Потомок Одина

Пролог

Торральд вошёл в дом, но дверь позади него не закрылась – снег налетал в дверной проём быстрее, чем он успевал сметать. Тогда он сжал в руках свёрток и навалился на дверь всем весом, как бык. Этого оказалось достаточно, и засов задвинулся. Дома. Теперь он в безопасности.

Медведеподобный имлинг подошёл к оконцу и выглянул на улицу. Если посмотреть в него снаружи, невозможно увидеть, что происходит в доме, особенно в такую погоду. И всё же… Он положил свёрток на стол и закрыл ставни.

Колкагги. Колкагг ничего не остановит.

Бабьи сплетни! Зачем он Колкаггам? Ему не за что отвечать перед ними! Стоило Торральду подумать об этом, как вся жизнь пронеслась перед его глазами. Заготовки для лекарств, что он продавал без ведома гильдии Совета. Или опа, которой его покупатели обкуривались до смерти.

Чушь! Если чёрные тени явятся, то точно не из-за того, что он торговал безвредными травами в хижине на краю света. Если они явятся, то из-за неё…

Торральд уставился на свёрток на столе. Урод. Он даже не кричит. Может, уже умер. Это многое упростило бы. Он содрогнулся. Плащ из медвежьего меха был таким толстым, что занимал почти всё пространство комнаты, но даже он не мог защитить его от холода, идущего изнутри. Торральд попытался расшнуровать плащ, но пальцы промёрзли до костей и отказывались слушаться. Тогда замёрший лекарь раздул угли в очаге и поднёс руки к теплу. Снег и лёд таяли, и капли с шипением падали с плаща в огонь.

Проклятый Ульве! Что он искал, размахивая мечом в пьяном угаре? Этого урода? Конечно, а что же ещё? В любом случае, это уже не имело значения. Ульве не видел младенца. Он в безопасности.

В безопасности? Ты что, рассудка лишился? Подумай о себе!

Конечно, его жизнь не стоит того, чтобы о ней слагали песни, но он не может взвалить на себя заботу о ребёнке! Во всяком случае, не о таком, как этот. Он знал, что надо сделать.

Торральд достал нож и уставился на уродину. Она спала. Его кулак был больше её головы. Он занёс нож, но тут младенец открыл глаза, зелёные и бесстрашные. Торральд зарычал и вонзил клинок в стол рядом с ребёнком.

– Порождение слеповства! Вот что ты такое! Трупорождённая!

Он схватил кружку и проглотил остатки тёплого пива. Потом он достал ребёнка из одеяла, как подарок из упаковки. Девочка лежала на столе и махала ручками.

В памяти всплыл старинный обычай. Сказки, в которые он не должен верить. И всё же… Торральд надавил большим пальцем на край лезвия, дождался появления крови и капнул её в рот ребёнку. Ничего не произошло. Он выругал себя за глупость. А чего он ждал? Что у неё вырастут клыки?

Слепых не существует!

Торральд опёрся руками о стол и оскалился.

– Что, Шлокна тебя побери, ты здесь делаешь? Ты не призрак и не слепая. Ты просто уродец?

Он перевернул девочку на живот и провёл рукой вдоль позвоночника до того места, где должен был расти хвост. Всевидящий свидетель, он не из тех, кто слушает бабьи сплетни, но этот ребёнок говорит сам за себя. Она не принадлежит к роду Има.

Ты – гниль.

Он посмотрел на свои кулаки так, будто они уже начали гнить.

– Я не могу оставить тебя здесь. Никто не смог бы! – он поднял девочку на вытянутых руках. Ей было всего несколько дней от роду. На голове у неё рос мягкий пушок, который огонь очага окрашивал в медный цвет.

– Я могу убить тебя. Именно так мне и надо бы поступить, чтобы спасти свою шкуру, – но он знал, что не сможет. Понимал ещё когда выкапывал ребёнка из-под снега у каменного круга. – Ты никогда не скажешь мне спасибо за это, девочка. Тебе предстоит суровая кочевая жизнь. А компанию, получше моей, нетрудно найти под столом в любой пивной.

Девочка улыбнулась беззубым ртом. Он опустил её на стол, твёрдо зная, что делать. Это тяжелее, чем убить, но выбора у него не было. Торральд не мог разъезжать по дорогам с бесхвостой девочкой. Он бросил взгляд на последние капли пива на донышке кружки, а потом снял с полки шкатулку с дремотником. Травы хватит, чтобы убить такое маленькое существо, поэтому надо действовать осторожно. Торральд опустил щепотку порошка в кружку и разбалтывал, пока жидкость не перестала пениться.

– Ты хоть представляешь себе, сколько стоит дремотник, девочка? – он макнул тряпицу в пиво и приложил ко рту ребёнка. Тот принял её, как женскую грудь. Мужчина подождал, пока глаза найдёныша не стали закрываться, и вытащил нож из стола. Клинок оставил светлую рану на древесине.

Торральд вонзил нож в спину младенца. Девочка закричала. Он закрыл ей рот рукой. Её всхлипывания сотрясали его тело всё то время, что он наносил ей порезы. На одеяло текла кровь, и он испытывал облегчение от того, что это обычная кровь. А чего он ждал? У него что, начинается истерика?

Торральд не останавливался до тех пор, пока порезы внизу спины девочки не стали походить на шрамы от когтей. Ребёнок перестал плакать раньше, чем он ожидал.

– Если кто спросит, твой хвост откусил волк. Слышишь? Волк!

Её глаза закрылись. Внезапно он испугался, что дал ей слишком большую дозу дремотника. Торральд приложил ухо к груди девочки и проверил, правильно ли она дышит, хотя, конечно, кто знает, что такое правильно для уродов.

Проклятый ребёнок! Ты станешь моей погибелью.

Торральд оставил её лежать на столе. Он плотнее укутался в плащ и вышел в снежную бурю. Он шарахался от теней, мелькавших среди замёрзших елей, как перепуганная баба. Но здесь никого не было. Никаких Колкагг. И внезапная смерть не подкарауливала его за углом дома. Пока ещё нет.

Перед ним раскинулся Ульвхейм. Он смотрел на город в последний раз. Потом Торральд вытащил из снега лопату и принялся расчищать дорожку к повозке.