Прилежная ученица

Глава 3

Пока они разговаривали в передней, со второго этажа неторопливо спустилась пожилая женщина в простом темном платье. Увидев хозяина, она приветливо ему улыбнулась.

– Buonasera, Signor.

– Добрый вечер, Лючия.

Алессандро еще что-то быстро добавил по-итальянски, а потом опять перешел на английский:

– Эвелина, познакомься, это Лючия, няня Ренцо. Лючия, это Эвелина Иствуд, кузина Ванессы.

– Добрый вечер, – произнесла Эвелина.

Ее подозрения в отношении этой няни оправдались. Лючия выглядела слишком старенькой и хрупкой, чтобы ухаживать за подвижным годовалым ребенком.

– Добрый вечер, сеньорита, – с легким акцентом проговорила Лючия. Она окинула Эвелину оценивающим взглядом с ног до головы, как будто пытаясь решить для себя что-то, и сопроводила свое приветствие вежливым поклоном. – Мне очень жаль, что ваша кузина умерла в таком молодом возрасте.

Только не плачь, Лина, только не плачь. Только не сейчас, только не при нем. У тебя еще будет достаточно времени для этого.

Сделав над собой усилие, Эвелина ответила слегка дрожащим голосом:

– Вы, Лючия, очень хорошо говорите по-английски.

Пожилая женщина с достоинством поклонилась.

– Спасибо. Когда сеньор Алессандро был маленьким, у него был учитель английского языка, вот и я выучила этот язык вместе с ним.

Эвелине было трудно представить Алессандро ребенком с таким же невинным и чистым лицом, как у его сына. За своей спиной она услышала тягучий и густой баритон:

– Няня Ренцо должна была обязательно знать английский.

Эвелина недоуменно посмотрела на Алессандро.

– Зачем?

– Как зачем? Должны же две женщины – мать и няня – как-нибудь общаться! – ответил он сухо.

Эвелина еще раз задумалась о том, почему же вообще понадобилось искать няню для Ренцо. Ведь Ванесса не работала, в доме тоже было не так много дел, так как у нее всегда было много помощников. Чем же еще ей заниматься, как не своим ребенком?

Эвелина вспомнила первый звонок Ванессы после переезда в Италию.

– Лина, ты себе просто не можешь представить! Он не только красив как бог, у него еще куча денег! Теперь я могу менять наряды хоть каждый день!

Эвелина подумала, что, видимо, стесненные обстоятельства детства Ванессы застили ей глаза.

– Но ведь деньги – не самое главное, – попыталась она наставить свою кузину на путь праведный. – Главное, чтобы ты была счастлива.

– Конечно же, я счастлива! Как я могу быть несчастлива с таким мужем, как Алессандро, и с кучей слуг, которые готовы выполнить каждое мое желание. Я просто не могу передать тебе, как все чудесно!

Эвелина вовсе не одобряла такой легкомысленный подход Ванессы к семейной жизни, но еще больше она судила саму себя за спазмы ревности, которые охватывали ее каждый раз, когда Ванесса выкладывала ей свои захватывающие новости.

Впрочем, ревность не мешала ей беспокоится за двоюродную сестру. Ей казалось, что та ведет себя не совсем правильно, и она боялась, что это может привести к неприятным для Ванессы последствиям. Но Эвелине не с кем было поделиться своими раздумьями. Даже если бы она и решилась поговорить об этом с Ванессой, кузина вряд ли стала бы ее слушать. Ванесса привыкла поступать по-своему и добиваться того, чего она хотела, всеми правдами и неправдами.

Бархатный голос Алессандро бесцеремонно вторгся в мысли Эвелины.

– Лючия проведет тебя в твою комнату, – сказал он, пристально наблюдая за своей гостьей.

Ему было бы интересно узнать, какие мысли заставили ее нахмуриться и почему ее нежная рука неожиданно покрылась мурашками.

Этот взгляд, который, казалось, пронизывает насквозь, не отпускал Эвелину. Но она напомнила себе, что она здесь вовсе не для того, чтобы тонуть в его глазах.

– Можно мне сначала увидеть Ренцо? Пожалуйста…

Эвелина выглядела усталой и бледной после дороги, и под ее глазами залегли темные тени. Она была такая трогательная, что его сердце чуть не дрогнуло, но он остался непреклонным.

– Сначала ты должна пообедать.

– Но…

– Никаких но, Лина. Прими душ и переоденься, если хочешь, а потом мы перекусим.

Эвелина не привыкла, чтобы ею командовали. Она сама умела руководить, и не в ее привычках было подчиняться диктату. Она была уже готова возразить, но в глазах Алессандро мелькнуло предостережение, которое Эвелина не смогла проигнорировать. Что ж, видимо, ей придется смириться с тем, что он позволит ей увидеться с мальчиком лишь тогда, когда сам сочтет нужным.

Но ведь обед с ним наедине тоже нужно пережить… Эвелина опасалась, что не сможет удержаться от едких комментариев во время обеда или… не сможет избежать ненужных и опасных мыслей.

– Не стоит беспокоиться, – запротестовала она. – Я могла бы съесть пару бутербродов у себя в комнате.

Алессандро раздраженно прищурил глаза.

– Меня не поймут родные и друзья, если узнают, что моя гостья проделала такой долгий путь, а я не предложил ей пообедать. Кроме того, нам завтра предстоит длинный и трудный день. Так что я не принимаю никаких возражений и жду тебя в столовой.

И гордо удалился. Ничего себе… Он что, будет приказывать ей каждую минуту ее пребывания здесь? Интересно, что бы он сделал, если бы она отказалась присоединиться к нему? Может, попробовать?

Но ведь это было бы ужасно глупо… Ей совсем не нужно ругаться с ним сейчас из-за такой ерунды. Придется привыкать обедать с ним, хотя эта мысль страшила ее все сильнее. Кроме того, она не могла понять, почему дурацкие мысли лезут в голову в такую неподходящую минуту.

Эвелина, как автомат, последовала за Лючией на второй этаж, чувствуя себя чуть-чуть неловко из-за того, что этой пожилой женщине приходится прислуживать ей. Она совершенно не привыкла к таким вещам.

Хотя Эвелина и зарабатывала достаточно, она всегда старалась быть независимой. В отличие от некоторых своих друзей, она не имела обыкновения приглашать помощниц для уборки дома или приготовления пищи. Ее всегда учили, что чем больше ты зависишь от других людей, тем слабее и уязвимее ты становишься.

Здесь же жизнь казалась совсем иной – со всеми этими садовниками, поварами, прачками и женщинами, которые присматривают за твоими детьми.

В ее комнате царила прохлада. Широкая простая кровать, покрытая белым покрывалом, так и располагала ко сну. На старинном резном комоде стояла ваза с незнакомыми белыми цветам, а под потолком кружился вентилятор, разгоняя потоки воздуха. Эвелина с удовольствием прилегла бы и закрыла глаза, но она знала, что ее ждет неумолимый хозяин.

– Ванная комната вот здесь, – показала Лючия. – Вам нужно что-нибудь еще?

Покой, и только покой, вот что ей нужно! Но здесь ей его, видимо, не видать как своих ушей, особенно в присутствии Алессандро, который, как падший ангел, зловеще маячил на горизонте.

Но сейчас она отбросила мысли о нем, как несущественные, потому что ей нужно было узнать нечто более важное.

– Как себя чувствует Ренцо? – спросила она нерешительно, и от одного только воспоминания о малыше ей стало теплее на сердце. – Он очень скучает по маме?

Лючия не сразу ответила. Казалось, что она не поняла вопроса.

– Конечно, он чувствует, что что-то не так, и плачет. Но скоро мы опять научим его смеяться.

Эвелина недоуменно посмотрела на старушку. Что-то не так? Ничего себе! Ребенок лишился матери, а Лючия ведет себя так, будто он потерял любимую игрушку!

Стой, Эвелина, сказала она себе. Тебе нельзя ругаться с Лючией, так как она заботится о Ренцо и имеет, таким образом, влияние на Алессандро. Эта бабулька должна понимать, что Эвелине не безразличен ее племянник и что именно поэтому она приехала сюда.

– Спасибо, Лючия. Я с радостью помогла бы вам заботиться о малыше. И передайте Алессандро, что я скоро спущусь.

Эвелина разделась и приняла душ. Прохладные струи воды смыли с нее пот и грязь, но не смогли освободить от непрошеных мыслей. Тем не менее она с удовольствием почувствовала себя посвежевшей и обновленной. Было приятно снять с себя измятые в путешествии вещи и надеть свежее легкое платье. Она бы предпочла брюки, но ей показалось, что вечерняя трапеза в доме Алессандро наверняка требует соблюдения определенного этикета.

Она оказалась права.

Когда она вошла в столовую, то увидела, что Алессандро уже сидит за длинным полированным столом, накрытым на двоих. Он тоже переоделся, и один только взгляд на него заставил ее сердце забиться сильнее.

На нем теперь была тонкая белоснежная рубашка, великолепно обрисовывающая его торс. Верхние пуговицы были небрежно расстегнуты, открывая взору узкую полоску смуглой кожи. Черные брюки плотно облегали его узкие бедра.

Как только Эвелина шагнула в зал, Алессандро сразу же поднялся со своего места. Он выглядел так, как будто сошел с портретов своих предков, которые заносчиво смотрели на Эвелину со всех стен.

– Добрый вечер. – Он поклонился. – Я надеюсь, твоя комната не разочаровала тебя?

– Нет, все в порядке, спасибо.

Эвелина остановилась в дверях, на секунду потеряв способность нормально ходить. Ей казалось, что сейчас она споткнется о толстый ковер на полу и все эти высокомерные кавалеры с портретов будут раскатисто хохотать над ней. Она была один на один с этим сногсшибательным мужчиной, которого так боялась и так желала.

Алессандро нахмурился, увидев, как она внезапно побледнела. Ее лицо стало цвета белых лилий, которые украшали стол. Ему даже показалось на секунду, что девушка вот-вот упадет в обморок.

– Что-то не так?

Что-то? Все не так! Темные тайные мысли опутали ее сердце жаркими оковами, погрузив ее в мир запретных фантазий. Эвелина попыталась сосредоточиться на воспоминаниях о Ванессе, но это не очень помогло. Здесь был мир Алессандро, в котором он царил единолично.

– Нет, спасибо. Все в порядке. Алессандро пододвинул ей стул и вернулся на свое место.

– Ты выглядишь усталой.

Эвелина села и постаралась отвести глаза от Алессандро, обратив внимание на официальность сервировки. Стол был накрыт старинным серебром и украшен свежими цветами. В комнате было не очень светло, так как она освещалась только свечами в кованых подсвечниках. За таким столом пригодился бы конвейер, чтобы передавать соль с одного его конца на другой, невесело подумалось ей.

Перед Эвелиной уже стояла чашка с холодным супом. Никогда раньше обычный бутерброд не казался ей таким привлекательным.

– Не стоило так беспокоиться из-за меня, – выдохнула Эвелина.

– Беспокоиться? – Он надменно поднял бровь. – Да мы всегда так обедаем.

Да, конечно, трудно было представить, что Алессандро Кастальветрано ест бутерброды перед телевизором во время рекламной паузы.

Алессандро внимательно изучал девушку. Он не ожидал, что она так быстро спустится вниз. Он полагал, что переодевание и наведение красоты займет у нее гораздо больше времени. Но на ее лице не было и намека на косметику, а волосы были еще влажными после душа и завивались колечками на концах. Она казалась такой свежей и почти невинной. Губы Алессандро скривились в ухмылке.

Он привык к тому, что женщины обычно тщательно готовились к встрече с ним, стремясь поразить его воображение своей неземной красотой. Они использовали для этого массу различных средств – самые последние достижения косметологии, шикарные туалеты, открывающие взору роскошную грудь или длинные ноги… Обстоятельства их встречи с Эвелиной, конечно, не располагали к таким изощренным приемам, но он надеялся по крайней мере, что Эвелина проведет хоть немного времени, прихорашиваясь.

Но Эвелине, видимо, было все равно, какое впечатление она на него произведет.

Ее платье было без каких-либо претензий, но простые линии кроя выгодно подчеркивали красивую высокую грудь. В глазах Алессандро Эвелина представляла собой интригующее сочетание опытности и невинности. А может, она делает это специально? Может быть, она опытная кокетка и точно знает, как любой нормальный мужчина отреагирует на эти ее совсем не накрашенные пухлые губки, которые так и хотелось поцеловать.

Эвелина взяла ложку и машинально начала есть суп, но даже не почувствовала вкуса. Ее глаза неотступно следили за Алессандро.

Он казался мрачным и неприступным, как какой-то средневековый монах. Может быть, потому что он сидел так далеко от нее в величественном полумраке комнаты? Но даже при этом ей хорошо был заметен в его глазах некий огонек, предупреждающий, что ни один смертный не смеет подойти к нему без разрешения.

Дверь приоткрылась. Обернувшись, Эвелина увидела красивую молоденькую девушку.

– Выпьешь вина, Эвелина?

– Да, пожалуй.

Может, хоть это поможет ей немного расслабиться.

Алессандро проговорил что-то по-итальянски, и девушка наполнила из запыленной бутылки сначала хрустальный бокал Эвелины, а затем налила вина и хозяину.

Эвелина пригубила вино. Оно было немного терпким на вкус и имело какой-то легкий земляничный привкус.

– Чудесное вино.

– Эта бутылка из нашей лучшей партии.

– Я польщена, – проговорила Эвелина. Алессандро задумчиво поднял бокал.

– Давай поблагодарим Господа за жизнь, которую он даровал Ванессе.

Вот это было уж слишком! Эвелина дрожащей рукой поставила бокал, поражаясь про себя лицемерию Алессандро. Или он думает, что Ванесса не рассказывала ей ничего о многочисленных проблемах своего брака, о том, что он запер ее в Богом забытом месте, где у нее не было ни знакомых, ни друзей? О том, что у такого распрекрасного господина оказалось не сердце, а кусок льда?

– Ты хочешь выпить за всю ее жизнь? Или за ее жизнь здесь? Если ты имеешь в виду последнее, то это совсем не радостный тост, так ведь? Мы с тобой оба знаем, что это была за жизнь.

Эвелина произнесла это страстно, ее голубые глаза метали молнии, она смотрела на Алессандро гневно и открыто. Но он не опустил глаз. Несколько секунд они сидели, не отрывая глаз друг от друга.

Наконец он спросил очень серьезно:

– Разве это была такая уж плохая жизнь? Он не отводил от нее глаз, и, прежде чем Эвелина успела подумать, у нее вырвалось:

– Она была несчастна! Лучше бы она никогда не встречалась с тобой!

У Алессандро мелькнула мысль, что, может быть, так и в самом деле было бы лучше для них обоих. Но тогда бы Ренцо не родился на свет, а он уже не мог представить своей жизни без сына.

Что же Ванесса рассказывала своей кузине? Он тоже поставил бокал на белоснежную скатерть.

– Эвелина, знаешь, как мы встретились с Ванессой? – тихо спросил он.

– Я слышала, что ты подцепил ее в одном из ее полетов…

От гнева его голос стал еще ниже.

– Подцепил? Разве я похож на человека, который летает по свету, снимая стюардесс?

– А я откуда знаю? У тебя ведь никогда не было недостатка в женщинах, насколько мне известно!

– Не преувеличивай! Я никогда не был сторонником беспорядочных связей, – процедил он.

Если ее послушать, может сложиться впечатление, что он какой-то неразборчивый мартовский кот!

– Да? – Она бросила на него недоверчивый взгляд.

– Эвелина… – начал он решительно, но затем остановился, подумав, что она здесь всего на несколько дней, и стоит ли оскорблять память покойницы и еще больше отравлять Эвелине горечь утраты.

– Ты что-то хотел сказать? – переспросила она, но его самоконтроль был уже восстановлен, и он опять являл собой Мистера Хладнокровие.

– Да нет, ничего.

Он что-то скрывает от нее? Нет, она должна знать всю правду.

– Я хочу услышать твой вариант. Как же вы познакомились?

Алессандро ответил не сразу.

– Я летел в Нью-Йорк по делам, – вспомнил он, а затем ухмыльнулся. – Ванесса принесла мне сок и на салфетке написала название отеля, в котором она останавливалась, предложив как-нибудь посидеть вместе.

– А ты, конечно, не захотел отказаться от такого предложения?

– А с какой стати? – недоуменно спросил он ее. – Ванесса была такая красивая и веселая девушка.

Эвелина отхлебнула вина для храбрости.

– Значит, ты всегда не прочь, лишь бы женщина тебя хотела?

Алессандро опять охватила волна гнева и оскорбленной гордости.

– Если бы дело и вправду обстояло так, то я вообще бы не вылезал из постели!

– По-моему, ты просто высокомерный хвастун!

– Ничего подобного. Это чистая правда.

Но он заметил, что Эвелина опять побледнела, и решил прекратить их спор. Она устала, раздражена, и не стоит нервировать ее еще больше.

– Давай объявим перемирие и спокойно пообедаем, хорошо? И больше не будем касаться этой темы.

Но Эвелина упрямо покачала головой. Она должна знать, что за жизнь вела ее кузина здесь. Сейчас же картина в ее голове никак не желала складываться. В последние годы она встречалась с Ванессой только изредка. Да и созваниваться они стали гораздо реже.

– Я хочу знать правду, – упрямо твердила Эвелина.

Ее тон был такой, будто он сидел на скамье подсудимых. Ради своего сына и имени Касталь-ветрано, которое он носит, он не может позволить себе быть оболганным.

– Ну, если ты уж так настаиваешь… Признаюсь тебе, что мне польстило внимание Ванессы. Когда очень красивая женщина откровенно дает тебе понять, что готова на многое, то какой мужчина устоит?

– Но ты надеялся на короткую интрижку? Алессандро посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

– Я не признаю таких отношений. Они не приносят ни радости, ни удовлетворения.

Его лицо осветилось страстью, совершенно преобразившей его. И тогда Эвелина поняла, что, добиваясь Алессандро Кастальветрано, Ванесса подлетела слишком близко к солнцу, за что и поплатилась. Любовь к этому человеку, рождение ему сына вознесло ее на такую недосягаемую высоту, что оттуда был только один путь – вниз.

С какой-то странной уверенностью Эвелина вдруг поняла, что такой человек, как Алессандро, никогда не отдается женщине целиком. Его сердце не принадлежало еще ни одной из женщин. А есть ли у него сердце вообще? Или, может, как говорила Ванесса, оно сделано изо льда?

– И что же ты ей предложил? Алессандро пожал плечами и взял с блюда ломтик хлеба.

– Взаимоотношения между мужчиной и женщиной не складываются только из двух крайностей – интрижка на одну ночь или брак. Существует множество промежуточных вариантов.

– Ты имеешь в виду связь?

– Связь предполагает, что один из партнеров женат, так что к нашему случаю это слово не подходит. У нас были очень приятные отношения, по крайней мере сначала.

– Но ребенок все изменил, не так ли? Установилась непростая тягостная тишина, которую Алессандро нарушил спустя какое-то время.

– Да, Эвелина, ты права. – Его голос был лишен какого-либо выражения. – Ребенок меняет все.

– И если бы она… если бы она не была беременной, ты бы на ней не женился?

Он в душе клял себя за то, что дал втянуть себя в это разбирательство. Никогда он не говорил так откровенно ни с одной женщиной. Зачем он все это ей рассказывает? Правда может только обидеть ее. Зачем что-то выяснять, если уже ничего не изменить…

– Мне кажется, наш разговор зашел слишком далеко. – Он попытался мягко остановить ее.

– Нет, я хочу знать, – не унималась Эвелина.

– Да ты ведь сама догадываешься об ответе, правда?

– Так, значит, ты не любил ее? – выдохнула Эвелина в гневе. – Ты женился на ней, но не любил ее.

– Ты задаешь неприличные вопросы!

– Почему же неприличные? Может быть, сложные, но никак не неприличные.

Он ответил не сразу.

– Я не уверен, знаю ли я, что такое любовь. А ты-то сама знаешь? – Не дождавшись ответа на свой вопрос, он помолчал немного, а затем продолжил: – Но Ванесса была беременна, и моим долгом было жениться на ней. Я нес за нее ответственность.

Долг. Ответственность. Это были не те слова, которые должен был бы произносить мужчина, только что потерявший любимую жену.

– А она знала об этом? Что ты женишься на ней из чувства долга? Поэтому она была так несчастна?

– Все! Вопрос закрыт! Больше эта тема не обсуждается.

Алессандро даже хлопнул рукой по столу.

– Доедай наконец свой суп, Эвелина, – сказал он более мягко.

Она опять хотела возразить, но Алессандро так на нее взглянул, что она решила на некоторое время воздержаться от дальнейшего обсуждения. И так она узнала более чем достаточно. Не стоит сейчас раздражать Алессандро сверх меры, ведь ей еще нужно добиться возможности общаться с племянником. Ведь она обещала бабушке…

Эвелина снова взялась за ложку и неожиданно для себя поняла, что и вправду голодна. Суп был великолепен. За ним последовал омлет, украшенный всевозможной зеленью, и открытый пирог с фруктами. Эвелина доела все до крошки и, только когда закончила трапезу, обнаружила, что Алессандро внимательно наблюдает за ней.

– Ты основательно проголодалась, – удивленно произнес он.

Эвелина попыталась вспомнить, когда же она нормально обедала последний раз, но так и не смогла. Видимо, это было два дня назад, еще до этого злополучного звонка.

– У меня в последнее время совсем не было аппетита.

Алессандро положил салфетку на стол и встал.

– А теперь тебе пора спать, Лина.

– Но ты обещал, что дашь мне увидеть Ренцо. Пожалуйста, – взмолилась она.

Алессандро предпочел бы, чтобы она сделала это утром. В этот поздний час она казалась такой бледной и хрупкой, что могла в любую минуту упасть в обморок… Хорошо бы, в его объятия… Да, против этого он совсем не возражал бы.

Но по ее решительно вздернутому носику он понял, что она не намерена отступать. Алессандро вздохнул и согласился.

Эвелина поднималась за ним на второй этаж, чувствуя угрызения совести из-за того, что не могла оторвать глаз от гармоничных движений его тела. Она не должна чувствовать ничего подобного к нему. Тем более сейчас. Она-то думала, что эта тяга к нему покинула ее сто лет назад, уступив место безразличию. И куда же подевалось теперь это безразличие? Ох, как это трудно – управлять своими чувствами!

Они прошли через множество коридоров, пока не оказались у плотно закрытой двери. Алессандро остановился и тихо предупредил:

– Постарайся не разбудить его, веди себя очень тихо. Ренцо в последнее время плохо спит, так что мы не должны его потревожить.

– Ничего удивительного, что он плохо спит, – прошептала Эвелина. – Дети все инстинктивно чувствуют. Он, должно быть, ужасно скучает по маме.

Алессандро как будто что-то хотел сказать ей, но потом передумал и приложил палец к губам.

– Тише. Пойдем.

Они беззвучно вошли в комнату, будто родители в роли Деда Мороза, прячущие до поры подарки, и Эвелина очутилась перед большой старомодной детской кроваткой.

Последний раз она видела Ренцо после крестин, когда ему было всего несколько недель. Конечно, у нее были немногочисленные фотографии, которые присылала Ванесса. На последней из них Ренцо был год.

Но ничто не могло подготовить ее к этому трогательному зрелищу – ребенок Ванессы, спящий в своей кроватке, в плену сладких детских снов, безразличный к радостям и горестям взрослых.

Его розовые губки были обиженно надуты, а густые ресницы, как два ангельских крыла, оттеняли детскую припухлость щечек, на которых, как показалось Эвелине, засохли следы слез. Его волосики казались абсолютно черными на фоне белоснежной подушки.

Такое невинное и беззащитное дитя! На глазах Эвелины выступили слезы. Ребенок проснется утром, будет искать маму, не найдет ее и станет плакать. И никто, никто из взрослых не сможет понять причину его плохого настроения. Бедный, бедный Ренцо!

Эвелина машинально протянула руку, чтобы убрать прядь волос с его лица, но в ту же секунду ее ладонь очутилась в сильной руке Алессандро, сжавшей ее железной хваткой. И прежде чем она успела что-либо сказать, он бесцеремонно вытолкал ее из комнаты и тихо закрыл за собой дверь.

Он не торопился отпускать ее руку, и она так же явственно чувствовала, как его сильные пальцы до боли сжимают ее кисть, как она ощущала почти осязаемый гнев, который пылал в его глазах.

Каждая клеточка ее тела кричала, что вот он, Алессандро, так близко. Протяни руку и притронься, утони в его объятиях, выплачь на его груди все твои слезы.

– Я ведь просил тебя быть осторожной с ребенком, – взбешенно прошипел Алессандро, скрежеща зубами. – Ты что, хотела, чтобы всю оставшуюся ночь мы успокаивали плачущего малыша?

– Я сделала это машинально, я не думала… – неловко попробовала оправдаться Эвелина, отнимая руку и пытаясь унять участившийся пульс.

– Конечно же, ты не думала!

Ему внезапно нестерпимо захотелось приласкать ее, поцеловать в эти дрожащие губы, и это почему-то разъярило его еще больше.

– Тогда подумай! Ренцо – не игрушка, а ребенок. Ты не можешь будить его среди ночи только потому, что тебе этого хочется. Ты должна думать прежде всего о его потребностях и нуждах, а не о своих побуждениях!

Эвелина с ненавистью посмотрела на Алессандро. Ей с таким трудом удавалось прятать от него свою неприязнь. Он же, похоже, вовсе не собирался скрывать свои чувства по отношению к ней.

В целях безопасности она сделала шаг назад и спрятала руку за спину, чтобы он снова не схватил ее.

– Спокойной ночи, Алессандро, – сказала она холодно.