила слугу в белых перчатках и полосатых панталонах дать ей высокий стакан с охлажденной сангрией, что тот незамедлительно и сделал.

К ним подошел дон Мигуэль, по его лицу было видно, что он чем-то раздосадован и даже раздражен. С явным неудовольствием он сказал:

— Похоже, мне еще раз придется извиниться за отсутствие Рафаэля и Себастиана. Мне только что доставили записку от моего сына, в которой он уведомляет, что они не вернутся по крайней мере до завтра.

Раздражение его усиливалось прямо на глазах, он пробормотал:

— Честное слово, я не могу понять, как Себастиан решился покинуть своих гостей. Мне остается только попросить вас о снисхождении к нему, делая скидку на то влияние, которое на него оказывает Рафаэль. Что касается моего сына, то о снисхождении к нему я не прошу.

Отсутствие Себастиана устраивало Натана и, почти не скрывая этого, он сказал дону Мигуэлю:

— Вам не за что извиняться, в компании с вами и вашей очаровательной женой мы не ощущаем какой-то потери.

Услышав, что ей не придется увидеть Рафаэля сегодня вечером, Бет не знала, то ли ей рассмеяться с облегчением, то ли топнуть ногой во гневе. Не требовалось большого ума, чтобы понять, почему по распоряжению Рафаэля записка, уведомляющая отца о его отъезде, была передана с такой задержкой. Если бы все стало известно рано утром, то Бет не только могла бы, но просто была бы обязана немедленно покинуть гасиенду. Она была бы освобождена от каких-либо притеснений со стороны Рафаэля, который по возвращении с «удивлением» обнаружил бы ее отсутствие. Расчетливый дьявол, подумала она, дьявол, дьявол!

Примерно в это же время Рафаэль, расположившийся небольшим лагерем с Себастианом, думал о том, как Бет отреагировала на его поступок и на трюк с запиской.

За час до захода солнца Рафаэль, натянув поводья, осадил своего коня и указал на небольшой каменный карниз:

— Вот здесь мы и устроим ночлег. Это хорошее место с точки зрения безопасности, а уж если придется обороняться от индейцев или мексиканских бандитос, то лучшей позиции просто не найти.

Себастиан согласно кивнул и подумал, что сам он не проявил необходимой осмотрительности, забыв о реальной угрозе их безопасности, а то и самой жизни. Злясь на себя, он спросил:

— Неужели ты думаешь, что опасность так реальна?

Рафаэль послал ему красноречивый взгляд из-под низко нахлобученного сомбреро:

— Дружок, если ты рассчитываешь остаться живым тут, в Республике Техас, ты каждую секунду должен быть готов отразить нападение индейцев — везде и в любое время.

На этой ободряющей ноте они закончили разговор и повернули своих лошадей в направлении карниза, на который указал Рафаэль. Следующие полчаса ушли на то, чтобы обустроить лагерь и стреножить лошадей.

К тому времени, как они принялись за ужин, солнце уже полностью скрылось и в воздухе разлилась прохлада. Рафаэль разжег небольшой костер, еда была готова быстро и, набив животы мясом с маисовыми лепешками и запив еду крепким кофе, мужчины откинулись на валуны, лежавшие возле входа в их лагерь.

Себастиан и Рафаэль стали укладываться на ночь, не столько заботясь о комфорте, сколько о безопасности.

Оба молчали — сейчас ни одного из них не тянуло на разговор. Неожиданно раздался вой пумы, и Себастиан выхватил револьвер, а Рафаэль при виде этого только усмехнулся:

— Побереги нервы, дружок!

У Себастиана был слегка обиженный вид.

— Не надо подтрунивать надо мной. Ты не можешь не признать, что эта обстановка для меня абсолютно незнакома, и я боюсь, что мне еще надо мною поработать, чтобы получить иммунитет к индейской опасности, который у тебя уже давно есть.

— Нет, дорогой, это не иммунитет и не привычка к опасности. Запомни, что этого просто не бывает. Это привычка принимать опережающие меры — никто не должен застать меня врасплох!

Рафаэль закурил тонкую сигару от гаснущей головешки костра.

— Думаю, сегодня нам ничто не грозит, — сказал он спокойно. — Для них еще не наступил сезон охоты на белых, к тому же еще не наступило полнолуние, а наш лагерь — гарантия безопасности.

Себастиан тем не менее подозрительно оглядывал окрестности. Наблюдавший за ним Рафаэль сказал:

— Одно из главных правил выживания здесь заключается в следующем: если у тебя нет многочисленной и хорошо вооруженной охраны, никогда не останавливайся на открытом месте. Найди что-нибудь, что прикроет тебе тыл.

Немного уныло Себастиан пробормотал:

— Когда ты рядом со мной, я не думаю об этих опасностях. Но признаюсь, что чувствую себя гораздо лучше на улицах Нового Орлеана, чем здесь.

Рафаэль засмеялся, одобряя его честность.

— А я признаюсь, приятель, на улицах города ощущаю себя гораздо в большей опасности. Здесь — в прериях, на холмах, на диких территориях — мне гораздо проще.

Себастиан в свою очередь ухмыльнулся:

— Но твои практические дела не свидетельствуют об этом, ты как хамелеон приспосабливаешься к любым условиям — будь то бал во дворце губернатора или лодка на бурной реке.

Рафаэль ответил ему с ухмылкой:

— Твой отец — очень восприимчивый человек, ну, очень, особенно, когда надо учуять то, что другой хочет скрыть.

— Оставим эту тему, кузен, оставим! Себастиану не хотелось вспоминать подробности своего детства, но тем не менее разговор все же вышел на Джейсона Сэведжа. И оба не без удовольствия вспоминали самые фантастические истории о юности Джейсона, которые стали для них своего рода фольклором. Не все в воспоминаниях Себастиана соответствовало канонам морали, и именно поэтому Рафаэль по ходу разговора неторопливо заметил:

— Наверное, он делал вещи, о которых потом сожалел, и ему не хотелось, чтобы ты повторял те же самые ошибки… А ведь ты очень похож на него.

С обиженным видом Себастиан отметил:

— Но только не в ситуациях с женщинами… Рафаэль не дал ему докончить фразы:

— Когда речь идет о женщинах, не зарекайся — ты никогда не сможешь твердо сказать, что ты сможешь, а чего не сможешь, черт бы их побрал!

Понимая, что разговор подошел к опасной теме, и думая о Бет, Себастиан какую-то долю секунды колебался. Потом, осторожно подбирая слова, сказал:

— Хорошо, но если ты считаешь, что Джейсону было о чем жалеть, ты мог бы сказать то же самое о себе, о своем прошлом?

— Кое о чем? Да! — отрезал Рафаэль таким тоном, что у Себастиана пропало желание продолжать эту тему.

Потом из взаимной вежливости они еще немного поговорили о пустяках, и Себастиан вдруг с искренним интересом решил узнать мнение своего кузена по совершенно другому поводу:

— Ты вот как-то непонятно для меня связал полнолуние с периодом активности индейцев. В чем дело, какое тут может быть объяснение? Я всегда считал, что они готовы нападать в любое время, в любой сезон.

— Это так, — произнес Рафаэль очень медленно, будто втолковывая что-то ребенку. — Индейцы могут напасть в любое время, но, как все хищные звери, они предпочитают охотиться в полнолуние. Испанцы называют полнолуние «индейской луной». А что касается сезона, то они любят весну, когда растут высокие и густые травы, а также лето, пока им не начинают угрожать подросшие буйволы. Вот тогда их надо бояться больше всего.

Потом, странно улыбнувшись, Рафаэль добавил:

— Они живут совершенно другой жизнью. Никто не сможет запретить команчам совершать набеги и грабить, как нельзя остановить полет орла.

Себастиана улыбка Рафаэля вывела из себя, хотя он не смог бы объяснить себе причину. Размешивая палочкой угли в костре, он постарался максимально корректно задать вопрос:

— Ну, а тебе… я имею в виду, когда ты… Я хочу сказать, тебе приходилось принимать участие?..

Рафаэль коротко и ясно прервал словесные упражнения кузена:

— Да!

Себастиан громко вздохнул и потрясение продолжил свой допрос:

— Ты имеешь в виду, что скакал вместе с этими безжалостными убийцами и нападал на белых людей? Как же ты мог дойти до этого?

Почти невозмутимо Рафаэль ответил:

— Мне кажется, ты забыл, что мне было всего два года, когда мою мать и меня схватили команчи. Она умерла, когда мне еще не исполнилось и трех, а с ней ушли и воспоминания о прежней жизни. Ни гасиенда, ни мой отец, ни даже дон Фелипе не остались в моей памяти. Разве мог я в то время отличаться от индейцев?

Сжав губы, Себастиан продолжил упрямо:

— Но неужели ты инстинктивно не чувствовал, что нападаешь на родственные тебе души? Неужели у тебя ни разу не возник вопрос о том, что ты делаешь? Боюсь, ты теперь скажешь, что тебе было приятно нападать на белых!

Воцарилась тишина — тяжелая, почти звенящая. Рафаэль сунул в рот тонкую сигару и, наклонившись к костру, стал раскуривать ее от прутика, которым Себастиан шевелил угли. Когда сигара разгорелась, Рафаэль глянул прямо в глаза своему товарищу. Его крупное, скуластое лицо было непроницаемым и отрешенным. Серые глаза уставились на младшего кузена.

Себастиан внутренне проклинал свой длинный язык, понимая, что опять их отношения оказались на грани разрыва. Почти извиняющимся тоном он начал фразу, которую закончить не успел:

— Мне не стоило говорить этого. Это выскочило как-то…

— Мне было двенадцать лет, когда я принял участие в первом набеге, — Рафаэль перебил Себастиана, зная, что тот может сказать. — И не скрою, мне было интересно. Когда мне было уже тринадцать, я украл своего первого коня и впервые скальпировал белого. А годом позже я впервые изнасиловал белую женщину и взял первого пленного. К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, я совершал набеги наравне со взрослыми воинами уже пять лет. У меня было пятьдесят лошадей, собственный покрытый кожей буйвола вигвам, трое рабов и несколько снятых мною самим скальпов. Ими я украсил свое копье и любимое седло.

В голосе Рафаэля не было ни сожаления, ни раскаяния, серые глаза твердо смотрели на собеседника.

— Я был команчем, одним из племени, и жил как все. В его голосе чувствовалась гордость. — Я был молодым воином в банде «команчей-антилоп», и если я хотел добиться славы, получить право голоса на советах вождей, взять жену и сохранить само право на жизнь, мне не оставалось ничего другого, как участвовать в набегах, грабить, насиловать, убивать. Я все это проделывал как положено и ни к кому не испытывал жалости.

Вновь наступила неловкая тишина. Себастиан смотрел, не отрываясь, на кузена, потрясенный его рассказом. Вместе с тем ему почему-то было жалко Рафаэля, который был вынужден вести такой дикарский образ жизни.

Просить продолжения и подробностей казалось неудобным, но Себастиану было очень интересно услышать их.

Рафаэль замолчал, не глядя на кузена, казалось, он полностью поглощен своей сигарой. На самом деле внутри у него разлилась саднящая пустота. Ведь он впервые рассказал кому-то такие подробности о важном периоде своей жизни. Он сам был поражен, как быстро и послушно в нем ожили воспоминания тех дней и примитивные эмоции команча. А ведь он считал, что сумел избавиться от них много лет назад.

Ему была интересна реакция Себастиана на его рассказ, но спрашивать не хотелось.

Себастиан продолжал смотреть на него изучающе, и Рафаэль с удивлением отметил, что у него в глазах нет ни упрека, ни осуждения. И, не выдержав, старший мужчина спросил младшего:

— Ну, что, комментариев не будет? Ты всегда так скор на слова, а теперь твое долгое молчание озадачивает меня. Или ты обдумываешь, как сформулировать фразу пообтекаемей, чтобы не обидеть меня?

— Нет! — ответил Себастиан абсолютно честно. — Я просто подумал о том, что скорлупа цивилизации на каждом из нас очень тонка и хрупка. То, о чем ты мне рассказал, с одной стороны, не может не потрясти, а с другой….

— А с другой, — перебил его Рафаэль, — ты вдруг понял, что внутри у каждого цивилизованного человека прячется дикарь, — произнес он очень сухим тоном. — Ты можешь мне не верить, но многие пленники, которых находили и выменивали у команчей, убегали от своих спасителей и возвращались в племя.

— Ну, ты-то так не поступил?

Рафаэль горько рассмеялся:

— Только потому, что мой дедушка предпринял все меры предосторожности, чтобы лишить меня такой возможности.

— Но когда ты был в Испании, там же за тобой не следили круглые сутки?

— Не следили, но в этом тогда уже не было необходимости. — И видя удивленный взгляд Себастиана, он пояснил:

— Когда дон Фелипе «освобождал» меня от команчей, ему очень повезло. Сначала он этого не оценил, но потом быстро сообразил. В тот момент, когда меня схватили его люди, вместе со мной попались еще двое команчей. Одного из них я считал своим отцом, а другого — старшим братом. Мы ведь не имели понятия, кто нас схватил, и тем более не знали, кто приказал это сделать. Мы полагали, что стали жертвами мексиканских бандитос. Не сразу стало понятно и то, почему меня разъединили с двумя другими.

Поймав Буйволиного Рога — так звали моего приемного отца — и его сына Стоящего Коня — это был мой названый брат, — дон Фелипе выиграл в лотерею. Он получил рычаг воздействия на меня. Мне было очень красочно рассказано, что ждет двух пленников, если я откажусь выполнять распоряжения дона Фелипе.

Себастиан даже присвистнул, поняв, почему Рафаэль часто совершал поступки, которые посторонним, знающим его характер, казались странными и нелогичными. Стала понятна и подоплека брака с Консуэлой.

Немного помолчав, Себастиан поинтересовался:

— А потом ты когда-нибудь бывал у команчей?

— Естественно! — не промедлил с ответом Рафаэль, но был вынужден признать:

— Дон Фелипе и его подручные — священники и преподаватели — неплохо поработали со мной. Я понял, что команчи могли бы принять меня как блудного сына назад. Но сам я не смог бы теперь жить среди них и поступать, как раньше. Я слишком много знал теперь об окружающем мире и вопреки собственной воле все-таки превратился в испанского внука, заполучить которого дон Фелипе хотел за любую цену.

По выражению лица Рафаэля Себастиан понял, что тому не хотелось бы продолжать эту тему. И через несколько секунд, затянувшись сигарой, Рафаэль сказал:

— Я думаю, мы обсудили мое индейское прошлое достаточно подробно. Больше я не намерен рассуждать о том, что произошло много лет назад.

Он чуть ли не со злобой повернул лежащее на земле седло и положил на него голову, устраиваясь на ночлег. Отблески костра таинственно освещали его. Надвинув сомбреро глубоко на глаза, он по-испански пожелал спокойной ночи:

— Буэнос ночес!

Себастиан не мог заснуть, думая о том, что узнал неожиданно для себя. Потом молодость взяла свое, и он, отключившись от действительности, заснул, ни разу не вспомнив о Бет и своем разбитом сердце.

А Рафаэль не спал, хотя со стороны любой сказал бы, что этот человек погрузился в глубокий и безмятежный сон. Разговор растревожил его. Ему было трудно ответить на вопросы Себастиана о жизни среди команчей вовсе не потому, что это будило угрызения совести или какие-то болезненные воспоминания — просто в его не очень длинной жизни более счастливого периода не было.

Поняв, что сейчас ему не заснуть, Рафаэль откинул плед и сел. Помешивая угли затухавшего костра, он достал головешку, от которой удалось раскурить тонкую сигару. Но и она не помогла ему успокоиться — слишком сложны были его воспоминания о том времени! Взглядом человека, готового на убийство, посмотрел он на Себастиана:

— Черт бы его побрал с его вопросами…

Попыхивая сигарой и глядя на то разгорающийся, то гаснущий огонек, он вдруг понял свое заблуждение. Его взбудоражили вовсе не воспоминания о жизни с команчами. Нет! Ему было противно думать о той жизни, для которой он был рожден, — жизни наследника богатой испанской семьи.

Даже сейчас, пятнадцать лет спустя, он помнил начало нового отрезка своей биографии. Помнил свою ярость в те первые дни, когда по распоряжению дона Фелипе его сковали и посадили в грязное подземелье, служившее тюрьмой для узников неукротимого старика.

На лодыжке Рафаэля до сих пор сохранились шрамы от цепи, которой он был прикован к стене подземелья. Туда не проникало ни дуновения ветерка, ни заблудшего лучика солнца.

А дон Фелипе из безопасного укрытия наблюдал за своим пленником, черный шейный платок и длинные свисающие усы делали его похожим на дьявола. Вспоминая все это, Рафаэль заметил, что у него дрожат руки.

О Боже! Как он ненавидел своего испанского деда!

Рафаэль не отрицал, что команчи были жестокими людьми, но это была звериная инстинктивная жестокость. А дон Фелипе был расчетливым и безжалостным инквизитором — ему нравилось ломать Рафаэля и день за днем наблюдать за его унижением.

Рафаэль жестко улыбнулся, вспомнив, как бесился дон Фелипе, когда доведенный до крайнего физического и морального изнеможения его внук все-таки не сдался.

Вот тогда-то и наступила очередь индейских пленников. Рафаэлю пришлось выучить чистейшее кастильское наречие, как потребовал дон Фелипе, и освоить правила хорошего тона. Если бы не опасения за жизнь своих сородичей, он предпочел бы умереть голодной смертью.

Война между доном Фелипе и внуком шла с переменным успехом. Когда встал вопрос о поездке в Испанию, Рафаэль потребовал отпустить обоих индейцев. Дон Фелипе пообещал освободить старшего, а о младшем им еще предстояло торговаться.

Рафаэль на всю оставшуюся жизнь искренне возненавидел Испанию, католических священников, монастыри, сложенные из серого камня, в которых его душу подвергали обработке. Он возненавидел испанцев за их снисходительное отношение к нему как к полудикарю. Но больше всего он ненавидел Испанию за то, что в этой стране родились его дед дон Фелипе и… Консуэла.

Брак с Консуэлой Валадес стал платой за свободу Стоящего Коня.

И в который уже раз дон Фелипе был взбешен тем, что его внук затеял с ним торг, но особенно тем, что у внука была такая же несгибаемая воля, как и у него самого. Казалось бы, деду надо радоваться, что внук унаследовал его стальной характер, но тот не мог простить Рафаэлю кровь команчей, текущую в его жилах.

Испанские друзья дона Фелипе засыпали цветистыми комплиментами образованность и манеры Рафаэля, но старика это вовсе не радовало. Он помнил, что за это ему пришлось отпустить двух опасных команчей, а те не станут менять своих привычек. Они по-прежнему будут грабить и убивать белых, а может быть, даже станут еще более жестокими.

Стоящий Конь умчался от гасиенды на выданной ему лошади в те минуты, когда Рафаэля венчали с женщиной, презиравшей его за кровь команчей не меньше, чем дон Фелипе. Рафаэлю было уже двадцать четыре года и он был зрелым мужчиной.

«Какой бы прекрасной парой были дон Фелипе и Консуэла», — думал он, слушая священника.

Консуэла сделала все, что могла, чтобы возбудить ненависть мужа к себе. Хотя он даже поначалу жалел ее, понимая, что ей не дали никакого шанса выбрать мужа по любви. Семья Гутиэрес была более чем счастлива, выдавая одну из своих дочерей замуж за представителя богатого и могучего клана Сантана. К тому же жених был и наследником!

Сейчас, вспомнив о ее мучительной смерти от рук команчей, Рафаэль вздрогнул. Никому не пожелал бы он такого конца, даже ей! Смерть ее была ударом для Рафаэля, но он, узнав о трагедии, сразу подумал, какая зловещая ирония заключается в том, что ее замучили люди, которых она презирала, да и людьми-то не считала.

Рафаэль приказал себе выбросить из головы все расслабляющие душу мысли. Это было минувшее, а впереди его ждали испытания, требовавшие сильной воли и твердой руки.

Его взгляд снова остановился на спящем Себастиане, и он с удивлением подумал, что в отношении этого юноши он проявил столько доброй воли и настойчивого желания наладить отношения, столько решимости, сколько не было у него даже тогда, когда он боролся за жизнь и свободу своих индейских собратьев.

Странная мысль пришла ему в голову: «Пожалуй, задав мне свои вопросы и заставив разговориться, Себастиан сделал благое дело. Я выговорился, и даже моя ненависть к дону Фелипе ослабла». И с улыбкой на губах Рафаэль заснул.

Глава 14

Скакать назад на гасиенду оказалось гораздо легче, чем в предыдущий день. Они никуда не торопились, и Рафаэль часто останавливался, чтобы объяснить Себастиану особенности той или другой полоски земли.

Он растолковывал младшему другу, почему тут выгодно вести хозяйство, какие густые травы тут будут расти и сколько скота можно прокормить. А вывод был вот каким:

— Хорошо, что на границах гасиенды будет ранчо, принадлежащее семейству Сэведжей! Одно из главных достоинств Техаса — это возможность занять плодородные земли, и этим окупаются все опасности, возможности нападения индейцев или мексиканских бандитос. Но так будет не всегда, а земля останется.

Себастиан согласился с ним:

— Я хочу купить всю пограничную с гасиендой землю, как можно больше.

— Хорошо, а теперь время возвращаться на гасиенду. Мигуэль не простит нам второй ночи отсутствия, ведь гости остались на его попечении.

Глядя на повеселевшего Рафаэля, Себастиан невольно вспомнил тяжелую для себя картину: Бет в руках Рафаэля.

Себастиан не произнес ни слова, когда они въехали на территорию гасиенды, хотя его лицо мрачнело все больше по мере приближения встречи с Бет. И наконец, впервые с того момента, как Рафаэль признался, что Бет уже давно была его любовницей, он взорвался. Повернувшись в седле, чтобы лучше рассмотреть выражение лица Рафаэля, он с подозрением спросил:

— Слушай, как же вам удалось так долго сохранять отношения, если ты все время был в Техасе, а она на плантации около Натчеза? Как вы ухитрялись регулярно видеться?

Не удостоив его взглядом. Рафаэль ответил:

— А мы и не виделись, но нам хватило и того, что было. — Голос его стал твердым, и он жестко произнес:

— Поверь мне, дело не в том, сколько раз видеться, важно… как!

И опять Себастиан был озадачен. Если Бет была так долго любовницей Рафаэля, почему же в его голосе, когда он говорил о ней, было столько неприязни, если не ненависти?

Рафаэлю было не свойственно лгать, и ему пришлось заставить себя продолжать игру из-за Себастиана. Как трудно было ему говорить вслух недобро о женщине, чьи серебряные волосы, фиолетовые глаза и все обличие прекрасной ведьмы не покидали его воображения. Выше его сил было бы забыть ее прекрасное, лживое, такое невинное на вид лицо. Он не мог не видеть ее!

Далеко за полдень они достигли гасиенды. И опять между ними была неопределенность. Они не желали разрыва, но не могли сейчас понять друг друга. И оба не хотели видеть обитателей гасиенды.

Не выдержал Рафаэль:

— Треклятая ситуация, приятель! Ах, если бы я мог ее изменить!

Это был максимум того, что Рафаэль мог признать, и Себастиан все понял. Значение Бет для Рафаэля, теперь Себастиан это осознал, было так велико, что трудно было определить его отношение к сложившейся ситуации. Рафаэлю, конечно, не хотелось бы потерять голову из-за женщины, которую он считал своей, но ведь это была женщина, на которой, не представляя возможных последствий, решил жениться Себастиан. И вот последний сумел преодолеть себя:

— Забудь, Рафаэль, все, что я сказал. Не стану отрицать, что я попал под ее чары, но теперь понимаю, что зря. Кстати, она мне никаких авансов не давала, это правда. — С болью в голосе он продолжил:

— Я понял, сопоставив разные факты и наши разговоры, что для Бет я никогда не был больше, чем друг. Она была честна, ни в какие другие игры она не играла.

С короткой усмешкой, но по-прежнему с холодными глазами Рафаэль немедленно отреагировал:

— Ну, слава Богу! Мне стало легче, потому что никакого желания повредить ее изящную физиономию за флирт с тобой у меня не было.

Себастиан улыбнулся несколько расслабленно, ему показалось, что сердечная боль немного ослабла, и, стремясь поправить их отношения, он пробормотал:

— Я думаю, что можно найти лучшее применение этой изящной шкурке, как ты ее называешь, чем просто побить ее, даже если она тебе изменяет.

Рафаэль громко рассмеялся над этим замечанием. С некоторым удивлением в глазах он признался:

— Это совпадает с моими мыслями, приятель! Через пару минут они отправились по своим комнатам, оба довольные тем, что сумели разрядить трудную ситуацию без особых уколов самолюбию и практически безболезненно.

Путешественники возвратились к концу сиесты, и Бет, одевавшаяся к вечеру, почувствовала, что Рафаэль снова на гасиенде. Но теперь эта встреча ее уже не пугала, она была готова к ней, когда вышла в гостиную. С ее точки зрения, Рафаэль совершил тактическую ошибку, дав ей побыть в одиночестве. Она собралась с мыслями и выработала план действий на будущее, пока была свободна от его фатального влияния. Глянув на себя в зеркало, пока Черити укладывала ее волосы, Бет признала, что выходов из ловушки, в которую она сама себя загнала, не так уж много. Для нее была открыта только одна тропа — она намеревалась проигнорировать его грубый приказ оставаться на гасиенде. Будет или не будет на гасиенде сегодня вечером Рафаэль, но она твердо решила объявить хозяевам, что они с Натаном немедленно возвращаются в Сан-Антонио. Натан сразу же согласился с ней, едва она высказала это предложение. Ему было невдомек, что она провела бессонную ночь, выбирая одно решение из многих вариантов. Она пришла к выводу, что покинуть гасиенду и избавиться от малоприятного общества Рафаэля будет единственным разумным шагом в этом безумном путешествии.

Бет тщательно выбрала туалет и украшения, серебристые волосы были уложены в большие свободно ниспадающие кольца. Серебристый шелк платья оттенял живые фиолетово-голубые глаза. Нежный рот, невинные губы были такими зовущими, что вряд ли нашелся бы хоть один мужчина, которого не взволновал бы этот призыв. Даже Натан был взволнован:

— Как ты прекрасна сегодня, дорогая. Либо путешествие подействовало на тебя так благоприятно, либо тебя так обрадовала мысль о том, что оно скоро окончится.

Он поцеловал ее в губы, глаза его смотрели на нее очень пристально. Она кокетливо улыбнулась ему:

— Я думаю, это ты так обрадовался скорому отъезду, что видишь меня в розовых тонах.

Теперь они засмеялись оба, и в полном согласии дружно вошли во внутренний дворик. Здесь все было так же, как и вчера, и позавчера. Донья Маделина сидела в своем любимом кресле, а дон Мигуэль стоял около фонтана и что-то ласково говорил ей.

Бет выбрала место рядом с фонтаном и, усевшись, стала потягивать из стакана полюбившуюся ей сангрию. Они мило болтали с хозяевами, которые ей были очень приятны, несмотря ни на какие обстоятельства.

Натан и донья Маделина по-деловому обменивались опытом ведения хозяйства на плантациях. А дон Мигуэль и Бет, к их обоюдному удовлетворению, погрузились в историю. Речь, как обычно, зашла об испанском проникновении в Америку и, естественно, о роли Кабеза де Вако. Ссылаясь именно на заветы де Вако, дон Мигуэль утверждал, что легендарные золотые города — выдумка, а не реальность.

— О, дон Мигуэль, не говорите так. Легенды об этих городах необыкновенно красивы. Они просто обязаны быть правдой, — протестовала Бет искренне.

А он, хитро улыбаясь, ответил ей с некоторым вызовом:

— Самое простое — счесть эти города реальностью просто потому, что вам хочется, чтобы они были, хочется до глубины души. И вообще, сеньора, я подозреваю, что вы большая мечтательница.

Он попал в болезненную точку — Бет вспомнила о своих недавних глупых романтических мечтах, и ее лицо непроизвольно погрустнело. Дон Мигуэль проницательно заметил это:

— Что случилось, моя дорогая? Почему вы вдруг стали так несчастны?

— Несчастна? Как это может случиться с нашей гостьей, отец? Ты, видно, ошибаешься! — С этими словами Рафаэль вынырнул сзади них, а она приросла к своему креслу, и сердце ее оборвалось, а потом бешено забилось.

— О, мой драгоценный сын, как ты любишь появляться в самый неподходящий момент! — сказал очень сухо дон Мигуэль, поворачиваясь к Рафаэлю.

— Почему же этот момент неподходящий? Я сомневаюсь в этом, Мигэуль.

Он лениво обошел отца и встал напротив Бет, его глаза холодно и жестко смотрели ей в лицо, когда он с иронией произнес:

— Нет, я думаю, что момент не так плох… Даже я постараюсь быть галантным, потому что красота сеньоры Риджвей меня ослепляет. Мне, видимо, надо сделать ее счастливой просто немедленно здесь, в Чиело. Отец, пожалуйста, представь меня.

Он стоял перед ней во всем своем великолепии, его смуглое лицо гармонировало с рубахой из темного вельвета с серебряной окантовкой, панталоны подчеркивали длину, мощь и одновременно стройность его ног. Что-то затрепетало в груди Бет, когда она увидела вызывающий блеск его серых глаз. Она вспомнила бал у Коста!

Ее маленький подбородок вздернулся, когда она одарила его не менее холодным взором. Голосом, в котором не было ничего, кроме необходимой вежливости, она ответила на его двусмысленное приветствие:

— Добрый вечер, сеньор. Ваш отец часто говорил о вас, пока вас здесь не было. — Слова застревали у нее в горле, но все же она заставила себя добавить:

— Мы ждали случая познакомиться с вами.

Рафаэль улыбнулся, но взгляд его не стал намного мягче. Наклонившись, он излишне интимно поцеловал ее запястье. Теплота его губ поразила ее. Несколько иронично он заявил:

— Вы так высоко оценили меня, что я буду просто вынужден вести себя образцово, не так ли?

Бет вырвала руку, а дон Мигуэль, заметивший тайный поцелуй, смотрел на нее с удивлением. Она поспешно пробормотала:

— Боюсь, я не подготовлена к вашей испанской галантности.

Лицо дона Мигуэля прояснилось. Он поручил сыну заняться гостьей, а сам направился к Натану и донье Маделине. Бет было страшновато, что он уходит, но по ее внешнему виду никто не заметил бы, что творится в душе женщины. Рафаэль холодно констатировал:

— Ты здорово проделала это, Англичанка. Видно, ты, в добавление ко всем другим талантам, еще и хорошая артистка. Никто и не заподозрил бы, что мы встретились не впервые. Но дело не в этом, правда?

Фиолетовые глаза вспыхнули гневом, и тихим голосом она зло сказала:

— Может быть, хотите, чтобы я поведала всем обстоятельства нашей предыдущей встречи? Мне сдается, что в таком случае вашему отцу и моему мужу было бы о чем поговорить за обеденным столом.

Садясь со звериной грацией в соседнее с ней кресло, он прошептал:

— Не трудно себе представить выражение их лиц при таком разговоре. Мягко говоря, они выглядели бы возбужденными!

Ее голос выдал внутреннее волнение, когда она сказала:

— Вас это забавляет, не так ли? Или вы считаете это развлечением?

Его глаза бессовестно шарили по ее лицу и бюсту, и он признался:

— Вот это для меня действительно развлечение! Бет с трудом удержала себя от того, чтобы не встать и не залепить ему оглушительную пощечину. Ее сжатые пальцы спрятались в складках юбки, но лицо отразило бушевавшие в ней чувства. К счастью, никто не смотрел сейчас на эту пару. И Бет, понимая, что осложнения ей не нужны, сумела успокоить себя. С обманчиво приветливой улыбкой на губах она сказала:

— Вы — свинья, сеньор! Я вас презираю и советую не поворачиваться ко мне спиной, потому что я могу не удержаться и всадить в нее нож!

Но в ответ на этот выпад Рафаэль только лениво улыбнулся ей. С неожиданной симпатией в голосе он ответил:

— А я, Англичанка, просто хочу тебя… и очень сильно, что мне уже не нравится.

Бет сумела подавить в себе вспышку радости от этих слов и, отводя взор от его глаз, явно выражающих вожделение, колко спросила:

— Что это вы опровергаете самого себя? Уверяю вас, я была бы вам очень благодарна, если бы вы сумели найти какой-либо другой объект, чтобы направить на него ваше желание, которое вы считаете, как только что заметили, нежеланным для самого себя!

Рафаэль громко засмеялся:

— Девочка, не затевай публичной ссоры в таком тоне. — При этом в его словах можно было прочесть завуалированную угрозу. — Если ты начнешь это здесь, то, даю слово, закончим мы спор уже где-нибудь вдвоем!

Бет была уже достаточно возбуждена и могла проигнорировать его угрозу, но Рафаэль, кивнув в сторону остальных, нервно поинтересовался:

— Слушай, а вот тот жеманный пижон около моей мачехи — это и есть твой муженек? Человек, который обладает всеми качествами, которых лишен я…

Она понимала, что он был, по крайней мере, бестактен, задавая свой вопрос, но ее поразило, как он был близок к истине в этот момент. Натан обладал всем тем, чего был лишен Рафаэль. Он был добр и нежен, а Рафаэль груб и жесток. Рафаэль был готов уничтожить всех, кто с ним не соглашался, Натан же был готов простить каждого. Натан был светловолос и покладист в той же мере, как Рафаэль темноволос и агрессивен. Рафаэль был воплощением мужественности, а Натан напоминал нежную девушку, он был слаб физически, а Рафаэль по-звериному силен. Это открытие потрясло Бет, и она еще более была взбешена тем, что Рафаэль толкнул ее мысли в русло нелояльности к мужу. Какое ей дело до достоинств Рафаэля? Натан был добр к ней, и сейчас она виновна в том, что хотя бы в мыслях, но предала его. И только ли в мыслях? Она помнила и о предательстве своего тела. Было что-то в тоне Рафаэля, что ее насторожило, и она не стала ввязываться в бой, а неожиданно для себя мягко сказала:

— Он совсем не жеманный, а что касается внешности и одежды, то да, человек, уделяющий столько внимания этим факторам, может считаться денди, а не пижоном.

А Натан, словно поняв, что речь идет о нем, повернулся к жене и мягко улыбнулся ей. Бет ответила ему очень теплой дружеской улыбкой.

Это вызвало у Рафаэля взрыв эмоций. Он вскочил на ноги, а Бет, коварно-ласково глядя на него, поинтересовалась:

— Что-нибудь не так?

Его брови сошлись над переносицей, ноздри трепетали, но он сумел в тон ей ядовито вежливо ответить:

— Нет, почему же? Что может быть не так? Не дожидаясь ее ответа, он схватил Бет за тонкое запястье и буквально выдернул женщину из кресла:

— Пошли со мной, я очень хочу познакомиться с этим образцом добродетели.

Но Натан уже направлялся к ним сам. Бет хватило времени освободить свою руку и отступить на полшага от Рафаэля. С вежливой улыбкой на губах Натан констатировал:

— Насколько я понимаю, вы — сын дона Мигуэля, Рафаэль. Мы с вами незнакомы — я муж миссис Риджвей Натан.

Со стороны все трое выглядели странным ансамблем. Бет, чья стройная фигура в летящем серебристо-пепельном платье застыла между двумя одетыми в темные костюмы мужчинами, была как бы поймана в ловушку. Натан стоял перед ней, Рафаэль почти с видом собственника рядом. Она не могла удержать себя от того, чтобы не сравнивать этих двух так не похожих друг на друга мужчин. Напуганная мыслью о том, что Натан может заподозрить что-то неладное, она быстро проговорила:

— А мы как раз намеревались подойти к тебе. Сеньор Сантана только что выразил желание познакомиться с тобой.

Это было явной ложью, но Натан сделал вид, что ничего не заметил, и, выразительно глядя на Рафаэля, спросил:

— Вы хотели познакомиться со мной по какому-то конкретному поводу?

Сердце Бет замерло в ожидании ответа Рафаэля. Она была напугана и зла в одно и то же время. Если Натан догадается о том, кто на самом деле этот высокий устрашающего вида мужчина… Она просительно посмотрела на Рафаэля своими бездонными фиолетовыми глазами.

В ту секунду, когда Натан подходил к ним, Рафаэль сумел погасить все эмоции, вызванные теплым взглядом Бет на мужа, взглядом, в котором была какая-то странная разновидность нежности. Рафаэль отдавал себе отчет в том, что ему вовсе не хотелось приветствовать Натана вежливыми словами, а перерезать ему глотку и похитить его жену. Он намеревался отплатить ей сполна за допущенные вольности и воспользоваться двусмысленной ситуацией, но взгляд ее по-настоящему прекрасных глаз разрушил его намерения. Он никогда не видел такого умоляющего взгляда. И он невозмутимо произнес:

— О да, причина очень уважительная. Я обязательно хотел бы узнать имя вашего портного. Я как раз сказал вашей… э… жене, что просто восхищен элегантностью вашего сюртука.

Ничто не могло порадовать Натана больше, чем такие слова. Благодарная улыбка осветила его лицо, и он с видимым удовольствием заявил:

— Большое спасибо за вашу высокую оценку. Я совершенно убежден, что хороший портной — это великое дело, и готов дать вам его адрес. Он прекрасный мастер и очень неглуп.

И с восхищенным выражением, которое неожиданно появилось на его лице, Натан продолжил:

— Но, как вы понимаете, он ведь живет в Натчезе. Боюсь, что вам придется отправиться туда, иной возможности нет!

Рафаэль лениво усмехнулся:

— О, конечно. Этого следовало ожидать. Как только я увидел ваш сюртук, тут же понял, что его шили к востоку от Миссисипи.

Онемевшая от удивления, Бет стояла безмолвно между двумя мужчинами. Она была поражена познаниями Рафаэля в причудах последней мужской моды, когда он стал излагать свои взгляды на этот предмет Натану. Тот был невероятно заинтересован и польщен тем, что нашлась родственная душа, считавшая моду чуть ли не главным в жизни. К счастью, ни один из них не ждал от нее участия в их разговоре. Ее удивление осталось незамеченным Натаном, но не прошло мимо Рафаэля. Натан был увлечен разъяснением значения сатиновых отворотов для общей элегантности сюртука, а Рафаэль выразительно посмотрел на пораженное лицо Бет серыми глазами, спрятанными в густые ресницы.

Появление Себастиана вывело Бет из состояния, похожего на транс, и она облегченно вздохнула. Она верила, что Рафаэль в присутствии Себастиана не позволит себе каких-то бестактных высказываний. Если Бет была удивлена познаниями Рафаэля в тонкостях мужских нарядов, то Себастиан был просто поражен. Он вслушивался в разговор — речь шла о том, как лучше приготовить пасту для чистки ботинок. С Натаном для него все было ясно, но от Рафаэля он не ожидал такого!

По ходу Рафаэль проявил большое любопытство к их жизни в Бриарвуде и Натчезе, и Натан, довольный этим, в деталях поведал, как успешно ведет их немалое хозяйство Бет.

А та, чувствуя себя натянуто в присутствии Рафаэля и Себастиана, пыталась перевести разговор на нейтральную тему. Натан вдруг оказался весьма разговорчивым, если не болтливым, и к тому времени, как донья Маделина и дон Мигуэль пригласили всех к ужину, не осталось почти ничего неизвестного Рафаэлю о ней и их жизни дома.

Когда они разместились за столом в уютной гостиной, она изучающе смотрела на Рафаэля, пытаясь понять, почему он, имея прекрасную возможность выдать ее или их отношения, не сделал этого. Он, наоборот, просто очаровал ее мужа и обезоружил его. Но это никак не облегчало ее чувств, клубок противоречий был затянут слишком туго. Найти ответ в лице Рафаэля было невозможно, но ее озадачивало ленивое выражение его глаз.

Что он еще задумал?

Глава 15

Если бы Бет удалось прочитать мысли Рафаэля, она была бы удивлена. Впервые в жизни он обнаружил, что попал в тупик. Он просто не мог пропустить через себя ту информацию, которую ему выдал Натан. Она противоречила тому, что он думал о Бет. К тому же ему еще никогда не случалось ненавидеть какого-либо мужчину с первого взгляда и никогда он серьезно не планировал увести у кого-либо жену. А сегодня все было в полном наборе, и за эту слабость он ненавидел себя и страшно злился.

Женщины никогда не играли важной роли в жизни Рафаэля, потому что он вырос среди команчей, где всякие сантименты не культивировались, и потому что у него никогда не было прочной связи ни с одной из женщин. Он был убежден, что женщинам отведены две роли: давать мужчине физическое наслаждение и рожать ему детей. Никакой другой ценности они для него не представляли. У него никогда не было любовниц, которые задержались бы больше нескольких недель. Они сами стремились в его постель, и это отнюдь не приподнимало их в его глазах. Были среди его подруг и замужние, но никогда… до сегодняшнего вечера их мужья не вызывали каких-либо эмоций у него. То есть до того момента, пока он не встретил женщину, которая занимала его мысли гораздо больше той меры, чем ему хотелось бы.

Как ни смешно, но он не мог идентифицировать ее с именем Бет. Бет была женой Натана. Англичанка была его женщина! И мысль о том, что она могла лежать в объятиях Натана, наполняла его яростью и болью. Он не мог смириться с мыслью, что какой-то другой мужчина, кем бы он ни был, имел право на это стройное тело с белой кожей, что кто-то другой мог претендовать на ее любовь.

«Чем она отличается от других?» — зло задавал он себе вопрос, еще и еще раз глядя на красивое лицо и прекрасное тело женщины, сидящей по другую сторону стола.

Ему в жизни встречались многие красивые женщины, может быть, не такие красивые, как она. Он нехотя признал, что ни у какой другой просто не может быть таких изумительных серебристых волос и таких бездонных фиолетовых глаз. Не было в мире и такого совершенного тела, неповторимого от макушки до лодыжек, красивого и желанного. И опять он попытался убедить, что знавал многих красавиц, но кто-то упорный долбил его мозг: Но Англичанка несравнима ни с кем! Причем она все время не хотела сдаваться ему. Он прекрасно помнил, как она старалась не смотреть на него, когда он появился впервые и пытался выведать у Стеллы имя этого прекрасного создания. Он в мыслях поднялся на высокий поэтический уровень, сравнивая ее глаза с аметистами, а волосы — с сиянием луны. — Он и не подозревал раньше, что сердце — это тот самый орган, который может болеть, а не просто автоматически перегонять кровь.

Ну а как же она поступила с ним? Он припомнил, что она стремилась игнорировать его, не замечая, что это опасно для молодого человека, числящегося ее мужем. Рафаэлю так хотелось бы снять с него скальп! Его бесило собственное отношение к ней и возрастающая зависимость от нее. Ведь он точно знал, что она шлюха. Она была готова изменить ему даже с таким романтиком, как Себастиан, да и с другими при первой же возможности.

И он, невольно кривя рот, думал с презрением о себе: «Ты все знаешь и понимаешь, так почему же ты так хочешь ее? Ведь ни одна женщина никогда не имела над тобой такой власти».

Он заводил и заводил себя и к концу ужина так ненавидел Бет Риджвей, как никого и никогда на этом свете. Ну уж нет, ни одной из этих потаскух он не позволит пробраться в свое сердце… И этой тоже!

Только Себастиан, время от времени бросавший любопытные взгляды на кузена, отметил, что тот как-то неестественно молчалив. Кстати, Себастиан с удивлением обнаружил, что не так уж страшна встреча с Бет, как он воображал.

Ничего в их отношениях не изменилось. Она была так же доброжелательна к нему, как всегда, слегка подтрунивая, но и одновременно мягко улыбаясь его шуткам. Его это поражало, потому что он с трудом представлял, как женщина может так спокойно себя вести, сидя за столом в присутствии мужа и любовника.

Как бы там ни было, он был очень рад концу трапезы. Он понимал, что только дон Мигуэль и донья Маделина искренне радовались ужину и внешне приятному вечеру. Эти святые души не ощущали напряженности в атмосфере.

Ситуация осложнилась тем, что Бет, уверенная в том, что Натан объявит об их отъезде, ничего не говорила, а тот, наоборот, ждал, что это сделает его жена.

И никто не мог предположить, какая буря эмоций бушевала за этим внешне спокойным столом.

Но Бет, предвидя окончание ужина, решилась:

— Не могу не сказать от себя и своего мужа, что нам было очень приятно гостить у вас, но тем не менее настала минута прощания. Вы были так добры к нам, что мы будем вспоминать вас на пути в Натчез.

Наступила тишина, которая для Бет была предвестником опасности, но тут же дон Мигуэль и донья Маделина выразили свои искренние чувства: они хотели бы, чтобы гости остались еще…

Бет растерялась, но Натан пришел ей на выручку, заявив твердым тоном, что совершенно неотложные дела требуют их возвращения домой.

Первым отреагировал Себастиан:

— Жаль, что вы больше не можете воспользоваться гостеприимством моих родственников, но уж, пожалуйста, не удивляйтесь, когда увидите мою физиономию еще в этом году в вашем Натчезе. Я думаю, что неплохо заработаю, купив те земли, которые мы с Рафаэлем только что обследовали. А уж потом я спущусь вниз по реке и нанесу вам визит. Надеюсь, вы не отменили ваше приглашение?

Натан вполне серьезно подтвердил, что все сказанное ранее действительно. А потом, обращаясь ко всему семейству Сантана, торжественно заверил, что все они вместе или порознь будут желанными гостями в поместье Бриарвуд, если им случится оказаться на востоке от Миссисипи.

Все это было произнесено очень элегантно, и вся атмосфера вечера была обычной для такой ситуации — гостям пора уезжать, хозяева это понимают, но все же по канонам гостеприимства пытаются их задержать. Все были спокойны, только не Рафаэль.

Когда Бет обнародовала свое решение, он буквально окаменел. Бет знала, что рисковала — Рафаэль мог учинить какую-нибудь провокацию. Она была внутренне готова к чему угодно, но только не к тому, что заявил он! Даже в страшном сне ей не привиделось бы, что он выразит пожелание сопровождать их в Сан-Антонио. Теперь до нее дошло, что остаться на гасиенде было бы гораздо спокойнее — ведь здесь были другие члены семьи.

Теперь же она и Натан окажутся в безлюдной степи с глазу на глаз с этим дикарем, чьи порывы необузданны. Она в который раз вспомнила о страшной смерти Консуэлы и опять подумала, не было ли это подстроено им самим.

Натан, не знавший о терзаниях жены, горячо поддержал предложение Рафаэля. А тот сделал очередной шаг:

— Я надеюсь, что в Сан-Антонио вы проведете несколько дней в моем доме.

Бет хотела немедленно отказаться, но ее опередил удивленный вопрос Себастиана:

— А когда ты успел приобрести дом? Дон Мигуэль ответил вместо сына:

— Дом Рафаэлю оставил в наследство его дед Хаукинс. Он умер несколько лет назад.

Натан, к ужасу Бет, подтвердил, что они с благодарностью принимают любезное приглашение Рафаэля. Ей было страшно подумать о замыслах, которые могли родиться в этой буйной голове.

Она зло корила себя за пассивное поведение. Ведь было совершенно ясно, что Рафаэль Сантана опасен, слишком опасен для ее душевного равновесия. Ей вспомнились слова леди Кэролайн, сказанные много десятилетий назад по адресу франтоватого лорда Байрона: «Сумасшедший, плохой, опасный для знакомства!» Это все очень подходило к Рафаэлю Сантане.

Потом Бет долго не могла заснуть, ее мысли разбегались и путались. Она все время вспоминала рассказ Мануэлы о цепочке событий, приведших Консуэлу к страшному концу. Она лежала и размышляла, мог ли он устроить это. Ее ум восставал против такого предположения. Да, Рафаэль мог быть опасным, «сумасшедшим и плохим», но он не был подлым. Ему, наверное, было бы проще самому задушить ее голыми руками, но не втягивать в это убийц-команчей.

Бет говорила себе, что если бы она хоть на минуту могла заподозрить Рафаэля в совершении такой подлости, то ни за что не сделала бы ни одного шага за пределы гасиенды.

Понемногу улеглась и ее паника по другому поводу. Рафаэль ничем не выдал их знакомства. О Боже! Зачем она приняла приглашение Консуэлы в тот злосчастный день в Новом Орлеане?

Утром ее озадачил Натан. Когда он увидел, как поспешно пакуются их вещи, то огорченно пробормотал:

— Боже! Как стыдно уезжать от этих замечательных людей в такой панике. Разве нельзя было пожить еще несколько дней?

Бет кинула на него почти испуганный взгляд, но поняв, что каких-либо подозрений у него нет, почти прошептала:

— Мне казалось, что тебе очень хочется домой. Поэтому я и стала спешно собираться.

Натан внимательно посмотрел на нее. Его серые глаза отметили синяки у нее под глазами, морщинки в уголках нежного рта. Может быть, не слишком высоко ценя притягательность Рафаэля Сантаны для противоположного пола, Натан все же был уверен, что в поведении жены появились определенные странности с того времени, как они приехали на гасиенду, и тем более с того дня, как там появился сын дона Мигуэля. Он слишком хорошо знал Бет, чтобы не заметить, что ее что-то гнетет. Он несколько раз пытался помочь ей выговориться, но она уклонялась, как и сейчас.

И вот настал момент прощания. По мнению Бет, все получилось слишком эмоционально. Ей было ужасно грустно расставаться с Себастианом, оказалось, что он для нее много значит. И было неудобно перед доньей Маделиной и доном Мигуэлем, которые были так к ним добры, за то, что они уезжали столь поспешно. У доньи Маделины глаза подозрительно блестели, и она долго не выпускала из своих крепких объятий Бет. А дон Мигуэль поцеловал очень нежно ее в лоб и прошептал:

— Я всегда буду хранить в памяти ваш визит, дорогая моя девочка. — И тепло улыбнувшись, пошутил:

— Кое-кто мог бы подумать, что, уже имея пятерых дочерей, я буду возражать против шестой, но если бы она была похожа на вас, то я благодарил бы Бога!

Это было так искренне сказано, что Бет не выдержала и расплакалась.

Дон Мигуэль настоял, чтобы по дороге в Сан-Антонио их сопровождали десять вооруженных всадников. Хорошо вооруженная группа покинула гасиенду. Впереди скакал Рафаэль, напоминавший кентавра на своем мощном сером жеребце. Выражения его лица понять было нельзя, оно было скрыто большими полями сомбреро. Бет не забывала о той опасности, которая могла прийти от него. А вид его огромного револьвера, болтавшегося на бедре, и мощных винтовок у других всадников напомнил ей, что путешествие очень опасно, и все это не выдуманные, а реальные опасности.

Натан забрался в повозку с той же грацией, с какой несколько дней назад соскочил с нее на землю гасиенды. И хотя еще совсем недавно он ворчал по поводу поспешных действий Бет, теперь, видя, как гасиенда по мере удаления становится все меньше, испытывал радостное волнение.

Было совершенно очевидно, что Бет покидала поместье с большим огорчением. Может быть, она обнаружила, что Себастиан ей дорог гораздо больше, чем она думала? Мысли Натана пошли по этому направлению. После нескольких минут молчания он повернулся к Бет и прямо спросил ее:

— Не захочешь ли ты все же найти возможность объяснить мне, почему мы так поспешно покинули этот гостеприимный кров?

Бет, опустив глаза, смотрела на свои руки в перчатках, лежавшие на коленях, уставшая от лжи и полуправды. Наконец она произнесла:

— Ты и в самом деле хочешь знать о подлинной причине?

И вот теперь, когда она была готова открыть свои тайны, Натан впервые подумал, правильно ли это было бы для их дальнейших отношений. Он помолчал, раздумывая, а потом тихо произнес:

— Нет, дорогая, я думаю, что этого делать не стоит. Она посмотрела на него и слабо улыбнулась:

— Не помню, говорила ли я, дорогой Натан, что очень заботливо отношусь к тебе?

Он с благодарностью посмотрел на нее.

— О нет, ты никогда даже не упоминала об этом. — И потом, как бы прося повторить то, что он услышал, добавил:

— Разве ты и вправду заботишься?

— Очень, Натан, очень! — произнесла Бет с робкой улыбкой. Она помнила, что ее совесть по отношению к мужу нечиста, против своей воли она его обманывала.

Каждый из них погрузился в собственные мысли. Натан поздравил себя с тем, что ему хватило мудрости не вытягивать из Бет признания, связанные с его подозрениями в отношении Себастиана и с ревностью из-за возможного чувства жены к этому юноше.

Что касается Бет, то она не считала пустой фразой свои слова о том, что она заботится о Натане. Она действительно хотела уберечь его от возможного потрясения, если бы раскрылась страшная правда о ее отношениях с Рафаэлем. Она действительно верила, что дома сумеет забыть Рафаэля Сантану и вызванный им взрыв страстей. Она очень хотела укрепить свой брак с Натаном и наполнить их отношения новыми чувствами.

Кроме того, Бет упорно полагала, что она не любит. Рафаэля. Она говорила себе: любовь не может прийти так скоро, к тому же против собственной воли. Любовью она считала те отношения, которые установились между нею и Натаном. Они медленно и ненавязчиво узнавали друг друга. С каждым днем они становились ближе, а это никак невозможно было сравнить с громом среди ясного неба. Это не было тем, что заставляло ее сердце беспорядочно биться, когда она видела Рафаэля, его высокую и сильную фигуру настоящего мужчины, что вызывало внутри ее трепет, когда она представляла себя в его объятиях и знала, как будут ласкать ее его сильные твердые губы. Нет, это не была любовь! Это была попросту вспышка глупой страсти, убеждала она себя, повторяя, что это просто глупая, дурацкая вспышка физической страсти. И утешала себя тем, что придется потерпеть всего несколько дней, а затем Рафаэль и все, что с ним связано, останутся далеко позади. А они с Натаном отправятся в свой любимый Бриарвуд.

Но оказалось, что принять подобный обет было проще, чем выполнить. Они разбили свой маленький лагерь рядом с небольшим водопадом, выдолбившим в скале чашу озера с кристально чистой водой. В других обстоятельствах это романтическое окружение вызвало бы восторг Бет. Но сейчас поводов радоваться жизни она не видела. Наоборот, два обстоятельства очень огорчили и даже напугали ее.

Во-первых, Натан, желая отпраздновать свое возвращение в цивилизованный мир, позволил себе слишком вольно обращаться с бренди, входившим в его запасы еще из Натчеза. Он выполз из повозки таким пьяным, каким Бет его вообще никогда не видела. Для нее это стало ударом. Она знала, что он пьет, и относилась к этому спокойно — таков был удел джентльменов. Но он не показывался ей раньше в подобном состоянии. Зрелище было довольно омерзительное. А во-вторых, ей не позволяло радоваться красивому закату и свежему бризу, который шевелил листву кленов, присутствие молчаливого Рафаэля.

В течение всего дня он был безразлично вежлив, да, собственно, они практически и не виделись, потому что он предпочел седло комфорту повозки. Он вел себя так корректно, что на какой-то момент Бет упрекнула себя за нехорошие мысли о его подлинных планах в этой поездке.

А между тем истинная причина его холодной вежливости была простой. Он был беспредельно зол на Бет и, чтобы не выдать себя, прятался за это ледяное безразличие. Она позволила себе выйти из повиновения, но, что гораздо хуже, он не мог забыть о ней и изгнать ее из своей жизни, как он изгонял всех других женщин. Он бесился от сознания своей слабости, обзывал себя нехорошими словами за потерю воли и беззащитность перед этим хрупким созданием.

У него и вправду были дела в Сан-Антонио, и он, еще не зная о планах Бет, именно этим утром собирался туда отправиться. Но правдой было и то, что из-за Бет он не уехал, как обычно, на рассвете и теперь тащился со всем обозом очень медленно. Он был бы уже очень далеко, если бы не Риджвей! Он проклинал красоту Англичанки.

Ужин оказался малоприятным. И Бет, и Рафаэля выводила из себя пьяная бессмысленная болтовня Натана, его хмельная неуклюжесть. На сей раз он не был приятным компаньоном. Между Бет и Рафаэлем установилась напряженная, недружественная тишина.

Наконец Бет с облегчением очутилась в повозке, где собиралась провести ночь. Но, повертевшись с боку на бок, поняла, что ей не удастся заснуть в тесноте, так надоевшей за день. Она выбралась наружу, прихватив с собой кусок сатина, оставленный Черити около импровизированной постели.

Казалось, что в лагере все спят, только потрескивал затухающий костер и не переставая двигались и шуршали кони и волы. Но потом она рассмотрела двух сидящих около костра мужчин. Третий стоял на посту у повозки. Рафаэля не было видно поблизости. И она, размышляя о том, разумно ли поступает, позволила себе проделать короткий путь к озерку у подножия водопада.

Луна была не яркой, но света все же хватало. Она подошла к воде и прислушалась к мерному шуму струй, падавших со скал. Ее душу наполнило умиротворение и спокойствие. Но это состояние продлилось недолго. Она наклонилась и зачерпнула ладошками воды. В этот момент раздался голос Рафаэля.

Он стоял, слившись с деревом, поля сомбреро закрывали глаза, но в свете луны была хорошо различима насмешливая гримаса на его губах.

— Надеюсь, Англичанка, ты не думала, что я так легко позволю тебе сбежать от меня?

Бет колебалась, не зная, как отреагировать, потому что его настроение было непонятно ей. Он не показался рассерженным, но что-то в его голосе ей не понравилось. Устав от противоречивых чувств, раздиравших ее, не имея сил для борьбы с ним, Бет пожала плечами и тихо сказала:

— Нет, я не думала так, но надеялась, что вы поймете глупость нашего знакомства. Из него не может выйти ничего хорошего, и вы не можете не понимать этого.

Он улыбнулся опасно привлекательной улыбкой и оттолкнулся от дерева ловким движением. Приподняв пальцем край сомбреро, он с растущей чувственностью стал рассматривать ее фигуру.

— Я бы не сказал этого, милашка. Я думаю, что между нами может произойти много хороших вещей и… происходило уже.

Как захотелось ей подбежать к нему, рвать его, царапать, бить, чтобы его гнусная улыбка сошла с лица. Ее маленькие кулачки инстинктивно сжались. Он заметил это и улыбнулся еще шире, его улыбка стала подстрекательской. Подойдя к ней совсем близко, он предостерег:

— На твоем месте я поостерегся бы касаться меня. Если ты это сделаешь, то прекрасно знаешь, чем это кончится.

Бет вздохнула, ей не хотелось, чтобы он находился так близко, не хотелось испытывать почти непреодолимую тягу к этому большому теплому телу. Она нервно отступила назад и почувствовала холодную поверхность скалы. Зажатая сзади скалой, а спереди большим телом Рафаэля, она, вызывающе вздернув свой маленький круглый подбородок и стараясь продемонстрировать спокойствие, которого вовсе не было, тихо сказала:

— Не думаю, что нам есть что обсуждать. Будьте добры отступить на шаг, я возвращусь в свою постель.

— Одна? — поддел он.

Уловив запах виски, она жестко спросила:

— И вы тоже пьяны? Он покачал головой:

— Нет. В отличие от твоего муженька я знаю, как обращаться со спиртным. Но признаюсь, что из-за отсутствия более подходящей компании я позволил себе общество бутылки. Но весьма умеренно.

Бет, взбешенная выпадом против Натана, решительно сказала:

— Нет, вы все-таки пьяны.

— Нет, ты путаешь. Это твой муж пьян, — произнес Рафаэль холодно, и в его глазах играл веселый блеск. — Могу согласиться с тем, что позволил себе больше, чем должен был, идя на свидание с дамой, но нет, я не пьян.

Рафаэль сказал правду. Он никогда бы не позволил себе такую глупость — напиться в путешествии. Но правдой было и то, что выпито им было больше, чем позволяли конкретные обстоятельства.

Но даже после солидной порции виски Рафаэль контролировал свои действия несравненно лучше, чем Натан. Правда, его дерзость и безрассудство обычно возрастали — он становился еще более опасным, чем обычно.

А в этот вечер злость его куда-то испарилась, вместо нее обнаружилась странная незащищенность и ранимость — это стало следствием алкоголя, потому что в противном случае он сумел бы взять себя в руки. К тому же Бет действовала на него сильнее любого крепкого напитка. Почти не сознавая, что он делает, Рафаэль подошел к ней и ласково провел ладонью по лицу.

— Ты очень красива, Англичанка, так красива, что я…

Он оборвал себя, серые глаза смотрели на нее очень пристально, но он знал, что тонет в бездонной фиолетовой пучине, теряя надежду увидеть там выход из трудного положения.

Нежное прикосновение его руки вызвало у нее сладкую истому, и тело ее вздрогнуло от знакомых, освобожденных им эмоций. Бет понимала, что надо немедленно сломить нарождавшуюся между ними интимность, надо оттолкнуть его руку, но она снова оказалась в капкане его мужской притягательности. Слабым голосом она попросила:

— Рафаэль, ну, пожалуйста… Остальных слов договорить она не успела, потому что его губы уже запечатали ее рот. Так он никогда раньше не целовал ее. Уж не под действием ли виски куда-то запропастился жесткий, саркастический грубиян, которого она знала, а на его месте появился незнакомый ей нежный любовник? Сколько нежности было в его поцелуе, как ласково обращались его губы с ее трепещущими розовыми устами. И тут Бет почувствовала, что сопротивляться уже не может, тело ее стремится к нему, теплому и такому надежному, ее руки обвили его шею в страстном порыве.

Окружающий их мир перестал существовать. Рафаэль упивался той сладостью, которую безоглядно отдавала ему Бет, возбужденная его горячими объятиями. Его губы были как сгусток огня, его руки прижимали ее все ближе и ближе к своему мускулистому телу. Она уже могла ощутить, что в глубине его родилось непреодолимое желание, наполнившее силой его мужское естество. Острая сладостная боль пронзила ее лоно, ей показалось, что груди, налившись, стали больше от его поцелуев. А он как будто читал ее мысли и желания. Осторожно расстегнув тонкую шелковую блузку, он освободил одну белую грудь и его губы вобрали в себя твердеющий коралловый сосок. Бет застонала от удовольствия, голова ее откинулась назад, потому что тело выгнулось навстречу ему, навстречу его ласкам, которых она желала, но убеждала себя в том, что все это происходит против ее воли.

Одна из стреноженных неподалеку от того места, где они стояли, лошадей тревожно заржала. И это вернуло Рафаэля к реальности. Тяжело дыша, ощущая трепет от неудовлетворенного желания, вызванного близостью пленительного тела Бет, он поднял голову и внимательно вслушивался в тишину. Рафаэль вдруг сразу уловил опасность ситуации, в которой они с Бет оказались. И время и место были на редкость неподходящими для того, чтобы получить от нее то, чего он хотел. И вдруг с ожесточением он подумал, что подходящего момента может не наступить уже никогда. Для него и желанной для него женщины, если только он сам не сделает все возможное, чтобы добиться этого.

Когда он мгновенно отстранился от нее. Бет охватила волна разочарования и унижения. Она не поняла причину резкой перемены его настроения. Ведь она только что была вынуждена бороться с собой, потому что голова требовала оказать сопротивление, а тело, как и раньше, не могло пойти на это. Именно поэтому разочарование было таким болезненным, боль пронизала низ живота и грудь.

Через несколько секунд Рафаэль, пытавшийся понять, что напугало лошадь, успокоился. Он посмотрел на Бет с неожиданно растерянной улыбкой и тихо сказал:

— Я очень хочу тебя. Англичанка, но расставаться со своим скальпом не собираюсь, а также не хотел бы, чтобы твои прекрасные косы украсили столб у очага в вигваме какого-нибудь команча. Прости меня, моя сладкая, но мне кажется, что тебе надо вернуться в твою повозку. Одной!

Ей показалось очень обидным, как он легко прекратил ласки, тогда как она страдала от собственной податливости. Она застыла в его объятиях и процедила сквозь зубы:

— В таком случае позвольте мне уйти. Рафаэль вдруг понял, на что она обиделась, и постарался загладить свой промах, выругав себя за неудачную фразу.

Обняв ее за плечи сильными руками, он быстро произнес:

— Прости меня за то, что мои слова прозвучали так двусмысленно. Я хотел сказать не то, что поняла ты. Я не знаю, как объяснить тебе, что я чувствую. Поверь мне, Англичанка, мои чувства очень серьезны. Но здесь ночью и вправду опасно, поэтому тебе лучше укрыться в повозке. Я боюсь позволить себе поцеловать тебя на прощание как подобает. Поэтому придется расстаться, как с сестрой, поцеловав в лобик.

Она отклонила голову, чтобы лучше разглядеть его твердые черты, и с обидой, готовой вот-вот выплеснуться наружу, поинтересовалась:

— Ну, а это-то что мешает сделать? Рафаэль не поддался на провокацию. Он прижал ее к себе, она ощутила на щеке его теплое дыхание.

— Ну, ты же не хуже меня знаешь, как нам опасно касаться друг друга.

И уже не в силах преодолеть соблазн, исходящий от этих розовых губ, оказавшихся так близко, он наклонился к ней и снова поцеловал долгим поцелуем, от которого голова Бет пошла кругом, а томление внутри стало еще острее. Он тоже не мог оторваться от нее.

Она подумала, что сегодня все было как-то по-другому. Куда-то исчезла его настороженность и обычная холодность.

Это под действием виски, довольно зло в полуистерическом состоянии подумала Бет. Она искренне считала, что других причин просто не может быть.

Но Бет была права только частично. Конечно, благодаря виски, он перестал ощущать острую злость и обиду. Но главной причиной его мягкости и нежности было ее собственное очарование, и сегодня он был не в состоянии обороняться одновременно от нее и от себя.

Он хорошо понимал, что ситуация весьма опасна, но отпустить ее не хотел ни за какую цену. Она должна была всегда быть рядом с ним. Рафаэль готов был признать, что, возможно, завтра он опять станет холодным и ироничным, злым на нее. Но сегодня не было ничего важнее близости Англичанки, которая, как он знал, тает от его ласки. Она опьяняла его, как лучшее вино, и он стал говорить вещи, которые не произносил никогда прежде.

Его губы щекотали ее маленькое ухо, и он, заметно нервничая, спросил:

— Ты знаешь, что я приезжал в Натчез, чтобы найти тебя? Но узнал, что ты счастливо живешь в браке, и сразу же уехал.

Последние слова он произнес очень грустно. Глаза Бет стали огромными от искреннего изумления, и она, непроизвольно отпрянув от него, проговорила:

— Так это были вы?

Теперь он выглядел озадаченным и попросил объяснить, что значит ее замечание. Отведя глаза, она призналась:

— Примерно год назад одна женщина рассказала мне, что какой-то высокий смуглый незнакомец интересовался мной.

Он посмотрел на нее на этот раз недобро:

— И ты, конечно, сразу же решила, что это должен быть я. Но ведь мог приехать и Лоренцо.

Она весьма не кстати поспешила с ответом:

— Лоренцо — невысокий!

Выпалив это, она прикусила губу, поняв, что аргумент исказил то, что она хотела сказать. Поэтому холодно добавила:

— И вообще Лоренцо нечего было искать меня. Нас с ним ничто не связывает! Это вы все выдумали, я же говорила.

Рафаэль, пожав плечами, резко сказал:

— Я не собираюсь обсуждать проблемы Лоренцо! — потом, внимательно глядя на ее освещенное луной лицо, уже без злости добавил:

— Лучше поговорим о нас.

— Что значит о нас? Нас просто не существует! — поспешила заявить Бет, понимая, что она далеко не искренна.

— Не обманывайся, моя сладкая. Ты можешь быть замужем за этим жалким подобием мужчины, но хочешь ты признать это или нет, ты — только моя, — сказал он очень решительно.

Напуганная истинностью его слов, Бет попыталась освободиться от объятий. Она отчаянно прошептала:

— Я ничья! Я не принадлежу ни Натану, ни вам, ни кому-либо еще! Рафаэль засмеялся:

— Время покажет, кто из нас прав!

Она больше не желала спорить и ссориться, поэтому, сердито глянув на него, повернулась на каблуках и быстро пошла к своей повозке.

— Грубое животное! — беззвучно прошептала она.

* * *

Дом, полученный Рафаэлем в наследство от деда по материнской линии, был небольшим. Но зато его с полным правом можно было назвать удобным. Он стоял на берегу залива, на который выходили окна комнаты, где разместилась Бет. Комната ей понравилась — она очень напоминала о Натчезе. Бет даже на некоторое время забыла, что находится в доме Рафаэля Сантаны и ей предстоит прожить тут в течение нескольких наверняка непростых и опасных дней.

Ей очень не понравилось, что Натану были предоставлены покои, расположенные далеко от ее собственных. Да, она и Натан не спали в одной спальне уже очень давно, но Рафаэль не мог знать об этом. Так почему же он осмелился предложить супругам спальни, которые не соединялись как минимум смежной комнатой?

Натан, постучав, как обычно, вошел в ее комнату и был вроде бы озадачен тем, что она сочла нужным обратить внимание на подобную деталь, но не мог не задуматься над ее замечанием, что никто кроме их двоих не знает подробностей их семейной жизни. Правда, теперь уже Бет поняла, что обращать внимание хозяина на это не стоит. Натан легко согласился. Бет опять нашла для Рафаэля смягчающие обстоятельства. Она не хотела верить, что он смог бы попытаться соблазнить жену другого мужчины под крышей собственного дома. Его честь не должна позволить ему сделать это.

Ужин нельзя было назвать оживленным. Натан категорически не замечал напряженности, возникшей между двумя другими сидящими за столом. Он жизнерадостно наслаждался комфортом цивилизации и ничто другое его не интересовало. А Рафаэль не мог отвести глаз от очаровательной картины, которую представляла собой Бет в блестящем платье из шелка цвета лаванды. Натан заметил, что она подчеркнуто холодна с хозяином дома. Но он отнес это без каких-либо подозрений за счет ее тонкого вкуса. Она была не из тех, кто падал ниц перед воплощением мужской силы.

Как бы то ни было, разговор за столом явно не клеился, и Натан с грустью размышлял о том, что предстоит весьма скучный и одинокий вечер.

Если бы в доме была только Бет и никого другого, он нашел бы возможность ускользнуть в какую-нибудь таверну, предоставив ей самой по-женски развлечь себя. Он привык так делать в Натчезе. Но хотя он не очень дальновидно оценивал влияние Сантаны на противоположный пол, ему было неудобно оставить Бет одну в чужом доме. Он не думал, что Сантана может решиться на какой-нибудь позорящий джентльмена поступок, и все же, представив себе, что не Рафаэль хозяин дома, а Себастиан, Натан по какой-то странной логике решил не оставлять свою жену в одиночестве.

И вдруг его осенило: ведь у них здесь есть прекрасные знакомые Сэм и Мэри Маверик. Его предложение навестить их было встречено всеобщим одобрением, но Рафаэль проявил еще большую галантность. Он заявил, что немедленно пошлет им послание с приглашением на кофе, объяснив срочность именно коротким сроком пребывания Риджвеев в Сан-Антонио. Бет была готова расцеловать мужа. Он нашел очень хороший выход. Во-первых, ей искренне хотелось повидаться с этими приятными людьми, а во-вторых, она избавлялась от опасности остаться наедине с Рафаэлем. Любопытство заставило Бет спросить у Рафаэля, хорошо ли он знает Мавериков.

Тот, иронически улыбнувшись, пояснил, что относит их к своим весьма немногочисленным в Сан-Антонио друзьям. «К тому же, — добавил он, — их никогда не волновало, что моя бабушка была наполовину индианкой, а дед все же женился на ней».

И Рафаэль, и Бет совершенно забыли, что Натан не имел понятия о том, что в жилах Рафаэля течет и кровь команчей. А тот немедленно подумал, что, скорее всего, именно эта кровь и заставляет его, Натана, чувствовать определенную неприязнь к хозяину дома. В голове Натана бродили сумбурные мысли. «Я сразу заметил что-то странное в этом парне, — говорил он себе. — Черт возьми, ведь очень опасно было знакомить Бет с этим проклятым команчем — никто не может предсказать, что ему взбредет в его дикую голову».

К счастью, Маверики оказались дома и смогли принять это неожиданное приглашение. Уже через час вся компания сидела на террасе и наслаждалась свежим вечерним ветерком.

— Стелла будет так разочарована! — буквально закричала Мэри, когда Бет рассказала ей, почему они оказались в Сан-Антонио так скоро.

Переждав, пока Бет изливала душу, Рафаэль предложил совершенно иную тему для разговора. Потягивая бренди, которое он предпочел кофе, Рафаэль спросил Сэма Маверика:

— Ну что, назначенная на завтра встреча с лидерами индейских племен еще не отменена?

Сэм быстро кивнул, и в его глазах зажегся огонек любопытства:

— Так вот почему ты оказался тут! Хочешь принять участие в этой встрече?

Рафаэль разжег черную тонкую сигару, внимательно посмотрел на Бет и признался:

— Несколько дней назад я встретился с Хьюстоном, и он признал, что мое присутствие могло бы быть очень полезным для дела. Он хочет, чтобы я был независимым наблюдателем на этой встрече.

Бет почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Она была рада, что уже наступила темнота.

«О Господи, как я глупа, — думала она. — Я-то решила, что он поехал сопровождать меня!»

Ее разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, она почувствовала облегчение, а с другой…

Рафаэль и Сэм разговаривали об индейцах, а Натан и обе дамы слушали их с возрастающим интересом. Во время короткой паузы Натан, одолеваемый желанием увидеть воочию живого дикаря, ненавязчиво поинтересовался у Рафаэля:

— А нельзя ли мне пойти вместе с вами на эту встречу? Мне очень хотелось бы увидеть команчей до того, как мы покинем Техас!

Натан в этот момент уподобился многим другим белым людям. Он говорил о команчах так, будто они не принадлежали к людскому племени. Рафаэль был готов взорваться и сказать резкость, о которой потом пожалел бы. Но обстановку разрядил Сэм Маверик:

— Уж если кто и может прихватить вас с собой внутрь здания, где будет проходить эта встреча, так это именно Рафаэль Сантана. Ведь он уполномоченный самого Сэма Хьюстона.

И он предложил Рафаэлю взять с собой своего гостя:

— Не думай, что любому так легко увидеть живую легенду — команчей, и не сомневайся, что половина тех, кто завтра будет на этой встрече, идут именно поглазеть на них. Возьми Натана с собой!

Неожиданно Рафаэль согласился. Натан был ему противен, но он не знал, как отказаться.

Мэри повернулась к Бет и тихо сказала ей:

— Я одна из женщин, которым поручено завтра позаботиться о тех пленниках, которых должны возвратить команчи. Мы не знаем, сколько их окажется и в каком они будут состоянии, поэтому пара добрых рук нам бы не помешала. Если бы вы захотели помочь нам!

Бет сразу же согласилась.

Отпив глоток бренди, Сэм спросил Рафаэля:

— Как ты считаешь, не случится ли тут завтра заварушка? Я знаю, что в городе полковник Фишер и с ним три роты солдат.

Рафаэль пожал плечами:

— Все зависит от того, как пойдет разговор. Нельзя только забывать, что команчи — гордые люди. Они помнят, что владели этой землей задолго до испанцев и мексиканцев, и знают, что пришельцы относятся к ним, как к дикарям.

Лицо Сэма потемнело:

— Рафаэль, если ты думаешь, что мы покорно согнем шеи перед бандой дикарей… — он резко замолчал, вспомнив, что в венах Рафаэля течет некоторое количество крови этих самых дикарей, но поскольку тот никак не отреагировал на резкие слова, а только рассматривал кончик своей сигары, Сэм более спокойно закончил:

— Полковник Фишер дал понять, что он разделяет прежние предупреждения полковника Карне — никакого договора не может быть, если все техасские пленники не будут освобождены до завтрашнего утра.

Рафаэль глубоко вздохнул, его лицо в свете лампы выглядело абсолютно бесстрастным. Он медленно сказал:

— В таком случае, я думаю, ничего не выйдет — вряд ли команчи смогут возвратить всех пленников до единого. В лучшем случае, одного-двух. Возможно, позже появятся и остальные, но не сразу. Я могу предсказать, что они будут торговаться за каждую женщину и каждого ребенка. И захотят получить за каждую душу максимальную цену.

Голосом, полным враждебности и воинственности, Маверик горячо возразил:

— Но мы, жители Техаса, не собираемся выплачивать им какую-либо компенсацию. Мы не собираемся выкупать людей, которые не должны были позволить взять себя в плен!

Рафаэль долго пускал кольца дыма и молчал. А потом изрек:

— В таком случае, приятель, весьма вероятно, что вы окажетесь в трудной ситуации!