После тебя

Глава 4

– Меня зовут Наташа. Мой муж умер от рака три года назад.

Дождливым вечером понедельника члены психологической группы поддержки тех, кто хочет двигаться дальше, сидели кружком на оранжевых офисных стульях в зале собраний церкви Пятидесятницы. Рядом с нашим руководителем Марком, высоким усатым мужчиной, буквально всеми порами источавшим черную меланхолию, стоял пустой стул.

– Я Фред. Моя жена Джилли умерла в сентябре. Ей было семьдесят четыре.

– Сунил. Мой брат-близнец умер от лейкемии два года назад.

– Уильям. Умер отец. Шесть месяцев назад. Честно говоря, все это несколько нелепо, так как, когда он был жив, мы с ним не слишком ладили. И я не перестаю спрашивать себя, зачем я здесь.

Я заметила, что в воздухе стоял специфический запах скорби. Запах сырости, плохо проветриваемых церковных залов и чайных пакетиков низкого качества. Пахло обедом на одного человека и окурками сигарет, выкуренных в одиночестве на городских балконах или на холодном ветру. Пахло лаком для волос и дезодорантом для подмышек; маленькие повседневные подвиги в борьбе с трясиной отчаяния. И уже один этот запах говорил мне, что я здесь лишняя, что бы я там ни обещала папе.

Я чувствовала себя самозванкой. Да и вообще, они все выглядели такими… грустными.

Я беспокойно поерзала на стуле, и Марк меня засек. Он кивнул и наградил меня ободряющей улыбкой. Мы знаем, словно хотел сказать он. Мы это уже проходили. Спорим, что нет, молча ответила я.

– Простите. Простите, я опоздал.

Дверь открылась, впустив поток теплого воздуха, и свободный стул занял неуклюжий подросток, явно не знавший, куда девать свои длинные конечности.

– Джейк. Тебя не было на прошлой неделе. Все в порядке?

– Простите. Папа закрутился на работе и не смог меня подвезти.

– Не волнуйся. Хорошо, что ты пришел. Ты знаешь, где напитки.

Мальчик оглядел комнату из-под длинной челки и на секунду замялся, когда его взгляд остановился на моей блестящей юбке. Я поспешно поставила на колени сумку – прикрыть юбку, и он отвернулся.

– Привет, мои дорогие. Я Дафна. Мой муж покончил жизнь самоубийством. Но не думаю, что это из-за того, что я вечно его пилила! – В отрывистом хохоте женщины явно сквозила боль. Она пригладила волосы и смущенно потупилась. – Мы были счастливы. Действительно были.

Мальчик сидел, засунув под себя руки.

– Джейк. Мама. Два года назад. Я ходил сюда весь прошлый год, потому что папа отказывается обсуждать мамину смерть, а мне надо хоть с кем-нибудь поговорить.

– Джейк, и как поживает твой папа? – спросил Марк.

– Неплохо. Я хочу сказать, что в прошлую пятницу он привел ночью женщину, а потом вроде бы сидел на диване, но не плакал. И это уже кое-что.

– Папа Джейка борется с горем по-своему, – заметил Марк, обращаясь ко мне.

– Трахается, – пояснил Джейк. – Тупо трахается. Как сексуальный маньяк.

– Эх, хотел бы я быть молодым! – мечтательно протянул Фред. Он был в рубашке с галстуком. Фред был явно из тех мужчин, которые без галстука чувствуют себя раздетыми. – Думаю, это был бы чудесный способ пережить смерть Джилли.

– Двоюродная сестра подклеила мужика на похоронах моей тети, – сообщила сидевшая в углу женщина. Кажется, ее звали Линн. Точно не помню.

Она была маленькой, кругленькой, с густой челкой темно-каштановых, явно крашеных волос.

– Неужто прямо на похоронах?

– Она сказала, они отправились в мотель сразу после поминок. – Линн пожала плечами. – Очевидно, это был эмоциональный всплеск.

Я попала в неподходящее место. Теперь я это ясно видела. И начала лихорадочно собирать вещи, попутно гадая, как лучше поступить: объявить о своем уходе или просто по-тихому свалить.

Но тут Марк повернулся ко мне и выжидающе улыбнулся.

Я ответила ему пустым взглядом.

Он поднял брови.

– Ой! Я? На самом деле… я собиралась уходить. Думаю, я… Словом, я хочу сказать, что не уверена, что…

– Ну, в первый день все хотят уйти, моя дорогая.

– Я тоже хотел уйти. Даже во второй и в третий раз.

– Это все печенье. Я постоянно твержу Марку, что надо покупать печенье получше.

– Просто изложи нам все в общих чертах. Расслабься. Ты среди друзей.

Они смотрели на меня, ждали. И я поняла, что не могу сбежать.

– Хм… Ладно. Ну, меня зовут Луиза, и человек, которого я… любила… умер в тридцать пять лет.

Кое-кто из сидевших в зале участливо кивнул.

– Слишком молодой. Луиза, когда это случилось?

– Двадцать месяцев назад. И неделя. И два дня.

– Три года, две недели и два дня, – улыбнулась мне Наташа.

Я услышала сочувственные шепотки. Сидевшая рядом Дафна погладила меня по ноге пухлой рукой в кольцах.

– Мы здесь уже неоднократно обсуждали, что, когда близкий человек умирает молодым, это особенно трудно пережить, – заметил Марк. – Как долго вы были вместе?

– Э-э-э… Мы… ну… чуть меньше шести месяцев.

Я поймала на себе удивленные взгляды.

– Хм… довольно непродолжительное знакомство.

– Уверен, боль Луизы от этого ничуть не меньше, – примирительно произнес Марк. – Луиза, а как он ушел?

– Куда ушел?

– В общем, умер, – подсказал Фред.

– Ой! Он… э-э-э… покончил жизнь самоубийством.

– Ты, наверное, испытала настоящий шок.

– Не совсем. Я знала, что он это планирует.

Есть особый тип тишины. Такая тишина повисает в комнате, когда вы говорите людям, считающим, будто они знают абсолютно все о смерти любимого человека, что это далеко не так.

Я перевела дыхание.

– Он задумал свести счеты с жизнью еще до нашего знакомства. Я попыталась его переубедить и не смогла. Поэтому я поехала с ним, ведь я любила его, и тогда это вроде бы имело смысл. Но сейчас мне так не кажется. Вот почему я здесь.

– Смерть всегда бессмысленна, – заявила Дафна.

– Если только ты не буддист, – сказала Наташа. – Я пытаюсь принять мировоззрение буддистов, но мне становится страшно, что Олаф вернется ко мне в виде мыши и я могу случайно его отравить. – Она передернула плечами. – Ведь приходится везде сыпать отраву. В нашем доме полным-полно мышей.

– И не надейся от них избавиться. Они совсем как блохи, – заметил Сунил. – На одну в поле зрения приходится сотня где-то притаившихся.

– Наташа, милочка, ты все же думай, что делаешь, – сказала Дафна. – А вдруг вокруг бегают сотни маленьких Олафов. И мой Алан тоже может оказаться среди них. Ты могла отравить их обоих.

– Ну, – встрял в разговор Фред, – если уж верить буддистам, то он вполне мог вернуться в виде кого-то еще. Разве нет?

– А что, если это муха или вроде того и Наташа ее тоже убила?

– Не хотел бы я вернуться в виде мухи, – поморщился Уильям. – Отвратительные черные волосатые создания.

– Я же не серийный убийца, – обиделась Наташа. – Тебя послушать, так я только тем и занимаюсь, что уничтожаю реинкарнированных мужей.

– Ну, та мышка действительно могла быть чьим-то мужем. Даже если она и не Олаф.

– По-моему, нам стоит попытаться вернуть разговор в более конструктивное русло, – устало потирая виски, произнес Марк. – Луиза, ты молодец, что решилась прийти сюда и поведать свою историю. Почему бы тебе не рассказать нам чуть-чуть побольше о том, как ты и… кто это был? – словом, как вы встретились? Ты здесь в круге доверия. Не волнуйся. Мы дали обязательство, что наши истории не выйдут за пределы этих стен.

И тут я случайно перехватила взгляд Джейка. Он посмотрел на Дафну, затем на меня и едва заметно покачал головой.

– Мы познакомились на работе, – сказала я. – Его звали… Билл.

Несмотря на данное папе обещание, я решила больше не ходить на собрания психологической группы поддержки тех, кто хочет двигаться дальше. Но мое возвращение на работу было ужасным, и к концу дня я поняла, что сейчас меньше всего хочу оказаться в своей пустой квартире.

– Ты вернулась!

Карли поставила на барную стойку чашку кофе, взяла у посетителя, судя по виду какого-то бизнесмена, деньги и обняла меня, продолжая при этом одним стремительным движением кидать монеты в соответствующие отделения ящика кассы.

– Что, черт возьми, произошло? Тим сказал нам, будто с тобой стряслось несчастье. А потом он уволился, и я не знала, вернешься ли ты.

– Долго рассказывать, – ответила я и изумленно уставилась на нее. – Хм… А что это на тебе такое надето?

Понедельник, девять утра. Аэропорт – сплошное сине-серое расплывчатое пятно из пассажиров-мужчин, заряжающих ноутбуки, глядящих на экран айфонов, читающих газеты или обсуждающих по телефону биржевые индексы.

– Да уж. Ну, за время твоего отсутствия кое-что изменилось.

Подняв голову, я обнаружила, что бизнесмен уже оказался по другую сторону барной стойки. Я удивленно покосилась на него и поставила сумку.

– Э-э-э… если вас не затруднит подождать меня в зале, я вас обслужу…

– Вы, должно быть, Луиза. – Он протянул мне руку. Его рукопожатие было небрежным и довольно холодным. – Я новый управляющий этого бара. Ричард Персиваль.

Я посмотрела на его прилизанные волосы, костюм, голубую рубашку. Интересно, и что это за бары такие, которыми он раньше управлял?

– Приятно познакомиться.

– Значит, вы та самая, что целых два месяца отсутствовала.

– Ну да. Я…

Он прошелся вдоль выставленных в ряд стаканов, обвел критическим взглядом буквально каждую бутылку.

– Хочу поставить вас в известность, что я отнюдь не фанат работников, бесконечно сидящих на больничном. – (Я вдруг почувствовала, что воротничок врезается в шею.) – Луиза, я просто… объясняю вам свою позицию. Я не из тех управляющих, кто будет закрывать глаза на нарушения. Да, во многих компаниях в качестве поощрения персоналу даются отгулы. Но только не в тех компаниях, где работаю я.

– Уж можете мне поверить, я вовсе не считала последние девять недель отгулами в качестве поощрения.

Он обследовал нижнюю поверхность крана и задумчиво вытер ее большим пальцем. Мне пришлось собраться с духом, прежде чем начать говорить.

– Я упала с верхнего этажа. Если хотите, могу показать шрамы после операций. Чтобы вы, упаси господи, не подумали, что я захочу это повторить.

Он окинул меня изумленным взором:

– Ваш сарказм совершенно неуместен. Я отнюдь не утверждаю, что с вами может произойти очередной несчастный случай, но, если учесть, что вы проработали в нашей компании всего ничего, ваш отпуск по болезни кажется мне недопустимо длинным. Это все, что я хотел вам сказать. Чтобы вы взяли себе на заметку.

У него были запонки с гоночными машинами. Секунду-другую я их тупо разглядывала.

– Мистер Персиваль, ваше сообщение принято. В дальнейшем постараюсь избегать несчастных случаев с почти летальным исходом.

– И вам понадобится униформа. Если подождете пять минут, я принесу вам ее со склада. Какой у вас размер? Двенадцатый? Четырнадцатый?

– Десятый, – ответила я.

Он удивленно поднял брови. Я последовала его примеру. Когда он исчез в своем кабинете, Карли, стоявшая у кофемашины, послала ему вслед сладкую улыбку.

– Вот хреноплет, – процедила она.

И Карли не ошиблась. Начиная с самого первого момента, как я заступила на работу, Ричард Персиваль, выражаясь словами папы, прилип ко мне точно банный лист. Он снимал с меня мерки, исследовал каждый уголок в баре на предмет микроскопических крошек от арахиса, скрупулезно проверял выполнение гигиенических требований, собственноручно подсчитывал выручку и отпускал нас домой только тогда, когда сумма всех пробитых чеков до последнего пенни сходилась с наличностью в кассе.

У меня больше не оставалось времени болтать с посетителями, проверять на мониторе время отправления, отдавать забытые паспорта, смотреть из огромного застекленного окна на взлетающие самолеты. Теперь я даже не успевала почувствовать раздражение при звуках «Кельтских свирелей Изумрудного острова», выпуск третий. Если посетителя не удавалось обслужить в течение десяти секунд, Ричард, как по мановению волшебной палочки, появлялся из кабинета, демонстративно вздыхая, а затем громко извинялся за то, что гостя заставили так долго ждать. Мы с Карли, обычно занятые в это время обслуживанием других клиентов, незаметно обменивались сердитыми и презрительными взглядами.

Первую половину дня он тратил на встречи с поставщиками, вторую – на телефонные разговоры с головным офисом, неся жуткую околесицу о посещаемости и затратах на одного клиента. Он заставлял нас втюхивать чуть ли не каждому посетителю более дорогие напитки и отчитывал, если мы этого не делали. Одним словом, радости было мало.

Но ко всем прочим неприятностям у нас еще появилась униформа.

Карли вошла в дамскую комнату, когда я уже заканчивала переодеваться, и встала рядом со мной перед зеркалом.

– Мы похожи на пару идиоток, – сказала она.

Какой-то маркетинговый гений, занимавший высшую ступень корпоративной лестницы, оказался недоволен черными юбками и белыми блузками, решив в результате, что национальные ирландские костюмы пойдут на пользу сети баров «Шемрок и кловер». Эти национальные ирландские костюмы определенно были придуманы тем, кто искренне верил, будто дублинские деловые женщины и кассирши из супермаркетов обычно ходят на работу в изумрудно-зеленых вышитых жилетах, гольфах и танцевальных туфлях со шнуровкой. Ну и в придачу в париках с локонами.

– Господи, если бы мой парень увидел меня в таком виде, он бы точно меня бросил! – Карли прикурила сигарету и забралась на раковину, чтобы нейтрализовать установленную на потолке пожарную сигнализацию. – Представляешь, поначалу он чуть было не попытался меня поиметь. Извращенец.

– Интересно, а что тогда должны надевать мужчины? – Я одернула короткую юбку и опасливо покосилась на зажигалку Карли, прикидывая, легко ли воспламеняется новая одежда.

– Сама посуди. Из мужчин тут только один Ричард. И ему приходится носить эту жуткую рубашку с зеленым логотипом. Бедняга!

– И это все?! Что, никаких эльфийских остроносых туфель? Никаких шляп с высокой тульей, как у лепрекона?

– Надо же, как удивительно! Выходит, только мы, девочки, должны выглядеть на работе точно порнографические лилипутки.

– В этом парике я похожа на Долли Партон[6] в молодости.

– Попробуй рыжий. Нам еще крупно повезло, что есть три цвета на выбор.

И тут мы услышали, что нас зовет Ричард. При звуках его голоса у меня рефлекторно скрутило живот.

– Так или иначе, я здесь точно не останусь. Я ему тут устрою «Риверданс». Прямиком на выход – и сразу на другую работу, – заявила Карли. – Пусть засунет чертов трилистник[7] в свою тощую корпоративную задницу. – И, исполнив нечто такое, что я назвала бы ядовитой пародией на прыжок и подскок, Карли гордо покинула дамскую комнату.

Остаток дня я вздрагивала от постоянных разрядов статического электричества.

Собрание группы психологической поддержки закончилось в половине десятого. Я вышла на улицу и, вконец обессилев после трудного дня, вдохнула полной грудью влажный летний воздух. Потом стащила жакет – слишком жарко, – неожиданно поняв, что оголяться на глазах у незнакомых людей ничуть не позорнее, чем разгуливать в псевдоирландском танцевальном наряде.

Я не смогла говорить об Уилле, хотя другие говорили о своих утратах так, словно любимые люди по-прежнему были неотъемлемой частью их жизни и находились где-то совсем рядом.

– О да, моя Джилли постоянно так делала.

– Не могу заставить себя стереть голосовое сообщение брата. Я должен время от времени слышать его голос, чтобы не забыть, как он звучит.

– Иногда я слышу, как он ходит в соседней комнате.

А я даже не решалась произнести вслух имя Уилла. Их рассказы о семейных отношениях, о тридцати годах брака, об общих домах, детях и так далее заставляли меня чувствовать себя мошенницей. Ведь я ухаживала за ним всего шесть месяцев. Я любила его и проводила в последний путь. Но разве эти, в сущности, посторонние люди способны понять стремительную динамику наших отношений за каких-то шесть месяцев? Как объяснить им, почему мы без слов понимали друг друга? Почему у нас были свои шутки, свои секреты и своя, быть может, суровая правда? И как сильно эти короткие шесть месяцев изменили мое мироощущение? Ну и наконец, как ему удалось настолько заполнить мой мир, что без него он совсем опустел?

Да и вообще, какой смысл холить и лелеять свою скорбь? Словно постоянно расковыривать рану, не давая ей нормально заживать. Я знала, на что подписывалась. Я знала, какова была моя роль. Но какой смысл пережевывать это снова и снова.

Нет, хорошего понемножку. Ноги моей больше тут не будет. В чем я уже практически не сомневалась. А папе я найду что сказать.

Я медленно шла по парковке, шарила в сумочке в поисках ключей от машины и уговаривала себя, что по крайней мере сегодняшний вечер я не буду куковать в одиночестве перед телевизором, с ужасом думая о том, что уже через двенадцать часов хочешь не хочешь, а придется быть на работе.

– На самом деле его ведь звали не Билл, так?

Я удивленно подняла голову и обнаружила идущего рядом со мной Джейка.

– Да.

– Наша Дафна совсем как настоящая служба теле- и радионовостей в одном лице. Намерения у нее самые хорошие, но ты даже не успеешь произнести фразу «реинкарнация грызунов», как все, кто входит в круг ее общения, будут в курсе твоей истории.

– Спасибо, что предупредил.

Он ответил мне широкой ухмылкой и кивнул на мою юбку из люрекса:

– Кстати, клевый прикид. Очень подходит для групповых занятий со скорбящими.

Джейк остановился, чтобы завязать шнурок. Я тоже остановилась и, немного поколебавшись, сказала:

– Прими мои соболезнования по поводу своей мамы.

Джейк нахмурился:

– Не надо так говорить. Это как в тюрьме. Там у человека не положено спрашивать, за что он сидит.

– Правда? Ой, извини. Я не хотела…

– Расслабься. Я пошутил. Ладно, увидимся на следующей неделе.

Какой-то человек, стоявший прислонившись к мотоциклу, приветственно поднял руку. А когда Джейк подошел к нему, заключил мальчика в медвежьи объятия и поцеловал в щеку. Я даже застыла на месте от неожиданности. В наше время было непривычно видеть, чтобы отец на людях целовал сына, вышедшего из дошкольного возраста.

– Ну и как все прошло?

– Нормально. Как всегда. – Джейк кивнул в мою сторону. – Ой, а это… Луиза. Она новенькая.

Мужчина внимательно смотрел на меня, щурясь от лучей вечернего солнца. Высокий, широкоплечий, со сломанным носом и татуировками на правой руке, внешне смахивающий на бывшего боксера.

– Джейк, была рада познакомиться. До скорого. – Вежливо кивнув отцу Джейка, я помахала рукой и направилась к своей машине.

Но тут я поймала на себе пристальный мужской взгляд и почувствовала, что краснею.

– Вы та самая девушка.

Ох нет, подумала я, неожиданно замедлив шаг. Только не здесь.

Я уставилась под ноги, чтобы собраться с духом. Затем неохотно повернулась:

– Ладно. Как я уже объяснила во время знакомства с группой, мой друг привык сам принимать решения. А мне оставалось только поддерживать его. Но, честно говоря, это отнюдь не та тема, которую мне хотелось бы обсуждать прямо сейчас, тем более с незнакомым человеком.

Отец Джейка упорно продолжал меня рассматривать. Он даже заслонил глаза ладонью от солнца.

– Ну, я согласна, что такое не каждый способен понять. Но что было, то было. Сегодня я не в настроении обсуждать свой выбор. И вообще, я ужасно устала, у меня был еще тот денек, а теперь я просто хочу домой.

– Не знаю, о чем вы тут говорите, – склонив голову набок, сказал он. – Хромота. Просто я заметил, что вы хромаете. Вы ведь живете в районе новой застройки на Хай-стрит, да? Вы та самая девушка, что упала с крыши. Март. Апрель.

И я сразу узнала его.

– Ой… Вы были…

– Парамедик. Из той бригады, которая вас тогда подобрала. А я все гадал, что с вами потом стало.

У меня словно камень с души свалился. Я обвела глазами его лицо, волосы, руки, рефлекторно, совсем как собака Павлова, восстановив в памяти мельчайшие подробности – успокаивающие прикосновения его рук, звуки сирены, слабый запах лимона, – и облегченно вздохнула:

– Все хорошо. Ну, если честно, не совсем хорошо. У меня штифт в бедре, и новый босс – настоящий засранец, и я – сами видите – хожу на занятия группы психологической поддержки в сырой церковный зал вместе с людьми, которые реально, реально…

– Печальные, – подсказал Джейк.

– Бедро восстановится. И уж точно не помешает вашей танцевальной карьере.

У меня из груди вырвался отрывистый, хриплый смех.

– Ой нет! Нарядом я обязана новому боссу. Тому, который засранец. Обычно я так не одеваюсь. Ладно, проехали. Еще раз спасибо. Ух ты! – Я приложила руку ко лбу. – Надо же, как странно. Ведь вы меня спасли.

– Ужасно приятно снова вас видеть. Нам не часто удается узнать, что стало с нашими пациентами.

– Вы отлично поработали. Просто… Ну, вы были очень добры ко мне. И я этого никогда не забуду.

– De nada.

– Де – что?

– De nada. Испанский. Пустяки.

– Ну тогда беру свои слова назад. Спасибо за пустяки.

Он улыбнулся, отвернулся и вскинул руку. Рука у него была здоровенная.

Оглядываясь, я так и не поняла, что заставило меня его окликнуть.

– Эй!

– На самом деле меня зовут Сэм, – остановившись, сказал он.

– Сэм, я тогда действительно случайно упала.

– Вот и хорошо.

– Нет, правда. Понимаю, вы встретили меня на собрании группы психологической поддержки и все такое, но должна вам сказать, я никогда не стала бы бросаться с крыши.

Он окинул меня проницательным взглядом много повидавшего на своем веку человека, которому не раз приходилось слышать подобные разговоры.

– Что ж, я рад.

С минуту мы просто стояли и смотрели друг на друга. Затем он помахал мне рукой:

– Был рад повидаться с вами, Луиза.

Он надел шлем, Джейк взобрался на сиденье за его спиной. И я поймала себя на том, что провожаю глазами отъезжающий мотоцикл. А поскольку я продолжала смотреть, то заметила, как Джейк, надевая шлем, удивленно округлил глаза. А затем я вспомнила, что он говорил на той встрече.

Сексуальный маньяк.

– Идиотка, – сказала я себе и похромала по горячему асфальту туда, где моя машина потихоньку варилась на вечернем солнце.