Повелитель Долины

Глава пятая

Ее не было в квартире, когда Киран прибыл, хотя он и не надеялся ее застать. Он отлично знал ее распорядок и хотел использовать время ожидания для раздумий. Киран мог позвонить ей, поторопить, но не стал этого делать.

Он привычно вошел и всей грудью вобрал в себя милый и любимый аромат ее жилища, ее аромат, который проник, казалось, в каждую клеточку его восприимчивого существа. И все в этом обиталище было безупречно, под стать хозяйке, за исключением его самого.

Начинало смеркаться, Киран зажег несколько светильников, наполнивших пространство приглушенным золотистым светом. Все, на чем останавливался его взгляд, напоминало о ней, о ее любви к чистоте линий и изысканности форм, о ее безупречном вкусе, о ее эстетических предпочтениях. Зеленые драпировки наделяли убранство дома неистовым магнетизмом, белоснежные фарфоровые фазы с пунцовыми розами своими силуэтами повторяли ее совершенные женские формы и тоже гипнотизировали его взгляд. Антикварная мебель была умело расставлена так, чтобы не повредить легкости и воздушности пространства. Киран обожал все, чего касалась ее изящная рука. В этих атрибутах жизни любимой женщины он видел не только ее среду обитания, но и продолжение ее сущности. Его сердце заходилось, когда он выхватывал из всей этой роскошной пестроты особо личный для нее предмет, такой как шелковый шарфик, перекинутый через спинку кресла, или гребень для волос.

Киран снял пиджак и аккуратно положил его на край софы. Ослабил галстук, расстегнул пару пуговиц на вороте своей рубашки. Целенаправленно проследовал в кабинет, где, как он знал, находился бар. Ему требовалось выпить. Из-за пагубного пристрастия своего отца он перестал воспринимать это желание как нечто естественное, в чем время от времени бывает замечен каждый смертный. Он стал видеть в этом опасный симптом. Однако это видение его еще ни разу не остановило. Так и теперь, он подошел к бару и решительно наполнил бокал.

Киран поднес виски ко рту, и запах крепкого напитка перебил аромат цветов, царивший в квартире. Он никогда не видел эту квартиру без цветов, искусно собранных в букеты и расставленных повсеместно. Он знал, как любит она цветы.

Когда Киран наведывался в эту квартиру, впервую очередь втайне от отца и Аланы, он чувствовал себя дезертиром и предателем. Он знал, что у его близких нет того утешения, какое он находит в объятьях прекрасной женщины. Его отец поставил на себе крест и методично приближал свой смертный час, откупоривая бутылку за бутылкой. Его сестра – простая деревенская девчонка, которая, как ему казалось, даже мечтать о лучшей доле не отваживается, обрекла себя на жизнь с вечно подвыпившим отцом и болезненно раздраженным братцем. Тогда как он имеет особую привилегию хотя бы на час-на два забыться, утопая в любви, не веря собственному счастью, не доверяя ему…

Кирану казалось, что он не имеет на это права. Хотя он не мог забыть слов, сказанных матерью: «Я верю, однажды ты прославишься как живописец».

Молодой человек услышал, как ключ скользнул в замок и провернулся, и сердце его заколотилось еще беспокойнее. Он прислушался, затаив дыхание. Дверь отворилась, раздался знакомый стук каблучков и нежный шепот:

– Киран?

Он сорвался с места и в мгновение ока был уже возле нее, подхватил на руки, безумно бормоча:

– Боже, как же я хочу тебя! И никогда не перестану…

Она мелодично рассмеялась, чувствуя себя вполне комфортно на его руках.

– Алекс, Алекс, Алекс… – твердил он, зацеловывая ее. – Не знаю, что бы я с тобой сделал!

– Так уж и не знаешь, – продолжал журчать ее смех, когда Киран нес ее в спальню.

– О, как ты хороша! – сказал он, положив молодую женщину на постель. – Слишком хороша!

– Почему не предупредил, что приедешь? – спросила Александра Радклифф.

– Но ты ведь почувствовала, что я здесь.

– Я увидела твой пиджак на диване, – развеяла она тайну.

Но Киран уже не слушал, он торопил ее с раздеваниями, спеша добраться до великолепного кружевного белья.

Он касался Алекс с такой осторожностью, словно она была из фарфора или же обжигающе горяча.

– Киран! Киран! – Ей не сразу удалось окликнуть его, самозабвенно ласкающего ее волнующее тело. – Ты меня любишь?

Киран отстранился от нее. Черты его лица приобрели примечательную резкость.

Алекс внимательно смотрела на него. Ее глаза наполнились слезами. Она смиренно ждала ответа.

– Как я могу любить тебя после того, что ты с нами сделала?! – гневно упрекнул ее мужчина. – Я хочу тебя до безумия, ты мне жизненно необходима… Но будь я проклят, если еще хоть раз доверю тебе свое сердце!

Алекс кинулась ему на грудь.

– Какой же ты жестокий человек, Киран! Сколько еще должно пройти времени, чтобы ты простил меня? Ты всегда был для меня особенным!

– Просто я не успел довести тебя до скуки смертной, как это делали остальные. Ты мне просто шанса такого не дала своим предательством.

– Но сейчас я с тобой честна! Ты можешь мне верить! – слезно уверяла она его.

– Алекс, прошу тебя… – скупо произнес Киран Кэллахан. – Мне теперь все равно, – хладнокровно солгал он.

– Семь лет… – сквозь слезы пробормотала она.

– Алекс, – ласково прошептал он ей на ухо. Он присоединился к ней на постели и высушил поцелуями ее слезы.

– Тогда почему мы все еще вместе? – спросила она.

– Потому что быть врозь немыслимо для нас обоих, – просто ответил Киран.

Мерное шуршание шин усыпило Алану Кэллахан. Она продремала всю дорогу до дома.

– Очнись, Спящая Красавица, – легко дотронувшись до ее плеча, проговорил Гай Радклифф.

Алана заморгала, растерянно повела головой в одну, в другую сторону, озадаченно посмотрела на Гая и, подавив зевоту, спросила:

– Я что, уснула?

– Да так сладко, – насмешливо отозвался он.

– Невероятно!

– Что ж тут невероятного? Любой бы овчар на твоем месте уснул, – ехидно заметил он.

– Зато теперь я дома! – торжествующе заключила девушка.

– Да, с доставкой до дверей, миледи… Пригласишь зайти? – попросился он.

– Ну… – замялась Алана. – Знать бы, как там папа… – задумчиво проговорила она.

Но в этот момент на крыльце появился Бадди, как всегда сияя белоснежной улыбкой.

– Мисс Лана, а я и не знал, что вы вернетесь сегодня! Добрый вечер, мистер Радклифф.

– Добрый вечер, приятель… Как дела дома? Все ли хорошо? – по-хозяйски спросил его Гай.

Бадди хмуро и озадаченно посмотрел на мужчину. У парня не было привычки отчитываться перед чужаками.

Юноша подошел к Алане и тихо проговорил:

– Мистер Алан снова запил.

– В каком он состоянии? – тоже тихо спросила она.

– Пока в приподнятом, говорливом… Но это пока. Я лучше пойду к нему. Хозяину нужен слушатель.

– Да, Бадди, ступай. Спасибо тебе.

– Не за что, мисс Лана. Это мой долг, – проговорил мальчишка. – Но мне понадобится помощь. Он уже несколько раз отключался всвоем кресле. Я пытался отвести его наверх. Но у меня сил не хватает.

– И не пытайся больше, – запретила ему девушка. – Еще надорвешься. Вместе отведем.

– Я вам помогу, – вызвался Гай Радклифф.

– Не вмешивайтесь, прошу вас. Это дело семейное, – сердито воспротивилась Алана.

– Дала бы парню передохнуть, – строго зашептал ей Гай, затем спросил Бадди: – Ты сегодня отдыхал, перекусывал что-нибудь?

– Нет, сэр. Времени не было. Я не отлучаюсь от мистера Алана, как мне и было велено.

– Тогда отправляйся-ка ты, приятель, отдыхать, а хозяина предоставь мне с мисс Ланой! – безапелляционно потребовал Гай и, обращаясь к Алане, добавил: – Хороший парнишка.

– Мы тут все хорошие, да только жизнь у нас ни к черту! – еле сдерживая слезы, бросила она и побежала в дом.

Алана рухнула на колени перед креслом отца.

Алан Кэллахан приподнялся и осоловело уставился на дочь, затем заметил входящего Гая Радклиффа.

– Гай! – тяжело приподняв правую руку, воскликнул он и заморгал красными водянистыми глазами. – Надо же! Простите… Никак не ожидал, – извиняясь, пробормотал он.

– Почему бы вам не подняться в свою спальню, Алан? – ледяным голосом проговорил сосед.

– В спальню? – словно растерявшись от такой непривычной строгости, повторил Алан Кэллахан. – А почему бы и нет? – простодушно заключил он, делая одну за другой безуспешные попытки подняться.

– Папочка, я помогу тебе, – сострадательно прошептала Алана, подхватив отца под локоть, но ей мало что удалось, разве что вновь погрузить его в кресло.

– Ладно, Алана, отступись. Я все сделаю, – тоном не терпящим возражения проговорил Гай Радклифф.

Алана подчинилась, старательно воздерживаясь от слез более из-за присутствия отца, нежели постороннего.

Гай неожиданно легко взвалил на себя пожилого человека и направился к лестнице. Девушка предпочитала не смотреть, как там он управится дальше. Сердце ее сжалось от отчаяния и унижения, и все то время, что Гай отсутствовал, она провела в некоем подобии оцепенения. До нее лишь доносилось нечленораздельное бормотание отца, который впал в забытье.

– Что сталось с комнатой? – гневно воскликнул Гай, вернувшись. – Где все вещи? Это же голый угол!

– Так захотел отец, – сдавленно ответила девушка. – Он себя наказывает.

– Кошмар, – проговорил Гай, – рухнув на диван. – Я раздел его и уложил под одеяло. До утра можешь за него не переживать. Он устроился там с относительным комфортом… Поверь, ему сейчас куда приятнее, чем тебе.

– Оставьте свои иезуитские замечания при себе, мистер Радклифф! – прикрикнула на него Алана.

– Прости, Лана… Он все бредит Аннабел. Сколько ему? Пятьдесят пять – пятьдесят шесть? Если бы прежде мне кто-то сказал, что Алан Кэллахан так опустится… Лана, кто-то должен его убедить, что им движет не тоска и отчаяние, а трусость! Алан Кэллахан боится открыть глаза на тот ад, в который он вверг свою семью одним неверным поступком. Он мусолит в воспоминаниях один-единственный день катастрофы, отказываясь замечать, что с тех пор каждый день приносит свою маленькую катастрофу. Тогда он лишил жизни свою возлюбленную жену, теперь же отнимает призвание у своего сына, убивает свою дочь непосильным трудом…

– Замолчите! – пресекла его разглагольствования Алана Кэллахан. – У вас ко всем находится сочувствие, даже к такому черствому человеку как Чарлз Денби, но только не к моему отцу!

– Да потому что Чарлз Денби никогда не был тем человеком, на которого бы мне хотелось ровняться. А Алан Кэллахан им был. Я уважал его и многому у него научился. Поэтому теперь чувствую себя обманутым, хотя не меньше вас с Кираном сострадаю тому, что с ним сталось. Но трусости такой понять не могу.

– Алан Кэллахан не трус и никогда им не был! Он несчастный человек, лишившийся самого дорогого в своей жизни. Ты не знаешь, как он любил мою маму! Я запрещаю тебе осуждать моего отца! – Она не заметила, как перешла на «ты».

– И ты такая же гордая и малодушная. Для вас нет ничего более пугающего, чем заставить себя глядеть в глаза правде.

– А ты знаешь, какова она, эта правда? У тебя обо всем есть свое безошибочное мнение? Ты никогда не заблуждаешься, ты всегда прав, ты не испытываешь сомнений! Право же не знаю, как тебе такое удается. Ты так уверен в себе, что готов взять на себя просветительскую миссию учить всех и каждого, как быть, что делать, чего не делать. Кто ты такой, Гай Радклифф?! Кто ты, черт побери, такой?!

– Начнем с того, что твой отец не единственный житель долины, познавший горький вкус потери. И моя собственная мать не стала исключением, потеряв супруга, тоже, между прочим, беззаветно любимого. Но она не позволила себе потерять в скорби человеческое достоинство. И, в первую очередь, ради меня.

– Эти две смерти невозможно сравнивать, – горестно констатировала Алана.

– Конечно… Твой отец повинен в смерти твоей матери. Да только его роман с бутылкой много дольше его вдовства. Ведь именно из-за вина погибла Аннабел, и это его пьянство не обеляется горем, как ни ряди… Алана нужно лечить. И этим должны заняться вы с Кираном, а не закрывать глаза на его пороки. Алана необходимо лечить, иначе он убьет еще кого-нибудь, себя он уже убивает. И лечить его нужно в первую очередь нелицеприятным честным и непреклонным отношением… И не нужно лукавства, Лана. Ты сама сказала, что твоя жизнь ни к черту.

– Просто вырвалось. Мало ли что человек скажет сгоряча, – пробормотала она.

– Девочка, это твоя жизнь. Ты имеешь право прожить ее интересно и насыщенно, а не с овцами в беспрестанном труде. Неужели тебе ничего не хочется? Ни за что не поверю, что у девушки твоих лет нет никаких собственных желаний. Ты можешь не признаваться в них, но от самой себя этого не скрыть.

Алана бессильно опустилась в отцовское кресло и уронила лицо в содрогающиеся от начинающихся рыданий ладони.

Гай некоторое время стоически сносил эту сцену. Он велел себе переждать этот поток слез в стороне. Ему почти удалось это. Почти…

Алана плакала опять беззвучно, только плечи ее сотрясались, словно в ознобе. Гай почти инстинктивно притянул ее к себе и крепко обнял.

Он утонул носом в ее пшеничных волосах. Безотчетно нащупал губами ее влажную щеку. Его щетинистый подбородок заставил Алану прийти в себя.

– Гай, не делай этого, – смутно догадываясь о его побуждениях, проговорила девушка.

– А ты останови меня, если сможешь, – с вызовом проговорил он.

Гай обнимал уже не хрупкие, жалобно вздрагивающие девичьи плечи, он медленно и прочувствованно осязал ее напряженную спину и округлые бедра.

– Гай! – панически резко вскрикнула она, когда его руки нарушили первое вето.

Алана отпрянула от него. Ее сердце бешено колотилась. Она не понимала, что вообще происходит, как такое стало возможным между нею и человеком, которому она даже не считала благоразумным доверять. Она недоуменно уставилось на него. Гай воспользовался заминкой и поцеловал ее.

– Нет! – воскликнула девушка, оправившись. – Уходите… Довольно с меня ваших уроков, мистер Радклифф! – непримиримо проговорила она. – Если это то, чего вы добивались, то вы еще хуже, чем кажетесь.

– Чем же я так плох, Лана? Тем, что неравнодушен к красивой девушке? – невозмутимо спросил он, опять придвигаясь к ней.

– Уходите, Гай! – вновь потребовала она.

– Мы могли бы серьезно обсудить наши взаимоотношения, Лана, – примирительно предложил он.

– Никаких дискуссий! Уходите! – категорически повторила девушка.

– Ты права. Дискуссии здесь излишни. К чему полемика, когда все очевидно?

Гай притянул Алану к себе. Он ощущал частое дыхание девушки, ее упругая грудь порывисто вздымалась. Их взгляды пересеклись и застыли, словно меряясь стойкостью.

Гай приподнял край тонкой блузки и скользнул рукой под полотно, осязая теплую бархатистую кожу.

– У тебя сердце трепещет, – прошептал он. – Не сопротивляйся, я тебя не обижу, – вкрадчиво добавил мужчина.

– Я вам этого и не позволю!

– Твой отец проспит до утра. Ты ему не понадобишься. Едем ко мне.

– Какая глупость, Гай! По-вашему, я на такое могу согласиться? – едко проговорила она.

– Инстинкт мне подсказывает, что ты еще не была близка с мужчиной, – жарким шепотом пробормотал он ей на ухо, не размыкая объятий.

– Никого не касается! – бросила она.

– Едем со мной, Лана. Ты голодна и совершенно не отдыхала. Обещаю позаботиться о тебе.

– Хотелось бы знать, что вы под этим подразумеваете? – ухмыльнувшись, спросила девушка.

– Ничего конкретного… Поужинаем вместе.

– И вы этим удовольствуетесь? – с прежней насмешкой отозвалась она.

– Я удовольствуюсь тем, что ты сама мне позволишь. У меня нет намерения принуждать тебя к чему бы то ни было, – заверил ее мужчина.

– С меня достаточно уже случившегося, мистер Радклифф. Я никуда не поеду, в этих делах мне спешить некуда. Без них головной боли хватает… А вам действительно пора отправляться домой.

– Не слишком ли ты воинственна со мной, Лана?

– Я не воинственна. Я лишь пытаюсь отстоять себя. А вы, похоже, к этому не привыкли. Вероятно, все женщины вам неизменно отвечали согласием… Но я уже говорила и еще раз повторю, что ваше обаяние на меня не действует, мистер Радклифф.

– Или ты просто надеешься меня потомить, прежде чем согласиться… – иронически предположил он.

– Если вам приятнее так думать, я бессильна помешать, – развела руками Алана.

– Так ты едешь со мной? – прямо спросил Гай Радклифф.

– Нет, – категорически ответила она. – Спасибо, что подвезли, и всего вам хорошего…