Праведница

Постарайтесь. Будьте безупречны

Арджун прислонился к стволу березы, росшей на краю Великого зала, в самом сердце Летнего королевства Сильван Уайль. Как и всегда, на его лице было выражение полнейшей скуки. Выражение, которое он учился изображать годами.

Тоска. Абсолютная тоска. Еще будучи мальчишкой, Арджун выяснил, что любая другая эмоция может привлечь нежеланное внимание. А учитывая сложную задачу, которая стояла перед ним сейчас, ему было очень важно привлекать как можно меньше внимания.

Если не задумываться, то сразу на ум приходили лишь три лекаря Сильван Уайль, обладающие достаточными навыками, чтобы пробудить Одетту Вальмонт от смертельного летаргического сна. Однако это не означало, что хотя бы один из них согласится помочь вампиру, а уж тем более кровному отпрыску Никодима Сен-Жермена.

Один из этих лекарей так вообще без зазрения совести презирал всех, кто не являлся полнокровным фейри Летнего королевства. Арджун выяснил это на собственном опыте. Ему не хотелось вспоминать эту историю, потому что она навевала воспоминания о том, как он упал с дерева в десять лет. Воспоминания о сломанных костях, которые необходимо было сращивать. О проглоченных слезах и жестоких нравоучениях матери.

Арджун невольно вздрогнул, и фантомная боль пронзила его правую ногу, точно лезвие ножа.

Двух других лекарей, возможно, и удастся убедить помочь, если предложить им взамен что-нибудь… соблазнительное.

Арджуну не хотелось думать о том, что такого им можно посулить. Аппетиты фейри не прекращали его удивлять. Время, проведенное за изучением юриспруденции под руководством прогрессивных членов британского общества, позволило Арджуну узнать тонкости человеческой природы. Жаль, однако, что те же исследования нельзя было применить к фейри или какому-нибудь вампиру.

Да это и не так важно. Арджун обещал своей названой семье помочь Одетте. И ради нее он сделает все, что от него потребуется. Он уже попытался разузнать, где можно отыскать этих двух лекарей-фейри, и выяснил, что один из них приглашен на сегодняшний банкет в честь помолвки лорда Вири и гранда Сюджи. Только по этой причине Арджун рискнул сунуться к королевскому двору и зайти так далеко от более-менее безопасных приозерных земель его матери.

Над головой Арджуна, на верхушке возвышающегося, словно башня, дуба собрались гигантские пчелы. Их размеренное жужжание разносилось вибрацией по веткам, которые переплетались, напоминая сводчатый потолок церквушки, а их осенние листья поблескивали как витражи на окнах. У ног Арджуна стелился ковер из клевера, и его зеленый аромат тянулся по воздуху, смешиваясь с запахами зачарованного леса. Янтарь и мед. Ягоды морошки и вино.

Арджун прислушался к лениво сплетничающим придворным фейри, чьи перешептывания были пронизаны скандалами и пороками. Кто что с кем натворил… и в насколько компрометирующей позе. Какой лорд был замечен в объятиях какой-то леди. Или гранда. Или сразу двоих. Кого-то застукал партнер. Может, даже пожелал присоединиться. Или рассердился настолько, что потребовал поединка на рассвете.

– Его запястье до сих пор не зажило от ранения, полученного на дуэли, – сказала фейри с бронзовой кожей, заостренными ушами и вздернутыми уголками глаз цвета фиолетовых ирисов. Ее звали Ратана, если Арджун правильно помнил. Ее старшая сестра, Синора, однажды подошла к нему на вечеринке и пригласила его на свидание у сверкающих вод озера Люр. Когда же он отказал, она заколдовала его кожу, придав ей такой же оттенок, как глаза Ратаны.

Поэтому тоска всегда была своего рода мантрой для Арджуна. Как бы ни болело сердце, как бы ни кипела кровь. А она кипела, причем постоянно. Арджун Десай никогда не забывал обиды, как не забывал он и все детали каждый раз, когда кто-то – в особенности фейри – становился причиной его бед. И неважно, что Арджун то и дело казался жалким. В конце концов, он ведь был фейри лишь наполовину. Ничтожность стала для него вроде сахара, что добавляют в чай по утрам.

И в каком-то смысле это было сладко.

Ратана сделала паузу, чтобы глотнуть вина из позолоченного кубка, и искусно расшитый рукав ее наряда взвился по воздуху, повторяя ее движения.

– Печально, – добавила она, – ибо этот дурак обладал весьма талантливыми пальцами.

Намек в ее словах вызвал смех вокруг.

Арджун вздохнул. Очередная дуэль. Обычный день при дворе.

Кодекс дуэлянтов с недавних пор вошел в моду среди придворных Сильван Уайль. Как это обычно бывало, фейри оказались заинтригованы происходящим в земном мире. Особенно их интересовала религия, ибо они не верили в подобные вещи, а еще не понимали людских понятий вроде социального превосходства. А вот честь и героизм веселили их больше всего, как и человеческие идеи относительно морали, которые очень часто противоречили друг другу.

В землях Уайль были придворные, которые одевались как мужчины, однако ненавидели титул «лорд». По тому же принципу некоторые предпочитали женские наряды и презирали звание «леди». Вместо этого их называли грандами, и никто не высказывался против. Подобное вызвало бы громкий скандал в лондонском обществе. В Бомбее же у Арджуна был кузен, чьи предпочтения не склонялись ни к женскому роду, ни к мужскому. Даже в обществе Вест-Индии, где бок о бок сосуществовало много конвенций, включая религиозные, Арджун ни разу не слышал, чтобы кто-то из членов семьи высказывался негативно о кузене.

Внешний мир, разумеется, был совсем другой историей.

Знакомые англичане не стали бы вести себя так же благосклонно и принимать подобное, как родные Арджуна, даже если бы это был кто-то из семьи. Традиции многих западных верований часто вызывали у Арджуна смятение, потому что они, похоже, существовали в мире черно-белых тонов, где не было места для любого вида толерантности. У них существовал единый бог, а верующие обязаны были либо поклоняться ему, либо получить клеймо еретика. Однако можно было просто помолиться смертному сыну господа, чьи плоть и кровь пожирали в качестве ритуала у алтаря. Бастьян был католиком, как и Одетта с Гортензией. Арджуну это казалось логичным, потому что эта религия, по его мнению, идеально подходит для вампира.

В индуизме же, религии отца Арджуна, было бесчисленное число божеств. Отец смирился с существованием фейри – и называл их якшами [51], – утверждая, что это не противоречит вере и что в мире есть тайны куда древнее, чем человечество только может себе вообразить. Будучи семилетним ребенком в городе Бомбее, Арджун пытался следовать вере отца. Однако чаще ему это не удавалось. Он слишком быстро терял терпение. Слишком сильно жаждал получить материальные блага. Впрочем, во всем этом была и некая красота – нужно лишь знать, куда смотреть.

Увы, эта религия приносила Арджуну в детстве и немало печалей, когда, например, отец узнал, что новый друг Арджуна Саид был приверженцем ислама. На следующий день Арджуну запретили общаться с ним. Арджун так до сих пор и не забыл, что вера отца отняла у него друга.

В этом плане мир фейри был куда более лояльным и прощающим.

Быть может, в каждом мире существуют противоречия, везде что-то одно чрезвычайно кому-то важно, а что-то другое совсем не имеет значения. Арджун не мог не думать, что было бы куда лучше, если бы каждый просто занимался своим делом и позволял остальным людям быть теми, кем они желают быть; молиться тем, кому они желают молиться; и любить тех, кого они желают любить.

– А по какой причине началась дуэль? – поинтересовался у леди Ратаны лорд с черной, как эбонитовое дерево, кожей, придав своему голосу притворную непринужденность.

– Кто знает? – Ратана наморщила нос и поправила локон длинных темных волос за острым ушком. – Да и какая разница? Если кровь и слезы пролиты в процессе. А если на горизонте маячит смерть, так еще лучше.

И снова все рассмеялись.

Арджун закатил глаза к потолку из дубовых веток Великого зала.

Смерть вызывала огромное любопытство у бессмертных. Ибо несмотря на то, что они могли жить вечно, это не означало, что так действительно будет. Если бессмертному угодить прямо в сердце оружием из чистейшего железа или отрубить голову железным клинком, то даже самые искусные лекари не смогут залечить подобную рану.

Арджуну казалось, что придворным понадобилась всего пара недель на то, чтобы адаптировать людскую традицию дуэлей под себя и начать вызывать каждого на поединок по любому пустяковому случаю. Когда официальный вызов брошен, дуэлянты должны встретиться на рассвете следующего дня в долине Гильдии фейри, вооружившись пистолетами с железными пулями. Многие придворные наряжались ради подобного случая и делали из этого целое событие, сопровождаемое банкетом с яствами, будто из рога изобилия, и хрустальными графинами, наполненными винами, какие даже бога Бахуса заставили бы пристыдиться. Чаще всего, однако, пули не поражали ни одного из дуэлянтов. Изредка один или же оба идиота оказывались оцарапаны железной пулей, а их кожа опалялась и чернела от раны. Насколько сейчас мог припомнить Арджун, только один раз до сегодняшнего дня фейри погиб на дуэли, когда металл попал глупцу прямо в сердце, отчего тот скукожился и обратился в ссохшийся кожаный мешок.

В центре сплетен обычно находились сексуальные эскапады Летнего королевства. В отличие от Лондона, или Нового Орлеана, или Бомбея, в Сильван Уайль к наслаждению относились просто, без всяких ограничений. Свадьбы игрались не только между мужчиной и женщиной. Любые два рода могли объединиться, если того желали… и если один из них не принадлежал Зимнему королевству.

Разумеется, это ставило под вопрос толерантность правительницы Сильван Уайль относительно отношений Селины с Бастьяном. Сказать по правде, Арджун ума не мог приложить, почему леди Силла вообще позволяет единственной дочери якшаться с вампиром, однако он готов был поспорить, что дело тут было вовсе не в великодушии. Придворные в Сильван Уайль редко вели себя благосклонно без причины. Арджуну достаточно будет пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз он встречал фейри, которые обладали добротой и порядочностью.

Когда дело касалось романтических увлечений с иноземцами, при дворе всегда случались самые серьезные скандалы. Заключать союзы с кем-то на стороне дозволялось, однако сначала необходимо было получить письменное разрешение от обеих сторон. А его, понятное дело, редко кто мог получить. Подобные бессмысленные распри, а также сопровождающие их скандалы и драмы только укрепили убеждения Арджуна, которые он взращивал в душе годами.

Любовь создана для глупцов, к которым Арджун Десай точно не относится.

Он понял, что на губах у него зарождается усмешка. Эмоция, отличная от скуки.

«Тоска, – напомнил он сам себе. – Абсолютная тоска».

Странно, что фейри так уважительно относились к брачным союзам. Обряд, как это называлось в Сильван Уайль, считался одним из самых значимых событий в жизни любого придворного. Наверное, потому что это было одним из немногих событий в жизни бессмертных, обладающих хоть каким-то качеством постоянства.

Членам придворной свиты разрешалось жениться и выходить замуж лишь единожды за всю жизнь. Каждый мог иметь сколько угодно любовников, однако второй раз заключать формальный союз было запрещено, даже если супруг умирал.

– Так-так-так. И что это у нас здесь? – проворковал за спиной Арджуна голос, заглушая шум празднества.

Арджун даже не обернулся.

– Говоришь как злодей из плохо написанной мелодрамы, – сказал он. – Как придурок, поглаживающий усы.

– Усы? – Силуэт вышел из тени на свет, каждое его движение было плавным, а длинные серебряные волосы развевались за спиной.

– Это такие волосы на лице, которые растут над губами у джентльменов.

Лорд Вир, точно змея, плавно подошел ближе, внимательно глядя на Арджуна серыми глазами.

– Это стильно? – поинтересовался он.

– Если тебе нравится ощущать привкус ужина глубокой ночью, то да.

– Шутки шутишь.

– Я? Да ни в жизнь. – Арджун натянуто улыбнулся Виру. Его сарказм часто раздражал фейри, потому что они сами не могли откровенно лгать. Этот факт приносил Арджуну немало радости, ведь ложь была одним из немногочисленных преимуществ, которыми он обладал, будучи этириалом.

Глаза Вира сузились.

– Что ты здесь делаешь, дворняжка? – спросил он, и бриллианты на его ушах сверкнули. – Никто при дворе по тебе не скучает.

– Поверь мне, эти чувства взаимны.

– Если ты пришел искать друзей, то они не здесь, – продолжил Вир. Его длинная мантия цвета слоновой кости поблескивала, а туфли с вышивкой напоминали те, какие носили махараджи в Раджастане. – Этот гадкий кровопийца, Себастьян Сен-Жермен, и дочь леди Силлы, леди Селина, покинули дворец. Не спрашивай у меня, куда они отправились, ибо и сам знаешь, что мне нет до них никакого дела.

– Я не за ними пришел.

– Разве они не твои друзья, полукровка? Разве они не члены твоего маленького… королевства?

Вздохнув, Арджун повернулся лицом к Виру.

– А тебе-то что? – поинтересовался он. – Не в твоем стиле проявлять любопытство к чужим делам.

– Разве выглядит так, будто мне интересно? Я просто-напросто пытаюсь вести вежливую беседу с низшим существом. Недавно я пришел к выводу, что дружелюбие мне даже идет. Изредка.

Арджун улыбнулся, будто насмехался над не по годам развитым ребенком.

– И все же… – протянул он. – Все эти вопросы… Неужели тебе уже наскучила супружеская жизнь? – Он окинул взглядом толпу. – Где, кстати, фейри, чья несчастная судьба теперь переплетена с твоей?

– Мы с грандом Сюджи идеальная пара, – прошипел Вир. – Им нравятся те же вещи, что и мне.

– А ненавидят они те же вещи, что и ты? Ведь это на самом деле куда важнее для крепкого союза.

Морщинка в форме V образовалась на лбу у Вира.

– А тебе-то откуда знать? – поинтересовался он. – Тебе, ненавидящему обряд с самого детства.

– Мне необязательно принюхиваться к дерьму, чтобы знать, что оно воняет.

Бледное лицо Вира порозовело.

– Если бы я мог прогнать тебя из королевства, я бы так и поступил. Если бы мог изгнать в Сильван Вальд, в крепость из острого, как бритва, льда, то изгнал бы. Если бы мог…

– Если бы я мог дать тебе пощечину железной перчаткой, я бы дал. Если бы я мог привязать тебя к столбу и оставить на съедение гончим псам наших охотниц, я бы оставил. – Арджун усмехнулся. – О, погоди-ка. Ты уже однажды так поступил со мной, когда нам было по девять лет.

– Одно из величайших сожалений всей моей жизни в том, что гончим не позволили закончить охоту.

Усмешка Арджуна стала шире.

– Давай расправимся с любезностями, Вир. Необъятно, как небо, и глубоко, как океан. Таково мое презрение к тебе.

Вир открыл было рот, однако потом заметил что-то за спиной у Арджуна и так ничего и не сказал, просто поджал губы.

– А я уж начал наслаждаться нашей остроумной беседой. – Арджун насмешливо вздохнул. – Моя мать прибыла? – Он повернулся. – Или правительница Сильван Уайль? Полагаю…

– Моему партнеру не нравится, когда я насмехаюсь над теми, кто ниже меня по статусу, ради спортивного интереса.

У Арджуна отвисла челюсть – это была редкая несдержанная эмоция, которая буквально на секундочку появилась на его лице. А затем он разразился смехом.

– Неужели ты нашел одного из немногих придворных, у которых есть душа?

– Гранд Сюджи обладают добром и великодушием.

– Иными словами, тебе легко ими манипулировать.

– Нет, – неподалеку раздался мягкий голос, напоминающий журчащий ручей. – Я не считаю, что мною можно легко манипулировать, лорд Арджун, как не считаю и глупостью веру в то, что наши возлюбленные способны завтра стать лучше, чем они были вчера. – Вьющиеся ткани цвета закатного неба пронеслись по клеверу, когда гранд Сюджи с длинными иссиня-черными волосами, волнистые пряди которых доходили до самой талии, подошли и остановились рядом с лордом Виром. – Спустя много лет я начинаю верить, что в нескончаемой жестокости нет никакого смысла. И надеюсь, что со временем лорд Вир со мной согласится.

Сомнения пролегли складкой на лбу у Арджуна.

– Тогда искренне желаю вам удачи, гранд Сюджи, – сказал он.

Сюджи поджали губы.

– Этот интерес смертных к удаче сбивает меня с толку. Вера в наших любимых является куда более сильным идеалом, на который стоит полагаться.

Арджуну очень хотелось злорадно пошутить. С трудом, но ему все же удалось сохранить молчание, натянув на лицо выражение, которое, как он хотел верить, хоть немного похоже на серьезность.

– Не утруждай себя беседами со всяким сбродом, любовь моя, – сказал Вир, взяв Сюджи под руку. – У этого полукровки нет желания становиться лучше. Ему нравится жизнь одиночества и отстраненности, он хочет быть один веки вечные.

– Нет ничего плохого в одиночестве, – сказал Арджун. – И я не считаю себя отстраненным. Сказать по правде, я впервые за много лет чувствую себя… частью чего-то. – Его мысли понеслись к Львиным чертогам, к своей названой семье в проклятом Новом Орлеане.

Покой от этой мысли наполнил душу Арджуна. Может, любовь не для него, однако он кому-то да важен. Чьи-то жизни он сделал лучше. У него есть место и цель. И он обязательно найдет лекаря для Одетты и никогда больше не ступит на земли Сильван Уайль снова, если только обстоятельства его не вынудят.

В глазах Вира блеснул кровожадный огонек. Точно у львицы, заметившей раненую жертву. Арджун чуть было не ударил сам себя, когда все осознал. Он наболтал лишнего. Он ведь знал, что нельзя вот так открываться, особенно перед одним из самых жестоких членов королевского двора. Будучи членом Гильдии фейри – тех, кто считался самыми достопочтенными жителями Уайль, – Вир получал величайшее удовольствие, наказывая тех, кто искал его похвалы. А что насчет тех, кто искал, как его ослушаться?

Они таким образом становились отличными мишенями.

– Что ты здесь делаешь, Арджун Десай? – спросил Вир. – Хоть раз в жизни скажи правду. Тебе не нужно бояться… несвоевременного наказания. – Он наклонился ближе к Арджуну, и гранд Сюджи нахмурились.

– Дорогой? – произнесли Сюджи. – Может, нам лучше навестить наших гостей?

– О-о-о, ну, разумеется, любовь моя, – ответил Вир, не глядя на своего партнера. – Я просто-напросто желал узнать причину, по которой знакомый из моего детства решил прибыть ко двору на празднование нашей помолвки сегодня.

Вместо того чтобы ответить, Арджун взмахнул рукой, подзывая необычайно высокого гоблина с подносом, полным кубков с изящной гравировкой в виде виноградной лозы. Тот усмехнулся, когда Арджун взял напиток с подноса и выпил содержимое кубка за раз, даже не прервавшись, чтобы сделать вдох. Несмотря на то, что Арджун чуть не задохнулся, ему удалось поставить кубок грациозным движением на место. Вкус чересчур сладкой лакрицы осел у него на языке, и изумрудно-зеленый ликер будто захлестнул, сбивая с ног. Напиток оказался куда крепче, чем его аналог в мире смертных, знакомый людям под названием «абсент».

– Уверен, ты скоро и сам выяснишь, что я здесь делаю, Вир, – ответил наконец Арджун. – И обязательно воспользуешься этой информацией в своих гнусных целях.

– Лорд Вир так себя не ведет, – вклинились Сюджи. – Больше не ведет.

Вир погладил бледными пальцами длинные волосы гранда.

– Я желаю помочь, полукровка, – сказал он. – Скажи, зачем ты прибыл, и я постараюсь оказать содействие. – Его глаза, однако, опасно блеснули.

Арджун никогда не переставал дивиться тому, как фейри научились извращать правду. Вир не солгал, когда предложил помощь. Однако что в его понимании является содействием – еще нужно выяснить. Арджун закашлялся, чтобы скрыть насмешку, как раз в тот момент, когда заметил прибывшего на пиршество лекаря – высокого золотоволосого фейри, чья гордая походка выделялась из толпы даже среди магических существ этого мира.

– Кого ты ищешь? – продолжал напирать Вир.

Сюджи успокаивающе положили ладонь ему на грудь, прямо под брошь с изображением солнечного герба Сильван Уайль.

– Мой возлюбленный, лорд Брем желает с нами побеседовать.