Помню тебя

32

Ночь четверга Таннер просидел возле камина в гостиной, пристально глядя на трепещущее пламя. Ему не спалось, поэтому он зажег камин и листал страницы своей Библии.

Ему нужна была мудрость. Знак.

У него не было ответов.

Может, Бог наконец придумает что-то.

Его не оставляли мысли о том, что могло бы случиться с Джейсоном и Джени, если бы они ушли дальше, чем дом Хэла. Он понимал их страхи. И все-таки с каждым прошедшим днем понимал, что они избегали единственного разумного решения.

Навалилась усталость, и он закрыл глаза. Представил, как Рэнс тащит детей в такси, представил, как сам бежит следом и кричит остановиться, и маму, кричащую, чтобы остановился он...

Дежавю.

Но в этот раз все будет по-другому.

Должно быть.

Если только он пойдет навстречу...

— Таннер?

При звуке маминого голоса Таннер вздрогнул. В окна лился солнечный свет, а камин погас. Должно быть, он уснул.

Мама была одета, а в руках держала четыре обувные коробки.

— Ты просидел здесь всю ночь?

— Большую часть.

Он вытянул руки и попытался ослабить боль в мышцах шеи.

— Думаешь про детей?

— Да.

— Все образуется. Надо довериться Богу.

— Я пытаюсь, мам, но это нелегко.

Когда-то веры у него было больше. На этой неделе она пасовала перед надвигающейся реальностью.

Мама поставила на пол возле его кресла две картонные коробки с оранжевой найковской полоской.

— Распродажа обуви? — Таннер попытался улыбнуться. — Ты купила это детям?

— Нет. Это для тебя.

Мама положила ладонь на его руку и подождала, пока он повернется к ней.

Ему нужны новые кроссовки?

Может быть.

Он крепко завяжет их и позволит унести себя как можно быстрее далеко-далеко от кошмара, в который превратилась его жизнь. Но судя по маминому лицу, в этих коробках вовсе не обувь.

— Мам?

— Письма твоего отца.

Письма, которые приходили бесперебойно много лет — раз, а иногда два в неделю — с того дня, когда отец уехал.

Письма, которые Таннер никогда не читал.

Отказывался открывать.

Со временем они перестали приходить. Отец все еще звонил, и мама заставляла Таннера разговаривать с ним, но за эти годы он очень старался выдавить отца из своей жизни и отказывался от приглашений присутствовать в его.

— Зачем ты их хранишь?

— Думала, что однажды ты захочешь их прочитать.

— Я не хочу.

— Таннер.

Ее непреклонный тон вынудил его поднять глаза к потолку.

— Нам обязательно это делать?

— Да. — Мама опустилась на скамеечку рядом с ним и положила руку ему на колено. — Все эти годы ты винил отца, и мне стыдно признать, что я позволяла тебе это. Но ты не все знаешь.

Таннер выпрямился в кресле, во рту у него пересохло.

— О чем ты говоришь?

— Ты помнишь, какой была Марни перед тем, как они уехали?

— Немного.

Ему хотелось затормозить этот разговор до того, как он начнется.

Мама вздохнула.

— Я отказывалась принять ее биполярный диагноз. Несмотря на весь свой медицинский опыт, я не могла справиться с ней. Я отказывалась действовать, и это бесило твоего отца. Он настаивал на том, что Марни нужна помощь. Он нашел клинику, но она находилась рядом с твоими дедушкой и бабушкой, на другом конце штата. Он хотел, чтобы мы переехали туда, считал, что их поддержка пригодится. Я спорила, что в Сиэтле полно мест, где ее можно лечить. Я не хотела переезжать. — Она вытерла глаза. — Я упиралась. По многим причинам. Но однажды ночью, когда ты спал, мы застали Марни в твоей комнате. С ножом.

Комната закачалась. Таннер замер, к горлу подкатила тошнота.

— Она бы... навредила мне?

— Я не знаю. — Мама пожала плечами. — В этот момент я сорвалась. Мы с твоим отцом оказались в тупике. Я попросту велела ему забирать ее и уезжать. К тому времени наш брак все равно распался, и я хотела его закончить. Он знал, что я никогда не переставала любить Джеффа. Я любила твоего отца по-своему, но...

— Ты его выгнала?

— Это был ужасный период моей жизни, Таннер. С тех пор я постоянно сожалела о своих действиях. Правда в том, что я отвернулась от собственной дочери. И мужа.

Таннер покачал головой, глаза защипало от слез.

— Поэтому ты разрешила ей вернуться жить с нами? Чтобы искупить?

— Отчасти. Я не заслуживала второго шанса с ней, но получила его. Я всегда буду благодарна за те несколько лет, что мы прожили с Марни, какими бы беспокойными они ни были. — Она слабо улыбнулась. — Таннер, твой папа не бросал тебя. Он хотел тебя защитить.

Таннер покачал головой:

— Какая теперь разница? У нас нет отношений.

Он сам об этом позаботился.

— Но они должны быть. — Она стиснула его руку. — Нравится тебе это или нет, Таннер, дети окажутся в Сиэтле. Если хочешь видеться с ними, тебе придется проводить время со своим отцом и Рэнсом.

Мама встала и отступила.

— Отец с Рэнсом улетают в субботу. Мы с Брайаном воспользовались шансом проработать проблемы и закрыли гештальт. Он надеялся сделать то же самое с тобой. Но ты продолжаешь его отталкивать. Солнце, я прошу тебя... дай ему шанс. Прости его. Прости нас обоих и двигайся дальше.

Таннер уставился на нее, испытывая старую горечь.

— Он прекрасно живет без меня. Какой смысл?

Мама подалась вперед, убрала его волосы и поцеловала в лоб, как делала, когда он был ребенком.

— Смысл, любимый, в том, что он все еще твой отец. И он любит тебя.

Был уже вечер, когда Таннер въехал на стоянку гостиницы. Просторное розовое здание всегда привлекало внимание. Там был отличный ресторан, и Таннер хотел пригласить туда Натали. Может быть, когда все закончится, он так и сделает.

Он запер машину и побрел ко входу. В большом фойе во внушительном каменном камине горел огонь. Некоторые гости в белых махровых халатах шли в спа. Другие отдыхали на удобных диванах. Место выглядело, как кадры из «Жизни богатых и знаменитых». Таннер чувствовал себя не в своей тарелке.

Натали не была бы. Он закатил глаза. Может он не думать о ней хоть пять секунд?

— Таннер?

Он повернулся на голос и сразу понял, что не готов.

Рэнс.

— С детьми все в порядке?

Мужчина засучил рукава свитера, его лоб прорезали беспокойные морщины.

Таннер прочистил горло и кивнул.

— Они в школе. Все хорошо. — Он проглотил сомнения. — Нам надо поговорить.

— Хорошо. — Рэнс настороженно смотрел на него. — Хочешь присесть?

Он показал на открытые двери, ведущие в патио.

Снаружи Таннер выдвинул металлический стул и сел. День стал серым, грозя вечерним дождем. Рядом в бассейне плавал пожилой мужчина, больше никого не было.

Рэнс нарушил молчание.

— Я очень сожалею о Марни. Обо всей ситуации. — Он поставил локти на стол и подпер подбородок ладонями. — Я с ней сильно напортачил.

Таннер стиснул зубы.

— После того, как я завязал, я подумывал приехать сюда. Попросить у нее прощения, начать заново... мы даже разговаривали несколько раз. Она тебе говорила?

Это будет труднее, чем он думал. Таннер рвано выдохнул.

— Единственное, что говорила о тебе Марни, не стоит повторять.

— Да, надо думать. — У парня хорошая улыбка. Теплая и... нравится или нет, честная. — Забавно, я как раз шел в свой номер, чтобы позвонить тебе. Хотел поговорить.

Таннер скрестил руки на груди:

— Тогда ты первый.

Рэнс снова улыбнулся.

— Тут такое дело. — Он распластал ладони на столе. — Не стану грузить тебя всяким «Бог вывел меня из тьмы». Я осознаю, что ты можешь подать на меня в суд, бороться за опеку над детьми, и полагаю, ты думал об этом.

Он покорно поднял плечо.

— Правда в том, что я был паршивым отцом, паршивым мужем и отчасти испытал облегчение, когда Марни уехала. Я больше не мог выносить скандалов. Я был слишком погружен в свой мир, чтобы беспокоиться о семье. К тому времени как я взялся за ум, было слишком поздно. Но я молился о втором шансе. Молился о способе все исправить. Я не думал о том, что потеряю Марни окончательно. — Он шмыгнул носом и сжал переносицу. — Я не хочу снова потерять детей. Я хочу обеспечить им жизнь, хорошую. Но я не заберу их у тебя без твоего благословения. Я не собираюсь разлучать семью просто потому, что имею на это законное право.

Таннер втянул воздух и уставился на мужчину напротив.

Действительно ли Рэнс Харпер готов оставить детей, если тут они будут счастливее? Может человек быть настолько хорошим?

— Ты разговаривал с детьми, Рэнс? Спрашивал, чего они хотят?

— Да. Мы поговорили. — Его глаза заблестели от слез. — Они в растерянности. Они дети, Таннер. Они любят тебя. Любят свою бабушку. Они не помнят другого дома. Что мне делать? Быть плохим парнем и заставить их сесть на самолет со мной?

Именно такую травмирующую сцену Таннер и представлял.

Он молчал и смотрел на тонкий луч солнца, пробившийся сквозь серые тучи.

— Что, если их привезу я? — Сейчас это казалось более логичным, чем ночью, когда эта мысль впервые пришла ему в голову. — Я могу остаться, чтобы им было легче привыкнуть. А потом... Могу приезжать на выходные, если ты не против. Они хорошие дети, они быстро привыкнут... но так... — Глаза защипало, и он опустил их на свои руки. — Так не будет казаться, будто я их бросил.

Горло запершило, мешая говорить дальше.

— Ты серьезно?

Таннер пытался определить реакцию Рэнса.

— Да.

— Ты сделаешь это? — Рэнс округлили глаза. — А как же винодельня?

— Джефф и Хэл могут держать оборону, пока меня не будет. Я ненадолго. Может, только до Нового года. — Таннер немного наклонился вперед. — Но есть кое-что...

— Что, если я сорвусь? — сказал за него Рэнс. — Таннер, я каждый день молюсь, чтобы этого не случилось. Поверь мне, если это случится, ты будешь первым, кому я позвоню.

— Ладно. — Это не успокоило его до конца, но пока хватит и этого. — Я начну планировать.

Рэнс почесал голову и нахмурился:

— Ты разговаривал со своим отцом об этом?

Таннер вздохнул и выдавил улыбку:

— Он следующий в списке.

— Таннер.

Отец открыл дверь своего номера и отступил.

— Не ожидал тебя увидеть.

— Да, уверен, что не ожидал. — Таннер вытер ботинки о коврик и уставился на свое отражение. — Я надеялся, мы сможем поговорить.

— Проходи.

Они пересекли большой номер, и Брайан показал на диван:

— Садись.

Отец опустился на диван, отряхнул джинсы.

— Я постою.

Таннер увидел на кровати открытый чемодан, услышал звук включившегося кондиционера и постарался упорядочить то, что хотел сказать.

— Я только что разговаривал с Рэнсом.

Слушая план Таннера, Брайан оттянул воротник своего черного поло.

— Думаю, ты принял правильное решение, — сказал он, когда Таннер закончил. — Так детям точно будет легче.

— Да, что ж. Это не совсем то, чего мне хотелось бы, но по крайней мере они будут знать, что я их не бросил.

Таннер выдохнул и зажмурил глаза. Он не хотел, чтобы прозвучало так. Или хотел.

Отец медленно кивнул:

— Ты знаешь, что в Сиэтле я живу в двух шагах от Рэнса?

— Да. — Таннер все-таки решил сесть. — Я знаю.

Он всматривался в отцовское лицо, пытаясь вспомнить, как тот выглядел много лет назад. Вспоминая, как они ходили на рыбалку, катались на машине, открыв окна и врубив музыку на полную...

— Я уехал не из-за тебя, Таннер.

— Я прочел твои письма.

Как будто это все объясняло.

— Мои письма?

— Те, которые ты писал мне. Каждую неделю с того дня, как уехал.

Ему потребовалось несколько часов, чтобы прочитать их. И перечитать, пытаясь разобраться во всем. Он мог бы встать, выйти из номера и сделать вид, что все хорошо. Но это не так. Не будет, пока он не скажет это.

— Ты не читал их до этого? — Отец подался вперед. — Я не понимаю.

— Нет, никогда не читал, ясно?

Он снова почувствовал себя пятнадцатилетним подростком, испепеляющим взглядом автоответчик. Желающим, чтобы папа уже прекратил оставлять бесячие сообщения.

— Я злился на тебя. Сказал маме, чтобы выбросила их. — У него вырвался хриплый смех. — Но она не выбросила. Она их сохранила. Все до одного. Каждое письмо, каждую открытку, каждое фото. Ты правда не умеешь вовремя остановиться, да?

— Полагаю, да. — Улыбка отца дрогнула. — Я этого не хотел, Таннер. Я никогда не планировал уезжать. Не так.

Таннер знал. Теперь знал много больше. Больше, чем хотел бы.

— Мама рассказала мне правду. — Он провел пальцем по мягкой обивке кресла. — Рассказала, что не могла справиться с Марни, что практически выгнала вас обоих.

Все это время он винил отца за то, что тот уехал, бросил его. Разрушил семью. Но мама тоже была виновата.

И Таннеру надо простить их обоих.

— Я смирился с тем, что наш брак распался, — сказал отец, — но мог бы настоять на встречах с тобой. Но я хотел защитить тебя от Марни. Она много лет была слишком нестабильна.

— У тебя другие дети.

Таннер не собирался обвинять отца, но прозвучало именно так. И ощущалось именно так.

Отец размял пальцы на левой руке, и солнце отразилось в широком обручальном кольце.

— Мы со Сьюзан сделали все возможное, чтобы Марни жила с нами. В конце концов у нас не осталось выбора. После возвращения в Сиэтл мы нашли интернат недалеко от нас. По выходным Марни жила у нас.

— Она никогда мне не рассказывала. — Таннер не узнавал собственный голос. Как он переживет остальное, не расклеившись? — У нее бывали плохие времена и тут, когда она приехала жить с нами. Я научился справляться с ней, все равно любил ее. — Он стиснул колени и отдался горю. Позволил горю подняться на поверхность. — Она пыталась заставить меня поехать навестить тебя, познакомиться со Сьюзан и детьми. Она всегда хотела все исправить.

Брайан уронил голову:

— Мне кажется, что я подвел ее. Подвел всех вас.

Таннер мысленно перебирал тысячу причин, почему он согласен с этим заявлением. Ждал, когда поднимется злость, готовясь сострить.

Но злость не приходила.

— Я больше не хочу жить в прошлом, папа.

Отец поднял голову, в глазах блестели слезы.

— Ты долго цеплялся за него.

— Да. — Таннер хмыкнул и криво улыбнулся. — Похоже, я тоже не умею вовремя остановиться.

— Похоже, сейчас подходящее время.

— И я так думаю. — Таннер облегченно выдохнул, заметив улыбку на отцовском лице. Но это еще не все. — Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что выгнал тебя из своей жизни. Не говорю, что это будет легко, но, если ты готов дать мне шанс, надеюсь, мы сможем начать с чистого листа.

— Здесь нечего прощать, Таннер, — сказал папа. — Если кто и должен просить прощения, так это я.

Таннер провел тыльной стороной кисти по глазам и кивнул:

— Считай, что уже прощен.

Папа встал, подошел к нему и протянул руку. Таннер встал и пожал отцовскую руку. А потом позволил притянуть себя в крепкие объятия, и его сразу затопило тепло. Это больше, чем он надеялся, о чем молился или смел мечтать. Он планировал в самом лучшем случае покинуть этот номер лишь чуть облегчив бремя. Но оно исчезло совсем.

И Таннер наконец был свободен.