Правила соблазна

Глава 3

Селия не виделась с Энтони почти две недели. Вдовствующая герцогиня прочитала ей строгую нотацию на тему общения с людьми скандальной репутации вроде него, а на балах и приемах стала присматривать за дочерью куда внимательнее. Хотя Селия и не собиралась идти против воли матери, ей все равно хотелось узнать, поправился ли мистер Гамильтон. Сплетни о его поведении можно было услышать повсеместно, и она знала, что после инцидента с сэром Джорджем Энтони, весь запачканный кровью, вернулся в комнату для игры в карты и пробыл там до зари. Но никакой информации о состоянии его здоровья не было, и Селия решила обратиться к брату.

– Гамильтон? У него все прекрасно, – небрежно ответил Дэвид, не отрывая взгляда от своей жены Вивиан, которая как раз вальсировала с лордом Милбери. Дэвид даже не пытался скрывать ни свою любовь к жене, ни то, как он ее оберегает. Вивиан выросла в трущобах и была воровкой-карманницей, пока не познакомилась с Дэвидом при неясных шокирующих обстоятельствах, в которые никто не считал нужным посвятить Селию. Дэвид всегда был готов вмешаться, если чувствовал, что кто-то пытается обидеть его жену. Селия находила это очаровательным, даже если иногда брат становился ужасно рассеянным.

– Нет, ну правда, Дэвид. – Она ткнула его пальцем в руку. – Его же избили.

– Что? А, да. Но у него все в порядке.

– Ты уверен?

Наконец-то он на мгновение оторвал взгляд от Вивиан.

– Да, Селия, я уверен. Это был скользящий удар.

– Сэр Джордж мог сломать ему нос!

Брат отмахнулся и состроил гримасу.

– Всего один удар. В свое время Гамильтон и не в такой переплет попадал. Не волнуйся.

– Но я его с тех пор не видела.

Последнее привлекло внимание Дэвида.

– Ты что, его искала?

Селия покраснела.

– Нет. Просто хочу знать, что с ним все хорошо.

– С ним все хорошо. – Брат прищурился. – Матушку хватит удар, если…

– Ну так не говори ей, – огрызнулась она. – Гамильтон ничего не сделал, и я ничего не сделала. Я лишь хотела узнать, теперь ты мне рассказал, и я вполне довольна.

Дэвид продолжал смотреть на сестру с подозрением, но настаивать не стал.

– Вот и замечательно.

Селия покачала головой, отошла от брата, который ее разозлил, и направилась через весь зал к подругам. Почему это ей нельзя поинтересоваться здоровьем знакомого джентльмена, мысленно возмущалась она. Неужели Энтони настолько порочен, что ему и доброго здоровья пожелать нельзя.

– Добрый вечер, леди Селия.

Узнав этот голос, она вздрогнула, резко развернулась и увидела его, уже отдающего поклон.

– Добрый вечер, мистер Гамильтон, – с чувством ответила Селия. – Я так рада снова видеть вас! – Энтони вскинул брови. Она, смутившись, засмеялась, осознав, как странно, должно быть, прозвучали ее слова. – Я хотела сказать, что очень рада снова видеть вас в добром здравии.

– Я прекрасно себя чувствую, спасибо. – Гамильтон посмотрел на нее со странным выражением на лице. – Надеюсь, вы тоже.

– О да, но когда я видела вас в последний раз, вы были весь в крови.

– А, это. Неловкости одного вечера. – Его губы дернулись. – Хотелось бы верить, что вы не беспокоились?

– Конечно, беспокоилась! У вас мог быть сломан нос. После этого я вас нигде не видела, а Дэвид только и сказал, что все в порядке. – Селия недовольно хмыкнула. – Неужели джентльмены регулярно избивают друг друга? Мой брат абсолютно уверен, будто случившееся столь обыденно, что вы и не заметили.

Его полуулыбка исчезла.

– Я польщен тем, что вы справлялись о моем здоровье.

Что-то в его голосе привлекло внимание Селии, но, посмотрев повнимательнее, она убедилась в невозмутимости выражения на его лице.

Селия вздохнула и покачала головой.

– И я совершенно не представляю, что означает «в порядке». Дэвид может быть при смерти и все равно утверждать, что у него все в порядке.

– Нет, у меня действительно все хорошо. Очень хорошо. – Гамильтон смотрел на нее, и голос звучал несколько смущенно. – Я хотел поблагодарить вас за то, что были так добры тем вечером.

– Да это самое малое, что я могла сделать! – воскликнула Селия. – Боюсь, я вам ничем и не помогла. К сожалению, у меня нет соответствующего опыта.

– Я не могу вообразить лучшей сестры милосердия. – Гамильтон коротко улыбнулся. – Хотя мне вовсе не хотелось бы снова оказаться перед вами в столь недопустимом виде. Не лучший способ возобновить былое знакомство.

Селия печально улыбнулась.

– Нет. Вы были так галантны тем вечером, когда лорд Юстон… Похоже, ни один из нас не сумел показать себя должным образом, правда?

– И все-таки я не нахожу в вас никаких недостатков.

– Это потому что мы с вами не виделись несколько лет, – съязвила Селия. – Еще пара встреч, и вы будете считать меня столь же назойливой, как в детстве.

– Я никогда не считал вас назойливой, – непринужденно и спокойно произнес Энтони.

Селия удрученно молчала какое-то время.

– Нет, вы всегда были добры ко мне. Куда добрее, чем Дэвид! И я этого никогда не забуду. – Тут Селия заметила приближающуюся к ним вдовствующую герцогиню, которая уже свирепо сверкала глазами. – Но я должна идти. Доброго вам вечера, мистер Гамильтон. – Она быстро присела в реверансе.

– Доброго вечера, леди Селия. – Энтони поклонился, и Селия поспешила перехватить мать и объяснить ей все до того, как та придет в бешенство.

Гамильтон не стал провожать ее взглядом. Какой смысл лишний раз раздражать вдовствующую герцогиню? Но сердце его по-прежнему трепетало, а рука дрожала, когда он взял у ближайшего слуги бокал с вином и одним глотком выпил сразу половину.

Селия обрадовалась, увидев его. И она беспокоилась о нем. Энтони сделал глубокий вдох, на минуту задержал дыхание, обдумывая эти мысли с безмерным, хотя и непозволительным, удовольствием, и допил остаток вина.

Гамильтон был опытным игроком. В настоящий момент ему выпала плохая карта, и он это осознавал. Нет ни единого шанса выкрутиться из столь затруднительного положения; скандальные газетенки широко освещали каждый его поступок и даже приписывали чужие. Собственно, самое лучшее, что Энтони мог сделать с такими паршивыми картами – немедленно выйти из игры. Может быть, подождать годок. Это серьезный срок, за который удастся поправить положение дел и привести свою жизнь в порядок, а уж потом можно попытаться…

Но Селия танцует с другим. С лордом Эндрю Бертрамом, сыном и наследником графа Лансборо. Еще один красивый, респектабельный джентльмен вроде лорда Юстона.

Гамильтон, прищурившись, наблюдал за ними. Белокурая голова Бертрама склонилась к золотистой голове мисс Риз. Год – это слишком долго, заключил Энтони. Вряд ли этот джентльмен готов жениться прямо сейчас – он на год младше Гамильтона и славится любовью к веселью и беспечному образу жизни, – но наверняка появятся и другие. Если Энтони Гамильтон хочет получить шанс завоевать леди Селию, ждать нельзя.

Он снова посмотрел на нее, тут же заметив сияющую улыбку, предназначенную Бертраму, и сердце замерло в груди. Румянец на ее лице и оживленность движений заставили Энтони непроизвольно улыбнуться. Единственно, что может быть хуже имеющейся у него комбинации карт, это отчаянное желание завоевать Селию Риз. Он просто не может выйти из игры, пусть это и чрезвычайно глупо. Некоторые партии стоят любого риска.

Гамильтон обдумывал это две недели. Казалось, обстоятельства против него. Леди Говард отказалась брать деньги обратно, даже когда он пригрозил, что обо всем расскажет ее мужу. Она впала в истерику, бросилась ему на шею и разорвала на себе лиф. Энтони предполагал, что Фанни рассчитывала получить гораздо бо́льшую сумму, чем предлагаемая им, поскольку хотела вернуть мужу все три тысячи фунтов, чтобы избежать подозрений. После того как Гамильтон не прельстился ее голой грудью, она стала преследовать его повсюду, всякий раз заговаривая с ним на публике и угрожая в любую секунду устроить сцену. Энтони четыре вечера подряд не показывался в обществе, избегая леди Говард, из-за чего не виделся и с Селией.

Могла ли Селия полюбить его? Разумеется, правильный ответ – «нет». Он осознавал это, сидя в темных, прокуренных комнатах и пытаясь сосредоточиться на картах. Гамильтон играл с людьми из разных общественных кругов, но при этом знал, что именно к нему относятся наихудшим образом. Он даже на некоторое время перестал играть, примеряя на себя новую, высоконравственную жизнь, но затем пришел счет от портного, и пришлось вернуться за карточный стол. Даже с учетом своих скромных финансовых возможностей Энтони не мог экономить на одежде. Если он начнет одеваться, как человек в отчаянном положении, ему перестанут давать деньги, и вот тогда Энтони Гамильтон пойдет ко дну.

Но он все равно думал о Селии. Куча детишек и стая собак. Эта картина импонировала ему все больше.

И наконец, Гамильтон решил, что ключ к победе – согласие герцога Эксетера. До сих пор ему не приходилось просить разрешения ухаживать за юной леди, и теперь (такой уж он везунчик) придется обратиться к строгому и непреклонному герцогу. Одобрение Эксетера очень важно, ведь именно он является старшим братом и опекуном Селии, и даже если Энтони получит его разрешение, ему наверняка придется преодолеть долгий путь до получения одобрения вдовствующей герцогини, не говоря уже о ее благословении. Чтобы убедить герцога, Гамильтон решил сдаться на его милость: признать свои грехи и недостатки и торжественно поклясться встать на путь исправления. Искреннее раскаяние и смирение сделают свое дело.

Гамильтон сумел раздобыть приглашение на ежегодный бал у Роксбери, зная, что Эксетер и лорд Роксбери – союзники в парламенте и даже друзья – настолько, насколько у Эксетера вообще могли быть друзья. Энтони досконально продумал свой внешний вид (тщательнее любой леди, мрачно усмехнувшись, подумал он), затем отправился на прием.

Прошел уже целый час, а он так еще и не видел ни Эксетера, ни его герцогиню, ни вдовствующую герцогиню, ни саму Селию. В конце концов Гамильтон заметил возле комнаты для игры в карты Дэвида Риза, своего давнего друга и брата Селии.

– Эксетер сегодня здесь? – Энтони расправил плечи и напрягся в ожидании ответа.

– Насколько мне известно, да. – Дэвид изучал дно своего опустевшего бокала. – Но тут его, конечно, не будет.

– Разумеется. – Гамильтон заглянул в комнату для игры в карты, привычно оценивая собравшихся. Затем решительно развернулся и направился обратно в бальный зал. Все знали, что Эксетер не одобряет азартные игры, и Энтони понимал, что репутация заядлого картежника выйдет ему боком. Но он надеялся, что герцог примет его объяснения.

Дэвид пошел за другом.

– У тебя есть к Маркусу какой-то вопрос?

– Что? – рассеянно отозвался Гамильтон, высматривая в бальном зале Эксетера.

– Зачем он тебе? – повторил Дэвид Риз.

Энтони повернулся к приятелю.

– Вопрос насчет инвестиций, – уклончиво ответил он. – Мне порекомендовали узнать его мнение.

Дэвид с удивлением на него посмотрел.

– Инвестиций?

– Э-э-э… да, – подтвердил Гамильтон. – Очень деликатного характера.

Риз казался удивленным.

– Ясно. Ладно, я спрошу у Вивиан. – Жена Дэвида как раз пробиралась к ним через толпу. Энтони замер, заметив, что с ней идет Селия.

– Вот ты где, любовь моя. – Риз притянул жену к себе, ничуть не стесняясь показывать свои чувства. – Ты не видела Маркуса? Он нужен Гамильтону.

– Я как раз должна сообщить тебе, что они уехали домой, – ответила Вивиан с легким ирландским акцентом. – Ее светлость чувствует себя не очень хорошо. Думаю, сейчас они уже недалеко от дома.

– А. Ну что ж, не повезло, – обернулся Дэвид к другу.

Тот заставил себя улыбнуться и кивнуть, демонстрируя равнодушие.

– Значит, в другой раз.

– Это срочный вопрос, мистер Гамильтон? – Селия смотрела на него своими огромными голубыми глазами. Сегодня она надела очень модное нежно-голубое платье, идеально подходящее юной леди-дебютантке. Сдержанность наряда разожгла в Энтони страстное желание снять его с Селии. Только ее изящная фигура, окутанная облаком золотистых локонов, аромат лимонов и…

– Нет, мой вопрос вполне может подождать. – Но недолго. Он не сможет и дальше скрывать свое отношение к ней. Какой же будет восхитительный спектакль для общества: печально известный повеса мечтает о юной неопытной леди. – Надеюсь, ее светлость быстро поправится.

У Селии такая теплая улыбка.

– Я передам ей ваши наилучшие пожелания.

Гамильтон кивнул, а затем к ним подошли две молоденькие девушки и увлекли Селию с собой, оставив Энтони с Дэвидом и его женой.

– Надеюсь, задержка не повлияет на твои инвестиции, – сказал Риз.

Гамильтон вздрогнул и перестал сверлить взглядом удаляющийся силуэт.

– Нет, я нанесу герцогу визит.

На следующее утро Энтони появился в Эксетер-Хаусе настолько рано, насколько позволяли приличия. Дворецкий проводил его в кабинет герцога, и тот не особенно удивился, увидев гостя. Возможно, Дэвид что-нибудь рассказал.

– Гамильтон. – Герцог приветливо кивнул. Энтони поклонился. Эксетер показал на стул. – Не желаете присесть?

Энтони сел, ощущая себя участником партии с максимальными ставками, выложившим на стол все до последнего фартинга. Внешне он казался спокойным, но внутри нервное напряжение достигло предела.

– Я пришел просить разрешения ухаживать за вашей сестрой, леди Селией.

Герцог изумленно вскинул брови. Гамильтон глубоко вздохнул и решительно произнес:

– Я понимаю, что моя репутация вызывает большие сомнения. Но уверяю вас, это не шутка и не мимолетный порыв. Я знал леди Селию еще маленькой девочкой и всегда был искренне к ней привязан.

– Э… да, – вымолвил герцог, еще явно не пришедший в себя.

– Я прекрасно знаю, что мое имя связано с бесконечными сплетнями. Замечу, что не все из них правдивы, многие не имеют ничего общего с действительностью, – продолжил Энтони заранее подготовленную речь. – Возможно, вы опасаетесь, что я разобью сердце леди Селии. Я приложу все усилия, чтобы этого никогда не случилось. Я человек слова. В обществе обо мне могут говорить что угодно, но я обещаю вам сделать все, что в моих силах, лишь бы ваша сестра была счастлива. Я буду избегать всего, что может огорчить ее и никогда не опозорю леди Селию своими поступками.

– Несомненно, – пробормотал герцог. – Мистер Гамильтон…

– Я помирюсь с отцом. У нас с ним никогда не будет близких отношений, но я его единственный наследник. Я сделаю все для того, чтобы леди Селия в будущем стала графиней.

– Мистер Гамильтон…

– Что до моих финансов… – Энтони сделал небольшую паузу, а затем проговорил уже менее уверенно: – Я игрок не по собственной воле, ваша светлость. Это мой доход. Граф лишил меня содержания после нашей ссоры. Я должен был находить деньги. У меня есть инвестиции, хотя пока еще скромные, но я могу содержать жену. С приданым леди Селии в качестве капитала я полностью откажусь от игры в карты. – Здесь он сообразил, что вцепился в подлокотники, и разжал пальцы, дожидаясь реакции герцога.

– Мистер Гамильтон. – Эксетер подался вперед, пригвоздив гостя к месту суровым взглядом. – Все сказанное вами достойно восхищения, но я вынужден сообщить, что уже дал согласие отдать руку моей сестры другому мужчине.

Услышанное настолько отличалось от ответа, которого ожидал Энтони, что он даже не сразу сообразил.

– Понимаю, – после паузы пробормотал Гамильтон. Он-то предполагал, что придется защищаться и убеждать герцога, думал, что последует отказ. Но такого ответа никак не ожидал, не предполагал, что опоздает.

– И леди Селия?.. – Энтони не мог произнести это вслух. Он поставил все до последнего фартинга и проиграл.

Герцог кивнул.

– Да.

– Понятно.

Какое-то время Гамильтон просто сидел в кресле, пытаясь осознать случившееся. Он всегда знал, что Селия может отказаться от него и приготовился к этому. Им едва не завладел безумный порыв попросить разрешения у герцога обратиться к самой Селии, чтобы выяснить, приняла она предложение другого только потому, что он, Энтони Гамильтон, не попросил ее руки. Вдруг Селия передумает?

Но нет. Она слишком честна для такого поступка. Если Селия приняла предложение, то лишь потому, что действительно хочет стать женой этого человека. И уж точно она никогда не мечтала об Энтони Гамильтоне, беспутном повесе и печально знаменитом игроке. Он не просто опоздал, у него с самого начала не было ни единого шанса.

– Разумеется, – пробормотал Энтони наконец. – Я желаю ей счастья.

Герцог чуть склонил голову.

– Мне жаль.

– Нет, – сказал Гамильтон. – В этом нет нужды. – Он выдавил мрачную улыбку. – Надеюсь, вы не расскажете леди Селии о… об этом. У нее такое доброе сердце, она начнет мне сочувствовать. – Он сделал паузу. – А я не хочу ее жалости.

– Я сохраню вашу тайну, – пообещал Эксетер.

– Благодарю. – С некоторым запозданием Энтони сообразил, что у него больше нет причин оставаться, и смущенно поднялся. Его мышцы, скованные напряжением с самого начала, еще не расслабились. Он откашлялся, но сказать ему было нечего. Поклонившись, Гамильтон попрощался и вышел.

За непродолжительное количество времени, что он провел в кабинете герцога, Эксетер-Хаус ожил. Энтони шел по коридору в сторону величественного главного холла, а вокруг суетились слуги с корзинами цветов.

Гамильтон услышал свое имя, обернулся и увидел направляющегося к нему Дэвида.

– О, Энтони, я вижу, ты все-таки выследил Маркуса?

– Да. – Нужно что-то сказать, прежде чем Дэвид опять начнет спрашивать, что они с герцогом обсуждали. – Смотрю, у вас в доме все вверх дном.

Риз поморщился.

– Бал. Дамы делают то ли венки, то ли букеты, я толком не знаю. – Он показал на открытую дверь чуть дальше по коридору. Гамильтон медленно подошел к ней и заглянул внутрь.

Селия сидела на софе, а перед ней возвышалась небольшая гора из роз. Лучи утреннего солнца проникали в большие окна и играли в ее золотистых локонах, а на светло-зеленую юбку падали розовые и желтые лепестки, пока она связывала цветы в небольшие букетики. Селия напоминала богиню кисти Боттичелли и была такой же недосягаемой. За спиной по-прежнему звучал голос Дэвида:

– … после свадьбы, конечно. Розалинда решила превратить это в главное событие сезона.

– Что? – спросил Энтони, отрываясь от Селии. – Что ты сказал?

– Селия выходит замуж за молодого Бертрама, – повторил Риз. – Юный бездельник. На мой взгляд, он человек довольно сомнительный, но моя мачеха заявила, что Селия станет женой того, кого выберет сама, и почему-то сестра остановила свой выбор на нем. Даже Маркус не может ей запретить.

– Ясно, – пробормотал Гамильтон. Его взгляд вернулся к Селии. Она весело смеялась вместе с остальными дамами и выглядела очень счастливой – влюблена, вздохнув, подумал Энтони.

– Ты решил свой вопрос с Маркусом? – вмешался в его мысли Дэвид.

– Э… да. – Гамильтон взял себя в руки. Он искренне надеялся, что герцог ни единой живой душе не расскажет об их разговоре.

– Он тебе помог? – продолжал интересоваться Риз.

– Да, – ответил Энтони. В комнате снова послышался женский смех, и Селия покраснела, явно от удовольствия. В горле пересохло. – Да дело-то пустяковое. Ничего важного.

– А. Понятно. – Дэвид еще минуту внимательно смотрел на друга. – Знаешь, в этом году у меня имеются несколько славных жеребят. Может, захочешь взглянуть на них или даже взять одного?

После женитьбы Риз сделался весьма хозяйственным. Он держал конюшню с потомством от самых лучших лошадей в Англии. Если бы Гамильтон мог позволить себе жеребца, то непременно соблазнился бы.

– Возможно, – ответил он. Совсем немногим была известна его финансовая ситуация, и Дэвид Риз в число этих людей не входил. Дэвид, безусловно, был отличным парнем и старым другом, но гордость не позволяла Гамильтону рассказать ему правду. Он и Эксетеру открылся лишь по необходимости, и посмотрите, что в результате: ничего.

Энтони попрощался с другом и ушел. Дневной воздух, удушающе жаркий, сразу же накрыл его горячей волной. Несколько секунд он помедлил на ступенях Эксетер-Хауса. До той минуты, когда Гамильтон вышел из ее дома, вероятно в последний раз, он даже не догадывался, как сильно надеялся…

Но, быть может, все к лучшему. В конце концов, кто он такой, чтобы претендовать на нее? Не зря же он раньше не позволял себе думать о Селии в таком смысле, и мудрость этого решения была осознана им сейчас, как никогда раньше. Энтони Гамильтон не тот мужчина, которого она любит или когда-нибудь способна полюбить. Он всего лишь друг ее брата, и Селия никогда иначе его не воспринимала. Он это переживет, как пережил и множество других разочарований.

Энтони в последний раз глубоко вздохнул и спустился по лестнице, больше не оборачиваясь.

Июнь 1819

Завтра день моей свадьбы – наконец-то! Кажется, будто прошел целый год с той минуты, как мой дорогой будущий муж опустился на одно колено и сделал мне предложение, хотя в действительности прошло всего два месяца. Я чувствую себя самой счастливой девушкой в Лондоне – быть невестой джентльмена с такими манерами, таким обаянием, такой решительностью! Многие молодые леди тщетно мечтали, чтобы он им хотя бы улыбнулся. Но он выбрал меня! Это так романтично. Пожалуй, стоит записать все подробности его ухаживаний, чтобы потом рассказывать об этом нашим детям. В общем-то за тем мама и подарила мне этот дневник. Она сказала, что девушка должна где-нибудь хранить счастливые воспоминания, и мне этого очень хочется. Но сегодня нет времени. Пока достаточно сказать, что ни один джентльмен не способен быть настолько преданным девушке, как мой возлюбленный. Я буквально купаюсь в его любви и заботе, он балует меня стихами и цветами и уделяет столько внимания, что мне завидуют все до единой незамужние леди Лондона, да наверняка и замужние тоже! Не могу дождаться, когда все увидят мое платье. Это, безусловно, самое красивое подвенечное платье на свете. Оно сшито из голубого французского шелка, отделано по лифу крохотными жемчужинками и имеет множество кружев. Я надену мамину фату, и еще на мне будут атласные туфельки, искусно расшитые стеклянными бусинками в форме лилий, из которых составлен мой свадебный букет. Я уверена, что этот образ будут копировать по всей Англии.

Нужно ложиться спать – через каких-то десять часов я стану леди Бертрам!

Июнь 1819

Как чудесно быть замужем. В свадебное путешествие мы отправились в Озерный край. Хотя сам Берти не особенно интересуется пейзажами и красивыми видами, но он так преданно повсюду сопровождал меня. Когда я натерла ногу, он на руках отнес меня обратно в гостиницу! Мы устраивали очаровательные пикники и романтические прогулки, и Берти читал мне стихи. Кажется невероятным, но я влюблена в него даже сильнее, чем раньше.

Июль 1819

Первая ночь в нашем новом доме, аббатстве Кенлингтон. Оно совсем не похоже на Эйнсли-Парк. Это имение гораздо древнее, оно когда-то было монастырем. На первый взгляд аббатство кажется весьма внушительным и даже пугающим, в нем нет тех удобств, которые мама завела в Эйнсли. Наверное, этого следовало ожидать, ведь мать Берти умерла, когда он был еще совсем ребенком, и с тех пор хозяйки в Кенлингтоне не было. Признаюсь, мне немного страшно принимать управление таким домом, но я сделаю все возможное.

Берти немного рассказал про историю Кенлингтона, пока мы ехали, но он и сам признает, что не является таким знатоком семейной истории, как его отец. Каждый наследник Лансборо на протяжении трех столетий рождался в Кенлингтоне. Сердце трепещет при мысли, что я стану частью этой истории. И, может быть, уже скоро – Берти так внимателен, а мы женаты всего месяц!

Август 1819

Сегодня вечером состоится званый обед, приглашены все местные семьи, имеющие хоть какое-то положение в обществе. Лорд Л. очень серьезно относится к вопросу родословной и всегда представляет меня, как сестру герцога Эксетера. Предполагаю, так он подчеркивает, насколько выгоден брак со мной для Берти, но мне бы хотелось, чтобы это прекратилось. Я надеюсь завести здесь новых друзей и не хочу, чтобы меня сочли слишком гордой.

Странный вечер. Из всех гостей только леди Блэки показались мне достаточно дружелюбными. Это две сестры, старые девы, они живут неподалеку от Кесвика и обладают прекрасным чувством юмора и замечательными характерами. Сквайр и леди Мелтон тоже были добры, как, впрочем, и остальные гости, но все они примерно одного возраста с лордом Л. Присутствовали также два холостых джентльмена, друзья моего мужа. Берти весь вечер был в чудесном расположении духа, он до сих пор внизу, с сэром Оуэном Генри и мистером Уильямом Кейном. Я надеялась познакомиться с молодыми леди – собственно, вообще хоть с какими-нибудь леди, – но думаю, у меня еще появится для этого немало возможностей. Джейн Мелвилл написала уже дважды, я по ней скучаю.

Сентябрь 1819

Спокойный домашний вечер. Берти утром ушел на охоту с сэром Оуэном и мистером Кейном. Лорд Л., опасаясь за мое здоровье, убедил меня не ходить с ними, – я еще не привыкла к северному климату и могу простудиться. Не секрет, что лорд Л. хочет, чтобы мы с Берти как можно скорее подарили ему наследника. Берти – единственный ребенок и на данный момент последний в роду Лансборо. В день свадьбы отец Берти поцеловал меня в лоб и попросил, чтобы я успела родить наследника до его смерти. Я, конечно, очень стараюсь, но мне бы хотелось время от времени выходить из дома, пусть даже погода тут не так хороша, как в Кенте.

Сентябрь 1819

Ужасный день. Мы с Берти поссорились. Сегодня я хотела сходить в город, прогуляться, подышать свежим воздухом, а заодно посмотреть Кесвик. Муж отказался пойти со мной, потому что уже договорился порыбачить с мистером Кейном. Лорд Л. уговаривал его сопровождать меня, ведь до города далеко и есть опасность, что я заблужусь или сильно устану по дороге. Он все еще очень заботится о моем здоровье, но в Кенлингтоне так скучно, что и словами не описать. Никто не приезжает с визитами, и приемы крайне редки. Я бы обрадовалась даже обычному контрдансу.

Но Берти отказался меня сопровождать. Он заявил, что по отношению к мистеру Кейну будет грубостью отменить рыбалку. Возможно, мне следовало бы вести себя тактичнее, поскольку о рыбалке Берти договорился раньше, но у меня здесь вообще нет друзей, которых я могла бы навестить, и не секрет, что бо́льшую часть времени я провожу в доме. Поэтому мне не кажется, что я поступила ужасно, попросив мужа сопровождать меня. Уверена, мои братья так не пренебрегают своими женами.

Конец сентября 1819

Сегодня Берти повел меня в город, чтобы реабилитироваться за тот случай, когда он отказался быть сопровождающим. В последнее время мы редко бывали вместе, а путь до города неблизкий, и со стороны могло показаться, что мы с мужем ни разу в жизни друг с другом не разговаривали! Он признался, что не особенно любит Камберленд и что поэтому так часто пребывает в дурном настроении. Камберленд хотя по-своему и довольно красивый, но все же намного суровее Кента; вероятно, этим и объясняется нервозность Берти в последнее время. Тем не менее прогулка получилась прелестной, мой муж даже сочинил по дороге стихотворение, но оно получилось настолько неудачным, что мы хохотали, пока не заболели животы.

Пребывание в городе оказалось насыщено встречами. Пили чай с еще одной недавно поженившейся парой, мистером и миссис Уинслоу. Мистер Уинслоу, только что посвященный в духовный сан, вырос в Кесвике, и они с Берти добрые знакомые. Миссис Уинслоу показалась мне довольно славной, и я бы с удовольствием познакомилась с ней поближе, но они скоро уезжают в Дербишир, в новый приход мистера Уинслоу.

Ноябрь 1819

Пришло письмо от мамы и еще одно от Джейн. В последнее время я веду очень активную переписку! Мама пригласила нас на Новый год в Эйнсли-Парк, но лорд Л. не хочет, чтобы мы уезжали. Он все еще надеется на скорое появление наследника, и ему очень не нравится мысль о путешествии. Лорд Л. сказал, что я могу пригласить маму в Кенлингтон на будущий год. Думаю, так и нужно сделать.

Джейн спрашивает, когда мы снова собираемся в Лондон. Берти, как и я, очень хочет вернуться в Лондон весной. Будет так чудесно вместе посещать балы и театр!

Январь 1820

Сегодня я очень подавлена. Мы все-таки не поедем на сезон в Лондон. У лорда Л. ревматизм, и он прикован к креслу. Доктор говорит, что ему противопоказаны путешествия в течение нескольких месяцев. Я очень расстроилась, потому что лишаюсь прелестей Лондона и потому что не увижу Ханну с Маркусом. Мама написала, что у Ханны в этом году родится ребенок. Впрочем, об этом я ни мужу, ни лорду Л. сообщать не стала. У нас пока нет даже намека на появление наследника.

Я попросила Берти еще раз уточнить у отца про сезон, но он отказался. Я вижу, что муж тоже расстроен, поэтому он ушел с сэром Оуэном в паб в Кесвике и вряд ли вернется до рассвета.

Февраль 1820

О ужас. После обеда лорд Л. попросил ему почитать. У него слабеет зрение, и, как он говорит, ему доставляет огромное удовольствие мой голос. Я послушно читала почти час, а затем – даже не знаю, что на меня нашло, – спросила, можно ли нам поехать на сезон в Лондон.

– Нет, моя дорогая. Я уже все объяснил сыну, – сказал он. – Ваша жизнь должна проходить в Кенлингтоне. Вам пора освоить роли хозяина и хозяйки. Вы оба нужны здесь, а Берти только пойдет на пользу, если он немного остепенится.

– Но раньше Берти проводил в Лондоне каждый сезон, – решилась я возразить. – И как же парламент?

– Берти нужно было найти жену, и он отлично справился. Когда он станет Лансборо, ему придется бывать в Лондоне по случаю заседаний в парламенте, и вы сможете сопровождать его каждую весну. У меня слабое здоровье, и я теперь не могу брать на себя много дел, моему сыну пора присоединиться к управлению Кенлингтоном, а из Лондона это делать невозможно. Надеюсь, я вас не очень расстроил, моя дорогая. Я уверен, в будущем году вы произведете настоящий фурор в обществе.

Лорд Л. не может поехать из-за слабого здоровья и не хочет, чтобы и мы с Берти уезжали. Не думаю, будто жизнь в Кенлингтоне настолько сложно устроена, что мы должны проводить здесь каждый день, обеспечивая порядок. Берти не проявляет ни малейшего интереса к делам поместья и проводит в нем как можно меньше времени, несмотря на наставления лорда Л. Теперь Берти почти каждый день куда-то уходит и возвращается только к утру. Думаю, ему так же скучно, как и мне, но он предпочитает проводить время в других местах. Я уверена, вместе мы смогли бы как-то развлечься, но без него здесь ужасно тихо и одиноко.

Май 1820

Полнейшее разочарование. Нас пригласили на обед к Мелтонам, но разразилась ужасная гроза. Берти заявил, что все равно пойдет и не станет проводить вечер дома, хотя отец умолял его не рисковать. Берти настоял на своем и ушел, а мы с лордом Л. остались, потому что за окном свирепствовала стихия.

Странно, почему муж так рвался уйти; за последний месяц он провел дома в общей сложности не больше десяти дней. Здоровье его отца ухудшается, и лорд Л. все сильнее беспокоится о Берти. Мне бы очень хотелось, чтобы муж больше времени уделял делам Кенлингтона, освободив от них своего отца и предоставив тому возможность поправиться.

Май 1820

Берти не возвращался домой целых четыре дня. Он прислал записку, где говорилось, что несколько гостей из Оксфордшира тоже задержались и что он не может отказать себе в удовольствии побыть в таком превосходном обществе.

Очень грустно, что мое общество он находит не столь превосходным и желанным.

Июнь 1820

Берти вернулся домой в прекрасном настроении. Ничто не радует его больше, чем компания близких друзей. Однако его отец серьезно болен, и они сильно поссорились.

Я всегда старалась быть на стороне мужа во время его ссор с отцом, но на этот раз, следует признать, что лорд Л. прав. Берти должен проводить в Кенлингтоне намного больше времени. Он решил, что таким образом я демонстрирую отсутствие преданности мужу. Неужели мне нельзя просто выразить свое мнение? Я-то думала, что мы можем быть откровенны друг с другом, но Берти, похоже, считает иначе.

Август 1820

Сегодня пришло письмо от мамы. Она рассказывает о новорожденном сыне Маркуса, которого назвали Томасом. Лорд Л. обрадовался и попросил передать его поздравления, но после выглядел печальным и усталым и рано ушел к себе. Берти сказал, что я не должна была сообщать эту новость его отцу. Когда я ответила, что хотела бы съездить посмотреть на младенца и вообще повидаться с семьей, Берти сказал, что это только лишний раз расстроит отца, и, пожалуй, он прав. Я не хочу, чтобы из-за меня лорд Л., который так отчаянно мечтает о внуке, еще сильнее печалился. Берти сказал, я могу написать Маркусу и Ханне и отправить им подарок.

Очень надеюсь, что следующий сезон мы все-таки проведем в Лондоне.

Декабрь 1820

Скучное Рождество в Кенлингтоне. Мама собиралась приехать, но сильный холод вынудил ее остаться дома до тех пор, пока дороги не перестанут представлять опасность для путешественников.

В ее письме содержатся недвусмысленные намеки. Нисколько не сомневаюсь, что мама недоумевает, почему через полтора года после свадьбы мы все еще не произвели на свет малыша. Я не могу рассказать ей, что мой муж предпочитает вечерами пьянствовать в «Черном быке» в Кесвике, а не проводить время с женой. Боюсь, бесконечные речи лорда Л. о наследнике спровоцировали обратный эффект. Чем старательнее он заталкивает сына в мою спальню, тем быстрее Берти бежит в противоположную сторону, предоставляя мне возможность ежемесячно сообщать лорду Л. о том, что я не нахожусь в положении. До тех пор пока у нас не родится ребенок, лорд Л. не отступится от сына, а Берти будет сбегать все то время, пока отец донимает его. Ужасная путаница.

Нельзя сказать, что муж категорически меня избегает, поэтому я слегка беспокоюсь, что у нас до сих пор ничего не получилось. Может быть, появление ребенка оживило бы наши отношения с мужем и привнесло бы насыщенность в мою жизнь.

Февраль 1821

Мама прислала журнал с последними модными веяниями. Она удивлена, что мы и в этом году не приедем на сезон в Лондон. Я ответила, что у лорда Л. проблемы со здоровьем и он нуждается в моей заботе. Это не совсем правда, но и не совсем ложь. Истина заключается в том, что Берти отказывается даже спрашивать у отца разрешения, а без этого у нас нет необходимых средств.

Я не уверена, что вообще получила бы удовольствие от сезона. Боюсь, я сделалась неприлично тихой и скучной, зато теперь гораздо лучше вышиваю и прочитала кучу книг.

Март 1821

Сегодня после ленча лорд Л. позвал меня в свою комнату. Он подарил мне великолепный комплект драгоценностей, почти способный соперничать с жемчугами Эксетера. Они принадлежали матери Берти, объяснил он, а теперь должны стать моими.

Я его поблагодарила и ушла. Думаю, лорд Л. опасается приближения смерти. Уверена, его намерения были самыми добрыми, но я вернулась в свою комнату в мрачном настроении. Здесь, в этой жизни, мне некуда надевать драгоценности.

Апрель 1821

Мама спрашивает, может ли она к нам приехать. Я трусливо ответила «нет». Она будет рассказывать новости о сыне Маркуса, а это лишь расстроит лорда Л. и разозлит Берти. Кажется, сейчас его раздражает почти все предложенное мной, а остальное просто не интересует.

До того как мы поженились, Берти обещал, что будет любить и обожать меня вечно. Или мы по-разному понимаем значение слова «обожание», или вечность оказалась намного короче, чем я предполагала.

Май 1821

Джейн Мелвилл помолвлена и собирается замуж за старого друга Дэвида, мистера Перси! Сначала она не называла жениха по имени, просто написала, что мы будем практически сестрами, потому что ее будущий муж – близкий друг моего брата. На мгновение я подумала, что речь идет о мистере Гамильтоне, ведь и Джейн, и все остальные молодые леди Лондона испытывали перед ним благоговейный трепет. Не без стыда признаюсь, что эта мысль мне совсем не понравилась. Джейн совершенно очаровательна, но она никогда по-настоящему не сможет понять мистера Гамильтона.

Полученные новости заставили меня в первый раз за множество месяцев вспомнить о нем. Берти вряд ли бы это понравилось, но я скучаю по тому, как легко было поддразнивать мистера Гамильтона. Я никогда не смеялась столько, сколько с ним.

Июль 1821

Лорду Л. по-прежнему нездоровится. Его состояние расстраивает Берти, и он теперь бывает дома еще реже. За две недели мы с ним вряд ли обменялись и парой слов. Я больше не знаю, о чем говорить с мужем. Дома он всегда молчалив и угрюм, зато в компании весел и очарователен. Не понимаю, почему раньше я этого не замечала.

Август 1821

Завтра Берти уезжает в Йорк, на охоту с другими джентльменами, в охотничий домик мистера Кейна. Лорд Л. недоволен. Вчера вечером я слышала, как они почти час кричали друг на друга. Отец хочет, чтобы Берти взял на себя управление Кенлингтоном, но мой муж этого делать не собирается. Когда я спросила, почему он не хочет проявить чуть больше интереса к своему же будущему поместью, он ответил, что неприятностей, связанных с имением, ему хватит на долгие годы после смерти отца и он не намерен принести в жертву еще и свою молодость. Ему двадцать семь. Когда умер мой отец, оставив Эксетер-Хаус Маркусу, брату было всего двадцать три. Я не помню, чтобы он хоть раз жаловался на неприятности.

Из-за дерзости моего вопроса Берти упрекнул меня в сварливости и велел побольше вышивать. Мне захотелось швырнуть ему в голову пяльцы.

Август 1821

Сегодня пришло письмо от мужа с просьбой прислать денег. Я должна немедленно попросить об этом лорда Л. Сначала я испугалась, что Берти ранен или ему угрожает опасность, но в этом случае друзья, конечно же, пришли бы ему на помощь. Интересно, что же случилось?

Август 1821

Лорд Л. не хочет посылать сыну деньги, надеюсь, и не пошлет! После обеда я услышала, как сплетничали две горничные. Одна из них сказала, что узнала от человека, принесшего письмо, – деньги Берти нужны, чтобы избежать скандала с какой-то девицей из Йорка. Похоже, мой муж развлекался с ней! Я буду счастлива, если ему придется остаться в Йорке и сполна насладиться всеми последствиями своего поступка.

Но боюсь, в этом случае бедная девушка останется ни с чем, что будет нечестно. Наверняка она, как и все прочие, была ослеплена обаянием и манерами Берти.

Сентябрь 1821

Сегодня Берти вернулся из Йорка в прекрасном настроении и очень ласково поприветствовал меня и отца. Я не изменила своих намерений. Как только мы остались одни, я спросила мужа, правду ли говорят про девушку из Йорка. Он отругал меня за невоспитанность, но ничего отрицать не стал.

Такое чувство, что с моих глаз упала пелена. Вот он, Берти, такой, каким всегда был: обаятельный и решительный, когда нужно произвести впечатление, но заносчивый, самонадеянный и эгоистичный в остальное время. Я совершила ужасную ошибку и не знаю, можно ли все исправить.

Сентябрь 1821

Мы с мужем не разговаривали целую неделю. Он считает, что я слишком серьезно восприняла случившееся в Йорке и напрасно поссорилась с ним. Ума не приложу, почему я была так слепа и не видела истинного характера Берти. Он не только ничего не отрицает и не пытается опровергать обвинения в недостойном поведении. Берти называет меня мегерой, потому что я осмеливаюсь говорить о его поступке! Как будто я виновата в том, что желаю видеть мужа рядом с собой!

Октябрь 1821

В этом месяце пришло два письма от мамы. Я не знаю, что отвечать. Даже страшно представить, что она узнает об истинном положении дел между мной и Берти. Мама была так рада, что я выхожу замуж по любви, и вот как все повернулось. Правда разобьет ей сердце. Впрочем, не знаю, сколько еще я смогу продолжать обманывать. Если мама приедет в гости, то сразу же поймет, насколько все плохо.

Февраль 1822

Лорд Л. чувствует себя немного лучше. В последнее время погода стала налаживаться, и я убедила его каждый день выходить на прогулку в сад. Он уверяет, что это оказалось очень полезным, а поправившись, объявил, будто даже сможет поехать на сезон в Лондон. Думаю, это что-то вроде компенсации за безобразное поведение Берти.

Вечером я дожидалась мужа, чтобы сообщить ему новости, но он вернулся из «Черного быка» очень поздно, насквозь промокший и в отвратительном настроении. Он был так пьян, что не понял ни слова из сказанного. В последнее время Берти пьет настолько много, что это становится вредно для здоровья, но я не решаюсь сделать ему замечание. Все мои комментарии бывают встречены только негодованием или бранью. Остается надеяться, что время, проведенное в лондонском светском обществе, поможет наладить отношения, но не знаю, сможем ли мы когда-нибудь возродить прежние чувства.

Февраль 1822

Берти заболел. Я сидела с ним прошлой ночью, но он так злился, что пришлось на него прикрикнуть. Тогда он прорычал, чтобы я уходила, и я ушла. Однако нечестно перекладывать обязанности сиделки на горничных, поэтому сегодня ночью я попытаюсь еще раз. Безусловно, жена должна ухаживать за больным мужем, но не могу сказать, что это приятная обязанность.

Лорд Л. негодует. Он сказал, что надеялся, будто женитьба и ответственность за имение обяжут сына стать благоразумнее и серьезнее, но этого не произошло. Не знаю наверняка, винит ли лорд Л. в этом меня. Я-то уж точно стала благоразумнее и серьезнее.

Может быть, я плохая жена, раз позволяю себе подобные мысли, но сложно испытывать жалость к почти тридцатилетнему мужчине, которого не заботят ничьи комфорт и счастье, кроме собственных.

Март 1822

Сегодня утром Берти умер.

Доктор сказал, была острая пневмония.

Лорд Л. полностью раздавлен.

Март 1822

Сегодня мой муж упокоился вечным сном в склепе Лансборо. Лорд Л. весь день тихонько плачет. Он последний из Бертрамов, потому что его сын ушел, не оставив наследника. Лорд Л. выглядит на дюжину лет старше, чем пару недель назад.

Меня никто не беспокоит, все решили, что я убита горем. Может, и убита. Я не знаю. Я не испытываю ни боли, ни страданий, не чувствую утраты. Просто сижу и смотрю в никуда и не могу осознать, откуда эта пустота внутри.

Не думаю, что я продолжу вести дневник. Боюсь, мои мысли не стоят того, чтобы их записывать.