Причудливые виражи

Дуальность

С тобой сливаясь, чувствуя тебя,

Дышу сейчас одним с тобой дыханьем.

Живу сейчас одним с тобой желанием:

Продлить в ночи подольше жизнь огня.

То затихая, вдруг, а то взрываясь,

Ты трепетала, страстно… лёгкий вздох,

Из губ горячих жарко вырываясь,

Лицо огнём души, как пламя, жёг.

Анатолий Гуркин

– Дунаев. Игорь Леонидович, – с поклоном представился немолодой уже, с виду лет сорока пяти или чуть больше огненно-рыжий мужчина в усах и бороде хорошенькой девушке, стоящей на крыльце его дома.

Удивительно, но глаза у него были как бы молодые, и кожа лица слишком гладкая.

Одет мужчина был в шаровары, наподобие тех, в которых рисуют казаков, пишущих письмо турецкому султану, и клетчатую фланелевую рубаху с длинными рукавами, размера на два шире объёма фигуры, почти до колен.

На ногах стоптанные валенки, подшитые кожей, голова покрыта фетровым колпаком невнятного цвета. Этот живописный ансамбль дополнял солдатский ремень с блестящей на солнце бляхой.

– А вот и Ланочка, жиличка твоя. Я тебе рассказывала. Внучка подружки моей, Дарьи Степановны. С детства её знаю. Хорошая девчушка, послушная, смирная. Но, с характером. В институт поступила, а в дому, как назло прислониться негде, и уроки готовить тоже. Вот, значит, такая оказия, Игорёк. Нужно приютить. Да она тебе в тягость не будет. Приберёт когда нужно, обед сготовит. На это она мастерица. Семья-то многодетная. Сызмала ребятня к хозяйству приучена.

Девушка протянула игрушечную ладошку.

Игорь Леонидович осмотрел свою руку, старательно вытер её о рубаху, попытался поздороваться.

Маленькая ладонь утонула в его пятерне, вызвав тревожную мысль, что может сделать ребёнку больно.

Игорь накрыл протянутую руку второй ладонью, улыбнулся во весь рот, – милости прошу… к нашему шалашу. Вы только меня не пугайтесь. Я, конечно, бука, волк-одиночка, но смирный. В гости никого не зову, да и сам не хожу. Позвольте полюбопытствовать, как ваше полное имя, фея?

– Лана Борисовна… Саватейкина. Полное имя, тоже Лана. Мама сказала, что происхождение имени связано с плодородием. Я тоже тихая. Обещаю – водить никого не буду, у меня другая задача, диплом надо получить. Меня подталкивать некому, учусь добровольно принудительно. А где я буду жить?

– О, в самых настоящих хоромах. Отдельный вход, две комнаты, мебель. Но удобства и кухня к великому сожалению на моей половине. Ничего, как-нибудь разберёмся, мы же люди самостоятельные, взрослые.

– Постараюсь вас не стеснить. Тихо буду сидеть, как мышка, вы и не заметите.

– Ну и чудненько, с организационными вопросами разобрались, пора приступать к знакомству. Раз такое дело, предлагаю отметить наш, так сказать, союз. Сейчас чай поставлю. У меня и баранки есть.

– А я с утра пирожки испекла. С капустой и с мясом. Сейчас принесу. Может самогоночки накатим, чисто символически, под чаёк, а, Игорёк, как ты думаешь, – спросила соседка, Софья Даниловна.

– Ни к чему, думаю, лишнее это. Ты же знаешь, я не любитель.

Соседка убежала, а Игорь Леонидович стоял, разинув рот, и не отпускал руку жилички, задумчиво изучая её силуэт, даже пытался поймать взгляд.

Работал он счетоводом, по-нынешнему, экономистом, а в свободное время изучал философию.

Наука эта непростая. Десять минут читаешь, потом неделю думаешь, перевариваешь, пока всё состыкуется, встанет на свои места.

Когда он размышлял, чтобы занять чем-то руки, рисовал карандашом, в основном силуэты: динамичные, экспрессивные, летящие. Это помогало усваивать прочитанное, дарило радость творчества.

Силуэт девушки, ещё не нарисованный, но чётко очерченный мысленно, очаровал его сразу.

Мужчина даже не понял поначалу, чем: лёгкостью, подвижностью, или плавностью линий. Смотрел на девочку, представляя себе будущий рисунок. Изумительная грация.

Игорь Леонидович видел перед собой, можно сказать держал в своих могучих руках, миниатюрную блондинку с коротенькой стрижкой, невзрачным, почти бесцветным лицом, но огненным взором и завораживающей улыбкой.

Её глаза пылали азартом и чем-то ещё, довольно загадочным, заставляющим вглядываться внимательнее.

Казалось, будто она сейчас взмахнёт миленькими ладошками, и полетит.

Лана даже стоять спокойно не могла из-за избытка жизненной энергии: пританцовывала, порываясь бежать или что-то ещё делать, лишь бы ни топтаться на месте.

Жизненная сила в теле девочки фонтанировала, заливая окружающее пространство подобием сияния. Создавалось впечатление, будто вокруг потрескивают светящиеся разряды и микроскопические молнии.

Такой диссонанс, когда довольно неприметная внешность растворяется в мерцании яркой ауры, обнуляя невзрачность, вызвала у него повышенный интерес.

– А девочка-то с сюрпризом, – подумал Игорь, – видно, та ещё штучка. Интересно будет с ней познакомиться. Наверняка, эта забавная малышка окажется занимательным собеседником, если захочет разговаривать с таким занудой, как я. Придётся постараться. Жить вместе, рядом, и не общаться – так не бывает.

Лана была мала ростом, однако недостаток сантиметров нивелировали достоинства фигуры – пропорциональной, грациозной, стройной.

Общее впечатление, если не подходить слишком близко, создавалось обманчивое – казалось, что Лана выше, чем на самом деле, как минимум сантиметров на десять. Такие уж у её тела были необычные пропорции.

Позитивное впечатление к тому же придавали весьма привлекательные гитарообразные очертания, и высокая грудь, вздымающаяся при каждом вдохе как горная гряда.

Ещё точеные ножки с удивительно круглыми коленками. Похоже, их обладательница немало упражнялась, поддерживая тонус мускулатуры.

На этом достоинства дивы не заканчивались. Звонкий уверенный голосок ласкал слух, а способность постоянно улыбаться поднимала настроение.

В глазах девочки прятались озорные чертенята, дразня собеседника, подначивая к шутливому разговору.

В целом девочка очень понравилась хозяину дома. Он знал, что первое, подсознательное, интуитивное впечатление, редко бывает обманчивым.

Вскоре прибежала запыхавшаяся соседка с миской дымящихся пирогов. Они уселись за стол, пили горячий чай из блюдец, усердно дуя на поверхность янтарного напитка и смачно прихлебывая.

Процедура чаепития с незнакомым ритуалом вызвала приступ смеха у милой гостьи, дало повод для милой беседы обо всём и ни о чём.

Слово за слово, просидели довольно долго.

Игорь воспитывался матерью одиночкой, правда, в любви и ласке.

Возможно, обожание мамой сына было чрезмерным, но иначе жить она не умела.

Отец покинул семью, когда мальчику было шесть лет. Воспоминания о нём практически стёрлись из его памяти. Бабушек и дедушек у него не было. Во всяком случае, ему о них ничего не было известно.

Как и все юноши, Игорь в своё время встретил девушку, которая не просто заинтриговала его, покорила непосредственностью, умом, грацией, и конечно целомудренностью.

Возможно, это была лишь игра воображения. Не важно. Воспоминания о тех, первых и единственных чувствах, прочно заняли место среди самого позитивного, самого прекрасного, что с ним происходило.

Влюблённые совместно прогуливали учебные пары в институте, бесцельно, лишь бы подольше быть вместе, бродили по парку, мило ворковали.

Несколько раз, это было самым восхитительным поводом для восторженного воображения, целовались: простодушно, сдержанно, скорее как близкие родственники, чем страстные влюбленные.

Их отношения не переходили личных интимных границ, однако всё чаще разговор касался будущего, которое виделось совместным и удивительно счастливым.

Маме Игорь о матримониальных планах ничего не рассказывал: не считал важным и необходимым, поскольку мама есть мама, она будет только рада счастью сына.

Игорь бесконечно рисовал избранницу, заполняя её силуэтами и портретами целые альбомы, даже тетради с конспектами пестрели рисунками.

Светочка вдохновляла и окрыляла.

Девушка читала стихи собственного сочинения, многие из которых были посвящены ему.

Романтические чувства росли и крепли.

Пришло время переходить на следующую ступень отношений, теперь уже родственных.

Девушка познакомила Игоря с родителями.

Будущие родственники оказались людьми интеллигентными, с серьёзными возможностями и многообещающими жизненными перспективами: папа – профессор экономики, мама – преподаватель вокала в консерватории.

Игорь тоже привёз невесту к себе, чтобы представить будущей свекрови, в полной уверенности, что девушка ей понравится.

Мама суетилась не в меру, вела себя напряжённо, даже странно, но, на то она и мама, чтобы волноваться.

Родительница завалила стол деликатесами, охала и ахала, умиляясь красотой и грацией претендентки в невестки, расспрашивала чересчур подробно, словно желая впоследствии писать о ней воспоминания и мемуары, интересовалась мельчайшими деталями прошлого и настоящего девочки, и её родителей.

Беседа шла полным ходом: мама расточала елей восторгов, вдруг начала бледнеть, и неожиданно грохнулась в обморок.

Продолжение смотрин пришлось срочно отменить.

Игорёк забегал, извиняясь, пытался привести маму в чувство, что никак не получалось: ей становилось всё хуже и хуже.

Жених сбегал к почте, вызвал по телефону скорую помощь.

Пришлось поймать такси и отправить девушку домой.

Мамочка очнулась спустя несколько минут после поспешного отъезда невесты.

Она принялась рыдать, заламывать руки, сипя и рыдая, обвинила сына в чёрствости и жестокости, наговорила несуразностей, давая понять, что он у неё единственный, поэтому делить сына ни с кем не намерена.

– Рано тебе обузу на шею вешать. Успеешь ещё нагуляться. Эта Светочка ещё та штучка, помяни моё материнское слово. Я её сразу просчитала. Вот помру, тогда что угодно делай.

Атака на потенциальную невестку продолжалась больше недели. Мама находила новые и новые аргументы, расписывала ужасы семейной жизни, склонность красавиц портить жизнь молодым мужчинам, садиться им на шею.

Сын всё правильно понял: попыток влюбиться больше не предпринимал.

Так они и жили вдвоём до самой маминой кончины.

С тех пор минул год.

Что-то менять в жизни уже не хотелось, да и поздно, честно сказать.

Игорь остепенился, привык жить в одиночестве, которое нисколько не раздражало, даже наоборот – холостяцкий быт представлялся удобным, комфортным: никому ничем не обязан, творчески полностью свободен, масса времени для раздумий.

Мужчина перестал сбривать на лице растительность, приобрёл стариковскую осанку, научился шаркать ногами и медленно говорить.

Жизнь как жизнь: не хуже, чем у других. К тому же есть серьёзный плюс – нет повода для конфликтов, а отсутствие стрессов и серьёзного эмоционального напряжения – прямой путь к долголетию.

На самом деле Игорю Леонидовичу всего двадцать семь лет, только об этом никто, кроме его самого и соседки, достоверно не знает. Да и он сам, если честно, начал забывать, что молод и полон сил.

Люди обычно при встрече обращались не к нему, а к его внешнему виду: уступали место в транспорте, называли "отец".

– Ну и ладно. Нет худа без добра, – считал он, и старательно соответствовал новой роли.

Главное, никто не отвлекает, что устраивало мужчину вполне.

В его голове постоянно возникали и крутились интересные идеи, которые требовали концентрации внимания и сосредоточенности.

Ланочка быстро освоилась в доме, но общаться не спешила, свободное время посвящала исключительно учёбе.

Девушку не было слышно и видно, кроме времени обеда и ужина. Она быстро готовила, проглатывала свою порцию за пару минут, после чего вновь спешила к учебникам и конспектам.

О долях в расходах хозяин и жиличка договорились сразу.

Продукты покупал Игорь Леонидович, на кухне хозяйничала Лана. Она же следила за чистотой в доме.

Жизнь потекла в устоявшемся русле, без неожиданностей: плавно, размеренно, уютно.

Это было весьма удобно, устраивало одинаково того и другого.

Однако мироощущение Игоря Леонидовича странным образом эволюционировало. Его мышление теперь часто переключалось от вопросов философии на квартирантку.

Он мечтал познакомиться поближе, чтобы иметь возможность наблюдать, как она двигается, что говорит, о чём мыслит.

Игорь рисовал её постоянно, причём много, гораздо чаще обычного, но по памяти, в достоверности которой сомневался.

Лана его общества старательно избегала. Во всяком случае, создавалось именно такое впечатление. А он неотступно думал о ней, подогревая интерес удачными рисунками.

Теперь его голову занимали мысли о жизни и смерти, о молодости и женщинах, о любовных и семейных отношениях, о семье и детях.

С чего бы вдруг такие перемены в устоявшемся жизненном укладе и образе мыслей?

Чем уединённее вела себя Лана, тем интенсивнее и чаще мысли хозяина уютной берлоги буксовали на её загадочной персоне.

Игорь Леонидович рисовал, рисовал, рисовал, находя в этой независимой, но весьма привлекательной крошке, всё больше достоинств и преимуществ, многие их которых – результат творческого осмысления, попросту говоря – восприимчивого ко всему прекрасному воображения.

Неожиданно и вдруг выяснилось, что она не просто жиличка – милая девушка: притягательное, женственное, волнующее существо, до которого страсть как хотелось дотронуться.

Никогда ещё Игорь не рисовал так много.

Вот Лана танцует, здесь сидит, на этом эскизе лежит на животе, подложив руки под подбородок, кокетливо подняв согнутую в коленке ножку вверх.

Здесь девочка женственно садится, придерживая юбчонку, а вот тут бежит, разметав руки-крылья.

Рисунки уже не умещались в папки. Они лежали стопками на столе, на стульях, на подоконниках.

Игорь страдал оттого, что не может создать рисунок, достойный оригинала.

Такая неудовлетворённость свойственна натурам творческим, наделённым сверх меры чувственностью и фантазией, которые сублимированы из неосознанных эмоций влечения.

Всё чаще Игоря Леонидовича раздражал недостаток таланта и избыток застенчивости.

Ему как воздух стал необходим друг, собеседник, и не кто-то гипотетический – именно она, Лана.

Эта милая юная девочка как нельзя лучше подходила на роль трепетной музы. Она вдохновляла Игоря, правда он ещё е понял, на что именно, потому что полёт фантазии отправлял его сразу по всем направлениям.

Игорь Леонидович страстно хотел её видеть, находиться на расстоянии доступности визуального контакта, причём больше, чаще – всегда.

Как же мучительно, когда мысли не подчиняются, живут собственной, обособленной жизнью, тревожа неопределённостью.

Игорь привык быть хозяином своего сознания, повелевать направлением и темой для рассуждений. Теперь всё было наоборот: мысли и чувства противоречили логике, сами выстраивали цепочки рассуждений, сходящихся в одной единственной точке, центром кристаллизации которой была Ланочка.

Её облик будоражил воображение, заставлял серьёзно, весьма глубоко переживать, создавать иллюзии, до того необычные и странные, что мужчину начинало лихорадить.

Теперь он читал трактаты по философии, перестав их понимать и воспринимать.

Игоря угнетала абсолютная невозможность сосредоточиться. Одно и то же предложение приходилось перечитывать множество раз. Безрезультатно.

Это было невыносимо, обидно, чуточку страшно.

Его душа разрывалась в клочья. В конце концов, Игорь начал ощущать физическое недомогание, даже боль, источник которой по некотором рассуждении отсутствовал.

В груди щемило и жгло, в голове возникали спазмы, изнутри тело заполнял леденящий холод, в то время как пот стекал со лба градом.

Сердечные таблетки не помогали.

Бесконечные мысли о девочке вытесняли всё и вся.

Неожиданно Игорь начал мёрзнуть, хотя холодно не было.

Газовый котёл пришлось подкрутить на более высокую температуру.

Градусник показывал двадцать восемь, а его бил озноб и лихорадило.

Игорь Леонидович невыносимо страдал. Он не мог понять, что с ним происходит, а главное – почему.

Мнительным мужчина не был, однако физическое и моральное состояние вынуждало предположить, что он серьёзно болен.

Тогда отчего мысли о девочке вызывают столько фантазий и грёз, а вкупе с ними тягучую сладость, которую хотелось чувствовать вновь и вновь?

Казалось, что Лана ничего этого не замечает.

Она так же бесстрастно, но мучительно соблазнительно, смотрела на Игоря, когда они обедали, невольно дразнила колыханием груди, движением изумительных губ, женственными жестами, до жути притягательной нежностью кожи.

Игорь Леонидович медленно, но явно сходил с ума. Его ужасали и жалили похотливые мысли, источником которых была эта невинная девочка.

То, что она девственно чиста, не вызывало сомнений. Она вела себя по-детски непосредственно, естественно, совершено не обращала внимания на свою внешность, на поведение.

Лана могла запросто задрать подол платья, чтобы расчесать укус комара, достать при нём попавшие в вырез лифа крошки хлеба, поправить трусики.

Игорь Леонидович не верил в равнодушие и чёрствость жилички, в то, что она способна намеренно поступать подобным образом, потому что Лана была бесхитростна и проста.

Он понимал и принимал тот факт, что ей нужно учиться, что у девочки нет времени наблюдать за его поведением и реакцией, но всё равно было обидно такое равнодушие.

Ведь он ни на что не претендует, только поговорить.

Немного общения и приветливый взгляд, этого было бы вполне достаточно. Разве он так много хочет от жизни и от неё?

Увы, Ланочка не замечала Игоря: зубрила день и ночь, словно только от этого зависела судьба. Можно же отдохнуть, отвлечься, посвятить минуточку хозяину дома.

В один из дней Игорь Леонидович не выдержал очевидного равнодушия, решил посетить затворницу в её убежище под выдуманным предлогом.

В его доме всегда был идеальный порядок – мама приучила обращать основное внимание на мелочи жизни и быта. Игорь был хорошим хозяином: полы в комнатах не скрипели, замки и дверные петли были обильно смазаны.

Мужчина бесшумно прошмыгнул в мягких валенках на половину девушки, открыл дверь…

Ланочка сосредоточенно писала что-то стоя, соблазнительно наклонившись над самым столом. Сзади девочки, на стуле, стоял работающий вентилятор и обдувал обнажённую попку, над которой взвивалась тонюсенькая полупрозрачная ажурная ткань домашнего платьица.

Ланочке было жарко, ведь отопление было запущено на полную мощность.

Естественно, что она что-то остужала.

Игорь Леонидович стоял и смотрел, застыв в неподвижности, на эту порочную динамичную картинку, мечтая, чтобы она продолжалась как можно дольше.

Желательно всегда.

Девушка, не замечая его присутствия, пританцовывала, энергично двигала бёдрами, слегка меняя ракурс, бесстыдно демонстрируя танцующие ягодицы, оторвать взгляд от которых было невозможно.

Лана тихонечко, еле слышно напевала что-то весёлое, лёгкое.

Уши её закрывали объёмные наушники.

Зачарованный пикантным видением мужчина стоял, застыв как соляной столб, любовался восхитительно-неловкой сценой.

Украдкой, как вор.

Ему было невыносимо стыдно, однако восторг от созерцания обнажённого молодого тела перевешивал чувство вины.

Время остановилось, замедляя и усиливая чувственность восприятия.

Вдоволь наглядевшись на соблазнительный танец, или устав от неподвижности, Игорь кашлянул.

Невольно, он не хотел себя обнаружить, думал исчезнуть тихо. Даже чертыхнулся в уме, сетуя на неуклюжесть.

Лана скосила глаз, увидела Игоря.

Казалось, она нисколько не смутилась, хотя невольно одёрнула сарафан, пожалуй, слишком поспешно и энергично.

На смену одной интимной детали в обзор мужчины тут же попала другая: маленькая, тугая, вибрирующая от резкого движения грудь.

Всего на мгновение.

Разглядеть её было невозможно, но импульс от созерцания прелестной формы был зафиксирован мозгом, кровь спешила передать замечательную новость дальше, пока всё тело не покрылось мурашками вожделения.

Игорь запомнил, буквально сфотографировал удивительную картинку, даже успел заметить бледно-розовую ореолу и виноградинку соска.

Его лицо обагрилось, налившись моментально краской, приобрело цвет спелой вишни или свекольного сока.

Игорь Леонидович предпринял над собой усилие, попытался успокоить мимику и невинными, но излучающими восторг глазами посмотрел на квартирантку.

Девушка улыбнулась, погрозила пальчиком, – ай-я-яй, Игорь Леонидович! Нехорошо подглядывать. Можно было и постучать. Чем обязана вашему вниманию, и столь неожиданному визиту? Не ожидала увидеть вас на своей половине.

– Извините, Ланочка, совершенно не хотел вас напугать. Просто у меня возникло некое затруднение. Четвёртый раз читаю трактат о дуальности, и никак не могу взять в толк…

– Игорь Леонидович, я, конечно же, прощаю вас. На первый раз. Думаю, что ничего существенного вы разглядеть не успели. Во всяком случае, надеюсь на это. Давайте перенесём наш диспут, ведь вы об этом, на время ужина, годится? Мне так не хватает времени. Нет у меня обеспеченных родителей. Увы. Приходится пробиваться в жизни самой. Это так трудно, поверьте. Мне нужно учить. Если вас не затруднит, закройте, пожалуйста, дверь… с той стороны. И извините, ради бога!

– Да-да! Я вас так понимаю, Ланочка. Это вы меня простите за вторжение. Но…

– Сомнения и вопросы перенесём на потом. Вечером, во время ужина, вы мне всё-всё расскажете. Или вместо ужина, как пожелаете. Договорились? Обещаю уделить вам… по крайней мере, не меньше часа. Так вас устроит?

– Покорнейше благодарю! Буду ждать с нетерпением. Вы меня, Ланочка, так обнадёжили, вселили, так сказать, надежду, что мы… подружимся. Весьма благодарен, весьма.

– И да, Игорь Леонидович, ответьте, только предельно честно – что именно вы успели рассмотреть?

– Ну что вы, Ланочка! Я был настолько смущён, что не заметил буквально ничего. Ну, разве только соблазнительную позу, краешек оголённой кожи. Совсем чутельный, аот такой, – покалал фалангу указательного пальца, – в моём возрасте… можете забыть про это маленькое недоразумение, Ланочка. Я нем как рыба. Обещаю, ни одна живая душа, ни о чём не догадается.

– Ладно, этот пункт мы проехали, больше к нему возвращаться не будем. Только… не знаю почему, но я вам не верю, даже столечко, – девочка вернула ему тот же жест, – вы… вы хитрец, даже не так – обманщик.

У вас на лице было написано… что успели посмотреть весь фильм. Это по крайней мере нечестно. О-о-о, я вас не виню, вполне объяснимо подобное любопытство. Одинокий старик. Я бы, наверно, тоже вылупилась на подобное диво. Скажите, у меня ведь красивая попа?

Ладно, прощаю, можете не отвечать, я даже не злюсь… но больше так не делайте. До вечера, Игорь Леонидович.

Девушка помахала ручкой, даже послала впечатляющий воздушный поцелуй.

В штанах у Игоря слегка намокло, а трепещущее от восторга сердце плясало ламбаду.

Мужчина торжествовал. На такую удачу он не смел надеяться: мало того, что теперь можно рассчитывать на более близкое знакомство, так ещё и тема для будущей картины стояла перед глазами как живая.

– Это будет шедевр! Жалко, что девочке этот портрет я никогда не решусь показать. Это будет моей сокровенной тайной. Вентилятор, обнажённая наполовину попка, растерянность, взгляд…

Обворожительное зрелище требовало художественной реализации, вызывало эйфорию, толкало на дальнейшие рассуждения, рождало сказочные фантазии.

Сколько же интересных, возбуждающих, прекрасных событий и переживаний упустил он за эти годы не по своей воле, потворствуя ревнивой материнской заботе, не учитывающей его личные интересы.

Не настало ли время наверстать потерю?

Игорь Леонидович отыскал в столе нераспечатанную упаковку мелованной бумаги для эскизов, и принялся творить.

Он пытался передать листам бумаги всё то, чему стал невольным свидетелем, выплёскивая на ватман эмоции, настроение, неистовый восторг, восхищение, ликование – всё то, что невозможно выразить при помощи слов.

Его руки совершали волшебные движения карандашом, ластиком и кистью, создавая некими техническими приёмами оживающие впечатления.

Изображение девушки было бесспорно статичным, неподвижным, но зрителю могло показаться, что оно перемещается, эмоционально реагирует на происходящее, посылает чувственный импульс, что-то необыкновенно волнующее рассказывает.

Число рисунков было огромным.

Игорь уловил, запомнил каждый нюанс позитивного образа, который пробуждал немыслимое вдохновение.

Ускользающие детали дорисовывало воспалённое возвышенным художественным чутьём воображение.

– Вот так, именно так она смотрела на меня. Я видел, в её взгляде не было ни капли равнодушия. Но и раздражения тоже не было. Я тоже её зацепил. Это чего-то стоит. Во всяком случае, Лана подарила мне повод для самовыражения.

Именно такая она была: божественно-прекрасная, соблазнительная, влекущая, сексуальная, почти нагая. И этот намёк… недвусмысленная метафора, однозначно предполагает диалог, часть которого уже состоялась.

– Девочка не возмутилась, не бунтовала, лишь вскользь намекнула на то, что моё поведение ей понятно, что оно не вызывает отторжения, протеста. Да, я успел рассмотреть лишь одну обнажённую деталь её восхитительного тела. Одну, но какую!

Теперь Игорь может перенести на бумагу любое её движение: эмоцию, мимику, переживание, жест, даже направление мыслей.

Он так чувствует.

Душа художника ликовала, требовала полной творческой отдачи.

Игорь старался.

Прекрасная, удивительная женщина, то есть девушка.

Боже, какой же он был дурак. Ведь мог познать эти чарующие ощущения ещё тогда…

– Мама-мамочка, как же ты была неправа! Даже не представляешь, чего лишила единственного сына. Но ничего, есть, есть ещё время, желание жить и чувствовать тоже имеется. Я попытаюсь, я смогу полюбить. Пусть мои чувства не станут взаимными, слишком велика разница в возрасте, мне будет достаточно того, что Ланочка рядом.

Игорь побежал в магазин, купил набор бритв, с остервенением принялся удалять с лица растительность.

– Двадцать семь, мне всего двадцать семь лет. Я ещё не старик.

Было больно сдирать загрубевшую поросль.

Игорь спешил, сильно порезался.

Это лицо…

Увидев себя в зеркале, мужчина был немало удивлён впечатлению.

– Неужели это лицо принадлежит мне!

Лихорадочный поиск подходящей одежды, попытки привести её в порядок, давались с трудом. Всё было велико, висело, как на чучеле.

– Успокоиться, сосредоточиться, – уговаривал себя Игорь, – дуальность, двойственность всего в этом мире – вот тема предстоящей беседы. Оказывается, не нужно далеко ходить, чтобы познать истину. Как просто. Всё, буквально всё имеет оборотную сторону, соприкасается, объединяется, обменивается и взаимодействует, реализуя те или иные насущные потребности. Лишь из единства противоположностей рождается позитивное целое.

Игорь Леонидович выпустил эмоции наружу, даже станцевал нечто немыслимое, и мычал, дабы не выдать пламенных чувств восторженными возгласами, которые Лана могла услышать.

– Именно потому я так возбуждён и взволнован, – размышлял он, – что не познал прежде настоящей любви. Со Светой мы едва подошли к границе открытий. Это уже прошлое, о нём не стоит больше беспокоиться.

Того, что не произошло, вернуть невозможно. Зато в настоящем у меня замечательные, просто захватывающие дух перспективы и возможности.

Обуреваемый предчувствиями и плещущими через край желаниями, он сбегал за бутылкой хорошего вина. В марках напитка, тем более в качестве, Игорь не разбирался, потому, что был непьющим, поэтому купил самое дорогое.

Приплясывая и мурлыча под нос песенку о хорошем настроении, Игорь Леонидович с воодушевлением принялся за стряпню. Сделал мясо по-русски в фаянсовых горшочках, с картофелем, белыми грибами и специями, на говяжьем бульоне, в сметанном соусе.

Раньше, когда была жива мама, он с огромным удовольствием готовил это блюдо на двоих.

Кухонные навыки были частично утрачены, давались с трудом.

– Как много всего забыто. Когда я поставил на себе крест? Даже, вспомнить невозможно. Ничего, справлюсь, – уговаривал себя Игорь, – это будет грандиозный ужин. Только бы не вызвать у девочки шок перевоплощением. Она мне нужна, жизненно необходима. Без Ланы, без её голоса и улыбки, я задохнусь: умру, исчезну, растворюсь во вселенной.

Игорь Леонидович произносил эти странные фразы, чувствуя себя безмерно счастливым. Почему, он не был способен объяснить.

– Как здорово, – ликовал он, – что вовремя удалось понять причину беспокойства. Кажется, я её люблю. Да нет, вовсе даже не кажется, точно люблю.

Наступило время ужина.

На празднично сервированном столе не было свободного места.

Игорь волновался. У него не хватало терпения. Он поправлял то одно, то другое, менял блюда и сервировку местами, смахивал несуществующую пыль, садился и вставал каждую минуту, бесконечно заглядывал то на часы, которые вели себя весьма странно – стрелка словно приклеилась к одной цифре, то в коридор, в ожидании Ланочки.

Столовая была окутана божественными запахами, выглядела торжественно и непривычно: красивая скатерть, вино, бокалы из тонкого хрусталя, зажжённые свечи.

Ланочка, как обычно, впорхнула воробышком, не оглядываясь по сторонам.

– Игорь Леонидович, так что вы там говорили про дуальность, я правильно расслышала предмет ваших размышлений? Неужели вы таким необычным образом намекали на секс, увидев мою трогательную попку?

Как я вас понимаю, – щебетала девочка, не поднимая глаз, она всегда спешила, – молодость и старость, это двойственность, эти разные состояния способны обогатить, дополнить друг друга, взаимодействуя, стимулируя, развиваясь, а раз так, почему бы и не попробовать соблазнить молодую дурёху. Я в правильном направлении мыслю?

– Да, то есть, нет! Вы неверно интерпретировали мой вопрос. Я имел в виду философию, а не притязания, размышления, а не действия.

– Конечно-конечно. Я не собиралась обвинять вас в домогательстве. Ведь это так просто. Давайте начнём дискутировать. У вас в запасе целый час. Но имейте в виду – время пошло. Итак, относительно секса предупреждаю сразу: неприемлемо. Не то, чтобы принципиально нет. Просто секс – это всегда обязательства, самоотдача, обещание, вызов. У меня нет на это ни времени, ни сил.

– Причём здесь секс, Ланочка, давайте лучше поговорим о том, чем сейчас интересуется и живёт молодёжь. Мне это жутко как интересно.

– Ой, простите, не заметила этого изобилия, у нас сегодня праздник, и какой, разрешите узнать, день рождения… ну что же тогда, не интригуйте, Игорь Леонидович. Мы, девочки, такие любопытные.

Мужчина стоял поодаль, наполовину скрытый от собеседницы сервантом. Он волновался, переживал, не будучи уверен в исходе происходящего, поэтому сознательно выбрал эту позицию, чтобы не вызвать мгновенный шок, и как вариант – категоричное неприятие.

“Нужно предъявлять неопровержимые аргументы, чтобы сразить наповал, прямо в сердце. Неужели она совсем безучастна к моей судьбе,” – переживал Игорь Леонидович.

“Глупейший вопрос. С чего бы Ланочке волноваться и переживать, глядя на старого, озабоченного любовью чудака? Внимание нужно заслужить. Что я способен предъявить, кроме плаксивой исповеди? Ничего”, – корил он себя за неумение завоёвывать доверие женщин.

“Если только предъявить? бросить к её ногам материальное благополучие? финансовую состоятельность. Но имеют ли эти меркантильные доводы значение, когда дело касается любви? Возможно, Лана выберет самостоятельность, самодостаточность, индивидуальность. Не каждая девушка позарится на такие незначительные для её возраста ценности, как наличие дома и обеспеченная жизнь”.

Игорь зажёг верхний свет, вышел из укрытия, и неуверенно направился в сторону Ланы, заранее предчувствуя фиско.

–Кто вы… где Игорь Леонидович! Что за сюрпризы. Мы же с ним договорились. Я пожертвовала личным временем. Он что, думает, что надо мной можно шутить таким унизительным образом?

В таком случае… пусть сам съедает всё это великолепие. Мне достаточно стакана чая и бутерброда с сыром. До свидания. Передайте хозяину, я зла на него не держу, но поступать так некрасиво, бессовестно.

И пусть не воображает, что может уложить меня в постель лишь на том основании, что сдаёт мне угол. Я со стариками не сплю. Я вообще в ближайшую пятилетку ни с кем спать не собираюсь. Пусть знает, что я девственница. Не ему меня соблазнять.

Ланочка было собралась уходить.

Игорь быстро переместился ближе к ней, попытался взять за руки, – разве вы не узнаёте мой голос? Это я, Игорь Леонидович, собственной персоной.

– Не морочьте мне голову! Он дедушка, а вы… вы молодой человек, наверно сын… или внук.

– Но ведь вы никогда не видели мой паспорт. Полюбопытствуйте, прошу вас. Читайте, завидуйте, я гражданин… Маяковского в школе изучали? Добро пожаловать в реальность. Вот, чёрным по белому написано: имя, фамилия, год рождения. На фото я с бородой.

– Вы меня разыгрываете, хитрите! Ладно, положим, я вам поверила. И что дальше, каков на самом деле повод для пиршества?

– Хочу предложить вам, Ланочка, дорогая моя, руку и сердце.

– Положим, не ваша дорогая. Надеетесь, что я растащусь, увижу, что жаба превратилась в добра молодца, и брошусь к вам на шею? Дуальность, вот оно что, вы именно это имели в виду! Это вы здорово придумали. Такой… и сразу такой… молодой, неотразимый. Выбирай любого, результат одинаковый – женюсь.

Лицо девушки пылало негодованием. Она уже готова была сорваться в крик.

– А просто поговорить, выслушать, вы можете?

– Ага! Сейчас начнёте рассказывать дущещипательную историю, о том, как вы докатились до такой жизни: разжалобите, очаруете красивой сказкой. Я поплыву, растаю, растворюсь в сочувствии. И отдамся… вы ведь к этому клоните?

– Зачем делать поспешные выводы? Мне ничего такого от вас не нужно.

– Только руку и сердце… хитро, экая малость. Какое сердце, позвольте полюбопытствовать… то, что сию минуту беснуется в штанах? Ну, вы и фрукт, Игорь Леонидович. Не думала, что вы настолько циничный типчик.

– Наливайте, – вдруг резко сказала Лана, – мне необходимо прийти в себя, успокоиться, уяснить ситуацию. Похоже, нам придётся расстаться. Завтра же найду новую квартиру.

– Остыньте, Ланочка. Вы ошибаетесь. Конечно, слов обратно взять не получится, но уверяю, никаких намёков на интимную близость нет, и не будет. Мы просто поужинаем вместе. Если хотите – молча. Успокойтесь. Беру свои слова обратно. Будем жить как прежде. В конце концов, ужинать я могу в кафе, здесь недалеко.

– Постараюсь стереть из памяти ваше поползновение на мою невинность. Пока не удаётся. Нервничаю. Я возбуждена, огорошена… сердита, сбита с толку. Вы меня раздавили, как какого-нибудь… таракана, смертельно обидели . И вообще, как это понимать – то, старый, то вдруг молодой, вы уж определитесь, не пугайте. Кто вы, какой на самом деле?

Лана внимательно смотрела, недоумевая, но, всё же, узнавала выразительный взгляд, морщины на лбу, особенные жесты, привычку складывать вместе пальцы обеих рук, прежде чем что-то сказать.

“То-то он сразу показались мне молодым. Яркие глаза, нежная для старика кожа, отсутствие морщин”.

– Ладно, уговорили, давайте беседовать. По паспорту вам двадцать семь. Мне двадцать. Восемь лет разницы. Это же целая жизнь. Да вы и в этом случае нахал, Игорь Леонидович! Такое предлагать невинной девушке! Что, по-вашему, скажет моя мама, думаете, обрадуется?

– Я ничего сверхъестественного не предлагаю. Уважение, дружбу. В дружбу вы верите?

– Мальчик с девочкой дружил, и в постельку уложил. Моему возмущению нет предела, Игорь Леонидович. Слов нет, немыслимо это всё, вот это – то, что сейчас происходит!

Вы авантюрист, шарлатан, махинатор, жулик. Отчего, мне хочется смеяться и одновременно плакать… почему вы всё ещё не разлили вино? Ну же… и давайте уже чокнемся… за знакомство… с голограммой Игоря Леонидовича, с его аллегорией из далёкого прошлого.

Впрочем, кажется, я и без вина чокнулась, как бы не загреметь в психушку. За нас! Нет, ну, полное безрассудство, какое-то, полный бред. Себе не верю. Нет, нет и нет… так не бывает!

Лана выпила половину фужера залпом, поставила бокал на стол, сжала кулаки, затрясла ими, закрыла глаза, вдохнула полной грудью.

В кухне повисла тягучая, напряжённая пауза.

Игорь Леонидович готов был расплакаться. Вёл себя как слабоумный тюлень, как слон в посудной лавке, не представляющий, в какую фантастическую реальность провалился.

– Я… согласна, – неожиданно резко выдохнула Лана, открыв глаза, – но предупреждаю, я не игрушка, шутить со мной смертельно опасно.

Игорь схватился за сердце, присел, вскочил, начал наливать вино мимо бокалов трясущимися руками.

– Какое счастье… да, конечно… за нас, за кого же ещё? Ланочка, родная, я тебя так люблю!

Мужчина подхватил на руки её невесомое тело, впервые ощутив необыкновенно притягательный, просто сшибающий с ног запах молодого, взволнованного тела, который был похож на аромат июльского полдня, когда смешиваются воедино благоухание трав, цветов и ягод, привлекающих насекомых-опылителей, чистого воздуха и зноя.

– Фантастика. Как же здорово оказывается просто жить!

Того, что сейчас происходило, просто не могло быть. Однако, вот она, трепещет в его сильных руках, но совсем не от страха.

Сердце Игоря замирало от любви и желания.

Нет, это совсем не то желание, о котором можно подумать.

Пока рано.

Сначала предстоит насладиться непорочной близостью: вкусом изумительно сладких губ, нежными прикосновениями, ощущением близости, голосом.

Игорь целовал её шею, ушки, гладил шелковистые волосы. Предстояло освоить целый арсенал соблазнительных средств, дарящих ощущение безграничной радости, не прибегая к слишком откровенным ласкам.

“Сколько же времени потребуется, чтобы всё это великолепие перецеловать? Наверно, целая вечность. Ничего, у меня достаточно терпения и желания, чтобы не разочаровать любимую девочку”, – убеждал себя Игорь Леонидович.

– Ланочка! Ты самая привлекательная девушка в Мире. Какое счастье, что я тебя отыскал!

– Вы не забыли, Игорь Леонидович, что уговаривались на диалог в течение одного часа? Увы, ваше время истекло. Вы потратили его нелепо, бездарно, так мне ничего и не объяснив. Мне пора приступать к учёбе.

– Ты, верно, шутишь, Ланочка, какая учёба?

– Нисколько, любимый… кхм… не представляешь, как странно от себя это слышать. Первым делом, сам знаешь – самолёты… девушки потом. Из-за тебя я осталась голодной. Вот видишь, как быстро учусь быть замужней женщиной. Уже становлюсь немножко стервой, как и положено молодой женщине, впервые вступающей в брак. Привыкай, милый. Не испугаешься, не сбежишь?

– Так нечестно. Когда же, по-твоему, мы будем узнавать друг друга? Я даже не успел почувствовать себя по-настоящему счастливым.

– Я учусь… на втором курсе. Подождать осталось немного, меньше четырёх лет. Надеюсь, дождёшься, не пристрастишься к порнографии, к быстрому сексу на стороне.

– Ждать… так долго… разве у меня есть другой выход?

– Конечно, нет. Я тебя обожаю! Ты самый терпеливый мужчина на свете. Представляешь, как мне повезло!

– А целоваться?

– После свадьбы, Игорь Леонидович, после свадьбы. Если дождёшься. У нас ведь с тобой будет свадьба? Ну ладно, в качестве бонуса разрешаю… один поцелуй. Это аванс, думаю, оценишь по достоинству моё благородство. И не вздумай мухлевать. Я проверю. Считаю до ста…

– Не части, Ланочка, я ещё не начал. И вообще, объясни, как ты собираешься считать в таком возбуждённом состоянии, неужели это действительно возможно? Я ведь тебя в два счета объегорю, у меня математические способности и склонность к логическому мышлению.

– Вот ведь хитрюга. Соблазнил девушку, вскружил голову, теперь ещё обмануть норовит. С несанкционированных поцелуев начинается разврат. Коготок увяз – всей птичке пропасть. Бедная я, бедная… знала ведь, что нельзя выстраивать отношения с философом, который на самом деле бухгалтер.

Все вы, мужчины… дуалисты. Ладно, уж, так и быть продолжай, сегодня без счёта. Должен будешь.