Прикосновение варвара

Я протягиваю ладонь и беру ее за руки, чтобы привлечь ее внимание. Слова, которые она показывает, расстраивают и не имеют никакого смысла. Когда она сердито смотрит на меня, я делаю ей знаки. «Ты и я — пара. Просто потому, что резонанс — это то, что объединяет нас, это не меняет того, что я чувствую к тебе. Ты всегда была моей».

Она качает головой. «Это ложь. Ты захотел меня только после того, как начал мурлыкать».

«Я пошел за тобой еще до того, как это случилось».

Ее брови опускаются, и она выглядит расстроенной. «Я думала, что все пошли меня искать».

«Нет, — я жестикулирую. — Я отправил остальных обратно. Я знал, что найду тебя».

Теперь она выглядит еще более растерянной. «Что значит «ты знал»?»

Я пожимаю плечами. «Я знал. Я просто знал. Я всегда знаю».

«Что ты имеешь в виду, говоря, что ты всегда знаешь? Почему в твоих словах нет никакого смысла? — Она закрывает лицо руками и говорит тихим голосом. — Почему теперь, когда мы можем поговорить нормально, в этом еще меньше смысла, чем раньше?»

Я игнорирую ее разочарование. Она не понимает. Это случается с людьми, которые выбирают себе пару иначе, чем мы. Я терпеливо продолжаю жестикулировать. «Я кое-что знаю. Я чувствую вещи до того, как они случаются».

Она издает тихий стон разочарования. «Значит, теперь ты экстрасенс в дополнение к моему суженому?»

Я не знаю, хорошо это или плохо — экстрасенс. Или даже то, что это такое.

«Я всегда кое-что знал. И когда я увидел тебя, то понял, что ты будешь моей парой. Вот почему я так сильно резонирую тебе».

Ле-ла сердито машет в ответ. «Нет, ты испытываешь ко мне сильные чувства, потому что я твоя пара. Если бы не было кхая, ты бы ничего не чувствовал ко мне. Как бы ты себя чувствовал, если бы мы не нашли отклика?»

«Это не имеет смысла».

«Как это не имеет смысла?»

«Потому что ты моя. Конечно, мы нашли отклик».

Она вскидывает руки в воздух, затем подает знак «я сдаюсь».

«Я больше не хочу говорить об этом. Мне нужно время, чтобы подумать».

«Ты злишься из-за того, что ты моя пара?»

«Я злюсь, что это заставляет тебя заботиться обо мне!»

«Почему ты так думаешь?»

«Потому что я не могу сказать, реально ли то, что я чувствую, или все это притворство, потому что что-то внутри нас хочет, чтобы мы переспали».

«Кхай не хочет, чтобы мы спали. Он хочет, чтобы мы спарились. А потом мы сможем поспать».

Ее глаза прищуриваются, глядя на меня. «Разговор окончен. Я больше с тобой не разговариваю».

«Почему нет?»

«Мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах». Она жестом показывает «готово», а затем вскакивает на ноги и направляется к огню.

Я смотрю ей вслед, сбитый с толку ее реакцией. Что я такого плохого сказал? Неужели быть моей парой и иметь мой комплект — это так ужасно? До сих пор она наслаждалась моими поцелуями и моим ртом. Теперь она ведет себя так, как будто это расстраивает.

Я не понимаю. Ле-ла и раньше всегда была мягкой и гостеприимной в моих объятиях. С чего бы ей думать, что что-то изменилось? Она была и всегда будет моей парой. Не имеет значения, нашли ли мы отклик или нет.

Она моя.

***

Ле-ла не хочет, чтобы я был в ее мехах той ночью. Я игнорирую укол предательства, который чувствую, и сам стелю себе постель. Мой гнев из-за того, что меня вытолкнули, сменяется беспомощным разочарованием, когда я слышу ее тихий плач в темноте. Она явно расстроена тем, что узнала. Мои попытки поговорить с ней руками игнорируются, ведь она не смотрит на меня.

Она упрямится, моя пара. И пока она не поговорит со мной, я ничего не могу с этим поделать.

В ту ночь я совсем не сплю. Мое тело жаждет ее, и мое сердце жаждет утешить ее и остановить ее слезы. Она не позволяет мне, поэтому я в тихой агонии жду, когда она заснет. Когда ее дыхание наконец выравнивается, я все еще не могу успокоиться. Я провожу ночь, поддерживая огонь в костре, потому что у нее нет моего теплого тела, к которому она могла бы прижаться, и ей будет холодно.

Утром Ле-ла спокойна. Она отпивает чай, а затем смотрит мне в глаза. Она ставит свою чашку с чаем и начинает показывать знаки.

«Я приняла решение», — говорит она мне.

«Я слушаю».

«Я знаю, что ты думаешь, что то, что у нас есть, реально, но я не убеждена. Мне нужно время, чтобы подумать о том, действительно ли это я привлекаю тебя, или это кхай».

Я ничего не говорю. Она не осознает, что эти два явления взаимосвязаны. Если бы она не была идеальна для меня во всех отношениях, мой кхай никогда бы не нашел отклика. Вот почему она не ответила Хассену; он ей не подходил. Но я понимаю ее разочарование. Она думает, что время поможет, но я знаю лучше.

«Время только усилит голод, — говорю я ей. — Твое тело будет жаждать моего. Ты захочешь спариться. — Она корчит гримасу, но я продолжаю. — Это не высокомерие, это то, как работает резонанс. Разве ты уже не чувствуешь во мне большой потребности?»

Несмотря на то, что в пещере темно, я могу сказать, что ее щеки пылают. На ее прекрасном лице застыло смущенное выражение. «Я не собираюсь отвечать на этот вопрос».

«Твой кхай заставит тебя тосковать по мне, — я делаю ей знак, решив быть смелым. — Я попробовал сладкий мед между твоими бедрами, и я знаю, что это правда. Точно так же, как мысль о твоей руке на моей коже заставляет мой член болеть. Это истины, независимо от того, веришь ты в них или нет. Но я буду ждать тебя».

Она поднимает руки, чтобы написать, затем опускает их. Она не знает, что сказать.

Но я знаю, что я хочу ей сказать. «Ты — мое сердце, всегда. Я могу подождать, пока ты это поймешь».

Ле-ла облизывает губы, этот крошечный жест вызывает боль во всем моем теле. «Что ж, — она жестикулирует. — Пока я не решу, что нам делать?»

«Мы продолжим в том же духе, что и раньше, — говорю я ей. — Я научу тебя охотиться и ставить ловушки. Независимо от того, решишь ты остаться со мной или нет, ты должна быть в состоянии позаботиться о себе».

Она кивает, и впервые за много долгих часов на ее губах появляется улыбка. «Мне бы этого хотелось».

ЛЕЙЛА

В течение следующих нескольких дней я постепенно прихожу к осознанию того, что Рокан не ошибается в большинстве вещей, которые он мне рассказал.

Разве это не замечательно — иметь возможность говорить с ним? По-настоящему говорить? Абсолютно.

Хочу ли я его так же сильно, как шоколада, когда у меня ПМС? Боже, да.

Изменилось ли что-нибудь в том, что я чувствую? Нет.

Он что, давит на меня? Нет. На самом деле, он вообще не ведет себя по-другому, за исключением того, что, когда он счастлив, он не тянется, чтобы прикоснуться ко мне, как раньше. И мне грустно, что я обнаруживаю, что мне этого не хватает. Мне все время хочется схватить его за виляющий кривой хвост, когда мы сидим вечерами у костра, и погладить его, но я заставляю себя этого не делать.

Но хочу ли я прикоснуться к нему, потому что он мне нравится? Или потому, что кхай внутри меня думает, что мы должны быть родственными душами? Это та часть, на которой я продолжаю зацикливаться. Это мой выбор или это просто паразит издевается надо мной? И если это всего лишь паразит, то как я буду себя чувствовать после того, как «потребность», которую он запихивает мне в мозг, будет удовлетворена? Вдруг я проснусь однажды и буду нести полную чушь о Рокане? Это меня тоже беспокоит. Потому что прямо сейчас он мне так нравится, и с ним мне так хорошо, что я боюсь это потерять.

Я парализована нерешительностью.

Последние несколько дней я также читала на компьютере обо всей этой штуке с «резонансом». Рокан не лгал об этом, что меня не удивляет — я не знаю, способен ли он лгать. Он прав, что это своего рода принудительное спаривание, мой кхай резонирует ему, и я нахожусь в постоянном состоянии усиленной овуляции и буду находиться до тех пор, пока он не поместит ребенка внутри меня. По-видимому, это инстинкт размножения вида, и он работает для всей разумной жизни с кхаем, включая людей.

Так что это весело.

Конечно, я не жалуюсь на выбор партнера. Если бы мне нужно было кого-то выбрать самой, я бы выбрала Рокана. Он сексуальный, умный, понимающий и добрый. Я просто… Мне нравилось, как раньше обстояли дела. Теперь все поменялось, и я не знаю, что делать. Я чувствую ужас от того, что выбрала неправильный путь. Что забавно, потому что в половине случаев я даже не чувствую, что есть какой-то путь, который нужно выбрать.

Мне нужен знак. И не один из тех вжух-вжух знаков, которые, как утверждает Рокан, он может чувствовать. Мне нужен настоящий, честный знак того, что Рокан действительно моя пара, и что мы больше, чем просто генетически совместимы. Мне нужно знать, что то, что я чувствую, реально, и то, что он чувствует ко мне, не исчезнет в тот момент, когда я забеременею.

Рокан, конечно, был святым. Он дал мне пространство и вел себя так, как будто ничего не изменилось, что я ценю, и все же это делает меня еще более сумасшедшей. Иногда я просто хочу, чтобы он схватил меня и показал мне, что это не просто кхай, заставляющий его. Что он хочет меня такой, какая я есть.

А потом я вспоминаю о том, как он говорил мне, что я идеальна, и мне хочется засунуть руку в штаны и немного облегчить непреодолимую потребность, которую я чувствую.

Но я бы предпочла, чтобы это сделал он.

Вместо этого он берет меня на охоту. И рыбалку. И мы строим ловушки. Мы держим Пещеру старейшин (как он ее называет) в качестве нашей домашней базы и каждый день отправляемся на заснеженные холмы, чтобы продолжить мое обучение. А пока мы остаемся здесь. Может быть, мне следует расстраиваться из-за того, что он не забирает меня обратно к моей сестре, но мои мысли настолько поглощены Роканом и этим чем-то между нами, что я почти не думала о Мэдди, и это заставляет меня чувствовать себя виноватой. Я знаю, что она, должно быть, ужасно волнуется.

Я плохая сестра.

Этим утром Рокан спокоен. Обычно он приветствует меня утренней чашкой чая, и мы обсуждаем то, чему он хочет научить меня в этот день, как будто я его ученица. Это еще одна вещь, которая сводит меня с ума — как будто он может отключить все эти потребности и говорить об установке силков и подсечек для рыбы, в то время как я продолжаю наблюдать за его руками и представлять, как он делает непослушные, порочные вещи своими пальцами. Половину времени ему приходится повторять свои знаки, потому что я отвлекаюсь. Но сегодня? Сегодня он не болтлив.

«Чай? — спрашиваю я, присаживаясь рядом с ним у огня. — А потом мы выйдем и проверим ловушки?»

Он на мгновение задумывается, а затем качает головой. «Не сегодня».

«Что ты имеешь в виду, не сегодня?»

«Сегодня мы останемся в пещере. Мне не нравится, какая сейчас погода».

Я смотрю мимо него и прищуриваюсь на открытый дверной проем. Внутрь льется солнечный свет, и снег, который обычно скапливается у входа, выглядит тающим. «Погода? Сегодня солнечно!»

Он кивает и наполняет мою чашку чаем, затем протягивает ее мне. «Да. Но мне не нравится, как это ощущается».

Я закатываю глаза и беру у него свой напиток, дуя на него. Опять эти экстрасенсорные штучки? Серьёзно? Это то, что втянуло нас в это в первую очередь, не так ли? Если бы у него не было «чувства», он бы не пришел за мной. Он пытается убедить меня, что в его «чувстве» есть нечто большее?

Я делаю несколько глотков чая, а затем ставлю чашку на стол, чтобы поговорить. «А как насчет ловушек, которые мы расставили вчера? Ты сказал, что мы должны проверить их первым делом».

Рокан пожимает плечами. «Тогда они будут пусты. Мне все равно».

«Но мы так усердно работали».

«Иногда мы очень усердно работаем просто так. Таков путь охотника».

«Ладно, ну это же чушь собачья. Это лучшая погода, которую мы видели за последние дни. Ты сам сказал, что этим утром ловушки будут полны, и мы просто позволим всему этому мясу пропасть даром? Это раздражает. Для меня это не имеет смысла. Одна из вещей, которой ты меня научил, заключается в том, что ничто не должно пропасть даром. Однако теперь, из-за того, что тебе не нравится солнечный свет, мы позволим куче мяса пропасть даром? Я этого не понимаю».

Он потирает грудь, задумчиво глядя на меня. Затем он кивает. «Ладно. Мы пойдем. Мне это не нравится, но мы пойдем».

«Почему? — спрашиваю я. — Почему тебе это не нравится?»

Он пожимает плечами. «Я не знаю».

Отличный ответ, думаю я про себя, но мне просто горько, потому что раньше он приветствовал меня поцелуями и лаской, а теперь просто протягивает мне чашку чая и говорит о том, ему не нравится погода. Наверное, это просто еще одна вещь, которую я испортила. Расстроенная, я поворачиваюсь к своему рюкзаку и вытаскиваю свое охотничье снаряжение. Одевание по погоде — даже при ярком солнце — требует времени, и это отвлекает меня от мыслей о том, насколько Рокан рассеян этим утром.

К тому времени, как я заканчиваю натягивать одежду, мой чай остывает. Я быстро проглатываю его, а затем направляюсь к Рокану, чтобы он мог закончить завязывать мой внешний слой меха на мне. Раньше это было одной из моих любимых частей путешествия, потому что он притягивал меня к себе, делая вид, что укутывает, и украдкой целовал. Теперь он весь такой деловой, и это меня огорчает. Я знаю, я сказала ему, что мне нужно время, чтобы разобраться во всем, но я также скучаю по его поцелуям.

Или это скучает мой кхай. Я до сих пор не разобралась.

Сегодня Рокан весь в делах, быстро готовит меня и на этот раз демонстрирует узлы, чтобы в будущем я могла делать это сама. Это угнетает. Я напоминаю себе, что это то, чего я хотела. Я попросила его дать мне пространство.

Наверное, я просто не ожидала, что будет так много пространства. Или я не ожидала, что это будет так сильно меня волновать.

Он надевает свое собственное снаряжение, хватает копье, лук и вкладывает ножи в ножны. У меня есть копье и мой единственный нож, и вид всего его оружия меня немного удивляет. Солнечный свет действительно беспокоит его. Вау. Я подумываю о том, чтобы последовать его совету и остаться дома, но что тогда мы будем делать? Сидеть на разбитом корабле и пялиться друг на друга, не разговаривая? Это может быть большей пыткой, чем я могу вынести. Кроме того, я думаю о маленьких животных, которые могут попасть в наши силки, и мне не нравится мысль о том, чтобы позволить им страдать дольше, чем они должны. И этот солнечный свет выглядит заманчиво. Я действительно верю, что это один из первых солнечных дней, которые я увидела здесь с тех пор, как проснулась — большинство дней просто пасмурные.

Тогда это все решает.

День теплый — ну, для Ледяной планеты — и прекрасный. Дует легкий ветерок, а снег на земле яркий и нетронутый. Он отражает солнечный свет, и я беспокоюсь о снежной слепоте. Рокан размазывает немного грязи под своими глазами, а затем и под моими, и я думаю, что это все уладит. Затем мы направляемся вниз, следуя тропинкам, которые я начинаю довольно хорошо узнавать. Я узнаю эту скалу, этот утес, эту маленькую группу хрупких деревьев. Сегодня такой чудесный день, что я почти не возражаю против того, что Рокан молчит, его руки спокойны.

Почти.

Наш первый комплект силков пуст, но во втором есть жирное, извивающееся существо, похожее на ласку, с задними ногами, как у длинного, неуклюжего кролика. Прыгун, как Рокан его называет, а потом он ждет, когда я избавлю его от страданий. Сегодня я только немного плачу, когда хватаю его за шкирку и перерезаю ему горло своим клинком. Это мясо, и оно нас накормит и согреет, и я не могу смотреть на это иначе. Каждый день охоты делает это немного легче, хотя я беспокоюсь, что у меня слишком мягкосердечное сердце, чтобы быть способной на это. Я бы предпочла приласкать это существо, чем убить его, но ласка не накормит нас. Следующая часть — моя наименее любимая — перевязка добычи в полевых условиях, чтобы я могла путешествовать, не испортив его шкуру кишками и кровью. Я разрезаю его, удаляю потроха и закапываю, затем сливаю большую часть крови, прежде чем привязать к поясу. Оно уже покрылось коркой льда, и через час оно застынет намертво, а его кхай потемнеет.

Теперь пришло время переходить к следующему комплекту ловушек. У нас есть по меньшей мере дюжина комплектов на протяжении, по ощущениям, сотни миль. Я отряхиваю руки от снега и поднимаюсь на ноги с помощью Рокана.

«Веди», — говорю я ему.

Он кивает, а затем смотрит на далекие скалы, нахмурившись.

Я похлопываю его по руке, чтобы привлечь его внимание, и жестикулирую: «Что такое?»

«Просто мое чувство».

«Должны ли мы вернуться?»

Рокан долго смотрит на меня сверху вниз, затем на скалы. «Нет, — в конце концов решает он. — Но давай поторопимся. Может быть, надвигается плохая погода».

Я скептически смотрю на солнечное небо, но ускоряю шаг, когда мы начинаем идти.

Наши пути ведут нас в одну из многочисленных долин, спрятанных между зубчатыми скалами и горячими потоками. Пейзаж может быть снежным, но здесь по крайней мере не пусто. Повсюду, куда ни глянь, скалы, скопления деревьев и кустарников. По берегам пахнущих серой ручьев торчат камыши, а вдалеке виднеются зазубренные пурпурные горы, которые торчат, как зубы. Это очень красиво, даже если здесь не особенно тепло. Однако мне нравится видеть, что может предложить мир; я предпочитаю быть здесь, чем сидеть у костра и ждать возвращения Рокана. Может быть, я больше любительница активного отдыха, чем думала. Я понимаю, что отчасти горжусь этим, когда иду за Роканом в долину, помня о скалах с их нависающими сосульками.

Я погружаюсь в свои размышления, когда Рокан хватает меня за плечи и прижимает к стене утеса. Камень впивается мне в спину сквозь меха, и я вскрикиваю.

— Какого хрена?

Выражение его лица напряженное, глаза поразительно ярко-голубые. «Знай, что мое сердце принадлежит тебе», — подает он мне знак, а затем прижимается своим телом к моему, еще сильнее притискивая меня к камням. Что за черт…

Затем я чувствую мурлыканье. Это не мой кхай; он издает тот же низкий рокот, что и всегда, и на этот раз кажется больше. Я не могу заглянуть через плечи Рокана, потому что он сильно прижал меня к стене утеса, его руки как защитная клетка над моей головой. Он смотрит на меня сверху вниз, не мигая, и на его лице такое напряженное выражение, что у меня почти перехватывает дыхание.

Мурлыканье продолжается, и я понимаю, что оно исходит от земли — и от стены утеса позади меня. О Боже. Землетрясение? Я выглядываю из-за рук Рокана как раз вовремя, чтобы увидеть слой снега и льда, ниспадающий каскадом с края утеса.

Лавина.

Я кричу, когда мир погружается во тьму и все сотрясается вокруг нас. Тело Рокана наваливается на мое, но он не двигается. Кажется, что это мгновение длится вечно, и кажется, что мир рушится. Я в ужасе цепляюсь за его тунику спереди.

Все, о чем я могу думать, это то, что ему не нравилась погода. Ему не нравилось то, что он чувствовал сегодня. Я должна была прислушаться. Он знал. Каким-то образом он знал и оттолкнул меня с дороги, прежде чем случилось бы что-нибудь плохое. Точно так же, как с птицей…

Я ахаю, потому что понимаю, что он делал это не один раз. Может быть, это «чувство», в конце концов, не просто принятие желаемого за действительное.

— Мне жаль, Рокан, — шепчу я ему, похлопывая его по груди.

Он молчит.

На самом деле, он очень, очень тихий, никаких прикосновений, никаких успокаивающих жестов рукой, ничего.

Мою кожу покалывает. Я слегка дергаю его за тунику, чтобы привлечь его внимание. Его глаза закрыты, поэтому я не могу видеть их успокаивающее сияние. На самом деле, вокруг нас довольно темно и тесно. Я начинаю испытывать клаустрофобию.

— Рокан?

Он стонет, и его голова склоняется набок. Снег сыплется вперед, забрызгивая мое лицо. Затем он наваливается на меня, прижимая к стене пещеры.

Меня охватывает паническое чувство, и я пытаюсь вывернуться из-под него, но повсюду снег, он выше меня. Я толкаю Рокана за руку, пытаясь оглядеться вокруг, но все, что я могу видеть, это большое тело Рокана и еще больше снега.

Его губы шевелятся, а затем он передвигается в сторону, и я могу дышать. Врывается свежий воздух. Он жестикулирует над собой, указывая медленными, прерывистыми движениями, что я должна подняться. Я слишком напугана, чтобы спорить; я использую его тунику как лестницу и перелезаю через его плечи на снег.

Я понимаю, когда ползу вперед, что вся долина изменилась. Там свежий слой снега толщиной не менее десяти футов, и это чудо, что мы выжили. Нас бы похоронили, если бы не Рокан и его «чувство». Я смотрю на новый пейзаж, совершенно продрогшая.

Я оборачиваюсь, когда понимаю, что Рокан не последовал за мной, и ползу обратно к дыре в стене утеса. Он все еще там, его большое тело прижато к скале и почти полностью погребено под снегом. Его голова снова наклонилась вперед, и я не вижу ничего, кроме рогов и темных, растрепанных черных волос.

— Рокан? — зову я.

Если он и отвечает, я не могу понять. Через мгновение он не двигается, поэтому я нажимаю на один из его рогов. Когда он не реагирует на это, я дергаю за один из них и оттягиваю его голову назад.

Его глаза закатились. Пока я смотрю, с одной стороны его виска стекает ручеек крови и бежит по щеке.

Новое чувство паники охватывает меня.

— Рокан! — Я отпускаю его рога, а затем начинаю лихорадочно копать. Он был ранен, и мне нужно вытащить его оттуда. Он не может оставаться здесь — что, если надвигается еще одна лавина? Пока я копаю, я отчаянно пытаюсь сообразить, что вызывает сход лавин. Это тающий снег? Это потому, что сегодня слишком тепло? Или дело в том, что здесь слишком много снега? Я роюсь в охапках снега, снова и снова выкрикивая его имя.

В конце концов, он резко просыпается, и его голова снова откидывается назад. Меня чуть не протыкает один из его больших рогов, и я отползаю в сторону, лаская его лицо.

— Ты в порядке?

Он пытается поднять руку, чтобы подать мне знак, но его движения медленные.

— Я собираюсь вытащить тебя, — обещаю я ему, стараясь не волноваться. Я копаю дальше, убирая снег с его спины и плеч. Мои руки словно ледяные, но я не обращаю на это внимания, потому что прямо сейчас я должна быть сильной. Сейчас не время быть слабой. С Роканом что-то не так, и все, о чем я могу думать снова и снова, это то, что мне следовало прислушаться.

«Знай, что у тебя есть мое сердце».

Я сдерживаю угрожающий всхлип и сильно шмыгаю носом. Я поплачу позже, когда он будет в безопасности на корабле и выпьет чашку горячего чая. А до тех пор я должна держать себя в руках.

Я продолжаю разгребать снег руками. Я собираюсь его откопать, даже если это займет весь чертов день. Однако, когда я копаю глубже, я вижу множество сломанных сосулек, смешанных со снегом за его спиной. Рядом с его плечом есть один кусок размером с мой кулак, и на нем кровь. Это ударило его по пути вниз? Я подхожу ближе к нему и дергаю его за рог, похлопывая по щеке. Он ошеломленно откидывается назад, моргая на меня. Ясно, что он не может сосредоточиться. Я заглядываю ему в глаза — его зрачки не такие, как у меня, так что трудно сказать, расширены они или нет, но держу пари, у него сотрясение мозга. «Ты можешь встать? — жестикулирую я. — Я не могу нести тебя. Ты слишком большой».

Он протягивает руку и касается моей щеки, затем показывает: «Ты в порядке?»

Я качаю головой и тяну его за руку.

— Я в порядке, но ты должен встать, Рокан. Ты не можешь оставаться здесь. Нам нужно вернуть тебя на корабль — в Пещеру старейшин.

Рокан поднимает одну руку, затем другую и пытается выбраться из дыры. Он по пояс утопает в снегу, и место, которое я освободила против него, только что заполнилось еще большим снегом. Я продолжаю копать, пока он пытается медленно высвободить свое тело. Это небыстрый процесс, и ему приходится постоянно останавливаться, закрыв глаза. Я похлопываю его по щеке, снова и снова, пытаясь не дать ему уснуть. Если у него сотрясение мозга, он не может спать.

Если у нас есть хоть какая-то надежда вернуться на корабль, он не может спать.

После, кажется, вечности, Рокан наконец выбрался из ямы. Он перекатывается на спину и в изнеможении растягивается на снегу. Я подползаю к нему сбоку и осторожно провожу пальцами по его голове, ища рану, пока он отдыхает. Найти ее нетрудно — на самой макушке у него огромная шишка, и когда я прикасаюсь к ней, мои пальцы покрываются кровью.

Мой бедный Рокан.

Он протягивает руку и касается моей щеки, затем жестикулирует. «Ты в порядке?»

Мне хочется плакать. «Я в порядке, — жестикулирую я в ответ. — Ты можешь идти?»

«Я… попытаюсь». Его рука опускается обратно на землю, как будто он слишком устал, чтобы сказать что-то еще, кроме этого. Это как кинжал в моем сердце, и я задерживаю дыхание, когда он пытается сесть.

Через несколько мгновений мне становится ясно, что он не сможет стоять без посторонней помощи. Я подхожу к нему, перекидываю его руку через свое плечо и пытаюсь помочь ему встать; это все равно что пытаться поднять дюжину мешков с песком одновременно. Моя спина и ноги протестуют против напряжения, но я отказываюсь сдаваться. С большим трудом я, наконец, могу помочь Рокану подняться на ноги. Он вцепляется мне в плечи и почти тащит меня на землю.

Это тоже не сработает. Но надо попытаться.

— Давай, — шепчу я вслух. — Мы должны отвезти тебя домой.

Мы делаем два шага, а затем Рокан накреняется вперед, падая обратно на землю и увлекая меня за собой.

Я откатываюсь, вытирая снег с лица, и в бешенстве поворачиваюсь к нему.

— Рокан!

«Ты в порядке?» — спрашивает он меня медленным жестом руки.

Мне хочется кричать от отчаяния. Пострадал он, а не я, и этот несносный, упрямый мужчина беспокоится обо мне и только обо мне. Даже сейчас он пытается защитить меня.

Мне нужен новый план. Я снимаю один из своих верхних слоев теплого меха и обматываю его голову, чтобы остановить кровотечение.

— С тобой все будет хорошо, — говорю я ему вслух. — Давай укутаем твою голову и устроим тебя поудобнее, а потом я пойду поищу что-нибудь, что могло бы нам помочь, хорошо? Может быть, хорошие санки или что-то в этом роде.

О, конечно, потому что санки просто растут на деревьях. Хотя я не знаю, что еще можно сделать.

Я не могу нести его. Я не могу оставить его здесь.

Я не оставлю его здесь.

Он сжимает мою руку в своей и притягивает мои пальцы к своему рту для поцелуя. «Ты замерзла», — сонно сигналит он, закрывая глаза.

Горячие слезы, с которыми я боролась, хлынули вперед. Я всхлипываю в воздух и провожу рукой по его щеке. Прямо сейчас? В этот момент? Мне все равно, вызывает ли это кхай у меня чувства к нему или это мои собственные чувства. Все, что я знаю, это то, что я люблю его, и прямо сейчас он в серьезной опасности.

«Я люблю тебя, — жестикулирую я, но его глаза закрыты; он этого не видит. — Я люблю тебя, и я собираюсь это исправить, я обещаю».

— Я стану твоей парой, — шепчу я. Я наклоняюсь и целую его в губы, вытирая свои ледяные слезы. Он снова засыпает, и я не знаю, что делать. Я не могу оставить его здесь одного и беззащитного.

Однако я не собираюсь сдаваться.

Я поднимаюсь на ноги и хватаю его за плечи туники. Все в порядке. Мы не более чем в нескольких милях от корабля. Я надеюсь. Мне просто придется оттащить его в безопасное место. Я крепко держусь и тяну изо всех сил.

Рокан отодвигается на дюйм. Может быть, два.

— Давай, — рычу я. — Двигайся!

Но это невозможно. Я пытаюсь снова и снова, но его плечи только приподнимаются. Я не могу сдвинуть его с места, он слишком тяжелый. Он, наверное, тяжелее меня по меньшей мере на двести фунтов, а я не совсем силовой атлет.

Я не могу сдвинуть его с места. Я хочу, но не могу.

В отчаянии я оглядываю долину. Может быть, там есть кусты, деревья или что-то еще, что я могла бы срубить, чтобы использовать в качестве саней. Но все, что я вижу вокруг себя, — это белое покрывало снега. В дальнем конце долины есть несколько деревьев, но тогда мне пришлось бы каким-то образом проделать весь путь туда с ним, чтобы срубить их, а я не могу сдвинуть его даже на три фута.

Я не оставлю его. Не сейчас, когда он без сознания и истекает кровью. Я представляю себе больших птиц, пикирующих с неба, и содрогаюсь.

— Я не оставлю тебя, — шепчу я, прижимаясь всем телом к его боку. — Ты мой, и я останусь здесь, пока мы не сможем выбраться вместе.

Я прижимаю голову к его груди, чувствуя низкое, нежное мурлыканье его кхая к моему. Мне говорили, что здесь нет атеистов, и я могу с этим согласиться. Прямо сейчас? Я бы все отдала, чтобы Рокан был здоров и улыбался мне. Мне все равно, манипулирует ли кхай мной или моими эмоциями — все, что я знаю, это то, что я люблю этого парня и хочу того, что у нас было до того, как я оттолкнула его. Я приму манипулируемую любовь, если это то, что нужно, чтобы подарить мне Рокана.

Он — все, чего я хочу. Я возьму его любым доступным мне способом.

Я не знаю, как долго мы лежим там в снегу. Стоит тишина, и мой мир состоит из ощущения, как его грудь поднимается и опускается при медленных, ровных вдохах. В каком-то смысле, я полагаю, это хорошо, что погода хорошая, потому что, по крайней мере, у нас не идет снег. Вместо этого солнца радостно теплые, почти до отвращения.

Все, о чем я могу думать, это о том, что он не хотел сегодня выходить на улицу.

Знай, что у тебя есть мое сердце.

Я вытираю слезы со щек, прежде чем они попадут на его тунику, потому что я не хочу оставлять ледяные пятна.

— О, Рокан. Проснись, пойдем домой, и я смогу показать тебе, как много ты для меня значишь.

Нежный подъем и опускание его груди — мой единственный ответ.

Я провожу рукой по его груди, и в этот момент на нас падает тень. Прежде чем я успеваю переварить это, я чувствую запах. Мокрая собака.

Я сажусь, задыхаясь, когда йети смотрит на нас сверху вниз. Это высокий взрослый самец, и когда он садится на корточки рядом с Роканом, вонь становится еще сильнее. Он смотрит на него сверху вниз, а затем переводит взгляд на меня.

Лицо покрыто шрамами, одного глаза не хватает.

Это тот же самый одноглазый йети, что и раньше.

Глава 17

ЛЕЙЛА

Я задерживаю дыхание, когда существо смотрит вниз на бессознательное тело Рокана. Моя рука тянется к поясу, где в ножнах мой нож. Если он сделает хотя бы одно неверное движение…

Йети смотрит на меня и делает знак рукой. Это маленькое, едва уловимое движение, которое может быть никем не замечено… за исключением кого-то, кто научился разговаривать руками.

Ой. Он меня о чем-то спрашивает.

Он снова делает знак рукой, и это пробуждает воспоминание. Это знак, который я узнаю — тот, который он делал раньше, когда протягивал мне кишки и пытался накормить меня. Хотя я не знаю, что это значит.

Йети наклоняется над Роканом, сильно принюхивается, а затем смотрит на меня. Он придвигается ближе к голове Рокана, затем наклоняется и снова принюхивается, его ноздри раздуваются. Может быть, он чувствует запах крови? Я прикусываю губу, волнуясь.

Он хлопает большой ладонью по груди Рокана, а затем снова подает сигнал.

Он спрашивает, мой ли Рокан?

Я киваю, потом понимаю, что он, возможно, не понимает, что это значит. Поэтому я делаю ему ответный знак, пытаясь повторить едва уловимые движения пальцев.

Он ворчит на меня, а затем поднимается на ноги. Я тоже встаю, чувствуя себя неловко. Что теперь?

К моему удивлению, он протягивает руку и хватает Рокана за одну руку, перекидывая его через свое волосатое плечо, как будто мой большой синий инопланетянин ничего не весит. Я следую за ним, когда он начинает уходить. Я не знаю, куда он направляется, но даже пещера, полная этих тварей, может быть безопаснее, чем оставить его истекать кровью на открытом месте.

Потом я вспоминаю длинный кишечник, которым этот человек пытался меня накормить, и меня бросает в дрожь. Может быть, и нет.

Я держу нож наготове, изо всех сил стараясь следовать за йети. Мои снегоступы пропали, затерялись в лавине, поэтому я чаще спотыкаюсь о тяжелый, мягкий снег, чем иду, но я полна решимости остаться с ними. Этот парень, похоже, знает, куда идет, и у него мой Рокан. Отставать — это не вариант.

Йети направляется в дальний конец долины и идет к одной из скалистых стен. Я обеспокоенно прищуриваюсь, когда он начинает карабкаться, Рокан все еще без сознания и перекинут через плечи твари. Куда он направляется? Стены долины крутые, почти отвесные, а на вершине нет ничего, кроме еще большего количества снега.

Однако, пока я наблюдаю, он поднимается примерно на полпути, а затем исчезает за скалой.

Я ахаю и в ужасе карабкаюсь за ними. Куда они делись?

Я поднимаюсь на несколько футов, когда голова йети появляется из-за скалы, и он делает подзывающий жест. Мне требуется несколько минут, чтобы взобраться за ними, мои ноги и руки протестующе кричат, но когда я подхожу ближе, я вижу, что в каменной стене есть трещина размером с человека. Она практически невидима невооруженным глазом и скрыта за другим скалистым выступом. Йети делает еще один жест «подойди» и снова исчезает внутри.

Это пещера.

Осторожно я вытаскиваю свой нож и следую за существом внутрь. Мое сердце бешено колотится, но у меня нет выбора — у него Рокан, и я не оставлю его. Вход в пещеру узкий и ненамного выше моего роста, что заставляет меня беспокоиться о том, что остальная часть пещеры не намного больше. Я не думаю, что смогу справиться в тесном помещении с вонью йети. Клаустрофобия от тесноты угрожает захлестнуть меня, но я сжимаю нож и заставляю себя не обращать на это внимания.

Рокан — это мое внимание. Только он.

На какой-то странный момент мне кажется, что в пещере становится все жарче. Я делаю шаг вперед, в темноту, чувство изоляции растет. Если здесь есть что-то опасное, я этого не услышу. Я не чувствую ничего, кроме запаха мокрой псины йети, и я ничего не вижу.

Я иду туда только на вере.

Волна влажного, горячего тепла накрывает меня, а затем я вижу свет. Странные, мерцающие беловато-серые огни. Это не огонь и не сердце вулкана. На самом деле я не знаю, что это такое. Йети появляется снова и жестом приглашает меня вперед, и я следую за ним.

Открывается небольшой пещерный проход, и тогда я оказываюсь в стране чудес.

Я втягиваю воздух, в благоговейном страхе перед открывшимся передо мной зрелищем.

Это огромная пещера. Ну, вроде того. Это больше похоже на выдолбленный улей, с гребнями и слоями по краям пещеры, но не очень похожий на настил. Это похоже на трещину в скале, которая разверзлась.

Я смотрю вверх, потому что стены этой странной, жаркой пещеры увиты растениями. Ярус за ярусом скалы усыпаны ярко-зелеными листьями, голубыми вкраплениями и красными ягодами, которые капают с толстых виноградных лоз. Потолок пещеры поднимается высоко, и наверху мерцают и трепещут яркие огни, но остаются постоянными. Свет исходит от обломка инопланетного корабля, разбитого и втиснутого в скалу так высоко, что я никогда не смогла бы до него дотянуться. Я не знаю, что он здесь делает, но там есть подсвеченные панели разных цветов, а куски мусора разбросаны по скалам среди растений, давая им свет.

Я смотрю вниз, и на дне пещеры есть бурлящий ярко-голубой источник, края бассейна испещрены цветными полосами. Должно быть, именно отсюда исходят тепло и влага. Я делаю шаг вперед, охваченная благоговейным страхом.

Это самое красивое место, в котором я когда-либо была. Повсюду яркие цвета — зеленые и синие смешиваются с красными, и все это благодаря растительной жизни. Это не размытый розовый цвет деревьев снаружи или бесконечная белизна. Это взрыв зелени, которая каким-то образом нашла опору на этой замерзшей планете, и я поражена. Каким-то образом этот маленький кусочек корабля в этом идеальном месте создал огромную пещерную оранжерею, полную цветущих растений. Легкие цветочные ароматы смешиваются с запахом мокрой собаки, и я оглядываюсь в поисках йети — и Рокана.

Мой мужчина лежит на скалистом выступе в стороне, и я придвигаюсь к нему ближе, опускаясь на колени. Он дышит ровно. Я ищу йети, но здесь так много всего интересного, что я ошеломлена. Там, в листьях по краям улья, йети карабкается по толстым лианам. Он хватает несколько ярко-красных плодов и запихивает в рот горсть блестящих зеленых листьев, усердно пережевывая. Ладно, значит, он готовит себе ужин. Думаю, я не могу его винить. Думаю, это место так же безопасно, как и любое другое.

Я касаюсь щеки Рокана, но он все еще без сознания. Должна ли я попытаться переместить его в более безопасное место? Я беспокоюсь, что если он перевернется, то упадет с выступа. Конечно, не то чтобы у него было много места для перемещения. Растения заполонили все пространство, буйно разрастаясь на каждом возможном дюйме.

Йети приземляется на выступ рядом со мной, заставляя меня от неожиданности отпрянуть назад. Он подсовывает мне красные фрукты, и я хватаю их, прежде чем они успевают скатиться с края. Каждый размером с дыню, с твердой кожурой. Я делаю жест в сторону себя, спрашивая, хочет ли он, чтобы я их съела. Боже, они выглядят потрясающе. У меня слюнки текут при мысли о дыне. Прошло так много времени с тех пор, как я ела что-либо, кроме мяса.

Он продолжает жевать, приоткрыв рот и бросая на меня взгляды, показывая, что у него в два раза больше зеленого. Затем он подает тот же сигнал, что и всегда, выжидающе глядя на меня.

Дарение плода внезапно приобретает обоюдоострый смысл. Что, если я приму это, и он подумает, что теперь мы друзья? Что я выбираю его, а не Рокана? Даже если они пахнут невероятно, я не могу их есть. Я откладываю их в сторону, указываю на Рокана и подаю сигнал над ним.

Если йети может выглядеть разочарованным, то этот выглядит именно так. Он наклоняет голову и корчит гримасу — или издает звук — ртом, а затем продолжает жевать.

Я молчу, крепко сжимая одной рукой нож, а другой — рукав Рокана.

Йети смотрит на меня еще мгновение, продолжая жевать. Затем он поворачивается к Рокану и стягивает повязку с его головы, принюхиваясь. Я наблюдаю, не зная, что еще делать. Не похоже, что он причинит ему боль… но я помню, насколько они непредсказуемы.

Он снова принюхивается к тому месту на голове Рокана, где он ранен. Я вижу кровь, запекшуюся в густых волосах Рокана, и мое сердце сжимается. Это все моя вина.

Я так погружена в эти мысли, что почти пропускаю ту часть, где йети выплевывает пережеванную зелень и шлепает ею прямо на рану Рокана. Ой. О мой Бог. Я издаю рвотный звук, и существо смотрит на меня, немного пережеванной зелени все еще вытекает у него изо рта. Я прижимаю руку к губам. Тишина, наверное, лучше всего. Думаю, что это может быть версия исцеления от йети. В каком-то смысле это даже мило.

Йети вытаскивает остатки зелени изо рта и прикладывает их к ране, затем ползет обратно вдоль виноградных лоз, чтобы взять еще. Он возвращается через несколько мгновений без фруктов для меня и выплевывает еще одну порцию отвратительной припарки на голову бедного Рокана.

Затем он выжидающе смотрит на меня.

Э-э. Я не уверена, чего он хочет. Я снова накинула кожаную повязку на голову Рокана, осторожно, чтобы не потревожить рану. Я бы поблагодарила его, но я не знаю сигнала йети для этого.

Однако, похоже, мой друг йети — пони с одним трюком. Он снова делает символ «пара» (по крайней мере, я почти уверена, что это означает «пара») и наблюдает за мной.

Да, я не передумаю. Я похлопываю Рокана по плечу. Это моя пара. Я почти чувствую себя виноватой из-за того, что отказала ему — не то чтобы я хотела быть невестой йети, но он был таким милым и услужливым.

В ответ йети обнажает зубы, и я чувствую, как горячее, зловонное дыхание ударяет мне в лицо, когда он кричит на меня. Он срывает крупные плоды и прыгает прочь, карабкаясь вверх по виноградным лозам. Я потрясенно смотрю, как он уходит. Несколько мгновений спустя он исчезает из пещеры, и тогда остаемся только я и Рокан.

Ладно, это было немного страшно. Вот тебе и жалость к этому сумасшедшему парню.

Я крепче сжимаю свой нож, готовая защищать свою пару. Однако все тихо, и через несколько минут я начинаю задаваться вопросом, действительно ли существо исчезло. Я все еще удивлена, что он появился спустя столько времени. Может быть, он следил за мной, ожидая подходящего момента, чтобы попытаться убедить меня стать его парой?

Отлично, у меня есть преследователь йети. Абсолютно то, о чем мечтает каждая девушка.

Однако, когда проходит больше времени, а йети не возвращается, я расслабляюсь. В животе урчит, и я окидываю взглядом всю зелень рядом со мной. Может быть, мне стоит попробовать что-нибудь съесть. Я встаю на ноги и иду вдоль выступа в поисках фруктов, которые находятся в пределах досягаемости. Неподалеку над головой растет большой желтовато-оранжевый плод, такой тяжелый, что виноградные лозы сгибаются под его тяжестью. Я осторожно срываю его и нюхаю. Он пахнет персиками, но кожура гладкая и твердая. Я возвращаюсь на свое место рядом с Роканом, проводя пальцами по его руке при этом. Я просто хочу прикоснуться к нему, знать, что он там.

Чтобы очистить плод от кожуры, требуется немного времени, и внутри у него твердая, упругая белая кожура толщиной не менее двух пальцев, а вкус горький и ужасный. Я срезаю до косточки, но обнаруживаю, что это вовсе не косточка, а мягкая, гладкая сердцевина, напоминающая мне авокадо. На вкус это нечто среднее между шпинатом и арбузом, странный вкус, но он такой свежий и легкий, что я съедаю каждый кусочек и облизываю кожуру.

Тогда ничего не остается, как сидеть сложа руки и ждать, когда проснется Рокан или вернется йети. Я беру его большую руку и кладу себе на колени. Его хвост такой неподвижный, и это беспокоит меня, поэтому я протягиваю руку и осторожно накрываю им свои ноги, слегка проводя пальцами по его длине.

Мне становится лучше от одного прикосновения к нему. Менее одиноко.

Пожалуйста, проснись.

РОКАН

Моя голова пульсирует и болит за глазами. Это хуже, чем в тот раз, когда я, будучи ребенком, украл сах-сах моего отца и выпил все это в одиночку. У меня немного болит все тело, во рту сухо, но больше всего у меня болит голова. Я открываю глаза, щурясь, но все, что я вижу, — это смесь ослепляющих цветов. Я снова закрываю их, потирая глаза рукой. Здесь очень тепло, и все мое тело кажется влажным от пота и горячим.

Через мгновение я понимаю, что чьи-то мягкие, нежные руки гладят мой хвост.

— Ле-ла? — Тогда я чувствую себя глупо из-за того, что говорю вслух, потому что она меня не слышит. Я заставляю себя снова открыть глаза и вглядываюсь в нее.

Ее лицо размыто, но я могу сказать, что она улыбается. Ее пальцы касаются моего лица, поглаживая его. «Как ты себя чувствуешь? — показывает она. — Ты в порядке?»

«Больно», — отвечаю я в ответ. Мои конечности кажутся тяжелыми и усталыми. Я хочу закрыть глаза, потому что от цветов у меня еще больше разболелась голова, но тогда я не смогу увидеть свою милую половинку. «Где мы находимся?»

«Пещера, — она жестикулирует. — Отдыхай. Выпей немного воды».

Она прижимает что-то к моему рту — свой кувшин с водой. Я делаю несколько глотков, а затем снова ложусь на спину. Мои воспоминания о том, как мы сюда попали, расплывчаты; я не помню, как возвращался в пещеру после грохочущей лавины. Я также не помню всех этих странных цветов. Я прикрываю глаза, потому что они причиняют мне боль.

— Отдохни, Рокан, — говорит Ле-ла своим сладким, мягким голосом. — Мы в безопасности. Тут есть еда и вода, и я присмотрю за тобой. У нас все хорошо. — Ее руки сжимают одну из моих, прежде чем я успеваю начать жестикулировать ответ. Мгновение спустя я чувствую, как ее рот прижимается к костяшкам моих пальцев, и мой кхай реагирует, громко напевая.

У меня так много вещей, которые я должен ей сказать, но давление в моей голове мешает думать. Я устал, а она рядом и в безопасности. Остальное неважно. Ее маленькие ручки сжимают мою большую, и я крепко держу ее. Пока я чувствую руки моей пары на себе, я могу расслабиться. Она в безопасности.

Я снова проваливаюсь в сон.

***

Я сплю урывками, наполовину бодрствуя, наполовину во сне. Моя Ле-ла всегда рядом, ее прикосновения успокаивают, но есть вещи, которые кажутся неправильными. Жарко, и я так сильно потею, что мне хочется снять с себя одежду, но я не смею. Это может быть лихорадка, обманывающая меня. Я не чувствую запаха дыма, а это значит, что огня нет, но я постоянно испытываю жажду и чувствую, что моя грива промокла. Ле-ла дает мне воду и прохладную, терпкую еду и настаивает, чтобы я больше спал. Что она присматривает за мной, и я в безопасности. Тут есть еда и вода, и мы защищены от холода. Здесь не о чем беспокоиться.

И я горжусь ею, потому что моя пара умная и сообразительная. Я горд ею. Ни один самец не мог бы пожелать лучшей пары, чем моя. Или более милой. Или более приятной, или доброй. Воистину, я самый счастливый из ша-кхаев, у меня есть моя Ле-ла, и она наполняет мои мечты своими улыбками и нежной кожей. Когда она кормит меня сладкими, сочными вещами, я представляю, что это ее влагалище, и я всегда жажду большего.

После нескольких снов я просыпаюсь и обнаруживаю, что моя голова не наполняется болью, когда я открываю глаза, и что боль за бровью тупая, а не пронзительная. Я медленно сажусь, прищурившись, оглядываясь вокруг. Моя Ле-ла свернулась калачиком рядом со мной, мой хвост у нее в руке. У нас нет мехов, и она раздета до самого нижнего слоя одежды. На ней только маленькая кожаная полоска вокруг сосков и короткая юбка, прикрывающая бедра. Большая часть ее бледной кожи обнажена, и мой член реагирует на это зрелище. Я провожу пальцами по ее руке, затем отстраняюсь, когда вспоминаю, что она этого не хочет, пока не решит, прислушается ли она к своему кхаю.

Ее глаза открываются от моего прикосновения, и улыбка изгибает ее рот. Ее вид наполняет меня теплом. «Как твоя голова?» — показывает она, садясь.

«Лучше. Ты ранена?» Я думаю о грохочущем снеге, о ноющем, ужасном ощущении, которое я испытал в своем «знании», которое сказало мне, что она в опасности. Я хватаю ее и прижимаю к своей груди, поглаживая по волосам. Мое облегчение от того, что она в безопасности — что ее маленькое, хрупкое человеческое тело цело, — переполняет меня.

Ее рука похлопывает меня по руке.

— Рокан, я в порядке. Действительно. Отпусти меня.

Неохотно я так и делаю. Я хочу держать ее в течение нескольких дней и знать, что она в безопасности в моих объятиях.

Однако она не отстраняется. Вместо этого ее руки поднимаются к моей голове, и она тянет за повязку. Она вытаскивает ее из моих потных волос, и затем воздух наполняется странным ароматом.

— Выглядит лучше, — бормочет она себе под нос, даже когда ее соски прижимаются к моему лицу, и мне требуется вся моя сила, чтобы не стянуть кожаную ленту спереди и не зарыться лицом в ложбинку там.

Ле-ла проводит пальцами по пятну на моей голове, и я вздрагиваю, потому что там чувствительно. Я сам прикасаюсь к нему, а когда отдергиваю, моя рука покрыта зеленой жижей. Что это? Я нюхаю это, и от него исходит странный запах.

— Не ешь это, — быстро предупреждает она, хватая меня за запястье. — Ты не хочешь знать, откуда это взялось.

«Как будто я стал бы это есть? Это ужасно пахнет». Я слегка качаю головой и, нахмурившись, вытираю руку о тунику.

«Как ты себя чувствуешь?»

«Горячий. Потный. Я хочу искупаться».

«Удачи добраться до воды, — с улыбкой она подает знак в ответ. — Для этого надо спуститься ниже. Возможно, придется подождать несколько дней, пока ты не встанешь на ноги».

Ее слова странные, и я впервые с момента пробуждения изучаю свое окружение. Цвета все еще здесь. Я не был уверен, что они не были частью моего сна, но зелень, которая струится со стен пещеры, не исчезает теперь, когда я проснулся. «Что это за место?»

«Это сад, — говорит она. — Мне так много нужно тебе рассказать!» — Ле-ла протягивает руку, чтобы обхватить мое лицо ладонями, излучая счастье. Ее улыбка не исчезает, и в следующее мгновение она прижимается своими губами к моим. Горячие, сладкие губы касаются моих, а затем ее язык погружается в мой нетерпеливый, ожидающий рот. Ее вкус сладок, и я крепко прижимаюсь к ней, когда она целует меня. Я скучал по этому.

Мой кхай согласно урчит в моей груди, и потребность обладать ею растет с каждым вдохом. Наш поцелуй становится все более интенсивным с каждым проходящим мгновением. Я позволяю ей провести языком по моему, но когда она пытается отстраниться, я прижимаю ее к себе и посасываю ее нижнюю губу, пока она не начинает стонать, ее соски трутся о мою грудь, ее руки зарываются в мои потные волосы.

Означает ли это, что теперь она примет меня как свою пару? Ее маленький язычок так же жаждет меня, как и я ее, и я чувствую горячий аромат ее желания среди благоухания растений. Если она позволит мне, я уложу ее здесь, в этой пещере, и сделаю своей. Моя набедренная повязка становится тугой при мысли о том, чтобы проникнуть глубоко в нее, и я прерываю поцелуй и закрываю глаза, боясь потерять контроль.

Ее тихий стон в моем ухе заставляет меня вспотеть.

— О, Рокан. Я думала, что потеряла тебя.

Я отстраняюсь и изучаю ее лицо. Я не вижу там ни страха, ни гнева, только потребность. Даже при том, что мне больно отпускать ее, мне нужны мои руки, чтобы говорить. «Я твой. Я всегда буду рядом с тобой».

К моему ужасу, ее глаза наполнились слезами. «Да, но я не слушала. Я не доверилась тебе, когда ты сказал, что тебе не нравится погода. Я должна была прислушаться. Во всем».

Я качаю головой. «Ты не поняла. Не многие понимают».

«Но я твоя пара. Я должна была понять. Ты всегда делал все возможное, чтобы понять меня. Я дура, и мне следовало стараться усерднее».

Моя пара? Яростная радость захлестывает меня. Я беру ее лицо в ладони и смахиваю слезы с ее щек, прижимаясь поцелуем к ее мягким губам, прежде чем снова написать в воздухе.

«Ты принимаешь, что ты моя пара?»

«Я чуть не потеряла тебя в лавине. Это заставило меня понять, что мне все равно, что заставляет меня так себя чувствовать. Я просто люблю тебя и хочу быть с тобой. Ты все еще любишь меня?»

«Мое сердце всегда принадлежит тебе».

Ее заплаканная улыбка прекрасна. «А мое — тебе».

Я хочу убедиться, что она понимает, что значит принять меня как свою пару. «Мой народ спаривается на всю жизнь, Ле-ла. Резонанс соединяет нас для комплекта, и мы должны оставаться вместе, пока он не будет создан».

Но не все остаются вместе после этого. Это не часто, но это случилось, и я думаю о несчастных родителях Рáхоша, а также об Айше и Химало. Я не пожелаю ей страданий, если она не захочет остаться со мной.

Поэтому я добавляю: «Если ты не захочешь меня потом, я не буду заставлять тебя оставаться».

Она яростно трясет головой. «Я не уверена, что готова к ребенку, но я точно знаю, что не потеряю тебя. Если ребенок будет, мы вместе станем родителями. Я люблю тебя. И в следующий раз, когда у тебя возникнут плохие предчувствия по поводу погоды, заставь меня выслушать тебя».

Ее слова согревают меня. «Тогда давай спаримся. Я сделаю тебя своей прямо сейчас».

Она хихикает и качает головой, выглядя удивленной моим предложением. «Сейчас не время. Тебе все еще нужно отдохнуть и набраться сил. К тому же, твоя голова покрыта чьей-то жеваной жижей».

Я дотрагиваюсь до своей головы, даже когда она снова накладывает кожаную повязку на мою рану. Я терпеливо жду, пока она закончит, а затем спрашиваю. «Здесь кто-то был еще? Кто?»

«Долгая история. — Она кладет руку мне на плечо. — Я расскажу об этом позже. Тебе следует отдохнуть».

Я показываю ей, что не устал. «Я бы предпочел прикоснуться к своей половинке».

Ее глаза блестят при этом, и ее рука медленно скользит с моего плеча на грудь. Очень медленно. «Может быть, ты позволишь своей половинке прикоснуться к тебе?» Эта соблазнительная рука покидает мой живот, и я чуть не стону вслух от разочарования. Она снова кладет руку мне на плечо. «Ложись обратно».

Позволить моей паре прикоснуться ко мне? Эта мысль наполняет меня удовольствием, и все же доставлять ей удовольствие — одна из моих величайших радостей. «Если ты не позволишь мне прикоснуться к тебе сейчас, я прикоснусь к тебе дважды, когда придет моя очередь».

«По-моему, это звучит как сделка. Теперь ты ляжешь на спину?»

Я так и делаю, и ее пальцы дергают за шнурки моей туники. Мне вдруг захотелось снять ее — не только потому, что она потная, но и потому, что я хочу, чтобы ее руки были на мне. Не имеет значения, что в этой странной пещере удушающе жарко, потому что на моей Ле-ла очень мало одежды, и когда она прикасается ко мне, я чувствую, как ее обнаженная кожа трется о мою.

Внезапно я совсем не возражаю против жары.

Она заканчивает со шнурками у меня на груди, а затем дергает за тунику. Я поднимаю руки, чтобы она помогла мне снять ее, и от одного этого небольшого движения я устаю. Возможно, она права, и мне нужно отдохнуть подольше. «Мне не нравится быть таким слабым», — говорю я ей.

«Я здесь, — подает она мне знак. — Я позабочусь о тебе». В ее глазах появляется озорной блеск, когда она подает мне руку, а затем ее пальцы скользят к моему поясу.

Я снова ложусь на спину, наблюдая, как она расстегивает мой ремень, а затем ослабляет набедренную повязку. Одна рука скользит вверх по моему животу, ее пальцы обводят контур моих мышц, и мой член дергается в ответ. Это небольшое движение не ускользает от ее внимания, и пока я наблюдаю, ее взгляд опускается ниже, и она отодвигает мою набедренную повязку, чтобы открыть мой член, твердый и ноющий, головка покрыта густыми каплями семени.

Она издает горлом довольный звук, от которого у меня подергивается хвост, затем поднимает на меня глаза. Взгляд ее глаз такой же горячий, как воздух вокруг нас, и пока я смотрю, ее рука обхватывает мой член по всей длине.

Дыхание со свистом вырывается у меня сквозь зубы. Я не могу отвести взгляд, когда она проводит пальцами вверх и вниз по моей длине, чувствуя выступы и изучая текстуру. Ее пальцы обводят большую вену вдоль моего ствола, а затем она опускается, и ее рот скользит по головке моего члена.

Мои руки беспомощно сгибаются. Я хочу схватить ее за шелковистую гриву и потереться членом о ее лицо. Я хочу оттащить ее и поцеловать в этот мягкий, скользкий рот. Я хочу, чтобы она взяла меня в рот тем шокирующим способом, который она предлагает.

Я полон желания.

— Я никогда не делала этого раньше, — бормочет она, поднимая на меня взгляд. — Так что похлопай меня по плечу, если я сделаю что-то, что тебе не понравится, хорошо?

Она сделает что-то, что мне не понравится? Невозможно. Но я заставляю себя кивнуть, мой взгляд прикован к ней. Я не смог бы отвести взгляд, даже если бы небесные когти опустились в следующее мгновение. Мой взгляд прикован к Ле-ла и только к Ле-ла, когда она снова проводит своими дразнящими пальцами по моей длине, ее рот приближается все ближе.

Затем она слизывает капельку влаги с кончика моего члена, и я чувствую, как ее язык слегка касается меня.

— Ты приятный на вкус, — шепчет она, и ее дыхание скользит по моей чувствительной коже. — Возможно, мне придется делать это чаще.

Мой стон потребности заглушается, когда ее губы смыкаются на головке моего члена. Я наблюдаю, как она втягивает меня глубже в свой рот, ее язык скользит по моей длине. Я никогда не чувствовал ничего настолько замечательного. Я хочу прикоснуться к ней, зарыться руками в ее волосы, но я также не хочу отвлекать ее от ее задачи. Не тогда, когда она лижет и сосет каждый кусочек моего члена.

Мой кхай громко гудит, его песня совпадает с ее песней, и я чувствую нежные вибрации этого звука через ее рот и ее язык, когда она посасывает мою длину. Ее пальцы дразнят мою шпору, исследуя ее, даже когда она облизывает мою длину.

Я должен закрыть глаза. Если я этого не сделаю, я изольюсь прямо ей в рот и на этот прекрасный розовый язычок, который даже сейчас рисует дразнящие круги на головке моего члена. Я представляю это и почти теряюсь. Я сжимаю кулаки и прижимаю один ко лбу, заставляя себя не прикасаться к ней. Позволяя ей поработать своим ртом над моим членом, и я с радостью вынесу все, что она мне предложит.

Но моя пара хитра. Я так сосредоточен на ее губах, скользящих по моей длине, что не обращаю внимания на ее руки. Она берет конец моего хвоста, и прежде чем я успеваю осознать, что она делает, она гладит его пальцами, точно так же, как она гладила мою шпору.

Мои глаза распахиваются. Я смотрю, как она отрывает свой рот от моего члена, чтобы лизнуть кончик моего хвоста.

И это так же чувствительно, как моя шпора. Все мое тело дергается в ответ. Я кладу руку ей на плечо, чтобы остановить ее, предупредить, чтобы она отстранялась, потому что я вот-вот потеряю контроль.

Ле-ла смотрит на меня, и когда я слегка качаю головой и начинаю жестикулировать, выражение ее лица становится озорным. Ее рот снова опускается на мой член, и она жестко сосет.

И я кончаю. Я изливаюсь на ее язык и губы, в ее горячем, сосущем рту. Это потрясающе. Дыхание было украдено из моих легких, точно так же, как мое сердце было украдено из моей груди.

Я недостоин такой идеальной пары.

Глава 18

ЛЕЙЛА

Несмотря на то, что Рокану, кажется, становится лучше, я заставляю его «расслабиться» в садовой пещере еще на два дня. По крайней мере, такова идея. Ему нужно отдохнуть и восстановить свои силы. На самом деле я не совсем уверена, что этот мужчина знает, как расслабиться. Я пытаюсь утомить его минетом (который, ладно, намного веселее, чем я ожидала), поглаживаниями спины и дремотой. Он делает все возможное, чтобы попытаться помочь — делает мне новые снегоступы из более толстых, заросших тростником сухих лоз, заново сшивает порванную кожу и даже спускается к бассейну с водой под нашим уютным выступом, чтобы он мог искупаться.

Его неспособность оставаться в постели сводит меня с ума, но я полагаю, что он ничего не может с этим поделать. Я такая же. Здесь, в этой пещере, нет необходимости разводить огонь — здесь слишком влажно и тепло. Это немного напоминает мне сауну, которая, на мой взгляд, чертовски хороша, даже если Рокан жалуется на жару. Я думаю, это более «человеческая» температура, чем ша-кхай. Поскольку здесь нет огня, нет необходимости таять снег, а виноградные лозы обеспечили нас достаточным количеством пищи. Есть все виды фруктов и дынь, а также несколько клубневидных растений, которые на вкус крахмалистые и ужасные в сыром виде, но, вероятно, будут довольно вкусны приготовленными. Рокану нравятся фрукты, но он озадачен ими; он никогда раньше их не пробовал. Это заставляет меня задуматься об этой маленькой пещере. Если эти растения ему незнакомы, то может они прибыли на космическом корабле с его предками и высыпались из разбитой части корабля, втиснутой в лед и камень над нами? Так вот почему они растут только здесь? Или эта трещина просто оказалась достаточно теплой, чтобы позволить этим растениям цвести, когда снаружи все обледенело? В любом случае, они добавляют немного разнообразия в наш рацион, и я стараюсь распределять его по порциям, сохраняя семена, когда могу.

Мой одноглазый друг не вернулся. Я не могу сказать, что мне грустно, потому что я думаю о его собственнических жестах по отношению ко мне и его постоянных попытках заставить меня бросить Рокана. Но он действительно спас мою пару, так что я все равно благодарна. Я также хочу оставить ему достаточно фруктов на случай, если он вернется. Рокан сначала не верит мне, когда я говорю, что существо — мэтлакс, как он его называет, — помогло мне. Он не считает их разумными. Может быть, они и не на нашем уровне, но ясно, что йети знал намного больше, чем считает Рокан. Однако я не спорю с этим. Я отчасти надеюсь, что йети больше никогда не появится. Может быть, он вернется домой и найдет милую миссис йети, которая осуществит его пушистые мечты. Я просто не та девушка для него.

На третий день нашего пребывания в пещере с садом голова Рокана перестала болеть, и пришло время возвращаться в Пещеру старейшин. Я немного расстроена — наша пещера здесь такая красивая и теплая, и я люблю фрукты. Но Рокану невыносимо жарко, и все наши вещи все еще в Пещере старейшин. Кроме того, уступы здесь узкие, а это значит, что мне трудно спать рядом с Роканом, не опасаясь, что кто-нибудь из нас скатится с уступа в бассейн далеко внизу.

И мне ясно, что Рокан очень хочет, чтобы мы занялись сексом. И Пещера старейшин кажется лучшим местом для этого, с нашими милыми, чистыми мехами, жарким огнем и большим количеством места, где можно поваляться.

Ладно, признаю, я тоже этого очень хочу. Мы много играли, и за последние несколько дней я исследовала каждый дюйм Рокана своим ртом, потому что он «выздоравливал», но я горю желанием стать его во всех отношениях. Мы вернемся в Пещеру старейшин на день или два, соберем наши вещи, а затем отправимся в Пещеру племени, чтобы встретиться с остальной группой.

По какой-то причине я нервничаю из-за этого.

Если Рокан и чувствует мою нервозность, он никак это не комментирует. Он помогает мне одеться, чтобы снова выйти на снег, качая головой над моими мокрыми косами, которые наверняка обледенеют, или моими мехами, которые, вероятно, сделают то же самое после нескольких дней пребывания во влажной жаре пещеры. Он хмурится, когда обнаруживает, что я нагрузила свой рюкзак свежими фруктами с виноградных лоз, заявляя, что это слишком тяжело для моего «маленького человеческого тела», и взваливает его на себя. Затем он держит мои новые, непрочные снегоступы, пока мы осторожно выбираемся из пещеры обратно в порыв зимнего холода долины снаружи. Поблизости есть стадо существ, похожих на пони, но у нас нет копий, только наши костяные ножи. «Они подождут другого раза», — говорит мне Рокан.

Затем мы спускаемся на дно долины, и я надеваю снегоступы. Рокан закрепляет капюшон моего плаща, суетясь надо мной, а затем хмуро смотрит мне в лицо. «Ты выглядишь несчастной. Что тебя беспокоит, моя пара?»

«Я просто думаю».

«О чем?»

«Будущее? Что будет с нами дальше?» Я так долго думала на один день вперед, что странно остановиться и понять, что у меня нет большого плана на то, что будет дальше.

Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, затем подает знак: «Мы заберем наше снаряжение в Пещере старейшин, а затем я помещу комплект тебе в живот», — его глаза жарко вспыхивают при этой мысли.

Взгляд, которым он стреляет в меня, заставляет меня поежиться, даже если его слова немного, ну, прямолинейны. Конечно, он сосредоточен на резонансе и на том, чтобы мы соединились вместе. Я признаю, что это тоже занимает мои мысли, и все мои мечты в последнее время были довольно порочными. «Я имею в виду, когда мы придем в твою племенную пещеру, что я скажу им. Я беспокоюсь о том, на что это будет похоже».

«Все будут счастливы, что ты дома и в безопасности, — говорит он мне. — Что касается того, на что это будет похоже, то будет праздник с большим количеством пения и любимым сах-сах моего отца. Мой брат Аехако будет очень громким и неистовым, к удовольствию своей пары. Моя мама будет стараться кормить тебя все время. А я все время буду пытаться утащить тебя в свои меха. — Его хвост обвивается вокруг моей ноги, прижимаясь к моему бедру, как обещание. — Хотя сначала нам придется съехать из пещеры моей матери».

Я хихикаю над этим. «Ты все еще живешь дома с мамой и папой? Сколько тебе лет?»

Он пожимает плечами. «В пещерах не так много места. Охотники, которые не спариваются, живут вместе. Частные пещеры предназначены для семей».

Ой. Я не знаю, что чувствую по этому поводу. Я думаю о том, что проведу следующие несколько лет, живя в глубине чужой пещеры, и у меня в животе скручивается неприятное чувство. «Так куда мы уйдем?»

«Уйдем?»

«У нас будет своя пещера?»

«Да. — Он касается моего плоского живота. — Я заполню это, и мы сделаем новую пещеру, где будем жить вместе со многими комплектами».

Ик. Так много разговоров о том, чтобы наполнить меня. Я была бы потрясена грубостью его слов, если бы меня так не заводила эта мысль.

Он наклоняется и трется своим носом о мой. «Кроме того, мне десять рук. Сколько тебе лет?»

Это заставляет меня брызгать слюной. «Твоих рук или моих рук?»

«Моих рук, конечно, — говорит он мне, высокомерно наклоняя голову. — У моих нужное количество пальцев».

«Тебе сорок? Срань господня, Рокан! Ты стар!»

«Так ли это? — Он выглядит удивленным. — Я думал, мы ровесники».

«Мне двадцать два!»

Его брови хмурятся. «Такая молодая. Как долго живут люди?»

«Я не знаю. Семьдесят или восемьдесят лет?»

Он выглядит встревоженным этим. «Моей матери сто жестоких сезонов. — Он протягивает руку и похлопывает меня по груди. — Тогда тебе повезло, что у тебя есть кхай. Это сохранит твое здоровье гораздо дольше, чем это было бы в твоем человеческом мире. Мой народ доживает до глубокой старости. Вадрен пережил сто шестьдесят два жестоких сезона и по-прежнему ловок на охоте».

Я таращусь на него. Святое дерьмо. Сто шестьдесят два года. Я думаю, что сорок, в конце концов, не такой уж и возраст для его народа. Рокан не выглядит на сорок. Как он сказал, мы почти ровесники. «Сколько лет твоим братьям?»

«Аехако двадцать семь. Он молод, но он хороший охотник. У него есть пара и комплект. Другому моему брату, Сессе, две с половиной руки».

У его столетней мамы есть десятилетний ребенок? Это безумие. Может быть, они достигают зрелости и просто перестают стареть на долгое-долгое время. Кто знает? Я помню Аехако с нашей «спасательной» вечеринки, и он выглядел того же возраста, что и Рокан, не на пятнадцать лет моложе. Думаю, что между двадцатью и, скажем, восьми десятью годами для этих людей нет большой разницы.

Так странно.

«А как насчет языка? — спрашиваю я его, признаваясь в другой части, которая меня беспокоит. — Я не смогу ни с кем поговорить».

Он хмурится. «Ты будешь говорить. Остальные отправятся в Пещеру старейшин и выучат язык рук».

И подвергнуть их мозги лазерной обработке? Я беспокоюсь, что он ошибается на этот счет. «Откуда ты знаешь?»

«Потому что, когда супруга Вэктала и ее спутницы прибыли, они не могли говорить на нашем языке. Мы выучили их язык в Пещере старейшин, а они выучили наш. Как это могло бы быть по-другому?»

В его устах это звучит так просто, но я все равно чувствую себя неловко. Пока мне не поставили кохлеарный имплантат, я всегда чувствовала себя изолированной, а Мэдди переводила для меня, когда кому-то совершенно необходимо было поговорить со мной. Я была ограничена в том, с кем я могла говорить, и это было ужасно. По большей части со мной все было в порядке без моего имплантата, но я беспокоюсь о том, что снова окажусь в изоляции. Но Рокан не стал бы мне лгать.

С другой стороны, мне интересно, понимает ли Рокан, насколько эгоцентричными могут быть некоторые люди? Насколько легко просто поговорить с кем-то? «Я просто не хочу оставаться в стороне, — говорю я ему. — Или быть обузой».

Он выглядит шокированным этой мыслью, как будто она никогда не приходила ему в голову. «Зачем тебе быть обузой?»

«Потому что я не слышу, когда они говорят со мной?»

Он хмурится. «Тебе нужно говорить много слов. Это не твоя вина, что они еще не умеют говорить по рукам. Этому легко научиться, поэтому у них нет оправдания тому, что они не поприветствуют тебя как часть племени».

«Ты такой милый. Вот почему я люблю тебя».

Его глаза блестят от возбуждения. «Прибереги свои слова любви для того времени, когда мы будем у костра, или я брошу тебя на снег и засуну свой член в твое влагалище прямо сейчас». Судя по выражению его лица, он считает, что на данный момент это чертовски хорошая идея.

Иип. Я чувствую, как горячий румянец заливает мои щеки. Я почти уверена, что если бы мы спарились прямо здесь, то распугали бы пони. Плюс, я думаю о моем преследователе йети. «Давай вернемся в пещеру, хорошо? Чтобы ты мог правильно ухаживать за своей женщиной».

Он берет меня за руку, и мы отправляемся в Пещеру старейшин.

***

Обратный путь к Пещере старейшин кажется смехотворно коротким по сравнению с тем, каким бесконечным казалось расстояние, когда Рокан был без сознания. Мы добираемся туда в кратчайшие сроки, и я должна признать, что рада видеть гладкий, покрытый снегом купол этого места, когда он появляется в поле зрения. Надвигается шторм — потому что, конечно же, куда без него — и с небес падает легкий снег. Во время нашей прогулки мы собрали немного топлива — в основном сухого пони-корма, но я надеюсь, что на самом корабле осталось достаточно топлива, чтобы мы могли остаться на ночь и отдохнуть.

А потом я чувствую, как горят мои щеки, потому что, конечно, я не думаю о том, чтобы расслабиться. Я думаю о сексе с Роканом. О наших разгоряченных и обнаженных телах под мехами. О том, как мы делаем это — наконец-то заключаем сделку. Как я позволяю ему сделать меня беременной. У меня никогда даже не было секса, не говоря уже о том, чтобы парень входил в меня без защиты, и я нервничаю и взволнована этим. Весь день в моей груди урчало сильнее с каждой минутой, а Рокан весь день посылал мне горячие взгляды, так что я знаю, что он думает о том же самом.

Однако, когда мы подходим к дверям Пещеры старейшин, я с удивлением вижу новые, свежие следы на снегу у входа.

Рокан указывает на них в тот же момент, когда я их вижу. «Кто-то здесь есть», — говорит он мне.

«Кто? Кто-то из твоего племени?»

«Или мэтлакс, который нас нашел». — Он делает шаг вперед, вынимая нож, жестом показывая, чтобы я подождала позади него.

О черт, я даже не подумала о мэтлаксе. Я вытаскиваю свой собственный нож, надеясь, что это не мой прежний «парень». Что-то подсказывает мне, что он не был бы рад снова увидеть Рокана.

— Будь осторожен, — шепчу я, когда он входит.

Я остаюсь у подножия пандуса, когда он исчезает внутри, обеспокоенный. Вероятно, это просто товарищи из его племени пришли проведать нас, учитывая, что нас не было некоторое время. Конечно, это они.

С нетерпением я жду, когда он подойдет и подаст мне сигнал, что входить безопасно. С каждым мгновением я становлюсь все более встревоженной. Почему он так долго? С ним там все в порядке или там происходит драка, которую я не могу услышать? Что-то происходит?

Как раз в тот момент, когда я думаю, что больше не могу этого выносить, из тени появляется большая фигура, врывается в дверь и спускается по пандусу. Меховой капюшон откинут назад, и тогда я вижу ярко-светлые волосы и сияющее круглое лицо.

Это Мэдди.

Я засовываю свой кинжал в ножны, а затем бегу вперед так быстро, как только могу в своих снегоступах, широко расставив руки.

— Мэдди! — Челка моей сестры отросла и свисает ей на лицо, почти скрывая яркую, новую кхайскую синеву ее глаз. Ее лицо выглядит похудевшим, но улыбка полностью моя сестринская, и она выглядит здоровой и невредимой, и такой же варварской, как и я.

Когда она подходит ближе, я обнимаю ее и плачу слезами радости в ее спутанные волосы. Прошло так много времени с тех пор, как я видела ее в последний раз, и так много всего произошло. Я знала, что она в безопасности, и я знала, что она рядом, но, увидев ее, все это выходит на первый план, и я не могу удержаться от слез.

Ладно, может быть, и от крика. Но это хороший крик.

Мэдди отстраняется и изучает мое лицо, ее глаза яркие и сияющие от ее собственных эмоций, а затем делает шаг назад. Она осматривает меня, как будто убеждается, что я цела и со мной не обращаются плохо. Типичная Мэдди — она всегда была моей защитницей. Затем она улыбается и подает знак: «Боже милостивый, посмотри на себя!»

«Ну, а ты посмотри на себя, — я жестикулирую в ответ. — Ты выглядишь как одна из них!»

«А ты будто нет? У тебя такие жуткие глаза!»

«О, как будто твои чем-то лучше?» — Я смеюсь, потому что, конечно, теперь у нас у обеих светящиеся, жуткие глаза. Это часть кхай-штуки. Я даже не возражаю, что она это говорит, потому что видеть ее глаза без белков? Это непривычно. Она выглядит странно для меня, поэтому, конечно, я тоже выгляжу странно для нее. К этому нужно немного привыкнуть.

Она улыбается мне, и тогда я не могу перестать смеяться. Я снова обнимаю ее, и мне просто так хорошо, что моя сестра рядом со мной. Как будто маленький кусочек дома поселился здесь и заставил все на Ледяной планете засверкать. Не имеет значения, где я нахожусь. Если Рокан на моей стороне, а моя сестра здесь?

Это такой же дом, как и везде. Я могу быть счастлива в этом странном новом мире.

Глава 19

ЛЕЙЛА

«Что ты здесь делаешь?» — спрашиваю я свою сестру, как только первоначальное удивление от ее приезда проходит. Она выглядит здоровой — может быть, немного растрепанной, и похоже, что она немного похудела, но в остальном? Она выглядит великолепно. И она выглядит такой счастливой, увидев меня, что я чувствую себя виноватой.

Потому что мой первый инстинкт при виде того, что моя сестра здесь? Разочарование. Теперь у нас с Роканом нет уединения, чтобы реализовать наш резонанс. Это делает меня плохой сестрой, потому что, хотя я в восторге от встречи с Мэдди, я также расстроена тем, что она так неудачно выбрала время. Разве она не могла прийти завтра? Завтра я была бы в восторге, увидев ее.

С другой стороны, я полагаю, это хорошо, что она не появилась, пока мы были под одеялами и обнимали друг друга. Нам еще повезло.

Она жестикулирует, и я заставляю себя обратить внимание. «Фарли и я вчера ускользнули, — сказала она. — Это место недалеко от пещеры, поэтому мы решили прогуляться сюда и поздороваться».

«Ускользнули? — спрашиваю я. — Это звучит немного зловеще».

«Да. Нас, конечно, не держат в плену, но племя, похоже, решило, что мы должны дать вам, ребята, немного пространства. — Она закатывает глаза. — Они, похоже, не понимают, что ты моя сестра, и мы нужны друг другу».

Ее слова наполняют меня чувством вины. Я скучала по ней, но столько всего произошло. Моя сестра, в свойственной ей упрямой манере, проигнорировала совет племени — хороший совет — и решила найти меня самостоятельно. Я игнорирую укол разочарования, который чувствую. Мэдди любит меня и принимает мои интересы близко к сердцу. Она беспокоится обо мне.

Как она вообще могла знать, что я прекрасно справлялась без нее? Что я наслаждалась свободой, которую мы с Роканом получили, чтобы охотиться и делать то, что нам нравится? Что его уроки о том, как позаботиться о себе, придали мне сил, и я чувствую себя сильнее и способнее с каждым днем? Что я собиралась предложить ему остаться в Пещере старейшин еще на неделю или около того, потому что я не готова присоединиться к племени?

Но Мэдди ничего этого не знала. Для нее я испуганная, плачущая младшая сестра. Я всегда была такой.

Я просто улыбаюсь и коротко сжимаю ее руки.

Она бросает на меня укоризненный взгляд и снова жестикулирует. «Поэтому мы пришли сюда, а тебя здесь не было. Куда вы, ребята, ходили?»

«Это долгая история, — говорю я ей, указывая на корабль и показывая, что нам следует зайти внутрь. — Рокан был ранен, и нам пришлось остаться в одной пещере на несколько дней, пока его голова не стала лучше. Я…»

Она хватает меня за руки и не дает мне продолжить. «С тобой все в порядке? Нам нужно поговорить?»

Я озадачена серьезным, обеспокоенным выражением ее лица. «Я в порядке. С тобой все в порядке?»

Она отмахивается от моих опасений. «Племя милое, хотя и немного чересчур услужливое. Но я хочу знать, ты в порядке? Сначала этот пещерный мужик Хассен украл тебя, а потом он вернулся без тебя, и я думала, что сойду с ума из-за них всех. И тут Хассен заявляет, что ты нашла отклик у Рокана и теперь ты его пара? Даже не спросив тебя? Это чушь собачья. Нужно ли нам бежать? — Выражение ее лица смертельно серьезное. — У меня есть с собой немного еды и оружие. Скажи только слово, и мы убежим. Мы сможем придумать, как выжить вместе. Тебе не обязательно быть чьей-то маленькой женой».

Маленькая жена? Какого черта? «Я люблю Рокана», — говорю я ей.

«Нет, это говорит твой резонанс, — отвечает она, закатывая глаза. — Они мне все об этом рассказали. Эта штука не дает тебе выбора. Это заставляет тебя думать, что ты любишь его, потому что оно хочет, чтобы у тебя были его дети. Тебе не обязательно попадаться на эту удочку, я обещаю. Мы найдем способ нарушить резонанс».

«Я не хочу ничего нарушать. Не имеет значения, был ли это мой выбор или нет. Может быть, сначала это было не так, но сейчас я люблю его. Я хочу быть с ним. Он добр ко мне. Он тебе тоже понравится. Он замечательный».

Мэдди смотрит скептически. «Значит, это замечательно, что он украл тебя у первого парня?»

«Нет, он спас меня. Большая разница».

«Понятно. Ты от него забеременела?»

Теперь я начинаю раздражаться на свою сестру. У нее добрые намерения, но она обладает всей утонченностью урагана и, похоже, не допускает и мысли, что я могу быть влюблена в Рокана. Все, что она видит, это то, что ша-кхаи — враги.

«Пока нет, и это личный вопрос».

На ее лице боль. «Я твоя сестра, — она подает знаки грубыми, отрывистыми движениями, расстроенная. — Что я должна думать, когда тебя похищают и держат подальше ото всех, с каким-то парнем, чтобы он обрюхатил тебя? Как я должна с этим справиться? — Ее кулаки сжимаются, а затем она продолжает жестикулировать. — Я знаю, что мы застряли здесь на данный момент, но мы можем сбежать, я обещаю. Тебе не обязательно оставаться с ним. Ты…»

Я положила свои руки поверх ее, успокаивая ее неистовые жесты.

— Я люблю его, — говорю я ей. — Мы вместе. Это все, что есть.

На ее лице мелькает обида, и она медленно кивает. Она убирает свои руки от моих. «Хорошо. Пока мы сделаем по-твоему».

«Спасибо». Гнев урагана Мэдди на данный момент предотвращен. Я указываю на вход в корабль. «Пойдем присоединимся к остальным?»

Мэдди молчит, когда мы входим в корабль, и она обнимает меня за талию, защищая. Я не отмахиваюсь от этого, но это меня немного раздражает. Я могу позаботиться о себе, но она ведет себя так, будто мне нужна помощь, чтобы подняться по заснеженному склону. Действительно? Внезапно мне кажется, что между нами огромная пропасть — я думаю, она хочет, чтобы я была напуганной маленькой Лейлой, потому что это позволяет ей быть Большой Плохой Мэдди. Но мне не нужен защитник.

Я могу позаботиться о себе, и это заставляет меня чувствовать себя сильной. Я способная. Но мне больше не нужно, чтобы моя сестра была моей защитницей, и мне интересно, что она при этом почувствует.

Когда мы заходим внутрь корабля, Рокан стоит там, скрестив руки на груди, и разговаривает с девушкой. Она примерно на фут выше меня, и у нее худые, неуклюжие руки и ноги. Ее грудь такая же плоская, как у Рокана, но черты лица похожи на нежную женскую версию его. Ее длинные черные волосы заплетены в замысловатую серию петель, украшенных цветными лентами, а ее рога — изящная версия его больших изогнутых рогов.

Я не могу перестать пялиться на нее. Она первая женщина-инопланетянка, которую я увидела, и я понятия не имела, что она будет выглядеть так по-другому. Завораживающе видеть крупные, сильные черты ша-кхаи на нежном женском лице, и когда Рокан что-то говорит, она смеется, болтая с ним, и на мгновение она выглядит очень, очень молодой. Она подросток.

Святая корова, она огромный подросток. Это не должно удивлять, учитывая, что все инопланетяне огромны, но я все равно удивлена.

Она смотрит на меня и радостно улыбается. К моему удивлению, она начинает жестикулировать. «Привет, я Фарли». Она произносит свое имя с тщательной точностью.

«Ты выучила язык жестов?» — удивленно спрашиваю я.

Ее улыбка слабеет, и она смотрит на Мэдди. Моя сестра подает знаки: «Фарли хотела научиться здороваться с тобой, поэтому я научила ее. Это все, что она пока знает».

«Я сказал ей, что она может научиться говорить по рукам в Пещере старейшин, — добавляет Рокан. — Она горит желанием учиться».

Мэдди смотрит на жесты Рокана, нахмурившись. Она бросает на меня любопытный взгляд.

«Я научила компьютер языку жестов, — говорю я ей. — А потом я попросила его этому научиться, чтобы мы могли поговорить».

«Ого. Ты зря времени не теряла».

Я смеюсь над этим и жестикулирую: «Это точно».

Рокан приближается ко мне, его движения легки и плавны, и я чувствую, как мурлыкаю, когда он приближается ко мне. На мгновение мне кажется, что он собирается заключить меня в свои объятия, как принцессу, и я начинаю краснеть. Но он только прикасается к моей щеке, а затем подает знак: «Поскольку у нас гости, я пойду в ближайший тайник и возьму свежего мяса, чтобы еды было вдоволь».

Я отмечаю: «У них есть еда. И ты все еще восстанавливаешься. Как твоя голова?»

«С моей головой все в порядке. И это даст мне возможность чем-то заняться. Я не буду отсутствовать долго. — Он бросает на меня застенчивый взгляд и снова касается моей щеки. — Ты понимаешь?»

Я понимаю. Наше маленькое сексуальное свидание, которое мы планировали, было прервано моей сестрой и ее подругой. Это просто предлог, чтобы он мог ненадолго отступить, пока они будут болтать со мной. «Иди, — говорю я ему. — Я разведу огонь».

«Я принесу еще топлива». Он дарит мне легкий, нежный поцелуй, полный обещания, и смотрит мне в глаза, затем тяжело вздыхает и направляется к двери.

Я смотрю, как он уходит, мое тело болит, а соски напрягаются под туникой. Да уж, наши гости выбрали самое неподходящее время. Я поворачиваюсь обратно к своей сестре и Фарли.

«Мы что, прогнали его?» — спрашивает Мэдди со скептическим выражением на лице.

— Остались только мы, — говорю я вслух и также жестикулирую. — «Он пошел раздобыть еду».

Пещера — забавно, что теперь я начинаю думать о разбившемся корабле как о пещере — внутри немного более грязная, чем когда мы ее покидали, и я приписываю это Мэдди, которая немного неряха. В костре не осталось ничего, кроме углей, и поэтому я подхожу к нему и начинаю раздувать огонь повыше, подкармливая его топливом. Через несколько мгновений у меня снова разгорается веселый, ревущий огонь, я устанавливаю треногу и завариваю чай.

Я сажусь, и Мэдди смотрит на меня так, как будто у меня выросла вторая голова.

«Что?» — я спрашиваю.

«Как ты это сделала?»

«Я училась заботиться о себе, — говорю я ей. — Теперь я также могу охотиться и ставить ловушки. Я пока не сильна ни в том, ни в другом, но с каждым днем становлюсь лучше».

Она моргает. «Ох».

«Это место не похоже на дом. Я пыталась узнать все, что могла. А как дела у тебя?»

«Я узнала, что если буду появляться у костра каждое утро, кто-нибудь накормит меня. Это считается?»

Я фыркаю и смотрю на Фарли, которая с зачарованным выражением наблюдает за движением наших рук. «Мы должны включить ее в разговор. Я знаю, каково это — быть исключенным».

«Конечно. Она хочет выучить этот язык. Все, кто остался в Пещере племени, пытались выучить некоторые основы, чтобы они могли поговорить с тобой. Я учила их самым простым вещам, но еще многое предстоит показать».

Мне приходится сморгнуть внезапные слезы. Это так мило и неожиданно. «Правда? Они изучают язык жестов, чтобы поговорить со мной?»

Она кивает. «Они очень рады познакомиться с тобой. Девушки действительно милые. Впрочем, инопланетных девушек не так уж много. Две женщины постарше, две примерно нашего возраста и Фарли. Все остальные женщины — люди».

Я помню, как Рокан что-то говорил об этом, и рассеянно киваю. Я бросаю взгляд на вход, но никаких признаков моей пары. Я потираю свою мурлыкающую грудь. Странно говорить «пара», хотя в этом нет ничего особенного. Это кажется правильным. Естественным.

«Знаешь, я не врала, — говорит Мэдди. — Если ты хочешь уйти, я пойду с тобой. Не имеет значения, куда мы пойдем, пока мы вместе. Мы можем подождать, пока Фарли отвлечется, взять рюкзаки и убраться отсюда. Рокан сейчас ушел, так что это идеальное время».

Я пристально смотрю на свою сестру. Неужели она не верит мне, когда я говорю, что счастлива? «Я не покину Рокана. Он моя пара, и я люблю его. — На самом деле, я бы любила его прямо сейчас, если бы она не появилась сегодня. — Мэдди, теперь это наш дом».

«Так не должно быть! До сих пор мы видели два разбитых корабля! Это не значит, что их больше нет! Мы можем попытаться найти путь домой…»

«Я не хочу домой. — Жестикулировать ей это кажется жестоким. — Как ты думаешь, почему я не ненавижу это место?»

«Потому что я это делаю! — Она хлопает себя руками по груди. — Как тебе может нравиться это место? Моя задница мерзнет каждый чертов день! Здесь нет настоящих туалетов! Никаких телефонов! Никаких душевых! Никакого сыра! Никакой картошки фри! Нет, ничего, Лейла! Мы отказываемся от всего!»

«Да, мы отказываемся от некоторых продуктов, удобств и пляжного отдыха. Но я так много приобрела…»

«Ты снова оглохла, Лейла! Как ты можешь сидеть здесь и говорить мне, что тебе это нравится?»

Я вздрагиваю от ее слов. Взгляд Фарли перемещается между нами, взад и вперед, на ее лице появляется тревожное выражение.

«Извини, — Мэдди подает знаки, когда я молчу. — Ты знаешь, что я не это имела в виду…»

«Я глухая, — отвечаю я. — Ты думаешь, я не заметила? — У моей сестры несчастное выражение лица, и я качаю головой, продолжая. — Но знаешь, что еще я заметила? Это не меняет того, кто я есть. Я могу поговорить с тобой. Я могу поговорить с Роканом. Я такая же способная, как и любой другой на этой планете. Это не сдерживает меня, Мэдди. Ты можешь подумать, что это ужасно, но я чувствую, что впервые в жизни могу смириться со своей глухотой. Это не меняет того, кто я есть. Я тот же самый человек, независимо от того, есть у меня имплантат или нет. Это не определяет меня».

«Я знаю, Лейла. Я знаю это. Ты знаешь, что я люблю тебя».

«Я тоже люблю тебя, Мэдди, но мне нравится быть здесь. Я люблю Рокана. Я люблю все это, и это кажется мне захватывающим. Я хочу продолжать учиться и становиться сильнее. И мне жаль, если тебе здесь не нравится, но это не значит, что я хочу уйти. На Земле нет ничего, что могло бы сравниться с тем, что у меня есть с Роканом. Ничего».

Я опускаю руки. Я все сказала.

Губы Мэдди дрожат, и она медленно кивает. «Хорошо. Думаю, нам придется согласиться с несогласием другой». Она встает со своего места у огня и, барахтаясь, уходит. Она врывается в двойные двери, ведущие на другой конец корабля, и исчезает из виду.

Я грустно смотрю, как она уходит. Меня расстраивает, что это встает между нами. Мэдди несчастна, это ясно. Она никогда не была большой поклонницей холода, и, возможно, она не очень хорошо ладит с племенем. Я не знаю, что именно у нее не так. Но даже если бы у нас был выбор, я бы предпочла остаться здесь с Роканом. Даже сейчас я нервничаю из-за того, что его так долго нет.

Фарли машет рукой, чтобы привлечь мое внимание. Я слегка улыбаюсь ей. Должно быть, было неловко наблюдать за этим.

— Извини за это.

Она указывает на экран компьютера, на котором все еще отображается карта, которую я оставила несколько дней назад, и что-то говорит. Думаю, она хочет выучить язык жестов.

— Конечно, — говорю я ей. Почему бы и нет. Пройдет много времени, прежде чем моя сестра вернется оттуда, куда она ушла, и кто-то должен быть здесь, чтобы подхватить Фарли, когда она потеряет сознание.

РОКАН

Я медленно добираюсь до тайника. Такое ощущение, что мои силы на исходе, но, по крайней мере, голова не болит. Я не тороплюсь, тщательно выбирая шаги при ходьбе, потому что моя пара была бы очень расстроена, если бы я пострадал. И тогда я не могу удержаться от ухмылки про себя. Моя пара. Ле-ла — моя пара. Она приняла меня. Все, что нам нужно, — это минутка тишины, и я заявлю, что она моя.

С Фарли и сестрой Ле-ла, Мэ-ди, этот тихий момент был отложен, и мой ноющий член не хочет ждать еще мгновение, чтобы взять ее. Теперь, когда я так близок к достижению резонанса, мое тело жаждет его еще больше. Однако я не хочу снова помогать себе руками облегчить эту ноющую боль. Не тогда, когда моя пара так близка и готова.

Когда я возвращаюсь в пещеру, моя Ле-ла сидит у костра в одиночестве. Фарли распростерта на мехах, без сознания, а Мэ-ди нигде не видно. Глаза Ле-ла покраснели, но она улыбается моему возвращению.

«Что случилось?»

«Моя сестра злится», — говорит она мне.

Она всегда злится, но я не говорю этого вслух. «Что я могу сделать, чтобы помочь?»

Ле-ла встает, подходит ко мне и обнимает меня, прижимаясь щекой к моей груди.

— Ты просто будь собой и люби меня так, как любишь.

Я глажу ее по волосам. Это я могу сделать.

***

Сегодня на удивление тихий день. Ле-ла не очень разговорчива, предпочитая погрузиться в работу. Она настаивает, чтобы я продолжал ее уроки, и поэтому я поправляю ее, пока она соскребает шкуру с перьевого зверя, которого я принес. Она готовит рагу из половины мяса, а остальному дает оттаять на косточках для меня и Фарли, которые предпочитают нашу еду сырой.

Мэ-ди в конце концов выходит из своего укрытия, ее рот сжат в твердую, недовольную линию. Она обнимает Ле-ла и присоединяется к нам у костра, но ясно, что она недовольна. Фарли просыпается немного позже и нетерпеливо начинает жестикулировать моей паре, пробуя новый язык. Она достаточно болтает руками, чтобы отвлечь всех нас, и вечер наполнен вопросами Фарли и вдумчивыми ответами Ле-ла.

Фарли рассказывает нам о том, что произошло с племенем с тех пор, как мы ушли. У малышки Шорши и Вэктала, Тали, появился первый зуб. Живот Клэр, похоже, за ночь увеличился в два раза. Лиз носит еще один комплект. Джо-си и Хэйден проводят большую часть своего времени в постели вместе, к большому удовольствию племени.

А Хассен? Хассену было назначено мягкое изгнание. У него нет желанных мехов ни в одной из пещер, пока снег не станет слишком жестоким, чтобы он мог выйти на охоту. Вэктал смягчился по отношению к нему и назначил ему легкое наказание. Фарли говорит мне, что печаль и раскаяние Хассена настолько велики, что трудно наказать его сильнее. Что может быть для него тяжелее, чем потерять Ле-ла?

Не знаю, согласен ли я, но подозреваю, что есть и другие причины, по которым мой вождь не отослал бы Хассена полностью. Изгнание, во всяком случае, не сработало на Рáхоше, потому что его упрямая пара просто пыталась следовать за ним. Однако я спрошу об этом Вэктала. Я все еще злюсь, что Хассен сделал такую опасную вещь с моей Ле-ла. Должно же быть какое-то наказание.

Но это мысли на другой день. Сегодня вечером мое внимание приковано к моей паре. Несмотря на то, что Мэ-ди молчит, разговор с Фарли облегчает сердце Ле-ла. Я могу сказать это по ее быстрым, легким движениям и по тому, как сверкают ее глаза. К тому времени, как она начинает зевать, ее милая улыбка возвращается.

«Спать, — заявляю я после того, как Ле-ла зевает четыре раза подряд. — Договорите утром, и мы должны вернуться в племенные пещеры. Они будут искать вас обеих», — говорю я Фарли и Мэ-ди.

Фарли закатывает глаза. «Я знаю, как позаботиться о себе!»

«Да, но твоя мать похожа на мою, а моя все еще беспокоится обо мне даже в моем зрелом возрасте».

Фарли фыркает, но затем моя Ле-ла снова зевает, и меха для сна расстилаются у огня. Я стелю одну кровать для себя и Ле-ла, игнорируя поднятые брови Мэ-ди. Она должна знать, что я буду спать с ее сестрой в моих объятиях. Мы связаны. Вот как это делается.

Щеки Ле-ла ярко-красные в свете костра, но она забирается в меха рядом со мной. Я начинаю стаскивать с себя тунику, но Ле-ла издает тревожный писк, а глаза Мэ-ди широко распахиваются. Ах, люди и их странная скромность. Очень хорошо. Я ложусь и прижимаю свою пару к груди. Ее кхай громко напевает песню в унисон с моему, так громко, что я удивляюсь, как Мэ-ди и Фарли вообще могут спать.

Что касается меня, то ее соски прижимаются к моей груди, и она так идеально помещается в моих объятиях, что мой член остается напряженным и ноющим в течение долгих часов после того, как остальные отправились спать. Я слишком хорошо осознаю тело моей пары, ее сладкий аромат.

Мы были так близки к спариванию и достижению резонанса, но жестко прерваны появлением Мэ-ди и Фарли.

Завтра, решаю я. Завтра я заберу свою пару к себе домой и заявлю на нее права как на свою.

***

На следующее утро я бужу Ле-ла рано, и она сидит в мехах, ее волосы беспорядочным гнездом свились на макушке. Она широко зевает, а затем на ее лице появляется удивленное выражение. Она засовывает палец в ухо и шевелит им.

«Что такое?» — я спрашиваю.

Через мгновение она качает головой. «У меня заложило уши, и мне показалось, что я что-то услышала. Это мое воображение. Сейчас ничего нет. — Ее рука тянется к волосам, и она приглаживает их, на ее лице застенчивое выражение, когда она смотрит на свою спящую сестру, прежде чем снова посмотреть на меня. — Когда мы уходим?»

«После того, как ты поешь. У нас нет причин оставаться дольше».

Она облизывает губы, а затем жестикулирует: «Я бы хотела остаться еще немного. Я бы хотела, чтобы мы были здесь одни». И ее кхай напевает громче, выражение ее глаз точно говорит мне, о чем она думает.

Я сдерживаю стон, потому что мое тело реагирует на ее. Мой член всегда встает по утрам, но когда Ле-ла рядом со мной? Теперь он будет болеть еще много часов.

«Здесь есть частные пещеры, — говорю я ей. — Мы тихо подойдем к одной из них, и я буду лизать твое влагалище, пока ты не задрожишь…»

Она хватает меня за руки, краснея, и смотрит туда, где спят Фарли и Мэ-ди. «Я хочу этого, — жестикулирует она через мгновение. — Но не с ними прямо здесь».

«Тогда сегодня вечером, когда мы будем в уединении нашей собственной пещеры». Я клянусь, что буду лизать ее влагалище часами. Я хочу погрузить свой язык в нее и попробовать на вкус каждую складочку, а затем я погружу свой член в нее. И мы будем резонировать. Это будет великолепно.

Ле-ла кивает мне. «Сегодня вечером. Мы просто должны пережить это сегодня».

А потом моя хитрая пара гладит меня по хвосту с коварным выражением на лице.

Сегодня? Сегодняшний день будет очень долгим.

***

С Фарли и Мэ-ди, которые составляют нам компанию, день пролетает быстро, даже если путешествие не короткое. Я несу и свой рюкзак, и рюкзак Ле-ла, а Фарли несет рюкзак Мэ-ди. Два человека медленно передвигаются по снегу, и уже поздно, когда в поле зрения появляются знакомые скалы, на которых расположены племенные пещеры. Я вижу старейшину Вазу, охраняющего вход, а вдоль дорожки аккуратные ряды маленьких растущих растений — работа Ти-фа-ни.

— Хо! — кричит Ваза, когда мы приближаемся, поднимая свое копье.

— Хо! — отвечаю я, и Фарли мчится вперед, несмотря на тяжелые рюкзаки, которые она несет.

Рука Ле-ла скользит в мою, и я чувствую ее нервозность. Это пугает ее, потому что она беспокоится, что не сможет общаться. Я хочу прижать ее к себе и зарычать на любого, кто посмеет поставить ее в неловкое положение. Моя пара идеальна. Если они не могут понять ее, значит, проблема у них, а не у нее.

Впрочем, мне не о чем беспокоиться. Мгновение спустя люди начинают высыпать из пещеры, всем не терпится поприветствовать нового соплеменника. Мой брат Сесса бросается вперед, и я хватаю его как раз в тот момент, когда он бросается на Лейлу и меня. Я подбрасываю его в воздух, ухмыляясь.

— Младший брат, не сбивай с ног мою пару!

— Я хочу поздороваться, — кричит он, радостно маша Ле-ла. Он делает новый жест, который заставляет мое сердце наполниться гордостью. «Добро пожаловать домой», — он делает знак Ле-ла, а затем смотрит на меня. — Я все сделал правильно?

Я ерошу его растрепанные волосы и опускаю его на землю.

— Ты хорошо справился.

Ле-ла улыбается и отвечает ему приветствием, глядя на меня.

«Твой брат?»

Я киваю. «Тот самый малыш. Он полон энергии».

«Я вижу это». Обеспокоенное выражение на ее лице исчезло, и когда Сесса тянется к ее руке, она бросает на меня веселый взгляд и позволяет ему вести ее вперед.

Другие роятся вокруг нас, а еще есть люди, которые с волнением кричат, чтобы встретиться с Ле-ла. Мег-ган, Клэр и Мар-лен обнимают ее в знак приветствия, в то время как Лиз пытается запомнить ее знаки, а Шорши смеется над ее усилиями. Ти-фа-ни, Джо-си и Но-ра приветствуют мою самку, а затем мою Ле-ла уносит море благонамеренных людей, жаждущих поздороваться. Я смотрю ей вслед, забавляясь тем, как Сесса цепляется за ее руку и как даже сейчас кто-то пытается вручить ей комплект, чтобы подержать. Как моя пара вообще могла подумать, что она не впишется?

В стороне я вижу вспышку желтой гривы, и Мэ-ди отстает от группы с печальным выражением на лице. Из всего племени она не выглядит довольной тем, что ее сестре так рады. Она ревнует?

Вэктал появляется мгновением позже, отделяясь от толпы и направляясь ко мне. Он поднимает руку в знак приветствия, его дочь Тали прижимается к его груди. Комплект с каждым днем становился все больше, и прямо сейчас она хлопает рукой по лицу своего отца, снова и снова ударяя его по подбородку, издавая булькающие звуки.

— Рад видеть тебя снова, мой друг. Ты привел свою пару домой?

Я хлопаю его по руке в знак приветствия.

— Да, я с парой. Но сейчас, я думаю, что Шорши и другие люди унесли ее прочь.

Он кивает.

— В тот момент, когда она появилась в поле зрения, Джорджи передала мне мою дочь. — Он улыбается ребенку у себя на руках и делает вид, что кусает маленькую ручку, бьющуюся о его подбородок, что заставляет Тали взвыть от смеха. — Мы собирались послать охотников за тобой, так как Мэ-ди и Фарли исчезли, чтобы найти вас.

— Мы были на охоте и задержались. Я получил удар по голове, и Ле-ла ухаживала за мной.

Мой вождь выглядит обеспокоенным.

— Пусть целитель осмотрит твои раны.

— Мне лучше, — говорю я ему, но так и сделаю. Я не буду рисковать своим здоровьем, потому что я должен всегда быть рядом с Ле-ла. — Хассен сказал тебе, что мы нашли отклик?

Он кивает, отвлекаясь на крошечную шлепающую ручку Тали, когда она шлепает его по носу.

— Он был сам не свой, когда вернулся. Он извинился и предложил покинуть племя навсегда. Я отправил его в изгнание, но не суровое. — Вэктал смотрит на меня. — Он должен пострадать за свой проступок, но правда в том, что он нужен нам в предстоящем жестоком сезоне. Это скоро настигнет нас, а хранилища еще не заполнены. Ты не хуже меня знаешь, что он сильный охотник. Один из самых сильных. Стоит ли мне наказывать всех нас, отсылая его прочь?

Я ничего не говорю. Он явно недоволен своим решением, и я понимаю. Хассен — друг и хороший соплеменник. Возможно, он импульсивен, но я не чувствую в нем ничего плохого. И Вэктал прав — если есть выбор между едой для племени или изгнанием Хассена — племя должно иметь приоритет.

— Ты мой вождь, и я подчиняюсь твоему решению.

Он хмыкает, и Тали снова причмокивает.

— И Ле-ла, — спрашивает он. — Она испугается? Если он снова приблизится к ней, я сказал ему, что он будет навсегда изгнан.

— Он больше не хочет Ле-ла, — говорю я ему. В этом я уверен. — Он хочет резонанса, а не ее. Когда он узнал, что я пара Ле-ла, я понял, что он потерпел поражение. Он оставит ее в покое. Что касается моей пары, то, если она его испугается, то покажет ему свой нож. Она свирепа, когда ей нужно быть такой.

Вэктал кивает, довольный.

— Свирепая самка — это хорошо. — Без сомнения, он думает о своей Шорши.

Я смотрю, как Мэ-ди плетется позади остальных, и снова бросаю взгляд на моего вождя.

— А как насчет Мэ-ди? Должны ли мы беспокоиться, что Хассен заберет ее и попытается вызвать у нее резонанс?

Вэктал фыркает на это.

— Ты не был в пещере, значит, ты ее не видел. Мэ-ди и Хассен ненавидят друг друга. Она рычит на него, и он полон решимости избегать ее. Между этими двумя нет никакой искры.

— Ммм. — Мое чувство покалывает, говоря мне, что там может что-то быть. Я думаю о Хэйдене и его Джо-си, которые препирались и ругались до резонанса. Теперь они так изголодались друг по другу, что их невозможно оторвать от их мехов. — Проявляла ли Мэ-ди предпочтение к кому-либо из мужчин?

Вэктал качает головой и меняет руки, и Тали немедленно начинает бить его по другой стороне лица, бормоча что-то.

— Она этого не сделала. Есть надежда, что она найдет отклик, но это может занять время, как у Джо-си и Ти-фа-ни.

Я киваю.

— Моей паре и мне понадобится собственная пещера и уединение. Я знаю, что Мэ-ди должна остаться с нами, потому что она член семьи, но моя Ле-ла застенчива. Она не будет чувствовать себя комфортно, если ее сестра будет рядом, когда мы спариваемся.

Взгляд, который он бросает на меня, полон понимания.

— Резонанс еще не завершен?

— Пока нет. — Я стараюсь, чтобы в моем голосе не было тяжести. — Но скоро.

— Она борется с этим?

Я качаю головой.

— Ее сестра выбирает неподходящее время, чтобы появиться.

Вэктал смеется, а Тали шлепает его по носу и хихикает.

— У тебя будет отдельная пещера, мой друг. Твоя мать уже заняла одну из кладовых и подготовила ее к приходу твоей пары. Что касается ее сестры, — он на мгновение задумывается. — Айша может потесниться вместе с ней.

— Айша? — Я удивлен. — Тогда…

Он медленно кивает.

— Между ними все разорвано. Химало спит с охотниками.

Я думаю о тихом, нежном Химало. Он не охотник, и когда-то, много оборотов сезонов назад, он любил Айшу.

— Мне грустно за него.

— Иногда резонанс — это проклятие, — говорит Вэктал. — А иногда это величайший дар. — Он притягивает свою дочь ближе и чмокает ее, отчего Тали снова хихикает. — Чем скорее ты заявишь права на свою пару, тем скорее ты узнаешь это сам.

Глава 20

ЛЕЙЛА

Несмотря на то, что я глухая, признаки вечеринки очевидны. По кругу передаются бурдюки с крепко пахнущим напитком, и чье-то лицо искажается в экстатическом исполнении того, что, несомненно, должно быть пением. Фарли носится вокруг, рисуя яркие круги и точки на обнаженной коже людей, а еще одна женщина протягивает мне пухлого голубого младенца, сияя мне.

Это сенсорная перегрузка, но самый лучший ее вид.

Все мои опасения по поводу прихода в Пещеру племени были напрасны. Эти люди милые и дружелюбные, и каждый пытался показать мне что-то вроде приветствия. Они действительно хотят, чтобы я чувствовала себя желанной гостьей, и это так мило, что я готова расплакаться. Моего бедного Рокана увел его вождь, и теперь он сидит и разговаривает с женщиной средних лет в углу комнаты. Мэдди подошла ко мне, чтобы перевести, и вздрагивает, когда кто-то, пошатываясь, проходит мимо со шкурой в руке, крича что-то в потолок, чего я не слышу, поскольку кто-то другой играет на барабане.

«Ты должна быть рада, что не можешь этого слышать, — жестикулирует Мэдди. — Эти люди милые, но они ужасные певцы. Просто ужасные».

Я хихикаю и укачиваю ребенка на руках. Он такой чертовски милый, с маленькими бугорчатыми рожками, бледно-голубой кожей и крошечным хвостиком. Мать — тихая рыжеволосая женщина — просто улыбается мне, довольная тем, что общается и позволяет мне любоваться ее ребенком. Я возвращаю малыша через несколько минут и поворачиваюсь к Мэдди. «Я не помню ее имени».

«Х-а-р-л-о-у», — произносит она по буквам.

— Спасибо тебе, Харлоу, — говорю я вслух.

Харлоу говорит что-то длинное и запутанное, но я не могу уловить всего и смотрю на свою сестру.

«Она говорит, что завтра отправляется на корабль, чтобы овладеть языком жестов. Она говорит, что с твоей стороны очень умно научить компьютер. Говорит, что работает над сломанным медицинским аппаратом, и если она его починит, может быть, она сможет заставить его осмотреть твои уши».

— Спасибо, но я в любом случае в порядке, — говорю я вслух Харлоу.

«Ты уверена?» — Она открывает рот, ее брови поднимаются вверх.

Я пожимаю плечами.

— Я в порядке.

Она улыбается и встает, и когда она это делает, я мельком вижу нескольких человек, резвящихся голышом в соседнем бассейне, расположенном в центре пещеры. Ладно, здесь много наготы — как мужской, так и женской, человеческой и ша-кхайской. Я быстро моргаю и отворачиваюсь.

«Да, — Мэдди жестикулирует. — В дополнение к пению? Они также не стесняются. Но эй, бонус. Там есть горячий бассейн».

«Может пройти некоторое время, прежде чем я наберусь смелости сделать это», — говорю я ей.

«Как и я. Пройдет много времени, прежде чем я стану туземцем».

Мэдди кивает головой в угол, где над Роканом сейчас суетятся его мать и другая женщина.

«Ты уже встречалась с родственниками мужа?»

«Да, — говорю я ей. — Очень кратко». Они кажутся хорошей семьей.

Я ожидала увидеть старую каргу, а вместо этого была удивлена, увидев, что у матери Рокана, Севвы, седые волосы, но ее лицо молодое, а улыбка яркая. Она такого же бледно-голубого цвета, как Аехако, а Рокан более темного оттенка, как и его отец. Когда вечеринка только началась, Севва некоторое время нависала надо мной, похлопывая меня по животу, а затем ущипнув за щеку, давая понять, что она будет очень рада появлению внуков. Ее увели с Сессой, и прямо сейчас она занята тем, что делит свое время между суетой вокруг Рокана и раздачей еды. Отец Рокана, по-видимому, отвечает за выпивку, и все продолжают направляться в его угол пещеры.

Когда я смотрю на свою пару, я вижу, как Севва щиплет Рокана за щеку, и я подавляю смешок. Представьте, что вас ущипнули за щеку в возрасте сорока лет. Матери есть матери, куда бы вы ни пошли, я полагаю. Я смотрю на Мэдди. «Может, нам взять что-нибудь поесть?»

Она корчит гримасу. «Еще тушеного мяса? Меня уже тошнит от этого».

«Ой. У меня есть немного фруктов. Хочешь? На вкус они не похожи на обычные фрукты, но все равно довольно вкусные».

Глаза Мэдди расширяются.

— Что у тебя есть? — Она так поражена, что говорит вслух, и две или три человеческие девушки тоже поворачиваются, чтобы посмотреть на нас.

— Эм, у меня есть фрукты? Это в моей сумке. — Я с любопытством оглядываюсь на других женщин. — Мы нашли целую пещеру этого.

Две другие девушки сразу же собираются в небольшую группу у костра, и подходит еще одна, я думаю, жена вождя. Она что-то говорит мне, и я смотрю на Мэдди.

«Она хочет знать, настоящие ли это фрукты».

Я медленно киваю.

— Я съела их очень много. У вас, ребята, нет фруктов?

«Не то, чтобы я видела», — Мэдди подает знак и немного разговаривает с женщиной. «Джорджи говорит, что растения, которые они могут есть, по вкусу напоминают картофель. Я пробовала это, и это отстой. Где твоя сумка?»

«Думаю, Сесса сбежал с ней?»

Мэдди поворачивается к Джорджи, и они разговаривают, а затем Джорджи вскакивает на ноги со скоростью, которая меня поражает. Собирается еще несколько человек, и к тому времени, как Сесса возвращается с моим рюкзаком, рядом со мной столпилось не менее десяти нетерпеливых людей, большинство из которых держат детей.

Я открываю сумку и достаю один из больших красноватых фруктов, и каждый рот округляется в маленьком «о». Я этого не слышу, но на это забавно смотреть.

— Это кислое, — говорю я, передавая его ближайшей паре рук. — Немного похоже на черри. Это что-то вроде шпината, смешанного с дыней. — Я вытаскиваю следующие фрукты и передаю их дальше. — А эти сладкие маленькие ягодки на вкус, ну, вроде как ягоды. Боюсь, они немного помялись после того, как побывали в моей сумке. — Я вытаскиваю их, раздавая «маленькие ягодки» остальным. На самом деле они размером с мяч для гольфа, но по сравнению с другими фруктами? Они крошечные. — У меня также есть еще несколько в сумке.

Похоже, все начинают говорить одновременно, и ясно, что они взволнованы. Мэдди начинает жестикулировать. «Они хотят знать, где ты это взяла».

— Там пещера, — говорю я вслух. — В маленькой долине недалеко от Пещеры старейшин. Она находится примерно на полпути к скалам, и с земли ее не видно, но когда вы заходите внутрь, там полно всех этих растений и тепло, как в сауне. Это почти как теплица. — Пока я наблюдаю, симпатичная чернокожая девушка хлопает в ладоши и что-то говорит Мэдди.

«Она хочет знать, можешь ли ты взять ее с собой. Она их садовник».

— Я могу, но дайте мне несколько дней, ладно? А пока, девочки, вы можете взять все это и съесть.

Фрукты охотно расхватываются, и несколько девушек подходят, чтобы обнять меня, что удивительно. По тому, как они себя ведут, можно подумать, что это Рождество.

«Они очень взволнованы, — говорит Мэдди с завистливым выражением на лице. — Теперь ты самая популярная девушка в пещере».

«Я? Это просто фрукты».

«Ты же знаешь, что они беспокоятся о нехватке продовольствия, верно? Все вышли на охоту как сумасшедшие, чтобы попытаться запастись едой на зиму».

«Подожди, зима? Сейчас ведь зима, разве нет?»

Мэдди медленно качает головой. «Сейчас лето».

«О Боже».

«Так что да, фрукты — это хорошо. Они будут любить тебя еще больше. — Моя сестра одаривает меня улыбкой, которая не совсем достигает ее глаз. — Ты зря беспокоилась, чтобы не вписаться в общество».

Я пожимаю плечами, чувствуя себя неловко. Это не похоже на Мэдди. Обычно она такая напористая, а сейчас кажется… потерянной? Моя бедная сестра. Это было тяжело для нее. У нее не было Рокана, на которого можно было бы опереться все это время. Она была одна, если не считать меня, а меня здесь даже не было. Я была с Роканом.

Мое тело наполняется теплом при мысли о нем, и я бросаю взгляд в угол, где он последнее время сидел с несколькими своими соплеменниками.