Прекрасные порочные ангелы

Глава 2

Линдси

Пальцы моих ног касаются холодного пола. Я осторожно убираю руку Николаса со своей талии и поднимаюсь с кровати.

Мы уснули совсем недавно, перебравшись из гостиной в спальню. Точнее, уснул он. Я не сомкнула глаз, пару часов слушая его размеренное дыхание. Я уже решила, что сделаю. Потому что просто не могу вернуться к родителям. В голове, словно заевшая пластинка, крутятся слова Николаса. Мой отец согласился встретиться с ним. Это значит, они с мамой уже решили, что со мной делать.

Стараясь не шуметь, я на цыпочках иду в гардеробную и включаю там свет, закрыв за собой дверь. Здесь столько вещей, и нет ни одной из тех, что я носила раньше. Здесь нет ни одной вещицы, которую не купил бы мне Николас. Но я не собираюсь сейчас строить из себя фифу. Не могу же я уйти голой.

Я надеваю потертые джинсы, толстовку с американским флагом и кеды. Без косметики я выгляжу даже моложе своих двадцати, так что не стоит даже пытаться наложить макияж. Да и он ни к чему. В самом нижнем ящике встроенного комода находится единственное, что принадлежит мне. Я открываю ящик и достаю маленькую черную коробочку. В ней сережки из белого золота с настоящими сапфирами. Бабушка подарила мне их, когда мне исполнилось шестнадцать. Это единственное, что я взяла с собой из прошлой жизни.

Запихнув коробочку в карман толстовки, я тихо выхожу из гардеробной. Николас спит, положив одну руку на живот. Несколько секунд я любуюсь этим мужчиной, который действительно хочет помочь мне. Но сейчас я не готова принять от него помощь. Мне не тяжело оставлять его, мое сердце до сих пор молчит. Но я буду скучать.

Багровые лучи поднимающегося солнца освещают комнату. Я четко вижу каждый мускул его мужественного и совершенного тела. Он сделал мне много добра, но я не могу сейчас поблагодарить его за это. Рискуя всем, я подхожу к кровати и оставляю легкий поцелуй на его торсе. Почти незаметный. Если я поцелую его в щеку, он почувствует мой запах и проснется.

В гостиной я нахожу свою сумочку и секунду подумав, беру немного наличных. Они мне нужны на первое время, пока не продам серьги.

Грэга нет, потому что Николас отправил его домой вчера вечером. Я могу лишь опасаться, что меня узнает швейцар. Промчавшись через лобби, спешу к выходу. Не думаю, что меня узнали служащие, иначе бы остановили. Когда я оказываюсь на улице и вдыхаю утреннюю прохладу, меня начинает колотить. Легкий мандраж постепенно перерастает в настоящую панику. Куда мне идти? Кому я нужна? Как же я буду жить?

Я оглядываюсь и снова прячу волосы под капюшон. Руки ничем не заняты, и я прячу их в карманы. Я даже не знаю, как добраться до окраины города и снять номер в каком-нибудь мотеле. Всю мою жизнь меня возили на машине и сопровождали, и я даже толком не знаю родной город. Стараюсь дышать часто-часто, и постепенно паника отступает.

– Все хорошо, – говорю себе. – Ты справишься.

Я справлюсь. Я столько всего знаю и умею. Ведь я смогу пользоваться своими умениями, например, устроиться куда-нибудь. Это только сейчас все кажется таким ужасным. Но постепенно смогу привыкнуть и адаптироваться. С другой стороны, это важный жизненный урок. Я обязана его усвоить.

***

После нескольких часов блужданий, я все же сажусь на городской автобус и еду в менее оживленный район. Неприметный мотель с вызывающей вывеской в тени пальм привлекает мое внимание, когда я брожу и заглядываюсь на магазины.

Наличных едва хватает, чтобы снять номер на ночь. Значит, завтра мне нужно будет срочно найти ломбард и продать серьги. Ну а сегодня остаться без еды.

Войдя в номер, я подумала, что попала на другую планету. Я никогда не бывала в таких маленьких с низкими потолками комнатах. Я плюхаюсь на небольшую кровать, и мне в ноздри ударяет запах хлорки. Почему-то это вызывает у меня улыбку. Мне даже не хочется есть, несмотря на то, что с утра я даже не выпила кофе. Просто лежу, смотрю на отделанный старой древесной панелью потолок. Под медленное и скрипучее движение потолочного вентилятора, я медленно начинаю погружаться в сон. Сейчас сон для меня наилучший вариант.

Меня будит стук в дверь. Распахнув глаза, я соскакиваю с кровати и не сразу соображаю, где нахожусь. А когда вспоминаю, сердце начинает больно стучать о грудную клетку.

Кто это может быть?

Я тихо подхожу к двери, но здесь нет даже глазка, чтобы взглянуть. Стук раздается снова, прямо у меня перед лицом, и от неожиданности я отскакиваю. Кусая губы, начинаю метаться по комнате. Окно выходит на задние дворы мотеля, и вряд ли я смогу найти место, куда можно будет приземлиться на безопасное место.

– Линдси, я знаю, что ты там. Открой мне двери.

Этот голос принадлежит Николасу. Я усмехаюсь и закрываю глаза. Сейчас я понимаю, что вела себя слишком наивно, предполагая, что смогу сбежать.

– Уходи, – сдавлено говорю я и подхожу к двери.

За дверью слышен какой-то шорох. Наверняка, он не один. Однако мало ему понадобилось времени, чтобы найти меня. Нужно отдать ему должное.

– Котенок, – почти шепчет Николас. – Прошу тебя открой. Открой. Я ведь все равно войду.

Естественно, он войдет. Это лишь вопрос времени. Да и снаружи у окна, меня наверняка караулят его люди. Поняв, что проиграла и снова оказалась в его руках, я распахиваю дверь.

Прямо на меня смотрят глаза цвета стали. Эта сталь, только в жидком виде еще и течет по его венам.

По венам моего отца. Я не видела его три месяца, и сейчас глядя на него снизу вверх, испытываю то же благоговение, что и чувствовала всегда.

Мой отец уже немолод. Если сказать прямо, он бы мог сгодиться мне в дедушки. Я была поздним ребенком. Моя мама чуть не лишилась жизни, производя меня на свет. Ей было сорок два. У меня был старший брат, которого я не знала. Он разбился на машине еще до моего рождения. Если бы он остался жив, меня бы сейчас не было.

Мои родители растили меня как тепличный цветок, и я никогда не подводила их. Одна ошибка выбросила меня из их жизни. Мне было больно и обидно, когда папа не стал даже смотреть на меня. Столько лет они вкладывали в меня все, а потом так легко отпустили.

– Папа. – Мой голос мне не принадлежит.

Он, не отрываясь, смотрит мне в глаза. На его испещренном глубокими морщинами лице читается безразличие. Раньше он никогда так на меня не смотрел. Папины волосы белы как мел. Впрочем, он уже давно поседел и мне нравился этот цвет. Он его не старит. Напротив – подчеркивает его достоинство и благородство.

Позади него я замечаю другую фигуру. Когда встречаюсь с глазами Николаса, мое сердце заполняет ненависть. Он не должен был так поступать со мной. Он видит это, и голубые кристаллы заполняются болью. Но мне абсолютно на это наплевать. Я вижу, что он хочет протянуть мне руку, но невидимая сила моего отца не дает ему этого сделать.

– Идем, – говорит отец.

Нет смысла спорить. У меня нет выбора. Забирать из комнаты нечего, потому что у меня есть только серьги и они лежат в кармане толстовки. Я просто выхожу из номера и иду следом за отцом.

– Линдси. – Николас осторожно пытается взять меня за руку, когда мы оказываемся позади отца.

Я вырываю руку и иду быстрее. Он не был обязан обеспечивать меня и, по сути, он ничего не должен. Сейчас я веду себя неразумно, но страх перед отцом ничто по сравнению с доводами рассудка.

– Я благодарен тебе, Николас, – говорит отец, когда мы подходим к машине.

Водитель распахивает передо мной дверь.

– Мистер Плэйт, – подает голос Николас. – Могу я с ней попрощаться?

Он говорит так, словно меня везут на казнь. Что ж, возможно, так и есть. Я не хочу с ним прощаться и бросаю на него последний взгляд.

– Езжай к своей жене, – говорит ему отец. – Ты станешь отцом, и возможно, поймешь каково это. И не рискуй. Не нужно, чтобы твой отец знал.

Взглядом он приказывает мне сесть. И я забираюсь на заднее сиденье «Мерседеса». Отец садится рядом, и я скукоживаюсь до минимальных размеров. Он молчит всю дорогу, а я просто не знаю, что сказать.

– Поживешь за городом, – вдруг говорит он. – Мама там.

Я чувствую на себе его взгляд и решаюсь повернуться.

– Папа…

– Не нужно. – Он поправляет пиджак и садится удобнее. Спустя несколько минут он снова говорит: – Все будет хорошо.

***

Первый порыв мамы – это броситься ко мне. Но она сдерживает себя. Она рассматривает мой уличный наряд и морщит нос. Ее волосы светлой карамели уложены на макушке, и она выглядит… впрочем, как всегда – слишком консервативно.

– Прими душ. Ты голодна?

Я киваю.

– Хлоя принесет ужин в твою комнату.

– Спасибо.

– Можешь идти.

Я плетусь на второй этаж нашего большого дома. Здесь я провела свое детство и юность.

Мама любит искусство, поэтому все стены украшены картинами. Многие из них принадлежат моей кисти. Я удивлена, что они все еще висят здесь.

В моей комнате все по-прежнему. Она такая белая, что слепит глаза. Королевских размеров кровать с балдахином манит меня, как магнит. В углу стоит небольшое фортепиано. На нем стоят фотографии в позолоченных рамках, на которых я на различных конкурсах получаю награды. Так же здесь фотографии Рональда, брата, которого я не знала при жизни. Я могу лишь представить, как бы сильно я его любила.

Мои пальцы пробегаются по клавишам, и выходит великолепный звук. Мне нравилось заниматься музыкой, но я тратила на нее гораздо меньше времени, чем на танцы или рисование.

Поужинав, я наполняю свою круглую ванную и нежусь в ней около часа. Сначала я ожидала, что кто-нибудь придет и скажет, что мне делать дальше. Но меня никто не беспокоит, и постепенно я расслабляюсь. Надев махровый халат, забираюсь в постель с книгой и стараюсь погрузиться в чтение. Но не могу сосредоточить свое внимание на тексте.

Все это мне кажется нереальным. За три месяца я настолько привыкла к Николасу к его заботе и восхищению, что сейчас чувствую себя почти тоскливо. Но моя тоска не по нему. А по тому, что он мне давал.

Утром меня будит Хлоя. Она с улыбкой ставит завтрак на сервировочный столик.

– Мисс Плэйт, после завтрака ваши родители ожидают вас в гостиной.

Я киваю, и она уходит. Они даже не пригласили меня к завтраку.

Несколько минут у меня уходит на выбор платья. К счастью здесь все, что покупала для меня мама, так что я быстро нахожу кремового цвета сарафан и привожу в порядок волосы.

Осторожно ступая по абиссинским коврам, я приближаюсь к просторной гостиной, и слышу их голоса.

– Гейб, – взволнованно говорит мама. – Может…

– Не может, – грубо перебивает ее отец. – Она научится самостоятельности. Это еще один урок для нее.

– Она распустится. Ты знаешь, какие студенты? Еще и в Лос-Анджелесе.

– Так она будет ближе к нам. Ну а думать о ее нравственности уже поздно. Я просто надеюсь, она не подцепит там какого-нибудь богатого бизнесмена или престарелого актера.

Меня не трогают его слова. Он уже говорил так. Я прикрываю веки и улыбаюсь, больше не вслушиваясь в их разговор.

Я еду в Лос-Анджелес. От меня снова избавляются, но на этот раз я безумно этому рада.