Предательства

Глава 13

Грейвс бабахнул на деревянный стол целую стопку книг.

У меня еще ныли зубы, да и все тело. К тому же, видимо, большого шума в Школе решили не поднимать. Спиннинг принимал ванну, Грейвс прогуливал очередной урок, а мне велели «пойти куда-нибудь и успокоиться».

Угу. «Успокоиться». Самое дурацкое слово в языке. Но Дилан сказал, что опасность миновала и что я не побегу кусать всех подряд. Он заверил, что это нормально, так как становление уже близко, и я скоро привыкну. Не уверена. Еще он сказал, что в Школе за шестьдесят два года не было смертельных случаев «вследствие взаимодействия студентов». Не столь утешительно, как хотелось бы.

В библиотеке пахло пылью и ветхой бумагой. Зарешеченные окна пропускали в зал острые лучи золотого вечернего света, которые теперь касались старинных деревянных стеллажей — солнце, наконец, решило выйти. Не поздновато ли?

За стойкой никого не было. Тем лучше. Я еще чуяла кровь. Десны покалывало, как будто я только что от стоматолога. Каждый нерв словно оголился. Я сидела, обняв себя руками.

— Ты рехнулась, — прямо заявил Грейвс. — Ты что, хочешь привязать его в своей комнате? Его убьют.

По крайней мере, он не стал обсуждать, как у меня росли клыки и как я хотела насосаться крови. Просто не стал, и все. И я ему была очень благодарна. Благодарна настолько, насколько возможно в наших обстоятельствах… Мозг отказывался работать… Волосы меняли цвет… И вообще, что, черт побери, со мной было? Кто я? Увижу ли я себя в зеркале?

Это как очутиться в комнате страхов: вокруг все шатается и трясется, идешь и не знаешь, что на тебя свалится или куда ухнешь в следующую секунду, а поручней, чтобы ухватиться, нет. И внутри все дрожит.

Надо переключиться на другое, тогда, может, и с этим справлюсь.

— Что-то здесь не так. — Хорошо хоть я не шепелявила из-за клыков. Зубы были ровные, но я то и дело пробегала по ним языком, проверяя. На ощупь обычные. И вообще, все как обычно, если не считать боли в зубах и ощущения жажды в горле. — Грейвс, он стоял со мной нос к носу. И ничего не сделал, только обнюхал меня. Я…

— Заткнись. — Он упал в кресло и сердито уставился на меня. — Что с тобой, Дрю?

Если не считать того, что папу убили, что я оказалась наполовину вампиром, что меня преследовали и чуть не убили и что я превратилась в кровожадную тварь, готовую всех растерзать, то все хорошо. Я белая и пушистая. И просто сияю от счастья.

Я уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь умное, ну или хотя бы не такую глупость, как обычно, но тут же закрыла его. Да и что говорить? Все безнадежно.

Я смотрела на золотистый отсвет на поверхности стола. В глазах стало горячо. Засевший в груди комок ярости снова дернулся, и я сглотнула, силой воли сдержав порыв. Теперь, когда я знаю, что может сделать с человеком жажда крови, смогу ли я когда-нибудь смотреть на себя в зеркало? Или на других дампиров? И не вздрагивать?

— Ну, давай. — Он все еще буравил меня сердитым взглядом. — Скажи что-нибудь. Не смотри на меня так, словно я тебя ударил. Черт.

Солнечный свет стал затухать, его сменили сумерки. Я откинулась на спинку кресла, обняв себя руками. Вихрь ощущений не прекращался. Сделала вдох-выдох, вдох-выдох, чтобы хоть как-то его замедлить. Если сейчас опять начнется, что я еще могу натворить? Вдруг наброшусь на Грейвса? Вдруг захочу вцепиться ему в горло длинными острыми зубами и пить, пить, пить?..

В груди все гудело. Я сжала себя еще крепче.

— Ну, ладно-ладно. — Тон его смягчился. — Будешь так давить на живот, схлопочешь язву или еще что-нибудь. Я с тобой, ясно? Я уже все здесь пережил и никуда не уйду.

От этих слов мне стало еще хуже. Он здесь из-за меня. Лучше некуда.

— Ты хочешь домой?

Мне стоило большого труда произнести это спокойно. Внутри все болело. Это была та же боль, как тогда в больнице. Бабушка умерла, а я сидела в коридоре одна и без конца повторяла: Папа приедет и все устроит. Он уже едет. И я верила, что будет именно так. Молилась, чтобы это было так. Но на этот раз я осталась одна навсегда. Уже никто за мной не придет. По крайней мере, в хорошем смысле. И чем раньше я начну все выяснять, тем лучше. Но, боже мой, как же страшно…

— Нет, черт возьми, — выпалил он после паузы. — Дрю, пойми ты, наконец, у меня нет ни камина, ни живой изгороди. Мне некуда возвращаться. У меня нет дома!

Я так и думала. Но совсем другое дело — услышать.

— У тебя была…

— Конура в торговом центре? Какой же это дом? Да, еды там хватало. У меня там была честно заработанная койка. Меня никто не осмеливался задевать, даже по пьяни. — Он сделал глубокий вдох и резко выдохнул. — Здесь хотя бы есть правила. С волками и кровососами я разберусь. А вот со взрослыми из того, обычного мира я ладить не мог. Они… Здесь зло хотя бы имеет свои причины. Оно не… — Он старался подобрать слово, лицо дергалось. — Оно не бессмысленно.

Бессмысленно то, что случилось с моим папой. Но я не стала это говорить. Как такое можно сказать?

— Ты же хотел стать профессором физики, — прошептала я.

— Ну… Да… Но все меняется. Теперь я хочу остаться здесь. — Еще одна долгая пауза. Пыль плясала в гаснущих лучах золота, струившегося сквозь низкое окно, и медленно кружась, опускалась на пол. — С тобой.

Я смотрела на пылинки, танцующие в воздухе под никому неведомую музыку. Где-то я читала, что пыль может состоять из упавших на землю частиц взорвавшихся звезд. Интересно, долго ли они падают и парят, прежде чем сдаться и попасть в орбиту какой-нибудь планеты? Впрочем, какая разница?

Солнце нырнуло за горизонт, и Школа словно вздохнула и потянулась.

— Не знаю, кто я теперь. — Слова прорвались из пересохшего горла и замерли в библиотечной тишине. Я ожидала, что мир расколется и что небо упадет на землю.

Но ничего не произошло. В библиотеке было по-прежнему тихо, а Грейвс все так же смотрел на меня.

— И никто не знает, Дрю. — Он сказал это тем же тихим, серьезным голосом, как в тот вечер в торговом центре, когда он спрашивал, что со мной и не нужно ли мне место для ночлега. — Это называется взросление.

Вихрь внутри меня немного успокоился, и я, наконец, смогла разжать руки. Откинула волосы назад. Кудри странные на ощупь — не жесткие, а шелковистые, льнущие к пальцам.

— Прости.

— Да ладно, чего там. — Он что, покраснел? — Офигеть! Девушка надрала Бобби задницу, чтобы защитить меня! Вот это да…

Туго сжатая пружина внутри меня вдруг ослабла. Ярость отступила. Дышать стало свободнее, и я тут же резко втянула в себя воздух.

— Хорошо, в следующий раз пусть он тебя отделает. Рад?

— Ладно, я уже и так ему хорошо навалял, но все равно. Ну, что, возьмешь половину книг?

Мир стал возвращаться на привычные рельсы. И как это у Грейвса получается?

— Зачем?

— Ну, ты же хотела узнать про реабилитацию Сломленных вервольфов. Разумнее начать с теории. Ты что, никогда здесь не была?

— Один или два раза.

Но ты прав. Папа всегда говорил, что сначала надо все изучить.

И, как по расписанию, в голову пришла самая нежеланная мысль и стала нагонять тоску. Да-а. Надо взимать арендную плату с нежеланных мыслей. Только чем они будут платить? Чем-нибудь еще более гадким.

— Ты стала больше ходить на занятия. — Грейвс разделил стопку книг на две равные части. Он действительно покраснел. Щеки пылали густым малиновым цветом. А на челюсти расползался безобразный синяк.

Раньше я считала Грейвса некрасивым. Каким-то незаконченным, что ли. Даже не верится.

— Ну, делать-то больше нечего. — Я подтянула к себе книги, которые он подвинул в мою сторону. — А тебя не беспокоит… мм… что я… ээ… хотела… пить его кровь?

Он сглотнул, на шее резко дернулся кадык. Серьга в ухе грустно сверкнула, поймав заблудившийся лучик солнца.

— Не. Ты не стала бы. Смогла бы остановиться.

Я не была так уверена.

— Кроме того, — добавил он, с грохотом раскрыв первую книгу в тяжелом кожаном переплете, — это даже возбуждает.

Легкая улыбка показалась в углах его рта, изо всех сил пытаясь остаться незамеченной.

Что? Я в ужасе смотрела на него несколько секунд. У меня даже отвисла челюсть.

— Ты что, с ума сошел?

— Кто бы говорил. Давай читай.

Я думала, что не смогу сосредоточиться, но смогла. Зуд во рту постепенно прошел, и я больше не чуяла кровь. Еще через некоторое время я сумела прочесть открытую передо мной страницу — слезы уже не набегали на глаза, буквы перестали расплываться. Я делала вид, что стряхиваю книжную пыль со щек, хотя на самом деле размазывала по ним горячую соленую влагу.

Грейвс мне ничего не говорил, но тоже долго не переворачивал страницу. Когда ему нужно было идти на последний урок, он проводил меня в комнату. Обе стопки книг мы водрузили на кровать. В конце концов, я уснула, так и не закрыв прислоненный к изголовью кровати фолиант, и проспала до утренней зари.

Я могла бы поспать и дольше, но у меня были дела.