Помяни черта! (СИ)

16

В тайной зале, хранящей тысячи важнейших документов Океании Гарвиро, тревожно бегают членистоногие и длинноусые хранители. На поиск одного из важнейших договоров им отпущено не более пятнадцати минут. В это время у всех семнадцати дверей залы по стойке смирно стоят ловцы, вооруженные арбалетами. Сам же Император Ган Гаяши проплывает из угла в угол террасы, давно полюбившейся ему. Он ждет, когда же найдутся бумаги, что дадут долгожданную свободу, и на ее основании возможность приблизить рыбку, заполнить хранилища дарами ее отца, и может быть, вернуть назад миры, что он так просто отдал когда-то по большой любви…

— Ваше Величество, возможно ли, чтобы Галя разрешила такую сложность? Все же расторгнуть брачный контракт без согласия второй стороны невозможно… — с почтением произнес граф-рыб. — Глициния и ранее не шла на уступки. А зная о сложности ситуации… — здесь Тавериль Тио Стук явно имел в виду любовные похождения императора, но, уловив его злобный взгляд, тут же пояснил, — теперь может вовсе будет против…

— Скажи еще, что и насолить мне пожелает.

— А разве нет?

— Нет. Она же не водница и мстить не будет.

— Теперь понятен ваш выбор. — Хмыкнул наглый граф-рыб.

Ган Гаяши нахмурился. Возможно, его чувство к Глиции уже не так сияет и, можно сказать, поостыло, но уважение к ней осталось прежним. Ее выдержка, умение войти в положение и разрешить любую ситуацию, разбив скандал на корню, всегда восхищала его. С появлением демонессы во дворце и самом мире стало много тише, отец с матерью более не ссорились на виду у придворных, подавая им пример, а те в свою очередь перестали прививать плохие привычки простым гражданам. Настал век спокойствия и взаимопонимания, но спустя годы он постепенно перетек в мутные времена застоя.

Увеличение инвестиций с тот или иной отраслевой поток более не предвещало появление инноваций. Прогресс застрял на ступеньке прошлого, а вместе с ним и потоки свежей воды, которые ранее приносила смена течений Дарави. В некоторых уголках мира появились неприятные болотистые местности, которые обещали превратиться в районы, а затем и в целые провинции, как это случилось со Средиземным морем. Император вздохнул, убеждая себя в который раз, что на его век и века его детей и внуков благосостояния Гарвиро вполне хватит. А значит, не меняя прежнего уклада и устоявшейся модели правления, которые весьма трудоемки, сейчас можно вполне не дурно прожить и даже поживиться, вспомнить молодость и, может быть, открыть для себя новые горизонты счастья. Все же он не так стар, всего-то пять сотен лет за плечами. Разве это возраст для императора Гарвиро?

Что ж, услышав от Ган Гаяши, что развода добиться можно лишь с согласием обеих сторон, я уверилась, что для начала нужно сделать Глицинию довольной, счастливой по возможности, а затем и свободной от мужа. Как? Еще не решила, решение придет по ходу дела. А пока мы ждем Шпунько, я взялась за сад для императрицы. Во-первых: это возможность отвлечься от главной задачи, во-вторых: это радость Глицинии, в-третьих: пыль в глаза Гану. Сам же назначил на должность садового дизайнера.

Себастьян оплыл территорию на охранном идоле совместно с полу-лягушем Гассиро. И при помощи своей магии быстро соорудил мини макет с масштабом 1:100, Жакоромородот принес каталоги с растениями, годными для посадки. И вот стою на террасе нашего гостевого домика, смотрю на макет выделенного нам участка и вздыхаю с грустью.

Эх, мне бы Женьку сюда, а то мне фантазии на сад не хватит. Участок для него занимает гектары, сотни гектар подводного пространства, захватывает три глубокие расщелины, утес с пещерами и огромнейший кусок мертвого города. А еще в его центре образовалось огромное пятно грязи, еще невязкой и очень похожей на песок, который щедро высыпали в воду, а он, не осев на дно, застыл во времени и пространстве. Грязный коричневый с зеленым оттенком он не растворяется со временем, не оседает и может разойтись, как тучка, позволяя через себя проплыть, а затем смыкается опять в одну неподвижную песчаную субстанцию.

— Это что вообще такое? — удивилась я, ткнув в пятно пальчиком.

— Зарождающееся болото. — С поклоном сообщил слизень в броне. — Наш мир стареет и мельчает.

— Осыпается?

— Скорее тухнет. — Пояснил демон, рассматривая макет. — Ранее смена течений Дарави несла свежую воду, насыщенную микроорганизмами и молодыми плантоноидами, а теперь…

— А сейчас что, приносит их трупы? — ужаснулась я. — Или это отходы жизнедеятельности?

— Не отходы и не трупы еще… Ган издал указ, после которого ползучие чури для охраны территории, сбились в стаи на внешней границе, и перестали обрабатывать скальную крошку, чтобы извлечь микроорганизмы. Это, — демон указал на песчаную тучку, — живая масса спящих микроорганизмов и плантоноидов. Смена течений крошит живые скалы и разносит их по всему Гарвиро, но без должной обработки они оседают, накапливаются и, в конечном счете, становятся мертвым массивом.

— Погоди, а будь все по науке: с чури, с обработкой и очищением воды, во что они превращаются после смерти?

— В живые скалы с другой стороны мира. И опять идут в дело. — Добавил слизень, но, посмотрев на пятно, насупился. — Точнее шли… на очищение, осветление и насыщение воды вьевирами.

— Витаминами, — пояснил Себастьян.

— То есть без чури мир вскоре превратится в грязь?

— Не вскоре, еще несколько поколений проживет так…, а потом. — Тяжелый вздох Жакоромородота был более чем понятен.

— И с чего вдруг ползучих гадов направили охранять границы?

— Их посчитали экономически невыгодными работниками, — неуверенно произнес он. — Вначале заменили на скальное братство черышей, но те быстро выдохлись и вот…

— Понятно, так… — я хлопнула в ладоши, и пристально посмотрела на собеседников, — что с землицей делать будем?

— Я не знаю, — в голос ответили оба.

— Предлагаю спросить у Глицинии, чего бы ей хотелось, или дождаться Вестериона.

— Кстати о Весте, а вот и они. — Демон махнул рукой за мою спину.

Оборачиваюсь, а на полянку перед террасой опустились вначале ловцы в униформе Стука, затем зелен и вместе с ним трапециевидная капсула под два метра длиной из белого коралла с плотной структурой кружев. Из ассоциаций только одна вспомнилась — гробик цинковый. Оказавшись рядом, я с ужасом увидела бледного, седого, почти мертвого инкуба в белом костюме внутри белой камеры.

— Это что такое?! Это как вообще понимать? Что вы с ним сделали, ироды?!

На мои вопли приплыл довольный граф-рыб. Потирая плавники, ухмыльнулся:

— Доставили! Быстро, молодцы. — И крабовидные, перестав сжимать панцири от моего крика, защелкали клешнями в ответ.

— Галя, чего вы опять орете, он же только что из заточения. Из страшного четвертого мира. Войдите в его положение…

— Спасибо, я постою.

— Тогда в чем вопрос? — дипломатично спросил рыб, в чьих глазах явно плещется издевка.

— Я понимаю, у него заточение было сложное, я понимаю, что наше задание тяжкое, — сзади меня оказались демон и слизень, пришлось сдержаться от мата и сквозь зубы прошипеть, — но что же вы мне очередной полутруп доставили?!

— Я жив… — пролепетал белыми губами белый инкуб.

— Я вижу, как ты жив!

— Галя, что вас не устраивает? — ухмыльнулся Стук, — вы просили, его доставили, мои ловцы его доставили. Или вопрос не в этом? — я насторожилась, а граф-рыб медленно поплыл по кругу. — А в том, для чего именно вы его вызывали?

И вот тут меня осенила догадка, так они из него последние соки выпили и о стену головой пару раз стукнули, чтобы он оказался в непосредственной близости от объекта — то есть Глицинии. Умные головастики… А чтоб ему жена спать не давала!

И что ж они мне все карты спутали своей инициативностью! Я зло прищурилась, мечтая уже не столько поджарить, сколько испепелить наглого граф-рыба. Его вскинувшаяся было бровка, вернула меня на землю. Ладно, попытаюсь вразумить умников иначе. Делаю строгий вид и почти с шипением сообщаю:

— Так в первую очередь я для себя вызывала, а не для…кхм… нее. Ей он достанется потом.

— Вы своей очереди подождете. — Здесь он сделал значительную паузу и улыбнулся. — А до тех пор его на ноги будут ставить в лечебных палатах под присмотром самой Глицинии. Прекрасная идея, не находите?

— Да… — согласилась я несчастным голосом. Гробик с инкубом ловцы передали Жакоромородоту и тот быстро пополз в сторону лечебных комнат огненной демонессы. А я ощутила, как Соорский коснулся моего плеча.

«Галя, ты чего бледная?» — мысленно поинтересовался зелен.

«Вот это засада…»

«Где засада? — забеспокоился он, оглядываясь. — Я сам на месте встречи все уголки перепроверил и далее по пути сканировал, не было засады. Быстро получили, мягко погрузили в шлюпку и в кратчайшие сроки доставили».

«С инкубом… засада, — вздохнула тяжело и насупилась, скрестив руки на груди. — Вот скажи мне, как они его доставили? Били, что ли, по дороге или пытали?»

«Зачем пытать? Твой мирок за время прохождения границ все силы вытягивает без спроса. Так он через них дважды прошел менее чем за сутки».

«Значит, нормально пироги печь не научен, прискорбно, хотя на это рыбок он вряд ли приманит… — я махнула рукой и печально сообщила, — и как к этому полутрупу теперь всех фрейлин прикрепить?»

«Если он ничего не может помочь, обрати внимание на мои… таланты».

«А если тебя усыпят не хуже амура Донато, мне что прикажешь делать? Возделывать сад собственноручно».

Соорский моментально вздыбил шипы на загривке и сложил мощные руки на груди: «А что, я — садовник?»

— О чем речь ведете? — поинтересовался подошедший к нам демон, и зелен мысленно ему все пересказал.

— Тебе все фрейлины не нужны, — ответил мне Себастьян, — в апартаментах Гана побывали лишь две…

— Помимо Тиото и Саммири еще пять, — припомнила я слова императрицы.

— Остальные фикция. — Демон взмахнул рукой, словно бы мысленно отодвинув, причастность остальных рыбок к спальне Гана.

— Но Глициния…

«Саммири и Тиото, — пояснил мне зелен. — Других он не трогал, да и с этими двумя не все так гладко. Нить связи с императором видима, но ты говоришь, что дочь граф-рыба он не тронул. Что же тогда вижу я? Нити есть, а соприкосновения нет?»

— И я не пойму… — кивнул Себастьян.

— А что если все девушки фикция? — с прищуром воззрилась на помощников. — Такое возможно? Могут эти нити появиться ни с того ни с сего? И что за нити?

— Запах…

— Ээээм, интересно, — вот и все что я могла сказать. — В запахе или скажем в составе, дающем запах, их можно было вымазать? — ответом было задумчивое молчание. Из-за террасы появился бронированный слизняк, медленно ползущий в нашу сторону. — Ладно, пока вы в раздумье, спрошу у Глицинии как сад разбить.

И потом быть может еще какое-то решение ко мне придет. Махнув скоростному обитателю Океании, я его позвала:

— Жакоромородот, подбросите меня?

Его синие глазки на ножках в мгновение ока оказались рядом и голос, звучащий невесть откуда, задал вопрос: — Куда пожелаете быть подброшенной, Великолепная?

— К императрице, — сажусь, не мешкая, на его панцирь, крепко хватаюсь руками, — пожалууууууууууууйста!

Под мой визг мы оказались в светлом овальном помещении с тонким плетением коралловых кружев на стенах, видимо, то был ее кабинет или же библиотека, красивые живые предметы мебели медленно переплывают из угла в угол в ожидании хозяйки.

— И где она?

— Следует подождать, — сообщил слизень и с поклоном удалился.

Я прошлась по комнате и остановилась напротив стены в точности копирующей местность, отведенную под новый сад и близлежащие территории. Оказалось, что сад находится в непосредственной близости от одного из строений замка.

— А это что? — я коснулась его шпилей, и строение вспыхнуло огоньками, чтобы в следующее мгновение выплыть вперед и значительно увеличиться в размере. Так что я смогла рассмотреть узоры на стенах, декоративные ниши и карнизы с шипами на выступах. Рядом со странной надписью на фасаде здания стоят двадцать два миниатюрных ловца в кольчуге, стало ясно это здание важно для Гана.

— И что у нас тут хранится? — задумчиво произнесла я. — Стража выставлена напоказ для устрашения или же для сохранения чего-то важного?

— Это казначейство. — Сообщила вошедшая в кабинет Глициния. — Под строением находятся огромные подвалы сокровищниц империи Гарвиро.

— Они забиты доверху?

— Нет. — Печально вздохнула Глициния и предложила мне присесть. — Жакаромородот просил для вас книги, все подошли?

— Книги? — занятая мыслями о том, как тайно и незаметно ограбить Гана на всю его сокровищницу, я не сразу сориентировалась, к чему был вопрос. — Да, книги хорошо… Глициния, а что бы вы хотели получить?

Кажется, в это мгновение я впервые увидела, как в глазах огненной демонессы проснулся живой огонь, словно в ней открылся поток идей и целый источник вдохновения. Поначалу стойко пыталась все запомнить, а затем плюнула и попросила дать что-нибудь для записей.

Привычка записывать информацию сохранилась со студенческой поры, когда я, не поднимая головы, строчила лекцию вслед за преподавателем, не останавливаясь. И тем самым бездумно или же по инерции вписывала и все его анекдоты, истории из жизни и шуточные ответы студентам. В конечном счете, мои конспекты стали пользоваться популярностью в группе, за дотошную стенографию пар. Вот и сейчас я, не останавливаясь, прописала за императрицей следующее:

«Мезорликовые плетуны будут хороши на взгорке 6Д, если их расположить по кругу, они сплетаются в виде конуса. А если их обмануть прокручиванием основы, то они создают ступенчатую пятиугольную пирамиду с циркульными… Дорогой мой, войди и поздоровайся с мамой… — странное название для растения, подумала я, и продолжила вести запись, — ты опять с утра был занят в сорок шестой провинции?»

«Да, мам, а куда запропастился… Цимис, ищу все утро…»

Закралось подозрение, что я допустила оплошность и опять что-то неверно записала. Перечитываю строчки. И впрямь, откуда среди растений знакомый мне лазутчик Цимис, и кто это с утра пораньше мотался в сорок шестую провинцию?

Отрываю взгляд от строчек и с удивлением замечаю подле императрицы великолепно сложенного и очаровательного молодого человека, который, чмокнув Глицинию в щеку, с удивлением смотрит на меня.

— Это кто? — интересуется темноволосое чудо, сверкнув сексуальной улыбочкой.

— Галя, знакомься мой младший сын Эдваро Гаяши. А это, сынок Галя, отец вызвал ее специально для меня. — Произносит демонесса, в то время как у меня в голове звучит только одна просьба: а покажите мне еще и старшего, а лучше представьте всем девяти принцам. Они все такие?

Эдваро, поймав мой восхищенный взгляд, выпятил грудь в точности, как папаня и подмигнул мне.

— Очень приятно… — лепечу я тихо.

— А мне-то как приятно, — заявляет симпатяга и, кувыркнувшись через голову, оказывается рядом в виде морского чудилища. Он был менее страшен, чем Ган, но из-за скорости перевоплощения ужас накрыл с головой. Я непроизвольно вздрогнула и схватилась за сердце: — Ааааа, кошмар!

— Что такое?! — воскликнул несчастный, под мой вопль он стукнулся рыбьей башкой о потолок, и нервно передернул плавниками.

— Вернись в прежнюю форму, живо! Так испортить прекрасное впечатление. Фу ты ж господи! — обмахиваясь руками, я отвернулась от обиженного рыбика всего-то с полметра величиной, чтобы столкнуться с веселой улыбкой императрицы. Осуждать она не осуждала, и видимо к моим воплям уже привыкла.

Принц же обиженно прищурился и подплыл ближе, выпятив нижнюю губу, от чего стали видны щетины нижней челюсти: — Повторите…

— Ууууу какая мерзость, фу бббррр, бе! Фуууух! Так, — я набрала в голосе командных ноток, и потянулась оброненные листы и тонкую кость для записей, — а ну, быстро перевоплотился обратно!

— Что не так? — встревожился рыбик, кувыркнулся через голову и, представ передо мной человеком, собрал разбросанные листы. — Я напугал вас?

— Вы? — меня опять повело от обаятельного лица младшего отпрыска императорской четы, и улыбка сама собой расцвела на губах. — Вы…да. Вы такой стремительный, что я испугалась. Простите… — не говорить же что помимо нечеловеческой стремительности, он в рыбоподобном виде обладает еще и стремностью.

— Просто с детства боюсь живую рыбу, верите? — и взгляд под стать голосу — жалостливый, чтоб больше не смел пугать.

— Охотно верю, с детства не люблю мертвых людей. — Ухмыльнулся красавчик, протянув мне листы. И перевел взгляд на хозяйку кабинета:

— Мам, так ты Цимиса не видела?

Императрица пожала плечами, они поговорили еще немного, и минуты через три-четыре молодой Эдваро Гаяши оставил нас одних. К этому времени я пришла в себя и даже начала улыбаться.

— Это что только что было?

— Демонстрация его тела вам. — Улыбнулась Глициния, — вы ему понравились, и мальчик решил тут же предстать в первородном облике.

— То есть, как это предстать в первородном, чтобы показать тело? — не поняла я. — Для нас первородный звучит, как новорожденный, а значит в чем мать родила. Да, ну не может этого быть…

— Первородный облик — это вид истинный. — Кивнула демонесса и оправила свои дивные локоны.

— Я и так знаю, что он рыб. Просто не понятно… то есть он, только что сбросив человеческий прикид и костюм чешуйчатый синий вместе с ним… только что предстал в белье? В плавках?

— Нет. — Улыбнулась значительно повеселевшая демонесса.

— Как нет? Голым?

— Ну…

— Голым?! Совсем голым? То есть это раздетый вид? — представила себе весь ужас ситуации и мысленно перекрестилась. — Вы шутите!

Бросаю взгляд на смеющуюся императрицу, и мне становится плохо. Она не шутит. Это ж сколько бесстыдников передо мной за все время проплыло? Голый император, голый Стук, рыбка Саммири, Тиото, другие фрейлины и вся императорская свита…

— Мамочки…!

— Да.

— И давно? Давно они так разгуливают?

— Пять лет. Гану надоели костюмы, и он внес поправки в законодательство, обязав во время свободное от приемов, парадов, собраний и балов не закрепощать себя одеждой. В отношении своих фрейлин я отстояла кое-что, но и этого недостаточно для надлежащего вида.

— То есть плавать, сверкая самцовым добром, в одной лишь спальне Гану больше не нравится?

— В одном лишь дворце, — поправила демонесса. — С моим появлением в Гарвиро он еще удерживал порывы в пределах спальни, а вот потом…

— Какая жизнерадостная картина… А вы как привыкли к этому безобразию?

— С трудом.

— И не надоело?

— Очень надоело. — Прояснила ситуацию Глициния, и ее тяжелый вздох оборвал возникшую было тишину. А я задумалась. То есть ранее все обитатели Океании были человекоподобного вида. А вот потом они решили себя не сковывать, точнее, были вынуждены себя не сковывать по приказу свыше. Ган Гаяши настоящий самодур!

Отсмеявшись, Глициния спросила: — Продолжим?

— Ага… — и пока пишу вслед за ее мыслью, продумываю, как запихнуть Гана обратно в человекоподобный вид. Меня, к примеру, вовсе не радует его изнеженная рыбья кожа, не терпящая покровов, ну и морда и вообще… расслабился противный рыб.

К концу нашего совещания я вспомнила уловку из фильма:

— А знаете, в моем мире был как-то эпизод. Двое чужестранцев приехали завоевывать дикий Запад и привезли с собой обувь. Но товар по рукам не пошел, никто не покупал ничего. Там жарко, жители давно привыкшие ходить босиком в обуви толка не видели.

— Как и тут в одежде, — заметила демонесса, нахмурившись. — И что же они сделали?

— С горя напились. Но не это важно, важно в какой компании. — Подняла я вверх указательный пальчик. — Мужчина, пивший с ними, подсказал, что следует рассыпать колючки на дорогах.

— Но если наступить…! — воскликнула изумленная Глициния.

— Вот именно. Они неделю собирали колючий материал и затем ночами рассыпали его по городу. И в ближайшее время измучившиеся жители скупили всю обувь, что у них была.

— Хорошее решение, — похвалила императрица.

— Ага, и на его основе я предлагаю вам подумать. — Подмигнув ей, я вышла из кабинета и расправила плечи, — ну что ж, вперед!

И, не сделав и шага в сторону, повернула обратно:

— Глициния, я должна тебя кое о чем попросить.

— Что-то не так?

— У тебя в палатах лежит еще один мой помощник, и ему очень плохо, а еще грустно. Он менее часа назад прибыл из четвертого мира, — с улыбкой делаю еще один намек, — из ссылки, как ты понимаешь…

— Что от меня требуется? — она поняла, что это и есть то самое обращение за помощью. Ох, надеюсь, она с ним справится.

— Помимо 100 % восстановления, с ним нужно говорить как можно чаще и как можно дольше. Не буду скрывать, он легко расширит твой кругозор историями о своей профессиональной жизни в Аиде.

— Чем же он занимался?

— Мммм, пожизненным кредо Дон Жуана. Спросишь у него. — И подмигнув, ушла.

Через минут пять я оказалась у кабинета императора. И получилось у меня это не благодаря сверхскоростному слизню, а за счет собственной невнимательности. Задумалась, считая ворон, точнее полупрозрачных осьминожек, плывущих за окнами дружным строем, и провалилась в трубу диаметром в метр. Летела вниз долго и нудно, так долго, что от крика успела осипнуть, и трижды застрять на поворотах перед странными щупальцами, клешнями и ластами. К слову, мой визг предупреждал монстрюг убирать конечности, двое первых не торопились, а вот третий смылся быстрее всех. Проплыв мимо разлома в трубе, где только что шевелились знакомые ласты, с удивлением вспомнила, что мне известен монстр и зовут его… Если коротко, то зову я его вай-ваем.

Офигеть можно, как же мне везет!

И только подумала, что родилась в рубашке, а может и в двух, обрадоваться не успела, а труба закончилась и вылетела я перед дверьми в секретную залу. А там как раз крабовидные ловцы стоят с гарпунами наперевес, и, понятное дело, все нацелены на визитершу. Стою на коленках перед ними и из всех желаний в голове только одно — в уединенную комнатку бы и поскорее.

— Ой ты ж, мамочки мои!

«Галя?! — голос встревоженного зелена, заставил вздрогнуть, — где ты? Что случилось?»

«Прокатилась по белой трубе, — ответила мысленно и обернулась туда, откуда вылетела, — а трубы то и нет».

«Как по трубе, какая труба, ты же была у Глицинии!»

«Откуда мне знать, какая труба? Главное, что не пищеварительная, которая какой-нибудь монстрюге принадлежит. Упала в нее за поворотом возле кабинета Глицинии, оказалась у секретного тайника с документами Гаяши..»

«Ты через весь дворец пролетела, — тихое, а главное изумленное замечание Вестериона мне не понравилось. Далее стало понятно, почему. — Это была кормушка для святых животных».

«И много святых в Гарвиро?»

«Пятнадцать…»

«Пятнадцать не видела, но с третьим знакома — вай-вай. Помнишь питомца у Вад Гаяши? Кажется, это был он, а с остальными меня индивидуально еще не знакомили» — аккуратно встаю с коленок, находясь все так же под прицелами арбалетов, и что скрывать, боязливо улыбнулась ловцам.

«Вестя, я сейчас к Гану. Если выживу, обратно сопроводишь меня?»

«Я уже спешу к тебе, буду минуты через три».

«Давай».

Распрямившись, попросила ловцов собрать листы, которые чудом не потеряла в трубе, но обронила здесь, при столкновении с полом. А затем, стараясь держать марку, попросила сопроводить к Императорскому монстрюжищу на прием.

— Он здесь, Галя Великолепная, — ответил самый высокий из крабовидных и распахнул передо мною двери в самую охраняемую залу.

— Галя? Что вы тут делаете?!

Противный рыб с удивлением оторвался от бумаг, которые лежат на светящейся тумбе. В первые мгновения я не нашлась, что, ответить. Изначально думала, что пройдясь по дворцу, успею сочинить правдоподобное обоснование для нового финта, но я не прошлась, а пролетела и потому в правильности следующего шага была не уверена.

А к чельду мою неуверенность!

— Ваше Океаническое Превосходительство, мне вновь нужна ваша помощь.

И ведь ничего особенного не произнесла, просто попросила о помощи, а рыб в мгновение ока оказался рядом и улыбнулся во все свои ротовые щетины: — Я к вашим услугам.

— Эээ, точнее, совет. — Вспомнила, что император тот еще бесстыдник и страдает нудизмом, сделала шаг назад и отчаянно отвожу от него глаза.

— Я готов дать и совет. — Рыб ухмыльнулся и подплыл ближе. Другими словами всегда готов, и на все готов.

— Понимаете, — якобы в задумчивости отошла к ближайшим стеллажам, а это метров десять. — Стук придумал верный ход, подкинув инкуба к императрице, но не учел одного маленького факта.

— Какого? — а рыб плывет сзади не отстает, внимательно прислушивается, а я стоять на месте возле Океанического безобразища не могу, пошла вдоль полок. Вот тебе и прогулка, мысли тут же начали работать в нужном ключе.

— Фрейлины очень верны императрице. И не позволят ей сойти с верного пути.

Ган остановился, округлив глаза: — Фрейлины что?

Спешно ищу альтернативу высказыванию:

— То есть они настолько преданы Вам, Ваше Императорское Величество, и вашей императрице, что не позволят ей посмотреть на моего помощника с одобрением.

— То есть как?

Он остановился, и я была вынуждена обернуться. С досады прикусила губу. А на этот раз ему, что не понравилось? Кто бы подсказал, что за менталитет у этих рыбин, того и гляди попаду впросак так, что и не выкрутишься. А, была не была, решаюсь!

— Уведут. В его состоянии очень легко флирт принять за настоящие чувства. — Господи, взмолилась я, только бы в этом мире умели флиртовать! — Я хочу сказать, что Шпунько сейчас уязвим… — говорю это и внимательно отслуживаю выражение морды Ган Гаяши. Вроде бы признаков недопонимания не отразилось, значит можно врать дальше. А врать дальше нужно так, чтобы он сам пришел к идее отправить любовниц к инкубу.

— Он очень уязвим для любовных чар и ему нужна защита. — К несчастью, со словом защита, я просчиталась, и оно было воспринято лишь в одном ключе.

— Ловцы! Они верные и защитят…

— Ни в коем случае! Иначе нас уличат… в в… в… ну в…

— В преднамеренном столкновении моей супруги и Шпунько. — Понятливое Императорское монстрюжище подплыло вплотную.

— Ага. — Я сделала шаг назад и развернулась, — а давайте еще немного пройдемся, мне так легче думается.

— Мне тоже. Это не должны быть военные или стража.

— Да. Ведь его жизни здесь ничего не угрожает?

— Не угрожает. И в нашем случае лучше всего к нему приставить самок. — Уверенно произнес находчивый рыб.

— Самых преданных вам.

— Самок слизняков!

Вот уж чего не надо, того не надо. Вслух же произнесла:

— Только если они подле императрицы и день и ночь. Иначе возникнут подозрения…

— Кого-то из рыбок… — вздохнул рыб и с неохотой произнес, — фрейлин, например, Саммири.

Ну, и не жадина он?! А впрочем, чего я удивляюсь, рыб — это тот же мужик, к хорошему привыкает быстро, а отказывается с трудом. Но нам не нужна и его драгоценная рыбка.

— Нужна та, которая предана вам и душой, и телом, и словом не обмолвится.

— Тиото. — вздохнул император, проплывая мимо меня вперед, и еще печальнее добавил. — Но я и сам ее редко вижу…

Я шаг в сторону, глаза в потолок, руки на груди сложила и молчу, чтоб не закричать во все горло: Урааааа! А ведь только что чуть не спросила: зачем Тиото, если с ней вы не спите? Почему-то уверилась в том, что Ган к рыбкам не притронулся и схитрил. Все же, как еще объяснить несвойственную водникам верность сроком в 95 лет? Только настоящим чувством. И что, настоящее чувство за пять лет растворилось в воде ни с того ни с сего? Тут точно какая-то другая загвоздка.

Ган Гаяши доплыл к одному из трех центральных проходов хранилища и обернулся:

— Я принял решение. Сегодня же ее оповещу.

— Благодарю вас.

На выходе из хранилища меня встретил задумчивый зелен: «Ты как?» — спросил он мысленно.

«Как видишь, жива».

«Удивительно» — он взял меня под руку и повел в нужном направлении.

«Сама в шоке».

«Галя, ты почему от императора пятилась во время разговора, и с места срывалась?»

«Потому что он голый. Рыб — это его истинный вид, первородный».

«И что тебя смущает?» — неподдельное удивление вести меня смутило, но высказаться я все же решилась.

«Непосредственная близость его самцовых причиндал!»

«Чего?»

«Его причиндалы, инструменты, приборы, пи-пи… кхм, принадлежности в непосредственной близости».

Под пристальным взглядом заинтересованного Соорского, краснею не на шутку, а все равно назвать прямо эти их… не могу.

«Скажи, как это по-вашему звучит, чтобы я понял».

«Мужское достоинство, — фыркнула, полная праведного негодования, ведь с нудистами по сути приходится работать, — а тут явно самцовое!»

Зелен остановился. Он несколько секунд тупо смотрел на меня, затем в потолок с тяжелым вздохом, и опять на меня. Кажись, только что я внесла новые коррективы в его мнение обо мне, хорошей. И, видимо, настолько конкретные коррективы, что зелен с мысленного диалога перешел на разговорный:

— Так, Галя беру свои слова обратно, ты не просто распутная пошлячка, ты пошлячка сверх меры.

— Это еще почему?!

— Как можно стесняться, если он водник и у него все сокрыто.

— А у него не…?! — я расплылась в улыбке, — но я была уверена, что это… это только у тебя так.

— У всех водников. — Покачал он головой. — Поэтому та самая связь-нить имеет определенный запоминающийся запах и является фактическим доказательством измены.

— Тьфу, ты!

— Тьфу, я?! — удивился Вестя, вздыбив на загривке шипы.

— Нет, это выражение.

— Аккуратнее с выражениями, Галя.

— Да стараюсь я, стараюсь. Честное слово стараюсь.

— Приложи все усилия, — посоветовал он. — Мы получили список проклятий от реве Татиха.

Радость от того, что я только что руками Императорского монстрюжища подкинула к инкубу нужную рыбку, растаяла, как не бывало.

— И что там?

— А ты не помнишь?

— Да я как-то ругалась, не думая, то есть без сожалений почти.

— Раздала, не жалея. — Со вздохом согласился он.