Порожденная грехом 1

Гуннар обнял его за плечи и повел к клубу, хотя Грей выглядел так, будто предпочел бы провести вечер в собачьей конуре со мной.

Взгляд Марселлы метнулся от них ко мне.

— Твой брат?

Я наклонил голову, понимая, что она внимательно за всем наблюдает. Я не был уверен, как она узнала, что мы родственники. У нас обоих светлые волосы, но у Грея серые глаза нашей мамы, и его лицо мягче моего.

— Сводный брат, — сказал я.

Она кивнула, будто записывала информацию для последующего использования.

Я закурил еще одну сигарету и приподнял воображаемую шляпу, прежде чем направиться к зданию клуба.

— Наслаждайся свежим воздухом.

Она ничего не сказала, но я почти почувствовал ее яростный взгляд на своей шее.

В клубе вечеринка была в самом разгаре. Весть об успехе миссии быстро распространилась.

Все хотели хлопнуть меня по плечу и поздравить с успехом. Я только с усмешкой качал головой. Эрл подошел ко мне и протянул Будвайзер.

— Почему не празднуешь?

— Еще слишком рано, — крикнул я ему в ухо. — Мы выиграли битву, но не войну.

— Это важная битва, сынок. Пусть наши люди отпразднуют и почувствуют, что мы близки к победе в этой чертовой войне.

Я кивнул, затем сделал глоток пива, прежде чем позволил Черри, одной из новых клубных девушек, тереться об меня в очень откровенном танце. Мои мысли находились где-то далеко. Я не мог перестать думать о девушке, запертой в конуре снаружи. Она так долго была плодом моего воображения, что ее близость стала шоком для моего организма.

Как только я допил пиво, Грей сунул мне в руку бутылку самогона. Я сделал маленький глоток, а затем поставил его на стойку бара.

Я предпочитал оставаться трезвым, когда Марселла находилась в наших руках. Я бы не стал недооценивать Луку Витиелло. Этот человек был маньяком-убийцей с армией верных солдат в его руках, и он смертельно защищал свою семью. Похищение его дочери могло бы стать гвоздем во все наши гробы, если бы мы не разыграли все правильно. Эрлу следовало отложить празднование, даже если бы нашим братьям это не понравилось. Алкоголь и киски могут подождать, пока Витиелло не умрет.

Черри прижалась ко мне.

— Выглядишь скучающим. Давай поднимемся в твою комнату. Я знаю, как тебя развлечь.

Я позволил ей повести меня вверх по лестнице в мою маленькую комнату. Единственным предметом мебели были кровать и кресло, на которые я обычно бросал свою одежду.

Она толкнула меня на кровать и начала раздеваться. Я всегда был доволен девушками в клубе, но теперь я не мог перестать сравнивать их с Марселлой, блядь, Витиелло. И черт меня побери, Белоснежка играла в своей собственной лиге. Черри сбросила лифчик, но не поэтому мой член затвердел в джинсах. Образ холодных голубых глаз, черных волос и пухлых красных губ задержался в моей голове.

Мне нужно перестать фантазировать о Белоснежке, особенно теперь, когда она в пределах досягаемости.

Глава 6

Я наблюдала, как Мэддокс исчез внутри обшарпанного фермерского здания, уверенной походкой. Его приятели байкеры, вероятно, приветствовали его, как короля после моего похищения. Я двинулась к клетке, стараясь не обращать внимания на неодобрительное рычание собаки в соседней клетке и мой учащающийся пульс в ответ. Должно быть, не так давно прошел дождь, потому что от вони мокрой шерсти и мочи у меня сильно скрутило живот. Влажность и продолжительная жара только усугубляли ситуацию. Я старалась не думать обо всем, с чем соприкасались мои босые ноги на грязном полу. Я забралась на будку, поморщившись, когда осколки грубого дерева впились в мои ладони, и прижалась к грубой стене. Вокруг меня сгущалась тьма, отчего поза, казалось, еще более отчаянной. По привычке я полезла в задний карман за телефоном, но, конечно же, они от него избавились.

Папа всегда предупреждал меня об опасностях нашей жизни, но ни он, ни я никогда не думали, что до этого дойдет. Что меня действительно похитят.

Я содрогнулась. Это все еще казалось кошмаром.

Я не знала, который час. Должно быть, я потеряла свои часы, как одну из своих туфель, во время борьбы, но, наверное, прошло несколько часов с момента похищения. Мысль о том, что я находилась в отключке в течение нескольких часов, возможно, вызвала у меня ледяную дрожь по спине, задаваясь вопросом, что эти животные сделали за это время.

К этому времени папа уже должны уведомить. Мне интересно, сказал ли он маме. Он предпочитал скрывать некоторые темные темы от нас с ней, но мы не были глупыми и знали больше, чем он думал. И все же мне хотелось, чтобы был способ скрыть эту новость от мамы. Она сломается, если узнает. Мама никогда не была создана для этого мира.

А Амо? Он, вероятно, сделает что-то абсолютно глупое, даже более глупое, чем его обычные действия. Я улыбнулась, но вскоре глаза наполнились слезами. Я быстро моргнула, отгоняя их. Я не стану плакать. Вместо этого я упрямо смотрела вперед, в окружавший местность лес, прислушиваясь к звукам близлежащей дороги или человеческой жизни. Но кроме случайных птиц, прощающихся с заходящим солнцем и шелестом деревьев, я ничего не уловила — кроме шума из клуба.

Наступила ночь, и пение птиц стихло. Вой байкерской вечеринки усилился, и к нему время от времени присоединялся звук бьющегося стекла. Истощение, скорее эмоциональное, чем психологическое, но столь же сильное, овладело мной. И все же я не засыпала до тех пор, пока мое тело больше не выдерживало. Не с этими животными — собаками и байкерами — так близко.

Хрустнула галька. Я напряглась и села, когда парень лет двадцати, спотыкаясь, направился в мою сторону. Он был пьян и даже не мог идти прямо, но пристально смотрел на меня. Он столкнулся с решёткой, затем вцепился в неё, прижавшись лбом к щели, будто хотел протиснуться сквозь металл. Мои глаза метнулись к двери, которая была заперта, но что, если у него при себе ключи?

Он широко улыбнулся мне.

— Вот она. — он звучал так, словно пытался быть змеей, гротескно шипящую букву «о». — Прелестная принцесса.

Он раздевал меня жадными, прикрытыми глазами.

Мои руки задрожали еще сильнее, и я вцепилась в колени. Его взгляд метнулся к двери клетки. Я молилась, чтобы у него не было ключей. Может, он достаточно пьян, чтобы я могла одолеть его и убежать, но, может, он не был пьян, и он определенно сильнее меня. Он, спотыкаясь, направился к двери и подёргал ее, сначала слегка, потом сильнее. Я вздохнула с облегчением, когда его сердитая тряска у двери ничего не дала.

— Жаль. Возможно, позже, — сказал он с глупым хихиканьем.

Затем начал расстегивать ремень. Ему потребовалось две попытки, чтобы опустить собачку, и я с отвращением отдернула голову. Он собирался дрочить прямо у меня на глазах?

Но вскоре звук жидкости, ударившейся о стенку клетки, эхом разнесся в тишине. Несколько теплых капель попали мне на руки, и я издала крик отвращения, прижимаясь еще ближе к стене.

— Ты животное!

Раздались шаги.

— Денвер, ты придурок! — Мэддокс взревел и толкнул другого парня в грудь так сильно, что тот просто упал и пьяно рассмеялся, а затем замолчал.

Мэддокс был в своих мешковатых джинсах, но без футболки, шнурки его ботинок волочились по земле. В мягком свете с крыльца я разглядела, что у него на груди было несколько татуировок, одна из них, над грудью, череп, извергающий пламя. Тени подчеркивали выпуклости его мускулистого живота вплоть до дорожки волос.

— Черт, — прорычал Мэддокс и пнул неподвижного Денвера, чья голова упала набок. — Этот мудак потерял сознание и обоссался. — он повернулся ко мне, прищурив глаза. — С тобой все в порядке?

— Тебе какое дело? Ты запер меня в собачьей клетке, — мой голос стал гнусавым, борясь со слезами.

Я убрала руку от себя, гадая, как бы мне избавиться от мочи. Мой желудок сжался при одной мысли об этом.

— Я не знаю, — холодно сказал он и повернулся, чтобы уйти. — Спокойной ночи.

— Он помочился на клетку, и я немного испачкала руки, — поспешила сказать я, ненавидя отчаянные нотки в своем голосе.

Я никогда не впадала в отчаяние, по крайней мере, не перед незнакомыми людьми.

— Тупой придурок, — прорычал Мэддокс в сторону своего приятеля-байкера, который определенно не слышал его, прежде чем сказал мне: — Я принесу полотенце.

Он повернулся и зашагал по усыпанной галькой дорожке, ведущей к зданию клуба.

Я посмотрела на вырубившегося парня на земле, но он не шевелился. Пару минут спустя Мэддокс вернулся с полотенцем. Он протянул его мне через решетку. Я спрыгнула с будки, убедившись, что не приземлилась в мочу, и схватила полотенце. Оно было холодным и сырым. Я понюхала, не доверяя никому здесь, но уловила лишь слабый намек на моющее средство.

— Это вода и мыло, или ты ожидала, что я вручу тебе полотенце с большим количеством мочи? — сказал Мэддокс.

Он действительно казался оскорбленным. Какое он имел право обижаться? Это он сидит в собачьей конуре?

Я вытерла руки, бормоча.

— Откуда мне знать? Этот парень хотел пописать на меня, и ты, наверное, думаешь, что я этого заслуживаю, потому что я дочь своего отца.

Папа вызывал ненависть у многих людей, и, просто поделившись его кровью, я пожинала в свою сторону те же эмоции. Сила отца защитила меня от силы людской порочности, их страх всегда был сильнее неприязни. Теперь я осталась без защиты.

— Нет, то, что ты пленница, не значит, что с тобой следует обращаться как с грязью. Мне нужен твой отец, а не ты.

Я продолжала вытирать руку полотенцем, но вонь мочи с пола конуры забивала мне нос, так что я все еще чувствовала себя грязной.

— Значит, собачья клетка это твоя версия того, чтобы не обращаться со мной, как с грязью?

— Это решение клуба.

Я с любопытством наклонила голову.

— И где бы ты меня держал?

— У нас в подвале.

— Звучит великолепно.

Я протянула полотенце.

Он покачал головой, наблюдая за мной таким взглядом, который казался слишком личным.

— Оставь себе.

Я кивнула, затем обошла лужу мочи и забралась обратно на будку.

— Я попрошу кого-нибудь убрать это утром или, может быть, днем, в зависимости от того, когда все будут трезвыми.

У него едва заметный акцент, которому здесь не место, и который я не могла определить, но он определенно был южным.

— Ты понимаешь, что моему отцу было бы легко, если бы он напал на вас сейчас.

— Именно, но твой старик не имеет ни малейшего понятия о твоем местоположении. Мы только недавно переехали в этот клубный дом.

— Где мы находимся? — небрежно спросила я.

Мэддокс внимательно наблюдал за мной, и на его губах медленно появилась улыбка, отчего на правой щеке образовалась ямочка.

— По какой-то причине я думаю, что было бы ошибкой рассказывать тебе слишком много.

— Мэддокс! — позвал высокий женский голос.

Мэддокс вздохнул, глядя в окно, где голая девушка махала рукой.

— Твоя девушка ждет, когда ты развлечешь ее, — пробормотала я.

— Не моя девушка, но я должен идти, — сказал он.

Он схватил парня, лежащего на земле, и потащил его прочь.

Как только он оказался вне поля зрения и слышимости, я судорожно вздохнула. Слезы подступили к глазным яблокам. Я недостаточно сильна, чтобы сдержать их.

Сидя в темноте, слушая ворчание, вой и лай собак вокруг, тихие слезы текли по щекам. Было не холодно, но я не могла унять дрожь. Я всегда знала, что бизнес отца опасен, но это была лишь отдаленная опасность, несмотря на то, что телохранители следили за каждым моим шагом. Теперь они мертвы. Либо байкеры убили их, либо папа сделал это в тот момент, когда узнал, что они позволили меня похитить. Я их не винила. Джованни так сильно вывел меня из себя, пока я не приказала телохранителям уйти, чтобы поговорить с ним наедине и отвязаться от меня. Папа не пришёл бы к такому мнению. В ярости он обвинил бы моих телохранителей, а меня не было рядом, чтобы сказать ему обратное и взять вину на себя.

В конце концов я вытерла слезы и тупо уставилась в темноту, прислушиваясь к случайным воплям байкеров, когда они напивались все больше и больше. Огромная собака слева начала расхаживать, навострив уши. Она поскребла пол, а затем свернулась калачиком. Несмотря на мой страх перед собаками, мне было жаль их за то, что они проводили свою жизнь запертыми в маленькой клетке.

Как долго я здесь пробуду? Может, папа и Маттео уже в пути, чтобы спасти меня. Я молилась, чтобы это было так. У меня не было желания выяснять, что эти байкеры задумали для меня. Мэддокс мог бы спасти меня от того, чтобы на меня помочились, и притвориться, что со мной будут обращаться прилично, но пока все указывало в другом направлении.

Моя красота всю жизнь была оружием, чем-то, что запугивало других без оружия и насилия, но теперь она стала обузой. Я находилась в раннем подростковом возрасте, когда поняла, как выгляжу глаза многих мужчин, и вскоре научилась использовать это в своих интересах, но сейчас...

После того, как я позволила себе слёзы, я пообещала себе быть сильной, чтобы выбраться из этого живой. Папа сделал бы все, ради моего спасения, но мне нужно убедиться, что он и Маттео не убьют себя, пока они это делали. Я должна придумать способ облегчить ему задачу или, может, даже сбежать. Эти байкеры были не самыми яркими свечами на торте. Я должна найти способ обмануть их и суметь убежать.

Мои веки вскоре отяжелели, но я заставляла их открываться, пока они не начали яростно гореть. Собаки сопели в конурах рядом с моей, вероятно, мечтая о том, чтобы я стала их следующей едой.

Фигура вышла из дома задолго до того, как вечеринка улеглась.

Я узнала Мэддокса, когда он прислонился к крыльцу, освещенный светом из окон. Он был самым высоким из всех байкеров. Время от времени кончик его сигареты вспыхивал. Даже не видя его глаз, я могла сказать, что он наблюдал за мной. Это из-за ощущения покалывания. То, что я почувствовала в клубе, где впервые увидела его.

Мэддокс Уайт.

Я знала, кто он. Папа никогда не делился темными сторонами своей жизни со мной или мамой, будто мы не могли справиться с ними, потому что были женщинами. Мама не хотела знать, и я никогда по-настоящему не пыталась узнать больше, потому что это казалось бесполезным. Это только еще больше возбудило бы мой интерес и заставило бы меня возмущаться тем фактом, что я никогда не смогу стать частью бизнеса еще больше. Тем не менее, я слышала историю о байкерах в Нью-Джерси, которых мой отец уничтожил в одиночку. Я следила за тем, чтобы все время держать глаза и уши открытыми, и эта резня все еще была популярной темой среди членов мафии на светских мероприятиях. Поскольку большинство мужчин старались быть чрезвычайно забавными рядом со мной, производя на меня впечатление, подобные истории всегда достигали моих ушей.

Я глубоко вздохнула и прижалась к шершавой стене. Мои пальцы болели от того, как сильно я сжимала туфлю. Мэддокс был сыном одного из убитых байкеров. Должно быть, он действительно ненавидит папу, поэтому я еще меньше доверяла его дружелюбию. До сих пор я не пыталась обдумать их план мести. Это только заставило бы меня нервничать еще больше, но наличие четкого представления о том, что может произойти дальше, может означать разницу между побегом отсюда живой или в гробу.

Мой пульс участился от осознания того, насколько я близка к смерти. Всю мою жизнь возможная угроза моей безопасности висела у меня над головой, как дамоклов меч, но она всегда была абстрактной, никогда не была чем-то осязаемым, за что я могла ухватиться. Теперь тревоги папы воплотились в реальность, и мое раздражение из-за его настойчивости постоянно держать меня под строгой охраной казалось детским и наивным. Возможно, было бы хорошо подготовить меня таким же образом, как он подготовил Амо, действительно показать мне опасности нашего мира. Теперь я столкнулась с ними без особой подготовки.

Эти люди хотели моего отца, но, чтобы заполучить его, они, конечно, не постеснялись бы причинить мне боль. У меня никогда в жизни не было шрама. Я молилась о том, чтобы у меня хватило сил сохранять достоинство, даже столкнувшись с пытками. Я хотела, чтобы моя семья гордилась мной. Эти байкеры жаждали запятнать фамилию Витиелло, но я сделаю все возможное, чтобы помешать им. Я должна верить, что во мне больше от моего отца, чем он когда-либо хотел для меня.

У меня не было никакого оружия, кроме одного. Амо всегда говорил, что моя внешность смертоносна. Я должна надеяться, что смогу доказать его правоту.

Глава 7

Несмотря на пронизывающую мозг усталость, я не мог заснуть даже спустя долгое время после того, как мои братья по клубу поддались алкогольному сну. В конце концов я бросил попытки и провел ночь на крыльце, наблюдая за сгорбленной тенью Марселлы на будке, чувствуя, что она тоже не сводит с меня глаз. Время от времени уханье совы или драка енотов нарушали мирную тишину. Лишь малая часть причины моего дежурства заключалась в том, чтобы убедиться, что никто из людей моего дяди не поднимет руку на нашу пленницу, особенно после животного поведения Денвера и справлении нужды в конуру Марселлы. Другая причина заключалась в моем желании побольше узнать о Марселле Витиелло, а через нее о ее отце. Фамилия Витиелло так долго преследовало мою жизнь, что казалось глупым упускать возможность узнать больше об этой семье.

Когда первые туманные лучи солнца выглянули из-за верхушек деревьев, я бросил сигарету в пепельницу, оттолкнулся от крыльца и направился к собачьим клеткам. В глубине души я знал, что мне следует держаться подальше от Белоснежки. Во-первых, я называл ее Белоснежкой, а во-вторых, я не мог перестать думать о ней.

Она сидела на будке, подтянув ноги к груди и положив подбородок на сложенные на коленях руки. Ее глаза были стеклянными и красными. Должно быть, она плакала. Было слишком темно, чтобы я мог что-то разглядеть. При мысли о ее слезах мне стало не по себе. Марселла не тот человек, которого я хочу запереть в клетке и провести через ад. Она всего лишь приманка для гораздо более крупной добычи.

Ее каблук упирался в будку рядом с ней. Ведро было задвинуто в угол, как можно дальше. Но даже, если она обладала стальной волей, потребности ее тела, должно быть, одержали верх в течение ночи. Дерево будки было темным там, где на него попала моча Денвера.

Заметив меня, она выпрямилась и села, скрестив ноги, ее спина была прямой, как шомпол. Ее блузка помята, а брюки покрыты грязью, но ей все равно удавалось выглядеть так, как надо. Дерьмо. Эта девушка все еще умудрялась выглядеть пресыщенной и похожей на чертову светскую девушку в гребаной конуре.

Собаки заскулили и запрыгали у клеток, жаждая еды. Но это работа Грея, а не моя. Я подозревал, что он все еще страдал от похмелья после нашей вчерашней вечеринки. Я бы послал одного из членов клуба, чтобы он все убрал позже.

Я остановился перед клетками, несколько минут молча разглядывая девушку внутри. К сожалению, Марселла просто смотрела на меня в ответ, скрывая свой дискомфорт, если она его и испытывала.

— У тебя красные глаза. Ты плакала?

— У меня красные глаза, потому что я всю ночь боролась со сном. Я не закрою глаза, когда вокруг так много отвратительных животных. — она сделала паузу, подчеркивая сказанное. — Не говоря уже о собаках.

Я улыбнулся.

— Твои оскорбления жемчужина для меня.

Она соскользнула с будки элегантными ногами балерины, стараясь держаться подальше от пятен мочи, и схватила свою туфлю. Мне пришлось подавить веселье по поводу ее настойчивости держать эту туфлю поближе.

— Я не отправлюсь на поиски второй туфли, какими бы дорогими они ни были. И никого не волнует, как ты выглядишь. В ближайшее время тебе не понадобятся модные туфли.

Не говоря уже о том, что девушка выглядела как секс-бомба даже в своей разорванной одежде. Она, наверное, все еще выглядела бы, как гребаная модель в мешке из-под картошки.

Марселла ухмыльнулась и подошла ко мне, ее бедра покачивались из стороны в сторону самым завораживающим образом, прежде чем она остановилась рядом с решеткой. Прошлой ночью, когда я застал Денвер писающего у будки, я на мгновение увидел за ее высокомерной маской, но теперь выражение ее лица вновь стало стальным.

— Тебе не все равно, судя по тому, как ты продолжаешь меня разглядывать. Я думала о тебе всю ночь...

Я приподнял бровь.

— Я не освобожу тебя для быстрого перепихона, независимо от того, насколько хорошо ты трахаешься. Но попытка неплохая.

Ее губы сжались.

— Я лучше буду спать в конуре с этими собаками, чем пересплю с тобой. Но могу сказать, что ты много об этом думал.

В ее глазах было столько высокомерия, что пришлось подавить желание распахнуть дверь и прижать ее к себе, чтобы она заткнулась.

— Рано утром я поняла, где видела тебя раньше. В клубе несколько недель назад. Ты смотрел на меня так, как смотрят все мужчины, будто готов был продать свою левую почку за ночь со мной.

Я схватился за прутья, посмеиваясь.

— Черт, ты чертовски тщеславна. Я наблюдал за тобой, потому что искал возможность похитить тебя.

Марселла ухватилась за прутья под моими пальцами, наклонившись вперед, так что наши лица стали намного ближе. Верхние пуговицы ее шелковой блузки были оторваны, открывая мне вид на ее декольте и соблазнительную выпуклость груди. Я оторвал взгляд, но встретился с ее душераздирающими глазами. Я никогда не видел таких голубых глаз, как у нее, но с более темным кольцом вокруг них, никогда не видел такой безупречной кожи, почти перламутровой, особенно на фоне ее черных волос. Словно она действительно материализовалась из сказки. Из очень грязной, взрослой сказки. Действительно, Белоснежка.

— Но не из-за этого ты не мог оторвать от меня глаз. Я знаю, какое у тебя было выражение лица. Ты можешь отрицать это сколько угодно, но держу пари, что ты фантазировал обо мне после той ночи.

Я хотел, чтобы она ошибалась. Но девушка оказалась права. Она была настолько великолепна, что даже после ночи в конуре без доступа в ванную, по сравнению с ней разодетые девушки в клубе выглядели, как крысы из сточной канавы.

— Твоя красота не вытащит тебя отсюда, и не спасет.

Ее улыбка стала шире, будто она знала лучше, будто она была абсолютно уверена, что ее спасут.

— Даже твой отец не найдет это место, если ты на это надеешься. Он не сможет тебя спасти, — продолжил я.

— Мой отец собирается спасти меня. Он собирается убить всех, кто встанет у него на пути. Каждого мужчину, каждую девушку из клуба, даже твоего младшего брата. Он убьет их так жестоко, как только сможет, а мой отец самый умелый человек, когда дело доходит до жестокости, Мэддокс. Ты будешь смотреть, как они все истекают кровью у твоих ног, а их внутренности разбросаны по полу, как конфетти. Грей умрет, и в последние мгновения своей жизни ты будешь слушать его крики и чувствовать себя виноватым за то, что навлек это на него и на себя.

Ее слова застали меня врасплох, особенно горячность и ярость в них. Эта девушка не выглядела так, словно уклонялась от грязной стороны жизни, но я сомневался, что она когда-либо видела кровь и смерть, конечно, не так, как я.

Ее слова также показали, насколько внимательной она была на самом деле. Увидев, как мы общаемся всего мгновение, Марселла уже поняла, что я очень защищаю Грея, и пыталась сыграть на моем беспокойстве за него. Она была хороша и более опасна, чем я думал. Я должен быть осторожным с ней по нескольким причинам.

— Думаешь, что знаешь все, не так ли? Но ты не знаешь, Белоснежка, — прорычал я. Брови Марселлы поползли вверх. — Я знаю, насколько умелый твой отец. Ты только слышала истории, но я видел его в действии. Я видел, как он расчленил и содрал кожу с моего отца и его людей, когда я был маленьким мальчиком. Я стоял на коленях в их крови, пока твой отец продолжал кромсать их трупы, как чертов маньяк. Я обмочился в штаны, испугавшись, что он найдет меня и тоже прикончит. Я все еще слышу эти крики в своих кошмарах. И ты хочешь сказать мне, что я не знаю, на что способен твой отец?

Впервые мои слова пробились сквозь ее холодную красивую маску. Ее лицо смягчилось от осознания, затем понимания и, что еще хуже, сострадания.

Вид более мягких углов ее лица ударил меня, как кулак в живот.

Я слышала истории, бесчисленные версии событий. Если люди моего отца рассказывали эту историю, они прославляли его и его поступки, как будто он был сверхчеловеком. Если посторонние шептали истории приглушенными голосами в моем присутствии, даже их слова все еще звучали с уважением и болезненным очарованием. Я гордилась всякий раз, когда сталкивалась с этой историей. Теперь, впервые в своей жизни, я не испытала гордости. Впервые я увидела другую сторону медали, очень кровавую, болезненную правду.

Слова Мэддокса были злобными, но я видела боль, которую воспоминание вызвало в его голубых глазах. Я не хотела представлять, как ужасно, должно быть, было маленькому мальчику наблюдать, как убивают его отца, особенно таким жестоким способом.

Я скрывала свои чувства, не желая испытывать жалость к человеку, похитившему меня. Какой бы жестокости он ни подвергался в детстве, это не оправдывало его поступков сейчас.

— Тогда ты должен быть благоразумен и отпустить меня, прежде чем мой отец доберется до тебя, — сказала я.

Мэддокс отступил от решетки.

— Я всю свою жизнь ждал шанса убить твоего отца. Ничто не отнимет этого у меня. Ничего.

В глазах Мэддокса не было и тени сомнения. Он выполнит свой план, и весь клуб, казалось, поддержит его. Смерть моего отца была их единственной целью. Они не остановятся ни перед чем.

— Значит, твои друзья байкеры готовы умереть, ради твоей мести?

— Это не просто моя месть. Каждый из нас жаждет мести. Твой отец убил целый орден. Мой дядя потерял своего брата. Никто из нас не успокоится, пока счет не будет сведен, и мы все готовы умереть за это.

— Вы умрете, — сказала я, пожимая плечами, звуча уверенно, даже когда я не была.

Папа был могущественным, но он мог действовать, не задумываясь, когда дело касалось меня. Он не обладал никакими слабостями, кроме любви к своей семье. Он не стал бы прислушиваться к голосу разума, если бы на кону стояла моя жизнь. И, мама, человек, который обычно мог урезонить его, когда он впадал в бешенство, вероятно, был не в состоянии ясно мыслить.

— Месть пустая трата времени и энергии, — солгала я.

Мэддокс дерзко улыбнулся. Я должна была признать, что удивилась его ровным белым зубам и приятному запаху. По какой-то причине я всегда представляла байкеров немного потрепанными, с немытыми волосами, спутанными от их вонючего шлема, и желтыми зубами. Даже его волосы казались гладкими, как шелк, падая на глаза. Он убрал их назад, привычка, которую я заметила ранее.

— Ты используешь отбеливатель, чтобы сохранять свои зубы такими белыми? Со всем тем курением, которым ты занимаешься, это кажется единственным способом для тебя иметь красивые зубы.

Мэддокс с недоверчивым видом покачал головой, и у него вырвался смешок.

— Черт, только ты можешь думать о чьих-то зубах, находясь в плену у смертельного врага твоего отца.

Он прислонился к решетке, и я попыталась увидеть в нем человека, которого я могла бы встретить в клубе, а не моего врага и похитителя. Тогда он был бы вне досягаемости, с его татуировками и наследием, не относящимся к Фамилье, и поэтому я бы не бросила на него второй взгляд, который бросила на него сейчас, но он не был жестким в глазах с его остроугольным лицом, голубыми глазами и высоким, мускулистым телом. Темные джинсы, белая футболка и чёрная кожаная куртка действительно работали в его пользу, даже когда я никогда не была девушкой, которой нравился повседневный образ.

Разыграть единственную карту, которая у меня была, используя мое лучшее оружие, с ним было бы вполне возможно. Если бы это был любой другой байкер, даже моя жизнь на кону, не смогла бы заставить меня флиртовать с ними. Но с Мэддоксом...

Он разглядывал меня с первого момента, как увидел, и не только, как пленницу. Желание парня было мне знакомо, по крайней мере, на расстоянии. И Мэддокс желал меня. Не так сильно, как желал мести. Ещё нет.

— Я больше ничего не могу сделать, — сказала я, мой голос был менее враждебным, более мягким и почти игривым.

— Ты могла бы плакать и молить о пощаде.

— Это что-нибудь изменит? — сухо спросила я.

— Нет.

— Я не люблю тратить свое время впустую, — сказала я. — Жизнь слишком коротка, чтобы не заниматься тем, что нам нравится...

Он улыбнулся, и на его щеке появилась ямочка, которая на самом деле была не ямочкой, а шрамом.

— Тогда зачем ты тратишь свое время, флиртуя со мной, избалованная принцесса? Возможно, ты думаешь, что я животное, но мой член не управляет шоу. Извини, что разочаровал тебя. — он приподнял воображаемую шляпу и отступил от решетки, улыбка исчезла, а глаза стали более бдительными. — Держи ноги на месте и не флиртуй с моими братьями по клубу, они могут взять больше, чем ты предлагаешь. Но, если ты будешь держать голову опущенной, то скоро вернешься домой без единого волоска. Твое наследство гарантирует тебе жизнь, полную походов по бутикам после того, как ты вытрешь слезы из-за смерти своего папочки.

Я подавила свою ярость.

— Думаешь, смерть моего отца осушит твои слезы из-за потери своего отца?

Он прищурил глаза.

— Я не просто потерял своего отца, его оторвали от меня самым варварским способом.

— И ты думаешь, что, будучи варваром, ты почувствуешь себя лучше.

— Речь идет не о том, чтобы почувствовать себя лучше, а о мести.

— Но, если ты убьешь моего отца, ты не причинишь ему вреда. Мой отец не боится смерти. Если хочешь отомстить, тебе нужно причинить ему боль, как он причинил тебе.

— И как я могу причинить ему боль?

Я горько улыбнулась. Если Мэддокс действительно хотел отомстить, он должен причинить боль мне.

Мой отец пострадал бы самым ужасным образом, если бы я заплатила за его грех прошлого. Мэддокс наклонил голову.

— Полагаю, что причинение тебе боли сделало бы свое дело.

Я ничего не ответила. Я не совсем понимала, что я здесь делаю. Я хотела освободиться как можно скорее, но, зная папу, он без колебаний обменяет меня на себя.

— Ты не та, кого мы хотим. У меня нет абсолютно никакого желания причинять тебе боль. Твой отец заплатит, а не ты.

Слова прозвучали окончательно.

— Если ты убьешь моего отца и позволишь мне жить с чувством вины за то, что я стала причиной его смерти, я заплачу за его грехи.

— Но, если я причиню тебе боль, чтобы заставить страдать твоего отца, ты тоже заплатишь за его грехи, только более болезненным способом.

— Думаю, я заплачу в любом случае, — тихо сказала я. — Но ты ошибаешься, физическая боль не будет более болезненной.

— Если ты не испытывала ни того, ни другого, ты не можешь быть уверена.

— Думаю, я скоро узнаю.

— Ты не испытаешь физической боли, пока будешь здесь, но я не могу избавить тебя от горя из-за того, что стала причиной смерти твоего старика, — пробормотал он. Он засунул большие пальцы в карманы джинсов. — Может, это утешение знать, что он заслуживает того, что мы для него запланировали.

Мой желудок сжался, когда разум представил ужасные подробности.

— Мэддокс, — тихо сказала я. — Такие люди, как ты и он, всегда заслуживают смерти. В какой-то момент взаимное убийство должно прекратиться. Если ты убьешь моего отца, мой брат и дяди будут мстить.

Маттео любил моего отца, а Ромеро уважал Луку и был ему почти, как брат. Они не успокоятся, пока каждый байкер не найдет болезненный конец.

— Я живу ради мести.

— Кажется, что жизнь бессмысленна, если она наполнена только желанием отомстить.

— Для меня достаточно.

— Будут ли твои братья по клубу, и дядя оплакивать тебя так же глубоко, как моя семья будет оплакивать моего отца? Будет ли кто-нибудь так же сильно скучать по тебе, потому что любил тебя всем сердцем?

Он одарил меня суровой улыбкой.

— Боюсь, у меня больше нет времени на болтовню. Хорошего дня.

Не ответив, он дал мне ответ, которого я ожидала.

— Так я и думала.

Он наклонил голову в знак прощания и повернулся, не сказав больше ни слова. Я определенно попала в слабое место. Движение на крыльце привлекло мое внимание. Другой байкер, намного старше Мэддокса, с черными с проседью волосами до плеч, наблюдал за мной. Мурашки побежали по моей коже при взгляде в его глаза.

Мэддокс прошел мимо него по пути в клуб, сказав ему что-то, что заставило мужчину на мгновение отвести от меня взгляд.

Но моя отсрочка была недолгой. Вскоре его жадный взгляд вернулся ко мне, и теперь Мэддокс исчез. Я могла только надеяться, что мои слова не заставили его уйти. У меня возникло чувство, что он мой лучший выбор, чтобы пройти через это невредимой.

Глава 8

Коди продолжал наблюдать за клетками, как волк на охоте. Он не сводил глаз с Белоснежки, ощущая легкую киску. Он никогда не имел большого представления о значении согласия.

Я остановился рядом с ним на крыльце.

— У тебя нет дел поважнее, чем пускать слюни по девчонке Витиелло?

Он усмехнулся.

— Не я провожу половину своего утра, сплетничая с этой киской.

— Я пытаюсь собрать информацию от нашей пленницы, пока она в наших руках, — лгу я.

Это был первоначальный план, но всякий раз, когда я оказывался рядом с ней, любые тщательно продуманные планы испаряются.

— Какого рода информацию? Сколько членов она может взять в свой грязный рот?

— Просто держись от нее подальше. Мы оба знаем, что у твоего члена своя собственная жизнь.

Я вошел в клуб, и меня сразу же поразил запах дикой вечеринки. После нескольких часов на свежем воздухе от вони я чуть не потерял сознание. Грея вырвало в ведерко со льдом, а кто-то еще помочился в пивную бутылку. Это, смешанное с запахом дюжины потных тел, было мощной смесью.

Я застал Эрла уже на ногах, он сидел в своем кресле за нашим столом для совещаний и курил сигару. Он мог довольно хорошо пить после десятилетий тренировок. На столе лежала полуголая девушка и крепко спала.

— Ты рано ушёл с вечеринки, — сказал он, не потрудившись выпустить дым изо рта.

— У меня было достаточно вечеринок, чтобы хватило на всю жизнь, и я все еще не думаю, что у нас есть причина праздновать прямо сейчас.

— Когда я был в твоем возрасте, я не говорил «нет» вечеринке или киске.

— Значит, ничего не изменилось, — сказал я с усмешкой.

Он усмехнулся, затем закашлялся и, наконец, убрал сигару.

— Что сказала эта сука? Она плакала и умоляла тебя отпустить ее?

Я отрицательно покачал головой.

— Она слишком горда. В ней больше от отца, чем я думал.

Выражение лица Эрла потемнело.

— Посмотрим, как долго она сохранит высокомерие Витиелло.

Что-то в тоне Эрла заставило меня встревожиться. Если ему кто-то не нравился, по-настоящему не нравился, этому человеку лучше держаться от него подальше.

— Когда ты собираешься попросить Витиелло произвести обмен? Я хочу покончить с этим и, наконец, добраться до самого Витиелло.

Эрл никак не отреагировал, только покосился на сигару в своих руках.

— Это все еще план, верно?

После моего первоначального нежелания участвовать в похищении Эрл настоял, чтобы мы оставили Марселлу, как можно на более долгий срок. Теперь он, казалось, вновь надел свою мыслительную шляпу, и это никогда не было хорошим признаком.

— Да, но это было бы слишком просто, и это последнее, что я хочу дать Витиелло — легкий выход из этого. Он должен эмоционально пострадать, прежде чем мы действительно разорвем его на части.

Я последний человек, который хочет избавить Луку Витиелло от боли в любой форме. Он должен страдать, как можно больше за то, что разрушил мое детство.

— Мы прошли через много дерьма, но нам нужно оставаться на верном пути, иначе мы рискуем вновь получить пинка под зад. Уверен, что этот мудак уже настрадался после новостей о похищении его дочери.

— Одна ночь. Это ты называешь настрадался? Ты писал в свои чертовы штаны каждую ночь в течение первых трех месяцев, что жил со мной. Это страдание, Мэд. Пусть Витиелло обмочится от страха за жизнь своей драгоценной дочурки. Как только он приползет, мы все равно сможем обменять ее на него и замучить его до смерти.

По голосу Эрла было ясно, что для него дискуссия окончена, и, поскольку он упрям, как осел, я знал, что продолжать разговор бесполезно.

Раздался мужской крик, за которым последовали проклятия и крик боли Марселлы.

— Что теперь? — раздраженно пробормотал Эрл, вставая с кресла, но я уже выходил из комнаты.

Я вылетел из клуба, бросив взгляд на собачью конуру, откуда доносился шум. Собаки громко лаяли, прыгая по клеткам, но мои глаза были прикованы к клетке Марселлы. Коди стоял внутри, схватив Марселлу за руку и тряс ее.

Он так сильно ударил Марселлу по лицу, что она с визгом упала на пол. Я бросился по дорожке в клетку и взял его за руку, не давая ударить ее.

— Что, блядь, здесь происходит? — я зарычал.

Марселла села на пол, дотронувшись до своей ярко-красной щеки. По тому, как она сжала губы, я мог сказать, что она боролась со слезами.

— Ответь мне, — прошипел я, встряхивая Коди.

Он отмахнулся от меня и схватился за голову, где у него сильно кровоточила рана на линии роста волос. Он сделал движение, будто хотел вновь замахнуться на нее, но я толкнул его к решетке.

— Что здесь произошло?

Почему, черт возьми, мне никто не отвечал?

— Эта шлюха напала на меня своей ебаной туфлей, — кипел Коди.

Я проследил за его указательным пальцем в сторону каблука на грязном полу и чуть не расхохотался.

— Это Лабутен, а не какая-нибудь туфля, —

надменно произнесла Марселла, все еще держась за щеку, но уже не казавшаяся близкой к слезам.

Я понятия не имел, что это значит. У меня было ровно две пары обуви.

Я послал ей убийственный взгляд.

— Тебе лучше заткнуться.

Коди был мстительным мудаком. Провоцирование его не только сделало бы ее жизнь намного сложнее, но и мою, если я хотел убедиться, что она выйдет из этого невредимой. Эрл стоял на крыльце, наблюдая за происходящим. Я не был уверен, какова его точка зрения, так что он, вероятно, не стал бы оберегать Марселлу. Ирония судьбы заключалась в том, что мне выпало защищать дочь моего злейшего врага.

— Что ты делал в ее клетке?

— Я должен был покормить ее. Эта киска не заслуживает еды, если спросишь меня.

— Тебя никто не спрашивает, Коди. В следующий раз тебе лучше быть повнимательнее, пока она не выколола тебе глаз, — сказал я ему. — Или еще лучше, позволь мне или Грею заняться кормёжкой.

Я предпочитал, чтобы Коди держался подальше от нее. В конце концов он не сможет удержать свой уродливый член в штанах. Мне действительно не хотелось добавлять такое дерьмо в свой список грехов.

— Неважно, — пробормотал Коди, потирая голову, выходя из клетки.

Последний взгляд, который он послал Марселле, сказал мне, что у меня будет больше бессонных ночей. Он зашагал прочь, бормоча оскорбления.

Эрл покачал головой, глядя на Коди. Его неодобрение только усилило бы желание Коди отплатить Марселле за унижение.

Я повернулся к Марселле. Ее блузка лишилась еще одной пуговицы и была покрыта грязью, как и ее ноги, но ее взгляд был таким же гордым, как и в первый раз, когда я ее увидел. Я протянул ей руку, и, к моему удивлению, она приняла ее без колебаний. Я поднял ее на ноги. Она наткнулась на меня, и я не был до конца уверен, что это произошло случайно. Вместо того, чтобы мгновенно оттолкнуть ее, я на секунду наслаждался ощущением ее груди, прижатой к моей, смотря вниз на ее лицо. Схватив ее за плечи, я отодвинул ее.

— Тебе больно? — спросил я, указывая на ее покрасневшую щеку.

Она пожала плечами.

— Твоему приятелю еще хуже. Думаю, что выбила последние клетки его мозга.

— Может, тебе стоит слезть со своего высокого коня, пока кто-нибудь не сбил тебя с ног. Все здесь горят желанием сломить избалованную принцессу. Имей это в виду, прежде чем снова предпринимать действия.

— Мой отец скоро спасет меня. Держу пари, он уже в пути, а за ним по пятам следует армия верных последователей. И ты поймешь, что меня трудно сломить, — просто сказала она.

Ее абсолютная уверенность в том, что ее отец спасет ее, задела меня за живое. Ее абсолютное доверие к отцу привело меня в ярость. Я хотел, чтобы она сомневалась в нем, ненавидела его. Я хотел, чтобы она продемонстрировала трещину в своем холодном фасаде принцессы Нью-Йорка. Эта ее сторона слишком похожа на отца.

Я ухмыльнулся.

— Может быть, потому что никто еще не пытался сломить тебя, Белоснежка. — я снова подошел ближе, пока не навис над ней и не вдохнул ее запах. — Ты выросла в замке за защитными стенами, построенными твоим гребаным отцом.

Черт, часть меня хотела сломать ее, но другая часть хотела узнать о ней больше, хотела привлечь ее на свою сторону. В любом случае, ломать девушек не мое. Коди и несколько других парней, с другой стороны, могли бы найти это приятным.

Марселла только смотрела на меня, но в ее глазах мелькнуло беспокойство. Она знала, что я сказал правду. У нее очень уединенная жизнь. Единственные проблемы, с которыми она сталкивалась до сих пор, заключались в том, что ее туфли не подходили к платью. Я пришел из совсем другого мира, наполненного кровью и болью.

— Ты хочешь сломать меня, Мэддокс? —

спросила Марселла, и то, как она произнесла мое имя, как ее язык ласкал каждый слог, вызвало мурашки по моей коже.

Блядь. Никогда прежде ни одна девушка не вызывала у меня мурашек по коже.

Ее голубые глаза, казалось, зарывались в мою душу, копаясь и ища.

— Я довольно занят. — я попятился и поднял туфлю. — Боюсь, мне придется конфисковать это до твоего освобождения. Хотя я уверен, что у тебя дома имеется впечатляющая коллекция, и ничего не случится, если ты лишишься одной пары.

— Когда меня освободят?

Я вышел из клетки и закрыл дверь.

— Когда твой отец будет готов сдаться.

Ей не нужно было знать правду. Может, она наконец научилась бы презирать своего отца, если бы думала, что он не решается предложить обмен.

— Ты дашь мне одежду, чтобы переодеться, или возможность помыться?

Я отрицательно покачал головой. Я не был уверен, что она специально пыталась вывести меня из себя.

— Я пришлю кого-нибудь с ведром воды позже. Но не думаю, что кто-то из девушек захочет, чтобы их одежда была испорчена в конуре.

— Ты, наверное, предпочел бы, чтобы я сидела здесь голая, — пробормотала она.

— Нет, — сказал я, и я даже не лгал, потому что у меня было чувство, что, увидев обнаженную Марселлу, я запутаюсь в своих мыслях так, как я действительно не нуждаюсь.

Я слез с байка. С тех пор, как Марселла оказалась здесь три дня назад, я всегда парковал свой байк дальше вниз по склону, так что мне приходилось проходить мимо клеток, и я мог мельком взглянуть на нее. Увиденное, заставило меня остановиться.

Ее блузка была разорвана. Один из тех причудливых прозрачных рукавов, свисал на ниточке. Сегодня утром, перед уходом, этого еще не было. Блядь. Почему Эрл настоял, чтобы я проверил наше хранилище оружия и наркотиков?

Я направился прямиком к ней, мой пульс уже ускорился.

— Что случилось?

Марселла ковырялась в своей тарелке с яичницей. Я понял, почему она не ела. Блюдо выглядело так, словно его уже ели.

— Кому-то нужно пройти курсы кулинарии, — сказала она, будто не понимала, о чем я говорю.

Она обладала талантом доводить меня до белого каления. Я отпер дверь, и едва заметное напряжение вошло в тело Марселлы. Я замечал это раньше, и, как обычно, это раздражало меня не в ту сторону.

Я указал на ее разорванный рукав.

— Что произошло?

Она наконец оторвала взгляд от тарелки. Ее щека все еще была слегка опухшей от пощечины Коди, и это зрелище до сих пор усиливало мою ярость.

— Коди был недоволен моим отказом признать его присутствие, поэтому он безошибочно дал о себе знать.

Я стиснул зубы от приступа ярости, которую испытывал по отношению к этому идиоту. Ему всегда нужно было к кому-то придраться, предпочтительно к девушке.

— Что именно он сделал?

Марселла прищурила глаза в той оценивающей манере, которой владела.

— Почему тебя это волнует?

— Ты наш рычаг давления на твоего отца. Я никому не позволю испортить мои планы, повредив при этом рычаги воздействия.

— Новость: рычаг был поврежден раньше. — она указала на свою щеку. — И сомневаюсь, что порвать рукав моей блузки будет последним, что сделает Коди. Кажется, ему это слишком нравится.

Она старалась говорить легкомысленно и хладнокровно, словно ничто из того, что могло произойти, ни в малейшей степени не касалось ее, но в ее голосе слышалась небольшая дрожь, выдававшая ее хладнокровие за шараду.

— Коди больше не тронет и гребаного волоска на твоей голове. Я позабочусь об этом.

— Твое последнее предупреждение не возымело должного эффекта. И твоему дяде, похоже, все равно, повредит ли он товар.

Это было правдой. Беспокойство Эрла по поводу физической невредимости Марселлы ограничивалось тем, что она была жива достаточно долго, чтобы пытать Витиелло своей безопасностью и шантажировать его, чтобы он сдался.

У меня зазвонил телефон. Я поднял трубку. Это был Лерой, один из проспектов, присланный в наш старый клуб, для наблюдения. Его дыхание было хриплым.

— Мэд, они сожгли все дотла. — его слова мешались друг с другом, переполненные страхом.

— Притормози, кто, что сжег?

Хотя я догадывался, что могло произойти.

Марселла поставила тарелку и поднялась на ноги. Я понял, что, возможно, это не лучшая идея дать ей узнать слишком много. Даже, если у нее не было никаких жучков, которые мы могли бы обнаружить, у меня было чувство, что она достаточно умна, используя любую крупицу информации против нас.

Слушая болтовню Лероя, я вышел из конуры и снова запер ее, к явному неудовольствию Марселлы. Как я и опасался, Витиелло сжег наш предыдущий клуб, который также находился в секретном месте, и его нелегко было обнаружить.

— Ты в безопасности? — я спросил у него.

— Я не знаю. Несколько из них последовали за мной, но я, должно быть, стряхнул их с хвоста. Я их больше не вижу.

— Ты знаешь протокол. Не приезжай сюда, пока не будешь абсолютно уверен, что за тобой никто не следит. А до тех пор оставайся в одном из обходных путей.

Отправиться к старушке было бы слишком рискованно, и пока мы не убедимся, что наши конспиративные квартиры действительно в безопасности, ему нужно держаться подальше от них.

— Будет сделано, — сказал он.

Его голос все еще звучал затравленно.

Не обращая внимания на любопытное выражение лица Марселлы, я повесил трубку и побежал в клуб, чтобы сообщить Эрлу плохие новости. Я нашел его в кабинете с девушкой у него на коленях. В прошлом это зрелище всегда приводило меня в ярость из-за мамы, но она всегда говорила, что ей все равно, пока она его старушка. Байкеры не могут быть верными, особенно президент. Я думал, что она была слишком снисходительна к Эрлу, но ее благодарность после того, как он принял ее в свой дом — и в постель, после жестокой смерти отца, зашла дальше моих рассуждений.

— Клубные дела, — сказал я.

Эрл бесцеремонно столкнул девушку со своих колен, и я даже не взглянул в его паховую область. Я уже видел его член слишком много раз в подобных случаях.

— Что такого важного?

— Плохие новости о нашем старом клубе.

Эрл наклонился вперед в своем кресле, будто готовился к броску.

— Витиелло нашел его и сжег дотла. Он, должно быть, надеялся обнаружить там свою дочь и, вероятно, хотел отправить нам сообщение уничтожив клуб.

Эрл вскочил на ноги.

— Ублюдок! Я передам ему ебаное сообщение, если он хочет!

Он выглядел мертвенно-бледным. Его голова не просто покраснела, она стала фиолетовой, а вена на лбу гротескно вздулась. Это никогда не было хорошим признаком.

— Он пытается запугать нас. Если мы проигнорируем его сообщение, это только еще больше разозлит его.

— Проигнорируем? Блядь, я это сделаю. Ему нужно понять, кто дергает за ниточки, и это, черт возьми, точно не он.

— Каков твой план? — осторожно спросил я, пока он расхаживал по комнате, хрустя татуированными костяшками пальцев.

Вместо ответа он вышел из своего кабинета, как человек на миссии.

— Собраться у клеток! — рявкнул он парням, развалившимся в общей комнате.

Большинство членов клуба отсутствовало, но не Коди, Гуннар, Грей и проспект. Они все встали и посмотрели на меня с вопросом, будто я знал, что за безумие было у Эрла на уме.

— Возьми свой телефон, Грей! — приказал Эрл.

Я последовал за Эрлом, когда он выбежал на улицу.

— Зачем телефон? Ты можешь воспользоваться моим.

— Звонить Витиелло большой риск, През. Он может выследить нас, — вмешался Коди.

Я чуть не закатил глаза. Словно Эрл этого не знал. Каждый, кто занимался незаконным дерьмом больше суток, знает, как легко можно отследить телефонные звонки.

— Я похож на идиота? — Эрл зарычал. — Это, чтобы записать видео для ублюдка, Витиелло.

Мой пульс ускорился, и стало интересно, про какое видео Эрл имел в виду.

Выражение лица Марселлы стало обеспокоенным, когда она заметила, что мы направляемся в ее сторону.

— Эй, принцесса, пора продемонстрировать твоему папочке, чтобы он не связывался с нами.

Взгляд Марселлы метнулся ко мне, затем к Эрлу.

— Раздевайся, — приказал Эрл.

Моя голова повернулась.

— Для чего? — спросил я встревоженным голосом.

— Кому-то не терпится увидеть киску, — хихикнул Коди, приняв мое беспокойство за волнение.

Он такой идиот. Эрл, с другой стороны, казалось, точно знал, как я отношусь к этой ситуации.

— Ты можешь загрузить видео в Интернет без какой-либо ссылки на это место? — спросил Эрл у Грея.

Грей выглядел поставленным в тупик.

— Думаю, да.

Эрл ударил его по голове.

— «Думаю, да» не пойдет, если ты не хочешь, чтобы Витиелло содрал тебе кожу с яиц.

— Я могу это сделать, — тихо сказал Грей.

— Ты хочешь выложить видео с обнаженной Марселлой в Интернете?

Это было не так плохо, как я боялся, когда Эрл попросил ее раздеться, и это определенно вызвало бы сильную реакцию Витиелло.

Эрл кивнул, но смотрел на Марселлу.

— Раздевайся!

Она покачала головой, высоко подняв голову.

— Я точно не стану раздеваться ни перед кем из вас.

— Ох, ты не станешь? Тогда нам придется сделать это за тебя, — сказал Эрл с мерзкой ухмылкой.

У Коди уже потекли слюнки от перспективы заполучить Марселлу в свои руки.

— Я могу это сделать, — сказал он таким тоном, будто никогда раньше не видел киски.

— Нет, я хочу это сделать, — прорычал я, посылая Коди хмурый взгляд. Затем взглянул на Эрла и позволил своему выражению лица стать хитрым. — Хочу, чтобы Витиелло знал, что это я раздел его драгоценную принцессу.

Марселла послала мне полный отвращения взгляд.

Эрл одарил меня доброжелательной улыбкой.

— Продолжай. — он кивнул Грею. — Приготовь телефон.

Я отпер дверь и вошел в клетку, поправляя косуху, чтобы она хорошо смотрелась на записи.

— Остальные из нас будут выть и бить по клетке на заднем плане, — проинструктировал Эрл, словно Коди нуждался в стимуле для этого.

Грей устроился в углу конуры, чтобы снимать Марселлу, а также остальных, когда они столпились вокруг конуры.

Собаки начали лаять и прыгать на решетку, разгоряченные накаленной атмосферой.

Марселла сделала шаг назад, когда я подошел к ней, но затем взяла себя в руки, расправила плечи и подняла голову, посылая самый снисходительный взгляд, который я когда-либо видел, словно я был тараканом, недостойным быть раздавленным ее дорогой туфлей. Гнев пронесся по моим венам. В такие моменты, как этот, она слишком сильно напоминала мне своего отца. Почему я вообще пытался защитить ее?

Я остановился прямо перед ней, разрываясь между яростью и беспокойством. Это быстро выходило из-под контроля.

— Сними с нее эту одежду, — крикнул Эрл.

— Я досчитаю до пяти, а потом начну записывать, — сказал Грей.

Я потянулся к блузке Марселлы и заметил легкую дрожь в ее теле. Мой гнев быстро испарился, но я не мог урезонить Эрла и был чертовски уверен, что не позволю Коди прикоснуться к ней. Я начал расстегивать оставшиеся пуговицы ее блузки. Мои пальцы коснулись кожи Марселлы, и по всему ее телу пробежали мурашки, но все, о чем я мог думать, это о том, что я никогда не прикасался к коже мягче, чем у нее.

Она отпрянула, когда я добрался до ее живота.

— Я сделаю это сама.

— Поторопись, черт возьми, ладно? — я зарычал, зная, что это дойдет до Витиелло.

Я сделал шаг назад и наблюдал, как Марселла расстегнула последнюю пуговицу, а затем сбросила блузку с плеч. После этого она выскользнула из своих черных брюк. Ткань упала на грязный пол, оставив ее в черных кружевных трусиках и черном лифчике без бретелек. Я даже не пытался не смотреть на нее. Это физически невозможно. Привлечение было просто слишком сильным.

— И остальное тоже, — прорычал Эрл.

Пальцы Марселлы дрожали, когда она расстегивала лифчик, и она заметно сглотнула, когда он упал на пол. Ее розовые соски сморщились. Я оторвал взгляд от ее круглых грудей и встретился с ней взглядом, стараясь не вести себя, как гребаный извращенец, но это стоило мне каждой унции самообладания, о котором я и не подозревал.

На заднем плане Эрл и остальные начали выть и биться о решетку. Вскоре собачий лай стал пронзительным и возбужденным. Марселла зацепила пальцами пояс своих трусиков, ее полные ненависти глаза уставились на меня, прежде чем она сняла тонкую ткань. На мгновение мой взгляд метнулся вниз, как рефлекс, который я не мог контролировать, но у меня не было достаточно времени, чтобы в полной мере насладиться ее красотой. Я только мельком увидел треугольник черных волос и стройных бедер, прежде чем спохватился. Я боролся с желанием встать перед ней, защищая ее от голодных взглядов остальных. Я не хотел ни с кем делиться этим зрелищем, хотя и не имел никакого права видеть сам. Блядь. Мне никогда не было дела до того, что кто-то из девушек, с которыми я спал, передавался моим братьям по клубу, так почему я заботился о Марселле?

— Повернись, — приказал Эрл.

Теперь гнев Марселлы обрушился на него. Она дрожала, и страх плавал в глубине ее голубых глаз, но по ее холодному выражению лица этого нельзя было сказать.

С изяществом, с которым немногие люди справились бы в грязной конуре, окруженной злобными мужчинами и разъяренными собаками, Марселла медленно обернулась. Я понял, что перестал дышать, когда последний предмет ее одежды упал на пол, и быстро сделал глубокий вдох. Мне нужно взять себя в руки. Я сосредоточился на Коди, пытаясь оценить его реакцию. Он практически истекал слюной, страстно желая наброситься на нее.

К счастью, выражение лица Эрла было в основном расчетливым, даже если он тоже смотрел на нее с каким-то голодом с отвисшей челюстью, как сделал бы любой мужчина, увидев тело Марселлы.

В конце концов Эрл жестом велел Грею выключить запись. Марселла стояла неподвижно, ее руки свободно свисали по бокам. Судя по тому, как она выглядела, у нее не было причин стесняться своего тела, но не поэтому она казалась совершенно равнодушной к своей наготе. Она была слишком горда, чтобы показать какую-либо слабость. Мне стало интересно, что на самом деле происходит у нее в голове.

— Будем надеяться, что твой отец получит сообщение, — сказал Эрл, прежде чем повернулся и направился обратно в клуб, вероятно, чтобы окунуть свой член в киску клубной девушки.

Грей, проспект, и Гуннар вскоре последовали за ним. Остался только Коди, все еще, разглядывающий Марселлу.

— Почему бы тебе не свалить? — я пробормотал.

— Зачем? Чтобы ты мог погрузить свой член в эту девственную киску? Не слышал, чтобы ты звонил бабе.

Я взглянул на Марселлу. Девственница? Она встречалась с этим итальянским придурком больше двух лет. Я знал, что итальянская мафия традиционна, но даже они, должно быть, уже вступили в двадцать первый век. Лицо Марселлы все еще выражало ненависть и жуткую гордость.

— Никто не собирается звонить бабе, — прорычал я.

— Посмотрим, — сказал Коди и, наконец, развернулся и ушел.

Как только он ушел и оказался вне пределов слышимости, я повернулся к Марселле.

— Ты можешь одеться.

Она резко улыбнулась, но я не упустил блеска ее глаз.

— Уверен, что хочешь это? Разве у тебя нет желания наложить лапы на мою девственную киску?

Последние два слова она выплюнула с отвращением. Было очевидно, что она не привыкла говорить непристойности.

Я чуть было не спросил, действительно ли она девственница. Потом решил, что будет лучше, если я не буду знать. Это не имело никакого отношения к нашему плану, и все же мои мысли кружили вокруг этого лакомого кусочка информации, так как Коди поднял его, как мухи вокруг дерьма.

— Просто оденься, — резко произнёс я, злясь на себя.

Марселла прикрыла грудь, наклонившись, чтобы поднять свою одежду, затем на цыпочках подошла к будке, где накинула ее, будто она не была разорвана и пыльна.

— Я не знал, что это произойдет, — сказал я, хотя и не был уверен, зачем говорю ей это.

Я не должен оправдываться перед ней ни за себя, ни за действия клуба.

— Тебе понравилось, — пробормотала она, снова натягивая трусики.

Я видел, как она мыла их в ведре с водой из моего окна прошлой ночью.

Этого нельзя отрицать. Марселла была красивее, чем в моем воображении. Черт, красота была для нее оскорблением.

— Есть ли мужчины, которым бы это не понравилось?

— По крайней мере, один, — сказала она, полностью одеваясь.

Мне стало интересно, кого она имела в виду.

— Твой жених?

— Бывший жених. — она пристально посмотрела на меня. — Так что дальше? Ты собираешься выложить видео, где каждый байкер набрасывается на меня?

Мой пульс ускорился.

— Нет, — прорычал я. Одна мысль о том, чтобы позволить этому случиться, воспламеняла мою кровь. — Мы не животные.

Она с сомнением взглянула на меня. Я даже не мог винить ее после шоу, которое только что устроил Эрл.

Ярость в голосе Мэддокса застала меня врасплох.

— Почему тебя это волнует? Или ты хочешь меня для себя? — я спросила.

Я подавила желание потереть руки. Это не избавило бы меня от грязного ощущения на моей коже, когда они смотрели на меня с вожделением. Сосредоточенность на Мэддоксе немного помогла. Его пристальный взгляд, кроме взгляда его друзей байкеров, не заставил меня почувствовать себя грязной. Я не была уверена, что в нем такого, что успокаивало и поднимало мне настроение одновременно. Это абсолютно иррациональное чувство.

И все же у меня скрутило живот, когда я подумала о записи, которая скоро попадет в Интернет, на миллионы компьютерных экранов, даже папиных и Амо. Я надеялась, что они не станут смотреть. Я также хотела, чтобы ни одна из девушек, которые презирали меня, не увидела меня такой, но это принятие желаемого за действительное. Они все ухватились бы за возможность увидеть меня униженной. Во власти этих ублюдков. Я бы не позволила им заставить меня чувствовать себя униженной.

Мэддокс вышел из клетки и запер ее, словно не мог больше ни минуты находиться рядом со мной. Он закурил сигарету и сердито посмотрел на клуб, но не ответил на мой вопрос. Я не слепа. Я видела, как он смотрел на меня, как бы он ни старался не смотреть.

Он глубоко затянулся сигаретой и выдохнул.

— Я лучший выбор, чем Коди, — он пробормотал.

Мой желудок скрутило от этого намека. От одной мысли о прикосновениях Коди ко мне, меня чуть не вырвало. С другой стороны, Мэддокс... Его тело не вызывало у меня отвращения, и я не испытывала к нему такой неприязни, как можно ожидать. Не говоря уже о том, что он, вероятно, единственный шанс выбраться отсюда. Никто из других байкеров не проявил ни малейшего интереса к моему благополучию.

— Ты не выбор. Никто не спрашивал меня, чего я хочу.

Мэддокс кивнул.

— Я должен идти.

Страх охватил меня, и я рванула вперед, хватаясь за прутья решетки.

— Что, если Коди придёт, чтобы получить, желаемое? Сомневаюсь, что твоему дяде есть до этого дело.

Мэддокс напрягся, но я не смогла прочитать выражение его лица, когда он повернулся ко мне. Несколько светлых прядей упали на его голубые глаза, и шрам, похожий на своеобразную ямочку, стал еще глубже, когда он нахмурился.

— Коди ничего не может сделать без разрешения моего дяди.

Это должно меня успокоить? Коди был похож на голодающего человека, который заметил свою следующую еду, когда посмотрел на меня.

Мэддокс пристально наблюдал за мной, и то, что я увидела в его взгляде, было чистым голодом. Я вздрогнула и еще теснее прижалась к решетке.

— Ты не можешь позволить ему овладеть мной, — прошептала я.

Я могла бы стать твоей, я позволила своим глазам сказать. Он хотел меня, хотел с самого первого момента. Мне нужно, чтобы он перешёл на мою сторону, если я хочу выжить в этом. Я не могла полагаться только на папу и Маттео, ради своего спасения.

В глазах Мэддокса бушевала война. Может, он понял, почему я флиртовала с ним. Он отбросил сигарету, растоптал ее, прежде чем придвинуться ко мне очень близко, что только решетка разделяла нас. Собаки взволнованно затявкали. Он приблизил свое лицо так близко, что наши губы почти соприкоснулись.

— Я не дурак, — прорычал он. — Не думай, что сможешь манипулировать мной. Я не такой, как тот глупый бывший жених.

Его яростные глаза метнулись к моему рту, желая, несмотря ни на что. Он подозревал меня и все же не мог перестать желать — хотеть того, чего не должен был. Я не отвела взгляда. Я выдохнула, затем вдохнула его запах, смесь кожи, дыма и сандалового дерева. Ничего из того, что я когда-либо ценила, но Мэддокс заставил это сработать. Мое тело удивлялось, жаждало того, в чем мне так долго отказывали.

— Кто сказал, что я манипулирую тобой? — затем я внесла поправку. — Но даже, если бы я пыталась это сделать, ты не должен позволять мне добиться успеха. Ты мог бы просто использовать меня так, как, по-твоему мнению, я использую тебя.

— Я не обязан использовать тебя. Ты в нашей власти, Марселла, возможно, ты забыла. Я могу сделать с тобой все, что захочу, без каких-либо последствий.

— Ты мог бы, но ты не такой. Ты хочешь меня, но хочешь, чтобы я была готова.

Костяшки пальцев Мэддокса побелели, когда он крепче сжал прутья решетки.

— Ты меня не знаешь.

— Нет, не знаю. Но я точно знаю одно, — прошептала я, а затем очень легко коснулась его губ своими, стараясь не обращать внимания на то, как мое тело нагревается от легкого контакта. — Ты не можешь перестать думать обо мне, и после сегодняшнего тебе будет сниться мое тело и каково это прикасаться ко мне каждый момент бодрствования и даже когда ты спишь.

Он отпрянул от моих губ, словно его ударило током. Я тоже почувствовала, как от этого короткого поцелуя по моему телу пробежала волна.

— Не играй с вещами, которые ты не можешь контролировать, Белоснежка. Ты не знаешь, во что ввязываешься.

Он повернулся и ушел. Вероятно, он был прав. Мэддокс другой тип мужчины, к которому я привыкла. Он груб и не имел ни капли уважения к моему отцу. Он бы с удовольствием разозлил его. Но это было частью того, почему меня тянуло к нему, несмотря на ужасную ситуацию. Не то, чтобы мои желания имели какое-то значение. Мне нужно было выбраться отсюда, неважно как.

Мэддокс держался на расстоянии весь остаток дня, и, к счастью, больше никто не приходил.

У меня снова заурчало в животе. После записи я была уверена, что больше никогда не смогу есть, мне было так плохо. Последние несколько дней я тосковала по своему мобильному телефону, а теперь была рада, что его нет. Мой Инстаграм и мессенджеры, вероятно, были переполнены сообщениями из-за записи обнаженной натуры. Я отбросила эту мысль и посмотрела налево.

Сатана снова прошлась по конуре рядом с моей. Она, наверное, тоже голодна. Я не видела, чтобы кто-нибудь приносил собакам еду. Я спрыгнула с будки, единственного места в тени, и осторожно приблизилась к собаке.

Она бросила на меня быстрый взгляд, затем вновь зашагала взад-вперед перед дверью клетки. Ее миска с водой тоже пуста. Я посмотрела в сторону дома. В послеполуденную жару собаке нужно было что-нибудь выпить, даже я это знала. Я подумывала позвать Мэддокса. Может, он в своей комнате и услышит меня, но я не могла заставить себя сделать это.

Дверь дома открылась, и я крикнула:

— Эй, собакам нужна вода и еда!

Потом я поняла, что это был Коди. Я захлопнула рот, но он уже направился в мою сторону с широкой ухмылкой.

Я отступила от решетки, желая, чтобы между нами было как можно больше расстояния.

— Чего ты хочешь, принцесса?

Я проглотила свое отвращение и гордость.

— Собак сегодня не кормили, а у Сатаны нет воды.

— Собаки становятся более злобными, когда голодны. Сегодня вечером собачий бой, так что они должны быть сообразительными.

Я поморщилась.

— Сомневаюсь, что они смогут сражаться, если умрут от жажды.

Коди прислонился к решетке, позволяя своим глазам скользить по моему телу очень отвратительным образом.

— Что я получу взамен за то, что дам им воды?

Я усмехнулась.

— Не то, чего ты хочешь.

Его лицо посуровело. Он взял шланг, которым они наполняли миски, но вместо того, чтобы направить его туда, он замахнулся на меня. Мои глаза расширились за секунду до того, как холодная вода ударила мне в грудь. Я попятилась назад, но мне негде было укрыться, если только я не заползу в собачью будку, чего я никогда бы не сделала. Собаки возбужденно залаяли. Я повернулась так, чтобы вода ударила мне в спину. В конце концов Коди выключил воду. Я была совершенно мокрой. Оглянувшись через плечо, я увидела, как Коди злобно ухмыляется.

— Вот твоя вода. Уверена, что не хочешь дать мне чего-нибудь, чтобы я наполнил собачьи миски?

Я нахмурилась, и он отбросил шланг, прежде чем уйти. Моя конура была полностью мокрой, но вода стекала по небольшому склону к дверям клетки и не достигала других клеток. Сатана легла на живот и попыталась просунуть морду в щель между решеткой и полом, чтобы слизать воду, но ей не удалось. Я взяла тарелку, которая была наполнена водой, но она не пролезала сквозь решетку. Сатана пристально наблюдала за мной. У меня не было никакого опыта общения с собаками, поэтому я не могла сказать, была ли она дружелюбна или ждала шанса съесть меня.

Моя жалость к животному победила, даже когда пульс участился. Я зачерпнула воду ладонями и осторожно провела ими через решетку. После минутного колебания Сатана подошла ко мне. Я напряглась, когда она раскрыла пасть, но только ее язык высунулся, и она начала жадно пить. Я повторила этот процесс несколько раз, пока она не показалась удовлетворенной.

— Что ты делаешь? — спросил Мэддокс, напугав меня так сильно, что я ушибла запястья, когда дернула их назад через решетку.

Сатана издал резкий лай при этом быстром движении.

— Даю ей воды.

Мэддокс осмотрел мою промокшую одежду.

— И почему ты мокрая?

— Коди облил меня из шланга вместо того, чтобы дать собакам воды, когда я попросила его наполнить их миски.

Выражение лица Мэддокса вспыхнуло яростью.

— Придурок, — пробормотал он, затем нахмурился. — Почему тебя вообще волнует, есть у собак вода или нет?

— Они заперты в клетке без собственной вины, как и я.

Мэддокс покачал головой со странной улыбкой, взял шланг и наполнил все миски водой. К этому времени уже начало темнеть.

— Это правда, что собакам приходится голодать, чтобы они дрались более жестоко сегодня вечером?

— Да, — сказал Мэддокс. — Приказ Эрла.

— Это неправильно. Собачьи бои отвратительны. Мне их жаль.

— Мне тоже не нравятся бои, но президент принимает решения, и мы все следуем им, даже если ненавидим.

Я была удивлена его честностью, и по его лицу я видела, что он не собирался раскрывать так много.

— Ты был против моего похищения?

Мэддокс покачал головой со странной улыбкой.

— Тебе нужно одеяло или полотенце?

— Нет, здесь достаточно тепло.

Он приподнял воображаемую шляпу, прежде чем направиться обратно в клуб, где присел на перила и закурил сигарету. У меня было такое чувство, что он будет наблюдать за мной до тех пор, пока сможет отказаться от сна.

Вскоре Денвер, который не осмеливался снова приблизиться ко мне, и Гуннар забрали нескольких собак, в том числе Сатану. Глубоко в лесу были установлены фонари, но я не могла разглядеть никаких деталей. Тем не менее, когда первое рычание, а затем визг и скулеж эхом разнеслись по округе, я закрыла глаза и зажала уши руками.

Глава 9

Собачьи бои были абсолютно ненужными, особенно потому, что сегодня вечером у нас даже не было посетителей, которые могли бы сделать ставку на исход. Это было исключительно для развлечения Эрла и клуба. Когда я был ребенком, Эрл заставлял меня смотреть, как собаки разрывают друг друга на части, но теперь я достаточно взрослый и держусь подальше. Грею повезло меньше. Эрл все еще думал, что ему нужно ожесточить мальчика, заставив его смотреть это садистское зрелище.

Я старался не обращать внимания на звуки борьбы и вместо этого наблюдал за Марселлой. Она погрузилась в себя, зажав уши ладонями. Она удивила меня сегодня. Я бы никогда не подумал, что она заботится о чем-то, кроме себя. Видеть, как она помогает Сатане, рискуя своими пальцами, сделало со мной что-то, что я не мог объяснить.

Было около полуночи, когда Коди и Грей отвели выживших собак обратно в клетки в то время, как Эрл застрелил тех, кто был слишком тяжело ранен. Марселла села, когда Сатана, прихрамывая, вошла в конуру и свернулась на полу. Коди сказал ей что-то такое, от чего ее лицо исказилось от отвращения.

Я выпрямился, готовый броситься и врезать ботинком в задницу Коди. С каждым днем он все больше выводил меня из себя и, в отличие от Денвера, казалось, был доволен игнорированием моих предупреждений. Его интерес к Марселле выходил из-под контроля. Наконец, он пошел в том направлении, где Эрл всегда стрелял в собак, вероятно, чтобы с нетерпением понаблюдать. Марселла что-то сказала Грею, а он пожал плечами.

Я прищурил глаза, гадая, о чем они говорят. Она сказала еще что-то, и Грей кивнул, затем направился к сараю с собачьим кормом и схватил горсть. Я напрягся, когда он протянул его Марселле через решетку, но она просто забрала, ничего не предпринимая. Бледный Грей направился обратно в клуб.

— Чего она хотела?

— Собачий корм для Сатаны.

— И?

— И все. Она спросила меня, все ли со мной в порядке, потому что я выглядел не очень, — сказал он, смущенно потирая затылок.

— Скажи Эрлу, что не хочешь смотреть.

— Я сказал, но ему все равно. Сегодня было действительно ужасно. — он покачал головой, будто не хотел думать, не говоря уже о том, чтобы говорить об этом. — Мне нужно напиться до беспамятства, — пробормотал он и исчез внутри.

Несколько минут я сопротивлялся желанию пойти к клеткам, но тяга оказалась слишком сильной. Марселла подняла глаза, когда под моим ботинком сломалась ветка. Она опустилась на колени у решетки и бросила еду Сатане, которая съела, но, очевидно, была слишком измучена, чтобы встать и подойти ближе.

— Это варварство, — кипела она. — У нее идет кровь. На ухе и морде дыра.

— Если это ее единственные травмы, то другая собака, вероятно, мертва, — сказал я.

Сатана была любимицей Эрла не просто так. Она была крупной для сучки, и так как у нее имелся выводок, который Эрл забрал у нее сразу после рождения, она была жестоким бойцом на ринге.

— Ее не следует заставлять драться с другими собаками.

Я наблюдал за ней, ничего не говоря. Лунный свет заставлял ее кожу светиться, а волосы блестеть, как нефть, но, что действительно делало ее великолепной в тот момент, так это заботливое выражение, которое она дарила для собаки. Она кинула на меня косой взгляд, бросила оставшуюся еду в сторону Сатаны и вытерла ладони о брюки, прежде чем встать. Она подошла ко мне с таким взглядом, от которого у меня, блядь, скрутило живот. Схватившись за решетку, посмотрела на меня снизу вверх.

— Людям, которым нравятся собачьи бои, обычно также нравится мучить людей. Я не доверяю Коди и Эрлу. А ты?

Я рассмеялся.

— Они мне не враги.

— Коди уж точно.

Я пожал плечами.

— Я могу справиться с Коди.

Я не доверял Коди, но в какой-то степени доверял Эрлу.

— Он не перестанет приходить к клеткам. Его тянет ко мне. Он не выносит, когда его отвергают. В конце концов, он получит то, что хочет, Мэддокс.

Я знал, что она права, но не мог позволить ей сделать из нас союзников. Мы не были ими. Она пленница и дочь моего злейшего врага.

Она наклонилась еще ближе, ее голос был низким.

— Ты действительно хочешь однажды прийти сюда и узнать, что он навязался мне? Ты хочешь, чтобы это осталось на твоей совести? — я стиснул зубы. — Ты действительно смог бы жить с собой, если бы Коди взял то, в чем ты себе отказываешь?

Я дернулся назад, мой пульс участился. Ее слова, казалось, проникали в меня и гноились.

— Не... — предупредил я, но даже не знал, как закончить предложение.

Я развернулся и зашагал обратно в клуб.

Блядь, блядь, блядь.

Марселла Витиелло пыталась водить меня за яйца, ради своего спасения, и я был почти готов позволить ей испытать удачу. Направляясь к клубу, я рискнул еще раз оглянуться через плечо на конуру. Она все еще прижималась к решетке, наблюдая за мной. Ее волосы были в беспорядке, а одежда видала лучшие времена, но она выглядела так, словно именно так и должно было быть, словно она устраивала какую-то модную постапокалиптическую фотосессию журнала Vogue. Я стиснул зубы и отвел глаза. Становилось все труднее игнорировать ее, забывать о ней. К этому времени мои сны полностью вышли из-под контроля, и после, увиденного сегодня, ситуация, конечно же, не улучшится. Но мой член наименьшее из моих проблем. Похотливость Коди, вот настоящая проблема. Увидев ее обнаженной, он получил массу новых фантазий, которые он собирался осуществить в какой-то момент. Я не мог этого допустить. Причины, по которым я должен защитить Марселлу, были чертовски неуместны. Все, что имело значение, это вывести ее из опасности. Ее отец заплатит за свои грехи — не его дочь. Быть может, она была избалована и вела хорошую жизнь благодаря его гнилому характеру, но это не оправдывало наказания, и я, безусловно, последний человек, который должен судить о кровавых деньгах человека.

Расхаживая по крыльцу, я выкурил две сигареты, прежде чем в голове сформировался план. Это рискованно на многих уровнях, но единственное, что я мог придумать, это отпустить Марселлу, и ад замерзнет, прежде чем это произойдет. Она наш билет к гибели Витиелло.

Я затушил сигарету в переполненной пепельнице и поднялся в свою комнату, решив поговорить с Эрлом утром. После собачьих боев он не в том состоянии, чтобы что-то обсуждать. Я взгромоздился на подоконник. Слова Марселлы повторились в моей голове. Что, если он возьмет то, в чем ты себе отказываешь?

Блядь. Я бы снова провел ночь, присматривая за клетками.

После быстрого утреннего сна я отправился на поиски Эрла, но у меня не было возможности поговорить с ним, потому что он послал меня забрать деньги у одного из наших дилеров. К счастью, Коди не было рядом, так что мне не нужно было беспокоиться за Марселлу. Я просто должен поторопиться, черт возьми.

Вернувшись домой поздно вечером, байк Коди уже был припаркован перед клубом. Я быстро слез со своего Харлея и побежал по тропинке, пока не заметил конуру. Марселла сидела рядом с решеткой и, судя по всему, разговаривала с Сатаной. Собака растянулась рядом с ней, между ними была только решетка.

Успокоившись, я вошел внутрь. Следуя за звуками пуль, попадающих в банки, я направился через черный ход и обнаружил своего дядю в его любимом кресле, стреляющего в банки на деревьях. Его косуха с вышивкой «Президент МотоКлуба Тартар» висела над спинкой кресла. Как обычно, при виде этого у меня вздулась грудь. Однажды я надену эту куртку и возглавлю наш клуб. Долгое время я не рассматривал этот вариант, был уверен, что Грей пойдет по стопам своего отца, но три года назад Эрл сказал мне, что я, а не Грей, стану будущим президентом Тартара. Я был более чем немного удивлен, а Грей опустошен, но Эрл упрямый мудак и не передумает, как только уже принял решение.

Эрл оглянулся через плечо, а затем продолжил стрелять по банкам.

— Не стой за моей гребаной спиной, это вызывает у меня зуд.

Я опустился в кресло рядом с ним, но твердо поставил ноги на пол, чтобы оно не двигалось. Я ненавидел монотонное движение. Предпочитал прогрессировать. Ощущение преодоления сотен километров на моем байке — вот какое движение мне нравилось. Ну, было одно движение, против которого я не возражал...

— Выкладывай. Ты издеваешься над моим прицелом.

— У тебя есть еще планы с девушкой, о которых ты мне не сказал? — я спросил.

Лицо Эрла сердито исказилось.

— Если и так, ты узнаешь, когда я сочту нужным, мальчик

Я неохотно кивнул.

— Я думал, что наш шанс отомстить убийце моего отца. Думал, мы в этом вместе, но теперь ты делаешь свое дело.

Эрл вздохнул и откинулся на спинку кресла, положив пистолет на бедро.

— Ты отомстишь, не волнуйся. Нам нужно использовать отродье Витиелло, пока она у нас, по-настоящему довести ее отца до грани, увидеть, как этот итальянский мудак постепенно сдается.

Я упёрся локтями в колени.

— Ты доведёшь, — сказал я и криво улыбнулся. — Вот почему я хочу, чтобы она оказалась в моей постели.

Коди, который незаметно для меня вышел на улицу, недоверчиво рассмеялся.

— Правильно.

Но я проигнорировал его и просто продолжил:

— Ни у кого нет больше причин мести, чем у меня.

Эрл с любопытством посмотрел на меня и закурил сигарету.

— Почему ты передумал? Разве ты не говорил, что она просто торгуется, и мы не должны причинять ей боль. Теперь ты хочешь затащить ее в свою постель?

У меня не было абсолютно никакого права защищать ее. Ее отец жестоко убил моего отца на моих глазах, но я не мог позволить Коди добраться до нее.

— Некого тащить, — сказал я с усмешкой. — Девка флиртовала со мной, как сумасшедшая, вероятно, пытаясь расположить к себе. Полагаю, она привыкла получать то, что хочет, используя свои сиськи и киску.

— Держу пари, так оно и есть. У нее отличные сиськи и симпатичная киска, насколько я мог видеть, так что ей есть с чем работать.

Я закурил сигарету, позволив своей ухмылке стать грязной.

— Если она хочет повлиять на меня своей хорошенькой киской, кто я такой, чтобы отказывать? Особенно когда это разозлит Витиелло.

Лицо Коди становилось все более и более расстроенным.

— Будь осторожен, чтобы не попасть в ее ловушку. Держу пари, она водила за член не одного мужика.

Эрл все еще наблюдал за мной. К его бесстрастному лицу я научился относиться с опаской.

— Не переживай. Моя ненависть к тому, что сделал ее отец, поможет мне. Я чертовски уверен, что мой член не будет водить меня за нос, но если она хочет хорошего байкера, кто я такой, чтобы отказываться?

Я усмехнулся про себя, схватившись за промежность.

Эрл издал свой хриплый смешок.

— Чертовски возбужден. Мне все равно, ты можешь заполнить ее дырки, если это не противоречит нашему плану. Ты тот, кто заслуживает немного киски Витиелло, как ты и сказал. Я не стану запрещать. Но будь осторожен. Уверен, что милое личико это маска, а киска вонзит тебе нож в спину в тот момент, когда ты не обратишь внимания.

Коди скрестил руки на тощей груди. Может, ему следует ограничить свои физические движения жимом лежа вместо того, чтобы трахать каждую доступную киску в клубе.

— Думаю, было бы справедливо, если бы каждый из нас попробовал ее. Мы все в этом замешаны. Не думаю, что это справедливо, если только Мэд окунёт свой член.

— Мэддоксу пришлось наблюдать, как Лука Витиелло разрывает на части его отца и братьев по клубу, и он рисковал своей шкурой, выслеживая и похищая Марселлу. Разве это несправедливо?

Коди повернулся к Эрлу. Я слушал, как он изо всех сил пытается наложить свои грязные руки на Марселлу, и, пока Эрл качал головой, я задавался вопросом, как долго он еще будет отказывать в просьбе Коди. Поддержание хорошего настроения в клубе было одной из главных задач президента. До сих пор никто из других братьев по клубу открыто не просил Марселлу для себя, но если Коди начнет извергать свою чушь, это вполне может измениться. Он похож на гребаного бульдога, когда чего-то хочет.

Но если кому-то и будет с ней уютно, то мне.

— Она не прохожая. Я не стану раздавать ее, как трофей. Это только приведет к новым спорам между вами, извращенцами. Я не буду ссориться из-за того, что кто-то провел со шлюхой еще десять минут. Пока только Бешеный Пёс получает свой бонус после всего того дерьма, через которое Витиелло заставил его пройти, все будет хорошо.

Коди выглядел так, словно проглотил горькую пилюлю, но больше не осмеливался беспокоить Эрла. Его лицо давало понять, что тема для него решена, и он хотел своего гребаного покоя, чтобы стрелять в банки.

Я послал Коди ухмылку и кивнул Эрлу в знак благодарности, прежде чем уйти, чтобы сообщить Белоснежке хорошие новости.

Мое сердце билось, как барабан в джунглях. Я прибывал в чертовом восторге, но в то же время знал, что это может все испортить. У меня уже имелись проблемы с тем, чтобы вытащить свой разум из сточной канавы. Спать в одной комнате с Белоснежкой определенно не помогло бы ситуации. Предупреждение Коди попало в цель. Я мало что знал о Марселле. Она вполне могла ударить меня ножом в глаз, пока я спал. Мне придется избавиться от каждого потенциального оружия в комнате, что займет некоторое время.

— Хорошие новости, ты переезжаешь сегодня, — сказал я ей.

Она вскочила на ноги, ее глаза расширились от надежды.

— Ты помогаешь мне, — прошептала она, ее взгляд метнулся к зданию клуба, будто это был секрет.

В такие моменты, как этот, проявлялось ее защищенное воспитание. В ее жизни все всегда шло по плану. Ее отец позаботился об этом. Невозможно было понять, что кто-то может не упасть на колени перед ее могуществом и не последовать ее приказу.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я отвезу тебя обратно к папочке или отпущу. Еще не вся моя кровь покинула мой мозг.

Она нахмурилась, становясь бдительной.

— Куда ты меня отведешь?

Я отпер клетку и вошел, все больше раздражаясь ее реакцией, особенно когда она отступила на шаг. Она думала, что я схвачу ее и перекину через плечо? Я рисковал своей головой ради нее, а она вела себя так, словно я какой-то извращенец.

— Наверх, в мою комнату. Вот где ты проведешь остаток своего пребывания здесь, пока твой отец не решит обменяться.

Ее рот обмяк.

— Ты с ума сошел? Я не собираюсь делить с тобой спальню.

— Если ты останешься в моей комнате, я смогу защитить тебя от Коди. Здесь, снаружи, ты в его власти, особенно ночью. Я не буду бодрствовать всю ночь и наблюдать за тобой через свое окно. Извини, принцесса, этого не произойдет.

— Ты хочешь, чтобы я думала, что ты какой-то рыцарь в сияющих доспехах? — она зашипела.

Эти голубые глаза светились недоверием, и у нее имелись все основания не доверять мне.

— Мне все равно, что ты думаешь, Марселла, но, если я скажу тебе оставаться рядом со мной ради твоей же чертовой защиты, ты действительно должна это сделать.

Ее глаза сузились еще больше.

— Я не верю, что ты делаешь это по доброте душевной.

— Ты можешь остаться здесь и дождаться, пока Коди не дотронется до тебя своими нетерпеливыми лапами, либо можешь пойти со мной в мою комнату.

— Чтобы ты дотронулся до меня своими нетерпеливыми лапами.

Я издал саркастический смешок.

— Не переоценивай себя. — затем наклонил голову. — И если я правильно помню наши последние разговоры, ты сделала шаг ко мне, а не наоборот.

Взгляд, которым она одарила меня, ясно дал понять, что она очень хорошо знала о том, какой эффект произвела на меня, и, черт, она права.

Я пожал плечами и развернулся, чтобы выйти из клетки. Я не стану умолять ее спать в моей комнате. Если она хочет остаться с собаками. Это ее решение. В любом случае, они наименьшие из ее проблем. У Коди уже текли слюнки при мысли о том, чтобы засунуть свой крошечный член в ее киску.

Конечно, ее отказ означал только то, что я буду проводить весь день и ночь, наблюдая за клетками из своего окна, убеждаясь, что никто не тронет Белоснежку.

— Подожди, — крикнула она, когда я уже собирался закрыть клетку.

Я скрыл свое облегчение и поднял бровь, глядя на нее.

— У меня нет целого дня на принятия твоего решения. Возможно, до сих пор все потакали каждому твоему капризу, но я не стану.

Я мог сказать, что она боролась с собой и сдерживалась.

— Я пойду с тобой, — неохотно произнесла она.

— Тогда вперёд. Поторопись.

Она на цыпочках вышла из клетки, но Сатана нетерпеливо прыгнула на прутья, заставив ее подпрыгнуть. Она повернулась к собаке.

— Я позабочусь о том, чтобы мой отец освободил тебя, как только он уничтожит это место.

Я усмехнулся.

— Твой отец сделает коврик из ее меха.

— Ты ничего не знаешь о моем отце.

Раздраженно покачав головой, я жестом велел ей идти вперед. Она наконец набрала немного скорости, когда я повел ее в свою комнату. Братья по клубу, собравшиеся в общей зоне, завопили и засвистели, увидев нас. Я усмехнулся им, усилив настороженность на лице Марселлы.

В тот момент, когда мы вошли в мою комнату, и она, и я напряглись, только по совершенно разным причинам.

Как вице-президент МотоКлуба Тартар, получить киску никогда не было проблемой. Сексуальные девушки, стремящиеся угодить, входили и выходили из нашего клуба каждый день. Но провести ночь в комнате с Марселлой было чертовски сильным искушением, не похожим ни на одно из тех, с которыми я когда-либо сталкивался. Я привёл ее в свою комнату ради защиты, но теперь, когда она здесь, я подумал, не испортит ли это мне все всерьез. Я хотел ее, хотел ее с самой первой секунды, как увидел, если быть честным с самим собой.

— Мне нужно в душ, — сказала она, отрывая меня от мыслей.

Она осмотрела мою комнату. Конечно, она привыкла к лучшему. Я жил во всех мыслимых хижинах, и мне было плевать, думала ли она, что это ниже ее достоинства. Ей повезло, что она выбралась из конуры.

— Будь моим гостем. За этой дверью душ. Конечно, нет ничего лучше мраморной ванной с тропическим душем.

Она поджала губы, ее глаза остановились на мне.

— Возможно, ты думаешь, что я избалованная...

— Я думаю?

— Может, я избалованная, но я не думаю, что у тебя есть какое-то право судить меня. Я не хожу и не похищаю людей.

— Нет, ты получаешь выгоду только от преступлений своего отца, а похищение людей самый маленький из его грехов.

Всякий раз, когда я нападал на ее отца, ее стены поднимались, переходя в защитный режим. Неужели ничто не могло заставить ее усомниться в нем?

— Мой отец никогда бы не похитил девушку или чьего-то ребенка. У него есть честь, в отличие от тебя и твоего идиотского байкерского клуба.

— Ты слишком высокого мнения о своем отце. Если бы ты знала все, что он сделал, уверен, ты бы изменила своё мнение.

— Ничто из того, что ты можешь сказать, никогда не заставит меня усомниться, Мэддокс, так что не трать свое дыхание на убеждения меня.

На ее лице не было и тени сомнения, и это привело меня в ярость. Я хотел разрушить ее представление об отце. Хотел, чтобы ее ненависть к нему сравнялась с моей собственной. Хотел, чтобы она перешла на мою сторону. Это действительно сломило бы Луку Витиелло.

Я отчаянно нуждалась в душе, но я едва ли могла носить свою грязную одежду еще день. Они воняли мокрой собакой и потом и были испачканы тем, что прилипло к собачьей конуре.

— Тебе следует приготовиться ко сну. Завтра у меня ранний рабочий день, и я не могу позволить себе обсуждать с тобой всю ночь всякую чушь, — сказал Мэддокс.

Он держался на расстоянии нескольких шагов, между нами, чему я была рада. Я не была уверена в его мотивах.

— Мне нужна сменная одежда. Моя испорчена.

Он указал на кучу мятой одежды на кресле в углу.

— Выбери футболку и боксеры для сна. Я не поеду в магазин.

Бросив еще один взгляд на двуспальную кровать, я подошла к креслу. За два года наших отношений Джованни ни разу не оставался на ночь. По иронии судьбы, первым мужчиной, с которым я провела ночь в одной комнате, был тот самый человек, который похитил меня и хотел смерти моего отца. Байкер. Человек, определенно не разделявший ни одной из наших ценностей. Я флиртовала с ним, но спать в его комнате никогда не входило в мои планы. Я с любопытством оглядела комнату. В ней не было ничего особенного. Кровать, кресло и письменный стол. Последние два служили только предметами, на которые можно было бросить одежду.

Я осторожно подобрала предмет одежды, остро ощущая, как глаза Мэддокса следят за каждым моим движением. По беспорядочной куче было трудно сказать, была ли одежда грязной или чистой.

Мэддокс тихо рассмеялся, усаживаясь на подоконник и выпуская дым наружу.

— Вся одежда чистая. Но, как ты можешь видеть, у меня нет шкафа, так что приходится обходится креслом.

— Глажка и складывание слишком сложны для тебя? — спросила я после того, как выбрала простую черную футболку и черные боксеры.

Это странное прикосновение. Нижнее белье Мэддокса. Мысль о том, чтобы надеть их, казалась еще более странной. Мои отношения с Джованни всегда были слишком формальными, чтобы я могла ходить в его одежде, не говоря уже о том, что он никогда бы не позволил мне приблизиться к его нижнему белью.

— Будь моим гостем, если хочешь остаться в своей грязной одежде.

Я схватила футболку, и его боксеры и исчезла в ванной. Комната была чистой, но маленькой. Мэддокс прав. Я никогда не находилась в такой простой ванной, как эта. Даже мои друзья из богатых семей, и у них большие и роскошные ванные, чем у большинства людей. Я постирала нижнее белье в раковине с мылом, но мои брюки и блузка не спасти. Быстро приняв душ, я переоделась в одежду Мэддокса. Его футболка доходила мне до бедер, а боксеры висели низко на бедрах, почти соскальзывая. Было странно чувствовать себя такой уязвимой рядом с таким парнем, как он.

Выйдя из ванной, Мэддокса уже не было. Я подошла к окну, не зная, что делать. Лежать в постели Мэддокса казалось плохой идеей. Я смертельно устала, но мои подозрения не давали мне уснуть. Через некоторое время дверь открылась, и вошел Мэддокс с тарелкой, уставленной бутербродами. Он сделал короткую паузу, его взгляд скользнул от моих босых пальцев ног по моим обнаженным ногам до лица. Он ничего не выдал. Обычно у мужчин всегда отвисала челюсть, но обычно я наряжалась.

— Принёс для тебя несколько сэндвичей.

— Ты их приготовил?

Он покачал головой с веселым выражением лица, будто само это предположение было абсурдным.

— Попросил Мэри-Лу. Она неплохо готовит.

— Девушка, с которой ты проводил время несколько дней назад?

Он кивнул, словно в этом не было ничего особенного.

— Она не возражала, что ей пришлось готовить ужин для другой девушки, которая проведет ночь в твоей комнате?

— Мы не встречаемся, только трахаемся. Она просто проходная. Ей все равно. Я не единственный парень, на которого она положила глаз. Если кто-то другой попросит ее стать его старушкой, она в мгновение ока повергнет меня в прах. Все, чего хотят эти девушки, это мужчину, который объявляет их собственностью байкеров.

Мои губы скривились.

— Проходная, серьезно? Каким сексистом ты можешь быть?

— Не веди себя так высокомерно и властно. В твоих кругах девушек используют как выгодную сделку. Я имею в виду, кто все еще использует браки по договоренности?

— Они работали веками, — сказала я надменно. — И я не обещана.

— Больше нет. Разве ты и этот глупый парень не должны были пожениться через два года?

— У нас не было даты. Но к твоему сведению, я выбрала его, а не мои родители.

— Ты выбрала того, кого твой отец подпустил к тебе, чтобы ты выбрала его.

Я никогда не видела этого таким, но это правда, что только некоторым парням разрешалось приближаться ко мне, как только я достигла половой зрелости. Все они вели себя хорошо и уважительно, не говоря уже о том, что боялись моего отца.

— Ты ничего не знаешь о нашей жизни. Но это определенно лучше, чем та беззаконная деревенская жизнь, которую ты ведешь.

— Я волен делать все, что мне заблагорассудится. Ты связана своими старомодными правилами.

Даже если он прав, я не могла просто так оставить это. Я указала на татуировку адской гончей на его предплечье, знак его клуба.

— Ты тоже не можешь просто так уйти из клуба. Это не свобода.

— Я живу ради этого клуба. Я бы никогда не покинул его. Это моя чертова жизнь.

— А моя семья это моя жизнь, так что я не менее свободна, чем ты.

— Не думаю, что ты действительно понимаешь, что значит свобода.

Я часто стремилась к свободе, но не вдали от своей семьи и мира, в котором выросла.

Мэддокс снова протянул тарелку, затем поставил ее на тумбочку.

— Ты можешь поесть в постели, если хочешь, я не возражаю.

— А крошки? — спросила я, больше для того, чтобы выиграть время и избавиться от своей внезапной нервозности.

— Эти простыни видели и похуже, — сказал Мэддокс со смешком, направляясь к креслу.

Мои губы скривились.

— Думаю, что посплю на полу.

Мэддокс бросил на меня сердитый взгляд.

— Я сменил их сегодня утром, так что не собирай свои трусики в кучу. Но, если предпочитаешь пол, будь моим гостем. Мне все равно.

Он снял свою косуху и повесил ее на спинку кресла. Это первый раз, когда я увидела его без куртки с момента похищения. Судя по тому, как он на неё смотрел, кусок кожи казался ему важным.

Он бросил на меня предупреждающий взгляд.

— Не трогай мою куртку, пока я принимаю душ.

— Не волнуйся.

Он обернулся в дверях ванной.

— И не пытайся ничего предпринять, или я снова брошу твою дерзкую задницу в конуру. — он закрыл дверь.

— Придурок, — пробормотала я, но была почти благодарна.

Если он действительно сделал это, чтобы защитить меня, то это хороший жест. Однако я не могла поверить, что это только из-за этого.

Я унаследовала недоверчивый характер своего отца, и теперь он поднимал голову. Когда потекла вода, я направилась к двери и подергала ручку, но она была заперта. Внизу раздавались мужские голоса и громкий смех, так что запертая дверь, наверное, была к лучшему в любом случае.

Взглянув на сэндвичи и услышав сердитое урчание в животе, я наконец взяла один с сыром и ветчиной. Обычно я не ела углеводов или молочных продуктов. От одного ты растолстеешь, а от другого у тебя появятся прыщи, но я действительно не могла заставить себя переживать. Я запихнула треть бутерброда в рот и откусила, жадно пережевывая. После нескольких дней жизни в вонючей конуре и пребывания во власти этих байкеров большинство моих предыдущих забот казалось ужасно неуместными. На мгновение мой разум зацепился за видео, задаваясь вопросом, кто его увидел, но я отбросила эту мысль в сторону. В данный момент это бесполезное дело. Прошлое в прошлом. Нужно придумать, как улучшить свое будущее.

Раньше, чем ожидалось, Мэддокс вышел из ванной, и у меня чуть не случился сердечный приступ. На нем не было ничего, кроме боксеров, открывающих мускулистую верхнюю часть тела, покрытую татуировками. Теперь турник для подтягиваний, свисающий с потолка у окна, обрел смысл. Этому телу требовалась работа. Мне пришлось заставить себя отвести от него взгляд. Его тело кричало «плохой парень». Я выросла среди плохих парней, но Мэддокс носил свою собственную запретную ауру плохого парня.

Мэддокс посмотрел на меня так, словно я вторглась в его личное пространство, будто я сама напросилась сюда, будто все это было моим выбором. Он подошел к маленькому столику и схватил лежавшую там пачку сигарет.

— Ты трогала мою куртку?

Я закатила глаза.

— Это кусок кожи.

Он поднял брови.

— Нет, я не трогала.

Он кивнул, явно удовлетворенный и взял пачку сигарет.

— Ты куришь в своей спальне?

Он сунул сигарету в рот, закурил и глубоко затянулся, прежде чем, наконец, удостоил меня ответом.

— У тебя с этим проблемы?

Я пожала плечами.

— Это негигиенично и отвратительно. Не говоря уже об опасности, учитывая, сколько людей засыпают с горящей сигаретой и поджигают себя. Это твое здоровье. Но я бы предпочла, чтобы ты выбрал что-нибудь, что убьет тебя быстрее, чем никотин.

Выражение лица Мэддокса исказилось от гнева, и он направился ко мне. Я заставила себя оставаться на месте и не отступать от его ярости.

— Я единственное, что стоит между тобой и кучкой похотливых байкеров, которые хотят попробовать мафиозную киску.

Почему это так разозлило его? Он особенно напряжен с тех пор, как мы вошли в его спальню. Я напряглась.

— Почему тебя это вообще волнует? Почему бы тебе не позволить им наброситься на меня, если ты так сильно ненавидишь мою семью?

— Я ненавижу твоего отца. Ты же чертовски раздражаешь меня, потому что даже не осознаешь, насколько привилегированна.

Из-за своей вспышки он подошел ко мне очень близко, так что запах его бодрого мятного геля для душа заполнил мой нос. Его волосы все еще были влажными и беспорядочно свисали на лоб. Мои глаза приковались к татуировкам на его верхней части тела и руках. Изображение адской гончей, ножей, черепов и байков.

— Перестань разыгрывать жертву, —

сказала я в конце концов.

Мэддокс пристально посмотрел на меня, но что-то в его глазах заставило меня испытать жар.

— Я был жертвой давным-давно, но не сейчас.

Мои глаза метнулись от пирсинга на его языке к штанге в его соске.

— У меня есть еще, — сказал он и сделал еще одну затяжку.

— Где? — я спросила.

Его взгляд опустился на боксеры.

— Еще два.

Я открыла рот, пытаясь представить, где именно они были. Мои щеки запылали.

— Ты играешь со мной. — я прищурилась. — Ты просто хочешь заставить меня нервничать.

— Почему два пирсинга в моем члене заставляют тебя нервничать? — спросил он, но в его голосе появился новый, более глубокий тембр.

Я пожала плечами.

— Они не заставляют меня нервничать.

Он ухмыльнулся, видя меня насквозь. Все в Мэддоксе заставляло меня нервничать.

— Ложись спать, принцесса.

Ему всегда удавалось заставить это слово звучать, как самое страшное оскорбление, какое только можно вообразить.

Не желая показаться испуганной, я села на самый край кровати, опустив ноги на пол. Постельное белье пахло свежестью, а не дымом или потом. Может, он обычно курил только с открытым окном и просто не хотел меня раздражать.

Мэддокс бросил на меня наполовину удивленный, наполовину раздраженный взгляд.

— Простыни чистые, как я и сказал, не беспокойся.

— Я не беспокоюсь об этом.

Он кивнул, задумчиво прищурив глаза.

— Тогда о чем ты беспокоишься?

— Разве это не очевидно? Я не в восторге от того, что буду спать рядом со своим похитителем без защиты.

Он указал на свою грудь.

— Я твоя защита, и ты чертовски уверена, что не нуждаешься в защите от меня. Твоя киска в безопасности.

Я стиснула зубы, затем, наконец, легла на кровать. Она была намного жёстче, чем дома, но после конуры казалось мягким облаком.

Мэддокс докурил свою сигарету, но даже тогда остался у окна, глядя наружу. Буквы «МотоКлуб Тартар» были написаны на его спине и плечах, а под ними череп, извергающий пламя — такое же изображение, как и на его груди.

— Почему черепа?

Он посмотрел на свою грудь.

— У моего отца была такая же татуировка. Я мало что помню о его внешности. Всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить, как он выглядел, я вижу кровавое месиво, в которое превратил его твой отец. Эта татуировка все, что у меня осталось.

Я сглотнула.

— Я сожалею о том, что сделал мой отец.

Он кивнул, пристально наблюдая за мной.

— Не твое извинение, чтобы раздавать, и сомневаюсь, что твой старик когда-нибудь произнесет эти слова.

Скорее всего, он этого не сделает.

Я отвела взгляд от его слишком личного взгляда и осмотрела другие его татуировки. Слова «Никаких Сожалений» украшали его левое предплечье.

— Ты сожалеешь только о том, чего не сделал, — пробормотала я.

Это цитата, которую я однажды прочитала в мотивационном посте в Инстаграм, и она глубоко меня задела.

Мэддокс послал мне растерянный взгляд, пока я не указала на его татуировку. Он криво усмехнулся.

— О чем ты сожалеешь, что не сделала?

Список был длинным, но я не чувствовала себя комфортно, обсуждая его с Мэддоксом. Оторвав от него взгляд, я уставилась в потолок. Вентилятор вращался медленными, завораживающими кругами.

— Ничего.

Он засмеялся, и у меня внутри все перевернулось. Он появился у кровати, возвышаясь надо мной, все еще одетый только в боксеры.

— Я тебе не верю. Уверен, что есть много вещей, которые ты до смерти хочешь сделать, но не можешь, потому что твой старик всегда прикрывает тебе спину.

Я ничего не сказала. Мэддокс опустился на другую сторону кровати, и я сжала руки в кулаки.

— Не пытайся задушить меня, пока я сплю. Если ты попытаешься что-нибудь предпринять, я сам передам тебя Коди.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Мне стало слишком жарко, когда Мэддокс растянулся рядом. Его кровать была слишком мала для двух людей, которые не состояли в отношениях. Наши руки практически соприкасались. Едва можно было сосчитать полсантиметра между нами. Я сложила руки на животе, чтобы между нашими руками было больше пространства.

— Для того, кто флиртовал со мной в конуре, ты сейчас ужасно тихая, — пошутил он, наклонив ко мне лицо.

Я повернула голову в его сторону. Несмотря на нашу близость, я и вполовину не была так напугана, как должна была бы. Если бы я хотела, чтобы мой план сработал, мне следовало бы флиртовать с ним сейчас, но это определенно выходило за рамки моей зоны комфорта.