Прелестная беглянка (Барбара Картленд) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 2

Они ехали уже по Лондону, по Парк-лейн, и Петрина смотрела на все сияющими от восторга глазами.

Она жила в отцовском доме в Вустершире и в Лондоне была всего лишь несколько раз, и неудивительно, что она успела забыть, как пестры и многолюдны лондонские улицы.

Увидев Стэвертон-Хаус, Петрина от удивления открыла рот. Вот уж не думала она, что ей придется жить в таком внушительном особняке! Он возвышался на углу Верхней Гросвенор-стрит и Парк-лейн и занимал три акра земли.

Подъезд представлял величественный портик из восьми колонн с массивными фонарями-светильниками между ними.

Въезд во двор был огражден великолепной металлической решеткой. Сверху она была украшена треугольными фронтонами с изображением фамильного герба.

— И вы живете в таком огромном доме совсем один? — спросила Петрина, посмотрев сначала на западное, потом на восточное крыло дома, отходящие от центрального здания.

В ее голосе звучало почтение, что побудило графа ответить:

— Рад, что хоть что-то имеющее ко мне отношение произвело на вас впечатление.

Войдя в огромный мраморный холл, Петрина увидела величественные двери красного дерева, отделанные золотым узором, камин из каррарского мрамора и столики из ляпис-лазури на медных цоколях, и все это произвело на нее еще большее впечатление.

Позднее она узнала, что в этом доме находится лучшее в стране собрание картин Рембрандта, произведения Веласкеса и Рубенса.

В большом зале висели картины итальянских, французских, голландских и фламандских мастеров, а в малой гостиной — два шедевра Гейнсборо и портрет великой актрисы миссис Сиддонс кисти сэра Джошуа Рейнолдса.

Но всего этого Петрина в то время не знала. Она только лишь чувствовала благоговение перед окружавшим ее великолепием, на фоне которого она казалась себе маленькой и незначительной. Как бы в знак протеста Петрина воинственно вздернула подбородок.

— Добро пожаловать домой, милорд! — поклонился дворецкий. На нем была черная с золотом, отделанная золотым же позументом ливрея, которую до него носили многочисленные его предшественники.

— Немедленно пришлите ко мне мистера Ричардсона! — приказал граф, едва сняв шляпу и перчатки.

— Я должен сообщить вашему сиятельству, что ее светлость, герцогиня Кингстонская, прибыла сегодня во второй половине дня, — почтительно доложил дворецкий.

— О, это как нельзя более кстати! — воскликнул граф и добавил, обращаясь к Петрине: — Приехала моя бабушка! Более счастливого совпадения нельзя и придумать!

— Ее светлость отдыхает, — вставил мажордом.

— Передайте миссис Медоуз, чтобы она позаботилась о мисс Линдон! — приказал граф и стал подниматься по витой лестнице вдоль галереи прекрасных портретов, написанных по заказу отца графа современными художниками.

Поднявшись на первую площадку, он повернул в западное крыло здания — это место, наиболее отдаленное от апартаментов графа, предназначалось для гостей (граф не любил шума).

Здесь же были две комнаты, в которых обычно жила бабушка графа, изредка наведывавшаяся в Лондон. И сейчас граф нашел ее удобно устроившейся в кресле, в очень уютной гостиной, смежной со спальней. В воздухе стоял аромат тепличных цветов, присланных из оранжереи загородной усадьбы графа.

Словно ожидавшая его прихода, герцогиня с приветливой улыбкой взглянула на внука. В молодости она была замечательной красавицей! Герцог Кингстонский влюбился в нее с первого взгляда и в тот же день, в полночь, обвенчался с ней в Мэйферской церкви, чтобы предупредить возможное сопротивление со стороны своей семьи, которая рассчитывала на более выгодную партию. Тем не менее этот брак оказался единением двух истинно любящих сердец.

Ныне вдовствующая герцогиня была значительной и интересной личностью. Почти все знавшие ее — от королевы до представителей самого низшего сословия — восхищались ею и почитали ее.

Теперь волосы герцогини были белее снега, а лицо изрезано глубокими морщинами, но она была все еще красива той красотой, которую художники всегда стремятся запечатлеть на полотне, а движение, с которым она протянула графу руку, было исполнено невыразимого изящества.

— Мне сказали, что ты уехал, Дервин! — воскликнула она.

— Но я вернулся и был весьма рад узнать о вашем приезде, бабушка.

Граф поцеловал ей обе руки и поинтересовался:

— А что вас привело в Лондон, смею спросить, дорогая бабушка? — В глазах графа запрыгали веселые чертики — ему-то было очень хорошо это известно.

— Мне нужно повидаться с зубным врачом, — твердо ответила герцогиня.

— Ну уж нет, бабушка! Позвольте вам не поверить! Скорее всего вы ни за что не хотите пропустить бурное начало светского сезона. Я жду вашего приезда уже две недели.

— Полно, я слишком стара для светских удовольствий, — ответила герцогиня, однако ее улыбка опровергала слова.

— Что касается меня, то вы не могли бы приехать в более подходящий момент, — сказал граф, усаживаясь в кресло подле герцогини.

Он говорил серьезно, и бабушка, взглянув на него, с тревогой спросила:

— Надеюсь, ты не собираешься известить меня, что обручился с одной из этих настырных вдов, которые так упорно тебя осаждают?

— Нет, бабушка, — поспешно возразил внук, — я не обручен и не имею ни малейшего желания быть скованным цепью Гименея ни с одной женщиной на свете.

— Но насколько мне известно, ты заигрываешь со многими из них?!

— Ах, бабушка, от вас ничего не скроется! Вы знаете все сплетни, касающиеся и Карлтон-Хауса, и других домов.

— Карлтон-Хаус!

Тон вдовствующей герцогини был очень многозначителен.

— Но я хочу вам кое-что рассказать, — прервал ее граф, зная по опыту, что если бабушка начнет обсуждать поведение принца-регента, то ее трудно будет остановить.

— О чем?

— Я случайно узнал, что допустил большой промах в отношении опекаемой мною особы...

— Опекаемая особа? — воскликнула герцогиня. — А я и понятия не имела, что ты являешься опекуном! Помню, мой бедный супруг...

— Я уверен, что дедушка в высшей степени ответственно относился к своим обязанностям, — опять перебил ее граф, — но я, к сожалению, вспомнил о своих только сегодня.

— А что случилось сегодня? — с любопытством спросила вдовствующая герцогиня.

— Я случайно встретился со своей подопечной и привез ее в Лондон.

— Так это особа женского пола! — воскликнула герцогиня с таким видом, словно сделала необыкновенное открытие. — И, полагаю, сумев навязаться тебе в качестве дорожной спутницы, она теперь попытается стать постоянной?

Граф рассмеялся:

— Напротив, бабушка. Она твердо намерена вообще не выходить замуж.

— Вообще? Неужели на свете существует такая девушка, которая не старалась бы подцепить себе мужа и, если возможно, тебя?

— Вы должны познакомиться с Петриной. Между прочим, она богатая наследница, и это одна из причин, почему она не очень спешит связать себя брачными узами.

— Но ты говоришь, что привез эту девушку сюда?

— Под ваше крылышко, бабушка, хотя бы на сегодняшний вечер.

— Уверена, что за время моего отсутствия ты несколько повредился в уме. Девушка в Стэвертон-Хаусе! Никогда не приходилось слышать прежде ни о чем подобном!

— И мне тоже, — скорбно подтвердил граф. — Но так как ее мать и отец умерли, а сама она сбежала из пансиона, ей больше не к кому обратиться за помощью.

— А как она выглядит? — с подозрением в голосе спросила вдовствующая герцогиня. — Если ты думаешь, что я стану покровительствовать какой-нибудь дерзкой девчонке, некрасивой и невоспитанной, ты очень ошибаешься!

— Она хорошенькая, и ее отец — майор Морис Линдон. Когда-то мы с ним служили в одном полку.

— Счастливчик Линдон?

— А... вы о нем слышали?

— Ну разумеется, я о нем слышала. Но ты, наверное, слишком юн, чтобы помнить, как твой кузен Гервез Канингэм вызвал его на дуэль.

— И они дрались?

— Конечно, дрались! — ответила вдовствующая герцогиня. — Линдону повезло, как всегда, и он ранил беднягу Гервеза в плечо, хотя повод к дуэли подал он сам: его застали при самых компрометирующих обстоятельствах с женой Гервеза — Кэролайн.

— Должен признаться, что если я и слышал об этом, то давно забыл.

— Кэролайн была, как и многие другие женщины, безумно увлечена Морисом Линдоном и, конечно, его огромным состоянием.

— А как он сделал его?

Герцогиня выразительно всплеснула руками.

— Игрой, но не карточной. Он орудовал акциями, кораблями и собственностью в разных частях света. Кроме того, мне кажется, что однажды он выиграл миллион франков во французской лотерее.

— Ну раз вы так много о нем знаете, вам и дочь его покажется интересной. Но я вас очень, очень прошу, бабушка, не рассказывайте ей подробно о приключениях ее отца. Ей не терпится начать свою собственную жизнь, полную приключений.

— Но она слишком еще молода для этого!

— Вы будете удивлены, бабушка! — ответил граф загадочно и исчез из комнаты.

Он направился в покои Петрины, желая немедленно представить ее бабушке.

Пока граф разговаривал с бабушкой, Петрина сняла капор и короткий жакет, который был надет поверх простого платья пансионерки. Она бы выглядела наивной и неопытной, если бы не золотистая рыжина в волосах, озорной блеск чуть раскосых глаз и насмешливо приподнятые уголки губ. Глядя на нее, можно было смело утверждать, что эта девушка в высшей степени непредсказуема в своих поступках.

— Моя бабушка согласилась взять вас под свою опеку, но только на сегодняшний вечер, — сурово предупредил граф, поднимаясь вместе с Петриной по лестнице. — И если вы ей понравитесь, вам не найти лучшей покровительницы для первого выхода в свет.

— Иными словами, вы хотите дать мне понять, чтобы я следила за своим языком, — ответила Петрина.

— И за поведением! — прибавил граф.

Она взглянула на него смеющимися глазами:

— У меня такое ощущение, будто вы волнуетесь за меня.

— Я, разумеется, не желаю, чтобы вы покрыли позором свою голову или мою, потому что мне на долю выпало несчастье быть вашим опекуном.

— Смею сказать, вам очень понравится эта обязанность, когда вы привыкнете ко мне, — ответила Петрина. — А кроме того, как я заметила, вы просто упиваетесь собственным величием и думаете только о собственной значимости. Наступило время пробудить вас!

— Но у меня нет желания просыпаться, если мне придется тратить свое время на вызволение вас из разных неприятных ситуаций! — все так же сурово отчеканил граф. — И позвольте сообщить вам, Петрина, что я имею достаточно власти, чтобы снова отослать вас в Харрогит в случае вашего плохого поведения. И отошлю, понравится вам это или нет!

Петрина состроила гримаску.

— Железный опекун держит речь! — усмехнулась она — Но не волнуйтесь, я сделаю все возможное, чтобы не путаться у вас под ногами.

— Хотелось бы верить в это... — С этими словами граф открыл дверь в комнаты бабушки и услышал, как за его спиной хихикнула Петрина.

Петрина встала рано. Она не любила спать до полудня, как это было принято в обществе.

Она подошла к окну спальни и увидела, что граф скачет верхом по короткой подъездной дорожке.

Она уже знала что он всегда поднимается рано и отправляется на верховую прогулку в парк, пока там немного народу, и ей снова захотелось — как уже хотелось десяток раз, — чтобы он пригласил ее с собой.

«Интересно, — думала она, — встречается ли он во время прогулок с какой-нибудь умопомрачительно красивой дамой или предпочитает одиночество в столь ранний час?»

Да, с тех пор, как Петрина приехала в Лондон, она многое узнала о графе.

Начать с того, что ее подруга Клэр, которой она дала знать о себе на следующий же день после приезда, была потрясена, услышав, где она остановилась и кто ее опекун.

— Но почему ты мне раньше ничего не рассказывала о графе?

— Я предпочитала не говорить, что мой опекун совсем не обращает на меня внимания, — ответила Петрина. — И я его ненавидела, считая, что он стар, замшел и противен.

— Но оказывается, он совсем не такой, — заметила Клэр. — Ах, Петрина, как же я тебе завидую! Я всегда мечтала познакомиться с графом, но ведь хорошо известно, что он никогда не разговаривает с незамужними женщинами.

— Со мной ему приходится разговаривать.

Однако Петрина не могла признаться подруге, что после ее приезда в Стэвертон-Хаус у нее не было ни одного разговора с графом наедине и что она могла видеть его только во время званых обедов, когда он восседал за другим концом стола.

Первое время она только тем и занималась, что ездила по магазинам и делала покупки.

Оказалось, что вдовствующая герцогиня не только с удовольствием посещала с Петриной самых дорогих портних на Бонд-стрит, но также очень правильно рассуждала, как должна быть одета ее подопечная, чтобы завладеть вниманием высшего света.

Сначала Петрина опасалась, что ее гардероб будет сплошь состоять из платьев «для юной девушки» и она превратится в самую тривиальную дебютантку сезона и затеряется в толпе молодых леди, как две капли воды похожих одна на другую. Этого Петрина не могла бы пережить.

Однако, к ее восторгу, девушка вскоре убедилась, что старая герцогиня, которая в свое время добилась всеобщего признания не с помощью родословной, а исключительно благодаря своей неповторимой внешности, совершенно точно знала, как стать заметной, не нарушая правил хорошего тона.

Так что появление Петрины в бальном зале стало сенсацией, и юная леди понимала, кому обязана своим успехом.

Она и не подозревала прежде, что ее волосы, собранные в высокую прическу, могут пламенеть, словно факел, на ее красиво посаженной головке или что щепотка белил может сделать ее кожу ослепительно-белой, а глаза — такими огромными!

Более того, под скучными и бесформенными платьями, что выбирала для нее кузина Аделаида, скрывалась точеная, изящная фигурка, и это сразу выявилось, когда она попала в искусные руки французской портнихи.

— Я сегодня очень гордилась вами, дорогая, — сказала старая герцогиня девушке, снискавшей несомненный успех на балу у герцогини Бедфордской.

— Но это все благодаря вам, — просто ответила Петрина.

— Но вас стоит хорошо одевать, особенно если учесть, что при этом вы еще можете выражать собственные мысли. Мне никогда не нравились сюсюкающие девицы или такие застенчивые, что глаз не могут оторвать от своих туфель.

Петрина рассмеялась:

— Опекун не считает меня чересчур застенчивой. Напротив, слишком откровенной и прямой. Иногда он просто с ужасом ожидает, что я скажу.

Говоря это, она подумала, что вряд ли графу в ближайшее время угрожает опасность часто слышать ее речи. Хотя он и сопровождал их на несколько балов, граф ни разу не пригласил ее танцевать. Она заметила, что его партнершами были привлекательные и умудренные житейским опытом женщины, как она, впрочем, и предполагала. Клэр подтвердила ее наблюдения.

— Граф почти уже год, — сообщила она подруге, — увлечен леди Изольдой Герберт. Она овдовела совсем юной, во время последней войны, и считается первейшей красавицей.

— Ты думаешь, граф на ней женится?

Клэр пожала плечами.

— Кто знает! Очень многие старались его поймать, но, говорят, его любовные увлечения недолги. Как только он хорошо узнает женщину, она становится ему скучной.

— Ты узнала об этом от брата Руперта?

— О, ему было что порассказать, когда я его однажды спросила о графе! В частности, он сообщил мне, что у твоего опекуна есть любовница. Очень привлекательная женщина! Мне кажется, Руперт сам имел на нее виды, но она ему не по средствам Ее зовут Ивонна Вуврэ. Она певичка в Воксхолл-Гарденс.

— Хотелось бы мне на нее посмотреть!.. — сказала Петрина.

— Сомневаюсь, что старая герцогиня разрешит тебе отправиться в Воксхолл. Это совершенно исключено для молодых девушек, только что начавших выезжать, но, может быть, нам с Рупертом удастся тайно тебя туда провести как-нибудь вечером, так, чтобы никто об этом не узнал.

— Пожалуйста, постарайся! — стала умолять Петрина.

Ей было чрезвычайно любопытно увидеть любовницу графа, хотя она уже и догадывалась, что та темноволосая, подобно леди Изольде.

Мода на светлые волосы и голубые глаза, которую олицетворяла леди Девоншир, стала уходить, и теперь всеобщий восторг вызывали брюнетки, особенно если они походили на леди Изольду.

У нее были волосы как вороново крыло, того же цвета, что и лошади графа. Под высокими, дугообразными бровями сверкали такие же черные глаза, в глубине их вспыхивал пурпурный отблеск; все это подчеркивалось чудесными рубинами, изумрудами и опалами, которые леди Изольда надевала на званые вечера, а платья ее тоже сияли всеми цветами радуги.

— О чем ты задумалась? — спросила как-то Клэр Петрину, приехав к ней в гости на чаепитие.

Девушки сидели в одиночестве — вдовствующая герцогиня после многих часов, проведенных в разъездах по магазинам, отправилась к себе отдохнуть. Им подали чай в маленькую гостиную, которая казалась Петрине самой прелестной комнатой во всем доме.

— Да я думала о леди Изольде.

— Ты вчера с ней познакомилась?

— Откуда ты знаешь?

— Я видела, как ты приехала на бал и стояла рядом с ней. Вы о чем-то разговаривали?

— Она подала мне два холодных пальца и посмотрела на меня, гордо задрав вверх аристократический нос. Этим она и ограничилась.

— И это потому, что ты живешь в Стэвертон-Хаусе. Я встречалась с ней в свете пять раз, но она никогда меня не узнавала.

Петрина рассмеялась:

— Она такая же напыщенная, как мой опекун. Наверное, поэтому она ему и нравится.

Клэр оглянулась, словно опасаясь, что ее могут подслушать, и тихо сказала:

— Руперт говорит, что в клубах ее зовут тигрицей.

— Тигрицей? Почему?

— Потому что она такая пламенная и страстная.

— На мой взгляд, она такой не кажется.

— В этом-то и состоит вся хитрость! Она выглядит холодной и пренебрежительной, пока не остается наедине с мужчиной, который ей нравится.

— А так как ей нравится... граф... — прошептала Петрина.

— Руперт говорит, что они в связи и все теперь бьются об заклад, что он рано или поздно на ней женится.

— Ну жениться таким образом довольно скучно!..

Клэр засмеялась:

— Но я же говорила тебе: если хочешь подцепить мужа, надо надеть на него наручники и силком подтащить к алтарю. Мужчины не очень-то любят добровольно вступать в брак.

Она заметила недоуменный взгляд Петрины и рассмеялась еще громче.

— К тебе это не относится, и ты это прекрасно знаешь. Ведь ты богатая наследница! Руперт говорит, что все модные щеголи расхваливают твои привлекательные качества, включая и банковский счет.

— Я об этом догадывалась, — ответила Петрина.

* * *

Петрина вошла в Стэвертон-Хаус вслед за вдовствующей герцогиней, которая двигалась с трудом, уже не первый год страдая от ревматизма.

Дворецкий поклонился им в своей обычной подобострастной манере и, когда герцогиня стала подниматься по лестнице, сказал Петрине:

— Его светлость желает побеседовать с вами в своем кабинете.

Петрина почувствовала внезапное волнение: первый раз за две недели, что она жила в Стэвертон-Хаусе, граф хотел ее видеть.

Она сделала над собой усилие, чтобы продолжать неспешно шествовать за дворецким, хотя ей хотелось броситься со всех ног вперед.

Дворецкий открыл дверь из красного дерева с золотой отделкой и объявил:

— Мисс Линдон, милорд!

Граф сидел за столом и что-то писал. Петрина подошла к нему, и граф встал. При этом она подумала, что никто не умеет выглядеть так внушительно и в то же время изящно, как ее опекун.

Другие мужчины тоже заботились о своем внешнем виде; их одежда была так же элегантна и хорошо скроена, как у графа, но на нем все сидело как влитое, ничто не сковывало его движений — словом, изысканная одежда на этом джентльмене была так же привычна, как скучающее выражение — на его лице.

«Но сейчас граф как будто скучает меньше», — подумала Петрина, когда он окинул ее острым взглядом, словно желал найти погрешности в туалете.

Однако она нисколько не беспокоилась на этот счет. Петрина знала наверняка, что ее платье цвета бледных нарциссов хорошо сочетается с золотисто-рыжим оттенком ее волос и с маленьким топазовым ожерельем — фамильной драгоценностью Стэвертонов. Весь ее туалет отличался безукоризненным вкусом.

Она присела, граф равнодушно поклонился и сказал:

— Садитесь, Петрина, я хочу с вами поговорить.

— Разве я что-нибудь натворила?

— Судя по всему, вы хотите спросить, что вы такого натворили, о чем мне стало известно.

— Вы со мной говорите, как директор пансиона! — обиженно надула губки Петрина. — Но я могу вам сообщить, если вы еще не знаете, что все это время я была образцом благонравия и приличного поведения. Ваша бабушка мною очень довольна, а значит, должны быть довольны и вы.

— Тогда почему вы защищаетесь? — Графа немного забавлял этот разговор.

— Чем вы занимаетесь ежедневно? — неожиданно спросила Петрина. — Я знаю, что каждое утро вы ездите верхом, иногда по вечерам я вижу вас на балах, и при этом вы как будто все время заняты чем-то еще.

— До вашего приезда сюда, как я уже говорил вам, я вел чрезвычайно организованный и упорядоченный образ жизни и не имею ни малейшего желания изменять своим привычкам.

— Я спросила просто из любопытства, но, разумеется, у вас уйму времени отнимают ваши возлюбленные.

— Я же просил вас не говорить на эти темы! — резко возразил граф.

— Но я не имела в виду ничего неприличного, — сделав невинные глаза, отвечала Петрина. — Меня лишь интересовала леди Изольда. Вы собираетесь жениться на ней?

Граф довольно сильно стукнул кулаком об стол.

— Я вызвал вас к себе не для того, чтобы обсуждать свою личную жизнь! — ответил он сердито. — Когда вы, наконец, поймете, Петрина, что подопечной не подобает так говорить со своим опекуном, а тем более девушке на выданье!

Петрина довольно печально вздохнула:

— Вы сейчас ведете себя, как тогда, когда мы только познакомились. Надеюсь, вы остались бы довольны, узнав, как примерно я исполняю все ваши указания, но я думала, что по крайней мере с вами я могу быть самой собой. Однако я теперь понимаю, что ошиблась.

В ее словах так явно звучало уязвленное самолюбие, что граф слегка улыбнулся:

— Мне бы хотелось, чтобы вы всегда оставались честной и правдивой по отношению ко мне, Петрина, но вы не хуже меня знаете, что любопытство касательно некоторых предметов недопустимо, даже когда вы говорите со мной.

— Не могу понять почему. Ведь, в конце концов, весь Лондон обсуждает вашу возможную женитьбу на леди Изольде, и я бы очень глупо себя почувствовала, если бы однажды утром прочла извещение о вашем браке в «Газетт».

— Могу вас заверить, что вам нет нужды беспокоиться на этот счет. У меня нет намерения жениться на леди Изольде и, между прочим, ни на ком другом.

Он увидел торжествующий огонек в глазах Петрины и, слегка усмехнувшись, добавил:

— Вы, наверное, считаете, что выудили из меня весьма ценные сведения?

— Все окружающие вами интересуются, и я в их числе. Согласитесь: о вас гораздо приятнее сплетничать, чем о краснолицем, толстом, отвратительном, старом принце-регенте.

— Вы не должны так отзываться о вашем будущем монархе, — укоризненно заметил граф.

Петрина рассмеялась:

— А вот сейчас вы опять заговорили, как наш директор. «Да, сэр! Нет, сэр! Я буду хорошей, сэр!» Зачем вы послали за мной?

Граф явно проглотил замечание, которое собирался сделать по поводу ее чересчур вольной манеры разговора с ним, и после минутного молчания сказал:

— Я должен вас известить, что лорд Роулок обратился ко мне с просьбой дать ему возможность сделать вам матримониальное предложение. Я ему сообщил в ответ, что не только не дам своего согласия на этот брак, но категорически запрещаю ему под каким-либо предлогом обращаться к вам, а если он все-таки сделает это, то я вам не позволю с ним говорить...

— Лорд Роулок! Но он довольно забавен.

— Он охотник за приданым, человек самого низкого пошиба, — ответил граф. — Вот уже многие годы он старается поймать богатую невесту. Ему следовало бы сначала проверить, все ли у него в порядке с головой, прежде чем обращаться ко мне с подобной просьбой.

— Я вовсе не желаю выходить за него замуж, но он гораздо забавнее тех безбородых юнцов, которых мне представляют их расчетливые мамаши.

— Итак, вы имеете насчет Роулока мои указания, Петрина. Если же граф заговорит с вами, проигнорируйте его, если он причинит вам беспокойство, дайте мне знать — я с ним сам разберусь.

— А что вы с ним сделаете? — с живым любопытством осведомилась Петрина.

— Нет необходимости углубляться в подробности, — ответил холодно граф, — но могу заверить вас, что я найду очень эффективный способ отделаться от Роулока.

— Вы вызовете его на дуэль? Вот было бы волнующее зрелище! Мне бы так хотелось посмотреть, как вы будете драться из-за меня на дуэли!

— Дуэли ныне запрещены, — твердо заявил граф.

— Но это не так! Только на прошлой неделе два приятеля Руперта дрались в Грин-парке. Руперт был секундантом.

— Меня не интересует поведение молодых людей в возрасте Кумба, которым больше нечем заняться! — сказал граф высокомерно. — Повторяю, Петрина, лорд Роулок больше не должен числиться среди ваших знакомых.

При этих словах Петрина едва не задохнулась от возмущения и, вскочив, решительно направилась к двери.

Уже на пороге она услышала гневное напутствие графа:

— Предупреждаю, Петрина, если вы не сделаете так, как я сказал, последствия будут для вас печальны!

— Да вы волк, большой серый волк! — обернулась Петрина, сверкая глазами. — И я вас просто обожаю, когда вы такой злой и властный! Неудивительно, что земля у ваших ног усыпана разбитыми сердцами.

С этими словами она проворно вышла, затворив за собой дверь, прежде чем граф нашелся с ответом. С минуту он гневно смотрел на дверь, за которой только что скрылась Петрина, а потом вдруг неожиданно расхохотался.

Ему хорошо было известно, что в первый же свой выход в свет Петрина произвела фурор в обществе, хотя граф, как человек трезвомыслящий и хорошо знакомый с нравами света, был склонен отнести ее успех за счет слухов о ее состоянии, как правило сильно преувеличенных. Конечно, немалую роль сыграли и природное обаяние Петрины, и великолепные туалеты, выбранные для нее его бабушкой.

В этой строптивой девице было что-то бесконечно милое, что, однако, не мешало графу испытывать чрезвычайное раздражение, особенно когда Петрина дерзила ему. Все же он был достаточно проницателен, чтобы понимать: поведение Петрины — своеобразный вызов ему, опекуну.

— Видит бог, ей нужен муж, — сказал он себе, но тут же задумался: а какой мужчина подошел бы ей в качестве мужа и смог поладить с ней? Вопрос был не из легких.

Между тем его бабушка была просто в восторге от Петрины.

Девушка относилась к ней почтительно, с любовью и вниманием, будучи чрезвычайно благодарна старой женщине за живое участие в ее судьбе. Граф был потрясен, узнав, что Петрина поверяла вдовствующей герцогине все свои тайны, пересказывая разговоры с поклонниками на балах, и даже показывала их любовные письма.

Герцогиню, в свою очередь, развлекало общение с юной леди.

Ей хотелось знать обо всех светских новостях. Она была в курсе всех событий и на удивление благосклонно относилась к нравам молодого поколения.

— Петрина сказала, что ты не велел ей поддерживать какие-либо отношения с лордом Роулоком, — сказала герцогиня графу, когда он под вечер заглянул в ее гостиную.

— Да, он имел дерзость спросить меня, не могу ли я представить его Петрине! — сердито ответил граф.

— Да, он, конечно, охотник за приданым, — заметила герцогиня, — но в то же время с твоей стороны было неумно запрещать Петрине видеться с ним. Тебе не хуже, чем мне, известно, что запретный плод — самый сладкий.

— Вы хотите сказать, что она поступит мне наперекор?

— Я бы не удивилась. В конце концов, Дервин, ты должен понимать, что Петрина не заурядная безмозглая девица. У нее есть ум и воображение. И она чрезвычайно привлекательна, как мне кажется.

— Но она невероятно упряма! — резко заметил граф.

— Только в тех случаях, когда ты неправильно с ней себя ведешь. Предоставь все мне. Я сама предупрежу Петрину, чтобы она была с графом Роулоком поосторожнее.

— Одной осторожности мало, — так же сердито продолжал граф. — Этот проклятый хлыщ опасен! Если он не сможет завладеть богатой наследницей одним способом, то найдет другой и в конце концов добьется своего. Я совершенно уверен, что Петрина, такая молодая и неопытная, не догадывается, каков он на самом деле.

— Да, он умен и необыкновенно красив, — ответила старая герцогиня. — И это очень нравится молодым. Берегись, Дервин, ты сам можешь бросить ее в его объятия.

— Я скорее убью его, чем позволю жениться на Петрине! — воскликнул гневно граф.

Он был очень раздражен и, не сказав больше ни единого слова, покинул гостиную бабушки.

Вдовствующая герцогиня была сильно удивлена поведением внука, но постепенно удивление уступило место раздумью, и, наконец, на ее тонких губах заиграла странная улыбка.

* * *

На следующее утро Петрина приехала с визитом к Клэр в дом ее отца на Ганновер-сквер.

Маркиз Моркомб не был богатым человеком, хотя владел обширным поместьем в Бакингемшире. После роскошных графских апартаментов дом маркиза, Моркомб-Хаус, показался Петрине старым и неухоженным, но сейчас ее занимала только Клэр. Заметив, что глаза подруги покраснели от слез, Петрина с тревогой заглянула в ее лицо.

Клэр была светловолосая, голубоглазая, хорошенькая девушка, но яркой ее внешность нельзя было назвать. Правда, ей очень шло оживление, тогда в ее глазах зажигался веселый огонек, и многие молодые люди находили Клэр привлекательной. Однако сейчас, с распухшим от слез лицом, она показалась Петрине цветком, побитым проливным дождем.

— Что случилось, дорогая?

— О, Петрина, я так рада, что ты приехала! Ты должна помочь мне… Ты должна! Я просто не знаю… что мне... делать!

— Но что случилось?

— Я даже не знаю, как тебе сказать.

— Успокойся! Ты же знаешь, что я не оставлю тебя в беде!

Клэр всхлипнула:

— Я думала, что сегодня или завтра смогу тебе сказать, что я… обручена.

— С Фредериком Броддингтоном?

— Как ты догадалась?

— Дорогая моя, ты только о нем и говорила с тех самых пор, как я приехала в Лондон! Ну что ж, он мне очень нравится. Ты будешь с ним счастлива, я уверена.

— Да, я бы... просто утопала в блаженстве, но теперь... Теперь я не могу выйти за него замуж, и мне... И лучше бы я умерла!

Она залилась слезами, и последние слова были сказаны совсем невнятно, однако Петрина разобрала их. Она быстро подошла к Клэр, сидевшей на стуле, стала перед ней на колени и обняла ее за талию.

— Все будет в порядке, — успокаивала Петрина, — вот увидишь, все устроится. Расскажи, что случилось и почему ты не можешь выйти за Фредерика? Он так глубоко тебя любит, он сам мне об этом говорил.

— Он и мне это говорил... И он был у папы вчера... и папа, конечно, согласился.

Было бы странно, если бы маркиз поступил иначе, ведь Фредерик Броддингтон был сыном одного из богатейших людей Англии.

Лорд Броддингтон владел большой земельной собственностью не только в Лондоне, но также в Бирмингеме и Манчестере.

А кроме того, он был старинного дворянского рода. Основу его благосостояния заложил еще прадед, дальновидно скупавший земли на окраинах развивающихся городов.

В довершение всего Фредерик был наделен такими качествами, которые делали его, по мнению Петрины, идеальным мужем для Клэр: он был добр и внимателен к ней и в то же время умен и отличался независимостью мнений.

Броддингтон нравился Петрине, ей доставляло удовольствие беседовать с ним, и она не сомневалась, что, любя Клэр по-настоящему, он обязательно сделает ее счастливой.

— Но что же случилось? — опять спросила Петрина. — Ты поссорилась с Фредериком, и если да, то почему?

— Ах боже мой, я не ссорилась с ним! — ответила Клэр сквозь слезы. — Все испортил сэр Мортимер Шелдон... О, Петрина, зачем я с ним познакомилась — и почему вела себя как... д-дура?

— Сэр Мортимер Шелдон?

Петрина старалась вспомнить: кто это? Ах да, это тот красивый молодой человек, одетый франтом, которого она видела на каждом балу, но знакома с ним не была.

— Да... Мортимер Шелдон. Он еще просил, чтобы я его тебе представила, но я отказалась. Я боялась, что он может... причинить тебе... неприятности, какие причинил мне.

— Что он сделал?

Клэр яростно вытерла глаза маленьким промокшим платочком.

— Он... шантажирует... меня!

— Шантажирует? Но каким образом это ему удается?

Но тут Клэр вновь залилась слезами, и прошло несколько секунд, прежде чем она достаточно овладела собой, чтобы продолжать.

— Когда я… только приехала в Лондон... он увивался за мной, говорил комплименты, а так как он старше меня и очень красив, то я решила... что влюбилась в него.

Петрина широко раскрыла глаза.

— Но что ты сделала? Почему он тебя шантажирует?

— Я писала ему письма... очень глупые письма. Но он был так обаятелен!.. И мне теперь кажется, что он хотел... чтобы я ему писала именно такие письма.

— А что было в письмах?

— Как сильно я его люблю... и что я больше никого не стану любить... и как я считаю часы... до встречи с ним... — Клэр опять всхлипнула так горько, что у Петрины защемило сердце, и продолжала: — Он мне твердил, как много мои письма для него значат!.. Но что сам он... не может мне отвечать из боязни, что моя мама их увидит.

— Сколько писем ты послала?

— Я точно не помню. С десяток, может быть, больше... Я не могу вспомнить.

— А когда он перестал тебе нравиться?

— Он меня бросил — он влюбился в одну из моих приятельниц и охладел ко мне... Некоторое время, недолго, я была несчастна, но затем вдруг поняла, как мне повезло, что я... от него избавилась!

— И тебе действительно повезло! — сказала Петрина. — Но каким же способом он может тебя шантажировать?

— Он узнал, что мы с Фредериком любим друг друга, и требует, чтобы я выкупила у него свои письма.

— А если ты откажешься?

— Тогда он предложит их Фредерику... Чтобы избежать скандала, Фредерик купит письма, но не разлюбит ли он меня после всего этого?

Петрина присела на корточки и задумалась.

— Сколько просит Мортимер?

С минуту Клэр колебалась, не в силах назвать цифру, затем дрожащими губами прошептала:

— Пять тысяч фунтов.

— Пять тысяч? Но это же огромная сумма!

— Сэр Мортимер считает, что я смогу выплатить такую сумму, когда буду замужем, и он готов ждать до этого времени, но прежде я должна дать ему расписку, что уплачу эти деньги в течение двух лет, а иначе он пойдет к Фредерику!

— Да это самый дьявольский план, о котором я когда-либо слышала! — сердито вскричала Петрина.

— Да, я знаю и согласна с тобой, но я сама в этом виновата, и только я, — тихо ответила Клэр. — И ты единственный человек, Петрина, кто может мне помочь... Пожалуйста... пожалуйста... одолжи мне деньги!

— Ну конечно, дорогая, одолжу, — сказала Петрина. — Но прежде чем ты покорно вручишь их сэру Мортимеру, дай мне немного времени все обдумать. Не хочу, чтобы такому подлецу все сошло с рук!

— Но с этим мы ничего не можем поделать... Придется смириться. Обещай мне, Петрина, что ты никому не скажешь.

В голосе Клэр звучала мольба. Петрина поспешила успокоить подругу:

— Обещаю. И обещаю тебе также, что все будет в порядке! Фредерик никогда ничего не узнает, если только ты сама не расскажешь ему, как глупо себя вела.

Клэр глубоко, с облегчением вздохнула.

— Дорогая моя Петрина, как я смогу тебя отблагодарить?

Петрина встала и прошлась по гостиной.

— Ты меня отблагодаришь, если не станешь больше волноваться и забудешь обо всем этом навсегда. Но мне потребуется день или два, чтобы достать денег, — понимаешь?

— Ты не расскажешь... своему опекуну?

— Нет, конечно нет, я никому не расскажу, но мне хочется прежде хорошенько подумать.

— О чем?

— О сэре Мортимере Шелдоне.

— Но... почему?

— Потому, что мне не нравится, когда плохие люди наживаются на несчастьях хороших, — твердо ответила Петрина.

Клэр не поняла, что имела в виду ее подруга, однако это было не столь важно.

Она вытерла глаза и крепко обняла Петрину.

— Спасибо, спасибо тебе! — сказала Клэр. — Ты самый добрый человек на свете!

— А ты скоро станешь самым счастливым человеком, — ответила Петрина.

— А я думала что уже потеряла Фредерика... Ой, Петрина, если бы ты знала, как это чудесно — любить!.. Когда-нибудь ты это тоже поймешь.

— О, в этом я сильно сомневаюсь, но очень рада, Клэр, что ты счастлива.