Поворот судьбы

Глава 4

Когда на следующее утро Джек приехал в больницу, Рейчел лежала на боку спиной к двери. Его сердце учащенно забилось. Она наконец проснулась! Джек осторожно приблизился к кровати.

– Рейчел! – тихонько позвал он, приготовившись увидеть, как дрогнут ее веки.

В комнату вошла Кара Бейтс.

– Мы стали поворачивать ее на бок. Она и так пролежала на спине два дня. Мы также положили ей под простыню воздушный матрас. Он помогает восстановить подвижность.

Джек огорченно вздохнул. К разочарованию примешивался страх: Рейчел лежала в коме двое суток, но врачи по-прежнему не могли сказать ничего определенного.

– Есть хоть какие-то изменения? – спросил он.

– Особых нет, но мне кажется, кровоподтек на лице уменьшился.

Джек согласился.

– Но если синяк побледнел, почему состояние не улучшается?

– Отек сдавлен черепом, поэтому он проходит медленнее, – сказала Кара, заглядывая в пакет, который Джек положил на кровать. – Что вы принесли?

– Ночные рубашки. Рейчел любит яркие цвета.

– Я это поняла, – сказала Кара, поднимая бровь и указывая взглядом на подоконник, заставленный цветами.

Там стояло пять букетов – вазы и корзинки с цветами, названия которых Джек не знал. Темно-голубые, ярко-красные, желтые с изумрудной листвой. Рейчел любила простые яркие цвета. В каждом букете была карточка. «Нам тебя так не хватает, Рейчел. Выздоравливай побыстрее», – писали Дайна и Джан. Еще были алые цветы от Нелли, Тома и Бев, голубой букет от Либерманов и желтые розы с запиской: «С любовью, Бен».

Не успел Джек подумать, что мог бы обойтись без Бена с его букетом и признанием в любви, как в палату вошла Кэтрин. Когда она увидела лежавшую на боку Рейчел, ее глаза широко открылись, а рот округлился в полное надежды «О!». Джек покачал головой. Она тихо выругалась и подошла к кровати.

– Я подумала…

– Я тоже подумал.

Кэтрин наклонилась и тихо заговорила с Рейчел, потом выпрямилась и посмотрела на Джека.

– Я не ожидала вас здесь увидеть.

– А я, как ни странно, здесь, – ответил он без всякого желания препираться. Он думал об этих цветах, о друзьях, которые появились у Рейчел после того, как они расстались. В Сан-Франциско Рейчел была одиночкой: независимой, сосредоточенной только на живописи, детях и Джеке. – Кто такие Дайна и Джан?

– Дайна Монро и Джан О'Нил. Они из нашего кружка. Вчера вы их видели.

Вчера он видел так много людей, что лишь смутно помнил их лица.

– А кто такие Нелли, Том и Бев?

– Друзья по бриджу. Должно быть, он ослышался.

– По бриджу? По игре?

– Да, карточной игре.

Джек попытался представить себе Рейчел за игрой в бридж, но не смог.

– Вот так да! В Сан-Франциско Рейчел категорически отказывалась играть в бридж. Он был для нее символом той жизни, которую вела ее мать.

Кэтрин улыбнулась:

– Да, вы правы. Рейчел ненавидела то, что означал бридж в жизни ее матери. Но играть она умела, а переехав сюда, познакомилась с Бев, которая обожает играть в бридж и делает потрясающие вещи из акрила и кожи гремучей змеи. Оказалось, что играть с ней в бридж не так уж плохо.

– А Либерманы?

– Фей и Билл. Фей в нашем книжном кружке. Она играет в гольф. В гольф играет и Джан, которая одновременно является молодой матерью. Она придет позже.

– А как вы сами познакомились с Рейчел?

– В приемной гинеколога, – ответила Кэтрин. Озабоченно поглядев на часы, она наклонилась к плечу Рейчел. – В девять ко мне придет клиентка, поэтому я уже должна идти. Но днем у меня будет свободный час, и я обязательно приду тебя причесать. Может быть, мне захватить девочек из школы и привезти сюда? – спросила она Джека.

Джек никому не хотел уступать свои права.

– Я сам за ними заеду. Это моя обязанность.

– Доброе утро, – раздался с порога голос Стива Бауэра. Кэтрин направилась к двери.

– Пока, – сказала она и помахала рукой, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Не уходите из-за меня, – сказал врач.

Но она уже была в коридоре, оставив Джека недоумевать по поводу столь поспешного бегства.

Джеку необходимо было приступать к работе. Утром он собирался завезти девочек в школу в Кармел, потом навестить Рейчел в Монтерее, а оттуда поехать в Сан-Франциско. Однако теперь, оказавшись рядом с Рейчел, он забыл обо всем. Облокотившись на кровать, он всматривался в ее лицо. Даже теперь, с кровоподтеком на левой стороне, оно казалось ему красивым. Как всегда.

– Что с нами случилось, Рейчел? Я до сих пор не могу этого понять. – Джек помолчал. – Может, это месть за то, что я слишком часто бывал в отъезде? Тебе хотелось, чтобы я больше времени проводил с девочками? Что ж, теперь я провожу с ними много времени, и мы отлично ладим. Я люблю их. И всегда любил. Поверь мне, когда ты забрала их и увезла с собой, мне было страшно тяжело.

Он наклонился к ее лицу и заговорил совсем тихо:

– Ладно. Проехали. Мы в разводе. Но эта кома мне не нравится. Один-два дня еще куда ни шло. Но три? Просыпайся, Рейчел. Я стараюсь изо всех сил, но девочкам нужна мама, им нужна ты. Я просто временно тебя замещаю. Долго это будет продолжаться?

Она не моргнула, не пошевелилась, не ответила.

Джек не знал, сколько он простоял так, мрачно глядя на Рейчел. Отчаяние постепенно отступало. Он подвинул стул к кровати и сел.

Клиентка, которая должна была прийти в час, опоздала, поэтому Кэтрин с опозданием приняла следующую, назначенную на без четверти два. Так что в больницу она попала только к четырем часам. Когда она увидела, что Рейчел по-прежнему в коме, настроение у нее упало.

Хоуп, поджав ноги, сидела на кровати Рейчел и читала книгу, ее сапоги лежали на полу. Джек стоял лицом к окну с мобильным телефоном в руке. Передвижной столик у него за спиной был завален бумагами.

Кэтрин обняла Хоуп.

– Как мама?

– Нормально.

Джек повернулся к Кэтрин.

– Как дела? – спросил он, но вышел из палаты, прежде чем она успела ответить. – Я сейчас.

Проводив его глазами, Кэтрин вопросительно посмотрела на Хоуп.

– Здесь нельзя пользоваться сотовым телефоном, – объяснила Хоуп. – Он мешает работе мониторов.

– А-а. Он выглядит расстроенным.

– Угу. – Хоуп посмотрела на Рейчел. – Как, по-вашему, мама знает, что я здесь?

– Конечно.

– Саманта в холле, – сказала Хоуп.

– Знаю. Я проходила мимо.

Саманта сидела в телефонной кабинке с учебником алгебры на коленях и карандашом в руке. По тому, как она мгновенно прекратила разговор и неестественно широко улыбнулась ей, Кэтрин поняла, что разговор не имел абсолютно никакого отношения к математике.

Хоуп покосилась в сторону коридора и прошептала:

– Саманта меня тревожит.

– Что ты имеешь в виду?

– Выпускной бал, – прошептала Хоуп. – Мне кажется, они что-то затевают. Я не могу ничего сказать папе, потому что он разозлится на нее, а она на меня. Я ничего не знаю точно, просто чувствую.

– Вот что, – предложила Кэтрин, – давай-ка я намекну об этом папе. Никто не узнает, что ты мне что-то сказала. Согласна? – спросила она, увидев входящего Джека. Когда Хоуп, широко открыв глаза, утвердительно кивнула, Кэтрин вынула из кармана пятидолларовую бумажку. – Мне смертельно захотелось чаю. Не принесешь мне «Эрл Грей»? Возможно, твой папа захочет выпить кофе.

Джек попросил Хоуп взять для него кофе покрепче. Кэтрин дождалась, чтобы она ушла, и бросила взгляд на заваленный бумагами стол.

– Кажется, вы собирались в Сан-Франциско.

Джек положил телефон на стол.

– Я передумал.

– Почему?

– Сам не знаю. – Он взъерошил рукой волосы.

Кэтрин не могла не заметить, что Джек выглядит усталым, и в ней проснулось что-то вроде сочувствия к нему. У него столько забот. Ей не хотелось добавлять еще одну, но другого выхода не было.

– Хоуп выглядит обеспокоенной, но думаю, с ней все будет в порядке. А как Саманта?

– Сегодня утром она была необыкновенно мила.

– Возможно, это не к добру.

– Да, но дареному коню в зубы не смотрят.

– Иногда можно и даже нужно посмотреть. Девочки в ее возрасте могут быть очень коварными. А у Саманты все готово к балу?

– В этот уик-энд мы покупаем платье.

– Она пойдет на бал с Бренданом, как и собиралась?

– Вроде бы так, – с озабоченным видом ответил Джек. – Я не совсем понимаю, кто с кем пойдет. Саманта что-то темнит. Они вдесятером на лимузине отправятся на бал из дома Лидии. А после бала девочки останутся у нее на ночь.

– Вы уверены, что там будут одни девочки?

– Так говорит Саманта. Она уверяет, что родители Лидии будут дома.

– По-моему, – сказала Кэтрин, – Рейчел попросила бы вас позвонить им.

– Но это будет означать, что я не доверяю своей дочери.

– Дело не в доверии. Вы просто проявите участие.

– Похоже, вы уже сталкивались с подобными проблемами. Сколько лет, вы говорили, вашим детям?

У Кэтрин не было детей. Слова Джека попали точно в цель. Когда-то ей больше всего на свете хотелось иметь ребенка. Потом Рой ушел. И как-то неожиданно ей стало сорок два.

– Вообще-то мне сейчас приходится нелегко, – к удивлению Кэтрин, проговорил Джек. – То, что происходит между мной и Самантой, никак не назовешь праздником любви. Ей не нравится то, что я покупаю на обед, не нравится, что я говорю по «ее» телефону, что я сплю в кровати Рейчел. Кажется, что я причиняю ей сплошные неудобства. Она все время мне дерзит. Но, возможно, худшее уже позади. Сегодня по пути в школу она мне даже улыбнулась. – Вздохнув, Джек умоляюще произнес: – Позвольте мне насладиться этой маленькой победой.

Настала пятница, но изменений в состоянии Рейчел не произошло. Из коридора Джек позвонил Джилл. Когда он услышал ее голос, его охватило чувство вины.

– Здравствуй.

– Здравствуй, – радостно произнесла она. – Я все ждала, когда ты обо мне вспомнишь.

Чувство вины усилилось.

– Я тут совсем закрутился. Девочки очень расстроены. Рейчел пока не пришла в себя.

– Знаю.

– Ты звонила мне в офис?

– Нет. – Она вздохнула. – Мне не хотелось, чтобы Кристина знала, что ты мне не звонишь. Я позвонила в больницу.

Он почувствовал себя еще хуже.

– Прости, Джилл. Я был очень занят.

– Один телефонный звонок, Джек. Хватило бы десяти секунд. По-моему, ты обо мне забыл. Наверное, у тебя просто нет желания со мной говорить.

– Это не так. – Он вздохнул. – Я переживаю не лучшие дни, Джилл. У меня неприятности. Мне нужно время.

– Тебе всегда нужно время.

– Когда мы познакомились, ты знала, что у меня сложная жизнь.

– Я никак не рассчитывала на сложности, связанные с твоей бывшей женой, – сказала она, но сразу же спохватилась: – Прости, Джек. Это эгоистично с моей стороны. Рейчел в коме. Она может умереть.

– Она не умирает. Мне кажется, она придет в себя к началу недели.

– А до этого я тебя не увижу? – осторожно спросила Джилл. – Даже завтра вечером?

– Я не могу приехать. Мне нужно быть с девочками.

– Понимаю, – сказала Джилл.

Но она не понимала. В ее словах звучала боль.

– Может быть, в понедельник, когда они будут в школе, пообедаем вместе?

– С удовольствием, – радостно отозвалась она.

– Скажем, в час в «Старз»?

– Нет. Лучше у меня. Я приготовлю ленч.

– Звучит заманчиво, – заметил Джек. – Спасибо за понимание, Джилл. Сейчас мне оно очень кстати.

Повесив трубку, он почувствовал себя законченным негодяем. С этим чувством он вернулся в палату Рейчел.

Сидя на стуле у кровати, Джек задремал. Он положил голову на постель, рядом с ее рукой, но через минуту проснулся оттого, что кто-то дотронулся до его плеча.

– Простите. Я не думала, что вы спите.

Он ошалело смотрел на незнакомую женщину. Свободная шелковая блуза, узкие брюки, облегающие стройную фигуру. Ее нельзя было назвать красавицей. Слишком узкое лицо, редковатые седые волосы, но ее взгляд был на редкость приветливым. К тому же от застегнутой на молнию сумки, которую она держала в руках, исходил волшебный запах. Джек встал.

– Я Фей Либерман. Я здесь уже была. Мы с Рейчел занимаемся в одном кружке. – Она поставила сумку на передвижной столик. – Это обед. Я подумала, что вам, возможно, захочется чего-нибудь домашнего.

– Огромное спасибо, – сказал он. – Очень любезно с вашей стороны.

– Пустяки. – Фей подошла к кровати и коснулась руки Рейчел. – Я здесь, Рейчел. Я принесла твоей семье поесть. – Она перевела взгляд на Джека. – Как девочки?

Девочки! Джек посмотрел на часы.

– Пока мы тут с вами беседуем, они уже ждут меня у школы. – Он покосился на сумку. – Спасибо большое, что вы о нас позаботились.

Она протестующе замахала руками:

– Это в генах. Еврейские матери умеют делать это лучше всех. Ешьте на здоровье.

Им с трудом удалось втиснуться в его машину впятером. Оказывается, Саманта пригласила Лидию и Шелли переночевать в Биг-Суре. Джек узнал об этом только тогда, когда подружки Саманты залезли в его БМВ и он уже не мог сказать «нет» и вытряхнуть их из машины. Возможно, ему пора купить машину побольше.

В сумке Фей Либерман оказалась курица в томатно-винном соусе с морковью и картошкой. Ели они ее с отменным аппетитом и в хорошем настроении. Саманта с подружками болтали обо всем, что приходило в голову. Хоуп с мурлыкающей Гиневрой на коленях слушала их чуть ли не с благоговением.

Только на следующее утро Джек понял, зачем подружки Саманты оставались на ночь.

– Они пойдут со мной в магазин, – объявила Саманта, когда он опрометчиво предложил отвезти девочек домой. – Поэтому они и приехали. Я не смогу сама выбрать платье, а ты не женщина.

Они зашли в «Сакс». Зашли в «Бенетон». Когда они побывали еще в трех других специализированных магазинах, терпение Джека лопнуло.

– Ну хорошо, еще один магазин, – объявил он. – Но на этот раз уж точно последний. Так что подумайте хорошенько. В «Саксе» было прекрасное платье.

После долгого трехстороннего совещания девочки согласились вернуться в «Сакс». Джек обменялся торжествующим взглядом с Хоуп, но скоро его радость улетучилась: платье, что Саманта принесла к кассе, оказалось не тем небесно-голубым, которое ему понравилось. Оно было черным, узким и коротким.

– Мама одобрила бы это платье? – спросил Джек.

– Она пришла бы от него в восторг, – ответила Саманта и с широкой, обезоруживающей улыбкой протянула руку за кредитной карточкой.

В больнице Джек задержался у Рейчел. Он причесал ее и теперь сидел, глядя на ее лицо.

Девочки уже освоились в больнице и сами пошли в кафетерий за прохладительными напитками. Через некоторое время зашла мать Лидии – навестить Рейчел, а заодно забрать Лидию и Шелли. Пришла и ушла Кэтрин, за ней Бен Вулф.

Когда Рейчел кто-нибудь навещал, Джек выходил из палаты. Эти люди были частью ее, неизвестной ему, жизни. И он и они чувствовали себя неловко. Он был паршивой овцой в стаде.

Однако он пересидел их всех. Он помог дежурной сестре искупать Рейчел и сделать ей лечебную гимнастику. Чтобы Рейчел было удобнее лежать, он поправил ей подушки.

– Мы скоро поедем домой, папа? – каждый час спрашивала Хоуп.

Гиневра осталась с Дунканом, и Хоуп хотелось забрать ее к себе. Джек это понимал, однако не торопился уезжать. Рядом с Рейчел он чувствовал себя лучше, спокойнее, чувствовал, что поступает правильно. Но Саманта договорилась ночевать у подруги, а Хоуп бросала на него умоляющие взгляды, и наконец они отправились домой.

Заехав к Дункану, Джек заглянул за покупками в местный супермаркет. Потом загрузил стиральную машину и уселся под секвойями, вдыхая лесной воздух. День выдался ясный и прохладный, воздух был напоен ароматами леса. Пришла Хоуп, и они немного посидели вместе. Джек гладил Гиневру, чувствуя под рукой теплое слабое тельце. Он с облегчением подумал, что кошка не страдает. А Хоуп страдала.

Он накрыл на стол, и они с Хоуп сели ужинать. Джек сказал, что гордится тем, как она ухаживает за Гиневрой. Когда Хоуп расплакалась, он обнял ее. Он не мог придумать ничего утешительного, просто молча держал дочь в объятиях. Когда Хоуп выплакалась, Джек сказал:

– Ну-ка, хочешь мне помочь?

– К-как? – спросила она, уткнувшись в его плечо.

– Мама писала картины. Нужно посмотреть, в каком они виде, а потом сказать Бену, что делать с выставкой.

Хоуп подняла на него глаза. Они были мокрыми от слез.

– В понедельник мама рисовала морских выдр. Хочешь взглянуть?

Он улыбнулся:

– Если ты мне покажешь.

Они пробыли в мастерской час. Рейчел так аккуратно все подобрала, что им нетрудно было разобраться. К стене был прикреплен список полотен, которые она собиралась выставить. Картины, над которыми она работала в день аварии, стояли рядом с мольбертом, остальные были сложены аккуратными рядами. Джек осмотрел каждое полотно. Рейчел писала диких зверей. Кроме морских выдр, здесь был олень, серые киты и арктические волки, белые цапли, куропатки и гагары. Койот глядел прямо в глаза Джеку с таким живым выражением страха и агрессии, что ему захотелось отступить назад.

Чем бы ни работала Рейчел – маслом, акварелью, акриловыми красками или пастелью, – ей всегда удавалось ухватить что-то живое и непосредственное: взгляд, настроение. Неудивительно, что поклонников ее творчества становилось все больше. Откликаясь на озабоченность людей состоянием окружающей среды, Рейчел сумела передать уязвимость дикой природы.

Одиннадцать картин были полностью закончены, но не вставлены в рамы. На семи оставалось дописать задний план, который был едва намечен. К обратной стороне каждого холста были прикреплены этюды и фотографии.

На то, чтобы закончить семь картин, Рейчел потребовалось бы полторы недели. Затем их нужно вставить в рамы. На полу лежали длинные куски багета. Если поторопиться, картины можно обрамить за несколько дней.

Две недели на подготовку к выставке. Если бы художница не лежала в коме, она бы все успела.

Именно это Джек и собирался сказать Бену Вулфу, заехав в воскресенье к нему в галерею. Но прежде, чем он успел открыть рот, Бен провел его в помещение, где в нише висели три картины.

– У нас их было четыре, – объяснил Бен. – Одну продали на прошлой неделе. Другая вообще не продается. Рейчел не хочет с ней расставаться. И я ее понимаю. Это моя любимая картина. – Он указал глазами на холст, и Джек мгновенно его узнал.

Картину, которую не хотела продавать Рейчел и которая нравилась Бену, Джек с Рейчел писали вместе. Пара детенышей рыси резвились на упавшем дереве, на заднем плане была окруженная лесом поляна. Рейчел написала детенышей, Джек – задний план.

– И что вам нравится в этой картине? – спросил Джек.

– Задний план хорошо оттеняет центральное изображение, но он другой, неуловимо другой. На его фоне детеныши рыси выглядят очень эффектно.

– Вы говорили это Рейчел?

– Много раз.

– А что говорила она?

– Что эта картина написана давно. Ну как, картины готовы? Мы будем устраивать выставку?

– Гм… Я думаю… Да, будем, – ответил Джек. Он не знал, как отнесется Рейчел к тому, что он возьмется за кисти и снова начнет с ней сотрудничать.

Когда Джек вернулся домой, ему позвонил Дэвид Санг. Всю неделю Дэвид посылал ему сообщения. Он хотел, чтобы Джек закончил начатую работу, но голова у Джека была занята совсем другим.

– Как дела, Дэвид?

– Джек! Наконец-то!

Джек выглянул в окно. Вечернее солнце освещало вершины секвой, пробиваясь сквозь легкую хвою к покрытым грубой корой стволам. В этой картине было что-то успокаивающее.

– Уже поздно, приятель. – Голос Джека звучал более умиротворенно, чем обычно.

– Так, значит, ничего нового?

– Ничего. А у вас?

– Мне только что позвонили. Флинн ушел к Уолкеру, Янсену и Маккри.

Уолкер, Янсен и Маккри. Конкуренты. Майкл Флинн переметнулся в лагерь противника. Уже третий за полтора месяца.

– Ты скоро кончишь разговаривать? – недовольным тоном спросила Саманта.

Жестом велев ей замолчать, Джек сказал Дэвиду:

– Хорошо. Это мы как-нибудь переживем. На самом деле он прав. Уолкер, Янсен и Маккри строят в основном в Калифорнии, а у Майкла маленькие дети, и ему не хочется постоянно находиться в разъездах.

– Здесь я с тобой согласен. Ну а ты как? Работа не ждет.

– Папа, мне нужен телефон, – заныла Саманта. Он повернулся к ней спиной.

– Я приеду завтра утром.

– Ты говорил с Боккой?

– Да, говорил. Мы должны переделать весь проект. – При одной мысли об этом у Джека засосало под ложечкой. – Послушай, Дэвид. Мне нужно кончать разговор.

– Чем ты там занимаешься? Надеюсь, работаешь над проектом? Девочки ходят в школу, а для Рейчел ты не так уж много можешь сделать.

– Как раз могу. Писать картины. Слушай, моей дочери нужен телефон. Пока. – Он повесил трубку.

– Какие картины? – спросила Саманта.

– Мамины, – ответил он. Ее лицо исказилось от ужаса.

– Не смей до них дотрагиваться. Это мамины картины. Ты их испортишь.

– Я вовсе не собирался их портить. Я собирался… Мне захотелось закончить несколько картин, чтобы Бен смог устроить мамину выставку.

– Маме бы это не понравилось.

– Знаешь картину с детенышами рыси?

– Конечно, знаю. Мамина любимая.

– Верно, – продолжал он. – А знаешь ли ты, что я помогал ее писать?

Уничижительный взгляд Саманты красноречиво говорил о том, что она не только не знает этого, но и не верит ни единому его слову.

– Тебе было тогда всего шесть лет. Мы с твоей мамой ходили в поход в горы. А когда вернулись, мы вместе написали эту картину.

– Если ты ее писал, то почему мама повесила ее в гостиной? Она с тобой развелась. Она хотела навсегда вычеркнуть тебя из жизни!

Саманта выбежала из комнаты, оставив Джека одного.

– Мой отец негодяй, – сказала Саманта Лидии. Она тяжело дышала. – Кто он такой? Явился сюда и командует.

– Мне он понравился.

– Это потому, что он хотел произвести на тебя впечатление. Просто прикидывался.

– Мне показалось, он действительно очень расстроен из-за твоей мамы.

– Да. Потому что, если ей не станет лучше, ему придется возиться с нами. И это осложнит ему жизнь. Почему ты за него заступаешься?

В трубке раздался щелчок.

– Подожди. – Саманта переключилась на другую линию.

Это был Брендан. Разговаривать с Лидией было гораздо интереснее, чем с Бренданом, но Саманта разозлилась на Лидию и поэтому ответила на звонок.

– Лидия идиотка, – сказала она Брендану.

– Значит, ты знаешь о вечеринке?

– Что знаю?

– Разве Лидия тебе не сказала? Она собиралась.

– Говори яснее.

Настала пауза, потом Брендан кротко произнес:

– Может, тебе лучше ей позвонить?

– Брендан, в чем дело?

– Ее родители никуда не уходят, – выпалил он.

– Как?!

– Лидия проболталась, что к ней придут и мальчики, поэтому ее родители передумали. Они остаются на всю ночь.

– Лидия проболталась? Каким образом?

– Кто-то из родителей позвонил ее родителям, те стали задавать вопросы, и Лидия проговорилась.

– Этого следовало ожидать. – Лидия, ее лучшая подруга еще с третьего класса, очень нервничала из-за этой вечеринки. Она боялась, что кто-нибудь из ребят выпьет лишнее и ему станет плохо, вся история выплывет наружу и ей влетит от родителей. А теперь она всех подвела. – Она и вправду идиотка. Из-за нее все сорвалось.

– Почему?

– Если там будут ее родители, можешь забыть о пиве.

– Ничего страшного. Родители будут в другой комнате.

– Тьфу. Ты такой же придурок, как Лидия. – Брендан ничего не ответил, и она презрительно хмыкнула: – Похоже, на балу будет скучища. Что-то мне расхотелось туда идти.

Почти минуту Брендан молчал.

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, я не пойду на бал.

Он снова помолчал, а потом спросил:

– А как же я?

– Думаю, ты можешь пригласить Джану, – решила за него она.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Да.

Не найдя, что ответить, он тихо проговорил:

– Хорошо. До свидания.

Саманта была вне себя от ярости. Она так мечтала об этом бале, лимузине, ночной вечеринке с пивом. Спасибо, Лидия. Спасибо, Брендан. Они оба молокососы. Неужели она одна из них взрослая?

Саманта знала одного человека, который не был молокососом. Сняв трубку, она набрала номер. Саманта помнила этот номер наизусть – столько раз она по нему звонила. Но раньше она только слушала голос.

Когда ей ответил низкий, спокойный голос семнадцатилетнего парня, ее пульс участился.

– Алло?

– Привет, Тиг. Это Саманта. Помнишь, из школьного автобуса?

Голос в трубке стал довольным и вкрадчивым:

– Я помню Саманту из школьного автобуса, но только не видел ее там всю неделю.

– У меня мама в больнице, поэтому меня отвозит отец.

– Это не твоя мать попала в аварию?

– Моя, – подтвердила Саманта. – Когда она ехала в Кармел, в нее врезалась другая машина. Ее джип вылетел с дороги. Мама в коме. Мы целыми днями сидим в больнице.

– Это трудно? Саманта расправила плечи.

– Сейчас все в порядке. Через некоторое время перестаешь замечать мониторы и трубки. Понимаешь, я так беспокоилась о маме, что ни о чем другом не думала, а папа сказал, что маме наверняка захотелось бы, чтобы я пошла на бал – в субботу вечером. Я пока никого не пригласила. Хочешь со мной пойти?

– Где будет бал?

– В школе, но мы не обязаны там долго оставаться. По-моему, бал будет довольно скучным. Но у меня есть роскошное черное платье. Отец говорит, что оно слишком вызывающее для моего возраста, но он в этом мало что смыслит. Так что, придешь?

– Конечно. – По голосу было слышно, что Тиг улыбается. Она улыбнулась в ответ.

– Вот и чудесно!

Хоуп сидела на полу в своей спальне. Гиневра свернулась клубочком у нее на коленях. Осторожно баюкая кошку, Хоуп поднялась и в одних носках пошла искать отца. Она нашла его в мастерской. Он внимательно разглядывал выставленные в ряд картины.

– Привет, малышка, – сказал он. – А где сапоги?

– В спальне. Ты на самом деле хочешь дорисовать мамины картины?

– Думаешь, мама будет этим недовольна?

Хоуп так не думала. Она никогда не слышала от Рейчел ни одного дурного слова об отце. Саманта сказала ей, что она просто плохо слушала, но это было не так.

– Папа!

– Что, дорогая?

– Завтра будет неделя. Как, по-твоему, мама проснется?

– Обязательно.

– Гиневре стало хуже. Она скоро умрет.

Джек подошел к Хоуп и почесал Гиневру за ухом.

– Ей больно?

– Нет. А то бы она мяукала. – Хоуп сглотнула комок в горле. – Папа, что я буду делать, когда она умрет?

Он задумался.

– Тебе будет грустно. Ты будешь тосковать без нее. Но Хоуп имела в виду не это.

– Что я буду с ней делать? Ведь я не могу просто… выбросить ее на помойку, как косточки от курицы.

Джек нахмурился.

– А что ты хочешь сделать?

– Я хочу ее похоронить. Он посмотрел в окно.

– Хорошо, доченька, – произнес он, к ее удивлению. – Мы так и сделаем. Мы похороним ее в лесу. Где-нибудь поблизости от дома. Тебе так будет легче?

Гораздо, подумала Хоуп и закивала головой.

– Договорились, – сказал Джек, прижимая ее к себе.

С минуту она молчала. Саманта не права. Он все понимает. Значит, ему не все равно.

– Папа! – прошептала она. – Ты ведь не оставишь нас одних, нет?

– С какой стати?

– Но если мама не придет в себя и тебе придется вернуться на работу в город, ты сможешь нанять кого-нибудь присматривать за нами.

– Я этого не сделаю. Обещаю. Тихонько вздохнув, Хоуп сказала:

– Я люблю тебя.

Когда Хоуп проснулась на следующее утро, Гиневра не пошевелилась. В испуге Хоуп придвинулась ближе, так близко, чтобы кошка могла почувствовать ее дыхание.

– Гин? – прошептала она, нежно погладив мордочку кошки кончиком пальца. Когда она ощутила слабое движение, у нее перехватило дыхание.

Обняв кошку, она лежала рядом и думала: я люблю тебя, Гиневра. В ответ раздавалось слабое мурлыканье. Потом оно стихло. Несколько минут Хоуп не шевелилась.

– Гин? – шепнула она.

Хоуп погладила кошку по голове и стала ждать, когда она замурлычет. Погладила опять и опять подождала. Ничего не услышав, она зарылась головой в мягкую шерстку Гиневры и разрыдалась.

– Хоуп! – позвал Джек из-за двери. – Ты проснулась?

Из ее груди вырывались всхлипы. Она прижимала к себе Гиневру в надежде, что ошиблась, но знала, что это не так.

– Малышка! – Джек погладил ее по голове. – Что с тобой, Хоуп?

Он дотронулся до кошки, на минуту задержал руку. Когда Хоуп в отчаянии подумала, что все, кого она любит, покидают ее, он крепко обнял их с Гиневрой.

Джек ничего не говорил, просто сидел рядом с Хоуп. Потом пришла Саманта и спросила, когда они поедут в школу. Он ответил:

– Хоуп останется дома. Гиневра умерла.

– Мне очень жаль, Хоуп, – тихо сказала Саманта, подойдя поближе.

– Мы похороним ее здесь, – сказал Джек. – Может быть, сегодня поедешь на автобусе?

Хоуп не слышала ответа. Она снова заплакала. К тому же сейчас ей была нужна не Саманта. Тот, кто был ей нужен, крепко держал ее в объятиях.

Если бы кто-нибудь сказал Джеку, что, пока его жена лежит в коме, а фирма трещит по швам, он будет расщеплять на планки поленья и сооружать гробик для кошки, он бы ни за что не поверил. Но, кажется, это было лучшее, что он мог сейчас сделать.

Хоуп сидела рядом на полу. Она завернула Гиневру в потертый детский плед, который связала Рейчел и под которым Хоуп спала первые восемь лет своей жизни. Она держала свой сверток так бережно, словно он был из золота.

Когда гробик был готов, Джек выкопал могилу. Ему нравилось что-то делать. Он устал жить в напряжении. Когда Хоуп положила маленький сверток в гроб, Джек заколотил его гвоздями и засыпал землей. Закончив, он уже не чувствовал себя таким издерганным.

Хоуп разрыдалась. Джек обнял ее за плечи и дал выплакаться. Потом они сели на землю, молча посидели рядом – и это снова показалось ему странным. Последнее, что он должен был делать утром в понедельник – это вот так сидеть в лесу. Ему надо было принять душ и быстро ехать сначала к Рейчел, а потом на работу в Сан-Франциско. Но, кажется, Хоуп действительно в нем нуждалась, ей хотелось, чтобы он посидел с ней рядом. И Джек был вынужден признать, что, сидя рядом с дочерью, он ощущает душевный покой.