Примерь свадебное платье

5

Томпсон ушел, оставив больную наедине с тревожными мыслями. Выходит, она почти ничего о себе не знает! Ей нужно как можно скорее осознать себя. Нельзя целиком и полностью зависеть от одного человека, как будто в нем сосредоточилась вся ее жизнь. Ведь есть и другие люди.

Катрин подумала о матери и, повинуясь внезапному импульсу, позвонила ей, благо у врача нашелся нужный телефон. Ну и что? Разговор получился странный — какой-то нереальный. Ничего нового вызнать не удалось.

Мать говорила о том, что происходит в ее магазинчике, — она владела небольшим бутиком. Все это было известно из нерастерянных воспоминаний времени юности. Ничего не изменилось — до нее словно донеслось эхо давно ушедшего прошлого.

Дочь рассказала женщине на другом конце провода про несчастный случай, про потерю памяти и почти сразу же поняла, что помощи не дождется, — мать не поможет дочери отыскать саму себя. Конечно, она любит Катрин, беспокоится и подбадривает… Но она слишком далеко! И расстояние между ними, судя по всему, измеряется не только километрами.

Дочь повесила трубку с четким осознанием того, что годы после юности — особый этап в ее жизни, и мать о нем ничего не знает. Легко делиться счастьем и успехами, а неудачи обычно замалчиваются. И она скрывала. Значит, была неудачницей? Неужели ни в чем себя не проявила? Не хочется так думать… В конце концов, она родила чудесного сына и, безусловно, гордилась им. Именно поэтому так долго и тяжело переживала смерть мальчика.

Она напрягала память, стараясь отыскать хоть одну зацепку, хоть один намек…

И наконец нашла, обратив внимание на свою сумку.

Там есть одна вещь, которая связывает прошлое с будущим, — подписанный контракт на работу над детской книгой. Она не знала, почему взяла его с собой в тот страшный день, но официальная бумага может хоть немного прояснить дело.

Катрин проглядела контракт и обнаружила свой домашний адрес и адрес издательства. К контракту прилагалось письмо от редакторши — та отзывалась о работах художницы миссис Гайс в самых восторженных выражениях. Под письмом стояла подпись: «Эстер Брукс».

Они работали вместе и наверняка встречались… Может быть, повидаться с ней и поговорить?

Пускай это чисто деловые отношения, но свидание хотя бы даст возможность увидеть еще одного человека, который ее знал.

Итак, решение принято: завтра надо выписаться из больницы и встретиться с редактором. Она уже не такая слабая и сможет передвигаться самостоятельно, хотя, конечно, ноги еще слегка дрожат, все тело болит, и синяки еще не прошли. Но на самом деле ничего страшного с ней не случилось. Могло быть хуже. Вот только этот пугающий провал памяти. Но врачи и тут обнадеживают — рано или поздно прошлое вернется к ней.

Внезапная мысль заставила похолодеть от ужаса. А что, если она после травмы не сможет выполнить контракт? Вдруг да разучилась работать, а от таланта, о котором твердил Томпсон, ничего не осталось?

Катрин справилась со страхом и отложила решение беспокоящего вопроса на потом. Завтрашний день все прояснит. Пришло время стать самостоятельной. И не прятаться за спину Джефа. Шаг навстречу незнакомому, а вернее, забытому миру следует сделать с высоко поднятой головой.

Вспомнить по заказу — невозможно, не пытаться вспоминать — нельзя.

На следующее утро обнаружилось, что выписаться из больницы не так-то просто — процедура эта долгая и утомительная. Врачи считали, что миссис Гайс еще не готова к выписке. Придется настаивать, преодолевать массу препятствий.

Конечно, будь здесь Томпсон, все бы прошло в два раза быстрее, но тот находился на работе. Да и нельзя же, в конце концов, каждый раз хвататься за него как за спасательный круг! Кроме того, ей просто необходимо доказать самой себе, что она способна к самостоятельной жизни. Будет трудно? Ну что ж, придется справляться с жизненными трудностями!

Когда все формальности остались позади, она собрала вещи, оделась и перед уходом набрала рабочий номер Томпсона. Секретарша сказала, что мистер Томпсон на совещании, и оставалось передать, что миссис Гайс выписалась из больницы и намерена заняться делом, с которым надеется справиться одна.

Такси доставило ее от больницы к высокому зданию в северной части города. Указатель в просторном холле подсказывал, что ей следует подняться на четвертый этаж. Катрин вызвала лифт и поехала наверх. Когда на табло загорелась цифра четыре, она приготовилась выходить. Двери открылись.

На площадке стояла женщина и собиралась войти в лифт. На ней был эффектный желтый костюм с черной отделкой. Черноволосая и темноглазая, она показалась Катрин очень красивой.

Я знаю ее! — мелькнула мысль. Но радость возможного узнавания тут же улетучилась — женщина вошла в лифт, глядя в сторону и не обращая на встретившуюся никакого внимания. Ни приветственной улыбки, ни малейшего намека на то, что они знакомы.

Катрин поспешно вышла, смущенная своей ошибкой. И все же внутренний голос подсказывал ей, что они где-то встречались. Обернулась и еще раз с любопытством взглянула на женщину. Неужели они друг друга не знают?

Незнакомка ответила внимательным взглядом, но двери лифта закрылись и положили конец странной встрече. Миссис Гайс деловой походкой направилась к столу секретаря, не переставая думать о женщине в желтом. Эти мысли не оставляли и во время разговора с Эстер Брукс.

Эстер оказалась совсем молоденькой, лет двадцати с небольшим. Редакторша с сочувствием отнеслась к истории, рассказанной Катрин, и прониклась к ней симпатией. Разглядывая папку со своими работами, художница не могла скрыть гордости: иллюстрации действительно чудесные, — значит, у нее и вправду есть талант!

Эстер подробно рассказала про замысел книжки. Спокойная, добрая, терпеливая, она старалась помочь всеми силами… но не смогла пробудить никаких воспоминаний. Катрин совсем ее не помнила! И нельзя сказать, что внешность у мисс Брукс непримечательная — светло-карие добрые глаза, кудрявые каштановые волосы, милое открытое лицо… Редакторша понравилась с первого взгляда.

— Со мной трудно было работать? — напрямик спросила художница.

— Вовсе нет, — успокоила гостью Эстер. — Вашей увлеченности делом можно только позавидовать. Я в восторге от ваших работ — это настоящее творчество. Поверьте, вам не о чем беспокоиться! Вы сразу все вспомните, едва сядете перед чистым листом бумаги. Это как чтение — так просто не забывается.

Хотелось надеяться, что так оно и будет.

— Мы с вами часто встречались? — спросила Катрин.

— Нет. Всего три раза.

— Простите, что я не могу вас вспомнить. Врачи говорят, память скоро вернется.

— Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я тоже уверена в этом.

— Я хотела спросить… Выходя из лифта я встретила женщину в желтом костюме. Очень красивую…

— Это мой босс, — кивнула Эстер. — Она руководит проектом.

— Как ее зовут?

— Сара Картер.

Катрин вздохнула — имя ничего ей не сказало.

— Да уж, фамилию не назовешь особо приметной.

— Поверьте, Сара Картер — личность очень даже примечательная. — Эстер расширила глаза. — Не женщина, а вечный двигатель. Сама работает не зная отдыха, и от остальных требует того же. Кстати, именно Сара обратила внимание на ваши работы и тут же велела составить контракт. «Безотлагательно!» — Эстер с улыбкой передразнила босса и добавила: — У нее чутье на таланты.

— Когда мы встречались в прошлый раз, она была в черном. — Катрин не понимала, откуда пришла эта уверенность.

Юная редакторша нахмурилась:

— Но вы никогда не встречались.

— Никогда не встречались?

— Над книгой с вами работала только я. Самостоятельно. Сара держалась в стороне. Нет. Вы никогда не видели друг друга.

— Потрясающе! Я просто уверена… — Катрин запнулась и решила до поры до времени отбросить мысли о Саре Картер.

Должно быть, память сыграла с ней очередную шутку.

Катрин подумала, что стоит подружиться с Эстер. Кажется, симпатичная девушка и к ней расположена. Кроме того, теперь у нее есть работа, которую, судя по всему, ей удавалось выполнять на очень хорошем уровне. Рисунки, которые похвалила мисс Брукс, лучшее тому доказательство. Художнице приятно было думать об этом. Вот он где, путь к личной независимости.

Теперь предстояло знакомство с собственным домом. Подозвав такси, Катрин прочитала по бумажке свой домашний адрес. Машина отправилась прямехонько в пригород. Взглянув на свой дом, хозяйка была обескуражена. С улицы виден только гараж на две машины, все остальное скрывала высокая и глухая кирпичная стена. Да, вид не назовешь приветливым…

Перебрав ключи в связке, отыскала подходящий, открыла ворота и медленно побрела по дорожке к широкому крыльцу — очевидно, там и находился вход в здание. Машинально выбрав еще один ключ, открыла дверь и вошла в просторное помещение, очень современное, но обставленное в стиле, который сразу не понравился. Нет, все здесь ей не по вкусу. С недоверием оглядывала стеклянные и хромированные столы, кожаные кресла и диваны… Нигде ни одного яркого цветового пятна!

Женщина сняла с плеча сумку и прошла к стеклянным дверям в дальнем конце гостиной. За ними она увидела просторный двор и бассейн. Ни садика, ни лужайки — только несколько декоративных кустов и пальм для тени.

Дом явно дорогой, расположен в приличном районе… Она задумалась о своем финансовом положении. Интересно, эта собственность уже оплачена? Наверное, ее муж очень хорошо зарабатывал. Может быть, они вращались в высшем обществе?

Катрин бесцельно бродила по дому — из комнаты в комнату. Обстановка всюду дорогая, исключительно модная, ультрасовременная, но совершенно безликая. Словно выставочный павильон — все напоказ. Просто не верится, что она жила здесь и ничего не хотела изменить, добавить хоть что-то свое… Неужели ей было все равно, где и среди каких вещей существовать? Или это Гордон настоял на продуманном, но абсолютно бездушном стиле?

Тогда почему она оставалась здесь и после смерти мужа? Почему не продала эту кричащую роскошь и не приобрела другое жилище, в другом районе? Неужели ей все стало безразлично? Даже кабинет, где, без сомнения, она работала, был обставлен полезными, но безликими вещами.

В бывшей комнате Рона не нашлось ничего детского — ни вещей, ни игрушек. Никаких воспоминаний. Может быть, все спрятано в шкафы? Или она не хотела напоминаний о потерянном безвозвратно и все отдала в приют для сирот?

Путешествие по дому нагнало невыразимую тоску. Неужели это — ее прошлое? Если так, то сейчас у нее нет с ним ничего общего. Возможно, если открыть шкафы и порыться в ящиках, ощущение связи с этим домом вернется. Ведь должны быть где-то здесь следы ее жизни! Но уже не хватало сил продолжать поиски. От утренней решимости отстоять свою самостоятельность не осталось и следа.

Катрин заставила себя дойти до спальни, сбросила туфли, опустилась на огромную кровать, вытащила подушки из-под стеганого одеяла и попыталась устроиться поудобнее. И тут неожиданно ее взгляд упал на фотографию.

У нее оборвалось сердце.

Это — Рон!

Красивый маленький мальчик в сияющей золоченой рамке…

Фотография стояла на тумбочке около кровати. Рука невольно потянулась к снимку. Так хотелось получше рассмотреть сына.

Малыш смеялся, глаза светились от счастья. Одет мальчик был в красный спортивный костюм и темно-синие кроссовки, а в руках футбольный мяч. Рона сфотографировали на фоне парка, который показался совершенно незнакомым. Но удалось вспомнить, что сын любил играть с мячом и воздушными шариками: бросал их, ловил, гонял по траве…

Счастливый ребенок, дарящий счастье… Мучительное воспоминание вспыхнуло в сознании: Рон радостно плещется в ванне, смеется и визжит, она вытаскивает его и заворачивает в полотенце, прижимая к себе, вдыхая сладкую чистую свежесть его кожи и волос. Малыш приникает к ней всем телом и говорит: «Я люблю тебя, мама».

Катрин прижала фотографию к груди, легла на спину и закрыла глаза. В памяти всплывали давние картины. Вот Рон делает первые шаги к ней — в его глазах сияет удивительное ликование: я смог это сделать! Вот мальчик с восторгом катается на трехколесном велосипеде, который получил в подарок на третье в жизни Рождество… Вот сын преисполнен гордости, что научился плавать… «Мама, смотри, как я умею!»

Не может быть, чтобы я была плохой матерью, с нарастающей болью думала женщина. Мой сын — он для меня все. Мой сын… Рон…

Вдруг тишину разорвал звонок — долгий и настойчивый. Отогнав дремоту, Катрин поняла, что звонят в дверь. Это мог быть только Томпсон — ведь больше никого в ее жизни нет.

Она встала с подушек, и фотография Рона упала на пол. Машинально она подняла ее, поставила назад на тумбочку, еще раз с грустью взглянув на смеющегося маленького мальчика. Ей нужно подержать в руках живого, теплого, родного ребенка, а не ускользающее воспоминание в золотой рамочке.

Снова раздался звонок в дверь.

Она нащупала ногами туфли, пригладила волосы, прошла в холл и отворила дверь. На нее внимательно смотрели заботливые серые глаза Джефа. Взгляд проникал в душу и заполнял холодную пустоту.

— Как ты, Катрин?

— Входи, Джеф, — кивнула хозяйка.

— Ты давно уже дома?

— Довольно давно. — Катрин закрыла дверь и обвела рукой гостиную. — Только… это как будто не мой дом. — Она заглянула Джефу в глаза, надеясь получить объяснение. — Скажи, какая я была?

— В день свадьбы ты, казалось, была полна любовью и радостью. Искрилась счастьем и ожиданием прекрасного. Ты была… — его голос стал мягче и глубже, — самой желанной женщиной на свете.

— Ты присутствовал на моей свадьбе?

— Да. — Он горько усмехнулся. — Именно тогда я увидел тебя впервые.

— А какой же я стала потом?

— Тихой, углубленной в себя, отстраненной. Ты никому не улыбалась… кроме Рона. А после его смерти и вовсе перестала замечать окружающих. Замкнулась в себе и своем одиночестве. Люди заговаривали с тобой, но ты не отвечала. Я даже не уверен, что ты слышала их слова. Точно так же поступала и со мной.

— Почему ты терпел это?

— Потому что мне было больно видеть погасшую свечу… Поникший цветок, который так и не успел до конца распуститься.

Катрин передернула плечами.

— Мне плохо здесь, — взмолилась она. — Этот дом… в нем нет жизни. Это не мой дом, Джеф. Может, раньше я любила его, но теперь не хочу.

— А чего бы тебе хотелось? — тихо спросил он.

Она подошла ближе, положила руки гостю на грудь, взглянула ему в глаза — понимающие, полные заботы.

— Джеф, забери меня отсюда.

Он обнял ее, привлек к себе и просто сказал:

— Хорошо.

Катрин опустила голову ему на плечо, ощущая удивительную, странную силу этого ставшего необходимым ей человека. Она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, теплое дыхание касалось ее волос. Неважно, куда Томпсон повезет ее. Просто очень хотелось, чтобы свеча снова разгорелась, а цветок наконец распустился. И ей нужно, чтобы рядом был надежный, заботливый мужчина, который верит в нее и вселяет надежду на то, что все в конце концов будет хорошо. Сейчас важно не столько вспомнить Джефа в прошлом, сколько привыкнуть к нему нынешнему. Пусть прошлое нашептывает недобрые слова. Нельзя поддаваться этому наговору, если видишь перед собой участливого друга, проверенного в беде.