Последний удар

Глава 6

В этом чёрном закрытом платье и туфельках с ремешками Дейзи походит на школьницу. Но каблуки и кружева на спине, заставляющие меня задыхаться, выглядят совсем не по-детски. Что-то игривое и тёмное скрывается в этом. Возможно, я выдаю желаемое за действительность, но мне хочется узнать, был ли у Дейзи какой-то опыт до меня. Да, она невинна в некоторых вещах, но в её глазах я вижу знание о чём-то большем. И я хочу узнать об этом всё.

Часть меня хочет полностью закрыть её тело одеждой, чтобы защитить от чужих взглядов. Но другая хочет сорвать с неё это платье, под которым нет белья. Это не та одежда, что купил ей я, хотя, возможно, она носит мои трусики. Я думаю о них, как о своих, зная, что не должен.

Всё, что я делаю с Дейзи, мне делать нельзя. Каждая фраза, вылетающая из моего рта — ложь, даже если и приятная. Киллеру всегда нужно прикрытие, даже когда он не убивает.

Понятия не имею, как долго Дейзи будет терпеть меня и сколько ей понадобится времени, чтобы склеить воедино все кусочки истории, что я ей дал. Мне нужно меньше говорить, это единственный способ избежать ошибок.

— Какой фильм? — резко спрашиваю я и тут же жалею о тоне своего голоса. Она выглядит так, будто это ранило её. Я делаю усилие и слабо передергиваю губами, надеясь, что это походит на улыбку. — Я имею в виду, какой фильм ты хочешь посмотреть? Лучше выбрать тебе. Я всегда выбираю плохой.

Она всматривается в цифровое табло с расписанием сеансов. Её шея напряжена и прекрасна, а губы накрашены розовой блестящей помадой. Глядя, как в них отражаются огни кинотеатра, я чувствую слабость в коленях от желания скользнуть по ним языком. Я облизываю нижнюю губу в надежде почувствовать её вкус, но наш поцелуй не оставил никаких следов.

— Я выбираю между супергероями и ужасами. Супергерои лучше?

— Да, хороший выбор.

Я не особенно её слушаю. Просто любуюсь тем, как смыкаются её губы и напрягаются щёки во время улыбки. Она часто улыбается. У меня пальцы чешутся прикоснуться к ней, но она не просила. Мне разрешено только целовать её.

Я практически страдаю от унижения из-за своей невнимательности, когда Дейзи сама начинает платить за билеты. Моя рука падает на стойку рядом с ней. И мальчик-кассир подпрыгивает вместе с Дейзи.

— Извини, но ты не можешь платить, Дейзи.

Я вырываю деньги из рук кассира и засовываю их в руки Дейзи.

— Но я никогда ни за что не платила. Я могу купить билеты, — протестует Дейзи.

Каким мужчиной она меня считает? Или, возможно, она даже не считает меня мужчиной.

— Нет.

Я достаю кошелек и протягиваю деньги кассиру:

— Два, — рявкаю я.

Когда мальчик-кассир не подаёт признаков движения, я нагибаюсь и обнажаю зубы:

— Два. Быстро.

Он немедленно подчиняется, и я отвожу Дейзи в сторону, взяв билеты.

— Я могла заплатить, — говорит она. — У меня есть деньги. Ты и так платишь за всё.

Я даже не нахожу, что ответить. Это полная нелепица.

— Что ты хочешь? — я указываю рукой на витрины с конфетами, мороженым, попкорном и газировкой.

Целый ресторан внутри кинотеатра.

Дейзи бунтарским жестом скрещивает руки на груди:

— Ничего, — говорит она. — И, вероятно, до тех пор, пока ты не позволишь мне заплатить за это.

— Тогда я куплю всё, — угрожаю я. Даже не знаю, почему мы спорим об этом.

Шлюхи никогда со мной не спорят. Никто со мной не спорит. Все делают то, что говорю им я: либо потому, что я плач у им, либо из-за их боязни ко мне. У меня нет никакого опыта общения с такими честными, милыми и прелестными девушками, как Дейзи.

Выражение её лица закрывается, как будто расстояние между нами увеличивается. На её лице отражается нечто большее, чем гнев и разочарование, и меня это беспокоит. С ней я всегда оказываюсь подонком.

— Прости меня, — говорю я. — Я опять тебя обидел. Пожалуйста, скажи, что я должен сделать.

Моя просьба смягчает её, и она кладёт свою маленькую ручку мне на плечо:

— Ник, ты не можешь платить за всё. Я не хочу… — она делает паузу, будто ей нужно собраться с силами, чтобы сказать эти слова. — Я не могу зависеть от кого-то. Опять. Это нечестно по отношению к тебе. Мы едва знаем друг друга.

Я пытаюсь понять её, но эти слова не имеют для меня никакого смысла. Даже хуже, они пугают меня. Я не могу позволить ей узнать меня. Она должна видеть только мой фасад, и, возможно, он будет нравиться ей, до тех пор, пока не разрушится.

В голову приходит образ британского торговца плотью. Я убрал его два года назад за порченый товар, приготовленный для покупателей высшего класса. У него были устойчивые интересы в бизнесе, но он никогда никому не рассказывал, что его товар несёт сифилис. А покупатели не любят получать больной товар. Но в Гарри Уинслоу Третьем был особенный свет, который привлекал к нему людей, особенно женщин. Это и являлось одной из причин, сделавших его таким хорошим сутенёром. И хотя мне не нравится Гарри, сейчас я мог бы воспользоваться частью его обаяния. Я проглатываю свою раздражительность, чтобы притвориться болеющим сифилисом сутенёром и попробовать стать для неё Гарри.

— Душка, — Гарри всегда называл кого-либо «душкой». — Всё в порядке. Я немного дебил, чтобы понять всё это.

Женщины Гарри всегда радовались толстой пачке денег в его руках. Это помогало улучшить его очень маленький член. Я доволен своими усилиями и улыбаюсь Дейзи. Но она выглядит скорее смущенной, чем смягчившейся.

— Что такое душка? Это какое-то украинское слово? — спрашивает Дейзи. — И дебил? Что значит дебил?

Я опускаю голову и закрываю глаза. Это полная катастрофа.

— Как насчёт попкорна? — и заказываю до того, как она успевает запротестовать.

— С маслом? — спрашивает меня продавец. Я мотаю головой в знак отрицания.

Масло — это плохо.

— Без масла. Без соли, — я киваю продавцу. Дейзи пытается что-то сказать, но когда я поворачиваюсь к ней с приподнятой бровью, она просто замолкает и отворачивается.

Возможно, она просто не любит попкорн.

Устроившись в кинозале, никто из нас не произносит ни слова, ни во время трейлеров, ни в начале фильма. Персонажи на экране чётко поделены на добрых и злых, но я смотрю только на Дейзи. Она застывает на своём месте, настолько увлекаясь фильмом, что забывает о том, что я рядом.

Кино угнетает меня. Я ненавижу это. Люди на экране шипят на плохих парней, жаждущих власти, лишь чтобы свободно прожигать свои жизни. Возможно, у них не такие грязные методы, как у плохих парней, но в жизни всё не так жёстко делится на чёрное и белое.

На этот раз мои умелые руки и глаза подмечают всё, что сделано плохо. Скорость и траектория пули показаны неверно, оружие используют неправильно. Настоящий профессионал никогда не будет использовать полуавтоматическую винтовку. Только с поворотным затвором. Хотя что-то подсказывает мне, что Дейзи всё равно.

Когда фильм заканчивается и включается свет, Дейзи поворачивается ко мне с широко открытыми, восхищёнными глазами и улыбкой на лице. Я в ответ изображаю удовлетворение от фильма.

— Разве это не потрясающе? — спрашивает она.

— Потрясающе. Да.

Я встаю и протискиваюсь сквозь толпу навстречу ночному воздуху.

— Кажется, тебе не понравилось.

Дейзи наклоняет голову и всматривается в меня, как будто по моей реакции на вопрос пытается понять, захочу ли я увидеть её снова.

Я раздумываю, стоит ли врать ей снова, ведь она уже что-то подозревает. Я и так говорю или неправду, или полуправду, так что сейчас, думаю, лучше сказать правду.

— Мне не понравился конец.

— Серьёзно?

Дейзи выглядит удивлённой.

Очевидно, лучше бы я соврал.

— Конец мог быть только таким. Добро победило зло. Разве нет?

— У злодеев бывает трудная жизнь. Они просто не знают другого пути, — бормочу я.

Дейзи смотрит на меня, как на жука, которого видит впервые.

— Ну, — начинает она и останавливается, будто не зная, что сказать, — думаю, да. Я никогда не смотрела на мир с точки зрения злодеев. Но они плохие парни. Ты должен хотеть, чтобы они пропали.

— Настоящая жизнь не так проста, — непроизвольно говорю я. Не знаю, почему я это сказал. Что она знает обо мне, кроме того, что у меня есть деньги и где я живу? Если бы она знала правду, всё было бы кончено. Её восторг превратился бы в разочарование. Я стараюсь сдерживать слова, но они выскальзывают из меня, будто таким образом я смогу заставить её понять меня:

— Иногда люди совершают плохие поступки, чтобы облегчить боль других.

Её ответ оказывается совсем не таким, каким я ожидал. Вместо того чтобы возмутиться и начать с чувством спорить со мной, она поднимает на меня мрачный взгляд и говорит:

— Я знаю.

Как ни странно, этот ответ даёт мне надежду.

Обратно в квартиру Дейзи мы едем в тишине. Думаю, мы оба размышляем о прошлом друг друга. Видимо, Дейзи не настолько идеально святая и невинно воздушная. В ней есть темнота, и это делает её ещё более притягательной. Ведь если в ней есть тьма, она сможет понять мою.

— Прости меня за сегодняшний вечер, — говорю я, припарковавшись у её дома.

— Прости? — она давится словами. — Эта самая ужасная вещь, которую можно сказать девушке на свидании. Ты извиняешься, что пригласил меня? Что позволил мне выбрать фильм?

Её ответ такой резкий и несчастный.

Я в отчаянии, каждое её слово словно плетью бьёт меня по голой коже, сбивая с толку. Я сделал что-то неправильно, возможно, был слишком агрессивен. Она выглядит так, будто её сердце разбито, и я не знаю, что сделать, чтобы исправить это. Мои руки сжимаются в кулаки, и я хочу ударить себя за такую глупость. Что я могу сказать, чтобы спасти этот вечер? У меня никогда не было отношений. Не было свиданий. У меня есть опыт только с теми женщинами, которые брали у меня деньги, а Дейзи чуть не силой приходится заставлять принимать подарки. Она меня просто терпит? Она хочет освободиться от меня?

Не дождавшись моего ответа, она выходит из автомобиля и тщательно закрывает дверь. Но её намерения звучат громче захлопнутой двери и болезненней прищемлённых пальцев.

Теперь я вижу, что, действительно расстроившись, она отступает, и весь свет внутри неё гаснет. Мне ненавистно это больше всего на свете.

Я иду за ней, не зная, что мне делать. В конце концов, я ничего не делаю и ничего не говорю. Даже когда она останавливается и говорит милым голосом:

— Спокойной ночи, Ник.

Это звучит, как прощание, но моё возражение замирает в горле, когда я пытаюсь подобрать какие-нибудь мягкие слова, чтобы убедить её в своём достоинстве. Когда дверь за ней всё же закрывается, я прижимаюсь к ней.

Так много вещей я делаю хорошо. Слежу. Обрабатываю информацию. Иду до конца.

Убиваю. В этих вещах я компетентен. В ухаживаниях — нет.

Оказавшись в собственной квартире, я не позволяю себе наблюдать за Дейзи. Теперь, когда я встречаюсь с ней, целую и обнимаю, вторгаться в её личную жизнь будет слишком экстремально. Во мне есть достаточно того, что покажется ей неприемлемым, и каким-то образом я знаю, что этого будет слишком много.

Я не буду снова следить за ней.

Вместо этого я начинаю исследовать свою цель в Сиэтле, изучая ресурсы глубокого интернета в поисках информации о чёрном рынке продажи органов. Но поиск выдаёт мне только предложения и продажи, никаких ссылок на хирургов. Моё внимание сосредотачивается на трёх предложениях, выдвинутых в прошлом месяце из Тихоокеанского Северо-Запада. Только три. Этого кажется мало. Возможно, моя цель в Сиэтле слишком тупая, чтобы знать о глубоком интернете, и использует поверхностные ресурсы.

Однажды я нашёл страницу о торговле детей в одной социальной сети, как будто все так глупы, что не смогут найти. Я убил администратора этой сети бесплатно. Своего рода покаяние за жизни других людей, которые я взял. Смерть — милосердие. Я ношу этот девиз на своей груди. Это моя жизнь.

Кликая страницы в интернете, я думаю о своём вечере с Дейзи, как ужасен я с ней был. Интересно, смогу ли я загладить свою вину. Даже не знаю с чего начать. Я долго сижу на своём арендованном стуле, глядя в ноутбук, и думаю о грусти и темноте, что я принес ей, о её потускневшей улыбке. Я не позволяю себе даже фантазировать о ней. Пока она снова не станет счастливой, я не буду использовать её в таких целях.

Существует, пожалуй, лишь один человек, у которого я мог бы попросить помощи так, чтобы не подставить Дейзи под угрозу и не привлечь к ней ненужное внимание. Тем более, он дал понять, что хотел бы получить что-то похожее на дружбу. Я беру телефон, максимально быстро набираю сообщение, чтобы не успеть задуматься об этом и отправляю его:

Долго ждать ответа не приходится:

Я отвечаю:

На этот раз ответ приходит не так быстро:

Я рассматриваю потенциальные возможности:

Желание Дэниела завести эту дружбу кажется мне странным. Я не знаю, что с этим делать.

Богдан рассказал про сеть, но я работаю один с тех пор, как оставил Александра. Я добавляю:

Эта сеть интригует меня. Когда я работал с Александром, там часто брали новобранцев. В раннем возрасте, в девять или около того, я пытался подружиться с кем-то из них, но Александр быстро прекратил это. Никаких друзей. Ни на кого не полагаться. Даже на него.

Чтобы внедрить эту концепцию, он заставлял нас бороться друг с другом за награды.

Иногда наградой был шоколад или сладости. Иногда хорошее оружие. Но победа всегда приносила что-то дополнительное. А когда у тебя нет ничего, дополнительное — это всё.

Он отвечает:

Я возмущён. Дэниел наблюдает за мной дольше, чем я подозревал. Я спрашиваю:

Тем не менее, слишком долго. Он может знать о Дейзи. Холод сковывает меня. Я открываю папку, названную «Д-АрмияС». Дэниел, Армия, Солдат. Основываясь на его оружии, точности, американском акценте и источнике пороха, я решил, что он бывший снайпер американской армии.

Я не беспокоился о нём, потому что его работа никогда не мешала моей. Я знаю, что есть и другие наёмные убийцы вроде меня. Но пока они не мешают моему делу, я игнорирую их существование, поскольку надеюсь, что они проигнорируют моё.

Ребёнок? Я никогда не имел дело с женщиной, имеющей детей, но, очевидно, Дэниел имел. Я открываю его файл и набираю: «Встречался с женщиной с детьми». А с Дэниелом делюсь:

Я печатаю в файл: «Встречался с девушками, которые не дают до третьего свидания».

Возможно, Дэниел и не встречался с женщиной с детьми, а просто пытается вытянуть из меня информацию. Я навожу курсор на «с детьми» и нажимаю кнопку «удалить». Затем останавливаюсь и печатаю «может быть».

Я делаю глубокий вдох, мои пальцы замирают на сенсорном экране. Если я скажу ему, что у неё есть дети, и он следит за мной, он может расценить это как угрозу. Если скажу, что нет, я могу подвергнуться ещё большему риску. Но именно я начал этот разговор, написав ему сообщение. Может быть, я готов к риску.

Ты знаешь ответ на этот вопрос.

Да, я знаю, но и ты знаешь меня. Это и называется обмен информацией. Ты уже делаешь это, даже не зная. Мне не нравятся вещи, которых я не знаю. Я знаю, какой ты человек, потому и говорю, что если ты дашь мне что-нибудь, мы сможем двигаться дальше.

Теперь я понимаю. Дэниел хочет открытости и честности. Даже если я скажу ему что — то, что он, я уверен, уже знает, он воспримет это как оливковую ветвь мира.

У неё нет детей.

Отведи её на пикник. Это покажет, что ты думал о ней, планировал. Пусть это будет уединённое место. Вы сможете поговорить, хотя, судя по нашим беседам, ты ужасный собеседник. Тебе бы попрактиковаться в этом.

Да, спасибо.

У меня есть план, теперь можно поспать. Завтра я вновь продолжу свои старания, извинюсь за свои поступки и буду молиться, чтобы она меня простила.