Повторный брак

Та ярость, с которой Дэйв отстаивал ее доброе имя, ввергла Глэдис в бездну смущения. Почему ему вдруг пришло в голову защищать ее от гнева Майка? Изо всех непредсказуемых поступков Дэйва этот, безусловно, самый ошеломляющий! Какая ему польза от того, что он даст ей возможность помириться с Майком, если не желает, чтобы она стала женой этого человека?

Или ему уже все равно?

Может, он уже получил от нее все, что хотел, и теперь просто возвращает ее назад в объятия Майка?

Глэдис посмотрела на своего потенциального жениха, чтобы выяснить, какое впечатление произвел на него монолог Дэйва. Лицо Майка снова покрылось красными пятнами. Он был не из тех, кто легко, без борьбы способен признать свою неправоту.

– Если вы этого не делали, – проговорил он, – тогда что же тут произошло? И почему она была раздета?

– Что ж, – произнес Дэйв уже более спокойным тоном, – разве это не очевидно?

– Нет.

Глэдис перевела взгляд на Дэйва, заинтересованная тем, как он выпутается. Может, ему фантазия отказала? Но на лице Дэйва уже возникло такое выражение, как у директора школы, отчитывающего ленивого и нерадивого ученика.

– Вся причина в том, что у вас грязное, недостойное, отвратительное воображение, – объявил он. – На деле же все просто. Я позвонил Глэдис домой и сообщил, что хочу видеть ее по вопросу…

– Вы позвонили Глэдис! – прервал его Майк с явным недоверием. – Ее мать сказала, что это Глэдис звонила вам!

Дэйв вздохнул – безгрешный, невинный мученик, да и только.

– Я пытался изложить всю историю вкратце. Сперва я позвонил Глэдис, но она не пожелала со мной говорить. Однако потом ее сострадательная натура взяла вверх, и она перезвонила.

– А зачем вам нужно было с ней встречаться? – Видно было, что подозрения Майка еще не развеялись.

– С тех пор как мы с Глэдис разошлись, у нас остались кое-какие неоконченные финансовые расчеты. Тогда она, можно сказать, субсидировала меня. И я хотел вернуть долг. Глэдис уступила моей просьбе – при условии, что она заедет ко мне в контору, где сможет чувствовать себя в безопасности. Она отказалась брать деньги. И тогда я привез ее сюда, надеясь в спокойной обстановке, не спеша объяснить все. Вот как это было.

– Я вам не верю, – задумчиво пробормотал Майк. Он с сомнением посмотрел на Глэдис, но тут Дэйв заговорил снова, не дав времени задать ей прямой вопрос.

– Это потому, что вы так долго общаетесь со школьниками, с этими развращенными сопляками. В мире бизнеса мы привыкли к большей прямоте. Теперь, когда Глэдис согласилась принять пару миллионов долларов…

– Я вовсе не соглашалась! – воскликнула Глэдис. Дэйв зашел слишком далеко.

– Я же сказал, что не дам тебе ничего есть, пока не согласишься. Ты съела весь свой ужин. Если ты не согласна, зачем же ты это сделала? – возмутился Дэйв; он предоставил ей полную свободу поступить с его рассказом, как ей вздумается; его голубые глаза горели дьявольским вызовом, и Глэдис пожалела, что вообще решилась произнести хоть слово.

– Потому что была голодна, – ответила она. Дэйв задумчиво склонил голову.

– Разумно, – наконец вымолвил он и снова обратился к Майку. – Как бы то ни было, мы оба вымокли под дождем – вымокли до нитки. Глэдис пришлось положить вещи в сушилку, и поэтому вы застали нас обоих в халатах. Теперь, надеюсь, вы удовлетворены? Майк потряс головой.

– Просто кошмар какой-то.

– Ну, может, там, откуда вы прибыли, дождя и не было, но у нас в Лос-Анджелесе разразилась настоящая гроза, – продолжал молоть языком Дэйв. – Да что там гроза – тропический ливень! Даже матери Глэдис придется признать это. И признает, будьте спокойны. Если, конечно, она уже прилетела домой и поставила помело в угол.

– Да, – подтвердила Стефи, на нее как на союзника явно можно было положиться. – Я видела, как они оба бежали под дождем. Лило как из ведра. Наверняка на них и нитки сухой не осталось.

Глэдис мучительно захотелось обрушить этот потрясающий карточный домик, где ложь громоздилась на ложь. Она прекрасно понимала, почему Стефи так живо присоединилась к разговору. Она мечтала, чтобы Глэдис помирилась с Майком, тогда ей не придется делить Дэйва с его бывшей женой.

Но здравый смысл заставил Глэдис придержать язык. Ей будет легче жить с этим безумным объяснением, чем рассказать всю правду. Особенно в том, что касается Майка. Ему и так здорово досталось за сегодняшний день – зачем наносить новые раны…

Со стороны входной двери раздался громоподобный стук.

– Полиция!

Дэйв закатил глаза, развернулся на каблуках и отправился к дверям, чтобы предстать перед законом, а точнее, его присными. Стефи последовала за ним, как преданная собачонка. Каковой она, по сути, и являлась, злорадно подумала Глэдис. Под внимательным, неотрывным взглядом Майка она вышла из комнаты первой, гордо подняв голову, с видом оскорбленной праведницы. Майк плелся по пятам.

На пороге большой комнаты стояли двое здоровенных полицейских, с интересом изучавших обстановку. Появление великолепной четверки отвлекло их от этого философского занятия.

– Есть проблемы? – осведомился один из них деловым тоном.

– А, офицер… – Дэйв пошел ему навстречу с выражением облегчения и благодарности на подвижном лице. – Рад вас видеть.

Он указал на Майка.

– Вот этот человек вломился ко мне в дом и угрожал физической расправой. Если вы можете выдворить его отсюда…

– Постойте-постойте, – прервал его полицейский. – Мы получили жалобу совершенно иного рода.

Но Майк уже шагнул вперед и, схватив Глэдис за руку, потянул за собой.

– Да, это касалось моей невесты – вот она. А этот тип, – он указал на Дэйва, – похитил ее.

Полисмен с любопытством посмотрел на Глэдис.

– Вы мисс Глэдис Ньюмен?

– Да, офицер. Но, боюсь, здесь какое-то чудовищное недоразумение, – быстро продолжила она. – Присутствующий здесь мистер Флэвин… – она кивнула на Дэйва, – собирался дать мне пару миллионов долларов, и…

Она захлопнула рот, в ужасе сообразив, что сама поддерживает безумные фантазии Дэйва. Но, с другой стороны, что еще ей оставалось делать?

Полицейский тяжело вздохнул:

– Леди, поверьте, у меня сегодня выдался очень тяжелый день. Мы получили этот вызов, когда наше дежурство уже заканчивалось. Скажите прямо – вас удерживают здесь против вашей воли или нет?

– Нет, никоим образом. Кроме всего прочего, я уже собиралась уходить вместе с этим человеком, – твердо ответила Глэдис. Ей нужно было вытащить отсюда Майка как можно скорее – требовалось переговорить обо всем, но наедине. Хватит с него, он уже и так достаточно пострадал из-за нее.

– Бедняжки. – Стефи сочувственно погладила полицейского по руке, одарив его обольстительной улыбкой. – Подумать только, получить ложный вызов, когда и так видно, что вы смертельно устали! Пожалуйста, присаживайтесь, а я налью вам по бокалу шампанского. Полицейских она просто очаровала.

– Мне бы лучше пива, – сказал тот, что постарше.

– Да и мне тоже, – согласился второй, улыбаясь Стефи так, словно она была ангелом господним, явившимся им в пустыне.

– Конечно. Сейчас я принесу вам обоим пива.

– Идем, Глэдис, – с отчаянием проговорил Майк.

– С удовольствием провожу вас. – Дэйв изящным жестом указал им на дверь. – И, пожалуйста, Глэдис, если что, ты всегда можешь мне позвонить. Ты же знаешь, я всегда желал тебе только счастья.

Глэдис посмотрела на него грустными растерянными глазами, потом пошла к дверям. Она люто ненавидела Стефи, взявшую на себя роль хозяйки дома, ей вовсе не хотелось никуда идти. Она хотела остаться и разобраться во всем с Дэйвом.

– Чек на два миллиона я отправлю тебе по почте, Глэдис, – крикнул он ей вслед, когда они с Майком уже входили в лифт.

Если ты сделаешь это, я его в клочки разорву, слово даю! – мысленно поклялась она.

– Этот день был худшим в моей жизни, – пробормотал Майк.

– Прости меня, Майк, – сочувственно произнесла Глэдис. Она-то знала, что худшее для него еще впереди.

Двери лифта открылись, и Глэдис ступила в кабину. Позвонит ли ей Дэйв? Или он ясно дал понять, что, если она хочет быть с ним, ей придется позвонить ему самой? Ведь он же говорил, что больше не станет бегать за ней…

Обернувшись, она увидела Дэйва, стоявшего в дверях квартиры. Он смотрел на нее с улыбкой, чуть грустной, чуть насмешливой. Когда двери лифта начали закрываться, он послал ей воздушный поцелуй, явно не думая о том, как это может расценить Майк.

Было ли это прощанием? Или обещанием того, что он будет ждать ее звонка?

Пожалуй, самый важный вопрос сейчас: когда он избавится от Стефи? Он неплохо отшил ее сегодня в конторе. Может, этой ночью она снова получит от ворот поворот?..

Майк подвел Глэдис к машине, которую взял напрокат в аэропорту. Мало того что он потратился на билет, с мрачным ожесточением подумала Глэдис. Ну ничего, мамочка за все ответит!

Майк, вежливый и внимательный, как всегда, усадил ее в автомобиль. Глэдис сухо и напряженно поблагодарила его. Только после того как она устроилась на своем месте, он сел за руль.

Когда Майк наконец заговорил, его первыми словами были:

– Твоя мать заставила меня поверить в то, что твой бывший муж способен на все.

– Мама всегда с чрезвычайным предубеждением относилась к Дэйву, – ответила Глэдис. – Мне жаль, что я втянула тебя в эту историю, Майк.

– Я рассудил, что в наших общих интересах будет вмешаться. Я не могу позволить, чтобы мое имя было связано с каким-либо скандалом, Глэдис. А теперь, встретившись с твоим бывшим мужем, я понимаю причины беспокойства твоей матери. Несомненно, это совершенно аморальный тип.

Глэдис прикусила язык, подавив желание немедленно броситься на защиту Дэйва. Все равно Майку это недоступно. Он так же полон предрассудков, как и ее мать. Как же она раньше не сообразила, какому ограниченному типу собиралась вверить свою судьбу? Конечно, Глэдис готова признать, что сейчас эти мысли вызваны оскорблениями в адрес Дэйва. Но все равно неясно, как она могла оказаться такой глупой, слепой курицей, чтобы не увидеть этого раньше.

– Я должен сказать, что не понимаю, как он вообще мог решиться возместить убытки, понесенные тобой за время вашего супружества, – продолжал между тем Майк. – Хотя, с другой стороны, он просто обязан это сделать.

При последних словах Глэдис стиснула зубы и бросила на Майка мрачный взгляд. Неужели он считает, что деньги решают все проблемы, что это панацея ото всех бед?

– Я хочу домой, Майк, – устало произнесла она, чувствуя, что не в силах больше терпеть его нотации.

– Конечно, – согласился он, заводя мотор. – Чем скорее мы успокоим твою мать, тем лучше.

Дома Глэдис ждала еще одна сцена, мысль о которой вовсе не доставляла удовольствия. Но важнее всего было немедленно объяснить Майку, что она больше не его невеста, как он утверждал весь вечер, и не собирается ею становиться никогда. Она прикинула расстояние, которое им предстояло проехать: у нее было около часа, чтобы изложить Майку свои взгляды на их союз и убедить его в том, что говорит она вполне серьезно. Однако стоило машине тронуться, как Майк снова начал о деньгах:

– Мы могли бы многое сделать с двумя миллионами долларов, Глэдис.

Если до того Глэдис лишь подбирала слова, чтобы потактичней побеседовать с Майком, то теперь ее захлестнула волна мрачного цинизма. Нет никаких сомнений в том, что отныне Майк попросту забудет обо всех своих подозрениях, да и вообще о том, что произошло в доме у Дэйва. Разумеется, моральные аспекты случившегося должны отступить на второй план, когда на банковском счету у его невесты – а может, и на их общем банковском счету – будет лежать целое состояние!

– Я не приму от Дэйва ни цента, – холодно отрезала Глэдис.

Майк нахмурился.

– Но если он должен тебе эти деньги…

– Нет, не должен.

– Он сказал, что ты его поддерживала тогда, – попытался спорить с ней Майк.

– Я была его женой и не могла не поддержать мужа.

На несколько мгновений Майк задумался, потом попытался зайти с другого края:

– Мне кажется, только твое милосердие может избавить его от чувства вины, Глэдис.

Она вспомнила о Джулии: возможно ли, что Дэйв говорил правду? А если так, то у них и не было причин для расставания, и вся ее боль, все ее страдания оказались напрасными.

– Вряд ли Дэйв чувствует какую-либо вину, – медленно произнесла она. – Просто уязвлена его гордость. Гордыня.

Майк покачал головой и заговорил с ласковым упреком, как нежный отец:

– Пришло время перестать ненавидеть своего бывшего мужа, Глэдис. В конце концов, если ты собираешься выйти за меня…

– Вовсе не собираюсь.

Правильные и гладкие речи Майка уже начали раздражать Глэдис, и эти слова сорвались с языка прежде, чем она смогла придать своему сообщению более мягкую форму.

Майк бросил на нее испытующий взгляд.

– Что ты не собираешься? Не собираешься утихомирить свою ненависть к бывшему мужу?

Глэдис прикрыла глаза, глубоко вздохнула, а потом быстро, но твердо проговорила, зная, что разрушает все надежды и ожидания Майка:

– Я не выйду за тебя замуж, Майк. Не уверена, что вообще когда-либо выйду замуж. Возможно, я для этого просто не создана.

– Но это же абсурд, Глэдис. Я понимаю, тебя расстроило все это, однако…

– Ничего меня не расстроило. Я просто решилась. Мне жаль, что ты даром тратил на меня время, Майк, но, увидев сегодня Дэйва, я поняла все. Мне слишком во многом надо разобраться, прежде чем я отважусь снова вступить в брак. Если отважусь вообще.

По дороге к дому говорил практически только Майк. Он приводил самые разные аргументы, но ни один из них не оказал никакого действия на Глэдис. Более того, чем дольше он разглагольствовал, тем яснее Глэдис понимала, что он не любит ее. Просто в ее лице он мог заполучить достойную и подходящую жену. Вот и все. А сейчас она была для него еще более привлекательной, ибо становилась обладательницей обещанных двух миллионов.

Когда машина остановилась у дома, Глэдис повернулась к Майку и подвела финальную черту под всеми его надеждами на их будущую супружескую жизнь:

– Полагаю, лучше всего тебе расторгнуть со мной контракт, Майк. Я больше не стану работать в твоей школе. Так будет лучше для нас обоих. Ты наверняка и сам понимаешь это. И чем скорее я уйду, тем лучше.

– Тебе будет нелегко найти новую работу, – предупредил он, все еще рассчитывая, что она передумает.

– Это мои проблемы. Спасибо, что довез меня. – Глэдис все-таки решила смягчить удар и принять всю вину за разрыв на себя: – Мне очень жаль, что я причинила тебе боль, но из нашего супружества все равно ничего хорошего не вышло бы, Майк, – ни для тебя, ни для меня. Ты будешь гораздо счастливее с другой женщиной, и лучше бы тебе жениться на той, которая прежде не была замужем.

– Глэдис…

Их взгляды встретились. Майк смотрел умоляюще, словно хотел напомнить, что ведь и хорошее же между ними было.

– Пожалуйста, подумай еще раз. Может, ты поторопилась, может, ты просто находишься под впечатлением момента?

– Нет, я решила, Майк, – мягко проговорила Глэдис.

Его лицо застыло, на нем отразилась горечь поражения.

– Ты возвращаешься к Дэйву Флэвину? Скажи, это так?

– Я не знаю, – печально покачала головой Глэдис. Если она оскорбила Дэйва, не поверив, что он ей вовсе не изменял, захочет ли он, чтобы она вернулась к нему? – Сейчас я чувствую себя более одинокой, чем когда-либо.

– Но тебе совсем не нужно оставаться в одиночестве!

– Мне очень жаль, Майк. – Глэдис посмотрела на него с грустной решимостью; все равно из этого разговора ничего путного не выйдет. – Поверь, мне действительно очень жаль. Но, если мы сейчас разорвем отношения, так будет лучше и для меня, и для тебя самого.

– Пусть будет так, – устало согласился Майк.

– Спасибо. – Она потянулась к нему и осторожно пожала его руку. – Прощай, Майк.

Майк не отрываясь смотрел прямо перед собой; казалось, он не услышал даже последних слов или попросту был не в силах ответить, представляя, как все его блестящие планы рассыпаются в пыль. Чувствуя острую боль вины, Глэдис быстро открыла дверцу машины и вышла, больше не проронив ни слова. Майк совершил ошибку, поставив так много на нее. Она совершила ошибку, посчитав, что сможет стать его женой. Захлопнув за собой дверцу, Глэдис словно исправила обе ошибки.

В то же мгновение, как Майк отъехал от дома, дверь открылась: похоже, Софи Ньюмен следила за улицей, ожидая либо Глэдис, либо Майка, либо их обоих вместе.

Молодая женщина медленно пошла к подъезду, сознавая, что ее трехлетнее перемирие с матерью завершено. Эта ночь должна была стать поворотным пунктом в ее судьбе. Это конец всех и всяческих отношений с Майком, конец ее работы в школе – и начало совершенно новой и абсолютно независимой жизни.

– Кто привез тебя домой, Глэдис? – резко спросила Софи.

– Вызванный тобой рыцарь в сверкающих доспехах, – ядовито ответила Глэдис.

– О Господи! Этого-то я и боялась, – в голосе матери слышалась боль. – Наверное, он застал тебя с Дэйвом Флэвином.

Глэдис помедлила минуту, стоя в дверях лицом к лицу с матерью. Когда она заговорила, ее серые глаза были холодны как лед:

– Нет. Не застал. Но Майк действительно ворвался в дом Дэйва Флэвина прямо-таки вне себя от подозрений, которые ты вбила ему в голову. Надеюсь, ты удовлетворена тем, что доставила мне несколько неприятных минут, мама.

С этими словами она прошла в комнату и направилась прямо к телефону.

За ее спиной Софи с силой захлопнула дверь.

– Я созвонилась с Майком прежде, чем ты соизволила сообщить, где находишься, Глэдис! – воскликнула она. Голос ее зазвучал увереннее – она явно желала оправдаться перед дочерью. – Что, по-твоему, мне оставалось делать? Оставить тебя в лапах Дэйва Флэвина?

– Я не ребенок, мама, – спокойно отчеканила Глэдис, решив сразу все расставить на свои места. – И позволь сказать, что в лапах Дэйва я чувствую себя в значительно большей безопасности, нежели в твоих.

Мать замерла, потрясенная этим заявлением.

– Как ты можешь такое говорить? Он же…

– Его гораздо больше заботит мое доброе имя, чем тебя, – с горечью оборвала ее Глэдис. – Ты поставила меня в самое унизительное и оскорбительное положение, в какое только мать может поставить собственную дочь. А помог мне из него выбраться именно Дэйв. Дэйв, который развеял все подозрения Майка. И знаешь, мама, почему он это сделал? – Вопрос был риторическим, Глэдис не стала ждать ответа. – Он поступил так, чтобы у меня осталась свобода выбора, чтобы я сама могла решить, как мне жить дальше. Он избавил меня от тех неприятностей, в которые ввергла меня ты. Он дал мне возможность и дальше поддерживать отношения с Майком, если я того пожелаю, словно ничего и не произошло. Он отмыл меня от грязи, в которую ты меня спихнула. Вот что сделал Дэйв Флэвин. И не смей оскорблять его! Никогда, слышишь?!

Пока Софи пыталась оправиться от шока, вызванного ее словами, Глэдис уверенно шагнула к телефонному столику, сняла трубку, набрала номер и заказала такси.

Это снова привело мать в состояние боевой готовности.

– Нет, ты не вернешься к нему! – ядовито заявила она.

– Сегодня – да, не вернусь. Хотя, может, в будущем это произойдет. Я просто порвала с Майком. – Глэдис решительно посмотрела на мать. – И я не хочу сейчас оставаться в одном доме с тобой, иначе не сдержусь и наговорю тебе вещей, о которых потом пожалею.

Она набрала номер Ширли Картер, ее подруга и коллега подошла почти мгновенно.

– Привет! Это Глэдис. Знаю, что сейчас поздно. Однако не могла бы я приехать и переночевать у тебя – или это неудобно?

– Конечно приезжай, – поспешно отозвалась Ширли. – Мне так одиноко и тоскливо, я буду страшно рада тебя видеть!

– Замечательно. Буду через полчаса, Ширли. Она собралась за каких-нибудь десять минут.

Мать прошла за ней в спальню и осталась стоять в дверях, с растущей тревогой наблюдая за лихорадочной активностью дочери.

– Для того чтобы просто провести ночь у подруги, тебе вовсе не нужно столько вещей, Глэдис, – робко заметила она.

– Не знаю, сколько мне придется искать квартиру, но как только я ее найду и сниму, то немедленно приеду за остальным.

– Глэдис, пожалуйста… Нам надо поговорить.

– Ты зашла слишком далеко, мама.

– Я не хотела причинить вреда ни тебе, ни Майку, – почти закричала Софи; на этот раз в ее голосе прозвучала искренняя боль. – Я пыталась связаться с ним после твоего звонка, но он уже уехал из гостиницы. Неужели ты не можешь помириться с ним, Глэдис?

– Не могу, – с горечью сказала дочь. – Тебя никогда не интересовало, чего я хочу, а чего нет, верно, мама? Только твои решения всегда были правильными, только они имели значение.

– Я всегда желала тебе добра, Глэдис.

– Вернее того, что ты считала добром. И пожалуйста, не говори больше ничего, мама. Я не хочу ненавидеть тебя больше, чем уже ненавижу сейчас.

Мать побледнела и медленно опустилась на край кровати. Глэдис на мгновение остановилась, побоявшись, что с ней случится сердечный приступ. Нет, доктора сообщили, что новый сердечный клапан работает нормально и причин для беспокойства нет. Кроме того, потрясение было необходимо, чтобы мать наконец здраво оценила их отношения. Глэдис отбросила сомнения и решительно направилась в ванную комнату собрать туалетные принадлежности.

Когда она вернулась в спальню, мать все еще сидела на постели в прежней позе, только лицо немного порозовело. Быстро пришла в себя, со злорадством подумала Глэдис. Она освободила в чемодане место для туалетных принадлежностей, уложила их и закрыла крышку.

– Я очень сожалею, Глэдис, – тихо и печально проговорила Софи Ньюмен.

– Что, правда, мама? – насмешливо протянула Глэдис; воспоминания обо всех бедах и неприятностях, которые она пережила по вине матери, потушили в сердце даже крохотную искру сострадания. – А тебе не было жаль, когда я по твоей вине лишилась настоящей свадьбы – такой же чудесной, как у Вивьен? Тебе не было жаль, когда ты отвернулась от меня, потому что я вышла замуж за человека, которого любила? Тебе, может, было жаль меня, когда я вернулась домой с сердцем, истекающим кровью? Ты только оскорбляла меня и читала нотации, но ни разу не помогла.

– Он был не тем человеком, который тебе нужен, – последовал вполне предсказуемый ответ.

– Я любила его. Я никогда не полюблю ни одного мужчину так, как любила Дэйва Флэвина. Наверное, ни с кем в жизни я больше не буду так счастлива, как с ним. Печально, что ты не понимаешь этого, мама. Мои чувства никогда не волновали тебя настолько, чтобы ты попыталась понять.

– Неправда! – возразила мать. – Только его влияние, только оно разлучило нас. Этот человек встал между нами…

Глэдис покачала головой.

– Все должно было быть по-твоему или совсем не быть. Ну что ж, теперь я стану жить своим умом. И так будет всегда. И если ты хочешь остаться хоть сколько-нибудь близким мне человеком, лучше тебе принять это как должное.

– Это вредит моему здоровью. Я могу умереть, – дрожащим голосом проговорила мать. – Как ты можешь меня оставить в таком положении?

– Позвони Вивьен!

Глэдис взяла чемодан, вышла из комнаты и проследовала по коридору на улицу. На глазах у нее выступили слезы, она почти не видела дороги. Глупо вот так сломаться сейчас, твердила она себе. Не то чтобы ей не хватало сил или решимости – просто она почувствовала себя страшно одинокой, внезапно лишившись всего, что хоть как-то заполняло ее жизнь в эти три года. Сейчас она действительно не знала, хочет ли снова соединить свою судьбу с Дэйвом. И хочет ли он быть с ней. Желание – одно, доверие и преданность – совсем другое. Можно ли снова связать эту разорванную нить?

Рядом с ней затормозила машина. Разглядев сквозь слезы светящийся знак на крыше, Глэдис поняла, что это такси. Как нельзя вовремя! Она рухнула на заднее сиденье и отправилась в свою последнюю за ночь поездку. По крайней мере, ее ждет человек, который выслушает и посочувствует ей, утешала себя Глэдис. Теперь нужно успокоиться и привести себя в порядок – не может же она появиться перед Ширли в таком виде…

Ширли Картер жила в пригороде. Восемь лет назад она пришла к выводу, что скорее всего ни один мужчина не войдет в ее жизнь и не вскружит ей голову, а потому решила устроиться так, как будет удобно ей, потратив все свои сбережения на маленький домик с террасой.

Поначалу он состоял из двух спален, гостиной, кухоньки, ванной комнаты и небольшой прихожей. Ширли превратила вторую спальню в собственную музыкальную студию, но для приятелей, остающихся на ночь, там был поставлен диван. Глэдис частенько гостила у Ширли в прежние времена и была уверена, что ей и сегодня будут рады.

Встретившая ее на пороге Ширли была одета в длинную и очень свободную ночную рубашку темно-синего цвета. Как и все, что носила Ширли, рубашка отличалась отменным качеством, но ничего изящного в ней не было – просто теплая и удобная вещь. Ширли давно уже махнула рукой на свою внешность, решив, что рыжие волосы – это ужасно, веснушки – еще хуже и что, кроме всего прочего, в ней нет изюминки, словом, совсем ничего, что могло бы привлечь к ней внимание мужчин. Потому Ширли считала излишним как-то подчеркивать свою, женственность.

Когда подруга увидела чемодан Глэдис, ее яркие миндалевидные глаза загорелись неподдельным интересом.

– Я уеду завтра, – пояснила Глэдис. – Мы с матерью пришли к выводу, что наши жизненные пути расходятся.

– А! Семейные неурядицы! У меня есть кое-какое лекарство от подобных огорчений, – с энтузиазмом заверила ее Ширли. – Ты можешь поведать мне о своих неприятностях за чаем с французскими пирожными. Я их накупила целую кучу, просто не смогла устоять – поддалась искушению!

– Нет, Ширли. Прости, но это не для меня. Мой желудок просто не выдержит сейчас пирожных. Но от чашечки кофе я бы не отказалась.

– А как насчет стаканчика ирландского виски? Похоже, он-то тебе не повредит.

– Ты не ошиблась, – мрачновато подтвердила Глэдис.

– Тогда брось куда-нибудь свой чемодан и пойдем в комнату. Сейчас я принесу лекарство от всех напастей.

Несмотря на то, что Ширли старалась казаться жизнерадостной, она была явно потрясена разрывом Глэдис с Майком. Ей Майк Лемон тоже казался идеалом мужчины.

Глэдис не стала упоминать о Дэйве. Эта тема была слишком личной, чтобы обсуждать ее даже с лучшей подругой. Однако Ширли сама пришла к выводу, что супружество и развод были для Глэдис чересчур сильным эмоциональным и психологическим потрясением, чтобы та могла выйти замуж за Майка. Ширли читала о таких проблемах и была способна понять, что они могут отбить у человека малейшее желание снова связать себя какими-либо узами.

Глэдис сдержанно улыбнулась. Ширли читала все, что только можно прочесть о реальной жизни. Чтение заменяло ей саму жизнь. Ширли, очень стеснительная, с трудом сходилась с новыми людьми и была чрезвычайно не уверена в себе, кроме тех случаев, когда вела музыкальные занятия. Одаренный преподаватель, она была способна просто заворожить класс и увлечь его своим неиссякаемым энтузиазмом и любовью к предмету, но в гостях или на вечеринках предпочитала сидеть где-нибудь в углу, как будто только и мечтала о том, чтобы никто не подошел и не заговорил с ней.

Если бы Глэдис в свое время не приложила массу усилий к тому, чтобы вытащить Ширли из ее раковины, они бы так и остались только сослуживицами. Первым, что заинтересовало Глэдис в молчаливой и тихой Ширли, были насмешливые искорки, вспыхивавшие иногда в ее глазах. Глэдис заподозрила, что маленькая «серая мышка» много умнее и проницательнее, чем кажется на первый взгляд. Потому-то ей и захотелось как-то расшевелить Ширли, чтобы узнать ее поближе. С этого началась их дружба. Хотя во многом они оказались людьми абсолютно разными, умение находить в жизни забавные стороны немало способствовало их общению.

– Жаль, что ты уходишь из школы. Мне теперь и словом-то перекинуться будет не с кем, не говоря уж о том, чтобы поболтать, – с сожалением заметила Ширли. – Но ты, наверное, все-таки права: тебе было бы теперь тяжело работать у нас. Ты собираешься подыскать себе новое место?

В ее глазах читались искренняя тревога и озабоченность делами подруги.

Глэдис пожала плечами.

– Я оставлю заявку в отделе образования. Буду следить за предложениями частных школ. А пока попытаюсь найти какой-нибудь способ подработать.

Ширли нахмурилась.

– Это будет нелегко, Глэдис. Из-за сокращений все просто зубами держаться за свои места.

– Что-нибудь подыщу.

Может быть, новое занятие тоже пойдет ей на пользу, подумала Глэдис, решив, что завтра же непременно просмотрит раздел объявлений о приеме на работу в газетах. Почему одна должна оставаться учительницей? Она свободна и может делать все, что захочет, – у нее больше нет обязательств ни перед кем, кроме себя самой.

– Что ж, пока ты не устроилась, почему бы тебе не пожить у меня? – с энтузиазмом предложила Ширли. – Если уж ты решилась уехать от матери, то не торопись пока снимать квартиру. Ты же, в конце концов, можешь найти работу и на другом конце города, и тебе будет неудобно добираться туда… Пожалуй, сначала нужно уладить вопрос с работой.

Идея была достаточно трезвой, но Глэдис вовсе не хотела обременять подругу. Маленький домик Ширли был частью ее самой, весь заставленный безделушками, которые Ширли привозила из своих путешествий уже несколько лет, и такой загроможденный, что Глэдис начинала бояться приступов клаустрофобии. Если она останется у подруги достаточно надолго, наверняка наступит момент, когда ей захочется изложить Ширли свое мнение о том, как должен выглядеть дом. Она начнет давать советы, делать замечания – вряд ли это понравится хозяйке.

Однако переночевать здесь можно было спокойно. Главное – не остаться у Ширли надолго: это создало бы серьезные неудобства для них обеих. К тому же Глэдис хотелось жить самой по себе.

Встреча с Дэйвом дала ей возможность понять: порвав с ним и постаравшись забыть о годах, проведенных вместе, она словно потеряла самое себя. Глэдис необходимо было выбраться из защитного кокона, который она сплела за эти три года, и встретиться с миром лицом к лицу. Стать свободной, независимой и только тогда снова с Дэйвом подумать о продолжении их совместной жизни. Если, конечно, прежде он сам не попытается связаться с ней.

– Это очень мило с твоей стороны, Ширли, но…

– Ну, пожалуйста, останься, – настойчиво попросила Ширли и, к изумлению Глэдис, вдруг залилась краской. – Мне действительно очень нужна твоя помощь.

Ширли выглядела почти несчастной и смотрела на подругу с такой мольбой, что та сразу же встревожилась:

– Конечно же, я помогу тебе, Ширли. Расскажи мне, что произошло.

– Ну… Я говорила тебе, что собираюсь это сделать… и сегодня утром наконец сделала.

– Сделала, что?

В глазах Ширли читались страшная неуверенность и растерянность.

– Я ходила в «Мэтчмэйкерз Инкорпорейтед», – смущенно призналась она. – В то агентство знакомств, о котором я тебе говорила.

Глэдис чуть не застонала. Неужели ее теперь будет постоянно преследовать эта фирма, которую, как ей казалось, она выдумала?

– Мне пришлось заполнить массу анкет и ответить на сотню вопросов, – продолжала Ширли, – а еще они хотели снять меня на кинопленку. Но я отказалась – я так смутилась, понимаешь, это просто ужас какой-то. А когда я писала ответы, рассказывала про себя и все такое, я чувствовала себя… – она зябко передернула плечами, – почти голой.

Вот откуда взялись французские пирожные, отметила про себя Глэдис. И как только она раньше не поняла, в каком состоянии находится Ширли! Ведь знала же: любой эмоциональный всплеск вызывает у Ширли желание накупить чего-нибудь сладкого, сдобного и вкусного – от этого Ширли полнела, а проблемы с полнотой, в свою очередь, еще больше расстраивали ее и заставляли замыкаться в себе. Глэдис пыталась как-то разомкнуть этот порочный круг, но пока что без особых успехов.

– Не уверена, что смогу и дальше заниматься этим, – стенала Ширли. – Видимо, я зря туда пошла…

– Ну, не хочешь и не надо, – постаралась успокоить ее Глэдис. – Зачем насиловать себя?

– Но я уже заплатила деньги и… – Ширли состроила грустную гримасу, – разве у меня есть какие-то иные шансы, кроме этого? Мне уже тридцать четыре года, Глэдис. Я повидала мир. Я думала, что могу прожить всю жизнь старой девой, но тут представила, как это будет в старости: полное одиночество и – никого рядом… Может, они и найдут в своих списках кого-нибудь, похожего на меня. Какого-нибудь хорошего человека, которому не так много нужно…

– Может быть, и найдут, – согласилась Глэдис, хотя и подумала про себя, что «какой-нибудь хороший человек» в первую очередь должен будет вычистить весь этот дом и выбросить на свалку мусор, который Ширли собирала здесь многие годы. Интересно, а что за репутация у этого, будь он неладен, мистера Плонски?

– Как бы то ни было, для начала мистер Плонски устраивает обед для шестерых – трое мужчин и еще две женщины, кроме меня. Вечером, в следующую субботу. Он говорит, что постарался подобрать людей со сходными характерами.

– А где состоится этот обед? – с подозрением спросила Глэдис.

– В ресторане «Три короны». Все будет очень благопристойно. Я в любой момент могу удалиться, если их общество мне не подойдет.

– Звучит вполне разумно, – признала Глэдис.

– Да, конечно! – в голосе Ширли слышалось явное облегчение. – Я бы просто не могла встретиться с мужчиной один на один. По крайней мере не сразу. Я бы просто сгорела от смущения.

– Тогда в чем проблема?

– Да во мне же! – воскликнула Ширли чуть не плача. – Все проблемы всегда во мне самой! Я же непременно стану стесняться и молчать. Я знаю, так оно и будет. Мне нужна ты, Глэдис, чтобы как-то подготовить меня к этому обеду. И чтобы помочь мне выбрать какой-нибудь подходящий костюм. Ты всегда одеваешься так шикарно, так модно… я подумала… ну, знаешь, в дамских журналах иногда дают всякие советы, как изменить внешность, – новая прическа, косметика, туалеты… Если бы ты подсказала мне, с чего начать?..

– Ты это серьезно, Ширли? – поинтересовалась Глэдис.

Подруга кивнула. Ее глаза умоляли Глэдис о поддержке.

– Я хочу хорошо выглядеть – насколько это возможно, конечно. Только один раз. Знаю, я слишком много требую от тебя…

– Да что ты! Я с удовольствием помогу. Я останусь на неделю и сделаю все, что в моих силах, но, предупреждаю: изменить придется многое. Вот этот пучок, скажем, он действительно делает тебя похожей на старую деву, а ведь у тебя прекрасные волосы! От него, безусловно, придется отказаться.

– Как скажешь, – покорно согласилась Ширли.

– И от французских пирожных тоже, – безжалостно продолжала Глэдис. – Завтра мы отправимся по магазинам и купим еду для тех, кто хочет похудеть. Я посажу тебя на диету и заставлю делать гимнастику, а уж потом, когда твоя фигура придет в норму, мы подберем одежду. Договорились?

Ширли застонала:

– Неужели это и впрямь необходимо, Глэдис?

– Считай, что этот день – поворотный пункт в твоей судьбе, – твердо заявила Глэдис.

Почему бы и нет? Этот день, вернее, эта ночь могут стать поворотным пунктом для них обеих, подумалось Глэдис. И, помогая Ширли изменить ее жизнь, она, быть может, обретет новые силы, чтобы изменить себя.

– Наверное, ты права, – мрачно согласилась Ширли. – Я должна попытаться, может, это и есть мой шанс.

Она поднялась, расправила плечи, взяла со стола блюдо с французскими пирожными и, дойдя до кухни, высыпала их в мусорное ведро. Потом с усмешкой обернулась к Глэдис.

– Обещаю, что не стану вставать среди ночи и вытаскивать их оттуда.

Как оказалось, приготовления к первому свиданию Ширли еще больше сблизили подруг. Обе словно обрели цель в жизни, стали больше доверять друг другу. Следующие несколько дней позволили Глэдис убедиться, что она не зря откликнулась на предложение Ширли. Подруга не только помогла ей не чувствовать себя одинокой, она к тому же предоставила Глэдис возможность спокойно заниматься личными делами. Первый шаг пройден: Глэдис приняла решение. Но чтобы идти дальше, ей требовалось хорошенько поразмыслить и приложить массу усилий.

В понедельник утром явился посыльный, которого отправила к Ширли мать Глэдис. Глэдис расписалась в получении письма и, вскрыв конверт, обнаружила в нем подтверждение того, что ее контракт со школой расторгнут.

Поскольку ситуация сложилась непредвиденная, подумала Глэдис, Майк не мог быстрее оформить бумаги. Тем не менее он оказался достаточно любезен и даже присоединил к документу, свидетельствовавшему о ее уходе по собственному желанию, рекомендательное письмо, которое могло сослужить Глэдис хорошую службу, реши она опять заняться преподаванием. Вот только идея снова работать в школе вовсе ее не вдохновляла.

Однако никакой другой специальности у Глэдис просто не имелось. Она просматривала все газеты, пытаясь найти среди объявлений предложения, способные ее заинтересовать, но большинство нанимателей требовали от претендентов опыта работы, а его у Глэдис не было. К тому же в ее двадцать девять лет нелегко переучиваться. Неужели же так и придется всю жизнь проработать преподавателем английского языка и истории?

Глэдис как раз задумалась над этой безрадостной перспективой, когда на пороге дома Ширли появился второй посыльный. Поскольку прежде ей никогда не приходилось получать заказные письма, ситуация очень заинтересовала и даже развлекла молодую женщину.

Содержание второго конверта направило мысли Глэдис в совершенно иное русло: не веря своим глазам, она держала в руках чек на два миллиона долларов. Нет, чек был самым настоящим, это удостоверяла и подпись, поставленная на нем Дэйвом Флэвином; но Глэдис никак не могла поверить, что он на самом деле решился послать его.

К нему прилагалась краткая записка. Глэдис пришлось перечитать ее несколько раз – она мучительно пыталась осознать, что все это значит? И каково же тогда отношение к ней Дэйва?

Чек, безусловно, предназначался для них с Майком – на тот случай, если они все же поженятся. Дэйв, как и обещал, старался обеспечить ей счастливую жизнь. Но неужели он не понимал, что после происшедшего между ними в минувшую пятницу она просто не могла выйти за Майка? Неужели неверность действительно ничего не значила для Дэйва? Может быть, он полагал, что немного секса на стороне – это вовсе не страшно, покуда дело не выплыло наружу. Может, он полагал, что и та история с Джулией никак не повлияет на их супружеские отношения? Глэдис покачала головой. Она просто не способна принять такой образ мыслей. А коль скоро Дэйв снова заявил, что ни в чем не виноват в той истории с Джулией, Глэдис не знала что и думать.

Нагромождая ложь на ложь, меля языком перед Майком и полицейскими, Дэйв спасал ее хорошие отношения с женихом, после чего, разумеется, заслуживал приглашения на предполагаемую свадьбу, но это вовсе не значило, будто он хотел этой свадьбы. А вдруг таким образом он просто пытался выяснить, что в данный момент происходит между ней и Майком?

Полушутливый тон записки мог оказаться просто маской, защитой – на тот случай, если она снова отвернется от него. Возможно, Дэйв просто проверял, какие чувства теперь испытывает к нему Глэдис. Послать чек весьма в духе Дэйва – это вынуждало Глэдис ответить ему в той или иной форме. Он знал, что она вовсе не собирается принимать эти деньги. Или не знал?

Между ними всегда было столько ссор из-за денег, из-за того, как и на что их тратить… Дэйв воспитывался у приемных родителей, никогда не знал настоящей семьи и не жалел о том, чего не имел. Да и как ему было жалеть? Когда Глэдис вышла за него замуж, она практически лишилась семьи и потому старательно хотела создать собственную. Безумное увлечение мужа своими идеями – увлечение, в жертву которому приносилось все остальное, не могло не выводить ее из себя.

Что ж, подумала Глэдис, по крайней мере, ей удастся кое-что доказать в той сфере, в которой он казался себе корифеем: в денежной. А если Дэйв намерен узнать о том, что она решила касательно Майка, Глэдис вовсе не против сообщить ему об этом.

Она отыскала у Ширли листок бумаги, чистый конверт и с наслаждением разорвала чек на мелкие кусочки, чтобы Дэйв понял все окончательно. Немного дольше ей пришлось поразмыслить над текстом самой записки. В итоге у нее получилось следующее:

Запечатав конверт, Глэдис на мгновение задумалась, порвал ли Дэйв со Стефи, как она порвала с Майком.

Она некоторое время сомневалась, не отослать ли письмо с нарочным, но потом все-таки решила воспользоваться услугами обычной почты. При том, как сейчас шли дела, лишний день не имел значения, а записка Дэйва не давала сколько-нибудь явных надежд на примирение и воссоединение. Если это и было приглашение к продолжению отношений, то очень ненавязчивое.

Отправив ответ, Глэдис отвела Ширли к парикмахеру, что должно было стать первым шагом в создании нового имиджа ее подруги. Все долгие четыре часа, пока мастер работал над новой прической Ширли: обрезал тяжелые густые волосы до плеч и делал химическую завивку, Глэдис провела рядом с ней, успокаивая и поддерживая бедняжку.

Результат превзошел все ожидания. У Ширли действительно оказались роскошные волосы. Теперь они волнами обрамляли лицо, завиваясь у скул в небольшие кудряшки, и приобрели новый золотистый оттенок, словом, Ширли стала выглядеть по крайней мере на пять лет моложе. Она была так восхищена происшедшим с ней чудом, что весь день не упускала ни единого шанса полюбоваться на себя в зеркало.

– Не может быть, чтобы они такими и остались! – восклицала Ширли.

– Глупости говоришь! Я тебе покажу, как пользоваться феном, – пообещала Глэдис. – А пока ты не научишься справляться с этим сама, походишь раз в неделю в парикмахерскую, ничего с тобой не случится, не разоришься. Еще тебе нужно будет регулярно делать стрижку. По крайней мере раз в полтора месяца.

Весь следующий день они провели в косметическом кабинете, где Ширли объяснили, в какой цветовой гамме ей следует одеваться и какие тона косметики самым выгодным образом подчеркнут ее внешность. Косметолог показал, как накладывать тени и румяна, чтобы скрыть недостатки лица. Ширли дала выщипать себе брови – теперь они походили на две ровных дуги – но наотрез отказалась прокалывать уши, заявив, что с тем же успехом может носить и клипсы. Маникюр завершил революционные преобразования в ее внешности.

В среду утром Глэдис как раз заставляла Ширли подналечь на гимнастические упражнения, когда раздался звонок в дверь, прервавший их занятие. Глэдис открыла и оказалась лицом к лицу с очередным посыльным, протягивающим ей конверт. Разорвав его, она с удивлением обнаружила в нем другой, поменьше, розовый и пахнущий розой. Адрес на конверте был явно написан женской рукой. А она-то ожидала, что это очередное послание от Дэйва…

Она вскрыла конверт, сгорая от любопытства, вытащила розовый же листок и развернула. Выражение обеспокоенности и любопытства на ее лице сменилось улыбкой облегчения: она узнала почерк.

Глэдис едва не рассмеялась, но посерьезнела, начав читать вторую часть письма:

Дэйв, похоже, действительно решил не гоняться за ней, однако предлагая место и время встречи, оставлял ей несколько дней на размышления.

Она могла спокойно обдумать, хочется поддерживать с ним отношения или нет. По крайней мере, теперь Глэдис звала, что Дэйв не просто намеревался провести с ней пару дней. Конечно, она понятия не имела, расстался ли он со Стефи, но эта роскошная брюнетка ни в коем случае не должна была помешать ей примириться с Дэйвом. В конце-то концов он утверждал, что даже в худшие времена их супружества ему было хорошо с ней, как ни с одной другой женщиной.

– Глэдис? – окликнула ее Ширли. – Что-то случилось?

– Нет, все прекрасно, – улыбнулась она подруге. – Это приглашение на собеседование. Мое будущее может оказаться вовсе не таким мрачным.

– Отлично!

– А теперь давай вернемся к упражнениям.

Ширли так вдохновили изменения в ее внешности, что она безропотно соблюдала диету и делала гимнастику. Она практиковалась в обращении с феном, старательно изучала искусство косметики и с искренним удовольствием каждое утро вставала на весы, чтобы удостовериться в том, что прилагаемые усилия не пропали даром. К пятнице у Ширли четко обозначилась талия, и она с нетерпением ожидала поездки в магазин одежды.

Вооружившись консультациями специалистов и полностью доверившись вкусу Глэдис, Ширли отважно отбросила предрассудки и консервативную осмотрительность и принялась покупать все, что могла: одежду, туфли, украшения – даже изящное и соблазнительное белье было присоединено к горе обновок.

– Я еще никогда в жизни не получала столько удовольствия! – радостно заявила Ширли по дороге домой. – Глэдис, я никогда не смогу тебя отблагодарить за это как следует!

– Я тоже чудесно провела время, Ширли, – заверила ее Глэдис.

Она не лгала: заботы о подруге действительно давали ей возможность отдохнуть после поисков работы и даже развлечься. В департаменте образования ничего утешительного ей не сказали: в списке соискателей стояли фамилии людей, ожидавших места уже три года – любого места, и перечень учителей, согласных на любую работу, был не короче. Надежд оставалось все меньше. Возможно, Глэдис действительно следовало сменить профессию.

Большую часть субботы Глэдис провела с Ширли, обучая ее тонкостям светской беседы и тем уловкам, которые позволяли сломать лед отчуждения между незнакомыми людьми и установить хоть какое-то взаимопонимание. Мистер Плонски прислал Ширли список приглашенных на ужин, любезно приложив к нему характеристики тех трех мужчин, которые дали согласие присутствовать. Это облегчило приготовления Ширли, поскольку теперь она могла выяснить круг их интересов. Кандидатуры двоих казались весьма многообещающими.

Кен Нивен, вдовец, содержал букинистическую лавку и увлекался музыкой. Роберт Флетчер был холостяком, по профессии – ученый-химик. Как и Ширли, он много путешествовал, а потом им было о чем поговорить: есть ли тема для беседы более благодарная, чем обмен впечатлениями и рассказы о собственных странствиях.

– Я бы не стала уделять внимания Шону О'Брайену, – посоветовала Глэдис, просмотрев краткие сведения о третьем из приглашенных. – Он разведен. Поверь мне, с разведенными людьми всегда что-то не в порядке.

– Ты так много знаешь, – восхищенно пробормотала Ширли.

Они в подробностях обсудили, что стоит, а чего не стоит сообщать о себе; какие задавать вопросы, чтобы привлечь внимание и заинтересовать разговором; о каких текущих делах можно поболтать и какие общие темы найти – путешествия по зарубежным странам, например…

Словом, к тому времени как Ширли собралась уходить на ужин, она была великолепно подготовлена, а кроме того, выглядела просто прекрасно: зеленовато-желтый жакет, строгое черное платье с пуговками и пояском в тон жакету, изящные черные туфли на высоком каблуке и черная же маленькая дамская сумочка, пара золотых цепочек на шее – и длинные золотые клипсы в ушах.

– Ну как? Довольна собой? – Глэдис удовлетворенно взирала на результат их совместных трудов.

– Да… – удивленно проговорила Ширли и улыбнулась, обретая уверенность в себе.

Глэдис проводила ее, пообещав, что не ляжет спать и непременно дождется подругу с подробнейшим отчетом об обеде.

Большую часть вечера Глэдис провела, составляя анкеты на саму себя. Она решила попытать счастья сразу на трех работах, которые вроде бы соответствовали ее возможностям и способностям. Одна из них просто обязательно должна была ей подойти. Первое место – ассистент профессора-историка в университете; второе – продавщица в книжной лавке и последнее – сотрудница в компании по изучению потребительского спроса. А почему бы и нет? Она немало понимала в этих делах – сколько в свое время ей пришлось потрудиться для Дэйва…

С работы ее мысли переключились на Дэйва – на ту встречу, которая должна была состояться у них завтра. Может, она действительно ошибалась и оскорбила Дэйва тем, что поверила Джулии, будто именно он отец ее ребенка? Дэйв клялся, что отношения между ними не выходили за рамки обычных отношений между служащим и нанимателем. С другой стороны, все возможности у Дэйва, безусловно, были, да и искушение велико – как раз тогда супружеская жизнь у них не ладилась…

Оказалось, что Глэдис было достаточно трудно позабыть Джулию, особенно ее глаза, в которых застыло горькое разочарование, – Дэйв отрицал, что когда-либо даже касался ее, не говоря уж об интимной связи. Лицо Джулии тогда утратило всякое выражение, словно она была готова к такому повороту событий, к предательству, будто знала: ничего хорошего ее не ждет. Именно то, как выглядела и как вела себя Джулия, убедило Глэдис в правоте этой женщины, а вовсе не ее слова.

Но если все это было только игрой, зачем Джулии понадобилось лгать? Почему она так твердо стояла на своем, хотя Дэйв яростно отвергал малейшую возможность каких-либо личных отношений между ними? Это же бессмысленно. Но теперь ей хотелось верить Дэйву. Верить в его любовь к ней, Глэдис. Может, стоит снова завести речь на эту тему? И Дэйв наконец объяснится? Глэдис решила, что постарается выслушать Дэйва непредвзято: если его оправдания покажутся ей убедительными – что ж, значит, она ему поверит.

… Внезапно размышления Глэдис были прерваны шумом в передней. Зазвучал веселый жизнерадостный голосок Ширли, ей отвечал другой, низкий, с хрипотцой голос…

Ширли привела с собой домой одного из этих мужчин!

Глэдис вылетела из кресла и вбежала на кухню – Ширли обязательно зайдет сюда и тогда выяснится, кого она пригласила. Глэдис от всего сердца надеялась, что это действительно стоящий человек. Интересно, кто из них – Кен Нивен или Роберт Флетчер? Но кем бы он ни был, Глэдис очень хотелось, чтобы из его встречи с Ширли получилось что-нибудь хорошее.

– Вот сюда! В этом кресле вам будет удобно, – щебетала Ширли, потом, после недолгого раздумья, добавила: – Я на секундочку – только сварю кофе!

Она примчалась на кухню, разрумянившаяся, сияющая от радостного возбуждения.

– Ох, Глэдис! Я встретила такого замечательного человека! – взволнованным шепотом произнесла она.

– И кто это? – тоже шепотом спросила Глэдис. – Роберт или Кен?

– Ни тот, ни другой. Шон О'Брайен. Остальные по сравнению с ним – просто мышки серые, линялые тряпки, а не мужчины. А то, что он разведен, совсем неважно. С ним все в порядке, кроме глаза.

– А что у него с глазом?

– Мне кажется, жена выцарапала. Он носит на глазу черную повязку – между прочим, это даже привлекательно. А еще он ходит с тросточкой, говорит, никогда не знаешь, сколько придется пройти.

– Наверное, его жена оказалась настоящей мегерой!

– Он утверждает: она была очень страстная. А вообще он мило о ней рассказывал. Он так заинтересовался мной, ты просто не поверишь, Глэдис! Даже пересел поближе, чтобы мы могли спокойно поговорить за ужином. Я чудесно провела время!

– Так это же прекрасно, Ширли! Я так за тебя рада! А теперь я пойду спать, не хочу вам мешать. Утром поболтаем вволю.

– Нет, сначала я вас познакомлю. Идем же! Ширли взяла Глэдис под руку и гордо ввела в комнату.

– Шон, это моя подруга, о которой я вам рассказывала, Глэдис Ньюмен.

Глэдис смотрела на человека, который медленно поднимался из кресла ей навстречу, и не верила своим глазам.

Он был высок, прекрасно сложен, хотя действительно опирался на тросточку; одет неярко, пожалуй, даже несколько консервативно – серые брюки, темно-синий пиджак, белая рубашка, галстук в красную и синюю, в тон пиджаку, полоску. Черная повязка закрывала один его глаз, второй же сиял чистой голубизной.

– Привет, Глэдис, – произнес он.

Первое потрясение уступило место острой боли. А ведь еще несколько минут назад Глэдис готова была все простить и поверить в невиновность Дэйва, в то, что его оговорили, готова была выслушать его…

Боль сменилась жгучим гневом: какая же она дура, как же легко ее провести! Поманили пальчиком – она и побежала!

А что, если бы ее не было здесь? Не готовилась ли Ширли судьба Джулии? Нашел тоже кому вскружить голову, бесстыжие его глаза! Он солгал, когда назвал Ширли вымышленное имя и когда выдумал эту дурацкую шутку с глазом. Интересно, сколько еще лжи он успел нагородить за этот вечер?

– Дэйв Флэвин! – с горечью и презрением молвила Глэдис. – Ты заслуживаешь быть побитым камнями на главной площади. Ты самый бесстыдный, лживый, низкий и подлый сердцеед, какого я когда-либо видела в жизни!

Ширли переводила взгляд с Дэйва на Глэдис, с Глэдис на Дэйва. Она явно была ошеломлена и растерянна.

– Вы… вы что, знаете друг друга?

Глэдис с насмешкой посмотрела на Дэйва, ей стало любопытно, как он выпутается на этот раз, какие слова придумает для объяснения своей очередной бессердечной выходки.

Дэйв между тем бросил один-единственный взгляд на Глэдис, а потом без колебаний приблизился к Ширли.

– Что бы ни произошло дальше, – тепло и искренне проговорил он, ласково взяв девушку за руку, – я хочу, чтобы вы знали: вечер в вашем обществе был просто замечателен. Надеюсь, вы тоже хорошо провели время, правда, Ширли?

– Да, да, конечно, – ответила она, вроде бы даже успокаиваясь.

Дэйв поднес ее руки к губам и по очереди запечатлел на каждой из них нежный, немного старомодный поцелуй.

– Благодарю вас за этот вечер. Вы просто очаровали меня.

Ширли смущенно улыбнулась и даже слегка покраснела. Но тут, как видно, до нее дошел наконец смысл происходящего.

– Но тогда кто же вы? – Она пристально всматривалась в лицо Дэйва, словно надеялась прочесть на нем правду. – Вы что, какой-нибудь преступник? Или жулик?

Глэдис оценила вопрос по достоинству. Пусть-ка Дэйв попробует выкрутиться сейчас и ответит так, чтобы сохранить доверие и расположение Ширли!

– Когда вы встретились с Глэдис? – спросил Дэйв.

Ширли нахмурилась: это явно не ответ на ее вопрос.

– Года полтора назад, когда я пришла в школу, где она уже работала учительницей…

– После того как развелась с мужем.

– Да. Она была замужем за совершеннейшим подлецом и, чем носить его имя, решила, что лучше…

Ширли медленно разинула рот, вспомнив рассказ Глэдис.

– Флэвин! Так это были вы! – Она в ужасе отшатнулась от Дэйва. – Вы… тот самый человек, который так ужасно поступил с Глэдис!

– Да. Именно тот самый, – признал Дэйв с усталой улыбкой. Он снял с глаза черную повязку, убрал в карман и наконец обернулся к Глэдис. Голубые глаза смотрели жестко и холодно. – Что бы ты сама обо мне ни думала, Глэдис, разве тебе доставляет удовольствие очернять перед другими?

Она вздернула подбородок, возмущенная справедливым обвинением.

– Ты сам виноват, Дэйв. То, что ты играешь чувствами Ширли, – чудовищная низость, тем более что в то же самое время ты…

– Знаю, ты не поверишь, – прервал он ее, – но я не притворялся, когда говорил, что мне понравилось в обществе Ширли. Это действительно так. А причина, по которой я попал на этот обед, вовсе не в том, что я искал себе другую женщину. Я по-прежнему хочу заставить Плонски подписать с нами контракт. Он самый неуступчивый клиент, какой мне когда-нибудь попадался. Он категорически отказывается признать, что пытался выяснить, какие данные мы можем предоставить.

Глэдис чуть было не топнула ногой от возмущения. Подумать только, Плонски! Хоть она и сама виновата во всей этой истории с Плонски, Дэйв, кажется, явно переигрывает.

– Я хотел посмотреть, как работает его контора, – продолжал между тем Дэйв. – Под своим собственным именем я навряд ли попал бы в список его клиентов. Кроме того, мне пришлось несколько изменить облик. Иначе я с потрохами выдал бы себя. – Его губы дернулись в усмешке, но, похоже, он смеялся над самим собой… – Нет, я и не надеюсь, что ты примешь эти объяснения. Ты вообще не поверишь мне, что бы я ни говорил.

Он пожал плечами – как-то обреченно и безнадежно – и снова повернулся к Ширли, умоляющим жестом призывая ее сказать правду. Но Глэдис не собиралась спускать все на тормозах.

– Может, ты именно так и попал на обед, Дэйв, – спокойно произнесла она, – но ведь не из-за этого же ты ломал комедию перед Ширли. Иначе зачем бы тебе приходить к ней домой.

– Постой, Глэдис! Давай во всем разберемся, – внезапно вступила в разговор Ширли. – Я убеждена, что действительно понравилась Шону. Смею тебя уверить, я чувствую такие вещи. И у нас завязалась такая интересная беседа…

– Его имя Дэйв! – оборвала ее Глэдис, – Шона О'Брайена не существует в природе! И покуда Дэйв флиртовал с тобой, он обдумывал свое завтрашнее свидание – свидание со мной! Должно быть, ему просто нравится разнообразие. Верно, Дэйв?

Дэйв в отчаянии обратился к Глэдис.

– Ты ведешь себя, как параноик. Почему я не могу дружить с Ширли? Ты же, например, ее друг, иначе тебя бы здесь не было!

– Вот не повезло! Должно быть, тебе ужасно неприятно встретить меня в доме твоей подруги? – усмехнулась Глэдис.

– Вовсе нет. Хотя мне действительно любопытно знать, что ты здесь делаешь. Я думал, ты дома с матерью, потому и посылал записки туда.

– Их переправляли сюда, – вставила Ширли; ей явно хотелось разрешить возникшее недоразумение, насколько это было возможно. – Глэдис больше не живет с матерью.

На лице Дэйва отразился неподдельный интерес.

– Это правда? – Он одобрительно улыбнулся Ширли, словно поощряя ее к продолжению. – И давно?

– Она ушла от матери в прошлую пятницу, ночью. Больше недели назад. Я уговорила ее остаться, пока она не найдет себе новое место работы и не подберет квартиру.

Просто поразительно, думала Глэдис тихо закипая, как легко убедить в чем-либо Ширли! Одна-единственная улыбка, и она уже на все готова ради Дэйва…

– Что ж, рад слышать, что она избавилась наконец от материнского влияния. Скажу по чести, Ширли, Софи Ньюмен никогда не была другом ни мне, ни Глэдис. Дай ей шанс, и она обвинила бы меня во всех смертных грехах, только бы исключить малейшую возможность нашего примирения.

Подобное заявление вызвало у Ширли замешательство, но она справилась с собой.

– Так или иначе, с Майком все кончено. Если, конечно, вам это интересно. – Она явно старалась помочь Дэйву.

– Ширли! – только и вскрикнула Глэдис, Возмущение в ее голосе было таким искренним, что оба невольно обернулись. – О себе я и сама могу рассказать! Совершенно не обязательно выкладывать моему бывшему супругу подробности моей личной жизни.

Ширли вздрогнула, ее лицо залил румянец – кажется, она действительно сболтнула что-то не то…

Дэйв с любопытством поднял брови: развернувшаяся перед ним сцена его совершенно не смутила.

– Глэдис, ты что, недовольна, что Ширли открыла мне правду? Тогда признайся сама, так, для справки: кто это решил, Майк или ты? От меня требуются соболезнования или, наоборот, поздравления?

Глэдис бросила на него взгляд, полный ярости и презрения.

– А почему бы тебе, Дэйв, вместо того чтобы расточать тут свое неотразимое обаяние, не рассказать Ширли правду о Стефи? Или это испортит безукоризненную версию «чудесного вечера», проведенного с доверчивой дурочкой?

– Конечно расскажу! – на удивление легко согласился Дэйв. – Должно быть, Глэдис забыла сообщить вам, Ширли, но я являюсь главой компании по изучению потребительского спроса. Стефи – один из лучших моих сотрудников. И мой хороший друг.

– А еще Дэйв спит с ней, – сладко-ядовитым голосом прибавила Глэдис.

– О, Глэдис! – Дэйв печально покачал головой, всем своим видом выражая легкое отвращение к словам бывшей жены, а потом с грустью перевел взгляд на Ширли: – Вот такие обвинения и разбили нашу супружескую жизнь. Глэдис обычно недосуг узнавать истину. Ей проще верить в самое худшее.

– Это неправда! – возмущенно вскинулась Глэдис. Пусть не надеется, что сможет заморочить ей голову так же, как Майку! Стефи слишком непринужденно вела себя в доме Дэйва, чтобы Глэдис поверила его басням на тему «друга и сотрудницы».

– Тогда почему ты обвиняешь меня и Стефи, в то время как мы просто пытаемся помочь тебе? – спросил Дэйв. Судя по тону, он считал себя чистым, как свежевыпавший снег. – Только потому, что Майк тебе больше не нужен? – Он насмешливо поднял бровь. – А может, все было иначе, Глэдис, а? И, несмотря на все усилия – мои и Стефи – представить тебя белейшей жемчужиной, Майк все-таки предпочел довериться собственному здравому смыслу?

– Нет! Я сама разорвала нашу помолвку, если хочешь знать!

– Да? Почему же? – Его глаза прямо-таки лучились удовлетворением. – Что, выяснила наконец, что в определенных отношениях ему никогда не сравниться со мной?

Глэдис задохнулась. Она готова была сгореть от стыда. Дэйв попросту совратил ее, поманил тем, что невозможное станет возможным…

– Неужели для тебя имеет значение только секс, Дэйв? – Глэдис тяжело посмотрела на Ширли. – Я не рассказывала тебе, Ширли, что та женщина, которая забеременела от Дэйва, тоже была одной из его сотрудниц? И тоже помогала ему в исследованиях рынка и потребительского спроса. Несомненно, она считала, что Дэйв – настоящий друг и вполне способен понять ее. И, пока я жила у своей матери, он сошелся с ней. Сегодня ночью он полагал, что я тоже нахожусь у матери…

Она посмотрела на Дэйва. Его лицо превратилось в мрачную маску. Возможно, Глэдис следовало насторожиться, но слишком велика была боль воспоминаний, боль обманутых надежд: сейчас слова Дэйва не вызывали в ней и капли доверия.

– И сколько же было других, Дэйв? Тех, кто не забеременел? Ты что, решил пройтись по всем девочкам из своей конторы? Джулия. Стефи. Конец этому виден?

– Виден. Он наступит здесь и сейчас, Глэдис.

– Прекрасно! – гневно выдохнула она. – Тогда я провожу тебя до дверей сама. Думаю, не стоит утруждать Ширли.

– Благодарю покорно. Ты уже однажды выставила меня из дома, Глэдис. Я пришел с Ширли, и когда она найдет нужным, то прогонит меня сама. Может, она хотя бы способна выслушать – в отличие от тебя.

– Делай что хочешь, с кем хочешь, – заявила Глэдис. – И не вини меня, Ширли, если Дэйв Флэвин тебя одурачит. Ибо это все, на что он способен.

– Ну что за женщина! – Дэйву уже трудно было сдерживать сарказм. – Далеко пойдет. Достойная дочка своей мамочки. Та тоже редкостная ведьма.

Глэдис твердым шагом прошла в комнату, временно служившую ей спальней, и решительно хлопнула дверью, всем своим видом показывая, что с нее хватит. Да, она пыталась снять с Ширли розовые очки, но, если ее подруга желает стать очередной жертвой Дэйва Флэвина, что ж, теперь это ее проблемы!

Глэдис сбросила одежду, натянула пижаму, залезла в кровать и сунула голову под подушку, чтобы не слышать приглушенных голосов, доносившихся из соседней комнаты. Мало того что она поступила как последняя дура, рискнув еще раз увидеть Дэйва, она еще и усугубила ошибку, показав ему, что он ей по-прежнему небезразличен! Но теперь, по крайней мере, она знала точно: ему нельзя доверять ни капельки.

Она могла бы простить случай с Джулией. И по крайней мере понять отношения Дэйва со Стефи. Но нынешний его приход к Ширли явно доказывал, что Глэдис была права, в свое время настояв на разводе. Только на этот раз она не станет особо кручиниться. Уж если на то пошло, Дэйв не единственный свет в окошке, и жизнь не кончается сегодняшней сценой!

Разговоры в соседней комнате продолжались еще довольно долго. Глэдис невольно задумалась, о чем же они ведут речь. То, что она не слышала этого, особого успокоения не приносило. Неужели Дэйв будет таким подлецом, что поцелует Ширли? Или займется с ней любовью?.. Эта мысль заставила Глэдис содрогнуться от отвращения.

Когда раздались шаги в коридоре, Глэдис вздохнула с огромным облегчением. Дэйв ушел, и она смогла все-таки слегка расслабиться и в конце концов задремала.

На следующий день она проснулась, кипя от жажды действий. Глэдис отправилась прямиком на кухню, чтобы сварить кофе, и застала там Ширли. Приятельница и бывшая коллега прихлебывала чай и просматривала утренние газеты.

– Доброе утро. – По тону трудно было угадать настроение Ширли.

– А оно действительно доброе? – мрачно поинтересовалась Глэдис: нервы ее были напряжены до предела, но она старалась скрыть это. В высшей степени глупо ревновать к Ширли, и все же Глэдис почему-то становилось горько при мысли, что подруга провела столько времени вместе с Дэйвом. – Сегодня я уезжаю, Ширли.

Выпалив это, она занялась своим кофе.

– Из-за вчерашнего? – тихо спросила Ширли.

– Я не намерена мешать тебе. Если ты вдруг захочешь снова встретиться с Дэйвом.

– Нет, Глэдис, не захочу.

– Но ты же говорила, что прекрасно провела с ним время, – в настойчивости, с которой Глэдис затевала новый спор, было что-то безумное.

– Верно. Этот вечер был лучшим в моей жизни.

– Ну так вот, не стану мешать тебе и дальше получать удовольствие от общения с этим человеком. В конце концов, он свободен, и я не имею на него никаких прав.

– Мне так не кажется.

– Ты хочешь сказать… – процедила сквозь зубы Глэдис, – из-за Стефи?

– Нет. Ты сама вчера предупреждала, что с разведенными людьми вечно что-то не так. Ты права, Глэдис. Он вовсе не свободен. Я ему нравлюсь, но желает он тебя.

Глэдис выслушала ее сдержанно – только сердце вдруг почему-то сильно и больно забилось, словно птица о прутья клетки.

– Желание еще не любовь, – ровным голосом произнесла она.

– Ты нужна ему, Глэдис, – мягко сказала Ширли. – Если бы ты не была ему нужна, он бы так не поступал.

Глэдис резко обернулась.

– Как бы он не поступал?

Ширли смотрела на нее спокойно и как-то ласково, словно на неразумное дитя.

– Сама знаешь. Ты настолько нужна ему, что он попытался завоевать тебя в ту вашу последнюю встречу.

– Он тебе это рассказал?

– Не совсем. Я попросила его объяснить, о чем ты все время говоришь…

– Не сомневаюсь, его слова были убедительны, и расписал он все в красках.

– Нет, он произнес всего несколько фраз, Глэдис, но этого было достаточно, чтобы догадаться: он желает тебе счастья, даже счастья с Майком, если бы ты решила остаться с ним. И разве чек, который он прислал, и приглашение на ужин– признак того, что ты ему безразлична?

– Ты не понимаешь, Ширли. Для Дэйва всё – это не больше чем игра. Все дело в его великолепном «я», – с горечью сказала Глэдис.

Ширли покачала головой.

– Мне кажется, ему так же тяжело и больно, как и тебе.

– Это он тебе сообщил? – фыркнула Глэдис.

– Ему не пришлось этого делать.

– Он изливал тебе боль своего кровоточащего сердца, после того как я отправилась спать?

Ширли посмотрела на нее серьезно и грустно. Глэдис стало стыдно своего нарочитого сарказма, но сменить тон она почему-то не могла, а потому умолкла. Ширли же продолжила рассказывать о Дэйве:

– Он не показался мне человеком, способным плакать на плече у женщины. Скорее он сам предоставит ей возможность излить душу. – Она сдержанно улыбнулась. – По крайней мере, со мной вышло именно так.

Глэдис нахмурилась.

– О чем ты?

– Он не хотел говорить о тебе, но и уходить тоже не хотел. Во всяком случае, сразу. Не знаю почему. Может, из гордости, а может, давал тебе время передумать. И уж непонятно с чего, но я вдруг начала рассказывать ему о своих мечтах. Он слушал меня так внимательно, он готов был помочь мне…

– О да, Дэйв всегда был хорошим слушателем, – ворчливо заметила Глэдис.

– По-моему, он человек очень добрый и заботливый. Он не просто сочувствует – он докапывается до самых корней проблемы. И все, что предлагает, предлагает от души. Он вызывает на откровенность, поскольку сам откровенен.

– Ширли, он просто выуживал из тебя информацию, которую потом использует, чтобы склонить Плонски к подписанию контракта. Ты не представляешь, что у него на уме.

Ширли обреченно вздохнула.

– Может, и так, Глэдис, тебе лучше знать. В любом случае, уверяю, он больше не вернется сюда, а потому тебе вовсе незачем так спешно съезжать.

Глэдис покачала головой. Ее сильно беспокоила мысль, что Ширли может оказаться права в своих оценках, а раз так, то она, Глэдис, похоже, совершила несколько страшных ошибок – вовсе не тех, о которых думала прошлой ночью, – ошибок, за которые ей придется расплачиваться слишком дорого.

Однако Ширли была знакома с Дэйвом всего один вечер. Как могли ее первые впечатления сравниться с горьким опытом человека, прожившего с ним несколько лет? Дэйв способен быть честным, беспощадно честным, но ее-то он обманул!

И все же, возможно, та душевная травма, которую ей нанесли, сделала Глэдис чересчур категоричной? И ей следовало бы заново оценить ситуацию… но зачем? Несомненно, уже слишком поздно.

Она беспомощно взглянула на подругу.

– Мне нужно уйти. Прости, Ширли, но я больше не могу у тебя оставаться. Все, как с моей матерью. Ты слишком во многое посвящена. Даже если мы не станем говорить о нем, все равно это будет стоять между нами. А я должна избавиться от самой мысли о Дэйве.

– Но зачем, Глэдис? – ласково спросила Ширли. – Может, наоборот, тебе нужно быть с ним?

Нет, даже думать об этом невыносимо…

– Как заново поверить человеку, который доказал, что доверять ему нельзя?! – отчаянно выкрикнула она.

Глаза Ширли затуманились печалью.

– Мне очень жаль, Глэдис. Я рада бы помочь тебе. Ты была так добра ко мне…

Глэдис с трудом выдавила некое подобие улыбки.

– Только оставайся такой же. И никаких французских пирожных.

Ширли усмехнулась – явно по необходимости, в ответ на попытки Глэдис как-то развеять тяжкое ощущение от разговора.

– Не беспокойся. Теперь я сама способна добиться того, чего хочу.

И снова ни одного упоминания о Дэйве…

Через пару часов Глэдис собрала вещи и отправилась на такси к гостинице, в которой можно было снять номер надолго. Как временное обиталище – до тех пор пока Глэдис не найдет работу – она была достаточно удобна и дешева.

Теперь я смогу вырваться из когтей прошлого, подумала Глэдис, запираясь в комнате, служившей одновременно гостиной и спальней и обставленной вполне пристойной, хотя и не слишком дорогой мебелью.

Но эти здравые рассуждения не развеяли тоски и чувства одиночества.

Как она ни старалась, она не могла не думать, не вспоминать о доме – доме ее мечты, созданном Дэйвом с величайшей любовью и тщанием, вплоть до самых мельчайших деталей.

Если Дэйв сделал это для нее…

Если она ему все еще небезразлична…

Что, если Ширли права и она причинила Дэйву не меньше страданий, чем он ей? Можно ли восстановить то, что разрушено, перечеркнуть чудовищные ошибки и промахи? Удастся ли им опять соединиться – после всего, что произошло за последние дни?

Не теперь, сокрушенно подумала Глэдис. Если бы она осталась с Дэйвом в ту пятницу, не уехала с Майком… Или нашла в себе силы выслушать его прошлой ночью… Но нет, между ними всегда будет стоять та боль, которую они испытали по вине друг друга. И она станет рождать непонимание, заставит видеть все в ложном свете. Как вечное грозовое облако, омрачающее их счастье.

Пусть будет что будет, обреченно решила Глэдис.

Будь что будет.

В понедельник Глэдис первым делом отправила свои данные по трем адресам, где могла получить работу. И вскоре отовсюду, к ее невероятному облегчению и радости, получила ответы: собеседования назначены на следующую неделю. Конечно, это еще не гарантия того, что она будет принята, однако Глэдис была настроена решительно и непременно собиралась произвести наилучшее впечатление.

Когда наступила суббота, она внимательно просмотрела газеты в разделе объявлений о приеме на работу, отметив еще несколько вариантов.

Она не рассчитывала устроиться сразу же и не могла рисковать, поставив на одну карту всю свою будущность. В конце концов, на те три должности могли найтись и более достойные претенденты. Глэдис отправила еще два письма – в агентство путешествий и в компанию, занимавшуюся дополнительной подготовкой отстающих студентов.

Кроме того, она попыталась выяснить, нет ли каких-нибудь курсов для взрослых: по вечерам ей было особенно одиноко. Если поступить на них, встречаться там с новыми людьми, быть может, ее жизнь не покажется такой пустой…

С другой стороны, сперва нужно найти работу и решить, где она будет жить, ведь не собиралась же она навсегда застрять в гостинице!

К концу третьей недели самостоятельной жизни уверенность Глэдис в том, что она достигнет всего, чего захочет, заметно поколебалась. По окончании каждого собеседования она слышала одну и ту же фразу: «Мы вам позвоним». Разумеется, никто не звонил и не пытался каким-либо иным способом поставить ее в известность о своем решении. Глэдис даже не сообщали, что она не принята на работу, зачем-то оставляя надежду, которая с каждым днем становилась все призрачней.

Но одна мысль мучила ее больше остальных. Потому что… не наступало то, чего она была вправе ожидать от своего организма. Никаких признаков! Глэдис старалась убедить себя в том, что страхи напрасны: в самом деле, не могла же она забеременеть за один вечер, проведенный с Дэйвом, когда три года назад она шесть месяцев пыталась зачать и безрезультатно. Нет, жизнь не должна была так подшутить над ней.

К насмешкам судьбы Глэдис, похоже, привыкла, но эта казалась уж слишком жестокой.

Почему она не подумала о подобной опасности? То, что она успела привыкнуть к Майку, всегда принимавшему меры предосторожности, никоим образом ее не извиняло. Дэйв, должно быть, не сомневался, что раз она собирается выйти замуж за Майка, то наверняка принимает таблетки. Если уж быть честной до конца, то в тот момент она попросту забыла обо всем на свете, желая только одного – ощущать рядом с собой Дэйва, нестись с ним в едином потоке всепоглощающей страсти.

И вот, решив выяснить все до конца и не терзать себя неведением, Глэдис купила диагностический набор в аптеке. Результат оказался положительным: она беременна.

Никогда еще Глэдис не чувствовала себя такой одинокой. Судьба не могла выбрать худшего времени для подобного подарка. У нее нет ни работы, ни спутника, способного поддержать ее, ни помощи – вообще ничего надежного в этом мире. Она не хотела, не могла вернуться к матери. Тем более нося во чреве ребенка Дэйва. А просить о чем-либо сестру просто нечестно. К тому же в этом случае мать неизбежно все узнает…

Она осталась совсем одна.

Разве что Дэйв… Могла ли она сейчас пойти к нему? Могла ли надеяться на то, что все еще желанна, что он по-прежнему неравнодушен к ней? Что он полюбит их ребенка? А вдруг будущий младенец как раз и воссоединит их, и ради его счастья они построят будущее вместе? Хотя скорее всего она просто хватается за соломинку…

Глэдис потребовалось двадцать четыре часа мучительных размышлений для того, чтобы принять решение. Это ребенок не только ее, но и Дэйва, а раз так, он должен узнать о нем, а уж как он отреагирует на новость – его дело.

Глэдис содрогалась в душе, вспоминая свои слова о случайных партнершах и неизвестных ей детях. Дэйв будет прав, если рассмеется Глэдис в лицо и посоветует устроить себе «удачный выкидыш». И это самое худшее, самое страшное из всего, что ее ожидает в разговоре с ним.

Однако и других вариантов развития событий остается немало, а вот выяснить, какой из них осуществится, можно только одним способом: лично встретившись с Дэйвом. Посчитав, что в девять часов утра в субботу он должен быть дома, Глэдис набралась мужества и позвонила. Гудок… второй, третий, четвертый… сердце сжалось: она представила себе, что Дэйв сейчас в постели со Стефи. Если к телефону подойдет женщина, она просто повесит трубку, решила Глэдис.

– Дэйв Флэвин слушает.

При звуках его голоса Глэдис на мгновение оцепенела: мысленно она уже подготовилась к совсем иному повороту событий.

– Алло? – переспросил Дэйв.

– Это Глэдис, – только и смогла она выдавить из себя, совершенно не представляя, что говорить дальше.

Воцарилась пауза – короткая и все же бесконечная, потом Дэйв совершенно по-деловому осведомился:

– Чем могу быть полезен, Глэдис?

– Я не вовремя? – спросила она. Снова молчание.

– Да, не совсем.

Она заставила себя произнести еще несколько слов – сказать то, зачем, собственно, и звонила:

– Могу я увидеть тебя сегодня утром? – Молчание. – Это очень важно, – настаивала Глэдис.

– Разумеется. Полагаю, иначе и быть не могло, – холодно, так холодно проговорил он. – Приезжай когда захочешь.

Слишком поздно… Ее сердце сжалось, внутри все похолодело. Тогда у Ширли она отказалась даже выслушать его, а теперь… Поздно. Он не хочет ее видеть. Она стала ему безразлична.

Но Глэдис думала теперь еще и о ребенке…

– Тогда я приеду прямо сейчас, – отчаянно заявила она. Пусть все это закончится поскорее, и будь что будет!

Она повесила трубку прежде, чем он успел ответить. Если вообще собирался отвечать. Звонила Глэдис из телефонной будки у ближайшей железнодорожной станции, а потому могла не тратить время на поиски такси: шеренга машин поджидала приезжающих. Она уселась в первую попавшуюся, дала водителю адрес Дэйва и отправилась в путь, твердя про себя как заклинание: будь что будет.

Кажется, прошли века, прежде чем Дэйв открыл дверь – хотя, должно быть, всего минута-другая. Глэдис еще в такси отрепетировала разные варианты начала разговора, но ни один не казался удачным сейчас, когда перед ней стоял Дэйв в темно-синих джинсах и красном пуловере.

Она даже не сумела поздороваться, и уголок его рта дернулся в циничной усмешке. Взгляд Дэйва скользнул по простому темно-зеленому свитеру, который Глэдис надела только потому, что в нем было тепло. А день – или ей так казалось? – выдался необычайно холодный.

И когда она снова встретилась глазами с Дэйвом, то увидела в них ледяную зимнюю стужу.

– Ты собираешься входить или нет, Глэдис?

– Да. Спасибо, – деревянным голосом отозвалась она.

Дэйв отступил, пропуская гостью. Она проскользнула мимо и почти бросилась в комнату, только сейчас до конца осознав, что пришла сообщить Дэйву новость, которая, возможно, вовсе не обрадует его. Которую, вполне вероятно, он даже не захочет услышать. Она просто не могла говорить в коридоре – казалось, там она задохнется при первых же словах. Ей нужно, чтобы между ней и Дэйвом оставалось хоть какое-то расстояние.

Но тут Глэдис замерла, увидев входящую с террасы Стефи. Мгновением позже рядом со Стефи возник мужчина – настоящий великан, немедленно обнявший ее за талию. Свободной рукой он помахал Глэдис.

– Привет! – улыбнулся он. – Я Шон О'Брайен, муж Стефи. Мы как раз собирались уходить.

Глэдис была совершенно убита. Да что здесь происходит в конце концов? Нет ведь в мире человека по имени Шон О'Брайен! Не было никогда – его придумал Дэйв! Или… это какое-то очередное чудовищное совпадение? Новый обман?.. – Она отчаянно ухватилась за единственный очевидный факт.

– Вы муж Стефи?

– На нашей свадьбе присутствовало не меньше сотни свидетелей, видевших все своими глазами, – жизнерадостно заверил ее гигант. – Сегодня исполняется пять лет с того замечательного дня. Как пять минут прошли, слово даю!!

– Но это не единственная хорошая новость, – проговорил вошедший в комнату вслед за Глэдис Дэйв.

– Еще бы, конечно нет! – все так же бодро прогудел Шон О'Брайен. Он крепко прижал к себе Стефи и поцеловал ее непокорные роскошные волосы. – Моя дорогая женушка собирается подарить мне ребенка. О, если бы вы знали, какой прекрасный, великолепный, расчудесный день выдался у меня сегодня!

В душе у Глэдис все сжалось. Вот так должно было быть и с ней, вот так следовало говорить о ребенке, который родится у нее… Что для них – для нее и Дэйва – совершенно исключено. И снова у молодой женщины возникло чувство потери, будто кто-то неведомый, злой отнял то, что по праву должно ей принадлежать. Неужели ни одна ее мечта не сбудется, неужели счастье для нее возможно лишь в мире иллюзий?…

Лицо Стефи казалось еще прекраснее, оно прямо-таки лучилось радостью.

– И это еще не все, Шон. Ты кое о чем забыл, о чем-то очень важном. Скажи Глэдис сам.

Но муж покачал головой.

– Это же пустяки, любовь моя.

– Что-то ты чересчур скромничаешь. Ну, не хочешь, тогда я сама скажу. – Вся сияя, она повернулась к Глэдис. – Я им так горжусь. Он получил за свои картины одну из самых престижных премий в стране. И среди призов есть поездка в Париж – для двоих! Так что он сможет изучать французское искусство прямо во Франции.

Происходящее мало смахивало на представление, устроенное специально для Глэдис. Эти двое, стоявшие сейчас перед ней, так искренне любили друг друга и были так откровенно счастливы, что и слепой бы заметил.

– Как замечательно! – воскликнула Глэдис. Боже милостивый, надо ж было так заблуждаться! Подумать такое о Стефи… и Дэйве!

– Да, конечно, замечательно, что мои работы теперь признаны официально, – суховато подтвердил Шон, – но только Дэйв верил в мой талант, когда все отвергали меня. Он поддерживал меня, покупал мои картины… – Шон с теплотой улыбнулся Дэйву. – Я никогда не сумею как следует отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, Дэйв! Твоя вера придала мне сил, вселила надежду.

Дэйв покачал головой.

– То твое полотно с кувшинками – просто шедевр, Шон. Я слишком мало заплатил за него, можно сказать, за гроши купил.

Глэдис живо вспомнилась картина в спальне Дэйва. Так вот почему Стефи столь хорошо знакома с обстановкой спальни. И с самим домом. И она, и ее муж были близкими друзьями Дэйва. Боже, какую чудовищную ошибку она совершила…

Впервые за все время Глэдис заметила кольцо на руке Стефи. Если бы она только видела его раньше… Нет, это только утвердило бы ее в мысли, что измена ничего не значит для Дэйва. Он прав. Глэдис уже не помнила, как и почему это началось, но она только и делала, что с остервенением выискивала в нем все самое дурное и внутренне была готова поверить в самые низкие его поступки.

– Ну ладно, нам пора! – заявила Стефи. – Спасибо за завтрак с шампанским, Дэйв. Это был настоящий праздник.

– Не за что, – тепло ответил он.

Шон увлек Стефи за собой, донельзя гордый своей женой и собственной персоной. Они прекрасно подходили друг другу, эти счастливые влюбленные супруги. Поравнявшись с Глэдис, Стефи вырвалась из объятий мужа и поцеловала ее в щеку.

– Надеюсь, вы тоже когда-нибудь будете так же счастливы, как я сегодня, – проговорила она, заглянув Глэдис в глаза, словно пытаясь сказать еще что-то без слов.

Глэдис страшно смутилась и сумела только пролепетать:

– Спасибо…

Шон улыбнулся Глэдис с искренним расположением, снова прижимая к себе жену.

– Мы соседи Дэйва и его друзья. Надеюсь, еще увидимся, Глэдис.

– Да, конечно, – слабым голосом произнесла она.

Оставшись наедине с Дэйвом, Глэдис поняла, что окончательно потеряла дар речи. К ее отчаянию теперь примешивалось еще и чувство огромной вины.

– Тебе придется простить Стефи и Шона. Они оба романтики, – сухо сказал Дэйв и коротко рассмеялся. – Стефи просто умерла бы на месте, если бы узнала, что ты подумала о ее визите ко мне тогда, когда она появилась здесь с шампанским. Можешь верить, можешь нет, но эта бутылка предназначалась для нас. Отпраздновать то, что мы снова вместе.

– Прости, – прошептала Глэдис; ее глаза умоляли Дэйва поверить в искренность раскаяния. – За все. За то, что я думала. И что говорила.

Дэйв смотрел на нее с холодной насмешкой.

Что ж, он имел на это полное право.

– Это же для тебя обычное дело, не так ли, Глэдис? – Он жестом указал ей на обитый кожей диван. – Присядь, или ты не собираешься задерживаться надолго?

Услышав его неприкрыто равнодушный голос, Глэдис просто не смогла принять столь суховато-любезное приглашение, хотя ноги у нее подгибались.

– Полагаю, теперь уже не имеет значения, как я сожалею о своем поведении, – тоскливо произнесла она.

– Как, Глэдис, неужели угрызения совести? Какая жалость, что ты застала здесь Стефи и Шона! Иначе и дальше ненавидела бы меня со спокойной душой.

– У меня нет к тебе ненависти, Дэйв. Глаза мужчины вспыхнули насмешкой, но прежде чем Глэдис удалось найти хоть какие-то слова, способные убедить его, Дэйв отвернулся, пошел к дверям на террасу, но застыл на пороге, подставив лицо ветру, и солнце ярко озарило его задумчивое лицо.

Она могла видеть, как поднимается его грудь: Дэйв глубоко вздохнул, словно набрал побольше воздуха перед тем, как произнести нечто важное. Когда он заговорил, голос его звучал монотонно и глухо; казалось, он обращается не к Глэдис, а к пескам и морю:

– В жизни каждого человека наступает момент, когда он сталкивается лицом к лицу с неизбежным. Можно любить кого-нибудь всем своим существом, каждой клеточкой, а потом вдруг находиться рядом с дорогим тебе человеком становится чем-то невозможным, непереносимым. Любовь превращается в ненависть. В гнев. В отчаяние. – После этих слов Глэдис вдруг осознала, что он говорил не о ней, а о себе самом. – Приходит время, когда иссякают силы, – продолжал меж тем Дэйв. – Когда «достаточно» значит «слишком много», и людям нечего больше дать друг другу. Когда бессмысленны попытки добиться невозможного. Мы, вероятно, давно достигли этой точки в отношениях, очевидно, до того как развелись. А почва была подготовлена еще раньше.

Он медленно обернулся к ней, словно думал, что она уже ушла – или просто не хотел, чтобы она увидела его лицо. И Глэдис догадалась почему: таким страданием исказилось его лицо, такая горечь и обида застыли в глазах.

Из-за нее.

– Но у меня оставались мечты, и я не хотел отказываться от них. Теперь я понимаю, что мечты эти были несбыточными. Что продолжать надеяться – то же, что биться головой о кирпичную стену. Я устал, я измотан, внутри пуст… – Он криво усмехнулся. – И я презираю себя за все эти бесплодные попытки.

Бессмысленно сейчас просить у него прощения. Глэдис нечего ответить – ей не найти слов, способных перебросить хотя бы узенький мостик через разделявшую их пропасть боли. Если она кинется к Дейву, обнимет его и скажет, что любит, он попросту не поверит ей.

Дэйв устало поднял руку, словно давал клятву.

– Ты можешь просить меня о чем угодно – и получишь все, чего хочешь, не сомневайся, Глэдис. Но я больше не хочу видеть тебя. Никогда. Я хочу покоя… и одиночества.

Это она тоже понимала и раскаивалась в том, что пришла, заранее пожалела о тех словах, которые собиралась произнести. А что, если просто уйти, так ничего и не сообщив Дэйву? Но их нерожденный ребенок тоже имел свои права. У Глэдис не оставалось выбора; ей следует сказать все и сейчас, и только несколько секунд она еще подбирала слова.

– Я не займу у тебя много времени, – заверила Глэдис. – Полагаю, ты вправе знать, что я ношу твоего ребенка.

На его лице пронеслась целая гамма чувств: потрясение, недоверие, почти сразу переросшее в гнев. В его взгляде читалось только одно – презрение.

– Что еще за мелкая месть, Глэдис? Решила поиграть с прошлым? Предъявить мне то же обвинение, что и та женщина, которая разбила наш брак?

Теперь он поступает со мной так же, как когда-то поступила с ним я, обреченно думала Глэдис, ощущая себя глубоко несчастной и одинокой. Именно теперь, когда мне больше всего нужна его поддержка, он откажет мне в ней.

– Я собиралась только сказать тебе о ребенке, – проговорила она бесцветным голосом. – Хочешь верь, хочешь нет, но это правда.

– О, ради Бога! – взорвался Дэйв. – Во что ты предлагаешь мне поверить? В то, что перед тем, как прийти ко мне, ты несколько дней подряд забывала пить таблетки? Ну надо же, какое удобное стечение обстоятельств! Значит, с Майком ты принимала, меры предосторожности, а со мной – нет?

Глэдис сжалась от жестокой насмешки. Остатки гордости призывали ее уйти немедленно, но другое чувство заставляло ответить на обвинения.

– Мы с Майком так редко спали вместе, что я обходилась без таблеток. Он пользовался презервативами.

– Тогда почему ты не сказала мне?..

– Потому что не подумала об этом.

– Не подумала! – повторил Дэйв с непередаваемой интонацией.

Щеки Глэдис залила краска стыда, но она постаралась не обращать на это внимания. Она должна открыть Дэйву правду:

– Я никогда не упоминала об этом: в последние шесть месяцев нашего супружества я пыталась забеременеть. Но не получилось. Даже не была уверена, могли ли мы вообще иметь детей…

– Что ж, наверное, и не могли, – отрезал Дэйв. – А презервативы не дают стопроцентной гарантии. Когда ты последний раз спала с Майком?

Такого Глэдис от Дэйва не ожидала. Ни на секунду не предполагала, что он способен сказать такое. От ужаса она не находила слов.

Дэйв сухо и жестко рассмеялся.

– Не говори мне, пожалуйста, будто ты забыла, что я уже проходил через подобное. Может быть, это мой рок, и женщины всегда будут называть меня отцом детей, которых зачал не я. Но ведь ты же тогда даже не сомневалась, что обвинения правдивы, да? Нет, Глэдис Ньюмен не станет поддерживать своего мужчину. Только не тогда, когда ему это особенно нужно. Она выше этого. Нужно просто осудить его и вышвырнуть вон из своей жизни.

Неужели он ни в чем не виноват?.. Глэдис не могла, не хотела верить. Нет, не сейчас… Это оказалось бы слишком страшной, слишком непоправимой ошибкой!

– Может, в отместку за мои былые прегрешения ты собираешься навязать мне ребенка Майка, – продолжал Дэйв. – Ведь, согласись, ты, должно быть, ненавидишь себя за то, что переспала со мной. А, Глэдис? Тебе не терпится добить меня, вонзить мне нож в самое сердце?

Больше Глэдис просто не могла выдержать. Что правильно, что – нет, истина ли, ложь – между ними все кончено. Она выпрямилась, собрав остатки достоинства, и высказала последнее, что думала о Дэйве Флэвине:

– Если бы ты захотел, то мог сделать генетический анализ, чтобы знать наверняка, кто настоящий отец ребенка. Но все так омерзительно, грязно и низко, что я скорее предпочту, чтобы ты думал, будто это действительно ребенок Майка. Тогда тебе никогда не придется видеть нас – ни меня, ни моего ребенка. Исполнится твое желание… остаться одному.

Она заставила себя встать и двинуться к двери, чтобы покинуть квартиру Дэйва и его самого – навсегда. Он не попытался ее остановить, он вообще не произнес ни слова.

Лифт уже ждал Глэдис. Она вошла в кабину, как сомнамбула, не осознавая, что с ней происходит. Выйдя на улицу, она не испытала облегчения – невероятная усталость мешала даже сообразить, куда идти и что делать.

На другой стороне дороги Глэдис увидела остановку автобуса – ну что ж, хоть какая-то цель – и с автоматизмом робота направилась туда. Она сошла с тротуара, не заметив надвигающейся машины. Только пронзительный визг тормозов вывел ее из состояния оцепенения.

По счастью, машина успела вильнуть в сторону, едва не сбив Глэдис. Какой-то мужчина прорычал:

– Сучка свихнувшаяся!

Вслед за тем на Глэдис обрушился поток брани.

Теперь уже отовсюду раздавался визг тормозов. Что я наделала? – с отчаянием подумала Глэдис. Все ее тело онемело от страха, она ждала удара, лязга металла…

Но ничего подобного не произошло.

Машины не сталкивались, ни одна не задела ее – притом, что всю проезжую часть забили отчаянно сигналящие автомобили. Из них уже выскакивали мужчины и женщины, что-то крича, потрясая кулаками и ругаясь самым непотребным образом. У Глэдис закружилась голова, к горлу подкатывала тошнота. Ей казалось, что земля вот-вот разверзнется и поглотит ее. Ноги подгибались, колени дрожали.

Потом она увидела Дэйва, стремительно бегущего к ней. Глэдис попыталась выговорить: «Я не хотела…» Но голос ей не повиновался. Тело тоже. Она почувствовала, что падает, но сильные руки подхватили ее, поддержали, подняли.

Краем сознания Глэдис понимала, что это Дэйв, что это его руки прижимали ее к груди. Ей вдруг стало спокойно и уютно. Она прикрыла глаза и склонила голову ему на плечо.

Вокруг собиралась толпа. Глэдис услышала, как Дэйв прикрикнул на них:

– Ну что вы налетели, как стая гиен! Не видите, что ли, – женщине плохо? Она беременна. Ей нужна медицинская помощь.

Вопли и проклятия разом утихли, превратившись в невнятное бормотание.

– Дайте дорогу! – приказал Дэйв.

Толпа расступилась. В отдалении завыла сирена, но Дэйв уже нес Глэдис прочь.

Она не открывала глаз. Она не хотела знать, что происходит вокруг, ей было достаточно того, что Дэйв по-прежнему прижимает ее к груди.

И Глэдис поняла, что жаждет только одного: чтобы так оставалось всегда.

Глэдис, как сквозь вату, услышала приближающийся вой полицейской сирены. Потом раздалось хлопанье дверец машин: невольные свидетели разъезжались по своим делам. Глэдис спрятала лицо на плече Дэйва: сейчас ей не до остального мира, она все равно не в состоянии воспринимать происходящее. Для нее сейчас вообще ничего не имело значения, кроме одного-единственного – Дэйв пошел за ней. Он поддержал ее, защитил, постарался дать то, в чем Глэдис нуждалась больше всего.

– Всем оставаться на своих местах! – раздался низкий мужской голос. – Не покидать место происшествия!

– Офицер, послушайте, если я понадоблюсь, вы знаете, где меня найти, – заявил Дэйв. – Леди тоже будет там. И я хочу вам первому сказать об этом: я стану отцом.

– Да ну? Черт меня побери! Ведь она уехала тогда с другим парнем… Разве она не собиралась выйти за него замуж?

– Все изменилось, офицер. И я благодарю вас за помощь и за то, что вы правильно оценили ситуацию.

Глэдис осторожно приоткрыла один глаз. Да, верно: за сценой с интересом наблюдали те самые двое полицейских, которые пришли к Дэйву в тот незабываемый вечер. Стоявшая рядом женщина потянула одного из них за рукав и приглушенно проговорила:

– Она беременна. Это объясняет все.

– Ей следует лечь, прийти в себя, ей нужен уход, – твердо заявил Дэйв. – У меня на руках настоящая драгоценность. Дадут же мне когда-нибудь дорогу или нет?

Глэдис задумалась было, кого именно Дэйв назвал «драгоценностью» – ее или ребенка, но сейчас было не время для таких вопросов. Вообще не время для вопросов.

Конечно, ситуация сложилась напряженная, но, к счастью, никто не пострадал, и толпа быстро успокоилась. Пока Дэйв шел к дому, его хлопали по спине, поздравляли и желали всего хорошего.

Глэдис почти надеялась, что, выбравшись из толпы, Дэйв хотя бы из вежливости поинтересуется ее самочувствием, но он молчал всю дорогу, пока нес ее на руках в свой дом. Она тоже не проронила ни слова, понимая, как хрупок воцарившийся между ними мир. Если Дэйв тревожился только за ребенка, которого, похоже, уже считал своим, самым мудрым для Глэдис было ждать дальнейшего развития событий и не торопить их.

Дэйв прошел прямо в спальню и бережно уложил Глэдис на постель. Когда он отпустил ее, ей показалось, что она лишилась чего-то очень важного, и ощущение утраты было столь велико, что ей пришлось стиснуть зубы, лишь бы не заплакать. Она широко распахнула глаза, пытаясь по выражению лица разгадать чувства и мысли Дэйва.

Он тяжело дышал, видно было, что ему нелегко дался путь с Глэдис на руках. Он просто устроил представление для того полицейского, подумалось ей. Глядя на это лицо, осунувшееся от усталости, на кривящиеся в привычной иронической усмешке губы и потемневшие голубые глаза, Глэдис отчетливо поняла: он вовсе не рад грядущему отцовству. И надежды, которые расцвели в ее душе, начали увядать.

– Оставайся здесь! – приказал Дэйв. – Я принесу тебе чашку чая.

Но Глэдис и так была слишком слаба, не в силах даже пошевелиться. Утро выдалось просто чудовищным, и, похоже, положение ее не изменилось, хотя Дэйв и пришел на помощь. Ей оставалось только размышлять о том, можно ли еще что-то спасти, хотя бы крупицы их былой любви. И удастся ли хоть что-то возвести на этих крупицах…

Дэйв вернулся с чаем и не подал чашку Глэдис, а поставил на столик у кровати. Он пододвинул стул, впрочем не слишком близко, и устроился на нем с выражением решимости и одновременно терпения на лице. Глаза его смотрели настороженно – он явно не хотел выдавать свои чувства.

Глэдис приподнялась и принялась за чай. Ей следовало восстановить силы, прежде чем снова заговорить с Дэйвом.

– Почему ты передумал? – спросила она, когда молчание стало невыносимым.

– Во многих отношениях ты, Глэдис, далека от совершенства, но, несмотря на все твои недостатки и предрассудки, на твое нежелание понять меня, у тебя есть внутренний стержень. – Он иронически улыбнулся. – Твои принципы, убежден, очень важны для тебя. Я вспомнил об этом лишь спустя несколько минут после твоего ухода. И тогда решил, что, как бы ты ни относилась ко мне, это действительно должен быть мой ребенок.

– И тебе это небезразлично?

– Я все-таки человек, – насмешливо ответил Дэйв. – Я всегда мечтал, чтобы у нас с тобой были дети, Глэдис. Я надеялся… – Он пожал плечами и склонил голову. – Впрочем, не стоит размышлять о том, чего не произошло. По крайней мере, это случилось сейчас. – Он бросил быстрый взгляд на Глэдис. – Ты уже думала о том, что собираешься делать?

– Все выяснилось только вчера, – коротко отозвалась Глэдис; ей вовсе не хотелось еще больше оттолкнуть от себя Дэйва, дав неверный, с его точки зрения, ответ.

– Для тебя это, конечно, стало большим потрясением, – мягко произнес Дэйв.

Неожиданно ласковые нотки в его голосе едва не заставили Глэдис расплакаться.

– Да, – призналась она отворачиваясь и, чтобы справиться с волнением, отпила чая. – Спасибо, что помог мне выбраться из этой заварушки на улице.

Запоздалая благодарность, но уж лучше поздно, чем никогда…

– Это самое малое, что я мог для тебя сделать, – пробормотал Дэйв. – Ужасно, что я так говорил с тобой. Прости. Я не мог выбрать более неудачного времени…

Он действительно чувствовал себя виноватым, и глубокое сожаление в его голосе придало Глэдис смелости.

– Я тоже скверно обходилась с тобой, Дэйв. – Она наконец решилась поднять на него глаза и слабо улыбнулась. – Я все неправильно понимала. Все, что только можно было.

– Трудно изменить то, что уже вошло в плоть и кровь, – не без сочувствия заметил Дэйв. – Если учесть, что ты считала меня обманщиком, такая реакция была вполне естественной.

– А ты не обманывал меня, Дэйв? Она ждала ответа затаив дыхание.

– Я хочу, чтобы ты знала, Глэдис, – тихо молвил он, – я никогда не был тебе неверен. Я не изменял тебе – ни с Джулией, ни с кем-либо еще. Мне просто не нужны были другие женщины.

Сердце Глэдис зашлось от боли при воспоминании, она не смогла удержаться от вопроса:

– Тогда почему она настаивала, что забеременела от тебя?

Дэйв покачал головой.

– Только она способна объяснить тебе это, Глэдис. Во всяком случае, она так упорствовала в своих обвинениях, говорила так убежденно, что и меня заставила бы поверить… возможно. – Он снова вздохнул и посмотрел на нее – так устало, что у Глэдис похолодело внутри: – Скажи, разве нам станет лучше оттого, что мы примемся ворошить прошлое?

Она опустила глаза, пытаясь сообразить, как ей поступить. Если не разрядить ситуацию, она может потерять все, чего успела достичь. Что бы ни случилось в прошлом, им сейчас нужно думать о будущем. И не только ради самой Глэдис… Ширли права. Ей действительно необходимо быть рядом с Дэйвом.

Несмотря на всю важность того, что она должна была произнести, Глэдис все-таки побоялась посмотреть ему прямо в лицо и, уткнувшись взглядом в простыни, тихо спросила:

– Теперь, когда ты все знаешь о ребенке… Как ты намерен поступить, Дэйв?

Молчание. Напряженное тяжелое молчание, в котором, казалось Глэдис, сейчас решалось будущее – ее, Дэйва, их ребенка. Она страшилась ответа, однако неведение было еще ужаснее.

– Ты не против подумать о том, чтобы снова выйти за меня замуж, Глэдис?

Она вскинула на него глаза: нет, он не мог сказать такого! После того что говорил прежде… Но Дэйв выдержал ее взгляд – его предложение было сделано вполне серьезно.

– Да.

Она словно со стороны услышала свой собственный шепот, почти вздох, идущий из самого сердца, – даже не успела обдумать ответ, а он уже сорвался с губ.

– Признайся, Глэдис, в тебе говорит страх или ты действительно хочешь, чтобы мы снова были вместе? – тихо спросил Дэйв. – Если это только ради ребенка…

– Нет. – Ее глаза умоляли его поверить. – Ради нас, ради всех троих, Дэйв.

Он кивнул. В его глазах зажглось понимание.

– Все, на что ты решалась, ты всегда делала от чистого сердца.

Глэдис набрала в грудь побольше воздуха.

– А что подсказывает твое сердце, Дэйв? Его губы дрогнули.

– Если мы собираемся пожениться, я просил бы тебя оставить преподавание в школе Майка. Возможно, это стеснит твою свободу, но меня не устраивает это место. Ты можешь начать сравнивать, а мне это не понравится.

– Я больше там не работаю. Я расторгла контракт в тот же вечер, когда уехала с Майком.

Дэйв изумленно поднял брови.

– Серьезные перемены… Твоя мать, Майк, твоя работа – и все за один вечер?

– Мне кажется, это ты ускорил события.

– Но ты же не хотела снова быть со мной. Глэдис улыбнулась, словно извиняясь.

– Хотела… Я только не желала делить тебя со Стефи.

Его лицо застыло. Он отвел взгляд и посмотрел на горизонт – туда, где сияющее небо сливалось с синевой моря.

– И где же ты работаешь теперь? В другой школе? И по-прежнему живешь у Ширли?

– Нет. Я сняла комнату в частной гостинице на следующий день после того, как ты появился у Ширли. А работы я еще не нашла. Никакой, – честно прибавила она, хотя понимала: Дэйв может решить, что она явилась к нему от отчаяния и безнадежности, а вовсе не по зову сердца.

На скулах Дэйва заходили желваки. Он повернулся к Глэдис, двигаясь подчеркнуто медленно, и в глазах его вновь заиграли насмешливые огоньки.

– Что ж, по крайней мере, ты пришла ко мне, а не вернулась к своей матушке. Это уже что-то.

Глэдис вспыхнула.

– Я вовсе не собиралась просить тебя о помощи. Я бы справилась одна, если бы…

– Забудь об этом, – резко прервал ее Дэйв. – Отныне мы вместе, а там уж будь что будет.

Но в их решении снова соединить свои судьбы почему-то не было радости. Дэйв держался чересчур спокойно, а Глэдис очень уж старалась скрыть переполнявшие ее чувства. Во всех их действиях и речах сквозила слишком очевидная настороженность: когда разговор затрагивал больную тему, оба поспешно меняли ее, не желая задевать раны, которые и без того успели разбередить утром. Оба словно набросили темный покров на прошлое и сосредоточились только на планах на будущее.

Дэйв принес на обед салат и несколько свежих булочек. Ни он, ни Глэдис есть не хотели – просто делали вид, что все в порядке, словно нынешний день был самым рядовым и обычным, а вовсе не переломным пунктом всей жизни.

Глэдис с огромным облегчением приняла предложение Дэйва провести остаток дня в постели, покуда он заберет ее вещи из гостиницы и оплатит счет. Они так тщательно взвешивали каждую фразу, так боялись задеть друг друга неосторожным словом, что возникшее из-за этого напряжение стало действовать им на нервы. Они старательно делали вид, что все идет нормально, но поддерживать беседу никак не удавалось. Это поправимо, уверяла себя Глэдис. Просто нужно время, чтобы снова привыкнуть друг к другу. Разве Дэйв не доказал, что волшебство чувств все еще связывало их?

Любовь не умерла.

Не могла умереть.

Глэдис не позволит ей умереть.

Она пробьется к душе Дэйва, к его сердцу, и все станет как прежде… Но эта задача оказалась вовсе не такой легкой, как полагала Глэдис.

… Она проспала большую часть дня – сказались бессонница предыдущей ночи и напряжение утра. Проснувшись, к своему тихому ужасу, Глэдис обнаружила, что невидимая стена между ними не исчезла, и Дэйв не позволял ни на шаг сократить разделявшую их дистанцию. Он привез ее вещи из гостиницы и разместил их в шкафах, но, несмотря на доброту и заботу о Глэдис, его поведение странным образом изменилось: оно словно исключало любые близкие или интимные отношения. Они даже не касались друг друга. И снова в душе Глэдис начали оживать прежние страхи.

Весь вечер у нее сохранялось ощущение, будто она идет по острию ножа – осторожно, бесконечно осторожно, только бы не сделать неверного шага, только бы не сорваться в пропасть…

Дэйв повел ее в ресторанчик по соседству. Они поужинали при свечах, и обстановка весьма способствовала появлению романтических настроений, возникни между ними хотя бы искра близости. Но, как ни пыталась Глэдис, ей удалось только поддержать подобие светской беседы, не больше.

Она спросила Дэйва о его работе – тема, казалось бы, безопасная. Однако Дэйв заметил сухо, что уж на сей раз проблема денег их волновать не будет: в понедельник он откроет на ее имя счет в банке и ей ни перед кем не придется отчитываться в своих тратах. Ему хотелось, чтобы в финансовом плане она была свободна.

– Я выхожу за тебя замуж не из-за денег, Дэйв, – порывисто возразила Глэдис: невыносимо думать, что подобная мысль могла прийти ему в голову.

Он был явно удивлен.

– Я знаю, Глэдис.

– Тогда почему же?..

Она в растерянности повела рукой, не в силах объяснить что чувствует: невидимую стену, возведенную им вокруг себя, стену, сквозь которую ей никак не пробиться.

– Супругам поровну принадлежит все имущество, верно? – спросил он со спокойным вызовом. – Или ты не хочешь принять то, что когда-то сама дала мне? Ты не согласна?

– Нет, – очень тихо проговорила она. По спине Глэдис пробежал холодок: она поняла, что ей возвращается долг, оставшийся со времен первого супружества. Долг, который уже дважды пытались оплатить.

Что еще сделать, чтобы он принял ее, или ей никогда не расплатиться за то, что она столько раз отвергала Дэйва? Прошлое снова преследовало Глэдис, хотя оба они стремились поскорее о нем забыть. Даже если прежде Глэдис считала себя правой во всем, легче ей сейчас от этого не становилось.

… Лежа рядом с Дэйвом в постели, она снова принялась обдумывать свое намерение вернуться к нему. Была ли она права? Он даже не поцеловал ее перед сном, ничем не намекнул, что хотел заняться с ней любовью. Они спали вместе, но словно разделенные миллионами миль.

Может, Дэйва беспокоили ее отношения с Майком? Но это же не остановило его, когда он решил увезти ее к себе на выходные… Или он не мог забыть об обвинениях в адрес Стефи? Неужели он по-прежнему не чувствует ничего, как сказал сегодня утром? А если так, удастся ли Глэдис изменить их отношения? Или все-таки уже слишком поздно?..

Ее тело застыло, словно оцепенев от боли. Ей так хотелось прижаться к Дэйву, обнять его… Он был нужен ей, она так мечтала о его любви, однако не могла заставить себя сделать первый шаг к близости. Пусть бы он дал ей хоть крохотную надежду… Но этого не произошло.

Глэдис начинала ненавидеть великолепное огромное ложе. Если бы снова оказаться в своей старой узкой двуспальной постели – в той самой, что она проклинала все годы супружества! Посередине была впадинка, из-за которой даже в самые жаркие ночи они засыпали в объятиях друг друга…

Дэйв прав, с горечью подумала Глэдис. Куча денег не заменит чувства. Сколько же времени может продлиться отчуждение между ними? Вдруг Дэйв проверяет, искренне ли она согласилась на повторный брак, и не настаивает на интимных отношениях, чтобы у нее было время спокойно обо всем поразмыслить? Или он так наказывает Глэдис за то, что она скверно обращалась с ним?

Сколько бы ни билась Глэдис над этими вопросами, она так и не смогла прийти к какому-то решению и наконец уснула, совершенно измотанная бесплодными раздумьями. На следующее утро ничего не изменилось. Когда она проснулась, Дэйва в постели уже не было…

Приняв душ и одевшись, она вышла на террасу и увидела там Дэйва. Столик был накрыт для завтрака, даже кофе уже ждал Глэдис. Они вежливо пожелали друг другу доброго утра, едва обменявшись взглядами.

Дэйв настоял на том, чтобы самому налить ей кофе, и Глэдис принялась прогуливаться по террасе: растущее беспокойство не давало ни минуты усидеть на месте. Она попыталась насладиться солнечным светом, видом на море – но нет. При других обстоятельствах она назвала бы утро прекрасным, теперь же не замечала окружавшей ее красоты, не чувствовала ни малейшей радости. И оттого, что Дэйв был рядом, лучше не становилось.

Он передал ей чашку кофе и спросил, что она будет есть на завтрак. Если он еще раз обратится к ней с такой холодной вежливостью, нервы Глэдис не выдержат. Она схватила Дэйва за руку и подняла на него умоляющие глаза.

– Я хочу, чтобы ты знал, Дэйв: я редко сравнивала тебя с Майком, но всякий раз, когда я была с ним и вспоминала о тебе, сравнение было не в его пользу.

Ей казалось, что эти слова помогут хотя бы частично разрушить разделяющую их преграду.

– Серьезная дилемма, не правда ли, Глэдис? – суховато заметил Дэйв, его глаза словно смеялись над этой жалкой попыткой прояснить отношения.

– Именно поэтому мне нужно было встретиться с тобой… тогда, – продолжала Глэдис, чувствуя, что ей почти нечего терять. – Если я собиралась выйти замуж за Майка…

– Ты по-прежнему предпочитаешь яйца всмятку?

– Черт бы все побрал! Зачем ты это делаешь?!

Глэдис отпустила его руку и отвернулась, чтобы поставить чашку на стол и хотя бы немного успокоиться. Ее пальцы дрожали. Она глубоко вздохнула, сознавая, что, если сейчас даст волю гневу, возможно, потеряет все.