– Родители будут на даче до завтрашнего вечера, – сообщила по телефону Динка.
– Предлагаешь предаться веселью? – дело шло к закату, и я выбирала, что надеть в гости к подруге.
Теперь мы виделись очень редко, и наша дружба, излеченная разлукой, шла на поправку. Динка окончила курсы швей, и уже помогала родителям деньгами.
Старая хрущевка вернула меня в детство. Обои с вензелями, фанерные двери и бессменная тюль, с пестрыми, размером с голову, пионами.
– Чем богаты, тем и рады, – сказала подруга, украшая наше скудное застолье баранками.
– Динок, мне пофиг, – махнула я рукой, приканчивая второй по счету бокал полусухого, – главное – компания!
– Точно! – она звонко чокнулась со мной бокалом, – А ну-ка встань! Дай я на тебя погляжу!
Я покорно встала, повинуясь Динкиным указаниям, покружилась, ощущая, как невесомая юбка сарафана окутывает бедра.
– Класс! – Динка со знанием дела пощупала ткань, и вдруг схватила мою руку, – Обещай мне клятвенно, Нинка! Когда будешь выходить замуж, я сошью тебе платье!
Я засмеялась, поправила юбку:
– Динок, когда это будет? Лет через сто?
– Знала бы ты, как я задолбалась шить безразмерные сорочки местным теткам, – посетовала она, – ко мне же идут те, на кого в магазинах одежды нет. А я изощряюсь, пытаюсь сотворить чудо 66 размера!
Динка распахнула шкаф, и принялась демонстрировать свои шедевры.
Мы прикончили бутылку, и, захмелевшие, начали примерять платья, в которых умещались вдвоем. Я смеялась так, что мышцы на животе свело судорогой. Вдруг подруга испуганно посмотрела на часы.
– Ой! – встрепенулась она, и бросилась к телефону.
Пока она говорила, я вышла на балкон, чтобы с высоты пятого этажа посмотреть на любимый с детства двор. Плакучая ива, точно девица, склоненная к земле. Облупившиеся от времени лавочки. И… старые качели. Сколько лет пройдёт, а они будут на том же месте.
– Нин! – Динка тронула меня за плечо, вид у нее был встревоженный, – Сейчас Димка придёт.
– Какой? – не поняла я.
– Ну…, – подруга замялась, краснея, – Ну, Димон, помнишь? С нашего двора?
Я озадаченно уставилась на неё:
– А что он тут забыл?
– Ну, – она кокетливо потупила взгляд, – мы с ним, вроде как, встречаемся теперь.
– С каких пор? – воскликнула я, спугнув прикорнувших на карнизе голубей.
– Он принесёт хавчик! – игнорируя мое любопытство, радостно заявила подруга, – И приведёт Артёма.
При упоминании об Артёме, я немного протрезвела. Конечно, мальчики имеют свойство меняться резко и бесповоротно. Но перемены были столь значительными! Вместо худощавого подростка, в своем гневе похожего на растрепанного петуха, я увидела мужчину…
Голос поломался и упал, теперь звуча низко и чуть хрипловато. Фигура будто развернулась в плечах, откуда ни возьмись, появились волоски на прежде лысой, как коленка, груди. Прическа стала жестче, а черты лица, подчеркнутые небрежной щетиной, еще сильнее напоминали отцовские. И взгляд… цепкий, как рыболовный крючок, вызывал странную дрожь в коленях.
Пока я, сбитая с толку, пыталась привести в порядок растрепанный танцами внешний вид, в дверь позвонили.
Димка с трудом умещался в дверной проём. Войдя, он сграбастал в охапку маленькую Дину. И прошёл внутрь, обнаруживая за спиной Артёма.
– Привет, столичная штучка! – Димон улыбнулся во всю ширь своей физиономии и красноречиво раскрыл объятия.
Ребята принесли с собой два мешка продуктов.
– Вы намерены остаться тут до зимы? – спрашивала я, вынимая сыр, колбасу и дыню.
– Повышаем градус! – объявил Димон, доставая из-за пазухи бутылку коньяка. И я поняла, что живой мне не выбраться!