Приключения на вторые девяносто

Глава седьмая

Она это им прокричала. Прямо в лица. И повторяла с рыданием в голосе.

– Как я найду эту могилу, как?!

– Вот, мы её на карту нанесли!

Артур стал тыкать ей в лицо какую-то карту –но Эльвира всё равно ничего не понимала в картах!

Теперь у него в руках была лопата, а мешок он отдал Евгению.

– Мы вырыли парню могилу повыше, в начале плато, туда река обычно не поднимается… Что, по-твоему, мы ещё должны были сделать?!

– Подожди, не суетись, – вполголоса заметил ему Евгений. – Не видишь, она в шоке. Всё равно, ничего не слышит из того, что ты ей говоришь.

Он взял Эльвиру за руку и повёл за собой, стараясь не задевать её мешком с продуктами, но всё равно задевал, потому что она по-прежнему ничего не соображала, и сама путалась у него в ногах.

– Как вы думаете? – вдруг спросила она. – Отчего он умер? Утонул?

– Думаю, он ударился головой о камень, – предположил Евгений. – У него голова была сильно разбита… Но я же не следователь. Может, вначале он только потерял сознание, а потом уже захлебнулся…

Он посмотрел на испуганное лицо Эльвиры и спохватился.

– Простите!

– Но я же сама спросила, – жалобно произнесла она и в отчаянье выкрикнула. – Что же мне делать?!

Но при этом поднималась по ступенькам в избушку, покорно давая Евгению вести ее за собой.

– Пока ничего, – ответил вошедший следом за ними Артур. – Всё, что надо, мы уже сделали. А ты могла бы поставить на плиту чайник. Мне кажется, здесь в мешке найдется кофе. А я уже два месяца не пил кофе.

– Да, и чай у нас кончился, – добавил Евгений. – Траву завариваем.

– Вот именно, траву завариваем, – продолжил его брат, доставая из заднего кармана пятнистых камуфляжных штанов большой складной нож и разрезая стягивающие мешок бечевки.

– По-моему, как раз это нам сейчас не помешает, – проговорил Артур, – выкладывая на стол фляжку с коньяком. – Всем троим. Между прочим, никогда прежде я не имел дела с покойниками, скажи, Жека. А тут пришлось его вытаскивать, закапывать. Бр-р-р!

Он содрогнулся.

– Перестань, – шикнул на него брат, – что ты в самом деле, как неандерталец. Никакого сочувствия к девочке.

– Это называется шоковая терапия, – не согласился тот. – Чем быстрее она привыкнет к мысли, что её мужа больше нет, тем легче ей будет. Нужно жить дальше и не разваливаться на части, потому что когда мы решим выступить, нести её будет некому.

Наверное, Артур нарочно говорил об Эльвире в третьем лице, как будто девушки тут и не было. Но она всё равно слышала его как будто сквозь вату, стараясь справиться с накатившей снова паникой.

Надо было что-то делать. Чем-нибудь заняться, потому что в бездействии становилось совсем плохо.

– Неплохо было бы поесть, – заговорил Евгений.

И Эльвира бросилась к печке. Она попыталась запихнуть в неё огромное полено, почти ничего не видя перед собой от прорвавшихся таки слез, но Евгений отодвинул её в сторону, подбросил вначале несколько маленьких щепочек, лежащих кучкой у печи, а когда они разгорелись, положил полено поменьше, потом ещё одно.

– Печка-то прогорела, – пояснил ей Евгений. – Надо зажигать вновь.

Это был упрек ей, и Эльвира поспешила оправдаться.

– Я думала, летом печки не топят. По крайней мере, не знала, что в ней надо поддерживать огонь.

– Здесь всё по-другому. Что вы хотите, высокогорье. Ночами ещё заморозки бывают.

– Скажите, – спросила его Эльвира, – если поблизости на сто километров нет никакого жилья, тогда зачем здесь был мост?

– О, у этого моста своя история, – оживился Евгений. – Километров за десять отсюда когда-то располагался сельский санаторий. Тут есть лечебные грязи. Говорят, лечили работников совхоза от разных болезней. Особенно, хорошо поддавался артрит. Болезнь и тех, кто работает в поле, и тех, кто на ферме…

– Сел на своего конька! – подал реплику Артур. – Расскажи еще человеку, что совхоз выращивает, сколько платят работникам. Лекция, так лекция.

– А вы разбираете мешок, вот и разбирайте! – вырвалось у Эльвиры. Артур её все больше раздражал.

– Ого! Кто-то подал голос или мне показалось? – рассмеялся он. – А ты боялся, что стресс девчонку задавит. Нынешнее поколение выбирает пепси, а не всякие там мелодрамы!.. Простите, что прервал ваше трогательное общение.

Евгений не обращал на него внимания, помешивая зайчатину с гречкой.

– Теперь этот санаторий заброшен? – спросила у него Эльвира. Разговор с Евгением действовал на нее успокаивающе.

– Вот именно, заброшен. Правда, разворовать его не успели – расположен слишком далеко от трассы, а раз и моста не стало, вряд ли кто из наших станет туда наведываться… В этой избушке был вроде как перевалочный пункт. Если кто-то приезжал после того, как санаторская машина уезжала, мог здесь переночевать. В свое время в избушке были даже раскладушки с матрасами, и постельное бельё…

Их разговор прервал восторженный вопль Артура.

– Кофеек!

Гремя банками, которые он выстраивал на столе, Артур продолжал приговаривать.

– Тунец, крабы – чтоб я так жил! Сгущенные сливки. Салаты. Ребята, что-что, а голодать мы не будем… Жека, может, мы никуда отсюда не пойдем? А что, еда есть, вода есть. Дичи настреляем.

Какое-то время все трое молчали, а потом заговорила Эльвира.

– Это я виновата, – сказала она, глядя куда-то за окно. – Если бы я не согласилась на такой вот медовый месяц – предложение-то было дурацкое,надо было лишь подумать, – как я теперь понимаю, и опасное, мы бы поехали туда, куда ездят нормальные люди…

– Туда, где бы у вас был номер для новобрачных, – подсказал Артур, как раз открывавший банку с кофе. – В какой-нибудь Тананариве.

– Да, и что в этом плохого?.. Моему мужу было всего двадцать пять лет. Единственный сын у родителей… Не представляю, как переживёт это его мать. Она такая… слабая здоровьем.

– Но вы же в этом не виноваты! – Евгений сочувственно взглянул на неё. – Он сам был большой мальчик. Да и родители могли бы, наверное, на него повлиять… Никогда не слышал о таком: проводить медовый месяц с риском для жизни!

– И в самом деле, – заговорил Артур, – выходит, все спокойно смотрели, как молодые собираются на такое опасное дело! У них, понятно, свадебная эйфория, но взрослые-то о чём думали?!

– А родители не знали, что мы собираемся сплавляться, – проговорила с заминкой Эльвира, только теперь понимая, как в самом деле и она виновата в случившемся. Наверное, всё же не сомневалась, что их предприятие опасное, раз никому о нём не сказала.

Что же теперь будет? Да её Остапенки со свету сживут! Хоть домой не возвращайся…

Наверное, скорее, от растерянности она задала вопрос, никак не вязавшийся с теми мыслями, которые сейчас бушевали в её голове.

– Скажите, а вы другого мешка не находили? Такого красного с белым.

– Не находили. А что там, спиртное?

Это конечно спросил Артур.

– Наши вещи. И документы.

– Документы можно восстановить, – сказал Артур, – а вот человека вернуть…

Эльвира, не выдержав, зарыдала, а Евгений укоризненно взглянул на брата и опять покрутил пальцем у виска.

Он подал девушке кружку с водой и смотрел, как она пьёт судорожными глотками.

– Давайте накрывать на стол, – сказал он. – Как говорили наши предки: сытое брюхо к ученью глухо. Надо понимать, и горе не так царапает сердце, когда желудок сыт.

– Ну, ты и накрутил! – опять вмешался Артур. – Сиденье в лесу тебе явно не пошло на пользу. Теперь о диссертации можно забыть, с такими-то замшелыми мозгами.

Что он говорит, какая диссертация, удивленно подняла голову Эльвира. Значит, они не охотники. Или точнее, не простые охотники?

Слово – диссертация уже отдавало цивилизацией. С цивилизованными людьми Эльвира знала, как себя вести, а братья поначалу её откровенно пугали – она их не понимала.

Девушка прислушалась к себе. Как странно ведёт себя горе, которое поселилось в ней! Вот только что Эльвира ничего не видела и не слышала от слёз, и вдруг, услышав слово – диссертация, она встрепенулась, как собака Павлова в ответ на условный сигнал, даже плакать перестала.

А когда перед нею поставили миску с зайчатиной, она думала, что не сможет проглотить и кусочка, но вместо этого всю миску и съела.

Правда, за столом почти не говорили, и только Артур всё восхищался тем, что может пить свой любимый кофе, и даже принимать отличный коньяк. Пусть им поминают некоего знакомого ей молодого человека, который не берёг свою жизнь…

После ужина Эльвира уже без напоминания помыла посуду, пока присоединившийся к брату Евгений пил кофе с коньяком.

– Короче, дело к ночи, – провозгласил Артур, взглянув на часы. Он сидел на лавке у стены и от удовольствия жмурился, как кот. Наевшийся долгожданной сметаны. – Спальных мест, как мадам видит, у нас немного. Точнее, и вовсе мало.

– Я могу спать на лавке, – осторожно предложила Эльвира. Она боялась того момента, когда зайдёт разговор о ночлеге, потому что ожидала обязательно неловкости, которую ей предстоит испытать из-за шуточек Артура.

Она не знала, что братья уже передумали разыгрывать приблудившуюся к ним девушку просто потому, что вовсе не были какими-то там моральными уродами и понимали, что у Эльвиры и так хватает стрессов, потому их шутки вряд ли воспринимались бы еюадекватно.

Евгений вообще с самого начала не слишком был расположен к такому поведению. Это его брат Артур считал, что они здесь слишком долго живут без женского общества, и раз судьба послала им такую неплохую – по физическим достоинствам девчушку – то почему бы не приколоться?

Вообще же, если вдуматься, Артур как раз теперь злился на себя: разве виновата их нечаянная гостья в том, что жизнь вдруг перестала гладить его мягкой лапкой, а ударила с размаху жесткой, да ещё и с острыми когтями.

Всегда легко шедший по жизни, любимчик женщин и фортуны, он вдруг будто получил от судьбы чёрную метку.

Та женщина, которую он уже три года считал своей, вдруг объявила ему, что выходит замуж за другого человека, и как он ни изощрялся, какие горы ей ни сулил, стояла на своем и только смеялась, глядя на его старания. Даже спела дурацкий романс, в котором были такие слова: «Не лукавьте, не лукавьте, ваша песня не нова!..»

А главное, ему и в жилетку-то оказалось некому плакаться, потому что у брата Евгения дела шли ничуть не лучше.

Если у Артура не ладилось на любовном фронте, то Евгений и вовсе остался без постоянной работы. Угораздило же его сцепиться с завкафедрой по поводу открытия, совершённого Евгением. К несчастью в своём открытии он столкнулся с молодым физиком, которому в отличие от маститого учёного до нобелевской премии оказалось рукой подать…

Евгений, в отличие от начинающих молодых учёных, пытался добиться такого положения, при котором его ум стал бы приносить дивиденды лично ему, а не стареющему учёному, который постепенно привык разделять лавры победителя вместе с молодыми физиками…

Наконец его заметил один из новых русских, предложивший использовать разработки Евгения в совместной фирме, чтобы не пришлось покупать лицензию и пользоваться изобретением молодого ученого бесплатно.

В общем, ученый вложил в дело мозги, а бизнесмен – деньги. Причем, последний не прогадал. Вложения окупились уже через три месяца.

Сначала прибыль делили пополам, а потом компаньона заела жаба. И он стал сначала потихоньку, потом всё наглее обманывать своего соучредителя.

Евгений, узнав об этом, просто повернулся и ушел. Точнее, он не просто ушёл. А взял половину оговоренной в договоре суммы.

Скупой платит дважды, а Борису – его компаньону, уже и не за что будет платить. Потому, что он свои деньги из дела постоянно изымал, и фирма уже работала на деньги Евгения.

Наверное, компаньон уже сто раз пожалел о своем обмане, но Евгений ни вернуться обратно, ни прощать его не захотел.

Сказал словами Козьмы Пруткова: «Раз солгавши, кто тебе поверит?!»

Евгению пришлось отсрочить работу над докторской диссертацией – тут тоже было не до веселья.

Оставшись не у дел, оба брата решили уйти в горы, отдохнуть, поохотиться. Они и не ожидали, что отпуск так затянется. Своенравная Беленькая вышла из берегов, снесла мост, соединяющий их с противоположным берегом – на самом деле, в пятнадцати километрах отсюда, на хуторе у друга, где тот разводил свиней, они оставили «джип», принадлежавший Артуру, кое-что из вещей, и так же, как Эльвира, не могли теперь выйти к жилью. Марш-бросок на сто с лишним километров по берегу, сплошь заваленному каменными глыбами, их не привлекал, хотя другого варианта у них, в сущности, не было.

После того, как братья оказались отрезанными от другого берега силой обстоятельств, они не раз высказывали вслух свои претензии к неласковой фортуне, которая бросила их здесь, можно сказать, посреди леса, с минимальным запасом еды, который ко времени появления подле них Эльвиры мог уже считаться и не запасом, а так, его жалкими остатками.

Но с другой стороны, оба брата и не заметили, как проблемы Эльвиры затмили их собственные. Вернее, те вдруг показались им и не такими значительными. Вон у людей дела куда хуже обстоят. Всё постигается в сравнении.

Полати, это слово Эльвире нравилось больше, чем нары, на которых братья спали, были достаточно широкими, чтобы поместиться вдвоем, а узнав, что за печкой в кладовке валяется пара раскладушек, Эльвира с Евгением сходила за ними. Разложили. Для эксперимента решили, что Евгений на одной из раскладушек немного полежит. Испытания закончились конфузом – ткань раскладушки от времени подгнила, и ученый-физик очутился на полу, благо, падать было не высоко.

Короче, было решено, что Эльвира ляжет на нарах внизу, а они – вверху.

– Вот и я оказалась на нарах, – пошутила Эльвира.

Братья шутку оценили.

– Крепкая девчонка, хотя на первый взгляд показалась изнеженной… С другой стороны, изнеженная разве села бы в лодку, чтобы сплавляться по такой бурной реке?

Против ожидания Эльвира почти сразу заснула и не слышала, как братья ещё некоторое время шепотом переговаривались.

– Парень – её муженек, – говорил Артур, – ещё тот балбес. Хоть о мертвых плохо и не говорят, но это же надо сообразить, сплавляться по реке, толком не зная, какова она после паводка. Между прочим, вниз по течению капитальный затор. Они бы все равно не прошли. Вломились бы с размаху в бревна, может, никто бы из них не выжил. Девчонка в сорочке родилась.