Глава 20

День уже клонился к вечеру, но здесь, на севере, летом темнеет поздно. Кон полдня беспокойно метался по дому, в конце концов, оказался в библиотеке. Лоретта и Беа оставались наверху, в детской, Кон надеялся, они целиком и полностью погружены в свои планы отъезда.

Джеймс все еще не вернулся домой, и Кон беспокоился. Он теперь, должно быть, умирает с голоду, ведь одной гордостью сыт не будешь. Нико и Томас пошли искать его, чтобы мальчик мог, наконец, поужинать.

Кон пообещал себе, что даст сыну время на то, чтобы тот простил его, но не был уверен, что мальчик его простит. Никакого времени на свете не хватит, чтобы преодолеть пропасть, разделившую их.

Когда сам Кон был мальчиком и что-то его расстраивало или тревожило, он шел прямиком к Лоретте. У Джеймса же никого нет…

Он почувствовал обжигающую боль в груди и подумал: можно ли умереть от разбитого сердца? Теперь, когда половина правды открылась, у них с сыном имелся шанс найти какой-нибудь путь друг к другу.

Но если ничего не получится, то тогда и жить не стоит. Лоретту он потерял, а Джеймса у него, в сущности, никогда и не было.

Кон своими же руками вырыл себе яму. Выбор, сделанный им в двадцать, отравил то будущее, которое могло бы быть у него с единственным сыном.

Сердце Кона сжалось. Он сделал с Джеймсом то же самое, что сделали с ним. Со своей злостью на дядю и Берриманов он справился еще несколько лет назад. Гордость его была ранена, любовь отнята. Но он слишком много повидал на этом свете, чтобы считать себя центром вселенной.

Он регулярно писал Джеймсу, но намеренно сделал из себя кочевника без постоянного адреса. Возможно, половина писем, которые он отправлял, затерялась или пришла с большим опозданием. Марианна, быть может, настраивала мальчика против него, и кто мог винить ее за это? Кон бросил ее и, хуже того, бросил своего сына.

И теперь Джеймс тоже бросил его. Кон оторвался от своих меланхоличных мыслей и увидел Беатрикс, застывшую в дверях.

— Можно мне войти, милорд?

— Конечно, Беа. Мне приятно видеть тебя здесь.

— Кузина Лоретта сказала, что мы уезжаем завтра, а не во вторник. Я просто пришла попрощаться. И поблагодарить вас. Я чудесно провела время. — Она застенчиво улыбнулась.

Она была такой хорошенькой с этими своими медными волосами и тронутыми легким загаром щечками — совсем другой ребенок по сравнению с тем, какой он впервые увидел ее.

— У меня идея, Беа. Я бы хотел подарить тебе портрет моей мамы, но только после того, как его почистят и отреставрируют.

На лице Беатрикс промелькнуло выражение нерешительности.

— Вы уверены, лорд Коновер? Может, не стоит этого делать? И мама, и папа… в общем, картина довольно большая, а наш дом маленький. Боюсь, ее некуда будет даже повесить.

— Уверен, твоя кузина Лоретта сможет держать ее для тебя в Винсент-Лодж, пока ты не вырастешь и у тебя не появится собственный дом. В том старом коттедже полно места. — «И она сможет смотреть на портрет, когда соскучится по тебе».

— Спасибо, лорд Коновер. Это очень великодушно с вашей стороны. Вы ужасно добры, но…

Он услышал невысказанный вопрос «Почему?».

— Я знаю, ты очень много значишь для твоей кузины. Она так радуется, когда ты приезжаешь к ней в гости. Она… она мой старый друг, как тебе известно. Я знаю ее еще с той поры, когда она была девочкой…

Это было слишком уж близко к правде, но Беа восприняла его слова совершенно спокойно.

— Я тоже давно знаю Джеймса, но мы никогда не были так близки, как вы с кузиной Лореттой. Хотя здесь, в Стенбери-Хилл, мы здорово подружились. Я хочу попрощаться и с ним до следующего года. Где он?

Кон поморщился.

— Боюсь, мы с ним немножко повздорили. Ничего серьезного, — солгал он. — Он скоро будет дома, я уверен.

Внезапно он усомнился в правдивости своих слов. Джеймс не скоро будет дома. Прошло уже несколько часов, и солнце опустилось за горы… Но сына все еще нет. Может, он убежал?

Кон вскочил:

— Извини меня, Беа, но я только что вспомнил кое о чем важном.

Беа сделала книксен:

— Конечно, милорд. До свидания и спасибо еще раз. Я увижу вас в школе в этом году?

Нет. Это было бы все равно, что воткнуть в себя ржавый нож.

— Посмотрим. Возможно, я буду слишком занят. Может даже, снова уеду за границу.

— О! — Она выглядела разочарованной. Кон был благодарен за эту крупицу привязанности.

— Сегодня ложись пораньше. Завтра на рассвете Нико отвезет вас.

Как далеко мог уйти Джеймс? Надо сказать Араму, чтобы оседлал коня.

Беа шагнула вперед:

— Я бы хотела поцеловать вас на прощание, милорд.

Кон наклонился. Беа привстала на цыпочки. От нее пахло крахмалом и цветами. Первый и последний поцелуй его дочери, а он слишком встревожен, чтобы оценить это.

Когда Беа ушла, Кон поспешил на кухню. Джейкоб Картер, Сейди, Надия и Арам сидели за столом и заканчивали ужин. Сэм крутился рядом. На буфете стояли две накрытые тарелки Ника и Томаса.

— Они еще не вернулись?

— Нет, милорд. — Арам взглянул на него.

— Я думаю, Джеймс убежал.

— Нет! — вскрикнула Сейди, побелев. — Он разумный мальчик. Он не мог совершить такой глупости.

— Не знаю, Сейди. Сегодня он был доведен до крайности. Ему же всего одиннадцать, Бога ради.

Джейкоб Картер был уже на ногах.

— Мы найдем его. У меня в комнате есть карта имения. Каждый возьмет на себя определенный участок. У нас в запасе несколько часов светового дня.

— Когда Нико с Томасом вернутся домой, покормите их и отправьте назад. С фонарями. Соберите все фонари и лампы, какие сможете найти, — велел Кон женщинам.

— Может, стоит подождать их? Узнать, где они его искали? — спросил Арам.

— Я не могу сидеть и ждать. Я сойду с ума. Арам, ты можешь оседлать моего коня? Я поеду по главной дороге. Если он идет пешком, я найду его. — Хотя это маловероятно с такой форой, какая была у Джеймса. А если кто-то подобрал его по дороге… Кон подавил стон.

Ну почему до него раньше не дошло, что Джеймс просто пропал?

Он должен найти Лоретту. Нужно рассказать ей о своих опасениях. Если они сегодня не найдут Джеймса, завтра она никак не сможет уехать.

А когда он найдет Джеймса… то крепко обнимет его, вместо того чтобы отшлепать. Поцелует. Если он, наконец, поцеловал свою дочь, то давно пора поцеловать и сына.


Лоретта была одна, сундук и коробки аккуратно составлены в углу. Одежда на завтра повешена на спинку стула. Она сидела на сиденье в оконной нише, устремив взгляд на окутанные голубой дымкой горы, зеленое пастбище и овец, когда Кон ворвался в комнату не постучав.

— В чем дело? — Голос ее был резким. Она могла быть не одета, готовясь ко сну, хотя на небе все еще светило солнце. Кон в любом случае тысячи раз видел каждый дюйм ее веснушчатого тела. Но сегодня был длинный, тяжелый день, и завтрашний день обещает быть не менее утомительным. Она отправила Беа в свою комнату, а сама намеревалась лечь пораньше.

— Джеймс убежал.

— Что?! Не может быть. С чего ты взял? Может, он просто прячется, чтобы заставить тебя немножко поволноваться?

— Поверь мне, я волнуюсь. С ума схожу от тревоги. Его нет целый день. Он не обедал и не ужинал. Я чувствую, что что-то случилось.

— Может, он на соседней ферме.

Кон нетерпеливо замотал головой. Таким расстроенным она его еще никогда не видела. Сама Лоретта не разделяла его беспокойства. Джеймс — тот еще озорник, судя по поведению в школе, но бездумность не в его характере. Даже если сегодня он пережил сильнейшее в своей жизни потрясение, она уверена, стойкость и спокойствие постепенно вернутся к нему. Он всегда был не по годам взрослым, считая себя главой семьи в отсутствие отца.

— Я зашел сказать тебе, что еду его искать. Джейкоб, Арам и парни тоже. Если сегодня мы не найдем его, боюсь, тебе придется остаться до тех пор, пока он не найдется.

Едва ли Лоретта могла что-то возразить. Безопасность Джеймса гораздо важнее ее желания убежать от прошлого.

Она поднялась:

— Я пойду с тобой.

— Спасибо, но не нужно. Я поеду верхом, Лори.

— Я тоже умею ездить верхом! Даже в мужском седле, или ты забыл?

— Я ничего не забыл, но думаю, тебе следует остаться с Беа. Я уже сказал ей, что мы с Джеймсом повздорили. Она будет волноваться.

— Но может, она знает, куда он пошел, где его любимые места. Позволь мне спросить ее.

— Отлично. Если она расскажет что-нибудь полезное, передай Джейкобу и Араму. А я поеду по главной дороге. Проверю, не видел ли его кто-нибудь. Порасспрошу людей. Если до завтра он не вернется… — Лоретта увидела, как он сглотнул ком в горле, — мы организуем полномасштабные поиски. — Кон помолчал. — Если помнишь, моего дядю так и не нашли.

— Кон! Не думай так! Скорее всего, Джеймс, целый и невредимый, в кухне на какой-нибудь соседской ферме уплетает бисквиты.

— Хорошо бы, если было так.

Она не могла ничего с собой поделать. Через секунду она уже была в его объятиях, дрожащей рукой разглаживая морщинки у глаз.

— Ты найдешь его, и все будет хорошо.

— Будет ли? — Кон взглянул на нее своими темными глазами.

Ее губы отыскали его губы, даря горячий и быстрый поцелуй-обещание. Если с Джеймсом что-то случится, она знала — Кон этого не переживет. И она тоже.

Некоторое время Лоретта оставалась одна в своей комнате — ей нужно было успокоиться, прежде чем она поговорит с Беа. Но что бы там ни говорил Кон, сидеть и ждать она не будет, она тоже отправится искать Джеймса.


На лице Томаса отразилось неверие. Они с братом быстро поели и теперь снова были готовы отправиться на поиски Джеймса. Их отец и мистер Картер уже ушли осматривать те места, которые припомнила Беа. На столе была разложена карта фермы Стенбери-Хилл. Кто-то красными чернилами нарисовал на ней квадрат, другие пометки и кружки указывали на те места, где Нико и Томас уже побывали, и те, куда отправятся теперь. На буфет слуги поставили все фонари, лампы и подсвечники, какие нашлись в доме. Хотя солнце все еще золотило горы, небо становилось из бледно-голубого бирюзовым.

— Мне нужна твоя одежда, Том. Мы с тобой примерно одного роста. Ты чуть повыше, но я закатаю рукава. Не могу я идти в юбке. Это неудобно, — сказала Лоретта.

— Милорд не захочет, чтобы вы вообще куда-то шли, мисс Лоретта, — проворчала Надия. — А вдруг вы тоже потеряетесь? Да еще и в мужской одежде? Нет, нет и нет.

Сейди подмигнула Лоретте.

— Ей это будет не впервой, Надия. Отпусти ее. А мы позаботимся о Беа, пока не вернутся мужчины.

Беа сидела в кресле-качалке у холодного камина, заламывая свои длинные белые пальцы. Она была в ночной рубашке, потому что, послушавшись совета Лоретты, легла спать пораньше. Лицо ее потеряло все краски, которые приобрело за эти две недели, проведенные в деревне.

— Я могла бы пойти с тобой.

Лоретта улыбнулась дочери:

— Нет, милая. Если Джеймс вернется домой, ты будешь здесь, чтобы отругать его хорошенько за нас. Очень сомневаюсь, что Сейди с Надией сделают эту работу как следует. Скорее всего, они начнут пичкать его любимой едой и душить в объятиях.

Беа улыбнулась в ответ дрожащей улыбкой. Сердце Лоретты болело за нее. Когда она полчаса назад сказала Беа, что Джеймс пропал, у девочки был такой вид, словно она вот-вот упадет в обморок.

А затем Беа огорошила ее следующими словами:

— Это все из-за портрета и того, что он мне сказал, да?

Лоретта солгала ей. Снова.

— Нет, конечно же. Ты же знаешь, Джеймс и его отец всегда не в ладах.

— О! А я подумала, может, он поссорился с отцом из-за той глупой истории, которую сочинил обо мне.

Лоретта должна была спросить, хотя полагала, что уже знает ответ.

— Какой истории?

— Он подтрунивал надо мной на чердаке. Болтал, что я подкидыш, что я его тайная сестра, которую украли цыгане и отправили жить со злыми троллями в Корнуолл. Он такой мальчишка! — негодующе фыркнула Беа.

Лоретта почти слышала Джеймса, смешивающего шутку с вполне реальным подозрением, которое, должно быть, одолело его, когда он увидел бабушкин портрет. Сложив кусочки мозаики, обрывки взрослых разговоров, сплетен слуг, возможно, подсознательно Джеймс уже знал правду.

Лоретта остановила свои своевольные мысли. Когда эта ночь наконец закончится, она разберется с Беатрикс. Сядет вместе с ней в кресло-качалку или на кровать, крепко обнимет и кое-что расскажет. Но сейчас она поднималась следом за Томом по лестнице в их с Нико комнату. Взяв первую же чистую рубашку и брюки, попавшиеся под руку, она поспешила к себе в спальню переодеться. Заплела волосы, чтобы шпильки не разлетелись, оставив на земле след.

След. Возможно, Джеймс оставил какой-нибудь ключ к своему местонахождению — носовой платок или еще что-то. Она закрыла глаза и попыталась вспомнить, в чем он был одет сегодня утром. В церкви он выглядел настоящим маленьким джентльменом.

— Беа! Пожалуйста, пойди на подъездную дорогу и собери столько маленьких камешков, сколько сможешь, только белых или очень светлых. — Том и Нико посмотрели на Лоретту как на умалишенную. — Вы двое помогите ей. Каждый из нас будет оставлять за собой камешки, чтобы найти обратную дорогу в темноте. Бросайте камешки справа и слева каждые двадцать шагов, чтобы отмечать тропу.

Лицо Беа осветилось.

— Как Гензель и Гретель. Отличная идея, кузина Лоретта! — Она босиком выскочила за дверь.

— Нам понадобятся сумки, ма, — сказал Нико Надие. — Несколько фляжек с водой и немножко еды на случай, если Джеймс захочет есть и пить. Для каждого из нас, потому что неизвестно, кто его найдет.

Джеймс теперь мог быть уже за много миль отсюда, но почему-то Лоретта так не думала. Вероятно, он в какой-нибудь пещере, оттягивает возвращение домой до самого последнего момента. Должен же он понимать, что они будут сходить с ума от беспокойства и начнут искать его.

Прошла еще четверть часа, прежде чем небольшая поисковая группа была снаряжена в путь. Сейди повесила тяжелую холщовую сумку на грудь Лоретты. С таким грузом камней и провизии ей нелегко будет идти. Спустились сумерки, и были зажжены фонари. Лоретта приколола часы на карман рубашки Тома, пообещав себе вернуться домой до полуночи.

Кон сказал, что они с Джеймсом расстались возле озера. Том и Нико уже прошли сегодня по тому пути, но все же они еще раз отправились на берег. Вода была ровной и зеркальной, отражая лавандовое небо. Они держались вместе на тропинке, пока не дошли до наклонного открытого поля, после чего каждый отправился по своему намеченному маршруту.

Еще не пришло время бросать камешки, поэтому сумка впивалась Лоретте в плечо и била по бедру.

— Джеймс! — позвала она. Ей было слышно, как сыновья Арама делают то же самое на расстоянии. К тому времени как поднялась на вершину холма, она вспотела и запыхалась. Лоретта сунула руку в сумку и бросила два камешка, отсчитала двадцать шагов и бросила еще два. Трава была недавно скошена, а то, что не срезала коса, съели овцы. Каждый камешек смотрелся как жемчужина на зеленом бархате.

Счет отвлекал ее от мыслей о худшем. Не приходилось думать о том, что Джеймса схватил и унес какой-нибудь хищник, о его изуродованном теле на дне ущелья. Каждый раз, бросая камешки, она громко звала мальчика по имени. Она начала хрипнуть и уже устала. Подняв глаза в темнеющее небо, Лоретта загадала желание на первую звезду, которую увидела.

А потом она споткнулась. Неуклюже повалилась на землю, и камни в сумке больно впились ей в грудь. Фонарь, мигнув, погас, потом снова разгорелся.

Слава Богу. Что ж, это научит ее смотреть под ноги и ступать осторожнее.

Лоретта села, чтобы перевести дух, и осмотрелась. Ее нога в чем-то запуталась, поэтому-то она и споткнулась.

Куртка Джеймса!

— Джеймс! Нико! Томас! — закричала она, но вышло какое-то жалкое скрипучее завывание. Сыновья Арама, вероятно, уж слишком далеко и не могли ее услышать, но Джеймс мог быть рядом. Она прислушалась, однако услышала только стук собственного сердца да шум в ушах. Может, вернуться домой и подождать, когда остальные придут, а потом привести их на это место? Прищурившись на свои маленькие часики, она увидела, что еще только начало одиннадцатого и небо все еще светло-серое. Лоретта оставила куртку там, где ее нашла, и придавила ее несколькими камнями. Если кто-то из слуг пойдет этим путем, то станет понятно, что она была здесь.

Лоретта отправилась дальше, влекомая надеждой, что Джеймс шел этой дорогой. Стараясь идти как можно более прямым путем, чтобы оставлять камешки, она выбирала дорогу между большими валунами, беспорядочно торчащими из земли. Местность в сумерках казалась суровой. Тени выглядели зловеще, а тишина была осязаемой.

Лоретте захотелось пить. Она поставила фонарь и села, отвинтила крышку у фляжки и сделала глоток. Не слишком много — Джеймсу может понадобиться вода, хотя где-то здесь наверняка течет ручей. Несколько звезд бледно мерцали на небе. Как бы она хотела, чтобы была полная луна — хотя бы какая-нибудь луна! Фонарь долго не протянет, да и сама она тоже. Рука уже затекла от необходимости держать фонарь под нужным углом. Лоретта прикинула, что у нее есть еще полчаса до того, как нужно будет возвращаться назад. Негоже, чтоб все разыскивали еще и ее.

Когда она шла мимо валунов, то краем глаза уловила что-то белое. Рядом с плоским камнем, в траве, валялась жалкая кучка оторванных лепестков маргариток. Снова Джеймс, она была совершенно уверена в этом.

Лоретта оставила горсть мелких камешков и продолжила путь вверх по склону.

Теперь она уже основательно запыхалась, рука болела от того, что приходилось высоко держать фонарь.

Внизу лежала небольшая лощина, но склон был слишком крутым, чтобы спуститься, разве только сесть и съехать, как на салазках.

Тихое журчание воды было единственным звуком.

— Джеймс! — крикнула Лоретта. — Джеймс! — Голос ее вернулся назад одиноким эхом.

Она опустилась на землю, борясь с подступающими слезами. Ей бы следовало повернуть назад, если б были силы, но она сидела неподвижно, вытянув ноющие ноги в нанковых штанах Тома.

Это все она виновата. Во всем, что причинило ей так много страданий, виновата она сама, и только она. Она была так решительно настроена соблазнить Кона, что у него не было ни малейшего шанса. Даже зная, что он женится, она бегала к нему ночь за ночью. Она отдала Берриманам контроль над Беатрикс и своим будущим. Она отказалась выйти замуж за Кона.

О, она говорила себе, это из-за того, что прошло еще слишком мало времени после смерти Марианны, но это ложь. Она боялась признаться ему, что, у них есть общий ребенок, отказывая себе в счастье, которого не заслуживала. Как могла она строить с ним нормальную жизнь, когда их дочь в Корнуолле?

Когда же Кон узнал о Беатрикс и налетел на нее, она запретила ему любое общение с дочерью. Лоретта практически вынудила его разорить брата. И теперь, когда Кон попытался объединить семью, она вытягивала из него обещания хранить ее секреты, обещания, которые заставили Джеймса исчезнуть и сомневаться во всем, что он знал.

Лоретта всхлипнула. Но нет, она не станет плакать! Жалость к себе не поможет ей найти Джеймса.

Она позвала его еще раз, потом потянулась к сумке, ставшей теперь намного легче.

Рука ее замерла. Откуда-то снизу донесся слабый звук.

— Джеймс! Это Лоретта! Ты меня слышишь? — Вдалеке раздался какой-то приглушенный стук. Равномерный, как метроном. Не из тех, которые можно услышать в природе, если только это не какой-нибудь особенно упорядоченный дятел. — Джеймс! Где ты?

Стук теперь был более настойчивым, по три удара с промежутками, идущий откуда-то снизу, издалека. Лоретта видела недостаточно хорошо, чтобы различить смутные очертания на склоне. Низкорослые деревья. Валуны внизу. Она могла упасть, удариться головой и убиться.

— Постучи два раза, если слышишь меня! — прокричала она.

Что-то было, но она толком не разобрала.

— Еще раз, Джеймс, пожалуйста!

Два отчетливых стука. Камень о камень. Слава Богу!

— Я иду к тебе, Джеймс. Это займет некоторое время. Ты ушибся или поранился?

Тишина.

— Два удара — да, четыре — нет, — пояснила Лоретта.

Она ждала. Медленно считала. Один. Два. И затем три.

Значит, он ушибся, но храбрится. Она тоже может быть храброй и съехать вниз по этому крутому склону.

Лоретта выложила остальные камни маленькой пирамидой, благословив Тома за то, что одолжил ей бриджи, и стала осторожно спускаться дюйм за дюймом, держа фонарь в вытянутой руке. Каждые несколько футов она кричала Джеймсу, что уже идет. Голос ее был хриплым и надтреснутым, но она надеялась, что он слышит ее.

Стук оставался успокаивающе ровным.

Впереди заблестел узкий ручей. Внезапно фонарь погас, и Лоретта оказалась во мраке.

Она поставила фонарь и потерла руку.

— Ад и все дьяволы! Джеймс, продолжай стучать! У меня погас фонарь!

Звук шел откуда-то из-за ручья. Глаза Лоретты постепенно привыкли к сгущающейся тьме. Звезды теперь стали ярче, словно серебристые блестки, рассыпанные по небу. Ей показалось вполне безопасным встать и пройти остальную часть пути. Милостью Божьей вода будет достаточно мелкой, чтобы пройти по ней.

— Я пересекаю ручей, Джеймс. — Шлепая, она нарочно производила побольше шума, чтобы Джеймс слышал, что она приближается. Справа от нее было нагромождение валунов. Лоретта надеялась, что он стучит не из-под камней. — Джеймс, ты можешь говорить? — Четыре удара.

Где бы он ни был, наверное, уже потерял голос от крика. Она и сама с трудом говорила, так саднило горло.

Где-то она слышала, что самым прекрасным, самым успокаивающим звуком для человека, попавшего в беду, является звук собственного имени. Она представила, как Кон крепко обнимает ее и шепчет на ухо: «Лори».

— Джеймс, я вижу камни. Большие, Джеймс. Ты возле них?

Он стукнул дважды. Она оступилась и споткнулась. Схватившись за камень, чтобы не упасть, она вытянула руку вперед, но ничего не нащупала.

— Это пещера! Ты в пещере, Джеймс? — Два удара. — Ты под камнями? — Четыре удара. Значит, его не завалило. И то слава Богу.

Она услышала отчаянный хрип. Не оставалось ничего, кроме как нырнуть под арку. Она со стуком поставила сумку возле входа. Если снаружи было темно, то здесь была просто кромешная темень. Лихорадочная серия стуков донеслась откуда-то снизу, из глубины пещеры. Лоретта тихо взвизгнула, когда-то что-то мягкое коснулось ее щеки и пролетело мимо. Летучие мыши.

— Все в порядке, Джеймс. Я здесь. Но тут темно, хоть глаз выколи. Ходить тут безопасно?

Раздалось четыре громких стука. Лоретта тут же упала на колени, затем распласталась на земле.

— Джеймс, я собираюсь подползти к тебе. Ты совсем не можешь говорить?

— П-почти не могу, — услышала она едва различимый сиплый шепот.

Еще никогда в жизни Лоретта не слышала ничего чудеснее. Она медленно поползла на животе по неровной поверхности, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться. Летучие мыши кружили у нее над головой, и, судя по сопению, Джеймс плакал от облегчения. Но она пока не добралась до него и понятия не имела, как вызволить его из этой передряги, в которую он угодил. У нее нет ни света, ни каких-либо приспособлений. Откинув в сторону кучу камней, она протянула руку вперед, кончиками пальцев коснувшись неровного, шероховатого края. Здесь обвал — Лоретта не нащупала ничего в радиусе двух футов. Где-то в этой расщелине застрял Джеймс.

— Я прямо над тобой, Джеймс. Ты меня видишь? Боюсь, я тебя не вижу. Не пытайся говорить, просто постучи.

— Все в порядке. Я могу шептать.

Она сунула руку вниз, в пролом, но ничего не нащупала.

— Ты можешь протянуть ко мне руку?

— Нет. Я пытался, но не могу поднять руки выше плеч. И каждый раз, когда двигаюсь, соскальзываю ниже.

Кто знает, насколько глубока эта трещина? Джеймс может упасть и разбиться насмерть, пока она тут будет дрожать над ним.

— Тогда не шевелись. Дай мне подумать. — Она могла бы вернуться за помощью, но без света не сумеет отыскать свои метки. В сумке у нее имелся нож. Если она разрежет широкую рубаху Тома, то, возможно, ей удастся разорвать ее на полоски, связать и опустить вниз, но что, если поношенная ткань не выдержит веса Джеймса, даже если он и придумает, как держаться за нее? Надо было взять веревку.

— Хочешь пить, Джеймс? У меня есть вода и еда, но я пока не знаю, как спустить все это тебе.

— Хочу пить.

Лоретта вытащила рубашку из бриджей и сняла ее через голову, сунув бесполезные часы в карман. Под мужской рубашкой на ней была только короткая шемизетка.

Лоретта непроизвольно поежилась. Но если она замерзла, пробыв всего несколько минут в пещере, то каково Джеймсу? Он, должно быть, окоченел. Она вначале измерила рубашку, не разрезая ее. От рукава до рукава она оказалась по крайней мере футов пять. Если этого будет недостаточно, она добавит штаны. Длины рукава вполне хватит, чтобы обвязать фляжку.

— Я пойду принесу свою сумку, достану воду. — Она встала и пригнула голову, когда очередная летучая мышь со свистом пронеслась мимо.

Нет, она не может оставить Джеймса одного на всю ночь, даже если бы смогла найти способ вернуться на ферму в темноте.

Лоретта крепко обвязала фляжку рубашкой.

— Я отвинчу пробку. Извини, если вода немножко выплеснется на тебя. Я постараюсь держать фляжку ровно. — Она снова легла плашмя, свесившись с края, на сколько не побоялась. Придерживая фляжку рукой, стала осторожно спускать ее до тех пор, пока не услышала, как она стукнулась о камень. — Она не выпала, Джеймс?

— Нет. — До нее донесся какой-то шорох, возня, потом шепот: — Я держу ее.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Лоретта услышала булькающий звук. Она с облегчением закрыла глаза. Рассвет в Йоркшире наступает рано. Осталось потерпеть всего несколько часов.

— С-спасибо.

— Не за что. Хочешь еще, или мне поднять фляжку?

— Еще.

Она почувствовала, как кровь прилила к голове, когда она наклонилась над отверстием. Голова закружилась. Устыдившись своей слабости, она сделала глубокий вдох. Она будет всю ночь разговаривать с Джеймсом. Ей много чего есть ему рассказать, и времени у них хоть отбавляй.

Загрузка...