В течение двух следующих дней при попытке выбраться из дома ребята потеряли ещё несколько человек, среди которых были Лёха, Эдик и Соня. На этом вылазки из комнаты прекратились, и надежда на побег развеялась как дым.
Георг завладел скипетром, но в комнату к ребятам по-прежнему никто не вламывался. Временами снизу из гостиной доносился треск ломающейся мебели и звон бьющегося стекла, а ближе к вечеру всё стихало, и дом замирал в ожидании чего-то страшного. Возможно, Георг и его подопечные выходили на охоту, чтобы поддерживать в себе жизненные силы. Никто не решался предположить, что у их товарищей было на ужин, потому что и так было ясно, что вегетарианцами теперь их было назвать нельзя.
Мирослава, Димон и Денис не покидали комнату. Каждую ночь парни по очереди дежурили у дверей, охраняя девушку, хотя они все понимали: тем, что всё ещё живы, они обязаны совсем не своей бдительности, а Георгу Марешу, который не позволял своим «отпрыскам» нападать на них. Зачем он это делал, ребята не понимали. Возможно, он хотел поиграть с ними, а когда эта игра ему надоест, он обратит их в таких же чудовищ, какими стали их друзья.
За пару дней метка беспокоила Матвея всего лишь три раза. О причине внезапно возникавшей и также внезапно исчезавшей боли он не задумывался, он просто ждал, когда ладонь прекратит пульсировать, как будто в ней нарывал огромный фурункул, и продолжал заниматься своими делами.
Этим утром он встал поздно, потому что провёл почти бессонную ночь. Мысли о друзьях не покидали его ни на минуту. Приняв холодный душ, Матвей оделся и спустился вниз. Перекусив и выпив чашку крепкого кофе, он направился в гостиную. В этот момент он потерял равновесие и упал на пол. Левую ключицу, на которой была метка, и руку со шрамом пронзила острая боль. На лбу появились маленькие капельки пота.
— Боже! Как больно…
Перед глазами поплыл туман. Он сидел на коленях в гостиной. Вдруг сквозь белую пелену ему показалось, что он увидел фигуру человека. Она медленно приближалась к парню. Матвей разглядел пожилого человека. Это был старый седой священник, на нём была надета ряса.
Старец подошёл к Матвею и, посмотрев на него, произнёс:
— Вот ты какой, крестоносец.
— Я… Я… — запинался от боли Авдеев. — Я не понимаю, о чём вы.
— Пришло время рассказать тебе обо всём.
Старец стоял и смотрел на Матвея.
— Меня зовут Иоанн Дибазанини. Ты — мой потомок, и ты — избранный.
Авдеев лежал на полу, пытаясь осмыслить то, что сказал ему старик, стоявший перед ним.
— Для чего избранный?
— Для того, чтобы не дать людям погрузиться во мрак.
Авдеев усмехнулся:
— Я прямо герой боевика!
Иоанн громко выдохнул, показывая, что последняя фраза его, если не раздражала, то выводила из себя.
— Я не скоморох, чтобы развлекать тебя. Речь идёт о серьёзных вещах, о жизни и смерти… Твоей жизни! — повысил голос Дибазанини. — Мареш очень опасен.
Матвей замер.
— Мареш? Георг Мареш? — переспросил он.
— Ты знаешь, кто это? — насторожился Иоанн. — Ты его видел? Он знает о тебе?
Авдеев посмотрел на старца.
— Он назвал меня Дибазанини.
Иоанн закрыл глаза и глубоко вздохнул. Собираясь с мыслями, он замолчал. Прошли несколько минут, прежде чем он заговорил снова.
— Слушай меня внимательно, Матвей, слушай и запоминай! Чтобы вернуть себе силу, ему нужен скипетр, а чтобы получить власть над разумом неподвластных ему людей — избранный и кровь той, которой суждено продолжить наш род.
Немного помолчав, Иоанн продолжил:
— Если он совершит обряд, на земле воцарится хаос. Ты не должен этого допустить! И обязательно найди эту девушку, слышишь? Иначе избранный род крестоносцев прекратит своё существование. Этого нельзя допустить.
— Но.… Как я узнаю, где она? И есть ли такая девушка вообще?
Иоанн посмотрел на него и сказал:
— Это та, которой ты отдал или отдашь своё сердце и душу…
Матвей побледнел, но на этот раз уже не от боли. После этих слов боль волновала его меньше всего.
— Нет…
— Ты уже встретил её? — с надеждой в голосе проговорил Дибазанини.
— Это… Мне кажется, это Мирослава…
Авдеев глубоко вздохнул, его глаза судорожно бегали из стороны в сторону, как будто он пытался в уме решить головоломку, состоящую из множества комбинаций, которые никак не собирались в единое целое.
— Мареш пытался узнать, встречаемся ли мы с ней. Он знает о нас.
— Значит, у него была твоя кровь. Через кровь он может увидеть о тебе всё, что произошло с тобой, особенно те моменты, когда уровень адреналина зашкаливал.
Дибазанини начал хаотично ходить по комнате, обдумывая что-то. Наконец он остановился:
— Ладно, всё не так плохо, как может показаться на первый взгляд. Даже если Георг видел тебя, пусть даже общался с тобой, ему ничего не сделать, пока он не найдёт скипетр, твою Мирославу и не дождётся полнолуния.
Иоанн посмотрел на Матвея:
— Где девушка? Попробуем обыграть его.
Авдеев тихо проговорил:
— Она в коттедже, в пятнадцати километрах отсюда. Там мои друзья…
Матвей замолчал, каждое слово стоило ему громадных усилий, по мере того как он осознавал и собирал всё сказанное старцем в единое целое. Иоанн замер и не сводил с него глаз.
— И Георг тоже там…
— Сколько дней? — в голосе старика послышались тревожные нотки. — Сколько дней, я спрашиваю?
— Я… три или четыре! — сказал Матвей.
Иоанн сверкнул глазами.
— Тебе срочно надо ехать туда и, если успеешь, может, ещё увидишь свою Мирославу живой.
— Живой?! — запаниковал Авдеев. — Вы сказали живой?
— Георг Мареш — восьмисотлетний вампир. Неужели ты думаешь, что он будет распивать с ней кофе и говорить о погоде? На Мирославе метка, и он сразу это увидит! Она будет жить, пока Георг не найдёт тебя и скипетр. В первое же полнолуние он должен будет совершить обряд. Ты понимаешь, что это значит?
Стрик замолчал. Матвей по-прежнему лежал на полу. Боль слегка утихла, но грудь всё равно болела.
— Первое полнолуние будет совсем скоро!
— Вот именно!
— Но.… Но как я буду сражаться с ним, если он такой сильный?
Он посмотрел на своего предка.
— Когда заберёшь скипетр, тебе нужно будет прочесть страницы, которые находились в сундуке вместе с распятием.
Матвей ухмыльнулся.
— Легко сказать: забрать скипетр! Это у восьмисотлетнего вампира-то?
Иоанн не сводил с него глаз. Авдеев увидел в них искорки ярости.
— Ты не воспринимаешь сказанное мной всерьёз, как должно быть! — повысил голос старец. — Ты должен слушать и запоминать, чтобы потом не наделать ошибок!
— Хорошо, хорошо! — прекратил улыбаться Матвей. — Когда я заберу у Мареша скипетр и прочту страницы, что делать дальше? Это ведь не всё?
— Когда с ним будет покончено, ты должен будешь сжечь листы, слышишь? Сжечь и окропить это всё своей кровью и кровью Мирославы. У тебя на ладони есть шрам. После этого спрячешь сундук как можно дальше, чтобы никто, никто больше не нашёл его!
С губ Матвея снова слетел смешок.
— Ну, за это я ручаться не могу! Я же не буду вечно дежурить у этого сундука!
В этот момент он возненавидел своё чрезмерное чувство юмора и неумение держать свои эмоции и мысли под контролем.
Иоанн повысил голос, явно выйдя из себя:
— Ты опять смеёшься! Никто из нашего рода не вёл себя так, как это делаешь ты. Все исполняли требования старших, потому что главное — это уважение. А ты, как я вижу, не уважал своего отца и не слушал того, что тебе говорили, оттого ты такой неуправляемый!
Эти слова задели Матвея за живое. Он сверкнул глазами и, едва сдерживая переполняющий его гнев, спросил:
— А за что я должен его уважать? За то, что он вечно презирал меня? Или за то, что сделал из меня калеку? Из-за него я не могу жить нормально, как все! Всегда строю из себя клоуна, чтобы не казаться жалким в глазах друзей! Вы говорите об уважении предков.… А за что мне уважать вас? Вы сделали из меня этого избранного! Из-за вас девушке, которую я люблю, угрожает смерть! За это я должен уважать вас? Да? Вы сломали мне жизнь!
Авдеев ударил руками по полу. Иоанн внимательно смотрел на него. Он прекрасно понимал своего потомка, его чувства: понимал всё, о чём тот говорил, потому что ему это было знакомо, он сам прошёл через такие же муки. Похоже, это было судьбой каждого отмеченного в роду. Пройти через страдания, чтобы доказать, что он достоин.
— Все вокруг… — тихо произнёс Матвей. — Все… Что я сделал такого? Когда я был маленьким, мои одноклассники всегда хвалились своими отцами, а что мог рассказать я? Что моего отца днями не бывает дома? Или то, что он кричит направо и налево, что он плевать хотел на меня? Если за это уважают, то грош цена вашему уважению.
Авдеев замолчал. Он склонил голову к полу, часто дыша от только что сошедшего порыва гнева. Глаза блестели, а руки были сжаты в кулаки.
— Вы правы, мне незнакомо это чувство. Я никого не уважал… Никого!
Иоанн наклонился к Матвею и тихо произнёс:
— Твоя мать… Мирослава.… Твой друг Константин Шевцов и, наконец, преподаватель философии.
Авдеев медленно поднял голову и посмотрел на старца.
— Их ты уважаешь.
В комнате было тихо.
— Расправишься с Георгом с помощью этого!
Дибазанини протянул Матвею небольшой клинок, форма которого представляла собой крест. Эфес был сделан из золота, а на самом кончике блестел кроваво-красный рубин. Острие ножа было отлито из серебра.
— Лезвие пропитано вербеной и святой водой. Нужно вонзить это ему прямо в сердце. И помни: люби и уважай тех, кто тебе по истине дорог. Они дают тебе силу, а иначе ты не выживешь один. И да прибудет с тобою Господь!
Когда Матвей в очередной раз поднял глаза, в гостиной уже никого не было. На полу рядом с ним лежал клинок. Боль исчезла. Он осмотрелся по сторонам.
— Полнолуние, — прошептал Авдеев. — Нужно срочно забрать Миру оттуда!
Вскочив на ноги, он бросился к выходу из коттеджа. В руке Матвей держал то, что дал ему Иоанн. Он не знал, что будет делать, когда окажется в доме у Кристины, но промедление могло обернуться катастрофой!