Приманка Минотавра (СИ)

Зарисовка 9. Всё страньше

Серая, 5 сентября 3340 года

Мы шли по странному каменному полу, внимательно глядя по сторонам. Коридор был довольно широкий, но все шли преимущественно парочками, замыкали Зарина с Леей. Многие тихо переговаривались; шли мы не быстро, но споро: неизвестно, сколько нам предстоит идти, пока пауки не догонят, — или пока мы не найдем выход наверх.

Здесь было намного холоднее, чем наверху. По счастью, у всех были с собой пончо или накидки, но руки всё равно мёрзли, и я кутала их в специальную муфточку, пришитую к накидке.

Анкин шел рядом. Он больше не заглядывал виновато мне в глаза, что, внезапно, сделало мою жизнь намного приятнее. Он просто шел — верный друг, молчаливая поддержка, хоть что-то постоянное в этом меняющемся Мире. Я говорю про Лабиринт, конечно, хотя и мир вне Лабиринта понятным и, что важнее, постоянным назвать было никак нельзя. Последнее время на обычных жителей сыпались указы за указом, и создание Курорта было лишь одним из них. Да, самым масштабным и основным… но не единственным. Появились ограничения на медицинскую помощь для совершеннолетних, чья потенциальная польза была низка; и, говоря о медицинской помощи, я имела в виду не только хирургию, а всю медицинскую помощь. Даже банальный аппендицит — болезнь, существующую кучу лет, но не побеждённую. В общем, Совет закручивал гайки.

Высших не трогали. И это было обидно. Да, они доказали свою полезность для общества… Но часто от таких «доказательств» после повышения не оставалось и следа. Разжалования из «Высших» не было.

Мне не грозило повышение в Высшие. Кто я? Один из проводников, который, к тому же, в последнее время не особо любит свою работу. У меня не так много связей, а мои родители — всего лишь фермеры, к тому же далеко не лучшие. Просто обычные люди со своими проблемами.

Но, всё-таки, мои родители сделали для этого мира намного больше, чем сотни псевдоталантливых литераторов и бардов, ньюпоствестмодернистов и нацистов-генетиков. Пока те старались привить окружающим свои мнения о том, как надо жить (и как перевернутый стул может убедить окружающих в том, что война — это плохо?), мои родители, как и сотни других фермеров, их кормили.

Мои размышления прервал хор. Он доносился из-за стены, но я даже не разбирала язык, на котором пели.

— Что это? — прошептала я. Вы слышите?

Они пожали плечами. Вдруг Эрик странно дернулся и кивнул.

— Хор.

— Да, хор. На каком языке он поет?

— На латинском.

Я знала латинский. Это точно был не он.

— Ты знаешь латинский?

— Да. Они поют «да будет славен путник, вперед идущий», а дальше… Дальше не совсем понятно.

— Я тоже слышу, — сказал Крей. — Это греческий. Про… — он покраснел, но добавил, — про грехи отцов.

Крайя тоже почему-то смутилась.

Я попыталась разобрать слова — но у меня ничего не получилось.

— Звуковые галлюцинации, — вдруг отрезал Анкин. — В пещерах такое часто бывает. Ну же, Серая, не поддавайся. Это хорошо еще, что не шаги, а просто хор. Эхо, тишина, где-то — вода; где-то — еще что-то. Мы же в пещере. Так что большую часть услышанного додумывает ваш мозг.

Он был прав. Пещера часто подсовывала звуковые, визуальные или тактильные галлюцинации. Но чем больше человек, тем менее вероятно было услышать нечто подобное. А здесь с десяток людей, и сразу три человека что-то слышат.

К тому же, было еще что-то, появившееся сразу после его слов, но мы не сразу это распознали.

Шаги.

Мы все остановились, когда пытались понять, что за хор поет за стенкой; и сейчас мы стояли, и кто-то невидимый обходил нас. Шаги раздавались то с одной стороны, то с другой. Мы замерли, затаив дыхание: пусть это тоже всего лишь галлюцинация, но менее страшно от этого не становится. Лабиринт, да что ж это такое!

Шаги подошли к каждому из нас, обошли вокруг и, наконец-то, удалились в ту сторону, которую мы шли. Было страшно идти туда же — но выбора не было. К тому же Аня сильно вздрогнула и сказала:

— Хоть это и обычный звук — но он, возможно, будет поопаснее. Пауки, видимо, прорыли отверстие и теперь падают в воду.