Полуночная принцесса

Глава 14

– Элис Вандерстелл? – Брови Скотта взлетели чуть ли не на самый верх. – Элис – твоя крестная мать?

Увидев его удивление, Дженни улыбнулась:

– Вандерстеллы были близкими друзьями моего отца. Наши семьи имеют отдаленное родство. Их общие датские предки были очень влиятельными людьми.

– Так вот почему она назвала тебя Принцессой! – сказал Кристиан, подавшись вперед и упершись локтями в колени. – Она действительно тебя узнала. Разумеется, она знала и про родимое пятно, и про твое семейное прозвище – ведь она находилась в церкви, когда тебя крестили.

Дженни кивнула и объяснила Скотту и Сьюзен, почему ее назвали Принцессой.

– Но я опять забегаю вперед. – Она налила себе еще кофе и, отхлебнув, продолжила:

– Надеюсь, из моего рассказа вам стало понятно, что мы с отцом были очень близки. Я любила свою мать, но плохо ее знала. А папа… он был не столько наставником, сколько другом. Мне было всего пятнадцать, когда он погиб в железнодорожной катастрофе по пути из Вашингтона домой, – голос Дженни сорвался до сиплого шепота. Она рассеянно смотрела на свое искаженное отражение в кофейной чашке. – Я с трудом перенесла эту потерю. Вот когда я впервые увиделась с доктором Морганом. Мама пригласила его ко мне, чтобы он меня лечил. По ее мнению, я недостаточно быстро оправлялась после смерти отца. В те дни он заведовал не всей клиникой, а только психиатрическим отделением.

– Тебя положили в больницу? – спросил Скотт.

– Нет, мама оставила меня дома. Доктор Морган приходил несколько раз. Он принес эту… эту штуку… меня привязывали к ней ремнями, и она крутилась…

У Дженни дрогнул голос. Кошмары воспоминаний душили ее. Взяв себя в руки, она продолжала говорить, рассказав о решении матери отправить ее за границу и о том, как появились в ее жизни Вильям и Стивен Беннингтоны.

– Я вернулась в Нью-Йорк слишком поздно. Мама была уже мертва, и всеми делами заправлял Вильям. Я не сразу поняла, как пронырлив мой отчим. Впрочем, Стивен не отставал от папаши. – Покраснев, Дженни начала рассказывать о своих взаимоотношениях со сводным братом. – Сначала мне льстило внимание Стивена. В его отношении ко мне не было братской фамильярности. Он был очень красивым мужчиной, и мне нравилось думать, что я его заинтересовала. Тогда мне еще не приходило в голову, что его больше привлекал размер моего состояния, чем я сама. Всего через несколько недель после моего возвращения мы были помолвлены.

Она встала, подошла к камину и прислонилась плечом к каминной доске, обхватив себя руками за талию, как бы защищаясь от горьких воспоминаний.

– Однажды я стала случайной свидетельницей разговора между Вильямом и Стивеном и узнала об их планах больше, чем хотела бы знать. Они собирались навсегда прибрать к рукам мое наследство. Если бы я вышла замуж за Стивена, они могли бы распоряжаться моим состоянием даже после того, как мне исполнится двадцать один год.

– Не обязательно, – сказал Кристиан, – законы этого штата защищают твое богатство. После свадьбы оно не переходит в собственность твоего мужа.

Дженни покачала головой.

– Мой отец любил меня, Кристиан, но он ни на минуту не допускал мысли о том, что я в состоянии сама распоряжаться своими деньгами. В этом плане его завещание довольно своеобразно. В двадцать один год я получаю право наследования, но при этом мне надо назначить не одного, а сразу трех попечителей. В двадцать пять, через четыре года их опекунства, с милостивого позволения отца я могу от них избавиться.

– Как я понял, это условия на случай, если ты не выйдешь замуж.

– Правильно. Но если я выйду замуж раньше двадцати пяти лет, мои деньги становятся собственностью моего мужа. На этот счет мой отец высказался предельно ясно. Такова воля завещателя. Все совершенно законно.

– И что было после того, как ты расторгла помолвку? – спросил Скотт.

– Я заболела.

– Тебя напоили наркотиками?

– Думаю, что да. Приходится в это поверить, иначе остается, что я действительно сходила с ума – как мне и говорили. У Беннингтонов было две причины меня убрать. Они хотели, во-первых, остановить слухи о своих банковских махинациях, а во-вторых, опять прибрать к рукам мои деньги. Дело в том, что мне уже исполнился двадцать один год, а я еще не назвала попечителей. Если оставить меня в клинике, объявив больной, то можно и не спрашивать мое мнение. Попечителей за меня назначит совет директоров банка.

– Назначили бы Вильяма и Стивена? – спросила Сьюзен.

– Вильяма – это безусловно. Насчет Стивена не знаю. Здесь важно то, что место распорядителя делилось между тремя людьми. Вильяма это совсем не устраивало. Потому-то он и отправил меня в больницу: он рассчитывал держать меня там до тех пор, пока я не соглашусь выйти замуж за Стивена.

– Вряд ли даже доктор Морган это понимал, – продолжала Дженни, – сначала Вильям приглашал его ко мне на дом. Думаю, мой отчим знал, что со мной делалось после смерти папы. Было умно с его стороны опять обратиться к Моргану. У меня уже появилась история болезни, заверенная авторитетным врачом. После нескольких его посещений меня отправили в клинику Дженнингсов, предварительно пропустив через Файв-Пойнтс. Единственное, чего не хотел Вильям, – это чтобы я умерла.

– Я тоже этого не хотел, – сказал Скотт, – но разве твоя смерть не стала бы для Вильяма решением всех проблем?

Дженни покачала головой:

– Он бы собственноручно убил меня, если бы мог таким образом добраться до моих денег. Но ему нужно было отделаться от меня, оставив при этом живой. В случае если я умру до двадцати пяти лет, не будучи замужем, мое состояние перейдет в частные благотворительные учреждения города.

– А не может быть так, что часть твоих денег уже перешла к этим учреждениям? – спросила Сьюзен. – Все-таки Кэролайн Ван Дайк была официально объявлена мертвой.

– Знаю, – отозвалась Дженни, – миссис Брендивайн читала мне ее некролог. Следующий этап – основание фонда распределения денег. На это уйдет месяцев шесть, поскольку Вильям наверняка затеял борьбу за место главы этого фонда. Я надеюсь добыть нужную мне улику прежде, чем его или Стивена выберут директором. В данный момент мое состояние находится в безопасности. Никто не может к нему притронуться, пока не учрежден фонд. Вот почему Вильям так часто запускает руку в банковские вклады. В обществе считают, что он очень богат, но это далеко не так. Даже с теми деньгами, которые достались ему после смерти моей матери, уже через несколько лет содержание такого большого особняка станет ему не по карману. Если он не купит этот дом, ему придется съехать. Это часть моих двадцати пяти миллионов.

– Что будем делать? – спросил Скотт. – Стивен знает, что ты жива. Он по-прежнему будет добиваться того, чтобы ты вышла за него замуж?

– Не знаю, – Дженни передернулась и зябко потерла плечи, – наверное, Вильям сочтет, что думать о свадьбе уже слишком поздно. Они могут остановиться на убий…

– Даже не думай об этом, Дженни! – перебил ее Кристиан. – Они до тебя не доберутся. Утром я отвезу тебя в дом Маршаллов, там ты будешь в безопасности. Из твоих слов я понял, что в следующий раз Вильям и Стивен будут выносить деньги из банка скорее всего тридцать первого числа. Если твое появление не изменит их обычного способа, значит, у нас есть в запасе шесть дней.

Скотта не убедил уверенный тон Кристиана:

– Шесть дней? Да мы уже две недели ничего не можем предпринять, и до этого Дженни ломала голову целых два месяца – все впустую. Что мы успеем за шесть дней?

Кристиан начал отвечать, но замолчал на полуслове, заметив, что Дженни тайком зевает, прикрыв рот ладонью.

– Поговорим завтра, – сказал он, кивнув в сторону Дженни.

– Завтра? Но… Ну разумеется. Завтра так завтра.

Зевок Дженни перешел в сонную виноватую улыбку:

– Не уходите, пожалуйста! Мне хочется послушать, что придумал Кристиан.

– Завтра! – в три голоса сказали ей.

Кристиан проводил Сьюзен и Скотта до вестибюля и там попрощался с ними, пожелав спокойной ночи. Когда он вернулся в номер, лампа горела только в спальне Дженни. Она лежала на боку, свернувшись калачиком под одеялами, но не спала. Глаза ее были открыты, она смотрела на балконные двери, погруженная в глубокую задумчивость. Он нерешительно встал в дверях и, когда она взглянула в его сторону, спросил:

– Можно войти?

– А ты хочешь?

Он кивнул:

– Очень.

– Тогда входи.

Кристиан подошел к кровати и провел рукой по краю матраса. Его худые пальцы казались темными на фоне белой простыни.

– А сюда можно? – спросил он.

В ответ Дженни подвинулась к центру кровати, освобождая место для Кристиана.

Он разделся и скользнул к Дженни под одеяло. Их колени соприкоснулись, и Кристиан быстро отодвинулся. Просунув руку под подушку, он слегка приподнял голову, чтобы быть вровень с Дженни.

– Сегодня вечером я вел себя как последний дурак, – сказал он.

– Я знаю.

Кристиан улыбнулся:

– Конечно, знаешь. Я пытаюсь извиниться.

– Не пытайся, а извиняйся.

– Прости меня, пожалуйста. Ты имела полное право выставить меня на улицу. А Сьюзен со Скоттом тебе помогли бы.

Взгляд Дженни оставался серьезным.

– Я еще не согласилась ехать с тобой завтра, Кристиан. И не надейся на это.

Кристиан так и застыл, не веря своим ушам.

– Дженни, – произнес он ласково, как будто говорил с малым ребенком.

Она села на постели.

– А вот теперь я выставлю тебя на улицу, – заявила она, – или уйду сама.

Она откинула одеяло и поползла к другому краю кровати.

– Дженни, что… – Кристиан не знал, что делать. Он схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но он держал крепко. – Скажи мне, что случилось? В чем моя вина?

Кристиан воспользовался преимуществом в силе и опять подтянул ее к себе. Дженни одернула подол ночной рубашки, прикрывая ноги.

– Ты такой же, как все, – горько сказала она.

– Кто «все»? О чем ты?

Она вскинула на него глаза, часто моргая. Усталость уступила место гневу.

– Ты берешь на себя право мной распоряжаться, – процедила она сквозь зубы. – Сначала мой отец. Потом Вильям и Стивен. В больнице это были санитары. Они делали все, что хотели, в любое время и в любом месте. Они всегда распоряжались мной. Всегда.

Кристиан отпустил ее руку, но не отстранился. Дженни тоже не двигалась.

– И с тобой то же самое, – сказала она, умоляя его понять, – я так боюсь за тебя, милый! Ты не хочешь даже думать о том, что со мной может что-то случиться.

Кристиан не желал этого слушать. Он сел на постели и отвернулся. Дженни встала на колени и положила руку ему на плечо.

– С тобой ничего не может случиться. Я этого не допущу, – сказал он, превозмогая стоявший в горле ком, – не допущу!

– Это может оказаться не в твоих силах, – откликнулась Дженни. Она обхватила его сзади руками и прижалась щекой к его волосам. – И ты все равно станешь себя корить, я знаю. Но это будет не твоя вина. Как не твоя вина в том, что погибли Брэйден, Дэвид и Логан. Ты не виновен ни в смерти своей матери, ни в смерти отца. Это случилось. Здесь нет смысла… и нет справедливости.

Плечи Кристиана дернулись, он тяжело вздохнул. Дженни чувствовала боль его непролитых слез, как будто это были ее слезы. Она обняла его, глаза ее горели сухим огнем. Прошло несколько долгих мучительных минут, прежде чем они заговорили опять.

– Я хочу быть с тобой, Кристиан, но по собственной воле. Можешь ты с этим смириться? Ты можешь смириться с тем, что не в твоей власти распоряжаться всеми моими делами?

Кристиан накрыл ладони Дженни своими и чуть повернул голову. Ее губы коснулись его уха.

– Люби меня всегда, Дженни, – тихо сказал он, – я могу смириться со всем, кроме мысли о том, что ты меня разлюбила.

– Тебе никогда не придется мириться с этой мыслью, – с жаром прошептала Дженни, увлекая Кристиана на постель.

Она целовала уголки его глаз и слизывала с его щек влажные соленые следы слез.

– Я люблю тебя, Кристиан Маршалл, – прошептала она, касаясь губами его губ, – и буду любить всегда.

Кристиан ей верил. Его руки сомкнулись у нее на талии.

– Сегодня мне очень хотелось набить морду Стивену Беннингтону.

Дженни положила руку ему на грудь.

– Я его не любила. Когда-то думала, что люблю, но наша помолвка состоялась только потому, что я просто не знала, что еще делать… и влюбиться казалось самым удобным решением. – Дженни легко поглаживала кончиками пальцев твердый, плоский живот Кристиана. – Ты понимаешь, правда? Понимаешь, почему я не сказала тебе, кто я?

– Понимаю. Ты боялась кому-то довериться, даже мне. Особенно мне.

– Не только поэтому, – призналась она, – мне нравилось быть Дженни Холланд. Люди ее приняли.

– Вся разница между Дженни и Кэролайн – в размере их состояния.

Дженни помолчала, обдумывая эти слова. Кристиан заметил, как она подавила еще один зевок.

– Здесь есть над чем подумать, верно? – спросила она наконец.

– Предлагаю сначала поспать.

Дженни понравилось это предложение. Она отдалась во власть усталости и заснула задолго до того, как Кристиан позволил себе такую же роскошь.

Резко проснувшись, он решил, что поспал всего несколько минут. Сначала ему показалось, что разбудивший его шум идет из соседней комнаты. Затаив дыхание, он наклонил голову к двери и прислушался. Звук повторился, и Кристиан понял, что это рядом.

– Дженни?

Она не шелохнулась, только тихо, мучительно всхлипнула. Кристиан зажег лампу на ночном столике и повернулся к Дженни. Свет, падавший из-за его плеча, ласкал ее лицо. Под веками, опушенными густыми ресницами, быстро двигались глаза. Рот был слегка приоткрыт, над изгибом верхней губы блестели бисеринки пота.

Неожиданно Дженни выбросила ногу и попала ему пяткой в голень. Кристиан тихо выругался, но не от боли. Его беспокоил ночной кошмар Дженни. Он мог лишь догадываться о мучивших ее сновидениях.

Положив руку ей на плечо, он осторожно встряхнул ее и опять позвал по имени. Лицо ее исказилось. Кристиан узнал это страдальческое выражение. Он видел его в процедурном кабинете, когда ее опускали в ледяную воду. Дженни была права, говоря, что у него нет власти над всеми событиями, но в данном случае Кристиан мог помочь. Он мог избавить ее от продолжения ночного кошмара.

Кристиан откинул упавшую ей на щеку прядь волос и громко, настойчиво повторил ее имя. Дженни открыла глаза. Это были два глубоких колодца тьмы – растерянных и испуганных. Она чувствовала, как беспокойно бьется ее сердце, и слышала собственное прерывистое дыхание. Страх мгновенно исчез, как только она поняла, что Кристиан рядом.

– Я ходила во сне? – спросила она.

– Нет.

– Значит, просто ночной кошмар.

От Кристиана не укрылось прозвучавшее в ее голосе облегчение.

– Ты что-нибудь помнишь?

– Нет

Кристиан встал с кровати и прошлепал голым в ванную. Там он перебросил через плечо полотенце и смочил его конец холодной водой. Вернувшись к Дженни, он стер с ее лица видимые следы ночного кошмара. Его прикосновения были нежными, само его присутствие умиротворяло.

– У меня будет ребенок, Кристиан.

На лице Кристиана не дрогнул ни один мускул. Он вытер ее щеки, а потом бросил полотенце и тряпочку на пол.

– Ты ничего не хочешь сказать?

Он оперся на локоть. Его пальцы поглаживали ее щеку, а в глазах все так же стояли холодные бездонные озера синевы. Дженни вдруг поняла, почему он молчит.

– Ты знал, да? Скотт тебе сказал! А ведь обещал мне, что будет молчать!

– Нет, Скотт мне ничего не говорил. Почему ты не хотела, чтобы я знал? Боялась, что я буду настаивать на свадьбе? Может быть, даже насильно заставлю тебя выйти за меня замуж?

– Да.

– Но, как видишь, я этого не сделал. А узнал я почти тогда же, когда и вы со Скоттом.

– Да?

– Хм. Хочешь взглянуть на свой портрет, Дженни?

– Сейчас? Но ты же сказал, что он не закончен.

– Не закончен. Но и ты тоже не закончена. – Он усмехнулся и поднялся с кровати. – Похоже, понадобится еще шесть месяцев плюс-минус неделя. Правильно?

Дженни кивнула.

– Я так и думал.

Он поднял с пола полотенце и обмотал его вокруг бедер, потом подошел к мольберту и развернул его, сбросив простыню.

– Я предупреждал, что рисую тебя поправившейся.

Увидев портрет, Дженни тихо ахнула. У нее не было слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства, поэтому она просто благоговейно молчала.

У нее не было ощущения, что она смотрит на самое себя. В кресле-качалке спиной к окну сидела молодая женщина, явно беременная. Волосы ее окружал ореол света, а в лице, частично затененном, читалось полное умиротворение. Одна рука лежала на подлокотнике кресла, другая – на круглом животе. На женщине была простая батистовая сорочка – ни кружев, ни других украшений.

Простота этого одеяния выражала чистоту непорочности, поза женщины – грацию, а ее беременность говорила о земном и вечном. Мазки кисти Кристиана были мягкими, краски неуловимо переходили одна в другую, рассеивая свет, так что казалось, будто он идет с самого полотна, существуя независимо от солнца.

Кристиан внимательно следил за выражением лица Дженни. Он пристально вглядывался в ставшие родными глаза и знал, что ей понравилось. Накрыв мольберт, он опять повернул его к стене.

– Когда я взялся за этот портрет, то понял – в тебе что-то изменилось. Сначала я не мог даже понять, в чем дело… просто появилась какая-то разница. Потом картина начала обретать форму, и получалось, что моя рука творила совсем не то, что видели мои глаза. Когда я взглянул на свой эскиз… когда увидел… я понял, что это правда. После этого многое стало на свои места: и твоя тошнота, которую ты так старательно скрывала, и то, что ты похудела, и твои слезы.

– Мои обмороки, – добавила она.

– И это тоже. Господи, как же ты напугала меня в тот вечер! – Он вернулся к кровати и забрался под одеяло, которое она для него откинула. – Тогда ты и сама не знала, да?

Дженни покачала головой и смущенно улыбнулась.

– Я была так безнадежно невежественна, – она вздохнула, – Скотту надо было сразу мне сказать. Я очень обрадовалась, узнав, что со мной не происходит ничего страшного! Слезы пугали меня больше всего. Иногда они текли без всякой причины. Скотт сказал, что здесь нет ничего необычного и, когда мое тело привыкнет к беременности, я перестану лить воду, как прохудившийся чайник. – Дженни ласково провела пальцем по нижней губе Кристиана. – Мне нравится эта картина, Кристиан. Очень. Твоя работа делает честь и мне… и нашему ребенку.

Кристиан опустил голову и коснулся ее губ своими губами. Они разделили первые искры жара. Дженни раскрыла рот, и Кристиан перехватил ее вздох, приникнув к ее теплым сладким губам в нежном, пробующем поцелуе.

Она стянула через голову ночную рубашку. На мгновение ее смутил откровенный, почти бесстрастный, оценивающий взгляд, которым окинул Кристиан ее тело. Но вот в его глазах полыхнула страсть, и Дженни забыла про смущение. Какие уж там были изменения – реальные или воображаемые, – но он встретил их с одобрением. Она сняла полотенце с его бедер и осмотрела его с той же откровенностью. О да, здесь изменения были налицо!

Они почти не разговаривали. Слова были ни к чему – их тела говорили за них. Дженни достаточно было сделать движение, прильнуть к нему или выгнуть шею, и Кристиан уже знал, чего она хочет, и отвечал на ее желание прикосновением руки или поцелуем. Он с радостью встречал ее несмелые ласки. Ее губы, влажные и мягкие, как бархат, касались его тела, издавая при этом эротический сосущий звук.

Кристиан водил костяшками пальцев по нижней части ее грудей. Они были так чувствительны к малейшему его прикосновению, что эта медленная, нежная ласка превратилась в форму изощренной пытки, и Дженни запросила его губы. Он целовал ее соски, увлажняя их языком, а она зарывалась пальцами в его волосы, дыша все чаще и прерывистое.

Его губы вернулись к ее губам, и страстный поцелуй прервал ее короткие вздохи удовольствия. Отпустив его волосы, Дженни обняла его за плечи, потом прошлась пальцами вдоль спины. Он прогнулся и потерся об нее животом. Она тоже двигалась, поднимая бедра и чувствуя давление его горячей твердой плоти.

Дженни откинула пятками мешавшую простыню. Ей хотелось кожей чувствовать силу и крепость его ног. Они поменялись местами, теперь Дженни оказалась сверху. Она трогала губами его губы, подбородок, скользила поцелуями по шее и ключицам. Ее палец прошелся по контуру его грудных мышц, а губы нашли ямку пупка. Она погрузила туда свой влажный, щекочущий язык, почувствовав прерывистый вздох Кристиана. Она спускалась все ниже. И ниже. Услышав свое имя, произнесенное хриплым шепотом, Дженни с еще большим пылом взялась ублажать его ртом.

Сильные пальцы Кристиана впивались в матрас. Влажный жар ее рта распалял его чресла. Он терпел этот любовный натиск сколько мог, потом стащил ее с себя и заставил вынести полную меру такого же наслаждения, раздвинув ей ноги и лаская горячую, влажную плоть в центре ее возбуждения. Он поднял ее ноги и закинул себе на плечи. Дженни вонзила пятки ему в спину, опьяненная осторожными ласками Кристиана.

Она сдалась в плен его рук и губ, купаясь в лавине чувств и ощущений. Но здесь не было никакого принуждения: все, что давалось, давалось по доброй воле. Кристиан тоже не принадлежал себе, околдованный чарами Дженни.

Он вошел в нее, побуждаемый не словом, а взглядом. Невозможно было устоять против этих глаз, потемневших от желания и сделавшихся похожими на полированный оникс. Он застыл, ожидая, пока она приспособится к нему, а потом почти вынудил ее первой начать движение.

Дженни охотно приняла этот вызов. Она выгибалась под ним, и Кристиану ничего не оставалось, как отвечать. Он двигался медленно и осторожно, но вскоре продолжать в том же духе стало просто невозможно. Их желание требовало более коротких и сильных толчков, и хотя Кристиан хотел растянуть удовольствие как можно дольше – желательно до бесконечности, – все же ему пришлось подчиниться сильному, убыстряющемуся ритму, предварявшему конец любовного акта.

Дженни впилась руками в его плечи и закусила губу. Волна наслаждения дрожью прокатилась по ее телу. Сотрясаясь в экстазе, Кристиан приник к ее губам в жадном и жарком поцелуе. Они торопливо прошептали друг другу слова восторга, страсти и любви.

Потом говорить было не о чем. Они просто лежали, крепко прижавшись друг к другу. Рука Кристиана покоилась под мягкой пышной грудью Дженни, легкие пряди ее волос раздувались от его дыхания. Они одновременно перевели дух и вскоре уже крепко спали.

Проснувшись, они обнаружили, что занимаются любовью. Это было странное открытие. Их глаза, преисполненные сонным желанием, прояснились и округлились. Они обменялись испуганными взглядами.

– О Боже! – выдохнула Дженни.

Она ощущала глубоко в себе твердое свидетельство его желания.

– О Господи! – пробормотал Кристиан.

Он на мгновение закрыл глаза, стараясь не думать о том, как крепко она его держит.

– Прости, – сказал он и начал выходить из нее.

– Не стоит извиняться, – сказала она и удержала его ногами.

Вскоре она чуть расслабилась и невинно проговорила:

– Но если ты не хочешь…

Кристиан хмыкнул:

– Черта с два я не хочу!

– Хочешь пойти со мной? – спросил Кристиан. Подойдя к столу, он взял с подноса сладкую булочку и надкусил ее. Он не скрывал своего жуткого голода, как не скрывал и его причины. Это была его третья булочка.

Улыбнувшись, Дженни расправила на коленях льняную салфетку и налила себе в чашку чай. Было еще рано. За окном едва забрезжил серый рассвет.

– Я хотела остаться здесь и собрать вещи.

– Тебе придется побыть одной, ничего?

– Конечно, ничего, ведь это ненадолго. Ты же только возьмешь Джо с каретой и вернешься, – напомнила она Кристиану, – к тому же Беннингтоны не знают, где я. Вряд ли Стивен заявится сюда за то короткое время, пока тебя не будет. А если ты так волнуешься, то можешь и не ехать, а послать кого-нибудь в дом Маршаллов с запиской.

– Я думал об этом, – признался Кристиан, – но я еду не только за каретой. Мне надо взять кое-что с чердака. Я должен сделать это сам.

– С чердака? Что тебе там могло понадобиться?

– Шляпные коробки, – он отправил в рот последний кусок булки, встал и чмокнул Дженни в щеку. – Не укладывай свои химикаты, ванночки и бумагу, – велел он, надевая пальто, – все это пригодится нам здесь, чтобы быстро проявить снимки. Треноги, фотоаппараты и стеклянные пластинки можно перевозить в дом Маршаллов.

– Не понимаю. Как же мы сделаем снимки без фотоаппарата?

– Фотоаппарат у нас будет, – сказал он, открывая дверь, и подмигнул Дженни, – только несколько необычный.

– Разбойник! – бросила Дженни через плечо. – Тебе нравится мучить меня загадками. Не уйдешь, пока не скажешь, что ты задумал!

– Я вернусь примерно через час, – сказал Кристиан, – посмотрим, успеешь ли ты отгадать.

Он захлопнул дверь, но и в коридоре до него долетал поток цветистой брани, который изливала ему на голову Дженни. «А она, оказывается, может быть весьма изобретательна в выражениях!» – подумал Кристиан и рассмеялся.

Дженни поставила чашку и швырнула салфетку на поднос.

– Смейся, смейся, мистер Маршалл! – проворчала она. – Но когда ты вернешься, у меня будет ответ. Вот увидишь!

Дженни встала, закатала рукава своего строгого серо-голубого платья и пошла готовить темную комнату. Но не успела она пройти и нескольких шагов, как в дверь номера постучали.

– Ха! – воскликнула она, заметив ключ Кристиана на столе возле подноса. – Вообще-то не стоило бы тебя впускать!

Она взяла ключ, собираясь подразнить им Кристиана, а может, и заставить взамен раскрыть тайну шляпных коробок. Чуть приоткрыв дверь, она спросила:

– Ты что-то забыл?

Джон Тодд протиснулся в номер. Дженни не могла с ним тягаться ни в скорости, ни в силе. Захваченная врасплох, она попыталась крикнуть, но из горла вылетел лишь сдавленный хрип. Она не надеялась, что кто-то его услышит. Джон Тодд приложил к ее рту и носу платок, смоченный хлороформом, и только тут Дженни узнала своего противника. Теряя сознание, она вспомнила эти глаза. Они так же высокомерно оглядывали ее сквозь решетку двери «салона» Амалии.

Кристиан стоял перед дверью 212-го номера и хлопал себя по карманам.

– Я забыл ключ, Джо.

– А может, открыто? – предположил Джо.

Он бросил на пол ремень, за который тащил большую соломенную корзину, и, подойдя к Кристиану, толкнул дверь.

– Я же говорил!

– Хм. Странно. – Кристиан открыл дверь пошире. – Дженни, я пришел! Заноси корзину, Джо. Поставь в фотостудии. Мы достанем шляпные коробки попозже. – Кристиан заглянул в спальню:

– Дженни?

Дверь в ванную была закрыта. Он подошел и легко постучал. Ответа не последовало. Кристиан открыл дверь – Дженни там не было. Не было ее и в гардеробной.

– Джо, она в студии?

– Нет, сэр, – крикнул Джо, – и в палатке ее тоже нет.

Кристиан вернулся в гостиную, вскоре к нему подошел Джо.

– Черт возьми, куда она могла деться? – растерянно спросил Кристиан.

Худой жилистый Джо переминался с ноги на ногу и покручивал кончик усов, ожидая распоряжений.

Кристиан зашел в студию, огляделся, потом еще раз проверил спальню.

– Она даже не собрала вещи, – сказал он, озадаченно приглаживая волосы.

Взглянув на вешалку, он увидел на медном крючке плащ Дженни.

– Одежда на месте, значит, она где-то в отеле. – Это его успокоило. – Мы можем пока начать собирать вещи. Она, наверное, скоро придет.

Но прошло полчаса, а Дженни все не появлялась. Кристиан послал Джо искать ее в ресторане и в читальном зале, а сам пошел расспросить портье. Оба вернулись в номер ни с чем.

Переступив порог, Джо нагнулся и поднял с пола какой-то лоскутик. Он увидел вышитые в уголке буквы «Дж.» и протянул носовой платок Кристиану.

– Это не мои кружева, – сказал он, – видимо, Дженни обронила.

Кристиан мельком взглянул на платочек и сунул его в карман жилета. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но вдруг нахмурился. Медленно вытянув лоскут из кармана, он переводил глаза с платка на своего грума и обратно.

– Дженни на самом деле вовсе не Дженни. Ты же слышал, что она говорила вчера вечером. Ее настоящее имя – Кэролайн Ван Дайк. Это не ее платок.

Джо не совсем понимал, к чему клонит Кристиан.

– Но и не мой, сэр. Я не увлекаюсь кружевами, да и духи тоже не в моем вкусе.

– Резкий запах, правда?

– Да какой там резкий – вонючий!

Кристиан усмехнулся и поднес платок к носу. Веселость его сразу же испарилась.

– Это не духи, Джо. Это хлороформ.

– Сэр?

– Хлороформ. Вещество, которым хирурги усыпляют больных перед операцией.

– Вы уверены?

– Я немало нанюхался этой гадости во время войны.

Кристиан опять убрал платок, но на этот раз в карман брюк.

– Что это значит, мистер Маршалл?

Но Джо и сам знал ответ. Дженни пропала. Он содрогнулся, увидев огонь ярости в глазах Кристиана, и понял – владелец этого платка не жилец на этом свете.

Кристиан нашел ключ Дженни. Джо вышел в коридор и подождал, пока он запрет номер. Они вместе спустились вниз и подошли к портье. На первых попавшихся клочках бумаги Кристиан быстро набросал портреты четырех мужчин. Портье узнал обоих Беннингтонов, но лишь потому, что они иногда заходили в отель обедать или на ленч. Уилтона Рейли он тоже узнал и поклялся, что не видел этого человека уже несколько месяцев. Портрет Лайама О'Шиа ни о чем ему не сказал.

Обескураженный Кристиан поблагодарил мужчину за помощь, выхватил рисунки и сунул их в карман. Он сделал знак Джо, чтобы тот следовал за ним, и вышел на улицу. Оба сели в карету и несколько минут сидели в полной растерянности.

– Что-то я не пойму, мистер Маршалл, – сказал Джо, – если никто из этих людей ее не похищал, то кто же тогда это сделал? И как им удалось выйти с ней из отеля?

– Понятно, что через вестибюль они не выходили. Я думаю, они спустились по служебной лестнице и вышли через черный ход. Что касается другого вопроса… Не имею понятия, кто похитил Дженни, но мне кажется, за этим стоят Беннингтоны.

– Значит, мы едем туда? К Беннингтонам?

Кристиан мрачно кивнул.

– Начнем оттуда, – сказал он, – клянусь тебе, Джо, если они с ней что-то сделали, я…

Он оставил свою угрозу недосказанной, предоставив Джо Минзу закончить ее в своем воображении.

Кокетливая горничная вела Кристиана в гостиную особняка Беннингтонов. Он обратил внимание на ее странное беспокойство и, заметив отсутствие Уилтона Рейли, спросил, где дворецкий. Кристиан без удивления обнаружил, что оба его наблюдения связаны между собой. По словам горничной, Уилтона Рейли уволили вчера вечером.

– Он уже съехал? – спросил Кристиан.

– Нет, сэр. Он укладывает вещи.

– Попросите его подождать меня в моем экипаже.

Помощь Рейли могла ему пригодиться. Дженни доверяла этому человеку, и Кристиан понимал, что ничего плохого не случится, если он доверится ее другу.

– У меня есть для него работа, – сказал он. Горничная удивленно раскрыла рот и выпучила глаза.

Какой счастливый поворот событий, думала она, едва осмеливаясь верить своим ушам. Теперь Беннингтоны получат за то, как они распекали вчера бедного мистера Рейли!

– Слушаю… слушаю, сэр!

Она открыла дверь в гостиную, от волнения забыв объявить о приходе Кристиана.

Он уверенно вошел в комнату.

– Можете не вставать! – сказал он двум вздрогнувшим мужчинам. – Ты торопишься в банк, Вильям, и я не буду тебя задерживать. Скажи мне, где Дженни… где Кэролайн, и я оставлю тебя в покое.

Первым отреагировал Стивен. Он отшвырнул газету и воинственно вздернул подбородок.

– Убирайся отсюда, Маршалл! – сказал он, вставая.

Кристиан не двигался, и Стивен позвал дворецкого:

– Рейли! Проводи этого человека…

– Он у вас не работает, – спокойно напомнил Кристиан.

– Что?

– Горничная сказала мне, что вы уволили мистера Рейли. Ты что, забыл?

Да, он забыл. Покраснев от смущения, Стивен угрожающе шагнул к Кристиану:

– Я сам тебя выведу.

Губы Кристиана скривились в насмешке.

– Выведешь или вышвырнешь?

Вильям Беннингтон стукнул вилкой по тарелке.

– Сядь, Стивен! – рявкнул он, раздраженный поведением сына. – В чем дело, Маршалл?

– Я уже сказал – мне надо только знать, где Кэролайн.

– Она ушла от тебя? – спросил Вильям. – Когда Стивен увидел ее вчера вечером, ему показалось, что она несчастлива. Да, у Кэролайн есть такая странная манера – уходить не попрощавшись.

– Ты отлично знаешь, черт возьми, что она ушла от меня не по собственной воле. Что ты с ней сделал, Беннингтон? Я хочу вернуть Дженни.

– Дженни? Ах да! Стивен говорил, что она так себя называет.

Вильям налил себе чаю, взял графин и плеснул в чашку немного виски. Весь его вид выражал полное равнодушие к вопросам и тревогам Кристиана. Он поудобнее устроился в кресле и окинул Кристиана совершенно непроницаемым взглядом.

– Мой сын сказал еще, что ты якобы на ней женился. Даже если это так, в чем я сильно сомневаюсь, брак этот можно аннулировать. Рассудок Кэролайн находится в таком состоянии, что она не может отвечать за свои действия.

Уверенности у Кристиана несколько поубавилось, но виду он не подал. Его сбило с толку поведение Вильяма. Он ожидал совсем другого. А может, он ошибся и Вильям непричастен к похищению Дженни?

– Я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать мою женитьбу, – холодно бросил он.

– Мне плевать, зачем ты сюда пришел, – сказал Вильям. На его породистом лице с хищными резкими чертами мрачно сверкали кобальтово-синие глаза. – Если уж быть откровенным до конца, я сегодня как раз собирался заехать к тебе и забрать Кэролайн домой. Ты избавил меня от этого визита. – Он поставил на стол свою чашку. – Не знаю, чем тебя заинтересовала Кэролайн. Не знаю даже, как пересеклись ваши пути. По правде говоря, мне до этого нет никакого дела. Но должен тебе сказать, что твои отношения с моей падчерицей подошли к концу. Она очень слаба, Маршалл, и опасно неуравновешенна. У меня есть врачи, которые подтвердят мои слова. Если она ушла от тебя, считай, что тебе повезло, и предоставь ее поиски Стивену и мне.

Кристиан пропустил мимо ушей все сказанное Вильямом.

– Мне надо обыскать дом и участок, – заявил он, – и я сделаю это независимо от того, разрешите вы мне или нет. Я должен найти Дженни, и я ее найду.

Стивен взглянул на отца. Неужели Вильям позволит Кристиану привести в исполнение свою возмутительную угрозу?

– Отец?

Вильям пожал плечами.

– Он явно такой же неуравновешенный, как и она, – сказал он. – Что ж, Маршалл, обыскивай, если хочешь! Надеюсь только, у тебя не будет неприятностей, когда здесь появится полиция.

Из открытых дверей донесся голос Уилтона Рейли:

– Вам нет необходимости вызывать полицию, мистер Беннингтон. Мы с мистером Маршаллом сейчас уйдем.

Кристиан посмотрел через плечо и увидел дворецкого.

– Я сказал горничной – если вам нужна работа, ждите в экипаже, – сказал он, – здесь вы мне не нужны.

– Подонок! – процедил Стивен сквозь зубы, с ненавистью глядя на Рейли. – Вы с ним друг друга стоите, Маршалл!

Рейли оставил без внимания слова Стивена и со спокойным достоинством обратился к Кристиану:

– Мисс Ван Дайк здесь нет, сэр. Если бы она была в доме, я бы знал. Более того, ни мистер Вильям, ни Стивен не знают, где она. Вот почему меня и уволили – я им ничего не сказал.

Огонек надежды вспыхнул и тут же погас в душе Кристиана. Он понял, что Рейли не знает, где находится Дженни. Он знал только, где она была раньше.

– Отлично. – Он резко развернулся:

– Идемте, поговорим в экипаже.

– Что все это значит, Стивен? – сурово спросил Вильям, когда Кристиан и Рейли ушли. – Ты мне все рассказал о вчерашней встрече на озере?

Лицо Стивена потемнело от гнева. Он не ребенок, чтобы его отчитывали!

– Ты думаешь, я знаю, где Кэролайн. Вот почему ты так разговаривал с Маршаллом – ты меня выгораживал. Зря старался, черт возьми! Я понятия не имею, куда она пропала, и не нуждаюсь в твоем покровительстве!

– Тебе надо было проследить за ними, когда они уехали из парка.

– И оставить Сильвию в доме на набережной? К тому же, как я уже говорил, потом я заехал в дом Маршаллов, но ни Кристиана, ни Кэролайн там не было.

– Так сказала экономка, – фыркнул Вильям, – и ты ей веришь?

– Я видел, как к дому подъехала карета, – напомнил Стивен отцу, – извозчик был один. Откуда я мог знать, что, покинув парк, они не вернутся в дом Маршаллов?

– Ну конечно, ты не мог! Скажи мне, Стивен, а что ты вообще можешь? Ты можешь хотя бы понять, в каком мы с тобой оказались положении? Маршалл думает, что Кэролайн у нас, но мы-то знаем, что это не так. Она опять пропала, и это сулит нам большие неприятности. Черт возьми, Стивен, Кэролайн Ван Дайк может разрушить все наши планы! Кто знает, что она уже успела наплести Маршаллу?

– Не забывай, что она сумасшедшая. Ты же сам сказал: у нас есть врачи, которые это подтвердят. Морган и Гленн засвидетельствуют ее невменяемость, и никто не станет слушать ее бредни. Ты преувеличиваешь опасность, отец.

Вильям покачал головой:

– Я хочу найти ее и упрятать туда, откуда она уже не сможет убежать и где никто не услышит ее обвинений. Только тогда я успокоюсь. – Вильям встал и подался вперед. Упершись руками в стол, он вперился в сына тяжелым взглядом. – Позаботься об этом, Стивен. Ты меня понял? Я хочу, чтобы ты это взял на себя. Если надо, найми помощника, но ради Бога, сделай что-нибудь!

– А когда я ее найду? Что тогда?

– Ты что, не слышал? Я же сказал – мы опять отправим ее в больницу. – Вильям увидел, как сын небрежно пожал плечами. – У тебя есть возражения?

– Да нет. Но ты сам сказал, что Кэролайн очень опасна. Не понимаю, почему бы не решить эту проблему раз и навсегда.

– Раз и навсегда? – переспросил Вильям.

Стивен в ответ лишь слегка приподнял брови, продолжая в упор смотреть на отца.

Вильям так же прямо встретил его взгляд и наконец сказал:

– Действуй по своему усмотрению.

Он оттолкнулся от стола и вышел из комнаты. Стивен проводил отца глазами и, как только он ушел, извлек из кармана визитную карточку. На одной стороне витиеватым росчерком было выгравировано имя Амалии Чазэм. Он перевернул карточку. Почерк был четким, отрывистым – ни капли чернил не потрачено на лишнюю завитушку. Эта карточка пришла в строгом белом конверте. По словам горничной, кто-то подсунул его под парадную дверь.

Стивен перечел послание дважды. «Действуй на свое усмотрение», – сказал отец. И он начал действовать. По своему усмотрению он скрыл от отца эту записку, по своему же усмотрению ничего не сказал Кристиану Маршаллу. «Позаботься об этом», – сказал отец. И он позаботится. Возможно, ему удастся заключить с Амалией Чазэм взаимовыгодную сделку. У нее есть Кэролайн Ван Дайк, а у него есть доступ к таким деньгам, которые Амалии и не снились.