Полночь. Колдовской час. У меня бессонница.
Лежу в постели, уставившись в темноту. Сна ни в одном глазу. Мысли роятся и жужжат. Решаю встать и покопаться в интернете: не обнаружатся ли какие-то подсказки о картине, а заодно и связаться с человеком, которого посоветовала Арабель. Теперь, когда я убедилась, что это законченная картина, а не набросок, она не выходит у меня из головы.
Меня затягивает в кроличью нору образов греческой деревеньки Метони. Экран ноутбука светит в лицо, лампы в столовой отбрасывают на стены огромные причудливые тени.
За окном, на Нью Кингс-роуд на светофоре скрипят грузовики, шипят тормоза автобусов, тарахтят такси.
С замершей на мышке рукой я пожираю глазами безмятежный рай на экране. Он настолько всепоглощающий, что медленно стирает шум ночного Лондона.
Меня забавляет текст, коряво переведенный на английский: «За каждым уголком деревни сердце выпрыгивает из груди. Она вас и пленит, и успокоит».
Что бы это ни значило, звучит божественно.
Объявление: «Сдается небольшая двухкомнатная квартира с видом на море, расположенная на склоне холма над Метони». Я почти ощущаю запах соленой воды и морской бриз. Живо представляю, как сижу на террасе, потягивая что-то холодное, наблюдая закат над древним раем. Снять квартиру можно на три недели с первого апреля. Осталось всего три дня… хватит ли у меня смелости? Арабель права. Мне просто необходимо приоткрыть эту тайну маминой жизни. Кажется, что она сама меня благословила.
На работе меня заменит Тифф. Она успешно держит оборону уже полгода, с тех пор, как я стала ухаживать за мамой, и настаивает, чтобы я занималась своими делами столько, сколько нужно, – еще три недели ничего не изменят. Наше детище, «Кухню Софи», основала я, но мы с Тифф – партнеры, а не начальница и подчиненная. Тифф отлично справится. Она будет уговаривать меня поехать в Грецию. Мне с ней несказанно повезло. Я по привычке грызу заусенцы – мама бы неодобрительно покачала головой.
Хочется побыть дома, но я отказываюсь превращаться в старую деву, живущую прошлым, и, отдавая дань утраченному, превращать дом в жалкий музей воспоминаний. Меня тянет в Метони, словно я не в силах горевать, зная, что где-то там осталась частичка маминой души.
Откинувшись в кресле, я призываю здравый смысл, отбрасывая ненужные эмоции и сопоставляя факты. Я одинокая женщина, к тому же сирота. На Тифф вполне можно рассчитывать, любимое дело под присмотром – так почему бы не поехать? Это как раз то, что мне нужно. После тягостного беспокойства и забот о маме, после разрыва отношений с Робертом мне нужна цель. Захватывающее приключение, встречи с неизведанным, открытие маминого любимого уголка Греции. И, может, повезет найти картину. Призраки прошлого тянут окунуться в него с головой, но мне кажется, они еще и заставляют открыть будущее.
Хочется больше узнать о человеке, которого запечатлела мама. Мой взгляд то и дело возвращается к нему, его боль каким-то образом видна на картине, хотя я не могу его как следует разглядеть. Что же его так мучает? Я откладываю копию, не в силах на нее смотреть. Меня тоже пронзает боль. Ну что, набраться смелости и поехать одной в Грецию?
– Да! – отвечаю себе вслух.
Поездка мне нужна, и я ничего не теряю. Начиная поиски, я сочиняю письмо человеку, о котором говорила Арабель. Тони Джовинацци.
Уважаемый мистер Джовинацци!
Ваши контактные данные мне любезно дала Арабель Торо, агент моей матери. Как вы знаете, моя мать, Линдси Кинлок, недавно умерла. Я пытаюсь найти утраченную пятую картину из серии написанных мамой в Греции, о которой вы, вероятно, слышали. Хотелось бы увидеть две мамины работы, принадлежащие вам. Я приеду в Метони в ближайшую пятницу и пробуду там в течение первых трех недель апреля. Надеюсь, если не возражаете, к вам заглянуть. Заранее признательна за советы, которые помогли бы в поисках пропавшей картины. Не порекомендуете ли в помощь кого-нибудь из знакомых? До скорой встречи.
Я добавляю номер мобильного и нажимаю «Отправить», чтобы не пойти на попятный. И понеслось…
Так хочется побыть в одиночестве вдали от дома. Я обожаю своих друзей, они пришли мне на выручку в трудную минуту и продолжают помогать, но я прекрасно понимаю, что никто не будет бесконечно терпеть болезненное состояние. Никому не хочется постоянно печалиться и страдать. Было бы слишком заманчиво ради утешения цепляться за всех, кого я знаю, например за Роберта, но с недолгим знакомством связано слишком многое, а этот ящик Пандоры лучше держать закрытым. Миф пришел в голову весьма кстати, ведь сейчас я ищу помощи в Греции…
Я вспоминаю стычку Таши и Роберта на кладбище после маминых похорон и невольно раздражаюсь. Подруга, конечно, пыталась меня защитить и разрядить обстановку, но по опыту знаю, что теперь он еще настойчивее будет добиваться встречи.
Уход от Роберта мне дался нелегко и потребовал немало храбрости. Это был труднейший период жизни, не считая маминых похорон. Я вытряхнула его из сознания вместе со смутными струйками тоски. Меня не нужно спасать и охранять. Я сама – рыцарь в сверкающих доспехах. Вот только бы набраться смелости для прыжка в следующий этап жизни.
Я перебираю другие снимки Метони, которые хранила мама. На одном мы с ней вдвоем. Единственный раз, когда мы поехали в Грецию вместе. Той весной мне было пять лет. Я рассматриваю наши улыбающиеся лица, и меня охватывают то радость, то печаль. Даже тогда мы с мамой были похожи. Волосы у нее точь-в-точь как у меня, морской воздух закручивает их в локоны. Я не помню этого мгновения, но вот же оно, тянет меня вернуться. Меня одолевает страстное, непреодолимое желание снова пройтись по тому песчаному пляжу. Узнаю мамин комбинезон с тонкими лямками. На черном фоне зеленый с розовым цветочный рисунок. Я надевала его в мае прошлого года на особенный пикник в парке Клэпхэм-Коммон – мама, Роберт и я.
Мы отмечали мамину потрясающую сделку. Коллекционер из Японии купил шесть ее картин. Она была взволнована, настояла, чтобы мы отпраздновали и выпили огромное количество шампанского. Это был редкий день блаженства, когда после заката воздух хранил тепло и не пришлось кутаться в жакет. В парке собралось много отдыхающих. У кого-то нашлась гитара, и он запел что-то джазовое. Все происходило спонтанно, это так здорово.
Мама рассказывала нам о музыкальных фестивалях, на которых побывала, а мы зачарованно слушали. Я очень гордилась крутой блестящей богемной мамой. Мои школьные друзья ее обожали. Каждое лето она отправлялась работать в какие-то далекие экзотические места – это было шикарно! И мама была известной, хотя никто не подозревал насколько. Не знаменита на весь мир, как популярные музыканты. А вот художники ее знали.
В тот вечер мы с Робертом возвращались домой, хихикая и распевая песни семидесятых. Жара и шампанское создают редкое идеальное сочетание любви и нежной страсти. Это был один из немногих счастливых дней, когда темные черты характера моего жениха оставались под замком.
Мы прожили вместе шесть с половиной лет, большинство из них были хорошими, но случались и ужасные моменты. Когда мы впервые встретились, он покорил меня безупречными манерами и обаянием. Я влюбилась в ямочки на щеках, байки о городе и непринужденные остроты. Но за беззаботным поведением и мальчишеской внешностью скрывался самовлюбленный эгоист, который вначале лишь изредка поднимал голову, но это было невыносимо гадко. Со временем пьяный Роберт начал срываться все чаще: после долгого обеда в офисе, ужина с клиентом, неудачного дня или встречи с друзьями. Несвоевременное замечание, принятое за критику, заводило его с пол-оборота.
Потом меня ждали часы пыток. Сквозь алкогольный туман пробивалась его неуверенность в себе. Роберт выливал на меня бессвязный гнев, иногда так сильно хватая за руки, что оставались синяки. Пьяный, он разглагольствовал и бушевал, обзывая меня, как только мог, чего только я не наслушалась, а я старалась его не провоцировать, умоляя поверить, что на самом деле его люблю. Когда он в конце концов успокаивался, я дрожала рядом с ним от страха, пока не слышала храп – сигнал, что гроза миновала и можно спать.
На следующее утро он раскаивался, извинялся и оправдывался. Я никогда не считала, что со мной жестоко обращались: он меня не бил. Теперь думаю иначе.
Наши отношения разрушались, что постепенно вошло в норму. Мне было стыдно признаться, что я в нем ошиблась. Я тщетно пыталась его исправить и покорно молчала. Так я сама себе устроила ловушку.
Я снова смотрю на ноутбук, на залитую солнцем квартиру на склоне холма и стряхиваю спутанные мысли, переплетающиеся друг с другом, как туго натянутые ленты майского дерева. Чем-то привлекает меня это место, которое так много значило для мамы, что она неоднократно изображала его на холсте. Я нетерпеливо и расстроенно постукиваю пальцами по столу. Мне нужно избавиться от цепляющегося горя и отогнать прошлое. Сидя на месте, я ничего не узнаю.
Рассматривая фотографию маминой картины и этого мужчину, я чувствую себя немного неловко. Что-то в нем есть, глубина и сила характера, которую она каким-то образом сумела изобразить, несмотря на то, что он в тени. А те слова на обороте? Кого судьба свела, а потом разлучила? Она говорит о себе и о человеке на картине?
Кто-нибудь наверняка знает. И я намерена это выяснить.
Я автоматически заполняю платежные данные и бронирую квартиру и авиабилеты. Отбываю в пятницу. Я делаю глубокий вдох – и отбрасываю опасения. И нажимаю: «Подтвердить».