Выбиваясь из последних сил, я упорно ползла по еле заметной тропинке к домику ведьмы. Только она могла мне помочь — если я не умру раньше, так и не добравшись до места обитания отшельницы.
Кто я? Я та, которой быть не может. Я — полукровка. Оборотень и маг.
Такого в нашем мире не было давным-давно, так говорит моя учительница, мой друг, моя сестра и моя вторая мать — ведьма, что заменила мне всех. Та, в ком я сейчас так нуждаюсь. Оборотни не имеют магии и не могут колдовать. Именно за это они, мягко говоря, и не любят человеческих магов, хоть и вынуждены пользоваться их услугами, очень недешевыми к слову. В свою очередь маги едва терпят оборотней — за то, что те могут оборачиваться. Учитывая регенерацию двуликих, их очень трудно убить, они прекрасные воины — сильные, быстрые, выносливые. С незапамятных времен идет негласная война между “лесным народом” и колдунами. Вражда, которая унесла уже немало жизней, что с одной, что с другой стороны.
Раньше, будучи маленькой, я считала себя двуликой, ничем не отличающейся от своих соплеменников, за одним исключением: я была самым слабым существом среди себе подобных. Моя мать — оборотень-рысь, рыжая с серым, со смешными кисточками на ушах и веселым легким характером. Отец — большой, свирепый, черный альфа-волк, вожак нашей стаи.
С самого раннего детства я знала: отец меня не любит, скорее даже ненавидит. Сколько же мне перепало наказаний и трепок за то, за что моих младших сестер и брата не то что подвергали наказанию, а даже хвалили! Тычки и затрещины, грубые окрики и вечно недовольный взгляд главы семьи в мою сторону, на любое мое действие вынуждали ниже склонять голову, пряча в глазах боль, непонимание и обиду.
Все детство я обслуживала нашу семью, словно прислуга в чужом доме. Нянчилась с младшенькими, убирала, помогала кухарке на кухне, возилась в огороде и присматривала за хозяйством, но несмотря на все старания, мною были вечно недовольны, ругая за криворукость и несносный характер. За лень и недостаточное почитание родителей.
Мама не заступалась, из-за чего мне казалось, что она стыдится меня — этого ужасного ребенка — глупого, страшненького и неуклюжего. Я еще помнила время, когда она укачивала меня на своих руках, пела колыбельную и тихонечко целовала меня перед сном. За что, почему она так изменила ко мне отношение, я не знала, но очень старалась быть всем полезной, хотя внутри меня все и сжималось от горечи.
Младшие подросли и переняли отцовское отношение ко мне, а ведь я их очень любила, утешала, когда они плакали, вытирала им носы и рассказывала сказки… Стая же относилась ко мне… равнодушно: меня словно и не было, никто не обращал на меня внимания, никто ни разу не улыбнулся мне, не заговорил.
В тринадцать лет я не смогла обернуться, после чего жизнь моя в стае стала еще ужасней. Все время ловила насмешливые взгляды соседей, даже дети смеялись мне вслед, а иногда и швыряли комки грязи в спину. Да, в нашей стае, как и у всех оборотней, ценилась сила, и поэтому слабым было очень трудно — им не было здесь достойного места. Их никто не держал, их голос не имел силы, им доставалась самая грязная и трудная работа, им тяжело было найти пару. На зов слабого оборотня не откликались самки, на запах слабой двуликой не велись потенциальные женихи.
А я была слабой, очень худенькой, хрупкой, у меня не было даже регенерации оборотней и синяки и переломы заживали очень медленно. Мои сестры и брат, играя со мной, иногда ломали мне кости, не соизмеряя свою силу, да и удары отца часто заканчивались травмами.
Даже внешностью я отличалась от всех: у меня были золотистые, спускающиеся ниже спины вьющиеся волосы, которые я всегда прятала, сворачивая в узел и покрывая платком. Но сильнее всего отличали меня от прочих членов стаи глаза — большие, темно-голубые. Ни у кого в стае не было таких глаз: были желтые, карие, зеленые, черные, как у моего отца, но темно-голубых я никогда и ни у кого не видела. По единодушному мнению всей стаи я была уродом.
Тогда же, в мои тринадцать лет, старшие подростки как-то раз попытались меня поймать. Что у них было на уме — не знаю, но явно ничего хорошего. Сумев каким-то чудом убежать от разъяренных и возбужденных погоней мальчишек, я заблудилась в лесу. Оборотни не могут, просто не могут не найти дороги домой — я же шла по лесу, размазывала по щекам слезы боли и обиды и понимала, что понятия не имею, где я и куда иду.
Голова кружилась, от пережитого ужаса меня трясло и тошнило. Все тело было в синяках, губы кровоточили и болели: парни не церемонились со мной, и мне пару раз крепко перепало по лицу, ведь отбиваясь, я умудрилась очень болезненно укусить самого главного из них, того, кто пытался удержать меня и повалить на землю.
Это был очень сильный юный перевертыш со вспыльчивым и мстительным характером, будущий вожак стаи и нынешний предводитель подростков. Он часто смотрел на меня, когда я возилась в огороде или ходила за водой. Я дико боялась его с самых детских лет, от его взглядов у меня внутри все сжималось от ужаса.
Рас, так звали этого оборотня, был красив грубой жесткой красотой: правильные рубленые черты лица, твердые, всегда сжатые губы, черные глаза с жестоким насмешливым взглядом. Высокий для своих лет, мускулистый, с длинными, сильными руками — он производил на меня ужасающее впечатление. Последнее время он часто попадался мне на глаза и всегда находил повод сказать мне что-нибудь обидное.
“Значит и правда я никчемный оборотень, совершенно правы мои родные, что ненавидят меня. Лучше бы мне умереть”
С такими мыслями я добрела до какой-то поляны и рухнула на траву. Закрыв глаза я, как бы это смешно ни звучало, ждала смерти. Вдруг какой-нибудь хищник переборет свой страх перед маленькой никчемной оборотницей и закончит мои мучения?
Там меня и нашла ведьма. Молодая, с черными огромными, глубокими, завораживающими и затягивающими куда-то в таинственную глубь глазами, с роскошными вьющимися волосами до середины спины, стройная, среднего роста и глубоким низким, очень красивым голосом, она выглядела так потрясающе, что я, забыв обо всем, жадно смотрела на нее, перестав плакать.
— Так-так, и кто это у нас тут? Полукровка? Очень интересно. А что у нас тут еще есть? Магия? Ну надо же, какой редкий экземпляр мне попался! — Ее насмешливый голос выдернул меня из похожего на транс состояния и заставил задуматься.
“Какая полукровка? У меня же отец и мать — оборотни. Чистокровные! Какая магия? Двуликие не бывают магами. Никогда!”
Полукровок у оборотней просто не может быть: при смешанных браках, которые весьма и весьма редки, ребенок рождается либо оборотнем, либо человеком. И я никогда не слышала, чтобы у оборотней рождались полукровки в браках с другими расами, да и не заключались такие браки очень и очень давно, во всяком случае, сейчас на землях двуликих таких семей не было.
— Ты редкое чудо, которого в нашем мире не было уже пару тысяч лет, и если твоя мать перевертыш… дай-ка погляжу какой… о, понятно — рысь, то твоим настоящим отцом мог быть только очень сильный маг.
Ведьма хитро улыбнулась, не скрывая, что читает мои мысли.
— Как тебя зовут? — спросила она меня.
— Элион. А ты кто?
— Меня зовут Марион, я магичка, поселилась тут совсем недавно. Что с тобой случилось, дай-ка посмотрю.
Женщина внимательно заглянула в мои глаза, и через пару минут ее живое и прекрасное лицо исказилось в гневе.
— Уроды! Пойдем со мной, нужно залечить раны и подумать, что можно сделать, а то так ты и до совершеннолетия не доживешь.
Она взяла меня за руку, помогла подняться и, что-то шипя себе под нос, быстро повела за собой. Я слышала про нее в деревне: соседки, заходя к маме в гости, вовсю сплетничали о новой магичке, поселившейся рядом с деревней. Мол, она высокомерная, надменная, в свой дом никого не пускает, за свои услуги берет дорого. А еще она старается не общаться с оборотнями, даже продукты покупает в человеческих деревнях. Словом, отшельница-колдунья женщинам нашей деревни откровенно не нравилась.
Шли мы недолго и, уже успокоившись, я наконец стала замечать, как меняется лес вокруг. Вместо темных елей и заросших колючими кустами оврагов вокруг появились светлые стволы берез, сквозь кружевные кроны было видно синее небо, а среди деревьев появились залитые солнцем цветущие поляны. Потом и вовсе лес отступил, и мы вышли на огромную поляну с мягкой, шелковистой темно-зеленой травой. На краю поляны стоял маленький, сложенный из золотистых бревен с черепичной крышей и расписными ставнями домик, выглядевший очень уютным. Вокруг домика росли цветы, были видны грядки с какими-то травами, а чуть поодаль, выпрыгивая из-под корней огромного раскидистого, могучего дуба, журчал и звенел ручеек.
— Вот и мой дом, пойдем, сейчас покормлю тебя, подлечу, и нам нужно будет серьезно поговорить.
Ведьма светло улыбнулась, посмотрела на меня и утешила:
— Не бойся, они не найдут тебя здесь, я замкнула круг защиты вокруг поляны и по дороге затирала наши следы, никто тебя не найдет, не нападет на нас. Заходи, отдыхай пока.
В доме было чисто, тепло и как-то по-особенному спокойно. Я словно попала в свое детство, когда наш с мамой маленький домик был для меня не просто домом, а местом, где меня никто не мог обидеть, где всегда меня любили, где можно было спрятаться от всего страшного и не бояться, что оно придет.
Снаружи домик выглядел маленьким, но внутри, к моему удивлению, места оказалось гораздо больше, чем можно было себе представить. Войдя, я увидела довольно большие сени, в которых хранились какие-то плетеные корзинки, а на стенах были развешаны пучки трав; из сеней вели несколько дверей.
— Иди, ополоснись. — Подтолкнула меня к одной из дверей Марион. — Там баня и есть горячая вода, потом поедим и я кое-что тебе расскажу.
Баня была невелика: маленькая аккуратная печка с вмонтированным в нее котлом, в котором была горячая вода, пара деревянных бадеек с холодной водой, в углу в предбаннике еще одна дверь, как оказалось — в уборную. Я наскоро ополоснулась, умыла лицо, смывая грязь и следы слез, оглядела себя и скривилась — все тело было покрыто синяками всех цветов и размеров. Особенно большие и черные красовались на моих запястьях — это остались следы от пальцев Раса, того самого предводителя молодых оборотней, которого я боялась больше всего на свете.
“Ладно, синяки сойдут, а вот что делать теперь с этой шайкой, они же теперь не отстанут, и мама не поможет, а от отца… ой, да он же мне не отец, как сказала Марион! Значит, вот почему он меня так терпеть не может, вот почему в доме мне никто не рад”, — мысли путались в голове, и я никак не могла решить, что же делат?
— Элион, ты в порядке? Иди сюда, будем избавлять тебя от гематом, — раздался за дверью голос моей спасительницы.
Комната, в которую я вошла, выглядела немного странно для наших земель. Не было отдельно кухни или спальни, просто большое, поделенное на зоны помещение. Справа — кухня, маленькая по сравнению с другими клетями, с очагом-печкой, столом для готовки, кучей сияющих сковородок, котелков и еще каких-то странных предметов на стенах и полочках, несколькими ларями, расписанными узорами, а также парой стульев. Потом что-то вроде гостиной-кабинета, с книжными шкафами, уставленными книгами и свитками, и огромным сундуком возле стены. Около прикрытого светлыми занавесками в мелкий цветочек окна стоял стол с колбами, ступками, весами и листами с записями. И наконец, слева полузадернутая тяжелая портьера в пол приоткрывала вход в спальню — виднелся край покрытой узорно вышитым покрывалом кровати, рядом зеркало и маленький комод. Все было светлым: мебель, деревянные с разбросанными по всему периметру комнаты половичками полы, стены — не бревна, как я думала, а гладкие доски из березы с красивым природным узором. Дом был наполнен светом и теплом. Вот так я сразу влюбилась в этот домик, влюбилась навсегда, это было мое место, место, где мне было тепло и уютно.
Марион посадила меня на стул, и, невзирая на все возражения, стащила полотенце, в которое я завернулась. Покачав головой, она начала мазать синяки какой-то прозрачной горько пахнущей мазью, попутно объясняя, что через пару часов все пройдет и болеть не будет. Намазав меня с головы до ног, она протянула простыню, велев накинуть ее на плечи и идти на кухню.
— Кушай, не стесняйся, — с этими словами женщина вручила мне ложку и удалилась, оставив гостью в растерянности над большой миской аппетитного жаркого.
Справившись в рекордные сроки с угощением, вернулась в гостиную и приготовилась слушать хозяйку, но Марион, покачав головой, продолжила что-то плести. Периодически шепча какие-то странные слова, она вплетала в клубок ниток то ли камушки, то ли бусины.
— Вот, держи, закончила, — устало прошептала магичка и протянула мне плетеный из ниток, кусочков стекла, бусинок и полосок кожи браслет. — Это твой амулет, он отводит глаза и заставляет забыть о тебе сразу же, как только человек или оборотень перестает на тебя смотреть. Носи его всегда, не снимая, если хочешь жить.
С этими словами она надела браслет на мою руку и продолжила объяснять:
— На магов этот браслет не действует, я тебя вижу и не забуду, а вот дома ты теперь в безопасности. Браслет еще и запах твой приглушит, так что тебя вроде бы и будут чуять оборотни, а вроде бы и нет.
“Не очень понятно, но ладно, другой защиты и другого защитника у меня все равно нет и не будет”, — горько подумала я и решила, что доверюсь Марион во всем.
Мы разговаривали три часа. За это время мои синяки прошли, а у меня снова зародилась надежда. Марион поведала мне про магов, про Магическую школу, про мой амулет. Но самое главное — про то, что моя магия проснется, когда мне исполнится шестнадцать, и возможно, тогда же я смогу обернуться. Она сказала, что когда мне исполнится семнадцать, я смогу поступить в Магическую школу. Если же я ее закончу и получу диплом, то стану магичкой и тогда никакие оборотни не смогут меня заставить жить в клане и подчиняться вожаку — мне только нужно выучиться. Марион предложила учить меня, чтобы я смогла поступить, а также свою помощь в организации побега из дома.
— Только не снимай браслет, твои воспоминания о том, как ты живешь, подсказывают мне, что так просто у нас не получится. Будь осторожна, этот Рас не оставит тебя своим вниманием, отчим тоже постарается при первой же возможности выдать тебя замуж. Жду тебя, как сможешь уходить из дома — приходи, у нас много дел. Тебя нужно научить писать, читать, обучить, пусть пока в теории, заклинаниям — хотя бы защитным, чтобы, когда проснется магия, ты могла защитить себя. А еще тебя понадобится знание истории государства, придется изучить правила поведения, танцы…
Мои глаза были уже размером с блюдце, столько нужно было успеть, столько выучить. Кроме того, терзала одна мысль:
— Почему ты мне помогаешь?
Марион вздохнула.
— Потому, что ты наша, магичка и понравилась мне. Я помогу тебе, как и мне помогли в свое время, так что я возвращаю свой долг и продолжаю цепочку помощи. Я верю, что когда ты вырастешь и станешь сильным, очень сильным магом, ты тоже поможешь кому-нибудь, — она улыбнулась и поцеловала меня в лоб.
— Тебе пора. Я провожу до деревни, покажу короткую тропинку к моему дому, и с завтрашнего дня ты будешь прибегать ко мне заниматься. Свои обязанности по дому ты должна выполнять, но не усердствуй: сделала то, что могут заметить, остальное оставь, сами справятся, они про тебя все равно целый день не вспомнят.
Мы дошли с ней до околицы деревни, тропинка и правда была мне незнакома, что очень странно — я выросла в этой деревне и с малых лет бегала в лес, как и все дети оборотней. Так что казалось, что мы знали лес вокруг на пару дней пути как свои пять пальцев.
Марион попрощалась со мной, еще раз напомнила, что ждет меня завтра, велела быть сильной, смелой и очень осторожной и исчезла в мгновение ока с моих глаз, затерявшись среди деревьев. А я огородами побежала домой.
Дома проскользнула на чердак, где жила летом и, стянув свое сильно потрепанное платье, убедилась, что его нужно срочно постирать и зашить все порванные места, иначе мне не в чем будет выйти из дома. Натянув старые рубаху и штаны брата, спустилась на кухню. Вода в котле была горячей, так что, быстренько застирав платье, я вернулась наверх. Повесив платье, я улеглась на тюфяк и задумалась: как теперь изменится моя жизнь, получится ли у меня все то, о чем говорила Марион, смогу ли я. И поняла, что лучше умру, чем буду жить так, как жила раньше, сделаю все, чтобы стать свободной, чтобы уйти из стаи, чтобы стать магом.
В доме было тихо, отчим — как же быстро я начала думать о нем, не как об отце — вместе с братом ушли в общий дом, разбирать жалобы и обсуждать новости и проблемы стаи. Хард давно начал учить брата, как вести дела, он очень надеялся, что наследник сможет бросить вызов следующему вожаку стаи и выиграть бой. Мамы с сестренками тоже не было, видимо, ушли в гости к соседям. Я полагала, что от обилия впечатлений не смогу заснуть, но темнота незаметно накрыла меня и погрузила в сон.
Утром вскочила очень рано. Дом еще спал. Надо было успеть зашить платье, пока домашние не заметили его состояния, приготовить поесть на всех, прополоть в огороде и успеть убежать к Марион до того, как мне придумают другие дела.
Натянув на себя штаны и рубашку, схватила платье и спустилась на кухню. Разожгла печку, решив, что пока она топится, я успею заштопать платье и прополоть грядки. Затем поставлю в печку томиться суп и кашу с мясом и попробую поэкспериментировать. Надо было выяснить, будут ли меня видеть родители, как именно мне уходить из поля зрения и что произойдет, если кто-то на улице не станет отводить от меня глаз и, значит, не забудет обо мне сразу же. Все это мне было необходимо знать, ведь от этого зависели моя свобода и жизнь.
Полдня занималась делами и ставила эксперименты: появлялась на глаза маме, ускользала от брата и сестер, по дороге за водой сбежала от Янсона, правой руки Раса, который пытался меня схватить и что-то сказать. Спряталась тут же под забором и он… он забыл про меня и ушел, это было настолько нереально, что поверить в это было невозможно! Я, выбравшись на дорогу из растущих вдоль забора кустов, стояла и смотрела ему вслед, совершенно оторопевшая. Мимо прошла соседка, мазнула по мне взглядом, отвела глаза и, не сказав ни слова, прошла мимо.
“Работает!!! Амулет работает!”, — завизжав про себя от счастья, рванула в дом. Сейчас переоденусь и скорее к Марион. — “Я почти свободна!”
Уже поднимаясь на лестнице к себе, услышала разговор в гостиной на повышенных тонах. Спорили родители. Я не припоминала, чтобы мама когда-нибудь повышала голос на отца, поэтому застыла на ступеньках и затихла, жадно прислушиваясь к разговору.
— Хард, это невозможно, — голос мамы дрожал. — Она еще маленькая, ей только исполнилось тринадцать, а выглядит она лет на девять! Ей нельзя замуж, она даже ребенка не сможет родить! Никогда не было такого, чтобы оборотни выдавали своих дочерей замуж в тринадцать лет, она умрет! Я не позволю погубить свою дочь, я выполнила твои условия, почти не замечаю и избегаю ее, родила тебе наследника-альфу, но убить свою дочь я не дам!
— Лелион, вот же… женщина, — голос отчима был откровенно злой, — я не хочу видеть в своем доме полукровку. Рас просит отдать ее ему, и это хорошая партия. Мать всех зверей, не понимаю, зачем она ему нужна, но я отдам ее ему, все равно больше никто на ней никогда не женится, она уродец и без оборота.
— Хард, — мама закричала, — не отдам, я не отдам ее, если ты… мы уйдем тогда, ты обещал мне!
Она заплакала. Отчим зарычал, раздался звук удара о стенку и через пару минут отчим глухим голосом произнес:
— Ладно, через три года она станет женой Раса, а ты, женщина, будешь молчать. Ни слова ей и ни слова никому. Три года, и ты молча примешь это.
Дальше я слушать не стала, слезы текли по моим щекам, я зажимала рот, чтобы не завыть в голос. Рас… меня вымораживало от одной мысли, что меня отдадут этому зверю, я не доживу даже до рождени…