Прелюдия к очарованию

Глава седьмая

Ужин с графом вовсе не был уж таким суровым испытанием, как сперва представлялось Санче. До его появления она по меньшей мере двенадцать раз примеряла различные платья, пока в конце концов не остановилась на темно-лиловом шелковом, в котором была у Бернадино. В это же время Мария пыталась изо всех сил предостеречь ее от различных опасностей, которым она подвергала себя, приняв приглашение графа.

Мария добросовестно перечислила все возможные неприятные последствия, над которыми Санча и без нее ломала голову и которые не давали ей покоя. Когда же у двери позвонили, Санча не сомневалась, что прозвучал колокол, предвещающий ее гибель.

И, конечно, все было иначе.

Санча не могла сказать с уверенностью: то ли ее реакция на прежние приглашения заставила графа задуматься или он действительно от чистого сердца хотел показать, что ей нечего опасаться, но каковы бы ни были побудительные мотивы, ему удалось своим поведением развеять ее страхи, и Санча, сбросив напряжение, начала испытывать настоящее удовольствие.

Кухня у Джиованни была просто великолепная, хотя Санча подозревала, что присутствие графа тоже возымело свое действие. В ресторане им, безусловно, уделили особое внимание, и вино, которое они пили, рекомендовал лично Джиованни.

Во время еды и сразу после ужина граф поддерживал разговор на общие темы. Санчу буквально очаровывали и приводили в восторг рассказы графа о своей любимой Венеции. Она расспрашивала его об обстоятельствах возникновения города пятнадцать столетий назад и о мнении специалистов, считающих, что Венеция постепенно, но неумолимо погружается в ту самую воду, которая принесла городу славу. Граф прекрасно разбирался в историческом прошлом Венеции и со знанием дела говорил о тех временах, когда город являлся влиятельным торговым центром, контролировавшим восточные торговые пути на Средиземном море. Слушая графа, Санче казалось, что она видит, как в гавань заходят парусные суда, груженные заморскими пряностями, ароматическими веществами, шелками и драгоценными камнями, всеми богатствами далеких восточных стран.

Потом они пешком проследовали к дому Санчи, и граф показывал ей дорогу, пробираясь сквозь лабиринт переулков и через дюжину небольших мостов, до тех пор неизвестных Санче.

Когда они пришли, Санча сперва хотела предложить графу зайти к ней на квартиру, но потом она от этого намерения отказалась. Там, конечно же, находились Тереза и Мария, и вышло бы, мягко говоря, несколько неловко.

Поэтому Санча только улыбнулась и вежливо поблагодарила за превосходный вечер. В то же время ей очень хотелось знать: пригласит ли граф ее когда-нибудь опять. Но он, казалось, внезапно утратил всякий интерес и куда-то заторопился. Поцеловав ей руку с обычной обходительностью и пожелав спокойной ночи, граф удалился. Санча вошла в здание с неприятным ощущением под ложечкой, которому не могла найти объяснения. У нее еще хватило сил сохранить внешнее спокойствие перед лицом двух итальянских подруг, обрушивших на нее шквал вопросов, как только она появилась в квартире. Но когда Санча легла в кровать и осталась наедине с собой, все ее страхи и сомнения вновь выступили на первый план. И ей отчаянно хотелось, чтобы Элеонора Фабриоли никогда не болела и сама взяла бы интервью у графа Малатесты. Насколько спокойнее была бы ее жизнь, если бы она не встретила его…

Санча не хотела признаться даже самой себе, насколько сильно она растревожена. Время шло, а от графа ни звука, и девушкой постепенно овладевало уныние, которое с каждым днем становилось невыносимее.

В конце недели Санча, как обычно, вместе с дядей отправилась в его загородный дом на берегу озера Бетулья. По дороге от внимания Эдуардо не ускользнули ее бледные щеки и подавленное настроение.

– Что случилось, дорогая? – спросил он, с беспокойством взглянув на Санчу. – Быть может, скучаешь по дому? Или Элеонора опять выпустила когти?

Упомянув Элеонору, дядя на какой-то момент вывел Санчу из состояния вялости и апатии, и она энергично замотала головой, отвергая оба предположения.

– Ничего не случилось. Возможно, просто немного переутомилась, – ответила она, пожимая плечами, и ей даже удалось изобразить на лице что-то, похожее на улыбку.

В это время, подняв от напряжения брови, Эдуардо старался благополучно объехать крестьянскую повозку, загородившую узкую дорогу, которая вела к озеру. Когда препятствие осталось позади, он спросил:

– Ты довольна своей статьей?

Накануне Санча показала ему законченный очерк вместе с фотографиями дворца.

– О да! – воскликнула она, обрадовавшись возможности перевести разговор с личных проблем в более общее русло. – Снимки Тони великолепны!

– Статья тоже совсем неплохая, – заметил дядя. – Хочу тебе сказать, что она мне очень понравилась. Ты проделала отличную работу! Не думаю, чтобы сама Элеонора смогла сделать лучше. От каждой строчки веет подлинным энтузиазмом. Не знал, что ты так увлечешься венецианской историей. Я знаком с профессором Вулкари из музея. Представлю тебя ему.

– Спасибо, – пробормотала тихо Санча. Щеки у нее горели.

Эдуардо вновь взглянул на племянницу и, увидев ее смущение, сказал:

– Полагаю, красивый граф не имеет к этому никакого отношения?

Санча удивленно раскрыла глаза.

– К написанию статьи… – начала Санча, как бы защищаясь от необоснованного подозрения.

– Нет, речь не об этом, – нахмурился дядя. – Мне кажется, ты знаешь, что я имею в виду.

– Конечно, энтузиазм графа Малатесты оказал свое влияние, – потупилась Санча.

– И это все? – вздохнул Эдуардо. – Послушай, Санча. Я не хочу вмешиваться в твои личные дела, и не мне давать тебе советы, но у меня такое ощущение, что в твоих отношениях с графом кроется что-то большее, чем обыкновенный интерес к его литературным способностям.

– Мы уже почти приехали, – проговорила Санча, поджимая губы, и Эдуардо, вновь вздохнув, пожал плечами.

– Позволь только напомнить тебе об одном, – тихо произнес он. – Граф Малатеста не похож на английских юношей, чей опыт ограничен случайными объятиями и поцелуями со своими ровесницами. Это человек, который всю свою жизнь подчинил главной цели – поиску наслаждений. И если он обратил на тебя внимание, то только потому, что надеется с тобой пережить что-то новое; ведь ты отличаешься от тех искушенных и опытных женщин, с которыми он привык развлекаться.

– Разве все мужчины Венеции таковы? – спросила Санча глухо, сжимая кулаки. – Всем им непременно нужно что-то новое?

Эдуардо слегка смутился.

– Если ты имеешь в виду Элеонору и меня, то это совсем другое дело.

– В каком смысле – другое? – вспыхнула Санча, которой был крайне неприятен весь этот разговор.

Эдуардо провел ладонью по волосам.

– Элеонора трезво смотрит на наши отношения и не строит никаких иллюзий. Она ни на что не рассчитывает и не испытывает разочарования. А ты… ну, ты – другое. Ты обязательно будешь надеяться… и почувствуешь себя страшно обманутой.

Санча глубоко вздохнула и некоторое время молча смотрела из окна машины. Она понимала: предупреждая, дядя желал ей добра, но она не могла согласиться с ним.

– Откуда вам все известно? – воскликнула Санча. – Вы ведь совсем не знаете графа!

– Конечно, близко я с ним не знаком. Но я много слышал о нем, Санча, и, как рассказывают, он довольно бесцеремонен в обращении с женщинами.

– И ты уже постарался защитить меня от сплетен? – проговорила Санча, не в силах унять мелкую дрожь.

Эдуардо с сожалением покачал головой:

– Другими словами, ты признаешь, что он… что ты с ним поддерживаешь связь?

Санча вновь опустила голову, внимательно рассматривая свои ногти.

– Я… вовсе не поддерживаю с ним связь. Он… ну, я была с ним несколько раз в ресторане, и это все.

– Понимаю, – склонил Эдуардо голову набок. – Ладно, ты уже совершеннолетняя, а не ребенок, и я не могу запретить тебе встречаться с ним.

– Нет, не можете, – ответила Санча, закладывая пальцами пряди волос за уши. – Кроме того, это уже не имеет значения. Я, возможно, никогда больше не увижу его.

– Почему? – прищурился Эдуардо. – Что произошло?

– Ничего особенного, – беспокойно задвигалась Санча. – Просто у меня нет оснований предполагать, что он пригласит меня снова. И перестань разговаривать со мной с таким серьезным видом. Меня все это совершенно не интересует, – закончила она с вызовом.

– И тем не менее в тебе нет прежней живости, лицо побледнело и осунулось. – Эдуардо раздраженно щелкнул языком. – Я еще не совсем лишен способности соображать. Сколько бы ты ни утверждала обратное, ты вовсе не так уж равнодушна, как тебе хотелось бы быть!

Санча промолчала, потому что сказанное дядей очень походило на правду. К ее радости, через несколько секунд они въехали в ворота виллы и увидели тетю, загоравшую на веранде.

«По крайней мере, тетя Элизабет ничего не подозревает», – подумала Санча и приветствовала ее с особой теплотой. Затем она удалилась, якобы намереваясь принять душ. Но в спальне, вдали от посторонних глаз, уверенность покинула ее, и она со страдальческим видом смотрела на свое отражение в зеркале туалетного столика. Как-то нужно было перестать думать о графе, выбросить всякие мысли о нем из головы. Скорее всего это можно сделать, если найти ему замену. Но кого выбрать?

Вечером в субботу Элизабет устроила вечеринку. Компания собралась небольшая, но среди гостей были Антонио Фуччи и его родители. Как догадывалась Санча, тетя заметила интерес, проявленный Антонио к ней несколько недель назад у Бернадино, и воспользовалась возможностью свести их снова вместе. Элизабет надеялась – и об этом знала Санча, – что теперь, когда мать девушки умерла, а отец опять счастливо женился, она не станет особенно торопиться вернуться в Англию. Не имея собственных детей, Элизабет всем сердцем привязалась к племяннице, дочери своей родной сестры, и, наверное, рассчитывала на то, что Санча, следуя ее примеру, выйдет замуж за итальянца и останется в Италии.

Антонио, со своей стороны, был чрезвычайно доволен таким развитием событий и в один из подходящих моментов рассказал Санче, что на прошлой неделе звонил на виллу Тессиле, где ему сообщили, что она всю рабочую неделю живет в Венеции, на квартире без телефона.

– Он есть только в редакции, – заметила Санча, улыбнувшись, – но там не поощряют частные разговоры.

– Ваш дядя, конечно же, не стал бы возражать, если бы позвонили вам.

Санча отрицательно покачала головой.

– Все звонки для меня проходят через телефонный аппарат моей начальницы, а она категорически против.

Думая о телефонных звонках, Санча вспомнила, что граф Малатеста сумел связаться с ней, минуя Элеонору. Но он был единственным в своем роде; мог делать вещи, которые были не под силу другим, только благодаря своей чрезмерной самонадеянности.

– Но сейчас вы здесь, и это самое главное. Скажите, Санча, вы согласитесь со мной куда-нибудь пойти, если я вас приглашу?

– Думаю… что да, – ответила Санча после некоторого колебания. – Правда, на неделе я очень занята и у меня мало свободного времени.

Это не совсем соответствовало истине, но вся беда была в том, что если одна половина ее существа хотела принять предложение Антонио, то другая – отвергала саму идею сближения с любым мужчиной, кроме графа Малатесты, и это было чистым помешательством!

Антонио стоял вместе с Санчей на веранде, ласково поглаживая ее пальцы, и она удивлялась, почему прикосновения одного человека могут лишить всякой способности связно мыслить, а вот такие же действия другого – в данном случае Антонио – вызывают только легкое раздражение.

– Мои тетя и дядя могут нас хватиться, – сказала она, отнимая руку.

– Пожалуйста, Санча, – проговорил Антонио, взглянув на нее с укором. – Мне очень хочется вновь встретиться с вами.

Санча посмотрела мимо него на открытые двери виллы. Веранду заливал яркий свет, изнутри доносились разноголосый говор и нежные звуки струнной музыки. Все казалось таким красивым, дышало таким покоем. Почему же она не находила себе места, не могла успокоиться? Где-то там в темноте, за пределами светлого круга, освещенного огнями виллы, находился граф Малатеста, вероятно ужиная или танцуя в каком-то другом обществе. И с кем он мог там быть? Яниной Румиен? Маризой Аннигони? Она ведь вела себя как человек, имеющий на него определенные права. Так отчего же она, Санча, не решается принять приглашение молодого человека, у которого могут быть только благородные намерения и чьи родители в соседней комнате весело беседуют с ее тетей и дядей.

Санча вновь перевела взгляд на Антонио, и черты ее лица смягчились.

– Хорошо, – сказала она. – Я принимаю ваше приглашение. Однако нам, пожалуй, лучше встретиться не в середине недели, а в следующие выходные.

Антонио был явно разочарован.

– А как насчет завтрашнего дня? – спросил он нетерпеливо. – У меня есть лодка. Могли бы покататься по озеру. Как вы смотрите? Поплавать и попробовать на водных лыжах. Было бы чудесно!

– Я не умею кататься на водных лыжах, – вздохнула Санча.

– Не трудно научиться, – заверил Антонио поспешно.

– Наверное. Ну, хорошо, Антонио, тогда завтра.

Антонио был в восторге, а позднее об этом с ней заговорил сам синьор Фуччи.

– Как я слышал, вы и Антонио собираетесь завтра прогуляться по озеру, – сказал он, приятно улыбаясь.

– Да, – на лице у Санчи выступила легкая краска. – Надеюсь, вы не против?

– Нисколько, – усмехнулся синьор Фуччи. – Напротив, мы очень рады, Джина и я. Антонио очень хотелось вновь увидеться с вами. И мы рассчитываем, что после прогулки вы зайдете поужинать с нами.

Санча не могла отделаться от ощущения, что события развивались быстрее, чем ей этого хотелось, но возразить ей было нечего. Оставалось только учтиво поблагодарить синьора Фуччи и надеяться, что она не обманет их ожиданий.

Тетя и дядя тоже обрадовались решению Санчи принять приглашение Антонио, хотя оба думали о разных вещах. Элизабет желала только одного: видеть Санчу счастливо пристроенной за достойным молодым человеком. Мотивы дяди были, так сказать, скорее протекционистского свойства. Он рассчитывал, что Антонио навсегда избавит Санчу от дурного влияния графа.

Санча, со своей стороны, надеялась, что Антонио поможет ей преодолеть состояние депрессии, которое угнетало ее, а прогулка по озеру и последующий ужин на вилле Фуччи должны были в какой-то мере содействовать достижению этой цели. Удивительно, как быстро течет время, когда человек всецело поглощен каким-либо интересным делом, а тренировка на водных лыжах потребовала от Санчи полной концентрации внимания. Было много веселых моментов, когда Санча неуклюже плюхалась в воду, но, однажды овладев искусством балансирования на узких лыжах, она снова и снова мчалась по водной глади и уже совершенно выбилась из сил, когда Антонио твердо заявил, что для первого дня вполне достаточно.

В одиннадцатом часу вечера он довез Санчу на машине до дома дяди и на прощание поцеловал слегка дрожащими губами. «А он славный», – подумала Санча, входя в дом.

На следующей неделе был опубликован очерк Санчи о книге графа Малатесты. Какой волнующий момент – увидеть свою статью в журнале, подписанную своим именем, и только язвительные реплики Элеоноры несколько портили настроение. Можно было сколько угодно говорить себе, что Элеонора просто завидует, но от этого не становилось легче.

Однако в эту неделю произошло одно событие, заслонившее все связанные со статьей переживания.

Утром в среду у стола Санчи остановился Тони Брайтуэйт.

– Привет, детка! Какие у тебя сегодня неотложные дела?

– Никаких особенно важных, – взглянула на Тони удивленная Санча.

– Прекрасно, – заметил он, привычно пристраиваясь на углу стола. – С разрешения твоего дяди хочу спросить, не желаешь ли ты сделать со мной еще один репортаж. Я отправляюсь сейчас в Перукку.

Изумленная Санча уставилась на Тони.

– Что такое… или где… эта самая Перукка?

– Небольшое курортное местечко, дальше по побережью. Не очень знаменитое, но его охотно посещают в это время года. На этой неделе там устраиваются гонки на моторных лодках.

– Гонки на моторных лодках? – повторила Санча, на которую сообщение Тони произвело впечатление. – Вероятно, довольно опасный вид спорта.

– Возможно. Но опасность не велика, если соблюдать осторожность. Во всяком случае, мне поручено сделать фоторепортаж, а ты можешь, как предложил твой дядя, поехать со мной и собрать материал для очерка.

Прикусив нижнюю губу, Санча размышляла. Дядя, вне всякого сомнения, старался использовать свое влияние, чтобы, по возможности, отвлекать ее от горестных дум, и она была ему благодарна, но как на это посмотрит Элеонора?

Когда Санча поделилась некоторыми своими мыслями с Тони, тот энергично замотал головой.

– Элеонора неохотно мочит ноги и не любит моторные лодки. Как и все животные из породы кошачьих, она предпочитает твердую почву!

– Хорошо, – улыбнулась Санча. – С удовольствием поеду с тобой. Когда мы отправляемся?

– Через пятнадцать минут, – ответил Тони, спрыгивая со стола. – Только соберу свое снаряжение и в путь!

– Какая жалость, что я не в брюках, – пробормотала Санча с огорчением, оглядывая свою короткую плиссированную юбку.

– Совсем наоборот, – заметил Тони, и Санча рассмеялась. Как чудесно хотя бы на один день вырваться из стен редакции, и она еще раз с благодарностью подумала о дяде, который заботился о ней.

На речном трамвайчике они добрались до гигантского гаража, где стоял спортивный автомобиль Тони, и оттуда направились в Перукку, следуя на юг по берегу Адриатического моря, спокойная поверхность которого сияла в лучах яркого солнца. Дорога была довольно оживленной, встречалось множество крестьянских повозок и медленно двигающихся грузовых автомашин, и поэтому на базарную площадь Перукки Санча и Тони въехали лишь около полудня.

Повсюду стояли машины, которые резко выделялись на фоне многочисленных признаков бедности. Вывешенное для просушки белье терлось о запыленные крыши автомобилей, бесцеремонно занявших некоторые дворы вокруг деревенских хижин. В придорожных канавах играли местные дети, швыряя камни в наиболее роскошные автомашины. Скроив гримасу, Тони втиснул свой автомобиль между стареньким потрепанным «седаном» и грузовиком, от которого сильно несло навозом.

Когда Тони и Санча выходили из машины, за ними внимательно наблюдали местные ребятишки, и Тони бросил им несколько мелких монет на мороженое.

– Быть может, это побудит их пощадить мою машину, – вполголоса сказал он Санче, и она молча кивнула, удивленная совершенно безучастным отношением местных жителей к выходкам своих отпрысков.

Вместе с другими зрителями, которые непрерывно подъезжали и беспечно оставляли свои автомобили, где попало, Тони и Санча по узким улочкам прошли на пристань. В гавани, обычно заполненной рыболовецкими судами, сейчас находились только гоночные лодки; оглушительный рев мощных моторов разносился далеко по воде. Стартовая и финишная линии располагались между двумя молами порта, и именно в этих пунктах скопилось больше всего народу. Набережная была украшена флагами, цветами, разноцветными лампочками и представляла такой резкий контраст с внешним видом деревни, что Санча, не удержавшись, ахнула от изумления.

Криво усмехнувшись, Тони посмотрел на Санчу.

– Хотелось бы знать, – заметил он, – кто извлекает наибольшую выгоду из всей этой шумихи. Что-то не видно, чтобы она как-то влияла на жизнь самой деревни.

– Но зрелище великолепное, разве не так? Никак не ожидала увидеть что-либо подобное!

Пожав плечами, Тони начал готовить фотоаппаратуру.

– А теперь за работу. Отсюда я сделаю несколько снимков, а затем мы перейдем вон туда. – Тони указал на каменную дамбу, выступавшую в море на несколько сот футов. – С того места лучше видно. А после обеда я постараюсь отыскать двух-трех парней, участвовавших в гонках, у которых ты сможешь взять интервью.

– А где мы будем обедать? – спросила Санча, сдвинув брови.

– Предоставь это мне, дорогая, – ответил Тони, многозначительно похлопывая по висящей через плечо сумке.

– Я обо всем уже позаботился.

– Пикник! Как чудесно! – воскликнула Санча весело.

– Обожаю пикники, а ты?

– Конечно, но он будет несколько иного качества, чем обед в ресторане «Скарлатти» в обществе графа Малатесты.

Щеки Санчи мгновенно стали пунцовыми.

– Откуда тебе известно, где мы обедали?

Тони взглянул на небо, потом, пробуя, поднес к глазам фотоаппарат и взглянул сквозь объектив на окружающий ландшафт.

– Ты, вероятно, шутишь, – ответил он наконец. – Неужели ты всерьез думаешь, что можешь пообедать у Скарлатти и остаться незамеченной! Кроме того, наш брат журналист редко посещает подобные заведения!

– Понимаю, – пробормотала Санча, отворачиваясь.

Тони пожал плечами и занялся фотографированием, а Санча нерешительно вертела в руках свой репортерский блокнотик. Ей уже следовало записывать первые впечатления, но почему-то внезапно пропал всякий интерес к этому заданию. Небрежно брошенные слова Тони с мучительной ясностью воскресили в памяти все предшествующие события, и в который раз она ломала голову над тем, почему граф не дает о себе знать. Очевидно, она начала ему надоедать, и ее наивность, которая сперва интриговала, утратила свою привлекательность и новизну.

Усилием воли Санча отогнала эти мысли. Она приехала сюда работать, и не было смысла вести себя иначе. Эдуардо, возможно, действительно думал о ее душевном благополучии, когда предложил ее кандидатуру Тони, но он также ожидал от нее очерк, не уступающий по качеству статье, посвященной книге графа Малатесты.

Санча вновь с интересом посмотрела вокруг себя. Было бессмысленно всякий раз терять самообладание и впадать в панику, заслышав имя графа.

Следовало, не мудрствуя лукаво, признать: от нее ему нужно было лишь то, о чем говорила Элеонора, и она должна радоваться, что его планы не осуществились и она сохранила свою девственность.

Когда они расположились на нагретой солнцем каменной дамбе, настроение Санчи уже заметно улучшилось. Она успела зафиксировать в блокноте несколько интересных наблюдений и была уверена, что с помощью великолепных фотографий, на которых Тони удалось запечатлеть наиболее интересных представителей собравшейся толпы, ей удастся создать требуемый фон для более технических аспектов статьи. Журнал «Парита» стремился заинтересовать как мужчин, так и женщин, и поэтому каждая статья должна была включать материал, удовлетворяющий вкусам обоих представителей рода человеческого.

Они сидели под ласковыми лучами солнца, наслаждаясь запасенными Тони холодным цыпленком, салатом и белым вином, и Санча чувствовала себя почти довольной. Так продолжалось до тех пор, пока под ними, в непосредственной близости от дамбы, не проплыла роскошная прогулочная лодка, почти яхта. На корме сидела в крошечном бикини загорелая девушка, которую Санча знала слишком хорошо. То была Янина Румиен.

И мгновенно улетучилось все ее новообретенное спокойствие, и она с напряжением стала всматриваться в других мужчин и женщин, находившихся в лодке.

Однако графа Малатесты среди них не было. Никто не походил на него ни смуглостью, ни красивой стройной внешностью.

Тони уловил произошедшую с Санчей внезапную перемену, когда она не сразу ответила на его вопрос, и, заметив ее сосредоточенный взгляд, устремленный на лодку, он с удивлением воскликнул:

– Да ведь это же Янина Румиен, не правда ли?

Санча нашла в себе силы сперва отхлебнуть вина и только потом ответить.

– Да, это – Янина Румиен, – подтвердила она.

– Но графа нет?

– Нет… – покачала головой Санча.

– Скажи, какие у тебя отношения с графом? – поинтересовался Тони, доставая сигарету и прикуривая от зажигалки. Все это время он не спускал с Санчи глаз.

– У меня с графом нет ничего общего, – возразила она, пожимая плечами.

– Не верю, Санча, – состроил гримасу Тони. – Быть может, я недостаточно опытен, но и родился я не вчера. – Тони сильно затянулся. – В тот день, когда мы собирались вместе пообедать и он остановил нас… Когда вы отправились в ресторан «Скарлатти»… Он вел себя не так, будто ты для него ничего не значишь!

Санча смущенно поежилась.

– Честное слово, Тони, мне нечего рассказывать. Мы пару раз были вместе в различных ресторанах. Обсуждали… его книгу.

– И это все? – с сомнением посмотрел Тони. – Хорошо, хорошо, Санча, не стану настаивать, но, ради Бога, будь осторожна. Всякому, кто связывается с графом Малатестой, рано или поздно быть в беде.

– Ты хочешь сказать, в подземном каземате! – попыталась пошутить Санча, однако Тони не рассмеялся, а только сочувственно погладил ее по руке и возобновил наблюдение за лодкой, которая приближалась к пристани.

Сощурившись, он глядел на происходящее, и Санча, следуя его примеру, сосредоточила внимание на пришвартовавшейся лодке.

Но вот ее губы искривились, как от боли. На причале стоял и помогал Янине сойти на берег высокий мускулистый человек, одетый во все черное, с обширной лысиной, блестевшей на солнце.

Тони взглянул на Санчу почти в то самое мгновение, когда и она узнала высокого мужчину.

– Паоло, – констатировал Тони, вздыхая.

– Да, – ответила Санча, судорожно сжав пальцами край бортового камня дамбы. – А там, где Паоло, недалеко и граф. – Ирония не смогла полностью замаскировать дрожь в ее голосе.

– Проклятье! – произнес Тони сердито, гася сигарету. – Проклятье и еще раз проклятье!

– Что за вульгарные выражения! – проговорила Санча, с трудом поднимаясь. – Пошли, нужно продолжать начатую работу.

– Ты так полагаешь? – с раздражением взглянул на нее Тони. – Или тебе лучше остаться здесь, а я дам тебе, когда вернусь, всю необходимую информацию?

– Не выйдет, Тони, – отрицательно покачала головой Санча. – Я должна выполнить задание.

Тони крепко стиснул челюсти и потом проговорил:

– А тебе не приходило в голову, что отсутствие графа на лодке объясняется его личным участием в состязании?

– Не может быть! – уставилась на него Санча, как бы заранее отвергая такое предположение.

– А какие еще могут существовать причины? Я лично очень удивился, увидев Янину одну. Гонки на моторных лодках – развлечение, по-видимому, все-таки не в ее вкусе. Если, конечно, она не вложила в этот вид спорта круглых денежных сумм.

– Понимаю. Об этом я не подумала, – глубоко вздохнула Санча.

Тони поднялся и положил руки девушке на плечи.

– Ну что ж, малыш, как решила? Спокойная жизнь здесь или прорыв в лагерь противника?

Санча улыбнулась. Реплики Тони всегда вызывали у нее улыбку.

– Я иду с тобой, – сказала она твердо. – Я его нисколечко не боюсь.

– Неужто? – лукаво взглянул на нее Тони. – А мне показалось другое…

– Не пора ли идти? – перебила она резко, смотря в землю.

Нагнувшись, Тони сложил остатки трапезы в сумку, потом выпрямился, и они направились по дамбе к пристани, где скапливались зрители.