Прикосновение теней

53

Вывеска была тяжелой, но мне хватило решимости.

Бэрронс, при его–то силе, значительно облегчил бы мою задачу, но я справилась без него. Я была не в настроении спорить.

Когда я отвинтила последний кронштейн веселой вывески от шеста над дверью магазина, она выскользнула из моих рук, упала на тротуар и треснула посредине.

Вывеска «МАНУСКРИПТЫ И МЕЛОЧИ МАККАЙЛЫ» рухнула в пыль прежде, чем ее увидел хоть один покупатель.

И меня это радовало. Я не имела права на эти слова. И хотя мне нравилось видеть свое имя над входом, от этой вывески мне было неуютно. Это место было… ну, уж точно не «МММ».

Я не собиралась возвращать Бэрронсу магазин.

Он останется моим навсегда. Но название будет прежним. Я просто не смогу называть его иначе.

Двадцать минут спустя прежняя вывеска вернулась на место.

Я отряхнула руки от пыли, прислонила лестницу к колонне и отступила, чтобы полюбоваться на дело рук своих.

Четырехэтажное… я посмотрела вверх. Сегодня пятиэтажное. Итак, пятиэтажное здание снова официально считалось «Книгами и сувенирами Бэрронса». Собственностью МакКайлы Лейн. Прошлой ночью прежний владелец передал мне все права на него.

Я вышла на середину улицы и окинула магазин критическим взглядом. Он был мой, и я о нем позабочусь, ни дюйма не уступив вандалам или стихиям. Шторм Невидимых мой магазин выдержал лучше многих зданий в городе, поскольку его защищали барьеры бессмертного.

Я вспомнила, как впервые увидела это место. Тогда я в ужасе бежала из Темной Зоны. Я была одинока и отчаянно хотела получить ответы на свои вопросы. В ту ночь магазин встретил меня святым светом спасения.

Мое убежище. Мой дом.

Обновленный фасад сиял темной вишней и хромом. Над входом был вмонтирован новый светильник, заливающий янтарным светом дверь и витражи.

Высокие окна по бокам обрамлялись коронами и тонкими коваными решетками. В стеклах не было ни трещинки, на пилястрах не было выбоин. Фундамент был плотным и надежным. Мощные прожекторы на крыше контролировались таймерами. Скоро они включатся. В старомодном зеленом окошке светился неоновый знак «Открыто».

Темная Зона опустела, но, пока я владею магазином, он останется бастионом света. Он мне нужен. Он спас меня. Я любила это место.

И этого мужчину.

В этом–то и была загвоздка.

С финального акта пьесы, разыгравшегося под аббатством, прошло уже несколько дней, а мы так и не поговорили об этом.

Когда Король исчез, мы переглянулись и направились к выходу. Мы словно торопились вернуться туда, где будем чувствовать себя уютно и в безопасности.

Мама и папа посмотрели на Бэрронса, потом на меня и мудро решили отправиться в «Честере». У меня самые умные, самые классные родители. Мы с Бэрронсом вернулись в книжный магазин и сразу пошли в постель. Из которой нас смог выгнать лишь зверский голод на грани истощения.

Финал оказался неидеальным и вовсе не таким, как я представляла прошлой осенью, когда мы строили отчаянные планы по спасению стен между мирами.

«Синсар Дабх» была уничтожена.

Но, как бывает со всеми предметами из мира Фейри, она стала чем–то иным.

Ши–видящие были в ярости от того, что им пришлось охранять новую Книгу, но сложно спорить с отсутствующим Королем.

Кэт заняла место Ровены, согласившись возглавлять ши–видящих, пока аббатство не будет очищено от Теней, а численность ордена не восстановится. Затем будет устроено голосование и избран новый Хевен.

Я собиралась войти в него и настоять на важных изменениях — для начала надежно запечатать пещеру с «Синсар Дабх», замороженной в слишком уж искушающей оболочке. Оградить ее железом. Залить бетоном.

Келтары вернулись в Шотландию, забрав с собой Кристиана, но никто не верил, что мы видели их в последний раз.

До Хеллоуина все мы считали, что однажды жизнь может снова вернуться в норму. Эти дни ушли навсегда.

Мы потеряли почти половину населения Земли — более трех миллиардов.

Стены были разрушены, и в отсутствие Королевы Видимых никто их не восстановит. А я не сомневалась, что Король отправился в длительный отпуск.

Джайн и его люди по–прежнему были при деле, очищали улицы от Невидимых, а небо от Охотников. Я собиралась с ним об этом поговорить. Возможно, с Охотниками удастся заключить сделку. Мне не нравилась мысль о том, что в К'врака могут стрелять.

Кэт связалась с филиалами «Почтовой службы инкорпорейтед». Она рассказала мне, что Темные Зоны распространились по всему миру, но рецепт Тенебойки Дэни уже переведен на все возможные языки, а изготовление МакОреолов стало выгодным бизнесом. В некоторых частях света можно было выменять Ореол на корову. Миллионы оставленных домов, машин, техники, всего, о чем я когда–то мечтала, были теперь доступны бесплатно. А я могла думать лишь о том, что запросто отдам «Порше Турбо 911» за стакан свежевыжатого апельсинового сока.

МФП блуждали повсюду, как маленькие торнадо, но Риодан и его люди знали, как с ними справиться, и выводили самых опасных из города. Не ради заботы о людях, как холодно сообщил мне Риодан, а потому, что МФП мешали его бизнесу.

«Честере» гремел, как никогда. Сегодня, когда я отправилась пополнить запасы, какая–то девушка прочирикала мне: «Увидимся в Фейри». Хотела, видимо, пожелать приятного дня.

Это был странный новый мир.

Война продолжалась, но велась подпольно. Видимые и Невидимые дрались, но держались тихо, словно не были уверены в том, что наш мир выдержит их бой, и не хотели проверять.

Пока.

Хороший Фейри — мертвый Фейри, считаю я. P.S. Охотники — не Фейри.

Электричество в большинстве мест все еще отсутствует. Генераторы раскупают, как горячие пирожки. Мобильная связь не работает — телефоны Бэрронса и его людей являются загадочным исключением. Несколько месяцев назад исчез Интернет. Некоторые люди говорили о том, что можно не восстанавливать прежний, завязанный на электроэнергии, порядок, а начать создавать нечто новое. Я могла представить, как разовьются философские школы, новые анклавы с собственным общественным строем.

Я не знала, что ждет нас в будущем.

Но я радовалась, что живу и что именно в этом городе буду наблюдать за развитием событий.

Я чувствовала себя, как Бэрронс: я никогда не устану жить.

Только вчера Риодан и его люди обнаружили Телли, и мне удалось кратко переговорить с ней по телефону Бэрронса. Она сказала, что Исла О'Коннор действительно была беременна в ночь побега Книги. Я действительно родилась. У меня была биологическая мать. Телли готова была рассказать мне всю историю через несколько дней, когда приедет в город.

Мои родители были здоровы и счастливы. Плохие парни побеждены, хорошие победили. На этот раз.

Это была прекрасная жизнь.

С одним только исключением.

Под моим магазином, под гаражом, это исключение мучилось каждый миг своей жизни.

И был его отец, который ни слова не сказал мне о заклятии с тех пор, как мы вышли из пещеры под аббатством.

Я не понимала почему. Я ждала, что он начнет требовать заклинание, как только мы вернемся в магазин. Ведь Бэрронс охотился за ним целую вечность, так ждал его.

Но он не стал меня расспрашивать, и с каждым днем я все больше боялась признаться. Ложь росла, и мне казалось, что еще немного — и возвращение к правде будет невозможно.

Я никогда не забуду надежду в его глазах. Радость в его улыбке.

Это я их вызвала. Своей ложью.

Бэрронс никогда не простит мне этого, когда узнает.

Ты все еще можешь это сделать…

Я зажмурилась.

Этот внутренний голос мучил меня с момента выхода из аббатства. «Синсар Дабх». Я не могла решить, воспоминание ли это о том времени, когда она пыталась уговорить меня слиться с ней, или же она действительно находится во мне.

Неужели Книга и вправду «загрузила» в меня свою копию, когда я была еще зародышем в животе у мамы?

Двадцать три года назад она сделала из меня идеальную «хозяйку», человеческий вариант своего факсимиле, и ждала, пока я вырасту?

Но вот что важнее всего: действительно ли в ней было заклятие, способное упокоить сына Бэрронса?

Смогу ли я добыть его для Бэрронса? Снова услышать радость в его смехе? Освободить их обоих? И какой ценой?

Я впилась ногтями в ладони.

Прошлой ночью, уже задремав, я услышала вой ребенка/зверя. Голодное, больное, вечное страдание.

Мы оба его слышали. А позже, когда Бэрронс отправился к нему, я давилась слезами стыда.

Он попросил меня об одной вещи. А мне не хватило сил добыть эту вещь и при этом выжить.

Я открыла глаза и уставилась на магазин, на покачивающуюся от ветра вывеску. Окна отблескивали серебристым металлом, еще один «подарок» от Фейри.

Бэрронс скоро должен вернуться. Я не знала, куда он ушел и когда. Но я научилась узнавать о его присутствии. Я моментально услышу биение его сердца.

Я не позволяла себе думать об этом. Стоило мне задуматься, и я бы не решилась. Я позволила зрению «поплыть» и нырнула. Вода была ледяной, неприятной, мрачной, как могила, черной, как первородный грех. Ничего не было видно. Я нырнула глубже.

Почувствовала себя маленькой, юной, напуганной.

Нырнула еще глубже.

Озеро было огромным. Во мне скрывались многие мили темной ледяной воды. Я удивилась, что моя кровь не стала черной и холодной.

«Мелодрама. Вижу, ты наконец набралась сил. И как такое цветастое создание решилось прийти сюда? — мурлыкнул знакомый голос. — Вселенная не терпит глупых девчонок».

— Где ты?

«Продолжай плыть, МакКайла».

— Ты правда здесь?

«Всегда была».

Я сильнее задвигала руками и ногами, все глубже погружаясь в черноту. Я ничего не видела. Словно ослепла. И внезапно появился свет.

«Потому что я сказала «да будет свет»».

— Ты не Бог, — пробормотала я.

«Но и не дьявол. Я — это ты. А ты готова наконец встретиться с собой? Узнать, что лежит на дне, где твой главный корень?»

— Готова.

И как только я это сказала, она появилась. Блестящая, мерцающая на дне моего озера. Она испускала золотые лучи, рубины сияли, замки блестели.

«Синсар Дабх».

«Я все время была здесь. Еще до твоего рождения».

— Я победила тебя. Я дважды распознала твою игру. И не поддалась искушению.

«Нельзя выхолостить собственную сущность».

Я больше не плыла. Я нащупала ногами пол черной пещеры. Огляделась. Где я? В темной части своей души? Открытая «Синсар Дабх» лежала на величественном черном постаменте. Золотые страницы мерцали. Она ждала.

Она была так прекрасна…

И все это время находилась во мне. Все ночи, когда я за ней охотилась, Книга была у меня перед носом. Нет, точнее, за ним. Как и Круус, я была «Синсар Дабх», вот только, в отличие от него, я никогда не открывала ее. Никогда не желала заполучить и не читала. Вот почему я не понимала рун, которые она мне давала. Я никогда не заглядывала в нее, лишь принимала то, что она считала нужным мне дать.

Если бы я хоть раз нырнула на дно своего озера и открыла Книгу, в моем распоряжении оказались бы все темные познания Короля. Все заклятия, все руны, рецепты для всех его экспериментов, в том числе и по созданию Теней, Серого Человека, даже Крууса! Неудивительно, что Король смотрел на меня с отеческой гордостью. Я разделяла с ним множество воспоминаний и столько же магии. Наверное, я казалась Королю почти дочерью. Он отделил от себя часть, и теперь эта часть жила во мне. Сперма или частичка сущности, какая разница для Фейри? Он мог видеть во мне себя, а Фейри это любили.

Неудивительно, что К'врак меня узнал. Он обнаружил во мне часть Короля. Охотник скучал по своему компаньону. То же с Зеркалами. Они опознавали во мне суть Короля и сопротивлялись, выплевывали — из–за проклятия Крууса, которое наложил на них вовсе не Круус, — а самое древнее первое Зеркало по той же причине пропускало меня между половинками будуара. Этакий парфюм «Одекороль». Даже Адам ощутил во мне что–то. И Круус наверняка тоже. Они просто не понимали, что именно. А еще был случай с фир–дорча, когда глазастик посоветовал ему смотреть глубже, и полосатый ужас отступил.

«Я открыта на нужном заклятии. Тебе следует лишь подойти и прочесть, МакКайла. Это легко. Мы вновь объединимся. И ты сможешь упокоить дитя».

— Я надеюсь, у тебя была веская причина для того, чтобы уничтожить мою вывеску? — Рядом со мной возник Иерихон. Весьма рассерженный. — Я рисовал этот чертов знак собственноручно. В городе не осталось художников, а у меня есть дела поважнее.

Я ахнула. Иерихон Бэрронс стоял рядом со мной.

В моей голове.

Которой я и замотала, почти ожидая, что он упадет от качки.

Но он остался стоять, такой же стильный и безупречный.

— Это невозможно, — сказала я. — Ты не можешь здесь быть. Это моя голова.

— Но ты же в мою пробиралась? Я всего лишь создал свою проекцию, чтобы ты могла меня видеть. — Он слабо улыбнулся. — Это было непросто. Ты придала новое значение слову «железнолобый».

Я не выдержала и рассмеялась. Бэрронс вторгся в мои мысли и даже здесь читает мне нотации.

— Ты стояла посреди улицы и смотрела на вывеску. Я попытался заговорить с тобой, но ты не отвечала. Поэтому я решил осмотреться. Что ты делаешь, Мак? — Он говорил тихо и мягко, как всегда, когда был максимально собран и опасен.

Мой смех оборвался, на глаза навернулись слезы. Бэрронс был в моей голове. И не было больше смысла что–либо скрывать. Он наверняка огляделся и сам увидел правду.

— Я не узнала заклятие. — Мой голос сорвался.

Я его подвела. И ненавидела себя за это. Он меня никогда не подводил.

— Я знаю.

Я изумленно уставилась на него.

— Ты… знал?

— В тот же миг, как ты мне солгала.

Я всматривалась в его глаза.

— Но ты выглядел счастливым! Ты улыбался. Твои глаза тебя выдавали!

— Я и был счастлив. Я знал, почему ты солгала. — Древние, нечеловеческие, невероятно нежные глаза ответили мне: «Потому что ты любишь меня».

Я судорожно вздохнула.

— Пойдем отсюда, Мак. Нечего тебе здесь делать.

— Заклятие! Оно тут! И я могу его взять. Использовать. Подарить покой твоему сыну!

— Но ты перестанешь быть собой. Нельзя взять у Книги лишь одно заклятие. Только все или ничего. Мы найдем другой способ.

«Синсар Дабх» отравила момент: «Он лжет. Он ненавидит тебя за то, что ты его подвела».

— Заткни ее, Мак. Заморозь это озеро.

Я посмотрела на Книгу, сиявшую во всей своей красе. Сила, чистая и простая. Я могла создавать миры.

«Заморозь его. Он просто боится, что ты станешь сильнее, чем он сам».

Бэрронс протянул мне руку.

— Не покидай меня, девочка–радуга.

Девочка–радуга. Я ли это?

Прошлое казалось таким далеким. Я слабо улыбнулась.

— Помнишь юбку, которую я надела в ту ночь, когда мы собирались к Мэллису и ты велел мне одеться готом?

— Она наверху, в твоем шкафу. Я ее не выбросил. Ты выглядишь в ней, как персонаж из мокрого сна.

Я взяла его за руку.

И мы очутились на улице перед «Книгами и сувенирами Бэрронса».

Глубоко во мне захлопнулась Книга.

Шагнув к входу, мы услышали звуки выстрелов и посмотрели вверх. Два крылатых дракона парили на фоне луны.

Джайн снова стрелял в Охотников.

Охотники.

Мои глаза распахнулись.

К'врак!

Неужели все так просто?

— Господи, вот же оно, — прошептала я.

Бэрронс придержал для меня дверь.

— Что?

Меня затопили нетерпение и возбуждение. Я вцепилась в его руку.

— Ты можешь оседлать Охотника?

— Конечно.

— Быстрее. Кажется, я знаю, что делать с твоим сыном!

54

Иерихон Бэрронс похоронил сына на кладбище у окраины Дублина после пяти дней вахты у его безжизненного тела. Тело могло исчезнуть и возродиться там, где все они возрождались.

Его сын не исчез и не возродился.

Он был мертв. Действительно мертв.

Я караулила под дверью кабинета, глядя на то, как Бэрронс дни и ночи напролет не сводит глаз с прекрасного маленького мальчика.

Теперь, стоило об этом подумать, ответ казался таким простым.

На поиски ушло немало времени, но в итоге К'врак заскользил рядом со мной, темнее черноты, с обычными комментариями ночьветерполетсвободааа и репликами по поводу старого друга — спокойный и гладкий, выдыхающий маленькие ледяные смерчи. Ветер за ним дымился, как сухой лед.

Я попросила его об услуге. Это ему польстило. Охотнику было весело.

Бэрронс и пятеро его людей с трудом вывели зверя из подвала на крышу ближайшего дома, где надежно привязали его.

Отойдя на безопасное расстояние, они связались со мной по рации, сказав, что я могу звать своего нового «старого друга» и позволить ему сделать то, что ему удается лучше всего.

Смерть действительно была не настолько неизбежной, как К'врак.

Когда он сомкнул черные кожистые крылья вокруг зверя и длинно, глубоко вздохнул, зверь превратился в мальчика.

И мальчик был мертв.

К'врак словно вдохнул в себя саму сущность его жизни.

После тысячелетних мучений этот ребенок наконец обрел покой. И Бэрронс тоже.

Риодан и его люди сидели с Бэрронсом дни и ночи, размышляя о том, возможно ли убить такого, как они. Они казались уязвленными и обрадованными. Кастео устроился в комнате и часами не мигая смотрел на меня. Риодану и другим пришлось увести его силой. А я думала о том, что же они с ним сделали тысячу лет назад. Я узнаю горе с первого взгляда.

Они уходили, и, несмотря на их враждебность, я поняла, что победила и моей казни не будет.

Они меня не убьют. Не сейчас. Я не знала, сколько продлится такая филантропия, но радовалась тому, что получила.

А в тот день, когда они снова решат объявить мне войну, они ее получат.

Кое–кто сделал меня бойцом. И, пока он рядом, для меня нет ничего невозможного.

— Эй, малышка, ты там? — донесся с улицы папин баритон.

Я перегнулась через парапет и улыбнулась. Мама, папа и инспектор Джайн стояли внизу, у входа в магазин. Папа держал бутылку вина. Джайн принес блокнот и ручку, и я знала, что он собирается устроить мне допрос по поводу методов уничтожения Фей, а то и снова попытается наложить лапу на мое копье.

Меня радовало то, что родители решили остаться в Дублине. Они выбрали дом в городе, и мы с ними могли видеться. Скоро я отдам маме большую часть вещей Алины. Мы сядем и поговорим, мы сходим в ее квартиру. Я отведу родителей в колледж, где Алина была счастлива. Мы будем вспоминать ее и радоваться тому, что пережили вместе. Мама теперь стала другой, более сильной и более… живой.

Папа решил стать кем–то вроде брегона, ирландского законника, и вместе с Джайном и его командой поддерживать порядок в Новом Дублине. Он хотел сражаться, но мама была против.

Она возглавила группу ОНД — Озеленение Нового Дублина, которая пыталась снова сделать город зеленым: удобряла почву, высаживала растения, укладывала дерн, чтобы со временем парки и лужайки снова ожили. Мама была создана для этой работы. Она умела вить уютные гнезда, а гнездышку Дублина отчаянно не хватало мягких перьев.

— Открыто, входите! — крикнула я.

Мама несла два керамических горшка, из которых виднелись зеленые побеги. Все мои клумбы и ящики для цветов были пусты. У меня не было времени съездить в аббатство и привезти земли. Я надеялась, что это подарок.

Отвернувшись, я проверила стол. Напитки охлаждены, тарелки расставлены, салфетки разложены. Это был мой первый пикник в саду.

Бэрронс стоял над газовым грилем, поджаривал толстые стейки и с трудом сдерживал отвращение. Возможно, приготовление мяса казалось ему отвратительным занятием — в отличие от поедания сырого мяса — или ему просто не нравилась мысль о мертвой корове, он предпочитал живую… корову. Или вообще нечто живое.

Я не спрашивала. Некоторых вещей лучше не знать.

Он посмотрел на меня, и я вздрогнула. Мне никогда не насытиться им. Никогда.

Он живет.

Я дышу.

Я хочу. Его. Всегда.

Огонь для моего льда. Лед для моей лихорадки.

Позже мы окажемся в постели, и, когда Бэрронс будет надо мной, темный, огромный, вечный, я испытаю счастье. Кто знает? Возможно, спустя долгое время мы решим отправиться на паре Охотников к Луне.

А пока я ждала, когда наша компания присоединится к нам, я смотрела на город. Большей частью он оставался темным, лишь несколько огней мерцало вдалеке. Он совершенно не был похож на тот Дублин, в который я приехала прошлым летом, и все же я любила его. Однажды он снова будет заполнен жизнью, зазвенит крайком.

Где–то там, на улицах, была Дэни. Скоро я отправлюсь ее искать.

Не для того, чтобы убить.

Мы дрались спиной к спине.

Мы сестры и все такое.

Я думаю, Алина поняла бы меня.

Хороших и плохих парней различать сложнее, чем мне казалось. Нельзя взглянуть на кого–то и понять его суть.

Нужно смотреть сердцем.

Конец…

…пока что.