Приключения в Берлине

Глава 1

1896

Прибыв в бельгийский порт Остенде, лорд Брэйдон сел в поезд, направляющийся в Берлин.

Каждый, кто хорошо знал его, мог бы сразу определить по выражению его лица и характерной складке между бровей, что он пребывает в дурном расположении духа.

Настроение это не покидало лорда Брэйдона с самого утра.

Ему пришлось пересечь Ла-Манш, чтобы отправиться в Германию ради чьей-то, как он думал про себя, «тщетной затеи».

Лорд Брэйдон не любил немцев, хотя и находил некоторых из них терпимыми.

Но еще более претили ему бесплодные поручения принца Уэльского.

За три дня до нынешней поездки ему пришлось сопровождать принца в Королевскую оперу «Ковент-Гарден».

Уже тогда, заметив красноречивые взгляды его королевского высочества, лорд Брэйдон понял, что его ждет нечто неприятное.

По обыкновению прибытию принца в оперу предшествовало появление там шеф-повара с шестью лакеями.

Они привезли с собой многочисленные корзины, наполненные столовым серебром, золотой посудой и провизией.

Лорд Брэйдон, как и большинство его друзей при дворе, отнесся к этой причуде с иронией.

Лишь превосходное вино и роскошный стол могли скрасить монотонность нескончаемой оперы.

Когда после спектакля они возвратились в Малборо-Хаус, лорду Брэйдону показалось, что принц ищет предлог поговорить с ним наедине, но он не имел возможности уйти, прежде чем принцесса Александра удалится в свои покои.

Лорд Брэйдон надеялся ускользнуть в тот момент, когда принцесса повернется к ним спиной.

Как на грех, принц Уэльский опередил его.

— Я хочу поговорить с вами, Брэйдон, — сказал он театральным шепотом, но был услышан, как и предполагалось, всеми.

Гости тотчас стали прощаться, и вскоре лорд Брэйдон остался наедине с принцем и своими предчувствиями.

Чрезвычайно красивый и статный, лорд Брэйдон пользовался благоволением не только принца Уэльского; его общества искали и многие прекрасные дамы, которым удавалось на какое-то время привлечь его внимание.

По крайней мере до той поры, пока он не охладевал к каждой из них поочередно.

Все его affaires de соеur неизбежно заканчивались одинаково.

Ему становилось скучно от этого, как он выражался, «привычного однообразия».

Он ощущал в себе потребность чего-то оригинального, выходящего за рамки обыденного.

И в то же время сознавал, что требует от жизни слишком много, ведь судьба и так проявляла к нему необычайную щедрость.

Лорд Брэйдон был носителем древнего титула и владел огромным богатством.

Его родовой дом в Оксфордшире был одним из самых роскошных и представительных в Англии.

Его конюшни вызывали восхищение и зависть не только на его родине, но и во Франции.

Забота о породистости скаковых лошадей требовала от него регулярных визитов в самую веселую столицу Европы, напоминание о которой не улучшило его нынешнего настроения.

Экспресс, направлявшийся в Париж, ожидал пассажиров, пересекавших Ла-Манш из Дувра и Фолкстоуна.

Лорд Брэйдон пересек пролив на собственной яхте, прибывшей одновременно с пароходом из Тилбэри.

Вид пассажиров, едущих в Париж, усугубил его раздражение при посадке в берлинский поезд.

Во всех рискованных миссиях его сопровождал преданный слуга Уоткинс. Вот и сейчас он проследил, чтобы все необходимое господину во время поездки было тщательно размещено в его купе.

Остальной багаж Уоткинс велел носильщику уложить в соседнем купе: лорд Брэйдон, стремившийся к максимальному комфорту, любил, чтобы соседнее купе занимал его слуга.

Уоткинс, таким образом, был всегда рядом, и его господина не беспокоили громкие разговоры пассажиров, не будило хлопанье дверью в соседнем купе.

Друзья часто попрекали Брэйдона расточительностью, которой вовсе не заслуживает подобная прихоть, но его ответ был неизменным:

— Уж на что действительно не следует жалеть денег, так это на комфорт, Им нечего было возразить, поскольку они сами придерживались того же мнения.

Одарив носильщика щедрыми чаевыми, Уоткинс еще раз все осмотрел.

— Я буду в купе рядом, милорд, — напомнил он господину, — если понадоблюсь вашему сиятельству.

Лорд Брэйдон задумчиво сел на диван, еще не разложенный для ночлега.

Он размышлял лишь о том, как скоро ему удастся вырваться из Берлина, чтобы сообщить принцу Уэльскому о безуспешности порученной ему миссии.

«Только у принца, — думал лорд Брэйдон, — могла зародиться столь абсурдная идея выведать у немцев истинный масштаб их новой программы вооружения морского флота!»

Отношения принца с Германией никогда не были ровными.

Сначала возникли трения из-за его общеизвестной симпатии к Франции во время франко-прусской войны.

Затем принц и его сестра способствовали союзу принца Александра Баттенбергского и принцессы Виктории, дочери наследного принца Пруссии .

Более того, принц Вильгельм был в глазах принца Уэльского всего лишь ветреным молодым человеком, умудрившимся допустить бестактность по отношению к королеве Виктории, в результате чего ему было отказано во въезде в Великобританию и пришлось довольствоваться пребыванием в Германии.

Там он позволял себе оскорбительные выпады в адрес собственного дяди : так, он называл его раздувшимся павлином, а свою бабушку — старой каргой.

После этого принц Уэльский просто игнорировал его.

В 1888 году, за год до королевского юбилея, Вильгельм стал кайзером в возрасте двадцати девяти лет.

Принц Уэльский не скрывал своей неприязни к новому кайзеру, так же как не стеснялся в выражениях, говоря о своем племяннике.

Он обзывал его «Вильгельмом — 3авоевателем»и негодовал, когда кайзер, преисполненный чувства собственного величия, отвечал ему в таком же духе.

Тем не менее, несмотря на эту ссору, кайзер прибыл в Англию в 1889 году, стараясь быть как можно приветливее.

После этого отношения несколько смягчились — до той поры, пока кайзер не решил стать, по словам принца, «боссом в Коусе».

Он был командующим эскадрой королевских яхт, и его «Британия» побеждала на важнейших соревнованиях.

Она считалась лучшей гоночной яхтой из существовавших в то время.

Но кайзер перечеркнул эти достижения своей победой над принцем в гонках Королевского Кубка.

Впоследствии он избрал Коус местом демонстрации самых современных кораблей военно-морского флота Германии.

Так, в прошлом, 1895 году он прибыл туда на императорской яхте «Гогенцоллерн»в сопровождении двух новейших военных кораблей, «Верт»и «Байсенбург».

Они были названы так в честь городов, где германцы одержали победу во франко-прусской войне.

Кайзер бросил вызов Комитету регаты, демонстративно сняв свою яхту с гонок на Королевский Кубок.

Он заявил, что условия гонок ставят его в заведомо невыгодное положение.

Потом он проявил злонамеренную резкость по отношению к своему дяде во время обеда на борту «Осборна».

Весь королевский двор был осведомлен о гневе принца Уэльского.

Поэтому лорд Брэйдон не очень удивился, когда принц сказал ему, как только они остались наедине:

— Я прошу вас сделать кое-что для меня, Брэйдон, а именно — поехать в Германию.

Лорд Брэйдон тяжело вздохнул и ничего не ответил.

Принц Уэльский в крайнем возбуждении ходил по комнате взад и вперед.

— Я узнал из достоверного источника, что мой племянник, кайзер, располагает новым морским орудием, более эффективным, чем любое имеющееся у нас.

Он остановился, пытаясь хоть немного успокоиться, и, поскольку лорд Брэйдон продолжал хранить молчание, продолжал:

— Мне известны ваши блестящие способности к языкам, и то, что вы свободно говорите по-немецки. Если появится малейшая возможность выяснить реальное положение вещей, то это можете сделать лишь вы.

— Я очень сомневаюсь в этом, ваше высочество, — ответил лорд Брэйдон. — Если все содержится, как вы полагаете, в таком секрете, немцы будут тщательно его охранять, и вряд ли можно надеяться, что они будут со мной откровенничать.

— Я хочу иметь представление, что кроется за этим, — упорствовал принц Уэльский. — Мы знаем, что они строят военные корабли; но если эти корабли вооружены лучше, нежели наши, то это чревато для нас непредсказуемыми последствиями.

Лорд Брэйдон, так же как принц и многие другие, был убежден, что рано или поздно Германия бросит вызов господству Британии на море.

Слишком хорошо была известна страшная зависть кайзера к привольно раскинувшейся Британской империи.

Он открыто говорил о необходимости большего «жизненного пространства» для Германии.

Спорить было бесполезно, поэтому Брэйдон сказал:

— Я поеду в Германию и сделаю все, что в моих силах, но надеюсь, что ваше королевское высочество не будет ожидать чудес от моей поездки.

Принц произнес нечто неопределенное.

— Я очень сомневаюсь, — продолжал Брэйдон, — что смогу доставить какие-либо сведения, которыми вы бы еще не располагали.

Это был тонкий комплимент.

Королева пока не посвящала сына во все государственные дела.

Принц не был допущен к участию в обсуждении важных вопросов и делал все возможное, дабы получить информацию, от которой его отгораживали.

Ему хотелось думать, что он в курсе всех дел.

Лорд Брэйдон понимал, что если принц добудет информацию о секретном оружии ранее Министерства иностранных дел или Британского военно-морского ведомства, то это будет предметом его особой гордости.

Принц положил руку на плечо разведчика.

— Я считаю это дело очень важным, Брэйдон, — сказал он, — и учитываю ваши успехи в других миссиях, о которых не стану сейчас упоминать.

— Лучше не надо, ваше высочество! — поспешно согласился лорд Брэйдон.

Памятуя о несдержанности принца в разговорах, особенно с прекрасными дамами, он не хотел обсуждать секретные поручения, выполненные им для королевы.

— Так вы отправитесь немедля? — спросил принц.

— Послезавтра, — пообещал лорд Брэйдон.

Он возвратился в свой огромный, комфортабельный дом на Парк-Лэйн.

На следующий день Брэйдон изливал свое плохое настроение на прислугу, а также на кое-кого из друзей, чем привел их в неописуемое изумление.

Ему была присуща сдержанность, даже некоторая отчужденность.

Редкое самообладание позволяло ему держать в узде свои истинные чувства.

Обладая тонким, ироничным складом ума, он временами даже у тех, кто хорошо его знал и восхищался им, вызывал чувства, близкие к благоговению.

Для женщин, очарованных им, он представлял загадку, которую они не решались разгадать.

— Я люблю тебя, Освин, — говорила ему одна прекрасная дама всего лишь несколько дней назад, — но у меня никогда не бывает ощущения, что я действительно хорошо тебя знаю.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Брэйдон.

— В тебе есть некая глубина, недоступная для меня, — объяснила она, — а это несправедливо. Я отдаю тебе свою любовь, свое сердце и тело — по сути, все, чем я владею, ты же в ответ даешь мне очень мало.

Лорд Брэйдон лишь молча целовал ее.

В тот момент она была успокоена пылом страстного любовника.

Однако, оставшись одна, прекрасная дама вновь почувствовала, что ей принадлежит лишь малая его часть.

Остальное было как бы скрыто в потайном месте, недоступном для нее.

— Обещай, что ты будешь думать обо мне, когда уедешь, — шептала прошлым вечером та же красавица во время прощания.

— Я буду считать часы до моего возвращения, — ответил лорд Брэйдон.

Она могла бы воспринять это как комплимент, но ее не покидало ощущение, что больше всего ему жаль расставаться не с нею, а с его собственной личной жизнью в Лондоне.

Когда поезд тронулся, лорд Брэйдон открыл газету, которую Уоткинс предусмотрительно оставил для него.

Он не думал ни об одной женщине, оставленной им. Он думал о тщете своего путешествия.

Вчера после полудня он на всякий случай зашел в Министерство иностранных дел.

Неразумно было бы таить секреты от министра — маркиза Солсберийского.

Когда он поведал ему, чего ждет от него принц, маркиз сказал:

— Я согласен с вами, Брэйдон; скорее всего вы напрасно потратите время. Хотя как знать! Не исключено, что вам может удаться то, что не удалось нам.

— Разве вы пытались узнать что-либо об этом орудии?

Маркиз кивнул.

— В настоящий момент там находится один из самых опытных моих людей, но за последний месяц, а может быть, и дольше, я не получил от него ни слова. И начинаю думать поэтому, что он вернется с пустыми руками.

Слушая маркиза, лорд Брэйдон все сильнее сжимал губы.

— Немцы фанатичны в поисках шпионов, — продолжал министр, — они чудятся им везде, и они охраняют свои секреты намного лучше нас, если они у нас вообще имеются!

— Вы верите в существование этого орудия? — осведомился лорд Брэйдон.

Маркиз пожал плечами.

— Самые опытные военно-морские эксперты и специалисты утверждают, что нашу военную технику уже невозможно превзойти. Однако немцы всегда славились успехами в научных экспериментах.

Лорд Брэйдон встал, чтобы распрощаться с маркизом.

— Я попытаюсь вернуться пораньше, — сказал он, — хочется увидеть моих лошадей на скачках в Ньюмдркете. Из-за этого я уезжаю сейчас с большой неохотой.

— Мне жаль вас, — с улыбкой заметил маркиз Солсберийский, — но в то же время я благодарен принцу Уэльскому. Если кто и способен совершить невозможное, так это вы!

— Вы льстите мне, — сказал лорд Брэйдон, — но даже это не может утешить меня!

Маркиз рассмеялся, но, когда лорд Брэйдон покинул министерство, он вновь озабоченно нахмурился.

И вот теперь, разворачивая газету в поезде, лорд Брэйдон дал себе клятву не тратить на Берлин больше времени, чем необходимо для реализации планов принца Уэльского.

Он уже решил, кому нанесет визиты вежливости по приезду в Берлин — разумеется, с сообщением благовидного предлога для посещения германской столицы, достойного удивления.

Он вознамерился также навестить одну русскую красавицу, с которой познакомился несколько лет назад.

Теперь она была замужем за одним из статс-секретарей кайзера.

Если она так же прекрасна, как прежде, а ее темные глаза сияют тем же манящим блеском, его путешествие может оказаться не совсем бесполезным.

Примерно через час после отправления поезда появился Уоткинс с обедом.

В поезде был вагон-ресторан, но лорд Брэйдон не испытывал желания пробираться туда по раскачивающимся вагонам; не прельщала его и плохая, как он подозревал, тамошняя еда.

Поэтому повар с его личной яхты приготовил заранее целую корзину его любимых блюд.

Сначала Уоткинс принес из своего купе складной столик.

Покрыл его чистой скатертью с монограммой лорда Брэйдона и принялся за сервировку.

Для начала был подан pate и суп, сохранявшийся горячим в корзинке с сеном.

Другое горячее блюдо прибыло также с самой подходящей температурой.

Обед сдабривался превосходным шампанским, за которым последовал особенный кларет, выдерживавшийся в погребах в течение нескольких лет, пока в этом году не достиг непревзойденного качества.

Обед завершился кофе из серебряного кофейника.

Затем лорд Брэйдон выпил небольшую рюмку коньяка «Наполеон», поставленного на хранение еще его дедом в начале восемнадцатого столетия.

С удовлетворением откинувшись на спинку дивана, он ощутил в себе большее, чем прежде, согласие с миром.

Наконец, почувствовав, что готов отойти к раннему сну, он велел Уоткинсу расстелить его постель.

Слуга привлек себе в помощь стюарда, служащего в вагоне.

Пока они вдвоем застилали постель личными простынями лорда Брэйдона и натягивали на подушки его наволочки, он вышел в коридор.

Он стоял там, глядя во тьму за окном, и вновь думал, насколько предпочтительнее было бы направиться в Париж вместо Берлина.

Мимо него прошли несколько человек, но, глубоко погруженный в свои мысли, он не замечал их.

Затем он услышал, как Уоткинс сказал:

— Все готово, милорд!

Со вздохом облегчения он вошел в свое купе. Белоснежная постель выглядела довольно заманчиво.

Но вдруг в дверь купе постучали.

Он не мог представить, кто бы это мог быть.

Прежде чем он успел ответить, нетерпеливый стук повторился.

— Войдите! — отрывисто сказал лорд Брэйдон, и дверь открылась.

Он увидел прелестную молодую женщину. Ее глаза казались огромными на маленьком худом личике.

К изумлению Брэйдона, она прошла в купе и захлопнула за собой дверь.

Он продолжал сидеть на постели, не пытаясь подняться.

Держась за стенку рукой, чтобы сохранить равновесие, она сказала:

— Мне неудобно… беспокоить вас…

Пожалуйста… простите меня… но мне нужна… ваша помощь.

— Моя помощь?

— Я… я знаю, что вы… англичанин… и я подумала, что, может быть, вы… согласитесь помочь мне.

— Но каким образом?

Она испуганно взглянула через плечо, словно боялась, что ее подслушивают.

— Там один мужчина… немец… Я сидела напротив него в вагоне-ресторане, и теперь… он не отстает от меня.

Голос ее дрожал от волнения.

— Он ушел ненадолго… он сказал, что вернется… и хотя я могу… запереть свою дверь… я чувствую… он такой упорный… он может… подкупить стюарда или… найти другой способ… открыть дверь.

Лорд Брэйдон неплохо разбирался в людях, особенно в женщинах.

Сначала, когда она только появилась, он подумал, что девушке понадобилось что-то лично от него.

Теперь же он понял, что она абсолютно искренна и в самом деле очень напугана.

— Мне неудобно, — повторила она вновь, — очень… очень неудобно… беспокоить вас… но я не знаю… что мне делать.

Она стояла, покачиваясь от движения поезда.

— Присядьте, — предложил лорд Брэйдон, — и расскажите, кто вы и как узнали обо мне.

Примостившись на краю дивана, она повернула к нему лицо.

Затем сняла шляпку.

Ее светлые волосы, уложенные аккуратно, хотя, может быть, и не по последней моде, отливали золотом.

Серо-зеленые глаза напоминали горный поток, однако зрачки были темными.

«Наверное, от страха», — подумал лорд Брэйдон.

— Я знаю о вас из газет, — сказала девушка, — у вас великолепные лошади.

— Хотелось бы так думать, — несколько суховато промолвил лорд Брэйдон. — А теперь расскажите о себе. Вы, конечно, едете не одна?

Она смущенно отвела глаза.

— Я знаю, что так ездить… не принято… но моя служанка довольно пожилая и в последний момент почувствовала себя плохо… а больше нет никого, кто мог бы… сопровождать меня, поскольку я… спешила.

Она запиналась, явно недоговаривая чего-то. Это удивило лорда Брэйдона.

— Могу я узнать ваше имя? — спросил он.

— Лоилия… Джонсон.

Краткая пауза между этими словами навела его на мысль, что девушка сказала не правду.

— И вы едете в Берлин?

Она кивнула.

Лорд Брэйдон еще хотел спросить, будет ли кто-то рядом с ней в этом огромном и опасном городе, когда она приедет туда.

Но он тут же решил про себя, что в нынешнем его положении было бы непростительной ошибкой связываться с молодой незнакомкой.

— Я могу понять, в каком трудном положении вы можете оказаться, путешествуя без сопровождающих, — сказал он. — Вам что-нибудь известно об этом мужчине?

— Он сказал, что его имя — барон Фридрих фон Хаусен.

Лорд Брэйдон на всякий случай запомнил это имя.

— Единственное, что я могу сделать для вас, мисс Джонсон, — попытался он утешить девушку, — поскольку мы сограждане, это попросить моего слугу, находящегося рядом со мной, поменяться с вами купе.

Глаза Лоилии осветились радостью, и она воскликнула;

— Вы действительно… это сделаете?

— Я уверен, тот мужчина не будет вас больше беспокоить.

— Спасибо вам… Спасибо! Я так благодарна вам, что… даже не могу выразить словами.

Она облегченно вздохнула.

— Я никогда не думала… никогда не могла представить, что у меня будут… трудности такого… рода.

— Я могу лишь повторить, — заметил лорд Брэйдон, — что столь молодой леди, как вы, безрассудно путешествовать одной.

— Я… я знаю это теперь, — вымолвила она, — и постараюсь… не повторять впредь… этой ошибки.

Лорд Брэйдон поднялся с дивана.

— Оставайтесь здесь, пока я переговорю с моим слугой.

Он вышел из купе, захлопнув за собой дверь.

Вызвав Уоткинса, который еще не начал раздеваться, он рассказал ему о происшедшем.

— Это не удивляет меня, милорд, — незамедлительно отреагировал Уоткинс. — иностранцы похож во всем мире! Он думает, молодая женщина один — легкая добыча.

— Мы ничего не можем поделать с этим, Уоткинс, — продолжал лорд Брэйдон, — но если вы поменяетесь купе с мисс Джонсон, мне кажется, вы сможете разобраться с любвеобильным бароном, когда он вернется.

Уоткинс широко улыбнулся:

— Положитесь на меня, милорд!

Он пошел в свое купе, чтобы собрать свои вещи и чемоданы, принадлежащие его господину.

Лорд Брэйдон вернулся к мисс Джонсон.

Она все еще сидела там, где он оставил ее, — на краю дивана.

Когда он вошел в купе, у него возникло странное ощущение, будто она молилась.

Во всяком случае, ее руки были соединены, а таза оставались закрытыми, пока он не подошел к ней.

— Все улажено. Мой слуга даст мне знать, как только перенесет свой багаж в ваше купе, а ваши вещи — в соседнее с моим.

— Вы так… добры. Вы очень… умный… как я и… думала о вас.

— Почему вы так думали?

Она не ответила.

Он понял, что эти слова нечаянно сорвались с ее губ и теперь она раскаивается в своей неосмотрительности.

— Я задал вам вопрос, — сказал он чуть погодя.

— Просто… я слышала, как мой отец… и другие люди… говорили о вас, о том, какой… вы мудрый.

— Мудрый! — повторил лорд Брэйдон. — Не представляю, почему они могут так думать.

— Вы просто скромны, — ответила Лоилия.

Лорд Брэйдон знал, что ни в обществе, ни среди своих сверстников он не слыл мудрецом.

Только люди, подобные маркизу Солсберийскому, принцу Уэльскому и еще одному или двум министрам, с которыми он сотрудничал время от времени, знали о его незаурядных способностях и уме.

Общество же признавало его как привлекательного мужчину, приветливого и гостеприимного хозяина.

Поэтому ему показалось странным, что девушка, сидящая на его постели, отозвалась таким образом о его способностях.

Задержавшись на мгновение, он сказал:

— Говорил ли ваш отец, почему он считает меня мудрым?

— Нет… нет… Конечно, нет, — заверила его Лоилия. — Просто у меня создалось такое впечатление… и конечно… я вижу, как мудро вы устроили все, чтобы помочь мне!

Лорд Брэйдон подумал, что за всем этим кроется нечто большее.

И вновь он напомнил себе, что не следует глубже вникать в ее дела.

Лучше не расспрашивать ее ни о чем подробнее, а оставить их отношения на уровне случайного знакомства.

И тут ему на помощь пришел Уоткинс, весьма кстати открывший дверь, чтобы сказать:

— Все готово, мисс, и все ваши вещи — в купе рядом.

— Спасибо… Огромное спасибо.

Лоилия поднялась, обращаясь к лорду Брэйдону:

— Еще раз благодарю вас, милорд. Я так благодарна вам… сильнее, чем могу выразить словами.

Она поспешно покинула купе.

Лорд Брэйдон слышал ее нежный голос, пока она разговаривала с Уоткинсом, не захлопывая свою дверь.

Затем наступила тишина.

Он запер дверь купе и начал раздеваться, думая о странности этой встречи.

Почему мисс «Джонсон»— он был уверен, что это не ее фамилия, — отозвалась о нем как о «мудром»?

Если бы немцы столь же высоко оценили его способности, это определенно не способствовало бы успеху его миссии.

Он восстановил во всех деталях заготовленную версию своего посещения Берлина, дабы убедительно объяснить немцам, почему он счел необходимым приехать сюда, оставив Лондон в самый разгар светского сезона.

Улегшись в постель, он долго не мог заснуть.

Он лежал, размышляя о девушке за стенкой, о том, как опасно для столь юного и привлекательного существа путешествовать в одиночку.

«Она, несомненно, леди, — думал он, — и даже самый глупый родитель или попечитель не мог бы позволить ей пускаться через континент без сопровождения».

Затем он вспомнил, что она не назвала своего настоящего имени.

Может быть, она скрывается, и если это так, то от кого?

Но тут он вновь одернул себя.

Чем бы ни занималась эта молодая женщина, он не имеет права вовлекаться в ее заботы и промахи.

Он не должен терять время на раздумья о ней.

Вместо этого ему следует хорошенько продумать, каким образом раздобыть сведения для принца Уэльского и маркиза Солсберийского.

Поезд громыхал, мчась сквозь ночь.

Лежа без сна, лорд Брэйдон начал понимать, что его все еще преследуют эти серо-зеленые глаза, в которых затаился страх.

Поезд прибыл в Берлин рано утром.

Лорд Брэйдон не спешил покинуть его, зная, что поезд будет на станции, пока не выйдут все пассажиры.

Когда он оделся и Уоткинс упаковал его простыни и наволочки, было уже почти девять утра.

Он не удивился, когда, выйдя в коридор, увидел дверь в соседнее купе открытой.

Девушки там уже не было.

У вокзала ожидал экипаж, посланный за ним британским посольством.

Когда он отъехал, лорд Брэйдон спросил Уоткинса:

— Ну как, барон, преследовавший мисс Джонсон, приходил ночью к ее купе?

Уоткинс усмехнулся.

— Да, милорд, и я давал ему то, что думаю о нем! Он начал ругаться на меня, но слова пока еще никому костей не переломали!

Ответ позабавил лорда Брэйдона.

Пока они ехали по городу, он думал о Лоилии, надеясь, что ее встретили на вокзале и ей не пришлось вновь встретиться с бароном.

Хотя лорда Брэйдона приглашали остановиться в британском посольстве, у него не было такого намерения.

Он знал, необходимо проявлять осторожность, чтобы не вызвать подозрений.

Если он остановится в посольстве, ему будет трудно действовать, так как среди персонала могут возникнуть различные предположения и догадки.

Поэтому лорд Брэйдон предусмотрительно заручился помощью друга, работавшего в германском посольстве в Лондоне.

Друг этот снимал в Берлине квартиру в доходном доме, служившем отелем. Номера здесь сдавались на целый год.

Жильцы обзаводились своей мебелью и, при необходимости, своими слугами.

Друг был рад предоставить временно свой номер лорду Брэйдону, который обнаружил, к своему удовольствию, что предоставленная ему квартира занимает весь четвертый этаж.

Апартаменты оказались весьма комфортабельными, въезжающий получал все, виды услуг и роскоши, включая хороший выбор вин.

Даже Уоткинс, всегда критически относившийся к любым апартаментам, где им доводилось останавливаться во время поездок его господина, заметил:

— Это намного лучше, милорд, чем те неряшливые отели, которые нам приходится терпеть время от времени.

— Согласен с вами, Уоткинс. Я опасался, что нам пришлось бы мириться с «неряшливыми отелями», как вы называете их, если б эта квартира оказалась неудобной.

Потом он занялся рассыпкой писем, заготовленных еще в Англии.

Они были адресованы различным особам, которых он желал видеть, находясь в Берлине.

Он постарался в целях конспирации не ограничивать круг своих встреч лишь теми, кто мог иметь отношение к германскому флоту.

Ему пришлось, однако, написать капитану «Вайсенбурга», встреченному однажды на обеде в Коусе.

К полудню им были получены в ответ два приглашения на тот же вечер и еще несколько на завтрашний обед.

Он решил остановить свой выбор на визите к барону фон Крозингену, с которым встречался в Малборо-Хаус.

В своем письме он уведомил барона. что привез ему личное послание от принца Уэльского.

За этим должно было последовать приглашение.

Оно было написано баронессой в чересчур цветистом стиле: мол, она сама и ее супруг с величайшим наслаждением предвкушают встречу с ним в восемь часов вечера.

Одеваясь к обеду, лорд Брэйдон думал, с какой радостью он оказался бы сейчас в Лондоне.

Он бы отправился тогда в Малборо-Хаус, где очень любил бывать.

Или, возможно, предпочел бы обед с какой-нибудь очаровательной леди в отсутствие ее мужа.

Однако вместо этого ему предстояло провести вечер в сугубо официальной обстановке, что было в традициях германского общества.

Как правило, пища там — тяжелая, вина — обыкновенные, беседа — напыщенная.

«Черт побери! — мысленно негодовал он. — Почему я согласился на это, когда совершенно ясно, что мне не удастся узнать ничего, что не было бы уже известно нашему военному министерству?»

Ответ на это был до крайности прост: он не мог отказать принцу Уэльскому.

И не только потому, что получил королевское распоряжение, но также и потому, что испытывал искреннюю жалость к человеку, терпевшему столь скверное обращение со стороны его матери, королевы.

Находясь в стороне от государственных дел, он по достижении среднего возраста оставался в роли несведущего подростка.

«Я должен разузнать что-нибудь, хоть что-нибудь, что он мог бы услышать первым», — как, заклинание повторял лорд Брэйдон.

Прежде чем спуститься вниз, он сказал Уоткинсу:

— Быть может, это и не понадобится, Уоткинс, но я буду рад, если вы встретите меня вечером, около половины одиннадцатого, у дома барона фон Крозингена.

Немного помолчав, он продолжал:

— Возможно, мне предстоит отправиться куда-нибудь еще, а возможно, и нет, но в любом случае мне бы хотелось видеть вас рядом с собой.

— Я так и думал, что вы скажете это, милорд, и я уже заказал экипаж на этот случай.

— Уже заказали? — удивился лорд Брэйдон.

— Я знает, что ваше сиятельство охотится, как обычно, милорд, — объяснил Уоткинс, — и, конечно, я хочет быть в нужный момент в погоне за добычей!

Такую вольность лорд Брэйдон не потерпел бы ни от кого, кроме Уоткинса, занимавшего особое место в его жизни.

Повернувшись к двери, он сказал:

— Я очень сомневаюсь, что добыча вообще будет, и уж конечно, нам не следует пока считать наших цыплят.

— Я знает это, милорд, — кивнул Уоткинс, — но всегда неплохо быть наготове.

Иронично усмехнувшись над манерой Уотсона говорить, лорд Брэйдон поднялся в комфортабельный экипаж.

Лошадьми правил кучер в ливрее, посланный бароном.

«Какая удача иметь такого помощника, как Уоткинс», — подумал Брэйдон.

Они когда-то побывали во многих переделках, но он не предполагал, что они попадут в нечто подобное на этот раз.