Джессика Хэйуорд сошла с тренажера в кабинете, примыкающем к большой спальне, и накинула на плечи полотенце. Одетая в тонкие белые шорты и облегающий красно-белый топ, она направилась в спальню, испытывая прилив энергии, беспокойство и тоску одиночества. Ее муж должен был вернуться домой только на следующий день, но даже будь он здесь, он не смог бы дать Джессике то, о чем она мечтала.
Она жаждала секса – бурного, грубого, захватывающего, требовательного, страстного секса, а не вялого, вежливого и предсказуемого акта, который Чарльз называл «занятием любовью». Джессике хотелось отнюдь не любви, а безумия – и не с Чарльзом…
Она мечтала о Коуле.
Досадуя на собственное неукротимое влечение к надменному, грубому, неотесанному служащему, Джессика подошла к бару, встроенному в шкаф, и вытащила из холодильника бутылку дорогого шардонне. Затем она наполнила бокал с золотым ободком, неторопливо добрела до окна и уставилась на лужайку за домом и конюшню, видневшуюся слева. Закрыв глаза, она воскресила в памяти облик Коула – его широкие плечи, бугрящиеся мускулами, кожу, по которой струился пот, пока он входил в нее с неистовой силой. Такую силу Джессика предпочитала всему остальному.
От соблазнительных воспоминаний у нее невольно напряглись бедра, и она залпом осушила бокал, отвернувшись от окна. Стащив с шеи полотенце, Джессика помедлила – настолько, чтобы успеть вытереть волосы, а затем взяла бутылку вина, еще один бокал и вышла из спальни.
Дверь комнаты дочери была закрыта, но в щель у пола пробивалась полоска света, и Джессика крадучись прошла по коридору к задней лестнице.
Стояла жаркая и душная ночь, напоенная острым ароматом гардений, цветущих на клумбах. На плиты дорожки, ведущей к конюшне, падал лунный свет, но Джессика не заблудилась бы даже в кромешной темноте – слишком уж часто она совершала такое путешествие в мечтах и наяву. Балансируя с бутылкой и двумя бокалами, она скользнула в боковую дверь конюшни, блаженно вздохнув, когда волна воздуха, разгоняемого кондиционером, коснулась ее влажной кожи.
Не удосужившись включить в коридоре верхний свет, она бесшумно завернула за угол и остановилась перед дверью комнаты, с наслаждением наблюдая, как Коул стащил через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Мягкий отблеск лампы, стоявшей на письменном столе, играл на перекатывающихся мускулах его плеч и спины, и когда Коул потянулся к поясу джинсов, у Джессики участилось дыхание.
Возможно, этот чуть слышный звук насторожил Коула, поскольку он резко обернулся и устремил на женщину взгляд, в котором тревога сменилась раздражением.
– Черт, как ты меня напугала, Джессика!
Подняв бутылку и бокалы, Джессика вошла в комнату как в свою собственную – впрочем, комната действительно принадлежала ей.
– Я увидела в твоем окне свет и, поскольку, похоже, заснуть сегодня не удастся никому из нас, решила поделиться с тобой вот этим…
– Честно говоря, я устал и вряд ли буду страдать бессонницей.
– Незачем так сразу давать мне отпор, – заявила Джессика, присаживаясь на край стола. Она забросила ногу на ногу и покачала сандалией, повисшей на кончиках пальцев с ярко-красными ногтями. – Мы не виделись целую вечность – вот я и решила нанести тебе визит, – добавила она, поворачиваясь и наполняя оба бокала.
– И это все? – саркастически переспросил Коул, созерцая тесный и не слишком скромный топ, откровенные шорты и призывную улыбку. Он решительно протянул руку за рубашкой, но Джессика покачала головой, а ее улыбка стала жесткой и решительной.
– Не надо одеваться, дорогой. Мне нравится твой вид.
– Джессика, – резко прервал Коул, – не стоит начинать все заново. Все кончено, завершено, забыто! Говорю тебе, я устал.
– Как невежливо ты разговариваешь с хозяйкой! – отозвалась она, соскользнув со стола и потянувшись к его щеке.
– Черт побери, хватит! – взорвался Коул, уворачиваясь от женщины. В качестве последнего средства он приготовился силой выставить Джессику вон, но не хотел прикасаться к ней, опасаясь воспламенить этим прикосновением ее крутой нрав или – еще хуже – страсть. Позади него стояла кровать, и, отказавшись прибегнуть к физической силе, чтобы отстранить Джессику, он очутился в ловушке. Женщина сразу заметила это и шагнула вперед с победной улыбкой на лице.
– Джессика… – мрачным голосом предостерег Коул. – Ты ведь замужем!
– Знаю, – отозвалась она, снимая топ и швыряя его на постель.
– Мне нравится твой муж, – продолжал Коул, безуспешно пытаясь обойти ее.
Джессика окинула его удивленным взглядом широко раскрытых глаз и завела руки за спину, расстегивая бюстгальтер.
– И мне тоже, – кивнула она.
Если бы положение Коула не было столь унизительным и безвыходным, он посмеялся бы над нелепостью ситуации: красивая женщина раздевается перед ним, своим телом преграждая ему путь к бегству, и при этом невинным тоном уверяет, что любит своего мужа.
– Сегодня я не расположен к стриптизу, – предупредил он.
– Ничего, скоро мы это поправим, – пообещала Джессика, спуская с плеч бретельки.
– А тебе известно, что такое супружеская верность? – поинтересовался он, удерживая бретельки, чтобы они не соскользнули с рук Джессики.
– Я всегда верна Чарльзу, когда он в городе, – возразила Джессика, и у нее жарко вспыхнули глаза, а ладони коснулись густых темных волос у него на груди. – Только сегодня его здесь нет, а ты есть. Мне скучно.
– Тогда найди себе хобби, – посоветовал Коул, стискивая ей пальцы.
Она разразилась низким гортанным смехом, крепко обвила руками его шею и прижалась к нему животом.
Коул не испытал ни малейшего возбуждения, но окончательно утратил сдержанность и терпение.
– Предупреждаю тебя, – прошипел он, хватая ее за запястья и с силой разжимая их, чтобы высвободиться, – не доставляй лишние неприятности нам обоим.
Джессика игриво задела его бедром, и очередной хриплый смешок подсказал Коулу, что она умышленно извратила его слова.
– Я бы не назвала эти «неприятности» лишними…
Вспышка дневного света внезапно ворвалась в комнату – кто-то включил лампы в коридоре, и, чтобы Джессика не вскрикнула, Коул зажал ей рот ладонью.
– Коул! – донесся звучный голос Чарльза Хэйуорда. – Я увидел у тебя свет и решил взглянуть на нового обитателя нашей конюшни. Что ты скажешь о нем?
Губы Джессики задрожали, а глаза от ужаса стали огромными.
– Сейчас выйду! – крикнул в ответ Коул, отводя руку от лица Джессики.
– О Господи! Я должна выбраться отсюда! – простонала Джессика, мгновенно съежившись.
Она так тряслась, что Коул мог бы пожалеть ее – если бы они оба не оказались в щекотливом положении по ее вине. Судя по прежним ночным визитам хозяина сюда, в конюшню, Коул знал, что Чарльз Хэйуорд должен был зайти в крохотную кухоньку и приготовить себе чашку растворимого кофе, а затем в компании Коула пройтись по конюшне, обсуждая каждого обитателя денников. С годами такие встречи превратились в приятный ритуал для мужчин, и обычно Коул наслаждался посещениями хозяина – особенно когда тот задерживался и разговор переходил на другие темы. Хэйуорд был начитанным человеком и обладал эрудицией в разных областях… среди которых не значились прихоти его жены.
– Выслушай меня! – проговорил Коул приглушенно и торопливо, сунув топ Джессики ей в руки. – Он на кухне, готовит себе растворимый кофе.
– Значит, единственный выход отсюда закрыт! – выдохнула она. – Я в ловушке!
Коул пропустил эту фразу мимо ушей.
– Не паникуй заранее, – предупредил он. – Я закрою дверь в комнату, и он не увидит тебя.
– Я должна вернуться в дом!
– Коул! – снова крикнул Чарльз. – Хочешь кофе?
– Нет! Нет, спасибо, – отозвался Коул, пятясь к двери и загораживая собой комнату, посреди которой стояла полураздетая женщина с диким взглядом, прижимая к груди топ.
Коул закрыл за собой дверь и, босой, обнаженный до пояса, вошел на кухню, где Чарльз как раз заканчивал размешивать кофе.
– Ну, так что же ты скажешь о новом жеребце для поло? – спросил Чарльз, с выжидательной улыбкой глядя на Коула.
– Он недурен, – ответил Коул, а затем неловко пошутил: – Не знаю, насколько хорошо он играет в поло, но жеребец он превосходный. – Денник коня находился неподалеку от комнаты Коула, и он опасался, что Джессика попытается улизнуть из комнатушки и попадется. – Не хотите ли посмотреть переднюю ногу гнедой кобылы? – предложил он, стремясь увести Чарльза в дальний конец конюшни.
Чарльз встревожился и немедленно последовал за Коулом.
– А что у нее с ногой?
– Она повредила ее вчера, когда брала барьер.
– Кто сидел в седле? – спросил Чарльз, все симпатии которого были на стороне великолепной охотничьей кобылы, его любимицы.
– Барбара, – нехотя ответил Коул.
– Так я и думал, – процедил Хэйуорд с гримасой отвращения. – Я стараюсь быть терпеливым с Барб, но до сих пор она ничему не научилась как следует – если не считать болтовни по телефону с мальчиками. Вот это у нее получается прекрасно!
Коул молча открыл тяжелые дубовые ворота, и Чарльз вошел следом за ним. Передав Коулу свою чашку с кофе, он склонился, желая осмотреть перевязанную ногу крупной кобылы.
– Опухоль не так уж велика, – заметил он. – Твоя мазь пахнет омерзительно, но очень эффективна. Тебе следовало бы стать ветеринаром, – добавил он, выпрямляясь быстрее, чем хотелось бы Коулу, и на прощание потрепав кобылу по шее. – Никогда еще не видел человека, который умел бы лучше обращаться с лошадьми.
– Они возненавидели бы меня, если бы мне пришлось их врачевать, – рассеянно произнес Коул, выглядывая в коридор. У него перехватило дыхание, едва Джессика появилась в дверях его комнаты. Она стремглав промчалась по коридору, прижимая к голой груди красно-белый топ. Коул повернулся, чтобы преградить Чарльзу Хэйуорду выход из денника, и задел чашкой его руку. Кофе расплескался и забрызгал рубашку Чарльза.
– В чем… – произнес Хэйуорд, а затем подавил удивленный возглас и стряхнул с рубашки капли.
– Прошу прощения, – произнес Коул.
– Ничего страшного, я приготовлю еще. Почему бы тебе не поводить новичка на длинной корде и не посмотреть, каков он в работе? В Мемфисе я наблюдал за ним всего полчаса – да и то в деннике, поскольку больше у меня ни на что не хватило времени. – Уставившись на Коула, он вдруг спросил изменившимся голосом: – Что случилось? Ты все время нервничаешь.
Коул отрицательно покачал головой, сопровождая Чарльза в коридор, и уже поверил, что Джессика благополучно сбежала, а ее сегодняшняя выходка останется безнаказанной. Но его облегчение было преждевременным.
– Как странно! – проговорил Чарльз Хэйуорд, проходя мимо комнаты Коула. – Я видел, как ты закрыл за собой эту дверь, когда вышел ко мне.
– Вероятно, она распахнулась сама… – начал Коул, но осекся: Хэйуорд вдруг застыл на месте, изумленно уставившись на что-то внутри комнаты.
– Насколько я понимаю, ты развлекался, а я тебе помешал, – с расстановкой произнес Хэйуорд. – И теперь твоя подружка сбежала или спряталась…
Проследив за его взглядом, Коул увидел на полу, у кровати, белый кружевной бюстгальтер, но не успел он отреагировать, как Чарльз заметил более серьезную улику, и его удивление сменилось осуждением, а затем гневом.
– А ведь это мои бокалы, – заявил он, шагнул вперед и повернул бутылку вина, чтобы разглядеть этикетку. – И любимое вино Джессики…
– Я одолжил… нет, я украл их, – торопливо произнес Коул, пытаясь предотвратить неизбежное, даже когда Хэйуорд направился к задней двери конюшни, выглянул наружу и заметил белое пятно, быстро удалявшееся по направлению к дому.
– Сукин сын! – взорвался Хэйуорд, оборачиваясь и выбрасывая вперед правую руку. Он угодил кулаком в челюсть Коула с сокрушительной силой. – Ублюдок!
Джессика вбежала в дом и бросилась вверх по лестнице к себе в комнату, но, выглянув в окно, заметила, что ее муж бежит от конюшни к дому.
– О Господи! – выдохнула она, с ужасом чувствуя, что ее удобная и привычная жизнь дает трещину. – Что же делать? – прошептала она, дико оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь способа избежать беды.
В своей комнате Барбара прибавила громкость стереосистемы, и ее мать осенило.
– Барбара! – крикнула Джессика, вбегая в комнату дочери и запирая за собой дверь.
Барбара ошарашенно подняла голову от журнала, и на ее лице отразилась тревога.
– Мама, что случилось?
– Ты должна помочь мне, дорогая! Делай только то, что я скажу, и не задавай вопросов. Вот увидишь, игра стоит свеч…