Кем на кухне один. Две чашки чая стоят на красивом круглом столе из дерева. Кухня, как и гостиная, оформлена в вишнево-красных тонах с бежевыми стенами и большими смелыми картинами чашек кофе на них.

— Я подумал, ты можешь быть голодна, — говорит брат.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — признаюсь.

Он не оборачивается.

— Я хорошо тебя знаю.

Я сажусь на один из стульев из кованого железа и беру чашку с цветочками.

— М-м-м... мятный.

— Да, Макайла сказала, что тебе нравится этот вкус, — говорит Кем, на этот раз отворачиваясь от плиты, на которой готовил яйца — единственное, насколько я знаю, что он умеет готовить, и делает это хорошо.

— Нравится, — говорю ему, дуя на чай, чтобы остудить его.

Он поворачивается к сковороде.

— Хочешь тост к яйцам?

Я кручу перед собой чашку.

— Да, пожалуйста.

Кем делит яичницу на три тарелки и добавляет тост, когда он выпрыгивает из тостера.

— Ты станешь прекрасной женой, — шучу я.

Он поворачивается с тарелкой в одной руке и стаканом апельсинового сока в другой, но ничего не говорит. Ни «заткнись, Амелия», ни «пофиг», ни «поцелуй меня в...» — ну, знаете, фразы, которыми все время обмениваются браться и сестры, к которым я привыкла.

— Сейчас вернусь, — вместо этого произносит он.

К этому я не привыкла.

— Макайла может поесть с нами.

Взгляд Кема всё говорит за него.

— Думаю, нам нужно поговорить наедине.

При этом я сглатываю ком в горле, зная, что пришло время для правды. Пока брата нет, я беру тарелки и вилки, соль и перец, наливаю каждому из нас сок и ставлю всё это на стол.

Кем возвращается и садится на место рядом со мной. Даже не поднимая вилку, он смотрит на меня.

— Что случилось, Амелия, что тебя так испугало?

Я тянусь к соли и слегка солю свою яичницу. Не знаю точно, что сказала ему на оставленном голосовом сообщении. Не знаю, с чего начать. Так что просто выпаливаю, как есть.

— В канун Нового Года я столкнулась с Ванессой.

Кем тихонько фыркает и отпивает сока.

— И что она на этот раз решила мне передать?

Не ожидая такого нелогичного вопроса, я замираю с вилкой на полпути ко рту, но решаю прожевать и проглотить кусок, прежде чем ответить.

Это правда — в прошлом Ванесса отправляла Кему подарки, затем писала мне в соцсетях, когда он не отвечал. Так как Кем отказывался вступать в современный мир и пользоваться фейсбуком, твиттером или инстаграмом, так она убеждалась, что он получил ее сообщения. Но вскоре после того, как я начала работать на отца, всё это прекратилось. Если не считать встреч на работе, мы с ней не контактировали.

Я кладу вилку на тарелку.

— Ее слова не были сообщением для тебя.

Хруст поджаренного тоста, когда Кем его кусает, раздается слишком громко.

— Ладно, тогда что заставило тебя пересечь страну и оставить мне сообщение, в котором ты говоришь, что мне нужно как можно скорее вернуться в Лагуну?

Есть такое понятие — слишком острая реакция, и теперь, спустя пару дней, я чувствую себя глупо из-за того, что а) вообще приехала сюда, чтобы обсудить это лично; б) оторвала брата от праздничных выходных, заставив приехать домой и столкнуться с тем, что, как я знаю, он лучше бы не стал обсуждать вовсе.

Но я здесь, он тоже, так что уже можно всё выяснить.

— Ванесса сказала, что отец изменял много лет, и потому мама бросила его.

Думаю, яичница застревает у Кема в горле, потому что он кашляет и бьет себя в грудь.

— Она что?

Я пододвигаю стакан с соком ближе к нему.

— Ты слышал меня.

Сделав быстрый глоток, он ставит его обратно.

— У нее длинный язык.

Снова подняв вилку, я ковыряю яичницу, но не ем.

— И? — спрашиваю я, сглатывая горечь во рту. — Это правда?

— Да.

Одно слово. Ничего больше.

Злость на мужчину, которого я всю свою жизнь считала героем, поднимается к горлу, и я отталкиваю тарелку, не чувствуя больше аппетита.

— Дай угадаю: значит то, что Ванесса рассказала мне о ней и отце тоже правда.

На меня смотрят пустые глаза.

Я выдавливаю из себя слова.

— Наш отец встречался с твоей девушкой, пока вы всё еще были вместе?

Кем кивает. Очевидно, ему совсем непросто обсуждать это.

— Почему ты не сказал мне? — спрашиваю я.

Серые глаза Кема смотрят на меня, в них виднеется искренность.

— Это было не мое право, Амелия.

Мои руки неподвижно лежат на столе.

— Но я винила маму за разрушение нашей семьи, а точнее того, что от нее осталось.

— И мама знала, что рано или поздно ты ее простишь.

Мои руки трясутся, и я пытаюсь успокоить их, взяв чашку.

— Почему? Почему она не сказала мне, что это была вина отца?

Кем встает, относит тарелку в раковину и, повернувшись, наклоняется над стойкой.

— Мама знала, что ты боготворила отца, и после смерти Брэндона она хотела, чтобы в твоей жизни осталось хоть что-то светлое.

— Светлое! — закричала я. — Всё это было ложью!

— Это всё, что у тебя осталось после Брэндона! — закричал он.

И я застываю. Он прав. После смерти Брэндона все мы были разбиты, но я была совсем плоха. Моей жизнью стали обвинения себя и угождения отцу. Закончила школу на отлично, прошла у него стажировку, заставляла себя быть похожей — такой была моя жизнь, мой способ искупления вины за то, что не смогла спасти Брэндона.

Мы с Кемом обмениваемся взглядом, который говорит, как мы оба знает, что он прав.

Я делаю вдох, выдыхаю и продолжаю.

— Ванесса также сказала, что мама винит отца за зависимость Брэндона.

Кема так сильно сжимает стойку, что я вижу, как костяшки его пальцев белеют.

— Чушь. Мама знает, что в этом никто не виноват.

Мы с братом редко говорим о том времени. Говорим о жизни до Б и жизни после Б, но не о том времени. На самом деле, это первый разговор о его смерти, при котором я не теряю самообладание.

И от этого приятно.

Приятно выговориться.

Приятно знать правду.

Конечно, я понимаю, почему Кем не хочет говорить мне об этом. Только я не понимаю, почему мама позволила мне ненавидеть себя, в то время как я продолжала обожать отца, у которого явно есть проблемы. Который явно не является героем, коим я его считала.

Думаю, несколько дней отдыха от Нью-Йорка, время с Бруклином и размышление над своей жизнью ослабили шок от правды. Пусть еще ничего не кончено, но уже не так больно, как раньше.

Поднявшись, я чувствую себя намного сильнее, чем думала, после того, как услышала правду, и несу тарелку в раковину. Кем забирает ее, мы снова обмениваемся взглядом, и он отворачивается, чтобы сполоснуть посуду. Взглядом, который говорит, что мы оба в порядке. У каждого из нас свой способ горевать, и да, мы скучаем по Брэндону, но оба знаем: он хотел бы, чтобы мы отпустили его. Чтобы помнили хорошие времена, не забывали его, но отпустили.

Чувствуя, будто с моих плеч сняли какой-то груз, я открываю посудомойку и оглядываюсь на Кема.

— Есть еще кое-что.

Он передает мне две тарелки и отворачивается, чтобы выключить воду.

— Что? — спрашивает он.

— Ванесса сказала, что они с отцом всё еще вместе, — говорю я брату, закрывая дверцу посудомойки.

Вздохнув, он берет полотенце и вытирает руки.

— Мне без разницы, с кем она. Но думаю, что тебе не всё равно, а потому расскажу то, что знаю.

Мы сделали еще чая и сели за стол. Тридцать минут спустя брат рассказал мне грустную и ужасную историю о том, в каком состоянии он был после смерти Брэндона, о том, что их отношения с Ванессой закончились еще до того, как он узнал о ее измене, и пусть он никогда не простит и не забудет того, что произошло с отцом, он продолжает жить. И, наконец, Кем говорит, что не думает, что наш отец и Ванесса вместе, но не может быть в этом уверен.

Он говорит о том, что отец пытался восстановить их отношения и убедил в том, что Ванессы больше нет в его жизни. По какой-то причине он поверил ему.

В ответ я рассказываю ему о своей вине. О вине, которую ощущала тем утром, когда нашла мертвого Брэндона. И о том, как скучаю по нему. Рассказываю, почему пошла работать к отцу, и о том, что больше там работать не хочу. Что для меня настало время последовать своей мечте и стать фотографом.

Моя мечта.

Мое время.

И от этого приятно.

Говорю ему то, что никогда, как думала, не произнесу вслух.

Кем кивает. Соглашается. Поддерживает. Побуждает продолжать и задает вопросы. Когда предлагает переехать сюда, я смеюсь. Когда предлагает ЛА, я смеюсь еще громче, но мозг, кажется, обдумывает это предложение.

Когда разговор подходит к концу, я наконец говорю брату о том, как меня злит то, что ему кажется, будто он должен защищать меня.

На это он улыбается.

— Это, сестренка, никогда не изменится.

Я могу лишь покачать головой. Сидеть с ним здесь вот так странно, но я не злюсь. Конечно, я пересекла страну, чтобы столкнуться с тем, что уже в какой-то мере считала правдивым, но узнав правду, чувствую облегчение. Облегчение от того, что больше не живу в пузыре. И облегчение от того, что впервые за долгое время понимаю — пора оттолкнуть свою вину на второй план, а на первое место поставить себя.

Кем смотрит на меня, растирая лицо.

— Так что будешь делать?

Я бросаю взгляд на часы, которые показывают четыре утра.

— Пойду спать, — улыбаюсь ему.

Он смеется.

— Я имел в виду со своей жизнью.

Поднявшись, смотрю на него.

— Понятия не имею, но ты не против, если я останусь здесь, пока что-нибудь не придумаю?

Поднявшись на ноги, он притягивает меня к себе для объятий, что на него не похоже. Когда целует меня в макушку, шепчет:

— Тебе не нужно спрашивать об этом. Моя дверь всегда для тебя открыта, Амелия, ты же знаешь.

И это так. Иначе я бы не прилетела сюда таким образом.

— А теперь пошли спать, — говорит брат, указывая на комнату, которая станет моей.

Зевая, мне удается сказать: «Я люблю тебя», после чего довольно послушно иду к своей комнате. И снова, когда дело касается моего брата — это не похоже на меня. Может мы оба изменились. Повзрослели. И мне нравятся новые мы.

Войдя в гостевую спальню, которая, как и остальная часть дома, обустроена в красных и бежевых тонах, подхожу к одному из двух окон, расположенных по сторонам от кровати и смотрю в него. Оглядывая дом Мэгги, поднимаю взгляд и вижу приглушенный свет из комнаты Бруклина. Горит либо прикроватная лампа, либо свет в ванной комнате.

Он всё еще не спит?

Если так, то находится ли его рука под одеялом, на его возбужденном члене, двигаясь вверх-вниз?

И если так, то думает ли он обо мне?

О том, что могло произойти между нами.

Надеюсь, что да.


Глава 20


ЛЮБОВЬ, СБИВАЮЩАЯ С НОГ


Бруклин


Мозг мужчины — сложная штука, особенно во время самоудовлетворения.

Держа руку на члене, пытаюсь оттолкнуть грязные мысли об Амелии. Ну, знаете, те, за которые ее брат отрежет мне яйца.

Потому я решаю воспользоваться архивами памяти, чтобы справиться с утренним стояком. Но ничего из моего прошлого, что показалось бы достойным воспоминаний, не приходит на ум, и мои мысли вновь возвращаются к девушке.

Возвращаются к ней, несмотря на то, что я морожу сейчас свой зад и просто хочу вернуться в кровать. Не хочу идти на работу. Лучше бы ее не было.

Первое, что я сделал сегодня, когда без пятнадцати семь прозвенел будильник, это проверил температуру — восемь градусов — после чего помолился, чтобы на улице шел дождь. Его не было. И всё же ничего не услышав, я встал, чтобы проверить лично, надеясь не просто на мелкие капли, а на проливной ливень, который мы ожидали. Но не судьба. Хотя небо и было заполнено серыми тучами, дождь был легким, и я знал, что пляж будет открыт, а значит, нужно было шевелить задом.

С этими мыслями я поспешил в ванную через прохладную комнату и открыл настолько горячую воду, которую только мог выдержать.

Прежде чем ступить в душ, я старался избавиться от мыслей о том, насколько влажной вчера была Амелия, как реагировало на мое прикосновение ее тело, какой удовлетворенной она выглядела, когда кончила с моим именем на губах.

Теперь, находясь в стеклянной коробке, я позволяю воде стекать по своему телу, приветствуя жжение, которое я без сомнения заслуживаю.

И затем думаю об Амелии.

Такой сексуальной.

Провожу рукой вверх-вниз.

Снова думаю об Амелии.

Такой умной и забавной.

И да, я думаю об Амелии.

Воспоминания о прошлой ночи достаточно сильные, чтобы член начал до боли пульсировать в моей руке. Правильно это или неправильно, мы начали то, что остановить может быть не в наших силах.

Убрав руку от члена, я включаю еще более сильный напор воды. Стекло уже запотело, и я осознаю, что бездумно уставился на него.

Вода бьет меня по спине с неистовой силой, и мне это необходимо. Я жажду этого. Я заслужил наказуемый ритм утреннего душа, напоминающий мне о том, что думать об Амелии в таком ключе — неправильно.

Если считаете иначе — я не согласен.

Будь это правильно, почему я не сказал об этом Кему, когда увидел его? Почему не написал ему, пока бодрствовал всю ночь, думая о том, что мне делать? Почему я не пойду сегодня туда, чтобы пригласить Амелию на свидание у него на глазах?

Не потому что он убьет меня, а потому что возненавидит. И маленькое подобие семьи, которую мы пятеро — нет, шестеро — построили, будет уничтожено.

Называйте меня трусом, называйте, как хотите, но это единственная семья, которая у меня была, и я не хочу терять ее.

Знаю, мы не семья в традиционном значении этого слова — Кин, Мэгги, Пресли, Макайла, Кем и я — но мы семья.

Да, так что теперь, открывшись, я могу подрочить, думая о ней без чувства вины.

В этот раз.

Задвинув на задний план мысли о грядущем шторме, я вновь обхватываю рукой свой член. Пальцы сжимаются, и я представляю ее пальцы вокруг меня, потому что ей любопытно — она хочет знать, как сильно возбуждает меня. Она желает знать, как я отреагирую. Хочет видеть, как я кончу.

Вверх.

Вниз.

Медленно.

Это она делает со мной.

Она.

Поддавшись фантазии, я закрываю глаза и сначала нежно провожу рукой по головке, после по основанию. Другой рукой сжимаю яйца. Обе руки работают в тандеме.

Блять, как хорошо.

Дав себе поблажку, представляю, что это делает она. Что Амелия со мной в душе, и мы свободно исследуем друг друга, как того хотим. Видит Господь, я хочу изучить ее. Всю. Ее киску, попку, рот. Каждый ее сантиметр.

Воспоминания о ее разгоряченной маленькой киске заставляют меня сжимать член сильнее, двигая рукой к головке. Хочу, чтобы это ее руки сжимали меня, не мои, но приходится удовлетворяться тем, что имею, однако в моей фантазии всё это делает она, не я.

Капли воды из душа бьют меня по телу, заменяя смазку, и двигаться быстрее становится легче. Я думаю о ней — ее лице, теле, о том, как сильно хочу ее.

Блять!

Представляю, как вставляю свой член ей во влагалище, и от этой фантазии хочется кончить сильно и быстро.

Черт, да.

Мой кулак набирает скорость, и я слизываю воду с губ. Думаю о том, чтобы замедлиться, но зашел уже слишком далеко.

Лбом прижимаюсь к стенке душевой и сильнее сжимаю яйца, скручивая член ради ощущения легкой боли.

Блядь!

Давление внутри меня растет, позвоночник начинает покалывать.

Я сейчас кончу.

Я сейчас взорвусь.

Блять!

С ускорением моего оргазма увеличивается и удовольствие — словно через меня проходит заряд тока. Это невероятно хорошее чувство растет, и сдерживаться я больше не могу.

Я крепко сжимаю себя и позволяю себе кончить.

Мой член при этом сжимается так быстро, словно в спазме, но чувства невероятно хорошие. Я взрываюсь при мысли о ней, и сила оргазма шокирует меня. Когда это чувство снова усиливается, я в это не верю.

Я не закончил.

В этот раз я действительно даю себе волю — переступаю порог в иной мир, переживая то же чувство снова и снова, пока не остается сил. Если лишь мысль о ней выжимает меня до последней капли, что произойдет, когда я действительно окажусь внутри нее?

Когда чувство кайфа ослабевает, я опираюсь на стекло и думаю — ощущения будут просто фантастические.

Пока дыхание приходит в норму, то же происходит и с чувствами, и я отчитываю себя. Мне вовсе не стоило думать об Амелии — она младшая сестра Кема.

С этим внезапным желанием отрезать себе член, я намыливаюсь, смываю пену и убираюсь оттуда прочь.

Не заморачиваюсь о том, чтобы побриться.

Обернув полотенце вокруг талии, вытираю пар с зеркала и смотрю на свое отражение.

Что я выберу: противостоять соблазну или сдаться и рискнуть всем?

Только время покажет.


Глава 21


ИЗ 13 В 30


Амелия


Говорят, что настоящая жизнь ничем не похожа на кино. Это не всегда правда. Когда дело касается влюбленности, думаю, эти два понятия могут быть довольно схожи.

Скорее всего, ваш первый поцелуй не случится под дождем, и, вероятнее всего, вы не станете искать любовь на работе, но это не значит, что лучшие фильмы не о любви, особенно возымевшие успех в прокате.

Романтические фильмы, которые кажутся настоящими, вызывают у вас ощущение, будто вы плывете на облаке — самые лучшие. И когда я читаю «Фанатку», я чувствую именно это.

Я вычеркиваю красной ручкой некоторые строки и переписываю их. Меня не беспокоит то, что моя свобода слова может быть нежелательной. По какой-то причине мне легко дается прочувствовать роль Кейт. А потому я смиряюсь с судьбой.

Герой Келлан — тусовщик двадцати с чем-то лет с большим эго. Парень в мгновение ока стал известным из-за телевизионного шоу о серфере, бросил колледж, чтобы преследовать мечту, и он считает себя круче всех.

Кейт — влюбленная фанатка, у которой перед глазами мелькают звезды, когда она встречает Келлана в магазине ее отца для серферов, в котором снимают один из эпизодов телешоу. После долгих раздумий о том, что делать, она, наконец, вылетает из задней комнаты и нервно просит у него автограф. Так они и знакомятся.

Не самая моя любимая часть.

Не поймите меня неправильно — сценарий написан хорошо и мгновенно завоевывает мое внимание. Просто Кейт, которая свободна духом и полна жизни, что мгновенно привлекает Келлана, кажется, слишком легко поддается его очарованию. Как объекту его любви, ей необходимо быть менее нервной, более безразличной — она не должна разыгрывать из себя недотрогу, но и не боготворить его, иначе не думаю, что Келлан будет настолько заинтригован ею.

Если не считать начало, где собралось основное количество моих правок, думаю, этот сценарий может стать прекрасным фильмом о встрече любви, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Технически это не проникновение с взломом, потому что мне нужно было забрать свои вещи, и я знала, где лежал запасной ключ.

Но Бруклин еще не дома, а уже почти четыре. К сожалению, мне пора. Кем и Макайла хотели съездить в Западный Голливуд, но вернутся домой в любую минуту. Оказалось, что они каким-то образом забыли сумку с подгузниками Пресли. Мэгги убедила Макайлу, что они обойдутся без нее. Что Макайла может отправить ее с Кемом на работу в понедельник, и после работы Кин бы привез сумку домой. И всё же Макайла настояла на том, чтобы вернуть ее сегодня. Думаю, у нее приступ детской лихорадки.

Утром я даже подразнила брата по этому поводу, и он наградил меня своим прищурившимся взглядом, коим он и славится.

Этого мне было достаточно, чтобы понять, он не готов к этому следующему шагу. Думаю, он считает, что сначала должен построить свою карьеру. Видите ли, Кем намерен добиться большого успеха, как наш отец, но без его помощи. Да, у него проблемы с отцом, как и у меня. Однако он настойчиво продвигается своими силами. У брата магазин мужской одежды розничной торговли, и Кин работает на него, как и Мэгги, но она всё ещё в декрете.

Это довольно мило — маленькая семья, которую они создали.

В любом случае, они сказали, что вернутся домой к ужину, так что мне, вероятно, лучше вернуться и начать что-то готовить.

Раздумываю о том, чтобы оставить Бруклину записку, потому как весь день думала о том, чтобы написать ему. Но я всё ещё ничего не слышала от него после того, как он стремительно покинул машину прошлой ночью, а потому оставляю на кровати его рукопись с красной ручкой поверх нее и ухожу.

Он поймет, что я была здесь.

Я не спеша закрываю дверь, надеясь увидеть его. Не спеша иду по дорожке к дому брата, надеясь увидеть его. И не спеша захожу внутрь, надеясь увидеть его.

Но не судьба.

Оказавшись на кухне Кема, я вынуждаю себя прекратить думать о Бруклине, и занимаюсь выбором блюда на ужин. В морозильной камере нахожу булку хлеба и достаю ее размораживаться.

Когда ищу в кладовой ингредиенты для соуса к спагетти, входит Макайла.

— Привет, — говорю я, выставляя банку мятых томатов на стойку.

Она дует на пальцы.

— Привет. Стоило надеть перчатки. На улице холодно.

— Здесь всегда так холодно? — спрашиваю я, открывая новенький холодильник в поисках специй.

— Нет. — Макайла кладет сумку на стойку. — Ну или я не помню, чтобы в прошлом году было так холодно.

На одной из аккуратно организованных полок стоит контейнер с базиликом и орегано, к которым, уверена, мой брат не имеет никакого отношения. Я беру его вместе со свежим чесноком и луком.

— Надеюсь, ты не против, но я подумала, что можно приготовить пасту с чесночным хлебом на ужин.

Макайла трет живот.

— Звучит потрясающе. На ленч мы ели бургеры с черной фасолью и салат с нутом у Кина и Мэгги, и я умираю от голода.

Открывая самый близкий к плите ящичек, не удивляюсь, обнаружив там приборы.

— Бургеры с черной фасолью? Фу, — говорю я, указывая пальцем на рот, после чего беру консервный нож.

— Фирменное блюдо Мэгги, — добавляет Макайла, разуваясь и аккуратно оставляя обувь возле двери. Она любит порядок во всем. Не скажу, что у нее ОКС, но она определенно организованная.

Дом Мэгги, в котором живет Бруклин, не настолько организован. Я бы сказала где-то посерединке. Аккуратность — это круто, но не всегда необходимо. Меня устроит любой вариант.

— Чем могу помочь? — спрашивает Макайла, моя руки в раковине.

Я протягиваю ей полотенце для посуды.

— Может, нальешь нам обеим по бокалу вина и сделаешь чесночный хлеб, а я займусь остальным.

Вытерев насухо руки, она перекидывает полотенце через плечо.

— Договорились.

Кастрюли и сковородки аккуратно висят на подвесной полке на стеллаже, и я беру по одному из каждых предметов.

— Где Кем?

Она открывает холодильник для вина, который я не заметила, и наклоняется, чтобы изучить бутылки.

— Он увидел Бруклина, когда мы подъезжали, и пошел к нему поговорить.

Забеспокоившись, я прикусываю нижнюю губу и отворачиваюсь от нее, чтобы поставить кастрюлю в раковину и сковороду на плиту.

— О чем? — пытаюсь, чтобы голос прозвучал ровно.

После небольшой паузы она достает бутылку красного.

— Не знаю.

Консервный нож — последнее слово техники, совсем не похож на мой старый, который приходится проворачивать вручную, и сейчас я вовсе не прилагаю усилий для открытия банки. Я в пол оборота оглядываюсь через плечо.

— В доме всё такое красивое. Ты прекрасно здесь поработала.

Улыбаясь, она открывает ящичек рядом с охладителем и берет два больших бокала. Затем бросает через плечо:

— Спасибо. Кем помогал.

Обернувшись, я усмехаюсь. Моего брата меньше всего заботила обстановка дома.

— С чем, например? Выбирал длину дивана, на котором будет покоиться его зад во время просмотра баскетбола?

Смеясь, она наливает вино.

— Ну, он притворялся, что помогал. Это мило.

Я наполняю кастрюлю водой и ставлю ее на средний огонь. Затем открываю верхний шкафчик рядом с плитой в поисках оливкового масла. Наливаю немного в сковороду, прежде чем перейти к разделочному столу рядом с плитой, чтобы нарезать лук и подавить чеснок.

— Расскажи, когда вы двое собираетесь пожениться?

Макайла ставит бокал вина рядом со мной и наклоняется за противнем в ящик под духовкой. Затем поднимает глаза.

— Не знаю, может этой осенью или следующей весной. Ни один из нас не хочет торопить события.

Включив огонь под сковородкой для нагрева масла, я начинаю резать лук.

— Умно. Так у вас будет время закончить перестановку в доме и спланировать свадьбу без стресса.

Отпивая вино, она смотрит на меня поверх края бокала.

— Да. Кем уже некоторое время пытается купить этот дом у владельца, и, думаю, они наконец пришли к соглашению насчет цены. Когда он действительно станет нашим, хотим закончить внутри и атакуем экстерьер. Первое, что хочет переделать Кем, — патио.

Уронив нож, я поворачиваюсь к ней и хлопаю в ладоши.

— О боже, вы, правда, собираетесь купить этот дом. Это просто фантастика.

Ее плечи приподнимаются с радостью, и она начинает резать хлеб.

— Я тоже так считаю, только не говори Кему, что я сказала тебе. Он сам хочет рассказать тебе об этом.

— Не говорить Кему что? — раздается глубокий голос, определенно принадлежащий моему брату.

— Я попала. — Макайла улыбается и выворачивает голову, чтобы поцеловать жениха.

Кем шлепает ее по попке и быстро целует.

— Плохая девочка. Думаю, придется наказать тебя, — шепчет он, но недостаточно тихо.

— Прекрати! — кричу я. Я в последнюю очередь хочу слышать разговоры брата о сексе. — Она рассказывала мне о вашем новом доме, — выпаливаю я, бросая помидоры в сковороду.

Кем подходит и заглядывает мне через плечо.

— Да! — он радостно вскидывает кулак. — Твой соус к спагетти — мой любимый.

Улыбаясь, я добавляю чеснок и специи.

— Знаю.

Деревянные ложки в ящичке с другой стороны, он открывает его и берет одну. Передавая ее мне, говорит:

— Сделай побольше. Я пригласил Бруклина присоединиться к нам.

Когда беру ложку, разворачиваюсь и пытаюсь скрыть радость, наклоняясь, чтобы почувствовать запах готовящегося чеснока.

— Думаю, здесь хватит.

Макайла ставит нарезанный хлеб с маслом и чесноком в духовку.

— Я пойду переоденусь, затем накрою на стол.

В тот момент закипает вода, и я беру упаковку пасты.

— Не спеши.

Кем достает дуршлаг и ставит его в раковину, встроенную на островке.

— Я вернусь помочь. Справишься?

Я машу головой.

— Тебе тоже не нужно спешить.

Он усмехается.

— Уверена?

Взяв полотенце с плеча, бью им брата по груди.

— Иди. Я разберусь.

Мне нравится видеть брата счастливым. А по его хорошему настроению сейчас я понимаю, что с Бруклином ничего плохого не произошло.

Как только я бросаю в воду пасту, звонит мой мобильный, и на экране высвечивается имя Лендона.

Я говорила с ним чуть раньше, как и с Картером, так что удивлена, что он снова звонит.

— Привет, плохиш, — отвечаю я, чтобы проявить свою дерзость.

— Для тебя игрок главной лиги, и привет, — смеется он.

Придерживая телефон щекой, я достаю из ящичка большую вилку для пасты.

— Какая я глупая, забыла, что ты получил повышение.

Его голос понижается.

— Любишь бить ниже пояса.

Знаю, он ждет сексуального ответа, но по какой-то причине, я не хочу лезть на эту тропу, потому меняю тему, как сделала это раньше.

— Какая честь получить два звонка за один день.

— Я беспокоился о тебе. У тебя был расстроенный голос, когда ты рассказывала о своем отце ранее. Звонила маме?

Вода кипит слишком сильно, так что я убавляю огонь.

— Да.

— И?

Мои мысли переключаются на то, что сказал мне утром Картер, когда я рассказала ему о прошлой ночи. Мой лучший друг сказал не флиртовать с двумя парнями одновременно. И хотя он и понимает, что Бруклин не ищет ничего больше перепиха, сказал, что именно этим я и занимаюсь. Кто-то всегда обжигается, вот что он сказал. Серьезно, мне стоит послушать Картера. Встретив прошлым летом двух парней, которые ему очень понравились, он тайно встречался с обоими. И выяснил, что любовный треугольник — это не гейская групповуха, когда оба парня бросили его.

Думая об этом, я накрываю соус и делаю огонь на минимум, после чего беру свое вино и опираюсь на столешницу. Буду удерживать наши беседы во френд-зоне, пока не отделаюсь от своего влечения к Бруклину.

— Сказала ей, что выяснила, и что мне жаль. Не удивительно, что она заплакала, затем попросила не ненавидеть отца.

— Но ты ненавидишь?

Я хмурюсь, когда брат возвращается на кухню.

— Кто это? — говорит он одними губами.

Я игнорирую его взгляд и кручу бокал.

Ненавижу — сильно сказано. Думаю, я сейчас словно онемела и просто разочарована.

— Это понятно, — комментирует Лендон. — Он знает, что ты знаешь?

— Да. Я написала ему. Рассказала всё и сообщила, что беру двухнедельный отпуск.

— И?

— И не открыла его ответ. Я пока не готова к этому. Может, поговорим о чем-то другом? — предлагаю я.

— Конечно, — отвечает он, затем спрашивает: — Так ты вернешься через две недели? Хочу отвезти тебя на поле и научить подавать мяч.

— Идея веселая, но не знаю, когда я вернусь, — говорю ему, ловя на себе взгляд брата.

Он, прищурившись, смотрит на меня. Я широко открываю глаза и отворачиваюсь от него. Он знает всё о нашем отце — он сидел рядом со мной, когда я отправляла мейл — так что его интерес к моему звонку никак с этим не связан.

— Может, мне приехать туда? — предлагает Лендон. — Следующие выходные у меня свободны, и я, правда, хочу снова с тобой встретиться.

На ум приходят воспоминания о Бруклине и его пальцах внутри моей киски, и от этой мысли начинает покалывать пальцы на ногах. Если Лендон будет тут, всё может стать очень запутанным, не говоря уже о том, что держать его во френд-зоне будет намного сложнее.

— Нет, не думаю, что сейчас это хорошая идея.

Наступает небольшая пауза, но он быстро приходит в себя.

— Что ж, если передумаешь — дай знать.

Всё ещё думая о прошлой ночи, чувствую появление румянца на щеках, когда вспоминаю, как Бруклин заставил меня кончить, и понимаю, что нужно заканчивать разговор с другим мужчиной.

— Да, обязательно. Обещаю. Я готовлю ужин и мне, вероятно, стоит вернуться к готовке.

— Спокойной ночи, Амелия, — говорит он и отключается. С парнем легко, всё так гладко. Не могу не сравнить его с намного более резким Бруклином, с которым явно непросто.

Когда оборачиваюсь, вижу как на меня пялится не только брат, но и Макайла.

— Кто это был? Картер? — подозрительно спрашивает Кем.

— Нет, — отвечаю я.

— Тогда кто? — улыбается Макайла. — Это был парень?

— Возможно, — признаюсь, мгновенно сожалея о флиртующем тоне.

Улыбка Макайлы становится еще шире.

— Парень, который тебе нравится?

Паста должна быть уже готова, и я поворачиваюсь, чтобы в последний раз помешать ее, прежде чем слить.

— Возможно, — повторяю, в этот раз мягче, менее игриво.

— У тебя есть парень, и ты не рассказала мне о нем? Как его зовут? — требует Кем.

Поворачиваясь с кастрюлей в руках, иду к раковине и отвечаю:

— Его зовут Лендон Риз, и он не мой парень, — как раз самое время Бруклину войти на кухню и всё услышать.

— Лендон Риз, новый питчер «Янкиз», твой парень? — спрашивает Кем тоном, который явно не выражает восторг.

Сливая пасту через дуршлаг, я не поднимаю взгляд. Мне ненавистно то, что Бруклин слышит это.

— Мы общались, но, как я уже сказала, он не мой парень. А теперь забудь, — мой голос строг.

Замечая признаки грядущей ссоры между братом и сестрой, Макайла переключается на духовку, из которой достает хлеб и складывает его в корзинку.

Кем, с другой стороны, не закрывает тему, как я сказала. Вместо этого он упирается ладонями на столешницу и наклоняется вперед.

— Игроки — не тот тип парней, с которым тебе следует связываться, Амелия.

Вот он — гиперопекающий старший брат, который вечно забывает о том, что я взрослая. И что я могу принимать свои решения, и стоит сказать, что мудрые.

— Все они бабники, ищущие развлечения, — добавляет он на случай, если его предупреждения не достаточно, чтобы остановить меня.

Мне хочется закатить глаза, сказать что-то вроде «Ты и твои друзья тоже когда-то были игроками», но так как здесь Бруклин, я решаю быть осторожнее. Всё ещё покрасневшая от воспоминаний прошлой ночи, смотрю на него через пар.

— Между нами ничего нет, я уже сказала это. Так что брось.

Брат вновь игнорирует меня.

— Ты закончила разговор с ним две минуты назад, а всё ещё выглядишь как зардевшаяся школьница.

Очевидно, Кем неправильно понимает причину моего румянца на щеках, и Бруклин теперь тоже.

Отлично.

— Это всё пар, — говорю ему и перевожу взгляд на Бруклина, который, задумчиво прищурившись, наблюдает за всем этим с большим интересом. — Привет, Бруклин, — пытаюсь сменить тему разговора. — Ты как раз вовремя — ужин почти готов.

Он машет головой.

— Как дела? — говорит он, словно я один из его дружков, затем поворачивается к Макайле, которая получает легкие объятия и поцелуй в щеку.

Кем наконец понимает намек, оставляя меня в покое, хлопает Бруклина по плечу и говорит:

— Угощайся пивом. — Затем начинает помогать Макайле, которая накрывает на стол.

Я отворачиваюсь, не позволяя обыденному приветствию Бруклина произвести на меня эффект, и открываю шкафчик в поисках миски для подачи пасты. Их там несколько, но все они на верхней полке, и мне приходится встать на носочки, чтобы дотянуться до одной из них.

— Я достану, — выдыхает Бруклин. Мой взгляд перемещается. Он рядом со мной, пахнет чистотой, будто только что вышел из душа. Вкусно. И выглядит довольно злым, его взгляд задумчивый, и по какой-то причине вызывает странное чувство у меня в животе.

Я слежу за ним, чувствуя мурашки на коже, когда его длинное, стройное тело вытягивается, чтобы достать миску. Когда он передает ее мне, я позволяю своим пальцам прикоснуться к его руке.

— Я приходила сегодня, искала тебя.

Его рот искривляется в преувеличенном недовольстве, и он рывком убирает руку. И оглядываясь, видит Кема, занятого собственной беседой с Макайлой. Когда он понимает, что они не обращают на нас внимания, то наконец отвечает мне:

— Я заметил. Пришлось пойти на работу, — говорит он и широкими шагами направляется к холодильнику.

Делает вид, будто между нами нет ничего сложного. Странно, как моего заносчивого, гиперопекающего брата сейчас не заботит близость Бруклина ко мне, но в то же время он злится, когда я говорю с каким-то парнем по телефону. Всё же он доверяет Бруклину, что и является проблемой в этой ситуации.

Мне ненавистна мысль о том, что мое влечение к Бруклину может разрушить его дружбу с моим братом, отчего думаю: не лучше ли было бы сказать, что Лендон мой парень. Что, судя по кислому выражению лица Бруклина, мгновенно закончило бы всё между нами.

Но это было бы ложью.

И я не могу отрицать своих чувств к Бруклину. Я в последнюю очередь хочу причинить ему боль. Или оттолкнуть его, как бы эгоистично это не звучало. Он не ищет постоянных отношений, но и я не останусь здесь навсегда. Это поистине идеальная ситуация. Кроме того, моему брату не обязательно знать.

Лично я не думаю, что он возненавидит это так сильно, как считает Бруклин. Но я знаю, что он возненавидит. Ему будет ненавистно то, что Бруклин может разбить мне сердце, и это сможет рассорить их. Думаю, Кем может смириться со своим мнением о том, что у Бруклина передоз женщин — его слова, не мои. Но он никогда не смирится с тем, что Бруклин причинит мне боль, а потому я не допущу этого.

Не смотрите на меня так! Я могу стать очередной женщиной, с которой он переспит. Не имею ничего против.

Чувствуя, как к щекам приливает кровь от этой мысли, спешу к кухонному островку, чтобы пересыпать пасту в миску. Убедившись, что она не слипается, направляюсь к плите с полной миской в руках.

Бруклин вернулся и сейчас облокачивается на стойку рядом с плитой с бутылкой пива в руке, наблюдая за мной.

Чувствуя жар задумчивого взгляда, смотрю в его голубые глаза, когда ставлю миску рядом, и останавливаюсь на мгновение, позволяя ему сказать, что у него на уме. Когда он ничего не произносит, начинаю заливать соус поверх пасты.

Я не хочу провести ужин, разъясняясь со злым, угрюмым Бруклином. Налив достаточное количество соуса на пасту, начинаю перемешивать ее. И снова делаю паузу, чтобы взглянуть на него.

Его и без того хмурый взгляд становится ещё более хмурым.

Видимо, он хочет больше узнать о Лендоне, потому шепчу ему:

— Лендон был моей парой на свидании вслепую в канун Нового Года. Всё было неплохо. Даже хорошо. Пока я не узнала об отце. Лендон был рядом, когда я наткнулась на Ванессу, так что я рассказала ему о том, что произошло. Он помог мне забронировать билет на самолет. Я должна ему.

— Должна?

Ярость в его едва слышном голосе заставляет меня насторожиться.

— Не в том смысле.

— Тогда в каком? — требует ответа парень, его голос низкий, но всё ещё заставляет меня съёжиться.

Я в последний раз перемешиваю пасту ложкой, после чего тянусь к перцу.

— Он помог мне и хочет знать, что со мной всё хорошо. Он звонил узнать, как я, и на этом всё.

Бруклин отпивает пива, его адамово яблоко сексуально двигается. Всё ещё касаясь губами стекла, он смотрит на меня холодными, как лед, глазами и спрашивает:

— Ты трахалась с ним?

Он оглядывается через плечо на моего брата, которому преподают урок о том, с какой стороны от тарелки должна лежать вилка, хотя я уверена, что он знает это еще с выпускного. Я прищуриваюсь, глядя на Бруклина, но не раскрываю рта.

— Ну так? — спрашивает он, опуская бутылку.

Слегка приправляя пасту перцем, огрызаюсь ему в ответ.

— Нет, я не спала с ним, но это не твое дело.

Одним плавным движением он берет мою руку и направляет ложку к своему рту. Для всех посторонних наблюдателей это выглядит так, словно я прошу его попробовать блюдо. Дрожащей рукой я подношу ложку к его губам. Губам, которые хочу ощутить на себе. Повсюду.

Как только ложка касается его рта, он шепчет:

— Всё, что касается тебя — мое дело.

Игра окончена. Прямо здесь. Прямо сейчас.

То, как он говорит эти шесть слов, чувство собственности в его тоне, голод в глазах заставляют понять — я, несомненно, дам ему то, что он попросит.

Неважно, насколько сильной я хочу казаться — я принадлежу ему.

И вполне уверена... ему это известно.

Я киваю и опускаю ложку.

— Пора есть? — спрашивает Макайла, зажигая свечи, поставленные в центр стола.

Кем уже сидит и занят своим телефоном, вероятно проверяя данные по продажам.

— Да, пора.

Я улыбаюсь, позволяя взгляду метнуться к Бруклину. Мои слова относились к нему так же, как и к Макайле.

Его подбородок совсем немного опускается, и когда я прохожу мимо него, он совсем тихо, так что я едва могу слышать, шепчет:

— Ложись сегодня пораньше.

Даже полностью одетая, я чувствую жар его тела, когда прохожу мимо, и думаю: «Тебе не нужно повторять дважды».

Сейчас — это слишком рано?


Глава 22


МИСТЕР И МИССИС СМИТ


Бруклин


Первая сцена фильма является неотъемлемой частью его повествования. Она задает тон, атмосферу и представляет главных персонажей. Если она достаточно интригующая, у зрителей появляется мотивация продолжить просмотр.

И когда я медленно и тихо иду по дорожке у забора, разделяющего владения Кема и Мэгги, я не могу не сравнивать свою ситуацию с фильмом Альфреда Хичкока «Окно во двор».

История повествует о мужчине-вуайеристе, которому доставляет удовольствие шпионить за соседями. В первой сцене камера охватывает передний дворик у дома главного персонажа. Всё кажется тихим и нормальным, каждый кадр показывает нам именно то, что хочет показать режиссер — гуляющую по переулку кошку, переодевающуюся в спальне женщину и голубей на верхушке крыши.

Спокойно.

Обычно.

Однако среди дружелюбных лиц совершенно непостижимое преступление. И да, именно так я сейчас себя чувствую. Словно вот-вот будет совершено преступление, и пусть я это знаю, я не могу помешать себе стать именно тем, кто его совершит.

Окно Амелии выходит на улицу. Навес для автомобилей и мусорные баки — единственный камуфляж, который скрывает меня от проезжающих мимо машин и вероятности того, что Кем решит выбросить мусор или достать что-то из джипа, или еще хуже — проверить, что это за шум он услышал.

Я определенно не Джек Ричер, Джеймс Бонд или Итан Хант, и всё же осторожно приближаюсь к окну, словно я один из них.

Надеюсь, что свет, который я увидел, прежде чем обойти забор, является знаком, что она одна в комнате.

Так как подростком я рос в Беверли-Хиллс, мне не приходилось прокрадываться домой или ускользать из него. Моей матери никогда не было дома, так что я приходил и уходил через парадную дверь в любое время ночи. И девушки, к которым я ходил, впускали меня таким же образом, а их родители не знали о происходящем. Если бы мне приходилось делать это подобным образом, думаю, я бы чаще держал член в штанах.

Нервы на пределе.

Адреналин проносится по организму.

Я лишь знаю, что, если бы мне не нужно было быть с ней, если бы не хотел ее так чертовски сильно, я бы этого не делал.

Словно шпион из какого-то фильма, я сантиметр за сантиметром приближаюсь к дому, затем захожу за угол. Возле окна я останавливаюсь и быстро заглядываю туда, после чего так же быстро прячусь.

Чувствуя облегчение от того, что она там и одна, я становлюсь перед окном и чертовски надеюсь, что не испугаю ее до смерти, когда открою его.

Знаю, что окно не заперто, потому что лично убрал щеколду, когда воспользовался ванной рядом со спальней, чтобы помыть руки перед ужином.

Ужином, который казался истинной пыткой. Переглядывания с Амелией. Разговоры с Макайлой о свадьбе. Рассказы о планах моего приятеля Чейза на его грядущее торжество. Истории Кема с их отдыха в Мексике с моим братом, его женой и их ребенком, и игнорирование моего влечение к его сестре с каждым смехом. Сокрытие намерения трахнуть ее, как только стемнеет.

Если уже это не делает меня ублюдком, то мои действия сейчас обеспечат это. А то, что я не намерен обходиться одним разом, только подтверждает это звание.

Я хотел сказать Кему, но не смог. Что именно я бы сказал ему? Твоя сестра запала на меня, потому что хочет чего-то плохого, и я намерен окунуть ее в это с головой.

Именно!

Это бы прекрасно сработало.

Правда?

Нет, совсем нет, так что вместо этого я крадусь в темноте. Это мой единственный выбор.

Я вынужден.

Не могу объяснить почему.

Просто не могу оставить ее в покое, но и Кему о нас рассказать не могу, пока не пойму, чего хочет она. Чего девушка хочет от меня? Это просто интрижка, которая закончится, когда она уедет?

Когда я поднимаю окно, Амелия подпрыгивает с кровати и спешит ко мне. Ее волосы убраны в конский хвост, и она переоделась в пару черных штанов для йоги и белую, слишком большую футболку, свисающую с ее плеч, открывая вид на черные кружевные лямки ее бюстгальтера, которые являются единственным, на чем я могу сконцентрировать свое внимание.

— Что ты делаешь? — шепчет она, очевидно не ожидая, что я приду за ней таким образом. Она не понимает, что я действительно хочу ее, и что сделаю то, чего никогда не делал, чтобы заполучить ее.

Тссс... иди обуйся, — говорю, отрывая взгляд от ее бледной, нежной кожи, чтобы поторопить ее.

Она спешит к своему чемодану и достает пару потрепанных кедов. Я слежу за ней. В каждом ее движении чувствуется волнение. А на лице румянец. И мне интересно: почему, если ей нравлюсь я, она говорит по телефону с другим.

Что ж, если она хочет меня, хочет моей испорченности, ей придется понять, что я не делюсь. Никогда не делился. И никогда не начну.

Есть одна девушка, которую Мэгги называет моей дежурной девушкой. Так она называет подругу для траха. Ее зовут Саша, мы одновременно засветились на кабельном. Встречались время от времени почти десять лет, пока я не закончил наши отношения добрых два месяца назад.

У нас было правило: пока мы вместе, никого другого быть не могло. И это работало. Рано или поздно кто-то из нас прекращал встречи, и большую часть времени мы были «в разрыве», нежели вместе. Но два месяца назад мы были вместе, и всё было круто.

Затем у Кина и Мэгги родился Пресли, и я много времени проводил в Западном Голливуде. Однажды, когда я возвращался от них, решил по пути заехать к Саше и застал ее с другим.

Когда мы расставались, меня не волновало, с кем она была, но тогда мы были вместе, и я не собирался трахать ее, когда она в то же время позволяла делать это другому. Я сказал ей об этом и ушел. Мне всё ещё предстоит ответить на все ее звонки и сообщения. Но что касается меня — между нами всё кончено.

Свободные отношения — серьезная грань.

Как я сказал, я не делюсь.

Обувшись, Амелия пересекает комнату.

— Что теперь?

Я всё ещё нахожусь с другой стороны окна, так что протягиваю ей руку.

— Давай, пойдем ко мне.

Она невозмутимо оборачивается.

— Мне выключить свет?

— Да.

Она спешит к двери и выключает свет.

Вернувшись к окну, садится на карниз. Он не высокий, но я всё же придерживаю ее, помогая спуститься.

После этого я закрываю окно и беру ее за руку.

— Иди за мной, только тихо.

Она кивает.

Не могу не улыбнуться — Амелия идеальный сообщник.

Ночь темная, воздух холодный. И мы крадемся близко к дому, словно два грабителя, готовящиеся к следующему делу. Дойдя до угла, я выглядываю, желая убедиться, что берег чист.

И это так.

Затем смотрю на Амелию.

— Побежим прямо через лужайку, потом завернем за забор. Войдем через парадную дверь.

Она оглядывается.

— Не нужно волноваться. Думаю, Кем и Макайла пошли спать. Их не было в гостиной, когда я проверяла.

— Ладно, это хорошо, — шепчу, ненавидя всё это, весь этот обман.

Это явно не лучшая идея.

Даже близко.

И всё же, держа ее руку в своей, я не разворачиваюсь, чтобы отвести ее обратно в комнату. Вместо этого я несусь по траве к дому Мэгги и не планирую останавливаться, пока Амелия не переступит порог парадной двери, а после и моей комнаты.

Где мы сможем быть одни.

Невидимые.

Сможем сделать то, за что ее брат, в конечном счете, возненавидит меня.

И я отправлюсь в ад.


Глава 23


ПЕРЕД РАССВЕТОМ


Амелия


На протяжении веков женщин влекло к мужчинам с темным, мрачным взглядом, подразумевающим, что они яростны, неистовы или опасны.

Начиная от Хитклиффа в «Грозовом перевале» до вечно опасного Джеймса Бонда, женщин привлекали черты нарцисса у этого типа мужчин, потому что они кажутся более сильными, более способными

Да, я знаю это.

Узнала в классе по психологии.

И нет, меня никогда не влекло к мужчине, подходящему под это описание. До этого момента.

Дверь в спальню Бруклина открыта, и мы быстро пересекаем порог. Как только оказываюсь в его комнате, спешу к окну и смотрю вниз. В комнате Кема и Макайлы темно, если не считать слабого свечения. Надеюсь, это значит, что они в кровати, спят после долгих выходных, а не смотрят телевизор, планируя пожелать мне спокойной ночи перед сном.

— Амелия, — зовет хриплым голосом Бруклин.

Нервничая, что не удивительно, я оборачиваюсь, все еще сжимая руками подоконник. В животе взлетают бабочки. Внезапно его красивая внешность вызывает желание стать его фанаткой. Но не беспокойтесь; как и его персонаж, Кейт, я довольно осмотрительна.

Он просто ходячий секс в своих поношенных джинсах, низко сидящих на бедрах, и вылинявшей футболке «Лейкерс», облегающей мышцы груди и обтягивающей плечи.

Я молча наслаждаюсь его видом, так как раньше такой возможности не было и наконец вспоминаю, как говорить.

— Да, — отвечаю я.

Бруклин стоит во всей своей красе, оперевшись о дверь. Его рука все еще на дверной ручке, словно парень до сих пор решает — остаться или уйти. Но его взгляд направлен не на окно, а скорее на меня. И только на меня.

— Прежде чем зайти дальше, нужно кое-что обсудить.

Решительно настроенная не нервничать, я медленно сокращаю расстояние между нами.

— Да, конечно.

Его взгляд лениво блуждает по мне, когда я приближаюсь. И внезапно я жалею, что не надела что-то получше, более сочетающееся. Когда его глаза встречаются с моими, я вижу в них властный взгляд, который невероятно привлекает.

— Если мы это сделаем, — начинает он, а затем поднимает руку, ту, что не на дверной ручке, и указывает пальцем на нас двоих. — Если мы будем вместе за спиной твоего брата, — говорит Бруклин, чтобы я понимала, чем он рискует. — У меня есть одно правило.

— Какое? — мой голос дрожит, звучит неуверенно.

Он прикусывает нижнюю губу, такую полную и соблазнительную, что мне самой хочется укусить ее.

— Ты не можешь быть с другим мужчиной, пока трахаешься со мной, — заявляет он так прозаично, что на осознание его требования уходит пару секунд.

Все еще шокированная, я говорю правду.

— У меня никого нет, Бруклин.

Он смотрит на меня с сомнением.

— Правда.

— Позволь тогда прояснить: никаких контактов с другим мужчиной, который не является просто другом. Никаких.

Я смотрю на него слегка озадаченно, потому что меня раньше никто и никогда не ревновал. Никто.

В этом я уверена.

— Ты готова отказаться от другого мужчины, Амелия?

Я в шоке останавливаюсь посреди его такой знакомой комнаты, чувствуя странное волнение.

Другого мужчины?

Это вызывает у меня смешок. Лендон не «другой мужчина». Я только что познакомилась с ним. Однако полагаю, после произошедшего перед ужином в глазах Бруклина он выглядел именно так.

Еще и «сделаем это». Сделаем это? Надеюсь, это значит трахнемся, и не раз. Еще больше воодушевленная этой мыслью, чувствую, как пульс начинает учащаться.

Мы на самом деле не обсуждали, что произойдет после секса; просто оба интуитивно знали, что окажемся в этой ситуации. После дней, полных взглядов, флирта и сексуального напряжения, это было неизбежно.

Однако подобного ультиматума я не ожидала. Он, конечно, ссылается на Лендона. И нет, его просьба не нечестная.

Ответ более сложный. Готова ли я отказаться от того, кто может стать моим мистером Правильным ради мистера Такого Неправильного?

— Амелия, — зовет Бруклин, все еще не шевелясь и находясь на грани комнаты. Одной ногой здесь, другой — за порогом, словно мой ответ либо станет началом всему, либо послужит концом.

Осознав, что смотрю вниз, я поднимаю глаза и смотрю в зеркало его души. Он великолепен в необычных для мужчины смыслах. Пылкий, сексуальный и, осмелюсь сказать, привлекательный. И все же под этой привлекательностью и незнанием, как стать тем, кем он хочет быть, скрывается мужчина, который точно знает, кто он. По крайней мере, в этой ситуации.

Выбор должен быть легким. Я, казалось бы, вечность искала своего мистера Правильного. Так почему меня тянет в другую сторону? Почему мистер Такой Неправильный настолько привлекателен?

Можно ли считать безумием то, что я рассматриваю вариант коротких отношений с невероятным сексом, вместо отношений, которые могут продлиться всю жизнь?

Или нет?

Как я и сказала, выбор должен быть легким. Нужно сказать «нет», позволяя Бруклину стать огромным и злым альфа-самцом и прогнать меня за дверь.

Не хочу быть грубой, но в то время как Лендон кажется милым соседом, Бруклин — грешный плохиш. Из-за него все девушки сходят с ума по совершенно иным причинам, в отличие от причин, по которым они без ума от Лендона. Причина в том, как он смотрит на тебя — на меня — в его взгляде читается обещание удовольствия, ранее мне неведомого.

И в этом скрывается причина. Причина, по которой мое решение может быть не тем, каким оно должно быть. Во рту при этой мысли пересыхает, и я облизываю губы.

Я всегда принимала практические решения, основываясь на том, что может подумать мой отец. Воздерживалась от того, что хотела, потому как была хорошей девочкой, которая делала хорошие вещи и принимала хорошие решения.

Ради бога, посмотрите на мою работу. С самого моего первого дня там я пыталась убедить себя, что мне нравится эта работа, но если хочу быть с собой честной, скажу: я ее ненавижу.

А теперь посмотрите на мою личную жизнь. Я ходила на свидания только с теми парнями, которых одобрял мой отец. Позволяла им водить меня по ресторанам. И после достаточного количества свиданий я занималась с ними скучным сексом, притворяясь, что получила оргазм, чтобы не ранить их эго. И так продолжалось до тех пор, пока нам обоим не становилось настолько скучно, что кто-то из нас разрывал отношения.

Жалко.

Но не более.

Выбор между Лендоном и Бруклином я сделаю для себя.

И только.


Глава 24


КАК СУМАСШЕДШИЙ


Бруклин


Чувство вины очень сложно подавить.

Держа руку на дверной ручке, я жду ее ответа. «Нет» положит всему этому конец.

Никаких обид.

Никакого предательства.

В каком-то роде это будет самый легкий ответ. Для нас обоих.

Она может убежать в закат с тем Прекрасным Принцем, о котором мечтала с десяти лет, а мне останется жить своей жизнью, как и всегда.

Бунтарь.

Кобель.

Игрок.

Соблазнитель.

Голливудский принц с запятнанной короной.

Но меня больше не интересует этот образ жизни. Мысль о моей бесперспективной работе и бесконечном параде девушек вызывает желание пустить себе пулю в лоб.

Амелия смотрит на меня, обдумывая мое требование.

Всё в ней заводит меня. Ее наивность и скрывающаяся под ней сексуальная кошечка, которую я отчаянно желаю изучить. Ее заразительная энергия. Ее красота, на фоне которой все остальные женщины тускнеют. Даже ее улыбка выбивает меня из равновесия.

Она меняет мою жизнь, даже не зная того.

Да, несмотря на то, что ответ «нет» будет проще, я больше не хочу простоты. Я хочу Амелию на любых ее условиях.

К черту последствия.

Речь сейчас не о Кеме. Речь о нас с ней и об этом палящем влечении, которое нельзя отрицать.

Я приподнимаю бровь, давая ей знать, что время заканчивается.

Тик.

Так.

Наконец, она открывает рот, и я могу думать только... пожалуйста, скажи «да».


Глава 25


ДЕВЯТЬ С ПОЛОВИНОЙ НЕДЕЛЬ


Амелия


Слово — это всего лишь слово, пока оно все не меняет.

— Да, — говорю я хрипло.

В его глазах появляется что-то первобытное. Из-за этого я чувствую себя чрезвычайно уязвимой, но это чувство ни капли не пугающее; оно возбуждающее, грешное, восхитительное.

Он отпускает дверную ручку, преграду между нами, но я поднимаю свою руку, давая понять, что решение не принято полностью.

Бруклин хмурится, но ничего не говорит; однако кладет руку обратно на дверную ручку — знак того, что он готов уйти.

Я отбрасываю эту мысль, концентрируясь на том, что хотела сказать. Даже при принятом решении, правило «не делиться» должно быть обоюдным.

— Да, я могу, — повторяю я, мой голос ненавистно дрожит, — но это значит, что и ты не можешь быть с другой женщиной.

Мы с Бруклином одного возраста, но взгляд, который он на меня бросает, делает его взрослее всех мужчин, знакомых мне.

— Само собой, Амелия. Пока мы будем вместе, мы будем только друг с другом. Если захочешь прекратить это, или захочу я, достаточно сказать лишь одно слово.

Я делаю осторожный шаг к нему.

— И когда я уеду, все закончится. Никаких эмоций или последствий. И мы ничего не скажем моему брату, чтобы тебе не пришлось беспокоиться об отношениях с ним. Не хочу, чтобы между вами двумя что-то встало, особенно я.

Вероятно соглашаясь, или просто решая остаться, он отпускает дверную ручку и идет ко мне. Я не успеваю сказать и слова, как он притягивает меня в свои объятия и атакует мой рот.

Из моего горла ненамеренно вырывается стон. То, как Бруклин властно проводит руками вверх по моим, сжимает плечи, после перемещает их к горлу и, наконец, касается моего лица, так не похоже на прикосновение любого другого мужчины, что я мгновенно теряю контроль.

Его поцелуя — будто он изголодался по мне, словно нас разделяли какие-то обстоятельства, после которых мы внезапно снова сошлись — достаточно, чтобы заставить меня стонать.

Меня целовали десятки лягушек, жаб, вероятных принцев, но так — никогда. Никогда мои пальцы на ногах не поджимались, а комната не начинала кружиться. Никогда, даже в самых диких фантазиях, я не могла мечтать о чем-то подобном.

Это верх искусства.

Поцелуй взрывной.

Поглощающий.

Крошечный намек на грядущее.

Он перемещает руку с моего лица, обхватывая меня, притягивая ближе, прижимая к себе. Я чувствую его твердость напротив своего живота, его сдерживаемая эрекция — более явное обещание грядущего.

Его губы шевелятся.

Язык атакует.

Член пульсирует между нами.

Мы целуемся и целуемся, и еще целуемся, пока он, наконец, не разрывает наш контакт, его дыхание обдает меня жаром, и я начинаю задыхаться.

Я поднимаю взгляд.

Его голубые глаза блестят.

— Поверить не могу, что мы делаем это.

Я молчаливо киваю.

Его рот снова приближается к моему, но не касается. Вместо этого Бруклин, едва касаясь моей кожи, проводит губами по линии подбородка.

— Ты прикусила язык, Амелия? — спрашивает он, кусая меня за мочку уха.

— Нет, — удается выдавить мне. Сейчас я чувствую его присутствие больше, чем когда-либо.

— Поговори со мной. Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я тебя, — приказывает он хриплым голосом, вызывающим у меня дрожь.

— Да, я хочу тебя, — говорю ему, и мурашки пробегают по каждому сантиметру моего тела.

— Скажи, что не будешь жалеть об этом.

В этот раз спокойствие и властность в его голосе убеждают меня, что я делаю правильный выбор.

— Не буду, — проговариваю я, но этого недостаточно, чтобы парень расслабился. Это отражается на его лице, когда я поднимаю на него взгляд. Возможно, он хочет знать, что не только я не буду жалеть. Я провожу руками по его груди. — Ты, Бруклин, не будешь жалеть об этом, — уверяю его.

В его глазах горит огонь.

— Я не сомневаюсь в этом, — бормочет он, затем тянет меня за хвост, поднимая подбородок, и опускает свой рот на мой.

Он впивается в мои губы, прикусывает их с достаточной силой, чтобы вызвать покалывание.

Наши руки находят друг друга, и пальцы переплетаются.

Мой рот все еще закрыт, но Бруклин неустанно пытается заставить меня раскрыть его. И это срабатывает, когда он проводит языком между моих губ самым сладостным способом, заставляя меня отчаянно желать его язык. И не только у себя во рту.

Словно услышав мои мысли, он разрывает поцелуй и смотрит на меня.

— Твой рот так сладок. Могу я вкусить и остальные твои части?

Я киваю, не способная произнести ни слова. Вновь обретаю свой голос, но лишь для того, чтобы вздохнуть, когда он медленно опускается на колени передо мной.

Поддев пальцами пояс штанов для йоги, он медленно спускает их сантиметр за сантиметром, открывая взору трусики с диким принтом зебры, которые я купила вчера. В том магазине были только вызывающие и смелые принты. Это на меня не похоже, но я влюбилась в них и слегка спятила. Купила семь пар с одинаково безумной раскраской.

Глаза Бруклина загораются, когда он видит белье. В чертах его лица читается голод, кажущийся почти первобытным.

Неконтролируемая дрожь пробегает по моему позвоночнику. Мои соски твердеют, прижимаясь к кружевной ткани нового бюстгальтера.

Сняв с меня штаны и кроссовки, он скользит ладонями вверх по моих икрам, а после — к задней части моих бедер.

Мое сердце колотится, пока я пытаюсь не забыть, как дышать.

Он снова смотрит на меня, но в этот раз его рот искажает односторонняя ухмылка.

— Сними футболку.

Сглатывая, а после делая глубокий вдох, я снимаю футболку через голову, ни на секунду не задумываясь об отказе на его приказ.

— Лифчик тоже? — спрашиваю я хрипло.

Он бросает пылкий взгляд на мою грудь, после чего едва заметно кивает.

— Хочу увидеть соски, которыми ты дразнила меня все эти дни.

Я медленно завожу руки за спину и расстегиваю бюстгальтер. Чашечки ослабевают, обнажая нижнюю часть моей груди.

Дыхание Бруклина сбивается.

— Весь.

Я осторожно опускаю лифчик, позволяя лямкам соблазнительно соскользнуть по рукам, после чего он падает к нашим ногам.

— Красиво.

Его голос стал низким от удовольствия.

Спустя несколько мгновений он закрывает глаза и поворачивает лицо к моему обнаженному бедру, целуя под кружевным краем трусиков. Бруклин целует меня там так, как в последний раз целовал рот. Дразняще.

О боже, ощущение его губ так близко к моей киске может свести меня с ума. Он стоит передо мной на коленях, но все равно господствует надо мной.

Еще пару секунд он уделяет внимание мягкой коже внутренней части моего бедра, прежде чем его рот перемещается выше, и я чувствую дыхание и влажность его рта через тонкую ткань трусиков.

Подавляю стон, желая произнести его имя, но не уверена, что стоит так скоро проявлять близость, которую я ощущаю.

Бруклин нежно проводит ладонями вверх по моим ягодицам, останавливаясь на бедрах, где поддевает пальцами трусики и снимает их с меня.

Тяжело дыша, я переступаю через них, глядя на него вниз.

От парня исходит жар. Он не разрывает зрительный контакт, раздвигая мои ноги шире, тем самым обнажая мою киску. Его взгляд медленно опускается; он словно пожирает меня глазами.

— Блять, ни единого волоска, — рычит он.

Прежде чем успею струсить, я выпаливаю то, о чем хотела написать ему весь день.

— Я ни с кем не была уже больше года.

Он все еще смотрит на мои интимные части тела.

Я чувствую необходимость объясниться.

— Делаю депиляцию в целях мастурбации. Так я быстрее кончаю.

Ну вот, вероятно, мое признание немного излишне, но хотя бы этот вопрос разъяснен. У меня не было секса с мужчиной более года. Надеюсь, он умеет читать между строк, а именно то, что я могу слегка растерять навык.

Глаза Бруклина блестят, когда он смотрит на меня.

— Твоя киска будет очень узкой.

Ладно, это не та жалость, которую я ожидала.

Не произнося больше ни слова, он проводит одним пальцем по центру моей киски, после чего обеими руками раздвигает ноги, обнажая самые интимные места, которые теперь обдает прохладный воздух.

Я не могу оторвать взгляд, когда он опускается между моих ног, располагая рот прямо над клитором, и дует на него.

О боже мой!

Меня словно пронзает разряд тока, да настолько сильный, что приходится прикусить губу, чтобы не закричать. Одна моя рука ложится ему на голову, а бедра приподнимаются навстречу.

Языком касаясь моего клитора, он играет с ним, выводя круги и время от времени посасывая.

Я кладу обе руки ему на голову, запуская пальцы в красивые волосы. Волосы, которые нельзя назвать каштановыми, но они и недостаточно светлые, чтобы считать его блондином.

У меня сбивается дыхание от быстрых движений его рта.

По неизвестной мне причине мои веки закрываются — я не могу одновременно и наблюдать за ним, и наслаждаться ощущениями. Боюсь, я могу не сдержаться.

Когда кончик его языка сменяется основной его частью, ощущения становятся еще прекраснее, заставляя желание в глубине моего живота усиливаться, распространяясь, словно огонь, по каждой части моего тела.

— Сядь на край кровати, — говорит Бруклин.

И я с радостью слушаюсь.

Я раздвигаю ноги шире, придвигаясь ближе к нему, тем самым давая доступ ко всем частям моего тела.

Взяв меня за бедра, парень придвигает меня ближе к краю кровати, еще сильнее выставляя напоказ.

Я смотрю вниз.

Он смотрит на меня коварным взглядом.

Я смотрю в ответ — похотливо, вожделенно, жаждуще.

Опустившись, он втягивает носом мой запах, после чего проводит языком по центру моей киски.

Задыхаясь, я приподнимаюсь на локтях, чтобы видеть его.

Его руки держат меня за попку, прижимая мой центр к своему рту.

Зная, что все мое тело в его распоряжении, Бруклин умело проводит языком по моему входу, после чего проникает в меня, трахая.

Для меня все это в новинку. Мужчины делали мне куннилингус, да. Лизали мой клитор, доводили до оргазма пальцами. И это было приятно.

Но не сравнится с тем, что я чувствую сейчас.

Это намного лучше, чем просто приятно.

Это невероятно.

Это работа мужчины, который знает, как удовлетворить женщину. Всё это для меня. Чтобы я ощущала себя поглощенной, желанной. И мне это нравится. Его рот обладает мной — он горячий, влажный, дикий.

Я уже на грани, оргазм приближается. И, словно зная это, Бруклин замедляется, легонько проводя языком от моего входа к клитору, затем возвращается обратно к моему центру, прокладывая дорожку из поцелуев.

В теле распространяется жар, и я вздыхаю от наслаждения.

На мгновение Бруклин поднимает взгляд, его глаза горят похотью, отчего я хочу кончить сильнее, чем когда-либо в жизни.

— Бруклин, пожалуйста, — шепчу я.

— Да, — он снова замедляется.

— Не останавливайся.

Он смеется, и этот звук вибрацией отдается в моем теле, отправляя меня еще ближе к тому волшебному месту, которое я уже практически могу представить.

— Я и не планирую. Ты настолько вкусная, Амелия, мне так и хочется всю ночь ощущать вкус твоей сладенькой киски.

Я крепко сжимаю простыни, а в голове проносятся сомнения, смогу ли я выдержать еще хоть пять минут, не говоря уже о пяти часах. Несмотря на то, что мысль о том, что этот мужчина так долго будет лизать и целовать мою киску, соблазнительна, в реальности мое тело уже едва ли не болит от желания.

— О боже, — выкрикиваю я.

— Хочешь чего-то другого, Амелия? — спрашивает он, зная, что сводит меня с ума. И судя по тону его голоса — намеренно.

— Да, я хочу кончить, — выпаливаю я. Никогда еще я не была с ним настолько прямолинейной и обнаженной здесь, в его комнате.

Он медленно обводит языком вокруг моего клитора, вновь подводя меня к грани, но не позволяя переступить ее.

— Умоляй меня, Амелия. Кричи мое имя, и я заставлю тебя кончить, как никто никогда не заставлял.

Вторая часть само собой разумеющееся — я уже знаю, что это произойдет. Первая часть — ну, мне уже известно, что Бруклин — альфа-самец, а потому контроль для него — необходимость. Если честно, я не против подчиниться, но, как и Кейт, знаю, что нужно быть осторожной касательно частоты и времени этих подчинений. Мужчину вынуждает возвращаться охота.

Однако, в данном случае, мольба — правильный выбор.

— Пожалуйста, Бруклин, прошу. Заставь меня кончить.

Не проходит и пары секунд с моей второй просьбы, как он вставляет в меня палец, обрабатывая языком мой клитор, а другую руку кладет мне на попку, лаская кожу вокруг дырочки.

Поднимающийся жар, который я чувствовала ранее, выходит из-под контроля, он достаточно сильный, чтобы мир вокруг закружился, отправляя меня в мир, где повсюду единороги и радуги. Красочное море надежд и мечтаний, возможных благодаря этому оргазму, пронзает меня.

Нет необходимости говорить ему, что это лучший оргазм в моей жизни; уверена, он видит это у меня на лице и слышит в тоне моего голоса, когда я кричу.

Не успеваю я полностью прийти в себя, как Бруклин уже поднимается на ноги, снимая через голову рубашку. Поднимаясь выше, я опираюсь на локти и смотрю на него. Альфа-самец, держащий все под контролем, кажется слегка выбитым из колеи; или лучше сказать, он спешит.

Я наблюдаю за ним, пока Бруклин скидывает свои поношенные ботинки. Чертовски сексуальный, он стоит у изножья кровати. Раздевается. Уже почти голый.

У меня голова кружится от возбуждения, но мне удается улыбнуться ему.

С присущей ему красотой и задумчивостью, ему не удается скрыть то, как сильно он желает меня. Это видно в каждом сантиметре его точеного тела. Не могу перестать смотреть на него.

Мое тело еще не отошло от оргазма; на самом деле, его отголоски превратились в боль, которую может унять только он.

Его взгляд прожигает меня, пока парень расстегивает джинсы и тянет их по бедрам вниз одновременно с боксерами.

Я тихонько стону от удовольствия, увидев его напряженный член. Он большой и красивый. Идеальный.

Обходя кровать, Бруклин в два маленьких шага приближается к изголовью. Его мышцы сжимаются, когда он тянется ко мне, берет за бедра и притягивает к себе.

Я задыхаюсь, мои руки начинают дрожать, и я сжимаю простынь, чтобы успокоиться. Не хочу, чтобы было видно, как сильно я нервничаю.

Его голубые глаза практически сияют, когда он говорит:

— Не могу ждать больше ни минуты и хочу оказаться внутри тебя, Амелия.

Я не сдерживаюсь, встретившись с его напряженным взглядом, и отвечаю единственным способом, которым могу.

— Я более чем готова, Бруклин. Кажется, я ждала вечность.

На этих словах он тянется к прикроватному столику за презервативом и разрывает пакетик. Раскатав его, он размещается у меня между ног.

Лежа, упершись на локти, я откидываю голову назад и чувствую, как его член толкается в уже набухшую киску прежде, чем я это вижу. Внезапно я чувствую, что схожу по нему с ума. По всему нему.

Нуждаюсь в нем.

Хочу его.

Желаю.

Во мне начинает зарождаться что-то магическое.

Бруклин медленно толкается, наблюдая за мной. Совсем немного, только головкой. Затем он также медленно выходит из меня, проводя членом по плоти моей истекающей соками киски. Затем возвращается к моему входу, его презерватив влажный от моего желания, и он полностью погружается в меня. Глубоко. Грубо. Быстро.

Мое дыхание смешивается с его.

— О боже! — кричу я.

— Господи, ты такая узенькая, — рычит он.

Шок первого полного толчка едва не отправляет меня за край.

— О боже! — вновь кричу я.

Ощущение его внутри меня ошеломляет, я не могу прекратить кричать от удовольствия снова и снова. Он всецело и полностью заполняет меня. Бруклин снова движется, и мои мышцы так плотно обхватывают его член, что даже представить не могу, как он сможет ускориться. В этот раз я стону без слов.

Парень останавливается.

— Я сделал тебе больно? — спрашивает он, его голос хриплый и чертовски сексуальный.

Я машу головой.

— Нет. Совсем нет. Пожалуйста. Не останавливайся.

Его пальцы цепляются за мои бедра, и он продолжает движения. Сильнее. Быстрее. Все еще контролируя.

— Ты жадная, Амелия, — говорит он, и я хочу, чтобы он избавился от осторожности в голосе. Хочу, чтобы был со мной диким. Несдержанным. Безумным.

— Бруклин, пожалуйста, — умоляю я, глядя ему в глаза. Говоря ему двигаться быстрее, не сдерживаться.

Его движения ускоряются, и в то же время руки начинают изучать мое тело, скользя от живота к груди. Он обхватывает их ладонями и тянет за соски. Я слежу за ним, очарованная прикосновением.

Его член движется глубокого внутри меня с постоянной скоростью, и все мое тело вновь начинает дрожать, да с такой силой, что я даже не пытаюсь больше удержаться на локтях и позволяю себе упасть на матрас, давая ему поглотить меня.

— Твои соски вишнево-красные. Красивые, — говорит он, уставившись на них.

Ничего не ответив, я нахожу своими руками его руки, желая ощущать его кожу, как он мою. Я начинаю с его кистей и скольжу ладонями вверх по его рукам, наслаждаясь его силой под кончиками моих пальцев.

Двигаясь внутри меня с постоянной скоростью, он находит мои руки и поднимает их над моей головой, прежде чем я успеваю моргнуть. Мои глаза расширяются от удивления, но я не вырываю их. Мои ладони лежат на матрасе; он удерживает их на месте. Спустя мгновение я пытаюсь вернуть их на прежнее место, но Бруклин сильнее сжимает их. Когда я уступаю, он издает глубокий гортанный стон. Из-за того, с какой необъяснимой для меня силой он управляет моим телом, во мне вновь зарождается дрожь.

Он выходит из меня и вновь толкается обратно так сильно, что от предвкушения у меня начинает кружиться голова.

Взгляд Бруклина прожигает, когда его член вновь погружается глубоко в меня.

Я лежу под ним, удерживаемая его телом, и теперь он движется в ином ритме, словно наказывая меня. Я чувствую, что взлетаю все выше и выше. Он словно наркотик. Я кайфую от него. И не могу насытиться.

Внутрь.

Наружу.

Вверх.

Вниз.

Он движется грубо и быстро.

Глубоко.

И еще глубже.

Задыхаясь, он отпускает мои руки, чтобы просунуть ладони под ягодицы и притянуть меня еще ближе к себе.

Должно быть, он близок к концу, и я тоже близка к этому.

Желая соединиться с ним еще ближе, я обхватываю его талию ногами.

Сексуальный взгляд, которым он меня награждает, дает понять, что я сделала правильно, и от этого я настолько приближаюсь к грани, что даже не рискую сделать вдох, потому что знаю: я окажусь за ней.

Бруклин толкается в меня, отчего у меня перехватывает дыхание. При следующем движении он сжимает мои ягодицы.

Это так не похоже на всё, что я испытывала раньше. Я нахожусь на седьмом небе. Сжимаю губы, чтобы сдержать крик. Я не готова кончить, потому что ощущения чрезвычайно приятные, но в то же время так сильно хочу этого.

Я поднимаю взгляд, потерявшись в нем.

Его глаза блестят от удовольствия.

— Расслабься, — требует он.

И я слушаюсь: кричу громче, чем раньше, мое возбуждение сравнимо с лихорадкой. Мой оргазм, дикий и горячий, взрывается еще сильнее предыдущего.

Он находится глубоко во мне.

Заполняя меня.

Так тесно и глубоко, что, клянусь, я чувствую пульсацию его члена на стенках моего влагалища. Наша кожа соприкасается, и, словно желая от меня большего, он ускоряется.

Мой оргазм не прекращается. Я снова и снова выкрикиваю его имя. Он замирает, его член все еще пульсирует внутри меня.

И только когда мои глаза закрываются, а я бессильна и удовлетворена, его тело напрягается. Бруклин стонет и хрипло произносит мое имя. Я открываю глаза и смотрю, как он кончает. Сжимая губы вместе, каждая мышца рук и груди напрягается.

Он продолжает толкаться, пока его оргазм не иссякает.

— Блять, ты невероятна, — выражается он.

Затем толкается глубоко в меня и остается там, медленно опускаясь поверх меня, пока не накрывает каждым сантиметром своего тела.

Боже, это ощущение прекрасно.

Спустя пару секунд он переворачивается, а затем встает.

— Сейчас вернусь.

И он не врет. Возвращается ко мне уже без презерватива на члене. Я кладу голову ему на грудь, и разглядываю его тело. В этот момент блаженства я позволяю пальцам блуждать по его гладкой коже.

Накрыв голову рукой, он лежит неподвижно, позволяя мне делать все, что хочу. Смотреть, трогать, щипать, тереть, обхватывать, изучать и наслаждаться.

Наконец я нарушаю тишину.

— Я знала, что секс с тобой будет невероятным.

Убирая руки от лица, он улыбается мне, но не той задумчивой и коварной улыбкой, которую я обычно получаю от него.

— Да, как так?

Я обвожу один из его сосков.

— Не знаю. Просто знала.

— Должны же быть причины.

— Думаю, мне известно, что ты был со многими женщинами.

— Это ничего не значит.

— Нет, наверное, ты прав. Если честно, твой взгляд посылает мне вибрации, которые я не могу объяснить. Не знаю, ты когда-то фантазировал о чем-то, что не пытался попробовать?

Бруклин притягивает меня наверх, и я приподнимаюсь на локтях.

— Конечно, много о чем.

— Например?

— Об увольнении с работы спасателя. Чтобы мой сценарий превратили в фильм. Достичь чего-то в жизни.

Его волосы лезут в глаза, так что я убираю прядь.

Он смотрит на меня.

— О чем фантазируешь ты?

Я пожимаю плечами, потому что мои мечты теперь кажутся недосягаемыми.

— Зарабатывать на жизнь запечатлением на фотографии важных моментов, — говорю я.

— И?

— И?

— Да, о чем еще?

Я улыбаюсь.

— Не знаю.

— Давай, должно же быть что-то еще.

Я выпаливаю.

— Найти человека, с которым захочу провести свою жизнь, и с которым у меня будет отличный секс.

Обычно подобное может заставить парня бежать в поисках укрытия, но Бруклин мгновение раздумывает над моими словами.

— Два пункта отдельно?

Я кусаю губу.

— Да, наверное. Когда я думаю об экспериментах в сексе, они не обязательно должны быть с мужчиной, в котором я вижу своего мужа.

— Ааа... — говорит он, — пункт про секс с кем-то вроде меня. Кем-то, в ком ты видишь игрока, который никогда не остепенится.

Я удивлена слышать в его голосе грусть.

Не желая говорить «да», хотя это может быть и правдой, произношу:

— С кем-то, кого никогда не одобрят мой брат или отец, а потому я никогда не искала никого подобного.

— Раньше, — добавляет он.

Мои брови вопросительно поднимаются.

— До меня.

— Нет, я не это имела в виду, — настаиваю я, но знаю, что он не верит мне. Хотела бы я, чтобы было иначе.

Но Бруклин не зацикливается на этом. Он проводит рукой по моей попке, медленно выводя ленивые круги на ягодицах, как вдруг на его губах появляется сексуальная ухмылка.

— Раз уж я собираюсь позволить тебе превратить мое тело в свою секс-игрушку, расскажи пару вещей, которые ты никогда не пробовала, но о которых фантазировала.

Я чувствую, как мои щеки окрашиваются в розовый.

— Я... не уверена. Просто дикий, несдержанный секс. Тот, о котором все говорят.

— Ну же, дай больше конкретики.

— Не могу.

— Это твои фантазии. Ты должна назвать хотя бы одну вещь.

В голове начинают мелькать картинки — сексуальное белье, бандаж, игрушки, горячий секс и просто бесконечное траханье.

Любопытство еще больше подстегивает интерес Бруклина, он перекатывается на бок, так что я теперь лежу рядом, и, опираясь на локоть, просто смотрит на меня.

— Твои фантазии настолько извращенные, как секс втроем?

Жар охватывает мои щеки.

— Боже, нет, я слишком ревнива для чего-то подобного.

— Анальный секс?

Я морщу нос.

— Не думаю. Не уверена.

Он приподнимает бровь, и в его глазах сверкает веселье.

— Ладно, поехали дальше. Что насчет бандажа?

Я колеблюсь, затем отвечаю.

— Никакого хардкора — ни плетей, ни цепей — но мне понравилось, когда ты держал мои руки над головой.

Он коленом раздвигает мои ноги и смотрит на мою киску.

— Хорошо, буду знать. Порка?

Я машу головой.

— Ни за что.

На это он смеется.

— Значит, ничего извращенного.

Чувствуя себя нелепо из-за того, что завела этот разговор, я шумно выдыхаю.

— Я безнадежная, — говорю ему. — Не обращай внимания. Давай поговорим о чем-то другом.

Он нежно и очень неожиданно гладит мою щеку.

— Не-а, я не сдамся. Тебе нравится мастурбировать, да?

Я в смущении откидываю голову на подушку, не способная ответить.

— Покажи мне, — говорит он, его голос хриплый, сексуальный, в нем ни капли юмора.

Я бросаю на Бруклина взгляд, и мое смущение пропадает, как только вижу похоть в его глазах.

— Но мне не нужно... ты здесь, ты намного лучше моей руки.

Его пальцы касаются моей киски, после чего он подносит их к моим губам.

— Хочу посмотреть на тебя. Попробуй себя на вкус, Амелия. Попробуй, какая ты вкусная.

Я сейчас невероятно заведена и не могу поверить, но делаю это. Сосу его пальцы, практически вылизывая их начисто.

Бруклин садится и легким толчком заставляет меня лечь на спину.

— А теперь прикоснись к себе, — говорит он напряженным голосом. — Я скажу тебе, что делать, чтобы ощущения были намного лучше.

Я кладу руку поверх своей киски.

Он становится на колени, возвышаясь надо мной, чтобы смотреть на мое тело с высоты.

— Нет. Начни щипать свои твердые соски, а после медленно опускай руки ниже по телу.

Сомневаясь, я смотрю на него.

Бруклин кивает.

— Затем, когда дойдешь до киски, хочу, чтобы ты водила пальцами по кругу, до самой своей сладенькой попки, пока я не скажу остановиться.

По какой-то странной причине я выполняю его инструкции. Мой взгляд мечется между нами, снова и снова, когда я начинаю играть с собой. Я вздыхаю, когда он берет член в свою руку и проводит по нему.

— О чем думаешь? — спрашивает Бруклин, в его голосе слышны почти дикие нотки.

Я много о чем думаю...

Думаю, что он правда нравится мне, хоть и не должен.

Думаю, что это был лучший секс в моей жизни, и, судя по обещаниям, всё станет еще лучше, горячее.

Думаю, что у меня появляются неприятности, когда дело касается этого мужчины.

Думаю, мне стоит остерегаться.

А потом я смотрю в его напряженные голубые глаза и на то, как он ласкает свой член и думаю... Я попала.


Глава 26


ВЕЧНОЕ СИЯНИЕ ЧИСТОГО РАЗУМА


Бруклин


Возможно, в подобной ситуации будет уместен контракт.

Подписанный документ, определяющий условия отношений, в которые вступаем мы с Амелией.

В нем можно обговорить способы взаимодействия, чтобы то, что бы между нами ни было, не вышло из-под контроля. И чтобы никто не пострадал.

Никто.

Ни я, ни она.

Одно из положений может ограничить количество времени, которое мы можем смотреть друг на друга, когда не находимся в кровати. Другое может определить тон голоса, которым мы будем общаться, когда не заняты интимными отношениями. И что самое главное, в этом контракте должен быть пункт, запрещающий общение с помощью языка тела за пределами спальни.

Эти отношения завязаны на сексе.

Секс и только.

Или так должно быть.

Но вы знаете не хуже меня, что между сексом и чем-то большим тонкая грань. И вступление в подобные отношения могут привести на незнакомую территорию. И как мы все знаем, кому-то будет больно.

Одному из нас.

Или мне, или ей.

Улаживать все эти нюансы контрактом на время наших отношений просто смешно, мне лишь следует быть осторожным и помнить, что всё это кратковременно. Она еще не определилась окончательно с планами, но говорила о возвращении в Нью-Йорк через неделю или около того.

И тогда, по нашему соглашению, эта история закончится.

А потому вы понимаете, почему осторожность — лучший план действий.

Конечно, нам нравится быть вместе.

Нам весело.

Но я знаю, что это не приведет к чему-либо большему.

Просто не может.

В дальнейшей перспективе мы желаем разного. Она хочет выйти замуж и завести семью. Я же не вижу для себя такого будущего. Не могу представить этого, по крайней мере, с той работой, которая у меня сейчас есть.

В ближайшей перспективе мы с ней на одной странице. Мы довольно неплохо ладим при условии ослабленного сексуального напряжения. Она на всё готова. Оказывается, Амелия не ищет в сексуальных отношениях чего-то необычного. Ей просто нужен жаркий, дикий, беззастенчивый секс. И именно я могу дать ей его. Она никогда не была с мужчиной, который потрудился бы узнать, что ей нравится и что нужно. Сложно поверить, но никто не помог ей узнать больше, чем секс в миссионерской позе с редкими оральными ласками для разнообразия.

Это я понял в нашу с ней первую ночь. С того дня я постепенно заходил всё дальше и дальше, заставляя девушку покинуть зону комфорта и помогая исследовать то, чего ей не хватало. Как я уже сказал, она согласна почти на всё.

В понедельник я повез ее кататься на мотоцикле по Малхолланд-драйв в ЛА. Она взяла с собой камеру и сделала несколько фотографий, пока я сидел в «Вышке Мертвеца», переписывая некоторые эпизоды в сценарии. Я понял, что Амелия имела в виду, сказав, что Кейт была слишком бесхребетной, и внес некоторые изменения. После этого мы поехали в теннисный клуб «Малхолланд», членом которого является моя мама, и трахнулись в одной из закрытых ванных комнат. Я нагнул ее над деревянной скамьей и взял сзади. Это было невероятно жарко.

Во вторник весь день шел дождь, так что мы пошли в старый кинотеатр в городе, где посмотрели фильм шестидесятых годов. Когда фильм закончился, мы проскользнули в один из смотровых залов, которые ныне использовались в особых случаях, и трахнулись там. Она оседлала меня на одном из больших кожаных кресел. Ее груди двигалась вверх-вниз, и я присосался к ним, когда Амелия кончила, не слезая с меня. Это было охренительно.

В среду утром мне нужно было работать, но день мы провели в «Скале», наслаждаясь мохито и проигрывая по ролям мой сценарий. Это очень помогло. И да, мы трахнулись в уборной. Она упиралась ладонями в холодный металл, пока я, широко раздвинув ноги, взял ее, прижав к двери кабинки.

Сегодня четверг, и утром я отвез Амелию на экскурсию в ЛА, чтобы сводить в китайский театр, и показал Голливудский знак. Мы нигде не трахнулись – просто было негде. Но она сделала мне минет по пути назад и придет, как только Кем ляжет спать.

К счастью для нас, Макайла, которая работает на дому, в понедельник уехала в Сан-Франциско. Она выпускает свою линию ювелирных украшений и сотрудничает там с одной из компаний, чтобы выполнять заказы. Вернется она только завтра поздно вечером. К тому времени также приедут Кин, Мэгги и Пресли.

Тогда веселье и игры для нас закончатся, по крайней мере, до понедельника. Выходные будут отстойные. С таким количеством людей риск быть пойманными будет слишком велик.

А если нас поймают, придется объясняться. И кажется смешным объяснять близким людям, у которых есть вторые половинки, то, что мы решили ограничить наши отношения только сексом. Даже если это выносящий мозг, жаркий и неистовый секс без ограничений.

Конечно, причины Амелии для вступления в подобные отношения отличаются от моих, хотя, если подумать, то они могут уподобиться.

Она желает найти своего Прекрасного Принца. Амелия может сколько угодно это отрицать, но я знал ее, когда ей было десять, и она пыталась превратить меня в этого принца. Я также был рядом той ночью, когда на крыльце девушка кричала о том, что случившееся заставило ее засомневаться в том, о чем она всегда мечтала.

Она не должна в этом сомневаться.

Я уверен, что она найдет своего Прекрасного Принца.

И по этой же причине я уверен, что это не я. Я не создан для семейной жизни. На самом деле, мне до этого далеко. У меня было несчетное количество девушек. У меня нет постоянной работы. Нет своего дома. И я никогда не умел быть ответственным.

Бросая взгляд на рукопись, я думаю, что не хочу всего этого. Или хочу. Просто не готов. Мне нужно настроиться. Но меня это пугает.

Буду ли я таким, как моя мать? Мотивированным. Целеустремленным. Успешным.

Или, скорее, как отец? Всегда желающий большего, чем имею, и готовый рискнуть всем ради достижения вершины.

Переписывая очередную реплику Кейт, я думаю, посчитает ли моя мама эти изменения в сценарии к лучшему.

Не хочу показаться самоуверенным, но я знаю, что сейчас это в моде.

Эта история о безответственном парне, который находит любовь, когда меньше всего этого ожидает. История о встрече парня и девушки: парень влюбляется в неё с первого взгляда, но девушка такой безнадежный романтик, что не верит в реальность всего происходящего. С помощью неожиданных поворотов, добрых и плохих дел, а также бесконечного количества ошибок парень доказывает, что девушка создана для него.

«Фанатка»— это современная история, которая, несмотря на популярность этого жанра, не оправдывает ожидания зрителей, и это мне в ней и нравится.

Мои мысли начинают блуждать в направлении того, как еще больше выделить этот сценарий из других, заставить зрителя ощущать весь спектр эмоций, как вдруг звонит телефон.

— Алло, — отвечаю я, глядя на страницу, не обратив при этом внимания на имя звонившего.

— Бруклин, это Райан Герхард из дома по соседству.

Я засовываю карандаш за ухо, чтобы слушать внимательнее.

— Здравствуйте, мистер Герхард, как поживаете?

— Поэтому я и звоню. Бывало и лучше. Моя мать упала, и нам с Пэм нужно ехать завтра во Флориду.

Отложив рукопись на кофейный столик, я выхожу на кухню и решаю, что стоит что-то съесть.

— Сочувствую. Я могу чем-то помочь?

— На самом деле, да. Мы с Пэм надеялись, что ты сможешь на выходных остаться в нашем доме и присмотреть за Ромео и Джульеттой.

Выглянув в окно на кухне, я бросаю взгляд на огромный, ультрасовременный пляжный дом мистера Герхарда.

— Вы хотите, чтобы я посидел с вашими йорками?

Он смеется.

— Знаю, мы не оставляем времени на раздумья и это явно не самое привлекательное предложение, но наша обычная сиделка сейчас не в городе, а Пэм никому не доверяет. Ты мог бы провести выходные здесь и присмотреть за ними? Мы вернемся в понедельник.

— Конечно, я могу.

Подойдя к холодильнику, я открываю его и вздыхаю. Он практически пуст, если не считать веганскую еду Мэгги, у которой неестественно долгие сроки хранения. Мне серьезно нужно взять себя в руки и еженедельно закупать продукты, а может даже начать готовить.

— Отлично, — говорит Райан. — Мы с Пэм будем очень благодарны. Кстати, как твой сценарий?

Я беру контейнер с пастой, которую Макайла дала мне с собой в воскресенье.

— Намного лучше с последнего нашего разговора.

— Когда посчитаешь, что он готов, я хотел бы прочитать его.

На моем лице появляется улыбка, когда я закрываю дверь холодильника.

— Серьезно?

На заднем фоне лает собака, будто кто-то только что вошел в дом. Наверное, миссис Герхард.

— Да, серьезно, — говорит он мне. — Ты пишешь этот сценарий уже больше двух лет. Мне кажется, будто он стал частью меня после того, как я наблюдал за тем, как ты днями сидишь над ним на пляже.

— Ловлю на слове, — отвечаю я и открываю крышку контейнера, после чего ставлю его в микроволновку.

— Буду ждать, — говорит Райан. — Насчет выходных, можешь прийти сегодня вечером, чтобы я показал тебе, где выпивка, и как пользоваться джакузи?

Не успеваю я ответить, как слышу на заднем фоне голос миссис Герхард. Я даю ему пару секунд ответить жене, тем временем выставляя время разогрева на микроволновке.

— Да, дорогая, — говорит мужчина. — Да, конечно, я расскажу Бруклину, как заботиться о Ромео и Джульетте. Попрошу его прийти прямо сейчас. Нет, любимая, это не будет проблемой, — добавляет он. — Ты всё слышал, Бруклин?

Смеясь, я достаю пасту и ставлю на столешницу. Она может подождать. Кроме того, если я знаю миссис Герхард, у нее на плите будет что-то получше остатков ужина.

— Да, сэр, слышал. И уже направляюсь к вам.

Радуясь, я смотрю на его дом через кухонное окно.

Джакузи.

Выпивка.

И место встречи для нас с Амелией.

Кажется, мои выходные только что стали намного приятнее.


Глава 27


ЭННИ ХОЛЛ


Амелия


Парис и Елена, Данте и Беатрис, и да, даже Хан Соло и Принцесса Лея — эти романы стали легендами.

И по большей части телевизионные шоу не стесняются воссоздавать подобные романы, варьируя их от гармоничных до откровенно проблематичных.

Кажется, я больше всего узнала о любви, наблюдая за Россом и Рейчел в «Друзьях», когда была младше. Их переменный любовный интерес друг к другу невероятно притягивает, и я не могла держаться в стороне. Напряжение доводило меня до грани, но комедия упорно заставляла верить в то, что они все равно сойдутся и будут вместе.

Да, я романтик от кончиков волос до пальцев ног.

И нет, «Ходячие мертвецы» явно не мой тип сериалов. Кажется, я скорее предпочту телеигры, а это о чем-то да говорит, учитывая, что я считаю их скучными.

Мой брат, с другой стороны, любит этот сериал, и, конечно же, хочет начать просмотр второго сезона, так как заставил меня посмотреть первый за последние три ночи.

— Так ты не хочешь смотреть его? — спрашивает он, вытягивая руки, после чего переплетает их за головой, наклоняя стул назад.

— Помоги убрать со стола, а потом сможем обсудить это.

Кем смотрит на беспорядок на кухне и стонет.

— Ты всё ещё самый неаккуратный повар из всех, кого я знаю.

— Спасибо.

Я вытираю рот салфеткой и раздумываю, не взять ли еще кусочек лазаньи.

— Это был не комплимент, — усмехается он, возвращая стул в исходное положение.

Поднявшись, я беру форму для запекания, которая все еще более чем наполовину полна.

— Ты не слышал, что все лучшие повара неаккуратные? Потому еда такая вкусная.

— Конечно, если это помогает тебе спать крепче по ночам... — смеется Кем.

Я пожимаю плечами. Мне нечего возразить. Это правда.

— Нужно было пригласить Бруклина, — брат показывает на блюдо в моей руке. — Он бы съел всё до последней крошки.

Я хочу скрыть легкий румянец, появляющийся на моем лице при упоминании имени Бруклина, а потому быстро отворачиваюсь и иду к кухонному островку.

— Я хотела провести больше времени наедине с братом, это что, преступление? Но я отнесу ему остатки чуть позже, если от этого тебе станет легче.

Это не ложь, но и не совсем правда. Находясь с Бруклином и Кемом наедине, было бы куда сложнее скрыть ту безумную связь между нами с Бруклином, которая росла всё больше с каждым проходящим днем. Мы с Бруклином в такой гармонии друг с другом, что это даже странно. Я говорю: «Хочу пить», а он: «Как насчет горячего шоколада?», и это именно то, чего я хочу. Или он говорит: «Давай посмотрим телик», и я включаю канал Me TV как раз на начало эпизода «Бэтмена» с Адамом Уэстом и Бертом Уордом, после чего он делает игривый комментарий вроде: «В точку! Бам! Бац! Люблю это шоу».

— Ты слышишь меня? — говорит Кем, складывая грязные тарелки в раковину.

Вернувшись в реальность, я поднимаю взгляд от пищевой фольги на стеклянной форме.

— Нет, прости. Что ты сказал?

Кем включает кран и смотрит на меня.

— Ты готовишь, как мама.

Крепко закрывая края, я встречаюсь с ним взглядом и улыбаюсь.

— Знаю.

Взяв сковороду, на которой я делала красный сливочный соус, он начинает ополаскивать ее.

— Я говорил с ней сегодня. Она сказал, вы разговариваете почти каждый день.

Обойдя островок, я открываю холодильник и ставлю блюдо внутрь.

— Да, и наши отношения налаживаются. Мы проведем вместе с ней выходные, когда я вернусь домой — только вдвоем — попробуем исправить то, что я разрушила.

Кем наливаем моющее средство в сковороду и начинает мыть её.

— А что насчет отца? Ты уже что-то решила?

На этой неделе мы каждый вечер вели с ним бесконечные разговоры на эту тему, но каждый раз после разговора я испытывала всё большее замешательство.

Я подхожу к столу.

— На самом деле, я приняла решение сегодня, когда делала фотографии.

— О да, я видел, что ты ездила к знаку Голливуда. Видимо, Бруклин отвез тебя туда. Нужно будет поблагодарить его за это.

Собирая тертый сыр, соль и перец, а также наши пустые стаканы, я в шоке смотрю на брата, а сердце колотится, словно крылышки колибри, при мысли, что он видел мой пост в инстаграме.

— С каких пор ты сидишь в соцсетях?

Пожав плечами, Кем ставит сковороду на столешницу и берет одну из грязных тарелок.

— С тех пор, как решил начать онлайн продажи. Я не только завел аккаунт в инстаграме, но и возобновил страничку на фейсбуке и думаю зарегистрироваться в твиттере.

— Вау, — говорю ему, выставляя предметы в руке на островок. — Я впечатлена.

Сполоснув первую тарелку, он открывает посудомоечную машину.

— Не нужно. Ты всё равно не увидишь там личных постов. Мне кажется странным то, что люди хотят, чтобы весь мир знал об их делах. Вернемся к твоему решению.

Дотянувшись до столешницы, я беру губку с раковины и вытираю стол.

— Я решила, что уйду с работы и попробую заняться чем-то связанным с фотографией.

Звук удара о гранит заставляет меня развернуться.

Кем ухмыляется мне.

— Что? — спрашиваю я.

Он возвращается к тарелкам, но улыбка не сходит с его лица.

— Я так давно ждал, когда ты решишь заняться чем-то, что нравится тебе. Не то чтобы я призывал тебя уйти из «Уотерс Групп», просто мне кажется, что ты давно мечтала стать фотографом, и мне было ненавистно, что ты не пыталась заняться этим.

Тронутая реакцией брата, я бросаю губку в раковину и пододвигаю к нему стаканы.

— Почему ты ничего не сказал раньше?

Он с сомнением смотрит на меня.

— Я знаю, что ты хочешь быть независимой. Показать всем, что ты взрослая и можешь сама принимать решения. Кроме того, тебе не нужна была лишняя причина, чтобы чувствовать себя неудачницей.

Для большинства людей этот комментарий мог быть оскорбительным. Для меня же это нечто иное. Он доказывает, насколько хорошо Кем знает меня. Иногда мы с братом ссоримся, временами ладим лучше, чем большинство братьев и сестер, а иногда мы чрезвычайно честны друг с другом. Данному моменту свойственен последний пункт, и мои глаза наполняются слезами, потому что он прав. Раньше я могла бы не выдержать его осуждения. Но теперь я вижу всё в другом свете.

Закрыв посудомойку, Кем нажимает кнопку старта и идет ко мне, чтобы убрать соль и перец в шкафчик со специями. Забрав у меня приправы, он ставит их на место, после чего кладет руки мне на плечи.

— Ты должна быть счастлива. Брэндон хотел бы этого и для тебя, и для меня.

Его комментарий удивляет меня. Он не часто вспоминает Брэндона. Если не считать той ночи, когда Кем вернулся из Мексики, он ни разу не упоминал его имени. Я смотрю на него.

— Согласна. Он хотел бы этого для нас обоих.

— Пойдем, — предлагает Кем, — завалимся на диван в пищевой коме и посмотрим бессмысленные шоу. Я даже позволю тебе выбрать.

Я оглядываюсь. На кухне нужно сделать еще несколько дел.

— Неплохой план. Ты иди, а я буду через минуту.

Я заканчиваю уборку, когда Кем уходит, и уже готова присоединиться к нему, как слышу звон телефона. Достаю его из кармана. Это сообщение от Лендона с вопросом, всё ли у меня хорошо. Я не отвечала ни на одно сообщение с понедельника, но не могу просто так игнорировать его. Это грубо. Потому отправляю ему смс. Короткое, просто чтобы сообщить, что у меня всё хорошо. И на этом всё.

Картер очень эмоционально отзывался о моем решении принять ультиматум Бруклина, как он его называет. Он сказал: «Была бы ты парнем, сказал бы, что ты думаешь членом, а не мозгами, но раз ты девушка, вырази это своими словами».

В этом был весь Картер.

Говорит выбрать одного, а когда я выбираю, спрашивает, почему именно его.

В гостиной я нахожу Кема, растянувшегося на диване за просмотром повтора «Где мой латте?». Я падаю на одно из кресел и смотрю на него.

— Я познакомилась с Джиджи Беннетт, когда Бруклин взял меня на их с Чейзом Паркером вечеринку в честь помолвки.

И да, я прощупываю почву, ну или испытываю Кема.

Похоже, он уделяет немного больше внимания телевизору.

— Да, я тоже знаком с ней.

— Что думаешь о ней?

Он пожимает плечами, как делает, когда не сильно заинтересован в беседе.

Я бросаю взгляд на экран и смотрю, какая она болтливая и задорная.

— Если честно, чувствую себя слегка обманутым.

Его слова вызывают у меня смех.

— Почему?

— Она совершенно не похожа на своего персонажа в шоу. Не знаю, мне казалось, она будет такой. В этом весь Голливуд, — говорит он.

Наверное, Кем прав: что-то в ней и Чейзе казалось неправильным. Но их свадьба уже на следующей неделе, и пока ее не собираются отменять. Сейчас самое время упомянуть о приглашении Бруклина пойти с ним на свадьбу. Я непринужденно говорю:

— Бруклин сказал, что я могу пойти с ним на свадьбу, если хочу.

В этот раз он не был таким равнодушным. Предложил мне пойти с ним, когда его лицо находилось у меня между ног. Когда я заколебалась, потому что это было слишком похоже на свидание, Бруклин сказал одеться как можно сексуальнее и оставить дома трусики и пообещал, что я никогда не забуду эту ночь. Как я могла отказаться от этого?

— Да, — говорит Кем, теперь увлёкшись чем-то в телефоне. — Ты должна пойти. Не каждый день выпадает возможность посетить свадьбу перспективной актрисы.

Взглянув на еще одно сообщение Лендона на телефоне, отвечаю ему быстрым: «Уверена» на его вопрос: «Уверена, что всё хорошо?», после чего переключаюсь на сообщение от Картера, прежде чем ответить Кему:

— Да, наверное, пойду, — мой ответ звучит непринужденно, будто бы меня это вовсе не интересует, но внутри я кричу от радости.

Кем, совсем ничего не подозревая, откладывает телефон в сторону на диван и возвращается к ситкому. К концу серии я замечаю, что его глаза закрываются. Сейчас всего восемь тридцать, но брат кажется уставшим. Я знаю, что он рано проснулся этим утром. Интересно, заснет ли он здесь, и если заснет, придется ли мне снова вылезать через окно.

Боже, надеюсь, нет.

— Держи, — говорит он, бросая мне пульт. — Можешь включить, что хочешь.

Быстро положив телефон, я ловлю пульт и держу его в руках.

— Не против, если мы пропустим сегодня просмотр телика? Я бы почитала немного, — говорю ему, предлагая возможность откланяться.

Кем садится ровнее и трет руками лицо.

— Нет, совсем нет. Я вымотан, да и нужно позвонить Макайле. Тебя можно оставить одну?

Этот вопрос вызывает у меня чувство вины. Мне ненавистно то, что приходится скрывать от него происходящее между нами с Бруклином. Не смогу долго продолжать так. Клянусь, я сломаюсь. Ответ прост. Если не могу сказать ему, значит, я должна уехать.

— Не переживай, — говорю я.

Направившись к коридору, ведущему к его спальне, Кем останавливается в проходе и поворачивается.

— Знаешь, Саймону Уоррену не помешает фотограф. Мы сейчас заключили субдоговор на осеннюю линию, и это недешево нам обходится.

Я устраиваюсь в кресле поудобнее, подгибая ноги под себя.

— Кем, хватит беспокоиться обо мне. Всё будет хорошо.

Выражение его лица меняется.

— Я серьезно, Амелия. Мы с Кином уже несколько месяцев обсуждаем найм фотографа. Ты окажешь нам услугу.

Не способная остановиться, я закатываю глаза.

Он смеется, но не своим обычным заразительным смехом.

— Если не веришь, спроси его.

Положив пульт рядом с телефоном, я тянусь к книге на столике, которую сейчас читаю. Не могу сказать, что не думала о переезде сюда.

— Думаю, мне сначала нужно уйти с нынешней работы и утрясти всё с отцом, прежде чем решу, что делать дальше, но спасибо за предложение.

Хоть я и знаю, что он не сдастся — это ему не свойственно — Кем непринужденно пожимает плечами, будто так и есть.

— Что ж, если передумаешь и решишь, что хочешь быть ближе к брату, предложение в силе, — он делает паузу, — пока я кого-то не найду.

— Играешь на моей совести? Это несправедливо.

Он смеется, приподняв бровь, и в этот раз смех уже лучше.

— Должен был попробовать.

Я машу на него рукой.

— Доброй ночи, Кем. Передавай привет Макайле, и если утром не увидимся — хорошего дня.

— Тебе тоже.

Развернувшись, он продолжает путь и достает телефон, даже не дойдя до спальни.

Берег чист.

Можно уходить.


Глава 28


УМНИЦА УИЛЛ ХАНТИНГ


Бруклин


Мы официально живем в эпоху Броманса.

В наши дни зрителей тянет к глубокой, платонической любви между двумя или более персонажами.

У мужчин, вовлеченных в броманс, часто есть прозвища друг для друга, у них общая история и бесконечное количество тонких шуток.

Тем не менее, они всегда рядом с похвальной преданностью. Даже когда всё плохо, можно рассчитывать на то, что они поддержат друг друга.

Добавление элемента броманса в «Фанатку» вероятнее всего расширит публику и в то же время придаст сценарию нужную ему нотку юмора.

Достаточно просто выделить больше экранного времени для Колтона, друга Келлана. Как и мы с моим приятелем Чейзом, Келлан и Колтон вместе выросли в Беверли-Хиллс, что упоминается в начале рукописи.

Было легко перенести их взаимоотношения на страницы. Я даже приписываю Колтону прозвище, которое мне дал брат — Казанова.

Откидываясь на спинку стула за столом, я достаю карандаш из-за уха и начинаю стучать по бумаге перед собой. Мое воображение разыгрывается, когда я погружаюсь в их диалог. Я смешиваю остроумие и подколы с посыланием на три буквы с другими оскорблениями. Это очень весело. Я осторожно придаю их взаимосвязи большего блеска, чем у моих настоящих отношений.

Время летит, пока я занимаюсь сценарием, но довольно скоро я понимаю, что слежу за часами на телефоне. Почти девять. Каждая проходящая минута приближает меня к ее приходу.

Я понимаю, что отвлекаюсь от работы из-за чрезмерного желания увидеть девушку, представляя, как нагну ее над этим столом, или возьму, прижав к двери, не дав ей переступить порог. Или возможно... за моим желанием скрывается нечто большее.

Нетерпение охватывает меня, всё тело наполняется вожделением, когда я представляю ее привязанную к кровати, готовую принять меня. Представляю, как вхожу в нее на всю длину. Как толкаюсь глубоко и грубо, пока Амелия не выкрикивает снова и снова мое имя, кончая от моего члена.

Каким-то образом она стала для меня наркотиком, и как любой зависимый, я подсел на него. Бросать будет очень сложно.

— Привет. Я пришла.

Развернувшись на стуле, я почти падаю, подскочив от неожиданности. Амелия стоит в дверном проходе в мою спальню обнаженная, если не считать скудного кусочка леопардовой ткани, прикрывающего ее киску.

— Сними их, — приказываю я тихим голосом. В моей голове сейчас нет места ни для «привет», ни для «как дела?», хочется лишь увидеть ее голое тело и оказаться в ней как можно скорее.

— Куда спешишь? — говорит Амелия, и я вижу, как пульсируют вены на ее шее.

— Кажется, я ждал этого весь день, — говорю я ей, мой голос хриплый от желания.

Амелия повинуется, ее волосы закрывают лицо, когда она наклоняется и медленно, очень медленно снимает стринги, после чего бросает их за дверь. Она всё время не сводит с меня глаз, язык ее тела сложно отрицать. В том числе ее томный взгляд, горящий желанием.

Она вообще знает, что делает со мной?

— Дождаться не могу, когда снова окажусь в тебе, — говорю ей, поймав похотливый взгляд.

Всё в наших отношениях наполнено опасностью. Наша нужда соития, неспособность ждать, запретный плод, о котором мы только и можем думать. Адам и Ева. Лейли и Маджнун. Клеопатра и Марк Антоний. Гвиневра и Ланселот. А мы знаем, как закончились эти истории. И всё же ничто из этого не важно, потому как я с нетерпением жду каждую проведенную вместе секунду.

Открыв ящик стола, достаю презерватив из последних запасов и понимаю, что нужно будет запастись ещё, потому что каким бы бабником я ни был, столько секса у меня ещё не было.

Теперь абсолютно голая, она подходит ко мне.

— Хорошо, что тебе не нужно больше ждать.

Я с готовностью расстегиваю ширинку и достаю член. Амелия издает тихий стон, и я быстро разворачиваю презерватив. Я улыбаюсь, когда она становится между моих широко раздвинутых ног.

— Повернись ко мне спиной.

Она слушается, не задавая вопросов, лишь нетерпение виднеется в ее глазах.

Большое кожаное кресло даже не скрипит, когда я сдвигаюсь на край. Кладу руки на талию Амелии и уже через несколько секунд притягиваю ее на свой жаждущий член.

Девушка вздыхает, когда вхожу в ее мокрую киску, и я стону, когда ее попка касается моих бедер. О черт, да. Она узенькая, очень узенькая, и ее тело так сильно реагирует на мое, что хватает буквально пары толчков, чтобы она начала дрожать в моих руках.

Я облизываю пальцы и увлажняю ими ее вечно вишнево-красные соски, после чего щипаю их и кручу, заставляя затвердеть.

Амелия поворачивает голову и целует меня. Наши языки встречаются и начинают свой танец — сначала медленно, потом быстрее. Когда мои руки опускаются по ее животу к клитору, она с легким стоном разрывает поцелуй.

Стул под нами начинает скрипеть, и я толкаюсь бедрами глубже в Амелию, погружаясь в ее влагу, наслаждаясь моментом.

Возможности получить удовольствие бесконечны. Я легко могу дотянуться до ее клитора в этом положении, пока она седлает мой член, или могу вернуться к груди, вновь и вновь доводя ее до грани.

Ее киска, словно жидкое пламя, обрамляющее мой член, соблазняющее меня, заставляющее затягивать ее всё глубже и глубже в ад, отчего играть с ней становится просто невыносимо.

Амелия улавливает ритм довольно быстро, и я прекращаю играть с ее клитором и просто держу ее. Я быстро понял, что не стоит учить ее, что делать. За все неделю ни разу не пришлось делать этого. И в данном случае мне не нужно управлять движениями ее бедер на моем твердом, как камень, члене. Она сама всё понимает. И, черт возьми, это офигеть как приятно.

Всего пара минут, и я уже горю, мое возбуждение становится всё сильнее и сильнее с каждым движением и касанием наших тел. Этот раз будет быстрым для нас обоих, никаких неспешных достижений вершины. Мое тело наполняет адреналин, я толкаюсь в нее сильнее и грубее; при каждом прикосновении моих бедер с ее ягодицами раздается громкий хлопок. Она в ответ сильнее насаживается на мой член, пока я не оказываюсь в ней полностью, теряя разум.

— Черт, да, вот так, — говорю Амелии, прикусывая мочку ее уха.

Я вижу, как волоски на ее коже становятся дыбом, и она стонет, уже близкая к оргазму.

— Вот так, детка, объезди меня, доведи нас обоих до блаженства.

— О боже, боже, — бормочет она.

Ее гортанный стон разжигает мой нарастающий оргазм до адского пламени.

Это так развратно. Я трахаю ее глубоко и грубо, она скачет на мне в том же безжалостном, энергичном ритме, из-за которого мне приходится бороться за каждый вздох.

— Прикоснись к себе, — говорю ей напряженным голосом. — Ублажи себя пальцами, Амелия. Не хочу кончать быстрее тебя, но долго не продержусь.

Она быстро находит клитор пальцами.

— Правильно, детка. Вот так. Быстрее. Сильнее. Блять, да. Я сейчас кончу в твою сладкую киску.

Эти пошлые, непристойные слова отправляют ее за грань. Выгнув спину, Амелия хватается за мои руки, сжимая их с той же силой, с которой опускается попкой на меня.

Если бы я мог заснять это, то не стал бы колебаться. Я хочу видеть ее лицо, когда она кончает на моем члене.

Трахаю ее до последнего крика, после чего позволяю себе отправиться на слепящий свет. Найдя место, где ничего не существует, я замираю, затем толкаюсь еще раз и изливаюсь до последней капли.

Пот стекает по моему лбу, напряжение на моем лице более чем очевидно, потому что когда она поворачивается, то выглядит точно так же. Ее серые глаза блестят первобытным огнем, свидетельствующим об удовлетворении. И, полагаю, мои голубые глаза отражают ее.

— Ты чертовски красива, — рычу я, когда Амелия падает спиной на меня.

— Сейчас я в этом сомневаюсь, — смеется она.

— Не нужно, — говорю ей, играя пальцами с ее клитором, проводя вверх-вниз по ее влаге.

Девушка вздрагивает от моего прикосновения, не успев отойти от оргазма. А после вздрагиваю и я, когда ее набухшая киска сжимает мой член. После долгой паузы она шепчет:

— Мне нравится, когда ты говоришь пошлые вещи.

Я целую ее шею, прикусывая чувствительную плоть.

— Знаю, — сообщаю ей, а потом неожиданно для себя произношу: — Хочу снять нас.

Слова просто вырываются сами по себе.

Она не отказывается, просто спрашивает:

— Зачем?

— Хочу, чтобы ты увидела то, что вижу я. Чтобы ты увидела, насколько красивая, когда кончаешь.

Амелия поворачивается ко мне, проводя языком по губам.

Загрузка...