Глава 13 Тесса

У меня еще осталась гордость, хотя и немного, и я предпочла бы встретиться и поговорить с Хардином наедине. Я точно знаю, как он поступит. Скажет, что я слишком хороша для него, а он меня недостоин. Скажет что-нибудь обидное, а я буду убеждать его в обратном.

Должно быть, Кимберли думает, что я дура, раз бегаю за ним после того, как он меня с таким равнодушием бросил. Но я его люблю, а когда кого-то любишь, то борешься: следуешь за ним, если знаешь, что он в тебе нуждается, поддерживаешь в борьбе против самого себя и не сдаешься, даже когда он сам махнул на себя рукой.

– Все в порядке. Если я его найду, а ты будешь со мной, он почувствует себя загнанным в угол, и это только усложнит ситуацию, – говорю я Кимберли уже во второй раз.

– Пожалуйста, будь осторожна. Мне не хотелось бы убивать этого мальчишку, но теперь уже ничего не могу обещать, – почти улыбается она. – Погоди-ка, есть еще кое-что.

Воздев палец кверху, она бежит к кофейному столику в центре комнаты, роется в сумочке и подзывает меня к себе.

Кимберли в своем репертуаре: она наносит на мои губы бесцветный блеск и с ухмылкой вручает тюбик с тушью.

– Ты же хочешь выглядеть на все сто?

Несмотря на боль в груди, я улыбаюсь над ее попыткой помочь мне выглядеть прилично. Несомненно, для нее в этом состоит часть решения проблемы.

* * *

Десять минут спустя красное от рыданий лицо приобретает нормальный цвет. Благодаря тональному крему и теням отеки вокруг глаз уже не так заметны. Волосы расчесаны и, можно сказать, уложены крупными волнами. Через какое-то время Кимберли сдается и, вздохнув, говорит, что «пляжный» эффект сейчас все равно в моде. Не помню, как она переодела меня, сменив футболку на топ и кардиган, но ей удалось за рекордно короткий срок превратить меня из зомби в более-менее нормально выглядящего человека.

– Обещай, что позвонишь, если я тебе понадоблюсь, – говорит Кимберли. – Не надейся, что я не поеду тебя искать.

Киваю, соглашаясь, и знаю, что она не станет колебаться ни секунды. Она обнимает меня еще дважды перед тем, как отдать ключи от арендованной машины Кристиана, которую Хардин оставил на парковке.

Сев в машину, я ставлю телефон на зарядку и опускаю боковое стекло. В салоне пахнет Хардином. Пустые стаканчики из-под утреннего кофе все еще в держателях и напоминают мне, что всего несколько часов назад мы занимались здесь любовью. Так он попрощался со мной. Я только сейчас понимаю, что в глубине души знала это еще тогда, но не была готова принять. Не хотела признать явное, настигающее меня поражение. Невероятно, но уже пять вечера. У меня в запасе меньше двух часов, чтобы найти Хардина и убедить его вернуться домой вместе со мной. Посадка на рейс начинается в половине девятого, но нам нужно приехать около семи, чтобы успеть пройти досмотр.

«Или я полечу домой одна?»

Посмотрев на свое отражение в зеркале заднего вида, я встречаюсь взглядом с той же девушкой, которой пришлось подняться с пола ванной. Меня снова охватывает дурное предчувствие, что домой я полечу в одиночестве.

Мне известно только одно место, где он может быть, и если его там нет, то вообще непонятно, что делать. Завожу машину, но рука замирает на рычаге коробки передач. Я не могу просто так кататься по Лондону без денег, не зная, куда ехать.

В отчаянии и тревоге я снова пытаюсь до него дозвониться и, когда он берет трубку, готова разрыдаться от счастья.

– Алло-о-о, кто это? – произносит незнакомый мужской голос.

Отдернув телефон от уха, я проверяю, Хардину ли звоню, но на весь экран светится его имя.

– Алло-о-о, – повторяет парень громче, все так же растягивая слова.

– Хм-м, привет. А Хардин там? – У меня сводит желудок: этот незнакомец явно не предвещает ничего хорошего, и я понятия не имею, кто это такой.

В трубке слышны смех и голоса, среди них определенно несколько женских.

– Скотт сейчас… в состоянии, – отвечает парень.

«В состоянии?»

– Не в состоянии, идиот, – поправляет, смеясь, женщина на заднем плане.

«Боже».

– Где он? – спрашиваю я. Судя по тому, как изменился шум в трубке, меня переключили на громкую связь.

– Занят, – отвечает другой парень. – Ты кто? Придешь на вечеринку? Ты поэтому звонишь? Мне нравится твой американский акцент, птичка, и если ты подружка Скотта…

Вечеринка? В пять вечера? Я пытаюсь сосредоточиться на этом бесполезном факте, а не на женских голосах, доносящихся из телефона, и не на том, что Хардин «занят».

– Ага, – выдает мой язык, прежде чем соглашается мозг. – Повтори-ка адрес.

Я разговариваю неуверенным и дрожащим голосом, но никто, похоже, этого не замечает.

Парень, взявший трубку, диктует адрес, и я быстро вбиваю его в навигатор мобильника. Дважды ошибаюсь, и мне приходится просить его повторить, что он и делает. Он советует поторопиться, с гордостью похвастав, что столько выпивки я никогда в жизни не видела.

* * *

Двадцать минут спустя я оказываюсь на маленькой стоянке, примыкающей к обшарпанному кирпичному зданию с большими окнами, три из которых занавешены белой пленкой или, возможно, мешками для мусора. На парковке куча машин. БМВ, на котором я приехала, выделяется среди них как бельмо на глазу. Единственная похожая – та, что арендована Хардином. Она стоит у въезда, зажатая со всех сторон, а значит, он здесь дольше, чем все остальные.

Перед тем как войти, я набираю полную грудь воздуха, чтобы собраться с силами. Незнакомец сказал по телефону, что мне нужна вторая дверь на четвертом этаже. Не похоже, что в этом сомнительном здании есть четвертый этаж, но, поднявшись по лестнице, я понимаю, что ошиблась. Громкие голоса настигают меня еще на площадке третьего этажа.

Смотрю наверх и не понимаю, что Хардин здесь забыл. Зачем убегать от своих проблем в такое место? Как только я поднимаюсь на четвертый этаж, сердце начинает бешено колотиться, а желудок просто завязывается в узел. Разум прокручивает возможные варианты того, что может происходить за этой поцарапанной, изрисованной граффити дверью номер два.

Тряхнув головой, отгоняю сомнения. Почему я так боюсь и нервничаю? Ведь это Хардин, мой Хардин. Даже разъяренный и замкнувшийся в себе, он никогда намеренно не причинит мне вреда, не считая жестоких слов. Ему сейчас непросто из-за ситуации в семье, он нуждается в том, чтобы я помогла и забрала его домой. Я просто накручиваю себя и без причины усложняю ситуацию.

Дверь открывается как раз в тот момент, когда я собираюсь постучать. Парень, одетый во все черное, проходит мимо, не останавливаясь и не закрывая за собой дверь. Из глубины квартиры валят клубы дыма, и я еле сдерживаюсь, чтобы не зажать рот и нос. Кашляя, переступаю порог.

И застываю в немом изумлении: на полу передо мной сидит полуобнаженная девица. Я оглядываюсь по сторонам и понимаю, что почти все вокруг полуодеты.

– Снимай верх, – говорит молодой бородатый парень какой-то крашеной блондинке. Та закатывает глаза, но, быстро избавившись от рубашки, остается в одном лифчике и трусиках.

Понаблюдав немного за этой сценой, я понимаю, что они играют в карты на раздевание. Сначала я подумала совсем про другое, и на душе становится немного светлее. Не намного, но светлее.

Я чувствую слабое облегчение от того, что Хардина нет в компании полуголых картежников, и продолжаю рыскать глазами по переполненной комнате, но его нигде не видно.

– Ты заходишь или как? – спрашивает кто-то.

Я оборачиваюсь в поисках источника голоса.

– Закрывай за собой дверь и заходи, – говорит парень, показываясь из-за чьей-то спины слева от меня. – Мы встречались раньше, Бэмби?

Он усмехается, и я неуютно передергиваю плечами, когда его налитые кровью глаза начинают блуждать по моей фигуре, неприлично долго задерживаясь на груди. Мне не нравится выбранное им прозвище, но я упускаю подходящий момент, чтобы назвать свое настоящее имя. Судя по голосу, это он разговаривал со мной по телефону Хардина.

Я качаю головой, ни одно слово не приходит на ум.

– Марк, – представляется он и тянется к моей руке, но я ее отдергиваю.

Марк… Я сразу же узнаю это имя из письма и разных историй, которые рассказывал Хардин. Марк достаточно приветлив, но мне известно, что он собой представляет. И известно, что он вытворял с девушками.

– Это моя квартира, кто тебя пригласил?

Из-за вопроса мне сначала кажется, что он сердится, но на его лице одно хвастовство.

Он говорит с сильным акцентом, и я нахожу его действительно привлекательным. Немного пугающим, но привлекательным. Темно-русые волосы топорщатся спереди, борода растрепанная, но ухоженная – «образ хипстера-придурка», как называет это Хардин, но мне даже нравится. На руках нет татуировок, но на лице пирсинг: под нижней губой проколото в двух местах.

– Я… М-м-м… – пытаюсь я собраться со словами.

Он снова смеется и хватает меня за руку.

– Так, Бэмби, пойдем организуем тебе что-нибудь выпить, чтобы ты расслабилась, – улыбается он. – От тебя с ума сойти можно.

Он ведет меня на кухню, и я начинаю сомневаться, здесь ли вообще Хардин. Может, он бросил машину и телефон, а сам в другом месте? Может, он в машине? Почему я не проверила? Наверное, нужно спуститься и проверить. Он был таким усталым, что мог просто задремать…

Но потом у меня перехватывает дыхание.

Если бы кто-нибудь в тот момент спросил меня, что я ощущаю, не уверена, каким был бы мой ответ. Думаю, что вообще не нашла бы что сказать. Мне физически больно, колет в груди, я в ужасе, не верю своим глазам, но в то же время словно онемела. Я одновременно чувствую все и ничего, и это самое ужасное из того, что я когда-либо испытывала.

Хардин замер, прислонившись к столу, с бутылкой в руке. Я чувствую, как останавливается мое сердце. Позади него сидит женщина, ее голые ноги обхватывают его талию, а тело прижимается так, будто естественнее и быть ничего не может.

– Скотт! Давай сюда водку. Моя новая подружка Бэмби хочет выпить! – орет Марк.

Хардин переводит налитый кровью взгляд на Марка и мерзко улыбается. Таким отвратительным я его ни разу не видела. Когда он поворачивается ко мне, чтобы посмотреть, что там за Бэмби, я стою достаточно близко и вижу, как его глаза с расширенными зрачками словно вылезают из орбит, а с лица исчезает незнакомое выражение.

– Что… Что ты… – бормочет он. Его взгляд скользит по мне, и глаза выпучиваются еще сильнее, когда он видит руку Марка поверх моей. Лицо Хардина багровеет от гнева, и я отдергиваю руку.

– Вы что, знакомы? – спрашивает хозяин вечеринки.

Я не отвечаю. Мое внимание переключается на женщину, чьи ноги по-прежнему обвивают Хардина. Он до сих пор не предпринял никаких попыток скинуть ее с себя. На ней только трусики и футболка. Простая черная футболка.

На Хардине его черная толстовка, но я не вижу под ней воротника такой знакомой выцветшей футболки. Эта случайная девица, не замечая возникшего напряжения, даже улыбается мне, бестолковая и явно уже хорошая.

Я молчу. Ошарашенная происходящим, поверить не могу, что знаю стоящего передо мной человека. Наверное, не смогу сейчас при всем желании произнести ни слова. Я понимаю, Хардину нелегко, но видеть его в объятиях другой женщины – это уже слишком. Слишком, черт бы его побрал, и все, о чем я могу сейчас думать, – это как оказаться отсюда подальше.

– Значит, знакомы, – смеется Марк и забирает у Хардина бутылку.

Хардин до сих пор не проронил ни звука. Он просто таращится на меня, словно я какое-то привидение. Словно я – забытое воспоминание из прошлого, с которым он не ожидал столкнуться вновь.

Развернувшись на пятках, я расталкиваю всех, кто оказывается на моем пути из этого ада, и выбегаю за дверь. Спустившись на один пролет, прислоняюсь к стене и, запыхавшись, соскальзываю вниз. В ушах звенит, груз случившегося за последние пять минут придавливает меня к полу так, что я не представляю, как выйду отсюда.

Я тщетно прислушиваюсь, не застучат ли ботинки по металлическим ступеням, и каждая минута тишины вонзается в сердце глубже, чем предыдущая. Он даже не попытался меня остановить. Позволил увидеть себя в таком виде и даже не подумал догнать и все объяснить.

Сегодня я уже выплакала из-за него все слезы, но оказывается, что плакать без слез гораздо больнее, чем с ними, а прекратить невозможно. После всего, что у нас было: ссор, смеха, времени, проведенного вместе, он хочет вот так все закончить? Вот так оттолкнуть меня прочь? Неужели он не уважает меня настолько, что, ужравшись в хлам, позволяет другой женщине прикасаться к себе и носить свою одежду после… Одному богу известно, чем они там занимались.

Я не разрешаю себе даже думать об этом, иначе умру. Знаю, что я видела, но знать и принять – это разные вещи.

У меня хорошо получается находить оправдания его поступкам. Я отлично научилась это делать за долгие месяцы наших отношений и до конца придерживаться придуманных отговорок. Но сейчас никакое оправдание не поможет. Даже та боль, которую он чувствует из-за предательства матери и Кристиана, не дает ему права так поступать со мной. Я не сделала ему ничего плохого, чтобы он отплатил мне такой монетой. Моей единственной ошибкой была попытка слишком долго оставаться рядом с ним и помогать справляться с вымещаемой на других злобой.

Чем дольше я сижу на пустой лестничной клетке, тем больше унижение и боль перерастают в злость. Тяжелую, утробную, невыносимую злость. Хватит с меня его оправданий. Хватит, я больше не буду терпеть все это дерьмо, а потом прощать его после простого извинения и обещания, что он изменится.

Нет, черт возьми, нет.

Но я не уйду без боя. Я отказываюсь оставлять его и позволять ему думать, что так обращаться с людьми – это нормально. У него явно не осталось ни капли уважения к себе, как, впрочем, и ко мне. Злость переполняет меня, и вот я уже мчусь вверх по чертовым ступеням обратно в этот клоповник.

Толкнув дверь так, что она в кого-то ударяется, я прокладываю себе путь на кухню. Разум затуманивает еще больше, когда я вижу, что Хардин стоит на том же самом месте, в той же самой позе, с той же самой шлюхой за спиной.

– Слушай, я не в курсе, просто какая-то… – говорит он Марку.

Я в такой ярости, что перед глазами все расплывается. Прежде чем Хардин успевает меня заметить, я выхватываю бутылку из его рук и швыряю о стену. Она разбивается, и в комнате воцаряется гробовая тишина. Я словно смотрю на себя со стороны – на злобную, разъяренную, сходящую с ума версию Тессы – и не могу остановиться.

– Бэмби, какого черта? – кричит Марк.

– Меня зовут Тесса! – поворачиваюсь я к нему и кричу в ответ.

Глаза Хардина закрыты, и я наблюдаю за ним, ожидая, что он заговорит, скажет хоть что-нибудь.

– Ну хорошо, Тесса, водку-то зачем разбивать?! – с сарказмом спрашивает Марк. Он не в том состоянии, чтобы осознать, какой бардак я устроила, и думает только о разлившейся выпивке.

– У меня был отличный учитель по разбиванию бутылок о стены, – отвечаю я и сердито смотрю на Хардина.

– Ты не говорил, что у тебя есть подружка, – подает голос потаскуха, вцепившаяся в него сзади.

Я перевожу взгляд с Марка на эту женщину и обратно. Между ними есть явное сходство… а я, черт возьми, перечитывала то письмо слишком много раз, чтобы не знать, кто это такая.

– Ну и Скотт, притащил чокнутую американскую цыпочку в мою квартиру, а она теперь швыряется бутылками, – изумленно произносит Марк.

– Не смей, – отвечает Хардин, подходя ближе.

Я корчу ему мою самую лучшую рожу. Грудь бурно вздымается и опускается, в голове все перепуталось, но мое лицо застыло маской: ни намека на эмоции. Как и у него.

– Кто эта телка? – спрашивает Марк Хардина, как будто меня здесь нет.

Хардин снова не признает меня.

– Я тебе уже говорил. – Ему не хватает смелости даже поднять глаза, пока он позорит меня перед комнатой, полной народу.

Но с меня довольно.

– Какого черта с тобой творится? – кричу я. – Думаешь, можешь зависать здесь, чтобы забыть о проблемах? – Да, я веду себя как сумасшедшая, но на этот раз мне все равно, что подумают окружающие. Не дав ему возможности ответить, я продолжаю: – Какой же ты эгоист! Думаешь, оттолкнув меня и замкнувшись в себе, сделал для меня что-то хорошее? Черт, да ты ведь знаешь, как все будет! Ты не можешь без меня – тебе просто будет паршиво, как и мне. Причиняя мне боль, ты ничего не добьешься. И что же, я прихожу и застаю тебя в таком виде?

– Ты вообще не понимаешь, о чем говоришь, – тихо и угрожающе произносит Хардин.

– Не знаю? – всплескиваю я руками. – На ней твоя чертова футболка!

Я уже ору и указываю на потаскуху, которая спрыгивает со стола и пытается натянуть футболку Хардина пониже, чтобы прикрыть ляжки. Она намного ниже меня, и футболка смотрится на ней просто гигантской. Я знаю, что этот образ будет преследовать меня до конца жизни. Он вплавляется в память, все тело пламенеет от злости, и в этот чертов момент, наполненный первобытной, звериной яростью… все встает на свои места.

Все становится предельно ясным. Мои прошлые мысли о любви и о том, что нужно бороться за того, кого любишь, не имеют ничего общего с правдой. Все это время я ошибалась. Когда любишь кого-то, не позволяешь ему разрушать тебя вместе с ним, не позволяешь ему смешивать тебя с грязью. Ты пытаешься помочь, спасти его, но как только любовь становится безответной или эгоистичной, а ты по-прежнему не сдаешься, – ты в дураках.

Если бы я его любила, то не позволила бы разрушить и себя тоже.

С Хардином я пыталась снова и снова. Давала ему шанс за шансом и каждый раз думала, что теперь-то все наладится. На самом деле думала, что у нас все получится. Считала, что, если буду сильно его любить и приложу еще немного усилий, все кончится хорошо и мы будем счастливы.

– Что ты вообще здесь делаешь? – спрашивает он, нарушая мое прозрение.

– Как что? Или ты думал, я позволю тебе сбежать как последнему трусу?

Боль возвращается, и злость начинает утихать. Меня это пугает, но я почти рада подвести итог. За последние семь месяцев слова, сказанные Хардином, и замкнутый круг, в котором мы вертимся, ослабили меня, зато сейчас я ясно вижу, что представляют собой наши переменчивые отношения.

Неизбежность.

В конце нас всегда поджидала неизбежность, и я поверить не могу, что мне потребовалось столько времени, чтобы это понять и принять.

– Даю тебе последний шанс уйти со мной сейчас и вернуться домой. Но знай: если я выйду за эту дверь без тебя, все кончено.

Его молчание и самодовольный, затуманенный взгляд толкают меня к краю пропасти.

– Так я и думала.

Я даже больше не кричу. Это бессмысленно. Он не слушает. Да и никогда не слушал.

– Знаешь, что? Можешь все так и оставить: пропить и прокурить свою жизнь, – я подхожу к нему ближе и останавливаюсь всего в паре шагов, – но больше у тебя никогда ничего не будет. Надеюсь, ты будешь получать удовольствие, пока оно не иссякнет.

– Буду, – отвечает он, и его слова снова разрывают мне сердце.

– Слушай, если она не твоя подружка… – говорит Марк Хардину, напоминая мне, что мы не одни в комнате.

– Я никому не подружка, – огрызаюсь я.

Похоже, мое отношение только раззадоривает Марка. Он улыбается во весь рот и тянется ко мне рукой, чтобы увести в гостиную.

– Отлично, вот и решили.

– Руки прочь от нее!

Хардин толкает Марка в спину – недостаточно сильно, чтобы тот упал, но силы удара хватает, чтобы он меня отпустил.

– На выход, сейчас же! – рычит Хардин, проходя мимо меня в гостиную. Я следую за ним в коридор и громко хлопаю дверью.

Он дергает себя за волосы, распаляясь все сильнее.

– Что это, черт возьми, было?

– Что именно? Я пыталась вытянуть тебя из дерьма. Думаешь, можно просто сунуть билет на самолет и связку ключей в чемодан и уйти?

Я толкаю его в грудь, прижимая к стене, и почти готова попросить за это прощения, чувствуя себя виноватой, но, когда поднимаю голову и вижу его расширенные зрачки, малейшие угрызения совести утихают. От него воняет алкоголем и чем-то еще, непривычным и отвратительным, этот человек – не тот Хардин, которого я люблю.

– Черт, я так запутался в своих собственных мыслях, что и думать ни о чем не могу, не говоря уж о том, чтобы в тысячный гребаный раз объясняться с тобой! – орет он, ударяя кулаком по гипсокартонной стене и проламывая ее.

Я наблюдала подобную сцену уже много раз. И этот будет последним.

– Ты даже не попытался!

– Тесса, что еще тебе нужно? Хочешь, чтобы я по буквам произнес? Убирайся отсюда – возвращайся туда, где тебе место! Здесь тебе делать нечего. – К концу последней фразы его голос становится нейтральным, даже спокойным. Почти безразличным.

У меня больше не осталось сил бороться.

– Доволен, Хардин? Ты победил. Ты снова победил. Хотя ты всегда побеждаешь.

Он поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.

– Тебе ли не знать.

Загрузка...