Поверь в любовь

6

Джеймс заговорил, бесстыдно пользуясь тем, что Мелоди как пленница была вынуждена его слушать.

— Ты заблуждаешься, считая, будто лучше всех знаешь, чего хотят люди, к пониманию которых ты и близко не подошла. Я признаю, что моим первым движением, когда я услышал о происшествии с Сетом, было подать в суд на всех, кто связан с этим безумным сбором средств на бале-маскараде. Но это было сначала, до… — Джеймс остановился, облизнул губы и слегка встряхнул свою жертву. — Перестань смотреть на меня такими глазами, Мелоди, или я за себя не ручаюсь.

Но Мелоди ничего не могла с собой поделать. Низкие, ленивые перекаты его голоса заставляли ее наблюдать за ртом Джеймса; она была загипнотизирована движениями его губ, произносивших слова, смысл которых совершенно ускользал от ее внимания. В сущности, Джеймса можно охарактеризовать единственным словом — и речь не идет об «отвратительном», «наглом», достаточно сказать, что он «сексуальный».

И в этом таилась главная угроза. Чем чаще она виделась с ним, чем лучше его узнавала, тем глубже затягивала ее паутина очарования. Джеймс не принадлежал к тому типу мужчин, среди которых Мелоди хотела бы найти своего избранника. Она не думала, что могла бы когда-нибудь выйти на него замуж. Но несмотря ни на что Мелоди видела в нем единственного мужчину, который заинтриговал ее и был способен бросить ей вызов. Она знала, что скучать с ним не придется.

— А что ты можешь сделать мне, Джеймс? — мягко спросила она, продолжая смотреть на него «такими глазами».

Большие пальцы его рук скользнули по ее горлу вниз под халат. Они исследовали ключицы, линию плеч. Джеймс прижал ее к себе так тесно, что у Мелоди не было ни малейших сомнений относительно того, что он хотел бы сделать. И она почувствовала в себе ответное желание, которое всполошило ее. Она поспешила зажмуриться, чтобы глаза не выдали ее.

— Я могу поцеловать тебя, — пригрозил он, дыша ей в лицо, — а потом и овладеть тобой прямо здесь, на полу кухни.

Мелоди была шокирована не столько смыслом сказанного, сколько гневом, прозвучавшим при этом. Она воскликнула, но так, словно отвечала шуткой на шутку:

— Нет, на полу — нет!

— Тогда открывай чертову банку с фасолью и прекращай играть в игрушки.

— Я не играю, — запротестовала она.

Джеймс отодвинулся, и вместо его тепла ее объял холод.

— Нет, играешь. Изображаешь гранд-даму, забавляющуюся с чувствами неотесанного деревенщины. Можешь не бояться. Я уже говорил, что не собираюсь подавать в суд. Если бы ты осталась вчера в студии, я бы все это сказал на глазах у половины жителей этого маленького городка. И тогда зануда-Хеллерман мог бы помолчать, а я бы ушел из его телевизионной студии, так и не загоревшись желанием дать ему в морду.

— Ах, значит, я виновата, что ты не умеешь держать себя в руках?

Раздался новый горестный вздох.

— Если бы это была единственная жалоба, то я пригласил бы вас поехать поужинать со мною. Однако реальность подсказывает, что, пожалуй, самое разумное сейчас будет убраться побыстрее из этой кухни и оставить тебя в одиночестве наслаждаться фасолью в томате на поджаренных хлебцах.

Ни за что на свете Мелоди не показала бы, как ей хотелось, чтобы Джеймс остался.

— Тем лучше, — сказала она надменно. — Фасоли все равно не хватило бы на двоих.

— А ты, вероятно, не привыкла делиться, — поставил точку Джеймс, отразив атаку.

Он вышел из главного подъезда, в течение каких-то секунд дошагал до своей машины, завел мотор, моментально включил скорость и поспешил умчаться, пока не передумал.

Ему не верилось, что он едва не сорвался. Еще минутка, еще один вздох, и он поцеловал бы ее. И если она думает, что он шутил, сказав, что готов заняться с ней любовью прямо на кухонном полу, значит, она не способна распознать человека, сорвавшегося с цепи, и ее нельзя выпускать на улицу одну.

Нет, поправил себя Джеймс, он занимался бы с нею не любовью, а сексом. И не больше. Дьявольщина! Надо было родиться неполноценным, чтобы не возбудиться от ее прелестей, которые он видел под тесно облегающим куцым халатиком, то распахивавшимся, разжигая его аппетит, то запахивавшимся, прежде чем он мог этот аппетит удовлетворить.

Ей повезло, что она хранит свой запас вин к столу на видном месте. Рыцарское поведение Джеймса объяснялось больше тем, что он увидел, чем его благородством. А увидел он множество бутылок дорогостоящего шампанского. Он не сомневался, что нашел бы шампанское и в холодильнике, если бы посмотрел. И, возможно, к тому же пару ящиков в шкафах — на всякий пожарный случай.

Мелоди, наверное, рассмеялась бы, расскажи он ей о впечатлении, произведенном на него этими элегантными зелеными бутылками при золотых воротничках. Он же напомнил бы ей, как она сказала, что купалась бы в шампанском, будь ее воля. Это своевременное напоминание о том, что он и она принадлежат разным мирам.

Джеймс включил радио и сразу же выключил, как только узнал мотив, звучавший в эфире. Песня «Глаза ангела» могла быть написана для Мелоди Верс. По правде говоря, такие глаза, как у нее, должны быть поставлены вне закона. Они вызывали у него желание погрузиться в их нежную бархатную глубину, в то время как мозг и тело предавались бы сладострастным мечтам.

Усилием воли он заставил себя переключиться на более насущные проблемы. Что делать с Сетом в ближайшие недели? Хорошая новость состояла в том, что старика выпускают из больницы; плохая — в том, что он по меньшей мере на месяц нуждается в постоянной сиделке. А без сиделки ему не обойтись, пока он не научится ходить на костылях.

Были, правда, и другие возможности. Во-первых, Сет может пользоваться инвалидной коляской. Во-вторых, он мог бы согласиться на визиты профессиональной медсестры. Но Сет есть Сет, и он сопротивлялся, не хотел смириться с коляской, а на второе предложение наложил свое вето. Отец не оставлял Джеймсу иного выбора, кроме как продлить пребывание в Порт-Армстронге. Самым неприятным было то, что ему придется переехать в отцовский дом, а это приведет к частым стычкам, потому что они не могли пробыть и пяти минут в одной комнате, чтобы не разругаться. Только богу известно, что начнется, когда они станут жить под одной крышей.

Мелоди смогла бы держать Сета в узде. Ей достаточно взглянуть на старика своими огромными невинными глазами и…

Джеймс нахмурился. Он не сбросил газ на повороте, позабыв, что на дороге лежала ледяная корка. Машина сделала вираж и встала, гладя капотом туда, откуда Джеймс ехал.

Чертова машина лучше понимает вещи, чем он сам! Зачем нужны обвинения в том, что она ведет какую-то игру, когда и дураку ясно, что Мелоди абсолютно искренна? Ради садистского удовольствия причинить боль? Ей или себе? Джеймс успел заметить внезапную горькую усмешку ее милого нежного рта, мучительную боль, превратившую ее глаза в бездонные озера.

Джеймс чертыхнулся и стукнул кулаком по рулевому колесу. Его пронзила острая боль от пальцев до локтя, он содрогнулся и снова выругался, как уличный хулиган.

Джеймс не принадлежал к породе людей, способных пнуть ногой щенка или ударить ребенка. Он не лез из кожи вон, чтобы потрепать нервы у других и радоваться этому. Ему нравилось думать, что, несмотря на происхождение, в душе его есть нечто от благородного рыцаря, прирожденная порядочность. Когда же он стал другим?

Он знал: это произошло в день приезда в Порт-Армстронг, когда он попал в гущу перекрестного огня между различными слоями общества. Будь проклят этот задрипанный городок со всеми его обитателями!

Мелоди поджарила себе новый ломоть хлеба, открыла банку с консервами и поставила ее подогреваться в микроволновую печь, налила в термос горячего шоколада. Поставив все на поднос, она отправилась в гостиную и устроилась на ковре перед горящим камином.

Что-то стукнуло слегка в застекленную дверь балкона. Мелоди подняла глаза. Снова раздался стук, и за дверью появилось лицо Джеймса.

— Привет! — крикнул он и улыбнулся смущенной неуверенной улыбкой, словно опасаясь, что получит в лицо порцию фасоли, которую Мелоди собиралась есть.

У нее не было сил снова испытать фиаско, постигшее ее только что. Легче было впустить его внутрь, выслушать и покончить со всем этим раз и навсегда — если, конечно, у него есть что сказать.

Мелоди открыла дверь и кивком дала понять Джеймсу, что он может войти. Затем она отступила подальше, сложила руки на груди и стала ждать.

— Прошу, извини меня, — сказал он, осторожно потянув ее к камину. — Я жалкий бесчувственный болван, но это только когда я нахожусь близ тебя.

— От этого мне должно быть легче, Джеймс?

— Нет, — согласился он, — но, понимая это, я чувствую себя лучше. Я не нахожу оправданий своему поведению.

Джеймс смотрел на нее, ожидая какого-нибудь ответа. Мелоди искала, что сказать. Она сделала жест в сторону подноса.

— Хочешь фасоли?

Одна щека украсилась ямочкой.

— Конечно.

— Я принесу еще одну тарелку и…

Он задержал ее, поймав конец пояса от халата, когда она проходила мимо.

— Я это сделаю сам, разреши.

Пока он гремел ящиками и дверцами буфетов, Мелоди подложила дров в камин. Возвратившись в гостиную, Джеймс сбросил свитер и опустился рядом с Мелоди на ковер.

— Ты знаешь, из-за тебя я потерял голову, — сказал он, положив себе на тарелку половину фасоли и схватив кусок поджаренного хлеба. — Я вел приятный размеренный образ жизни, пока не появилась ты и не перепутала все.

— Упрек несправедлив, — ответила она не очень убежденным тоном.

— Я понимаю, — размышлял Джеймс, задумчиво жуя хлеб, — что человек лишь до известных пределов хозяин своей судьбы, а интересна жизнь как раз неожиданным. Я хочу сказать, не дай бог, если бы все дни были похожи один на другой.

— Не дай бог, — вторила ему Мелоди, вновь захваченная впечатлением сексуальности от движений его рта, губ.

— Но с другой стороны, только идиот упрямо пытается загнать жизнь в рамки, которые для него никогда не предназначались. Это люди не на своем месте.

Мелоди кивнула:

— Они занимаются не тем…

— Вот именно, не своим делом! Взять, например, тебя или меня. — Джеймс бросил взгляд на Мелоди и поспешил отвести глаза. — Я создаю корабли, что заставляет меня быть больше математиком, чем художником. Хотя я слежу, чтобы линии были красивы, но строю суда, прежде всего учитывая скорость хода и надежность. И ты… — Джеймс запнулся.

— А я коллекционирую старую одежду, — подсказала ему Мелоди, вспомнив намеки Хлои насчет взрослой женщины, забавляющейся переодеваниями и делающей на этом карьеру. — Куда ты клонишь, Джеймс?

Он с грохотом поставил тарелку на стол. Его профиль на фоне огня камина тревожил своей красотой.

— Не говоря уж о происхождении и воспитании, мы несовместимы, — изрек он.

Мелоди не знала, что на нее нашло.

— Я знаю, — ответила она, и ее руки скользнули ему под рубашку, чтобы нежно погладить его грудь.

Мелоди захватила его врасплох. Она ощутила, как замерло на миг его сердце, а потом заторопилось нагнать упущенное, сбиваясь с темпа. Она почувствовала жар, внезапно накаливший его кожу, и ответную теплую волну в собственном теле.

Джеймс медленно повернулся и посмотрел на нее. Осторожно заглянул в глаза и на мгновение прикрыл свои. Его пальцы легли на руку Мелоди; ей показалось, что он собирается убрать ее руку со своей груди. Но вместо этого он притянул Мелоди к себе так, что их губы встретились.

Джеймс попытался что-то сказать, но она знала, что, если она позволит ему заговорить, очарование будет разрушено. Важен не завтрашний день, не следующий год, а момент, переживаемый сейчас. Это был голос инстинкта, который не поддавался влиянию таких сил, как разум и логика. Нужно набраться смелости, чтобы прислушаться к требованиям плоти, которая точнее отражала состояние Мелоди, чем ее сознание.

Мелоди обняла Джеймса за шею и запечатала ему рот поцелуем. В этот поцелуй она вложила всю свою страсть, пытаясь сломить его сопротивление, пока не сдали ее нервы.

Мелоди преуспела быстрее, чем могла ожидать. Джеймс стал целовать ее в ответ — без колебаний, без особой нежности, но в страстном порыве. Легко скользя руками по ее телу, Джеймс притягивал ее к себе все сильнее. Комната опрокинулась, и под головой ее оказался плед. Джеймс навис над нею, раздевая ее, касаясь ее, наслаждаясь ее наготой. Мелоди видела, как ее руки расстегивали пуговицу за пуговицей на его рубашке, как они скользнули по его обнаженным плечам, двинулись вниз исследовать его твердый, как ствол дерева, живот.

— Если ты хочешь доказать, что способна лишить меня рассудка, то опыт удался, — упрекнул ее Джеймс, но голос его совершенно не походил на рычание, скорее на мурлыканье. — Но если ты стремишься только к этому… — Рука Джеймса замерла у кружевной ленты, державшей на талии ее трусики. — Остановись сейчас, потому что через минуту будет слишком поздно.

— Если ты сейчас остановишься, — прошептала она, преодолевая комок в горле, — я умру.

Собственные слова не показались ей ни драматичными, ни глупыми. Это был единственный способ сказать ему, что ей необходима его любовь — больше чем дыхание.

Рука Джеймса погладила ее талию, опустилась ниже, освобождая Мелоди от последних покровов. Его губы прошли путь от шеи до налившегося соска груди. Его пальцы, скользнув по бедрам, двинулись по запретной дорожке и нашли то, что искали… Тепло обдало ее пылающим жаром, и Мелоди растворилась в самозабвенном наслаждении.

— Прошу тебя… — шепнула она. Ее еле сдерживаемая, мучительная жажда подействовала заразительно, воспламенила его с такой же силой, какая мучила ее. Остатки одежды полетели в стороны. Массивная золотая серьга в виде кольца запуталась у Мелоди в волосах, и она отбросила ее, словно медяшку.

Мелоди прильнула к нему, наслаждаясь его телом, запахом, вкусом. И когда Джеймс попытался сдержать ее порыв, Мелоди сомкнула ноги у него на талии и бесстыдно пленила его.

Джеймс напрягся, застонал. Ей показалось, что он ругнулся, беспомощно, мягко. Затем подложил под нее обе руки и сделал ее своей полной пленницей. Это было пугающе великолепно, но как молниеносно промелькнули неповторимые мгновения! Мелоди испугалась, что взрыв страстей разнесет их обоих на куски.

Некоторое время спустя Джеймс поднят голову и посмотрел вниз на нее. Его волосы, словно увлажненные росой, свешивались на лоб, концы прядей слегка завивались.

— Все-таки я овладел тобой на полу, — на лице его промелькнула улыбка.

Мелоди сонно вздохнула:

— Но не на кухне.

Совсем не то собиралась она сказать. Ей хотелось сообщить ему, что он может сколько угодно говорить об их несовместимости, но она убедилась в ином. Ей хотелось, чтобы он на руках отнес ее в спальню и держал в объятиях всю ночь. Но больше всего ей хотелось сказать ему, что она любит его.

— Уже поздно, — сказала Мелоди, спеша предупредить непоправимую ошибку.

Джеймс откатился в сторону и принял сидячую позицию.

— В самом деле.

Что говорят друг другу двое, разбирая сваленную в кучу одежду и одеваясь? Между ними нависла тишина, чреватая напряженностью. Мелоди не выдержала.

— Сет вроде идет на поправку, — сказала она, торопливо запахивая халат.

— Да, — ответил Джеймс, натягивая свою одежду с такой же поспешностью. — Его отпустят домой через пару дней.

Холодный ужас сжал ей сердце.

— Значит ли это, что ты уезжаешь, Джеймс?

— Рано или поздно да.

— Когда! — Она не могла не спросить, голос ее дрожал.

— Какое значение это имеет? — небрежно бросил он. — Ты всегда знала, что я уеду. Или произошло что-то, что могло тебя заставить думать по-другому?

Это был прямой вызов. Более отважная женщина приняла бы его и поставила на карту все, но Мелоди обнаружила, что теперь у нее смелости стало поменьше, чем час назад.

— Нет, абсолютно ничего, — прозвучал ответ. — Тебя ждет возвращение в собственную жизнь — нам обоим это известно, и, как я полагаю, ты можешь уехать в любое время.

— Не так быстро, — отозвался Джеймс, натягивая свитер и приглаживая рукою волосы. — Сету потребуется недели две, чтобы устроиться дома. Он, как всегда, ведет себя строптиво и отказывается принимать предлагаемую помощь. Поэтому он остановился на мне как служанке и медицинской сестре.

— Ну что же, дай мне знать, если я смогу чем-нибудь помочь, — сказала Мелоди, провожая Джеймса к дверям.

— Попробуй уговорить его не отвергать посторонней помощи.

— Ладно. Я загляну к нему еще в больнице.

— Спасибо.

Снова последовала ненужная пауза, и Мелоди поспешила ее заполнить.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Слова его прозвучали уже с порога ее квартиры; Джеймс бросил ей загнанный взгляд. — Мелоди, насчет сегодняшнего вечера…

Ее охватили дурные предчувствия. Он собирался унизить ее извинениями или оправданиями насчет кошмарной ошибки, которую они оба допустили. Хуже не придумаешь.

Гордость подсказывала ей слова:

— Не надо что-то выдумывать. Мы оба потеряли голову, и этого, вероятно, не должно было случиться. Но не будем омрачать приятный эпизод предупреждениями на будущее. Ты мне ничем не обязан, Джеймс, как и я тебе.

— Остаемся друзьями? — Он протянул руку.

Мелоди ошиблась: бывают вещи похуже извинений.

— Конечно, — заявила она, едва не подавившись собственным ответом.

Она не пожала протянутую руку, ограничившись прощальным жестом, и закрыла дверь. Она слышала эхо его шагов внизу в вестибюле, слышала глухой стук тяжелой входной двери, захлопнувшейся за Джеймсом. Она полностью владела собой, когда донесся шум отъезжавшей машины. Но потом Мелоди опустилась на пол на том месте, где он оставил ее, и разразилась слезами.

Какой же дурой она была! Она верила, что надо жить моментом, и слишком поздно обнаружила, что вся жизнь может перевернуться от одного мига, ибо теперь все стало другим навсегда. Ничто не принесет ей счастья, если рядом не будет Джеймса.

Сет свирепо смотрел из своего инвалидного кресла на колесах, стоявшего у окна.

— Они все хотят уморить меня, — сообщил он Мелоди, когда она, как и обещала, заехала к нему за день до выписки из больницы. — Им не удалось расправиться со мной здесь. Теперь они выпихивают меня отсюда и перепоручают дело кому-то еще.

— Вы, конечно, не имеете в виду вашего сына? — Мелоди укладывала вещи Сета в новую холщовую сумку, которую привез Джеймс сегодня утром, и боролась с нарастающим желанием прижать эту сумку к сердцу.

Она проверила, не осталось ли чего в ящиках и в шкафу.

— Он не собирается убивать вас, Сет, если только он не мерзкий негодяй.

— Я говорю не о Джеймсе, — замахал кулаком Сет. — Я имею в виду эту зануду, длинноносую Паркер. Она будет являться, когда ей вздумается, и заниматься моими делами.

— А, значит, речь идет о приходящей медсестре!

Даже чувствуя себя несчастной, Мелоди не могла удержаться от улыбки.

— Вы уже ее видели, познакомились?

Сет кивнул.

— Это сплошные улыбки, — мрачно пробормотал Сет. — У нее к тому же мелкие кудряшки. Выглядит, как птица: прыгает да прыгает вокруг, ждет червячка, чтобы вылез на поверхность.

— Вы слишком сурово к ней относитесь. У нее довольно милый голос.

— Да уж, — раздраженно согласился Сет, потирая колено. — Она говорит — словно из пистолета стреляет.

— Она просто делает свое дело.

— Пусть она упражняется на ком-нибудь другом. Мне она не нужна, — заявил он, повернувшись в своем инвалидном кресле. Сет ударился при этом об угол кровати и взвыл от боли. — Ты собираешься, девочка, стоять сложа руки и смотреть, как человек корчится от боли? Помоги мне поставить прямо эту чертову машину.

— Если вы так горите желанием стать независимым от всех, Сет, то лучше начинайте добиваться этого уже теперь, — сказала Мелоди и вновь занялась упаковкой его вещей.

— Ничего нет холоднее женского сердца, — грустно заключил Сет. — Судьба была бы ко мне добрее, если бы тогда большая шикарная машина сдала назад и прикончила меня.

Мелоди закусила губу, с трудом удерживаясь, чтобы не броситься ему на помощь. Она не поступила так только из-за влияния Джастина. Он был единственным, кто предупредил ее, чего надо ожидать. Джастин и объяснил, что Сет будет немобильным первое время после выписки из больницы.

— Заставь его возненавидеть инвалидную коляску. Пусть ему захочется поскорее из нее выскочить, — таков был совет друга. — Начни помыкать им, и он станет на ноги через год-два. Ради своей независимости он должен много работать.

— Хорошо бы теперь, Сет, начать учиться, как обойтись без меня. Ведь меня не будет рядом, когда вы вернетесь домой.

— Понимаю: ты теперь считаешь, что я могу выздороветь, и поэтому со мной нечего церемониться. И раз у меня теперь есть приходящая сиделка, ты можешь ко мне вообще не приезжать. Так, что ли? — Сет взглянул на нее враждебно. — Видно, я тебе больше был нужен, когда ты думала, что я умираю.

В порыве сострадания Мелоди не смогла скрыть правду.

— Я думаю, Джеймс не хочет, чтобы я приезжала к вам, Сет. Если бы это зависело от меня, я бывала бы у вас при первой возможности.

— Не нужны мне официальные визиты, — захрипел он прерывающимся голосом. — И не нужно, чтобы меня жалели.

В давно прошедшие времена Мелоди реагировала бы иначе на подобные упреки, но это было до того, как она на собственном опыте узнала, что такое одиночество. Теперь Мелоди понимала: это состояние совершенно не зависит от числа людей вокруг. Оно неразрывно связано с пустотой, ощущаемой внутри, и эту пустоту может заполнить только один человек. Поэтому Мелоди не стала высмеивать Сета за стенания по поводу своих бед, а вместо этого подошла и обняла его.

— Я не вас жалею, — сказала она. — Слишком многое заставляет меня жалеть себя.

Глаза Сета насторожились.

— Неужели это мой сыночек, черт его побери, огорчает тебя, девочку Мелоди?

Она пожала плечами.

— Боюсь, мы оба огорчаем друг друга.

— Ну ладно, это бывает. Однако мне решать, кому приходить, а кому не приходить в мой дом. Джеймс тут ни при чем, и я предпочитаю, чтобы ты приезжала, когда захочешь. И скажу ему, что сообщил тебе об этом.

— Нет, не делайте этого, Сет! — Мелоди представила, как отнесется Джеймс к новости о том, что она пожаловалась на него Сету. — Он не запрещал мне приезжать. Просто мне показалось, что я… как бы вмешиваюсь в семейную жизнь, вот и все.

— Ну, это я ему тоже разъясню, — заявил Сет.

На следующий день около полудня Джеймс позвонил Мелоди в магазин.

— Я договорился с Сетом. Он согласится на визиты приходящей сиделки, если я позволю тебе тоже заглядывать к нему. Для меня остается загадкой, почему он решил, что я дал тебе от ворот поворот. Разве я когда-нибудь заикнулся об этом?

— В сущности нет, — ответила Мелоди, которую охватила горячая волна при звуках его голоса.

— Мне казалось, мы решили оставаться друзьями, Мелоди.

— Да.

— Тогда в чем дело?

Я люблю тебя, хотелось крикнуть ей, и поэтому все осложняется.

— Наверное, ни в чем.

— Вот и хорошо. — Джеймс был оживлен. — Тогда как насчет твоего визита после закрытия магазина? Применишь к нему свою успокоительную магию. Он вернулся домой сегодня утром, и что бы я ни делал, ему все не нравится. По его словам, я его раздражаю, как блоха за пазухой.

— Буду около шести.

Свой обеденный перерыв она провела, покупая маленькие лакомства для больного.