Глава 9

Полночи ворочаться в кровати, обдумывая прошедший день? Это обо мне, да.

Чёрт бы побрал этих Потоцких с их семейными скелетами в шкафу. Я какого-то лешего прониклась словами, приняла всё слишком близко к сердцу.

Поняв, что заснуть не получится, встаю со смятых простыней и босая иду в кухню. Включаю электрический чайник, жду, когда закипит.

Чайную ложку кофе с горкой бросаю прямо в чашку. Не люблю такой. Это из разряда: попил, поел и поплевался, но варить в турке сейчас мне не хочется.

Пока чайник старается, я усаживаюсь на мягком уголке.

Телефон в одной руке, айкос — во второй. Врубаю на плеере любимую Краймбрери. Как назло, попадается трек:

“Смотри, какими мы счастливыми можем быть.

Смотри, как круто танцуем.

Смотри, какие друзья.

И все обиды некрасивые не пережить.

С тобой нам просто нельзя.

Иначе всё это зря”.

Подпеваю.

Ага, всё это зря. И нельзя — тоже про нас.

Телефон коротко пиликает, на экране светится белый конверт. Открываю мессенджер.

Улыбаюсь. Ему тоже не спится.

И почему я не вырубила на мобильном интернет? Так бы не высветилось, что я онлайн.

Д: “Не спишь?”.

Я: ”Нет”.

Д: “Что делаешь?”

Я: “Кофе пью”.

Д: “Я тоже хочу кофе”.

Много хочешь, мало получишь. Быстро печатаю ответ, что кофе закончился.

Д: “Я со своим приеду”.

Ага, приедешь… когда-нибудь в следующей жизни.

Я: “Не надо”.

Д: “Говорил же, динамщица”.

Вместо текста присылаю ему смайлик в виде злого чёртика и выключаю интернет. Пофиг. Мне на него пофиг, да. Обломится ко мне приезжать.

Чайник вырубается. А мне уже что-то кофе перехотелось.

На часах четыре часа утра. Люблю свою работу, я приду сюда в субботу и, конечно, в воскресенье…

Короче, заснуть всё равно не получится. А на работе я точно найду чем заняться.

Контрастный душ бодрит. Быстро одеваюсь в джинсы и чёрную майку. Волосы собираю в высокий хвост на затылке. Вызвав такси, сую наушники в уши. Слушаю свою Краймбрери. Обожаю её голос, а особенно тексты. Говорят, она пишет их сама. Если это так, то мы с ней очень похожи. Обе не очень счастливые, но талантливые.

Такси приезжает раньше, чем я успеваю выйти из подъезда.

— Здрасьте, на Химиков отвезите.

Таксист кивает, трёт уже сонные глаза. Всё понятно, он после ночной смены мечтает поскорее добраться домой, а я вот бегу из дому, не спав всю ночь. Странная я, да. Наверное, поэтому мужики от меня шарахаются. Им нужно, чтоб всё было просто и понятно, а не такие сложные с кучей тараканов в башке как я.

Встретить рассвет на заднем сиденье в такси могло быть романтичным, если бы было с кем. Молчаливый дядька за рулём — такая себе компания. Но падать духом я не собираюсь.

Телефон в руке. Камера включена. Навожу фокус и жму на кружок, снимаю рассвет. Красиво.

Публикую пост со свежей фоткой в Инсте, подписываю: “Доброе утро — это не время суток, это состояние души”. Довольная собой, прячу мобильный в сумку. Из кошелька достаю купюры, передаю их уставшему таксисту.

Люблю приходить на работу раньше всех. Вдохнуть запах фотостудии, закрыть глаза, и минуту ощущать себя счастливой — да, пожалуй, стоило год назад рискнуть, поставить на кон всё, занять кучу бабла и открыть своё любимое дело.

Врубив в помещении свет, включаю технику. Принтеры шумят, процессоры на компах гудят. Всё так привычно и по родному.

Но с работой не складывается. Зато я быстро нахожу себе занятие, вооружившись ведром воды и шваброй. Сто квадратов начищаю до блеска. Затем вытираю на всей мебели пыль. Перехожу к витрине и каждую фоторамку — мягкой тряпочкой, чтоб тоже не пылинки. К восьми утра у меня всё блестит.

Сделав кофе, устраиваюсь за ноутом. Обрабатываю фото на документы, которые вчера девочки приняли на сегодня. На фоне играет музыка. Я почти счастлива.

— Анастасия Александровна? — удивляется Лида, переступив порог студии.

— Ага, она самая. Привет.

— Доброе утро, а чего в такую рань? Случилось что-то?

— Да нет, всё нормально, — улыбаюсь по привычке, отвлекаюсь ненадолго от фотошопа, чтоб посмотреть на Лиду: — А ты чего такая красивая? Даже волосы накрутила.

— А у меня день рождения!

— Серьёзно? И ты не сказала заранее? — Лида застенчиво пожимает плечами.

А я уже срываюсь с места и спешу обнять именинницу.

— Извини, что без подарка. Я в обед пиццу притащу, отметим.

***

В обед, как и обещала Лиде, заказываю пиццу. Решаю поехать за ней сама, заодно заскочу в торговый центр и куплю подарок.

Поднявшись на эскалаторе, ступаю на второй этаж “Ривки” и топаю в любимый бутик с женской одеждой. Долго выбираю. Останавливаюсь на белом топе и летней рубашке из белой джинсовой ткани. Заодно и себе присматриваю пару шмоток. Оплатив всё на кассе, иду в пиццерию.

В пиццерии называю волшебные циферки — номер своего мобильного. Пока прикладываю мобильный к терминалу, меня с ног едва не сбивает один пухляш — темноволосый мальчонка с кудряшками, лет двух.

— Саша, сынок. Стой! Ты куда?

Мужской голос пробирает до дрожи. Я не успеваю сообразить.

Обхватив мою ногу, мальчонка прячется от своего отца за мной.

— Вот ты где. Ну проказник, — склонившись, отец берёт Сашу за руку. Выпрямляется: — Вы нас извините, пожалуй…

Как дура смотрю на него и улыбаюсь. Головой качаю. Нет, ни хрена не извиняю, форсмажорный ты мой.

Виновато опустив взгляд, Санёк говорит кудрявому пухляшу, чтоб он шёл к маме. Провожаю взглядом ребёнка. Забавная картина: мама, папа и двое деток пришли в пиццерию.

А я… Я же просто Настька-фотограф, со мной так можно, да. Любовь и золотые горы никто не обещал.

Почесав затылок, Санёк стреляет в меня глазами. Думает, чтоб сочинить такого правдоподобного, чтоб и на этот раз прокатило. А я похлопываю его по плечу.


— Да всё нормально, Саш. Иди к семье, а то неудобно как-то.

— Насть, нет. Всё не так. Ты неправильно поняла.

— Это уже неважно, — беру коробки с пиццей, но Санёк преграждает дорогу. Ну что ещё?

— Насть, это моя бывшая жена.

— Дети тоже бывшие?

— Нет, дети нынешние. Блин… заговорила. Мои дети от бывшей жены.

— Я поняла, Саш. Иди. Тебя ждут. Бывшая жена и небывшие дети.

— Я тебе потом позвоню и всё объясню, ладно? Развернувшись, иду на выход. Ну попробуй, может, дозвонишься, если у меня будет хорошее настроение.

***

Пересчитав всю валюту, звоню Потоцкому на мобильный, говорю, что хочу вернуть долг.

— Тебе деньги на карту скинуть или отдать наличкой?

Закусив губу, жду ответа. Сердце глухо тарабанит по всей грудной клетке. Если сейчас скажет наличкой, то нам придётся увидеться. Хочу ли я это? Где-то одна половина меня протестует, а вторая… Ой, её даже слушать не хочется. Она такая вредная и на меня совсем непохожа.

— Я тебе как деньги давал?

— Наличкой. Значит, хочешь бумажные, шелестящие, да?

— Угу, скину адрес куда привезти.

Потоцкий кладёт трубку раньше, чем я успеваю с ним попрощаться. Странный какой-то, совсем неразговорчивый. Может, случилось что-то?

От тревожных мыслей, моментально вспыхнувших в голове, хочется отряхнуться как от налипшей шерсти на чёрные брюки. Я не буду за него переживать, даже если что-то там и случилось.

На мобильный приходит сообщение. Похоже на домашний адрес. Время восемь вечера. Если я поеду на такси, то уже сегодня смогу закрыть все вопросы с долгом, а затем вернуться домой и немного отпраздновать, что я такая вся молодец, вернула деньги даже раньше, чем планировала.

Без грамма косметики на лице, в обычных джинсах и майке собираюсь выйти из дома, но меня тянет к шкафу переодеться. Не загоняюсь. Не пытаюсь рыться в своей голове: почему не хочется появляться перед Потоцким в своём привычном виде. Я же девочка, да. Априори должна быть красивой, даже когда просто иду в магазин за хлебом.

Вдруг по дороге куда-нибудь я встречу того единственного и буду вся такая не при параде? Он же тогда мимо пройдёт, не поймёт, что всю жизнь искал именно меня. Похоже на бред? Ой да пофиг как-то. Зато жирные тараканы в моей голове выстроились в ряд и аплодируют стоя.

Красивый комплект белья с кружевом. Юбка покороче. Облегающий топ. Волосы свободно лежат на плечах.

Макияж делаю за минуту: выравниваю тон любимым СС-кремом, на скулы немного румян, стрелки на верхнее веко и на губы ярко-красную помаду. Ну вот же. Красавица. Как в такую не влюбиться?

Вызываю такси. Пока жду его на улице, прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Ух… как волнительно. Сегодня точно случится что-то хорошее. Не может же моя чуйка так нагло врать.

Такси привозит в новый район из современных многоэтажек. Я здесь впервые.

Рассчитавшись за поездку, выхожу из машины и уверенным шагом двигаюсь к подъезду. На домофоне нажимаю номер квартиры. Жду пару секунд, и дверь в подъезд открывается.

Пока еду лифтом на шестнадцатый этаж, успеваю сделать несколько селфи в кабинке и опубликовать в Инсте пост: “Будь счастлив в этот миг. Этот миг и есть твоя жизнь. Омар Хайям”.

Сейчас я счастлива, да. Потому что отдаю деньги, которые брала взаймы год назад. Это значит, что всё было не зря. Я потянула руки к солнцу, приблизилась к своей мечте вплотную, и не обожглась. А ведь могла всю жизнь прожить серо и скучно: мечтая, но боясь рискнуть, как живут большинство людей. Очень горжусь своей смелостью и решительностью. Пока другие ходят на нелюбимую работу, живя от зарплаты до зарплаты, я кайфую. У меня есть моя студия. Моё детище. Любовь всей жизни, если не больше.

Замерев напротив квартиры с номером семьдесят восемь, заношу кулак. Стучу. Можно было позвонить в звонок, но я не знаю: работает он или нет.

Щёлкает замок, дверь приоткрывается и голос Дани: “Входи”.

Трусливо потянув ручку двери на себя, вхожу в квартиру. Ещё на пороге в глаза бросается роскошная обстановка. Взгляд устремляется на лестницу. Двухуровневая квартира? Весьма круто, да.

— Дань, ты здесь? Я деньги принесла, — кричу, и мой голос разносится эхом.

Переминаясь с ноги на ногу, осматриваюсь.

Квартира только-только после ремонта. Мебели минимум, зато всё остальное просто в идеале. Паркетный пол. Стены отделаны декоративной штукатуркой, рисунок такой интересный — что-то дизайнерское. Многоуровневый подвесной потолок с матовой поверхностью.

Занятая разглядыванием интерьера, не замечаю приблизившегося Потоцкого.

— Кофе будешь? — спрашивает он, а я от неожиданности едва не хватаюсь за сердце.

Даня усмехается, видя мою реакцию. А я глаз не могу оторвать от его нагого по пояс тела. Чёрт бы его побрал… Нельзя же быть таким идеальным в свои тридцать два? Мог бы за десять лет, что мы знакомы, хоть немного разжиреть, наесть себе пивной живот, а не усердно трудиться в спортзале, оттачивая каждую мышцу.

— А это что? — хмурюсь, наткнувшись взглядом на перевязанную белым бинтом руку: начиная от запястья и заканчивая пальцами.

— Ерунда.

Развернувшись, Потоцкий медленно движется вглубь квартиры. У меня не остаётся другого выбора, как быстро снять босоножки и последовать за Данилом.

— Как это ерунда? — рассуждаю вдогонку, но Данил едва может слышать — он-то уже давно скрылся из виду.

Попадаю в кухню. Потоцкий повёрнутый ко мне спиной, колдует возле кофейной машины. Глядя на перекатывающиеся по спине мышцы, я невольно сглатываю. Интересно: на ощупь они такие же твёрдые как кажутся?

Данил резко оборачивается, застаёт меня врасплох. А я вся такая не при делах руки прячу за спиной, пальцы сцепляю между собой в замок.

— Красивая. У тебя сегодня свидание? — его глаза стреляют в меня без остановки, заставляют смущаться.

— Нет, просто захотелось сделать красивую фотку в "Инсте". Ради неё пришлось постараться.


Данил понимающе кивает.

— Тебе без сахара и молока как всегда?

— Я же не сказала, что хочу кофе.

— Но ты сейчас здесь. Пришла по собственной воле, — многозначительный взгляд, одна бровь немного приподнята.

— Хм… а мы сейчас точно про кофе?

Данил улыбается, на левой щеке, как обычно, выступает ямочка:

— Настя, Настя…

— Что?

— Ничего.

Продолжает улыбаться Потоцкий, думая о чём-то своём, а мне так любопытно покопаться в его мыслях: ну вот о чём могут думать мужики, глядя на женщину так пристально, да ещё вооружившись своей фирменной улыбкой.

Через минуту Данил ставит на стол две чашки с кофе, одну подвигает ко мне. Будто только что вспомнив, зачем пришла, я достаю из сумочки внушительной толщины белый конверт, передаю его Данилу.

— Пересчитывать не будешь? — в ответ он качает головой, я всё не унимаюсь: — А вдруг я тебе недодала пару сотен или подсунула фальшивые? Не боишься?

— Нет.

— Почему?

— Доверяю.

— Я бы на твоём месте так сильно не доверяла людям. Как говорится, дружба дружбой, а горшки врозь.

Данил загадочно молчит. И вместо ответа поднимается со стула, идёт прямо на меня.

У меня всё внутри сжимается до размера микрокрокодила, пока не понимаю, что Потоцкий просто хотел закрыть в кухне дверь и включить вытяжку, чтоб закурить. Курит он, в отличие от меня, обычные толстые сигареты, всё тот же "Парламент", что и десять лет назад.

Застыв напротив окна, Данил нажимает на кнопку зажигалки. Закуривает.

— Ты так и не сказал, что у тебя с рукой, — не знаю: почему я к нему так прицепилась, это же не моё дело как бы.

— Подрался.

— Решил вспомнить старые добрые времена?

— Пришлось.

— Ты какой-то неразговорчивый сегодня. Что-то случилось, Дань?

Повернув голову в мою сторону, Данил смотрит на меня в упор. А я не могу на него не смотреть, хоть и смущаюсь. Он будто специально с голым торсом. Все мысли мои путает, даже тараканы заткнулись, разбежавшись по разным углам.

— Бабушка умерла, — тихо говорит он и взгляд возвращает на окно.

Два слова пронизывают меня насквозь. Я знаю, что значит для Данила его бабушка. Она — всё, что у него было. Она заменила ему отца и мать.

Чувствуя, что должна хоть как-то поддержать, я встаю со стула и подхожу к Дане. Трусливо кладу руки на его плечи. Поглаживаю. А у самой россыпь мурашек по всей спине. Мы так близко друг к другу.

— Мне очень жаль.

Он молчит. После моих слов напрягается ещё больше

— Если нужно, ты можешь рассчитывать на мою помощь.

Данил тихо вздыхает. Сигарету тушит в пепельнице.

— Бабушку ещё не похоронили, а та сука пришла со своим ёбарем за документами на недвижимость. Весь дом перерыли.

Сука — это он про свою непутёвую мать, которая бросила его, когда Данилу было всего двенадцать. Отец Дани умер за несколько лет до этого при исполнении служебных обязанностей. Он у него работал в полиции.

— Не надо так про неё. Она же мама.

Резко повернувшись ко мне лицом, Данил впивается в меня рассерженным взглядом. В его глазах столько злости и ненависти, он будто не на меня сейчас смотрит, а на неё.

— Она не мать. Мать в жизни не бросит своего ребёнка ради кого-то члена, — чеканит каждое слово, а мне передаётся его боль. Хочется как-то её разделить пополам, но как?

Молчу. Киваю.

Да что я могу сказать такого, что его успокоит? Все слова будут неправильными. Эта женщина сделала Данилу очень больно. Боль до сих пор живёт в его сердце, будто это было вчера. Детская психотравма никуда не исчезла, вряд ли исчезнет когда-нибудь.

Я не знаю, чем ему помочь. Наверное, самое лучшее — сейчас просто уйти.

— Дань, я пойду, — не дождавшись ответа, разворачиваюсь, но на запястье смыкаются пальцы.

— Останься, пожалуйста, — просит он.

Сгребает меня в охапку со спины. К своему торсу прижимает.

Я дышу рвано. Сердце срывается на галоп. А он губами прижимается к моей шее, целует изгиб. Шепчет, что я нужна ему. Очень-очень нужна.

Загрузка...