— Лесницкая, повторяю — ты уволена!
Я вздрогнула от громкого удара ладони Василия Валерьевича о стол. Он яростно смотрел на меня светлыми глазами, едва заметными под низко нависшими веками. Его толстые, словно молочные сосиски, пальцы выстукивали по столу нервный мотив, а другая рука с зажатым в ней платком поднималась к идеальной лысине, чтобы стереть блестящие капельки пота.
Я хотела возразить, но слушать меня не стали.
— Вон, Лесницкая! — пухлой ладошкой он ослабил ярко-синий галстук и гневно указал на дверь. — И чтобы я тебя здесь больше не видел!
Я сжала губы и направилась прочь из кабинета. Обидно до слез. Босс сам напортачил с важными документами, но меня выставил крайней. А как гладко все начиналось: маленькая нотариальная контора, где я трудилась помощником нотариуса с момента выпуска из института, не имела большой клиентской базы. Поэтому, когда в нашем городе поселился известный бизнесмен и почему-то согласился сотрудничать с Василием Валериевичем, нам пророчили резкий взлет авторитетности и золотые горы. Сначала все шло хорошо, но спустя три месяца плодотворного сотрудничества босс неожиданно ошибся в важных бумагах. Ошибку быстро нашли, но репутация Василия Валерьевича висела на волоске. Вот и пришлось ему выкручиваться и сваливать вину на свою помощницу. То есть — на меня.
Это была вопиющая несправедливость, учитывая, что в течение двух недель исправляла накладки и спасала контору от потерь именно я. И именно я сейчас мяла в трясущихся пальцах листок с уже подписанным заявлением об увольнении.
— Ну и ладно, — всхлипнула, вылетая из кабинета. — Вам это еще аукнется!
— Руся! Ну что?
У двери ждала Света – хорошая подруга и коллега. Она взволованно переминалась с ноги на ногу и жала в кулаках подол светлого платья.
— Уволил.
Слезы обиды душили, а мысль о мести маячила на задворках сознания. В памяти всплыла яркая вывеска «Ведьма София. Приворожу, отворожу, порчу наведу», что мозолила глаза каждый день при выходе из подъезда. Раньше я только закатывала глаза, наблюдая как в «магический» салон стягиваются люди, зато сейчас мысль обратиться к загадочной Софии казалась невероятно привлекательной.
— Какую порчу? — испугалась Света. Видимо, последнюю мысль я озвучила вслух. — Не смей! Тебе же хуже будет!
— А мне уже все равно! — отмахнулась я, растирая слезы по щекам, — Ты в этом спец, посоветуй, что лучше: чтобы все женщины мира в этом подлеце исключительно предмет мебели видели? Или чтобы наш клиент все-таки прибил его в подворотне?
— Русланка, ты серьезно? — Светка в ужасе закрыла ладошками рот.
— Ты права, — кивнула, открывая сумку и со всхлипом отправляя туда канцелярские принадлежности с теперь уже бывшего рабочего места. — Лучше и то и другое…
Девушка в ужасе схватила меня за локоть, умоляя не творить глупостей, а я не выдержала и приземлилась на стул. А потом от души громко и протяжно завыла.
— За что? — ревела протяжно. — Я же ничего плохого не сделала! Я же не виновата! Это же его ошибка!
Света растерянно гладила меня по волосам и ласково поддакивала:
— Конечно его, Русланочка. Перестань плакать, пожалуйста! Голова заболит!
— Да пусть хоть отвалится! — я царапала короткими ногтями внутренние стороны сжатых в кулаки ладоней. — Света! Какое мне теперь дело?! Я безработная!
— Тоже мне, нашла проблему. — фыркнула подруга. — Ты со своими мозгами куда угодно устроишься!
Я недоверчиво хмыкнула и подняла на нее заплаканные глаза.
— Ты мне врешь. Если бы у меня были мозги, я бы ни за что на свете не допустила бы подобного!
— Русик, ну ты чего?
Подруга метнулась к своему столу и вытащила из ящика пачку влажных салфеток. Вернулась ко мне, но я только обиженно оттолкнула ее руку и всхлипнула:
— Что мне теперь делать?
— Идти домой и успокаивайся! — мудро посоветовала та. — Купи себе любимое мороженое или тортик, посмотри телевизор. А завтра со свежими мозгами пойдешь искать новую работу.
— Ага, а он так и будет спокойно сидеть, не испытывая даже угрызений совести?
Этот факт был очевидным, но самым обидным. И никак не желал укладываться в голове. А обостренное чувство справедливости заявляло, что нельзя спускать подобное безобразие с рук.
— Знаешь, что? — последний раз всхлипнув, твердо произнесла я: — а ты права!
Светка радостно закивала, а я сжала кулаки, набираясь смелости, и резво вскочила:
— Это и правда все ерунда!
— Вот именно!
— Неважно, ведь жизнь не кончилась!
— Правильно!
— И все у меня будет хорошо!
— Непременно!
— И я найду новую прекрасную работу!
— Конечно, ты же умница!
— Естественно! Но перед уходом, скажу этому… нехорошему человеку, что я о нем думаю!
Светка осеклась.
Вы знаете, что такое волчий билет? Это жутко неприятная вещь, когда тебя выгоняют с предыдущего места работы, без возможности устроиться на другое ему подобное.
В кабинет к Кострову В.В. я все-таки попала, все, что думаю о нем — сказала, а блестящую от пота лысину полила подстывшим кофе. Начальнику сердечное прощание не понравилось, и он, противно повизгивая, полез драться, но быстро проиграл схватку более ловкой мне. Под причитания влетевшей в кабинет Светланы я настучала по покрасневшей макушке начальника захваченными с его стола документами и написала ярко-синим маркером на недавно поклеенных бежевых обоях обидное — «Лжец!». Нагрянувшая на разборки охрана, погоготала над работодателем и под руки вывела меня на улицу, пожелав удачи на прощание.
Закончился же весь скандал тем, что Василий Валерьевич пообещал заявить на меня в полицию, но угроз не выполнил, стыдясь подробностей инцидента. Зато теперь ни одна уважающая себя контора города не подпускала меня к себе, заявляя, что я не компетентна.
Как следствие этого, Лесницкая Руслана Анатольевна, я то есть, злая и обиженная, грузила вещи в жигули грязно-кирпичного цвета. Причиной этому послужило не жгучее чувство стыда, а весомый аргумент выселения из съемной квартиры. Денег за следующий меся заплатить я не могла, а хозяйка, злющая старуха, смахивающая на Кикимору, заявила, что нищих в доме не потерпит. Доводы, что я непременно устроюсь на работу, нужно только немного подождать, на неё не действовали. В ответ она лишь презрительно сплевывала из беззубого рта и показывала кукиш, настаивая, чтобы я убиралась.
Убираться мне было некуда, кроме родного, но далекого Владивостока. Однако найденное во время сбора вещей завещание, про которое я давно забыла, подарило мне крошечную надежду, что с возвращением домой на другой конец страны можно повременить.
Света, которой я утром позвонила в слезах, прибежала спустя час и теперь растерянно металась от подъезда к багажнику, помогая грузить сумки. Подруга от моей идеи была не в восторге и уже битых полчаса пыталась убедить отказаться от нее.
— Руслана! Ну куда ты поедешь? Ты же не была там сто лет!
— Двенадцать, — поправила я. — И это не имеет значения.
— Имеет! — гнула свою линию Света.
— Я хочу начать новую жизнь, и это - идеальный вариант.
— В лесу?! — подруга шла за мной по пятам, прижимая к груди пухлый пакет с пледом: — Среди медведей и волков?
— Там нет ни тех, ни других, — я со стоном запихнула последнюю коробку на заднее сиденье машины и отряхнула руки: — Пара кабанов, может, бегает, но я к этим животным привыкла. Один из них целых пять лет был моим начальником. Ничего, выжила.
— Ужас! — испуганно воскликнула девушка. — Руся! Ну останься у нас, пожалуйста! Влад не против – живи сколько хочешь! Зачем вдаваться в крайности?
Владом звали мужа Светланы — Белого Владислава Александровича. Успешного предпринимателя, который был старше моей подруги на пять лет и сдувал с нее пылинки с самого института. Девушка в ответ безмерно обожала своего супруга, а результат их возвышенной любви отчетливо проступал сквозь легкое летнее платье подруги, указывая на шестой месяц беременности. Именно этот факт и заставил меня отбросить вариант проживания у семейства Белых. Света дорабатывала в конторе последние дни, готовилась к декретному отпуску и родам. Сколько продлились бы мои поиски работы, я не знала, а сидеть на плечах молодого семейства - не собиралась.
— Даже не обсуждается! — отрезала, захлопывая обшарпанную дверь и надеясь, что напирающие изнутри коробки не вывалятся.
— Руся!
— Ну что «Руся»?
Я забрала из рук подруги пакет, закинула на переднее сиденье, а девушка засеменила за мной. А потом вдруг всхлипнула и обняла.
— Пожалуйста, пообещай, что не пропадешь и будешь звонить! — прошептала Света, сдерживая слезы: — Пообещай!
Я вздохнула, обняла ее в ответ и пообещала, что ни в коем случае не пропаду. Девушка отстранилась, подошла к подъездной лавочке и подняла с нее небольшую тряпичную сумку.
— Так и знала, что ты не согласишься и все равно уедешь, — тихо произнесла подруга и протянула ее мне.
Я удивленно заглянула внутрь и едва не расплакалась. Света заботливо собрала мне несколько пластиковых контейнеров с овощами и бутербродами, налила в термос холодный кофе и не забыла купить несколько бутылок негазированной воды. Надо же, а я была так загружена, что и не вспомнила о долгом пути и необходимости перекусов по дороге, зато ответственная и заботливая Света собрала с собой ужин. Теперь уже потянулась обниматься.
— Береги себя, пожалуйста. — обнимая меня в ответ, все же заплакала подруга.
— Ты тоже, — отозвалась я.
— И не забудь, ты будешь крестной для нашего малыша!
Я быстро закивала и поспешно отстранилась. Долгое прощание — всегда слезы, поэтому уезжать нужно как можно быстрее, не оттягивая неизбежный шаг. Я поцеловала подругу в щеку, пожелала ей как можно больше счастья, села в машину и, стараясь не смотреть на махающую вслед Свету, двинулась навстречу новой жизни.
Решение обустроиться в деревне далось мне непросто, но казалось единственным верным. Родители и огромное количество родственников страшно гордились, когда я поступила в один из престижных ВУЗов столицы на бюджетное место. А когда после выпуска нашла работу по профессии, не мотаясь в подвешенном состоянии, как большинство выпускников, гордости только прибавилось. Для всех моих ровесников, кто остался в городе, я давно стала той самой неприятной «дочерью маминой подруги», о которой родственники слагали легенды и разносили их по всему городу. А мне они заявляли, что я добьюсь в этой жизни вершин и сделаю фамилию Лесницких уважаемой. На справедливые замечания, что это всего лишь должность помощника нотариуса в маленькой частной конторке в крохотном подмосковном городе, они отмахивались и твердили, что «еще не вечер».
Солнце пекло нещадно, несмотря на приближающийся вечер. Асфальт, казалось, плавится под шинами. Жара сводила с ума, а легкий ветерок, что оглушающе шумно задувал в окно, лишь немного освежал раскаленный воздух.
Пробки остались позади, дорога была почти свободной, и лишь изредка мимо проносились встречные машины, поднимая облака пыли с грязных обочин. Я ехала уже часов шесть, иногда останавливаясь по естественной нужде или перекусить. Городской округ закончился примерно три часа назад. Привычный бетонный пейзаж сменили бесконечные сочно-зеленые поля, редкий березняк и придорожные деревушки. Маленькие домики утопали в разросшихся садах, деревья в которых гнулись к земле под тяжестью еще недозревших плодов, и бесконечных огородах с ровными ухоженными грядками. Я часто останавливалась у носатых железных колонок, набирала прохладной воды, таскала дикие кислые яблоки, глазела на дышащую летом природу, вдыхала чистый, чуть горьковатый от недавно скошенной травы воздух и успокаивалась. Ну подумаешь, с работы выгнали — надо радоваться, что за мои выходки начальник не вызвал полицию. Сейчас вместо чудесной природы наблюдала бы стальные решетки и обшарпанные стены с неприличными надписями. Подумаешь, из квартиры выселили — вполне может быть, что на новом месте мне понравится куда больше. Как гласит бессменный девиз оптимистов: «на каждое ваше «увы» у нас всегда найдется свое «зато».
Но вскоре вдохновленное настроение рассеялось, когда Вселенная решила напомнить, что я все-таки - закоренелая неудачница.
Сначала сломалось радио, оставив меня в одинокой тишине, затем неожиданно сел телефон, через который пользовалась навигатором. Зарядка упрямо не хотела работать, хотя чистый белый шнур я купила всего пару дней назад. Кажется, до Зорино оставалось всего около часа, но пути я, естественно, не запомнила, а бумажная карта, заботливо положенная в бардачок Светой, только раздражала.
Вечерело стремительно, хотя все еще было светло. Ночевка на дороге не прельщала, но казалась чем-то неизбежным. В очередной раз свернув не туда, я оказалась в селе с говорящим названием «Погорелки». Оно было довольно большим, и во мне загорелась надежда, что здесь найдутся добрые люди, что подскажут дорогу.
Проехав пару километров, я остановила машину рядом с магазинчиком. Раньше ярко-синяя надпись «Продукты» теперь истерлась и покрылась слоем придорожной пыли. Ржавые решетки на единственном окне зловеще обвил плющ. Место показалось безлюдным, но выхода не было – пришлось идти.
Обитая несколькими слоями фанеры дверь тревожно заскрипела и с трудом поддалась напору. Я поднажала и вошла. Помещение встретило прохладой от громко гудящего допотопного вентилятора, обшарпанными синими стенами, запахом консервов и жирными мухами, что кружились над прилавком с фруктами. Я огляделась и направилась к задремавшей продавщице.
— Здравствуйте.
Та вздрогнула, распахнула огромные светлые глаза и подняла голову.
— И тебе не хворать. — буркнула в ответ: — Чего глотку дерешь?
Я не стала обращать внимания на грубость и честно ответила:
— Я заблудилась. Не подскажете, где деревня «Зорино»?
Женщина недовольно хмыкнула, а затем прищурилась и встала, опираясь локтями об опасно скрипнувший прилавок. Она была очень большой, возвышалась надо мной почти на две головы, а развороту ее сильных плеч позавидовал бы любой богатырь из сказок.
— А ты чего там забыла? — и голос у нее был мощный, глубокий, — али в гости к кому? Не помню я тебя.
— В гости, — я кивнула.
Пришлось незаметно отстраниться и дышать через раз. Продавщица, видимо, собралась травить вампиров, потому что исходящий от нее смрадный запах чеснока въелся мгновенно вызвал приступ тошноты.
Женщина недовольно хмыкнула, буркнула что-то про «понаехавших», а потом внезапно изменилась в лице. Ее губы, напомаженные ярко-алым цветом, растянулись в улыбке и оголили крупные желтые зубы. Жирно нарисованные брови взлетели на лоб, а сильная рука с ободранным зеленым маникюром принялась кокетливо поправлять химичные кудри на голове. Я удивилась такой перемене в настроении продавщицы и проследила за ее взглядом.
Как оказалось, внимание женщины привлек только что зашедший в магазин высокий парень примерно моего возраста, может чуть старше. Новый гость чертовски обаятельно улыбнулся и приветливо кивнул женщине. Я же в свою очередь заинтересованно наблюдала за молодым человеком, непонятно что забывшем в полуразвалившемся магазинчике села «Погорелки». Одет парень был совершенно не по-деревенски: в довольно дорогие стильные джинсы и белую футболку с логотипом известного бренда. На запястье красовался ремешок с недешевыми часами, а пальцы зажимали ключи от машины со значком марки KIA.
— Вечер добрый, — жеманно протянула продавщица.
Она медленно повела плечами и кокетливо заправила за ухо, оттянутое тяжелой серьгой, прядь крашенных волос.
— Вам как обычно, Максим Иванович?
Я нервно сглотнула и на всякий случай сделала шаг в сторону от прилавка. Не знаю, как Максиму Ивановичу, а мне точно стало не по себе.
— Как обычно, —не обращая внимания на заигрывания, протянул парень.
Он положил на прилавок небольшую сумку и хмыкнул, когда взбудораженная продавщица схватила ее и начала нагружать продуктами. Посетителя и его предпочтения женщина, судя по всему, прекрасно знала, потому что шустро мелькала среди полок, сотрясая пол магазинчика, и не задавала вопросов, по памяти собирая все необходимое.
— Простите, — я кашлянула, чтобы привлечь внимание продавщицы: — Вы подскажете мне?
Женщина поднесла к носу банку с тушенкой и прищурилась, рассматривая срок годности.
— Пожалуйста. — настаивала я.
— Уймись! — шикнула продавщица: — Не видишь, я занята?
Я растерянно взъерошила волосы и поймала взгляд молодого человека. Он рассматривал меня с дружелюбным интересом, наклонив голову на бок.
— А что у вас случилось? — спросил вежливо. — Может быть, я могу чем-то помочь?
— А вы местный? — поинтересовалась, нервно сжимая истрепанную карту.
Парень кивнул и одобряюще улыбнулся.
— Я ищу деревню Зорино. Потерялась, а навигатор не работает.
Я ему не поверила. Местный, как же. Да я на местную больше похожа, чем он.
— Я вас провожу, — пожал плечами Максим Иванович. — Как раз туда направляюсь.
Продавщица бросила на меня ревнивый взгляд, а я растерянно почесала бровь. Вентилятор на мгновение остановился, а потом затарахтел еще громче.
— Ого, — я искренне удивилась: — Я не доставлю вам неудобств?
— Да чего тут неудобного, — улыбнулся собеседник. — Я сам туда еду.
Робкая надежда колыхнулась в груди.
— Четыреста сорок рублёв! – продавщица бухнула на прилавок полную сумку и рявкнула так громко, что даже сдержанный Максим Иванович вздрогнул.
Осторожно забрал продукты и протянул женщине пятисотенную купюру. Та поплевала на палец, собираясь отсчитать сдачу, но покупатель широко улыбнулся и заявил, что сдача – ей на шоколад. Продавщица мгновенно перестала злиться и рассыпалась в благодарностях, а Максим направился к выходу.
— Пойдемте, — он галантно открыл передо мной скрипучую дверь.
Я кивнула и послушно выскользнула.
Духота облепила со всех сторон, а пропитанный чесноком прохладный воздух магазина показался куда более привлекательным.
— Как вас зовут? — поинтересовался парень.
Он направился к огромному черному внедорожнику, что мощным зверем притих на песочной обочине.
— Руслана, — отозвалась, пытаясь скрыть удивление в голосе.
Интересно, у них в Зорино все на таких передвигаются или Максим Иванович единственный? Насколько я помню, в деревне не то, что дорог, даже тропинок, по которым такая махина смогла бы проехать, не было. Неужели за двенадцать лет все так изменилось?
Надеюсь - да! Тогда, вполне возможно, что там и интернет удастся быстро провести.
— А я Максим, — из-за улыбки на его щеке показался очаровательная круглая ямочка. — Давай перейдем на «ты»?
— Давай, — я кивнула и пожала протянутую ладонь. — Приятно познакомиться.
Новый знакомый заверил, что это взаимно и направился к своей машине. Нажал на незаметную кнопку на багажнике и та плавно, с едва слышимым жужжанием, поднялась. Парень аккуратно поставил пакет с продуктами внутрь и снова закрыл.
— Так ты к кому все-таки едешь? — поинтересовался он: — Деревня маленькая, я тебя раньше не встречал.
— Буду там жить, — отозвалась я, исподтишка разглядывая парня.
Нет. Максим Иванович, определенно не местный житель. Фигура как у спортсмена или постоянного посетителя тренажерного зала, футболка с джинсами стоят две, а то и три моих месячных зарплаты, а про автомобиль я вообще молчу. И что он забыл в глуши? Может просто в отпуске? Дачник? Решил навестить бабушку с дедушкой?
Я задумчиво цыкнула и стушевалась - парень пристально рассматривал меня в ответ.
— Может, хоть адрес точный назовешь? — приподнял он бровь. Дернул головой и открыл водительскую дверь: — У нас в Зорино всего две улицы, конечно, но длинные. Куда именно тебя проводить?
Я бросила завистливый взгляд внутрь удобного салона, обдуваемого кондиционером и скрытого от палящих лучей солнца тонировкой на стеклах, и со вздохом поплелась к своей машине, чьи внутренности готовы были задымиться от жары.
— Лесная 6, — наконец, ответила, с трудом открывая заедающую дверь. — Да ты не волнуйся. Просто до въезда в деревню проводи, а там уж я сама разберусь.
— Я живу на Лесной 5, — вдруг помрачнел Максим. — Так что нам в любом случае по пути, соседка.
И что его так рассердило? Только что дружелюбно улыбался и был приветлив, а сейчас смотрит как на врага народа. Я повела плечами и забралась внутрь. Максим Иванович вызывал любопытство, но мне было абсолютно все равно, что он обо мне думает. И заигрывать с ним я тоже не собиралась.
Слишком устала.
До Зорино мы доехали за полчаса. Вопреки опасениям, дороги там все-таки появились. Конечно, не привычный городскому глазу асфальт, а старая щебенка, но и по ней можно было проехать, не опасаясь застрять в яме.
Ехавший впереди джип Максима, наконец, сбросил скорость и съехал на обочину, уступая дорогу. Я проехала мимо, с трудом заставила себя оторвать взгляд от огромного двухэтажного особняка, и остановилась рядом со своим будущим домом.
Сосед скрылся за забором, а я достала из бардачка ключи и сбежала по невысокому склону в низину, где стояло моё новое жилище.
Ну здравствуй, милый дом.
Милый дом отвечал мрачным скрипом старого дерева и шумным шелестом высохшего мёртвого плюща, что опутывал фасад. Из-за него в серых сумерках казалось, что огромный паук поймал избу в свою паутину. Старые рамы грязно белели на фоне почерневших от влаги бревенчатых стен. В окне переднего крыльца – единственном не заколоченном – невозможно было ничего разглядеть – грязь налипла на него равномерно, словно кто-то специально измазал стёкла.
Я шла медленно, с трудом заставляя себя передвигать ноги. Заросли крапивы по бокам мрачно шевелились на ветру и словно шептали мне: «Уходи! Уходи!». Лес по другую сторону низины, что грозовой тучей возвышался над покрытой мхом и дырами крышей, протяжно гудел и тоже гнал прочь.
Совсем не кстати всплыли картинки из недавно просмотренного ужастика про дом с привидениями. В паре шагов от крыльца я остановилась, чтобы прогнать неприятные воспоминания, и едва не закричала от ужаса, когда из кустов крапивы с громким и зловещим «Кар!» выпорхнула огромная чёрная ворона. Она щелкнула клювом и, рассекая воздух тяжелыми крыльями, устремилась в лес, а я еще несколько долгих мгновений смотрела ей в след и пыталась унять испуганное сердце.
Дом снова скрипнул. Раздался глухой стук, словно где-то упал маленький камешек.
— Это просто дом. — прошептала себе под нос и крепче сжала ключи в кулаке: — А ты, Руслана, не веришь в мистику.
Немного помогло. Я еще раз глубоко вздохнула и смелее двинулась к крыльцу. Сумерки сгущались стремительно, мне нужно было торопиться. Я подошла к крыльцу и снова замерла. Виски вдруг загудели, а в голову полезли мысли, что лучше мне переночевать в машине.
Да ну нет! Соберись, Лесницкая!
Я стерла со лба выступившую испарину и дрожащими руками взялась за замок. Ледяная сталь холодила кожу, и пальцы захотелось отдернуть, но я упрямо поднесла ржавый ключ к не менее ржавому замку. С трудом сделала пару поворотов, сняла его со щеколды и нерешительно взялась за ручку.
Сердце громко застучало в ушах. Показалось, что как-то слишком быстро, буквально в одно мгновение, сумерки превратились в ночной мрака. Где-то снова закаркала ворона, а ей в ответ глухо завыла собака. В соседском дворе зажегся фонарь, из-за чего старый дом приобрел еще больше зловещих теней.
Как же я хотела сейчас оказаться у себя в квартире. Укутаться в теплый плед, сесть на старый кожаный диван, пить горячий шоколад и утирать платочком слезы из-за бури чувств, что вызывала любимая мелодрама.
Крепко зажмурившись, я решилась и потянула на себя дверь. Несмазанные петли огласили притихшую округу жалобным скрипом, и от этого звука болезненно свело зубы. Я досчитала до пяти и резко распахнула веки.
И тут же пожалела. Дыхание перехватило, а сердце пропустило удар. Я стояла и, чувствуя, как от ужаса холодеет каждая клеточка тела, смотрела перед собой. Туда, откуда из чернильной мглы дома за мной наблюдали два желтых светлячка. Сначала я подумала, что это отражение фар проезжающей мимо машины, но уже через мгновение светлячки мигнули, а я разглядела в желтых кружочках круглые блестящие зрачки и червячки ярко-оранжевых прожилок.
Зачем раздался низкий, едва слышимый, гортанный рык. Словно всхрапнула спящая собака.
— М-мам-ма…
Глаза моргнули. Я моргнула в ответ. И побежала.
Громкий визг, потревоживший мирную деревню Зорино, принадлежал мне — Лесницкой Руслане, деловой и уважающей себя девушке, что сейчас убегала от чёртового дом, словно трусливый кролик. Крик разбудил местных собак, и округу оглушал дружный нестройный лай, когда я, перепрыгнув низкий забор палисадника соседского дома, пересекла лужайку и заколотила в дверь.
— Откройте, — кричала, отбивая себе кулаки: — Пожалуйста!
Оглядываться не хотелось. Казалось, что обитающее в доме чудовище уже дышит в пятки, капая на них своей чудовищной слюной.
— Пустите! — продолжала кричать. — Пустите меня! Пуст…
— Ты чего орешь?! — дверь отворилась и на пороге появился встрепанный сосед.
Он в ужасе смотрел за мою спину и готовился, судя по выражению лица, к нападению инопланетян.
— Там чудовище! — мне едва удавалось связано говорить. — У тебя есть ружье?! Пусти!
Ведомая страхом, я скользнула за опешившего Максима. Потом рванула в угол между дверью и стеной и стекла по стенке, прижав к себе колени. Тело била дрожь.
Не пойду. Не встану и никуда больше не пойду, иначе сойду с ума. Здесь, на полу рядом с ковриком в просторном коридорчике, уже дышится легче.
— Какое чудовище? Какое ружье? Ты — чокнутая? — сосед грозно навис надо мной.
— Я не чокнутая! — ответила сначала на самых легких из перечисленных вопросов, а потом выпалила: — И у меня дома кто-то есть! Я не знаю: волк или медведь!
— У тебя? — Максим сложил руки на груди и прищурился: — В заколоченном доме, в который даже человеческая нога не ступала уже три года?
— А ты откуда знаешь?
Парень приподнял брови, давая мне волю мысли. Я кашлянула, осознавая глупость вопроса, и все же поднялась. Но ноги все еще дрожали, поэтому пришлось опираться ладонями на холодную стену, отделанную декоративным красным кирпичом.
Максим ожидаемо был сильнее. Мы боролись всего несколько секунд, прежде чем мои вспотевшие пальцы соскользнули с перил и рассеянно схватили пустоту. Я пошатнулась и едва не кувыркнулась с низких ступеней, но сосед перехватил мою ладонь в воздухе и дернул на себя. Я не упала, но теперь оказалась в мёртвой хватке сумасшедшего самоубийцы, который твердо шагал в сторону потерявшегося в темноте страшного дома и тащил меня за собой.
Пыльные носки кроссовок с шумом загребали мелкую декоративную щебенку, которой была выстелена дорожка к дому, но остановиться не получалось.
— Отпусти, пожалуйста, — свободной ладонью я вцепилась в его запястье и попыталась сдавить: — Мне, правда, страшно!
Максим толкнул калитку и вытащил меня на дорогу. Щебенка сменилась мягкой постриженной травой и сразу стало тише.
— А я, правда, хочу спать. Но из-за какой-то чокнутой вынужден лазить по развалинам.
Еще пара мгновений и дорога под ногами уже стелилась пологим склоном. Мы спускались в низину, туда, где скрипели чёрные бревна и кусты крапивы танцевали во мраке извилистыми тенями.
— Я не чокнутая, — пискнула я, и теперь уже сама изо всех сил вцепилась в руку соседа. — И это не развалины - а мой будущий дом.
Какая наглая ложь. Сильно сомневаюсь, что завтра с рассветом не уеду прочь из чёртовой деревни. Максим, видимо, тоже так подумал, потому что раздраженно что-то пробубнил и бросил презрительный взгляд, на мгновение повернувшись ко мне. Скрип усилился. Ветер шумно бросил в мутное стекло на крыльце горсть пыли. Максим остановился и постарался разжать мои пальцы.
— Да отцепись ты!
Чтобы расслабить сведенные ладони пришлось приложить усилие. Сосед, почувствовав свободу, шагнул в сторону, достал телефон, включил фонарик и так же решительно продолжил путь к крыльцу. А я не смогла долго оставаться без опоры, поэтому поспешно догнала его и сжала в кулаках подол его кожаной куртки. Страх пересиливал неловкость.
Изба потерялась в темноте, а луч фонарика был слишком слабым, чтобы осветить ее полностью. Зато скрипела она так шумно, словно разговаривала. Вернее, читала какой-нибудь страшное заклинание.
Дверь на закрытое крыльцо так и оставалась открытой. Из проема за нами наблюдала только чернота. Максим не задержался у порога и затащил внутрь. Стоило оставить дверь позади и в нос ударил запах мокрого дерева и застарелого дерева.
По ступенькам поднимались след в след, по очереди перепрыгивая проемы. Парень ни капли мне не верил и смело продолжал свой путь. Ничуть не задумываясь, он дернул дверь в дом и вошел. Следом затащил и меня. От неожиданности я снова вскрикнула, но большая ладонь тут же закрыла мне рот.
— Чего орешь? — поинтересовался сосед. — Нет тут никого. Сама смотри и не визжи.
Он убрал руку и показательно брезгливо вытер ее о джинсы. Я испуганно сглотнула, крепче сжала его куртку и осторожно осмотрелась.
Света от фонарика было немного, но хватало, чтобы разглядеть убранство. Пусть и выглядело оно в таком освещении и под годовыми слоями пыли почти бесцветным. Я держалась за соседа и рассматривала единственную комнату, служившую моей родственнице и кухней, и спальней, и коридором. Она была просторной, в городской квартире на такой площади разместилось бы две, а то и три комнаты. Стены и потолок, словно гирлянды, украшали толстые узоры паутины. Попав под синеватый луч – в стороны разбегались жучки и крупные пауки. Больше всего паутины оказалось в дальнем углу – там, где от пола до потолка сверкала темными проемами обсыпанной побелки русская печка. С лежанки на ней вниз, к полу, стекало стеганное клетчатое одеяло, а на нем мирно лежали пучки с травами и цветами – они сорвались с кривых гвоздиков на стене.
Рядом с печкой крупное окно – но свет в него совсем не проникал – слишком плотно заколотили досками с наружи. Макс перевел фонарик в другую сторону, и я увидела в центре огромный дубовый стол с резными ножками. На нем – два глиняных горшка, керосиновая лампа и пара толстых книг в кожаном переплете. За столом, у стены, стоял огромный сундук, покрытой кружевной скатертью, а бок о бок с ним – резной комод, такой огромный, что, окажись я рядом, достиг бы мне до подбородка. Я обернулась, чтобы посмотреть на дверь, и в едва заметном отблеске света с удивлением заметила самую настоящую большую ступу. Точь-в-точь как в старых советских сказках у Бабы-Яги.
— Он правда здесь был! — я посмотрела на соседа и отчаянно закусила губу. — Я видела глаза!
— Послушай, — устало потер переносицу Максим. — Ты писательница?
— Нет. Я — нотариус, — судорожно вздохнула и добавила: — ну раньше была…
Парень помотал головой и направился к выходу. Фонарик он, естественно, развернул, и комната снова погрузилась во мрак. Половицы скрипели от его тяжелых шагов. Да и весь дом словно разочарованно застонал, не желая провожать гостей.
Ой, мамочки…
— Ты куда? — я рванула за ним и снова схватилась за многострадальную куртку.
— Домой, — устало отозвался сосед. — И отцепись от меня.
— А как же я? Ты предлагаешь мне оставаться здесь?
— А скажи ко мне, родная, — парень замер, развернулся и грозно навис надо мной. — Каким местом ты думала, когда приезжала в новый дом, который пустовал уже несколько лет ночью? Каким местом ты вообще думала, когда сюда переезжала?