Глава 4

Пока Егор переодевается, я, спохватившись, что время позднее, а моя Анфиса наверняка все еще мечется по квартире, переживая за своего драгоценного питомца, торопливо надиктовываю ей голосовое сообщение.

– Гавриловна, привет. Я сейчас не могу позвонить, неудобно. Дожидаюсь, пока будет готов общий анализ крови Его Высочества. Предварительно доктор сказал, чтобы ты не беспокоилась, это точно не эпилепсия. Ренген и ЭЭГ не выявили признаков столь серьезного заболевания. МРТ можно будет сделать только завтра утром, я уже записалась на прием, будь готова к тому, что завтра прибегу к тебе на ранний утренний чай. Завтра же будет готова биохимия. Так что как раз, когда приеду на МРТ, заберу. И все тебе привезу. Зато мы сделали узи брюшной полости, ну и, собственно, по сегодняшнему эксцессу врач больше склонен к версии срыва поджелудочной. Рекомендована строгая диета. Лечебный корм я сразу куплю тут же, в клинике, и тоже все привезу. Я скоро перезвоню. Целую.

Буквально через секунду после отправления сообщение высвечивается двумя голубыми галочками прочтения. И тут же начинают сыпаться короткие ответные, прослушать которые у меня уже просто нет времени.

– Ну что, я готов, – раздается рядом.

Чья-то замызганная спецовка, надетая Егором для осуществления спасательной операции, так неприлично и вызывающе обтягивает шикарное мужское тело, ранее скромно спрятанное просторной униформой, что я гулко сглатываю.

Фи-га-ссе!

Обалдеть!

Австралийские пожарные просто нервно курят в сторонке, роняя обильную слюну от зависти к физической форме наших отечественных ветеринаров.

Похоже, этот мужчина превзойдет даже знаменитую русскую бабу, с легкостью остановив не то что одного коня на скаку, а целый табун.

– Что? – нервно спрашивает Егор, заметив мой остекленевший взгляд. – Что-то не так?

– Э-э-э, эта куртка на вас не лопнет? – глупо бормочу я, в очередной раз ощущая, что щеки аж пекут от залившего их румянца. Да что ж я такая стеснительная-то сегодня? Разве студенткам медицинского колледжа положено краснеть и прятать глаза при виде человеческого тела? Ну да, мужского. Но одетого же! Хотя впечатление почему-то такое, что он прям раздет. Или вот-вот разденется. Возьмется одной рукой за воротник, и сдернет сразу все, как стриптизер из клуба для женщин.

Фу, Лиза, фу! Что за разнузданные мысли тебя посещают? И откуда ты вообще знаешь про австралийских пожарных и том, как раздеваются ветерина… то есть стриптизеры?

– Ну, согласен, маловата кольчужка. Ну да что есть. Выбирать не приходится, – он разводит руками, словно проверяя швы на прочность, а у меня, похоже, с лицом приключается и вовсе какая-то беда, потому что Егор встревоженно заглядывает мне в глаза и проникновенно так это мурлычет: – Точно все нормально?

– Не точно. Просто… э-э-э… лучше я на свежий воздух выйду. Душно тут у вас что-то, – и трусливо сбегаю на улицу, спотыкаясь о высокий порожек.

На улице снова моросит мелкий дождь, а пронизывающий ветер только усиливает чувство дискомфорта. Но мне моментально становится легче дышать – то ли от воздуха, напоенного солоноватым привкусом морской воды, то ли от темноты, что скрывает все эти выпуклости и впуклости мужского тела, вызвавшего столь неоднозначную реакцию моей тонкой женской психики. И тела.

Егор выходит следом за мной и направляется к ржавой пожарной лестнице. А до нее еще, на минутку, допрыгнуть как-то надо, чтобы ухватиться. Он что, думает, что он человек-паук, что с легкостью может взлететь над землей, цепляясь выстреливающими нитями паутины за шершавые стены?

Но герой совершенно не героически просто плюет на ладони, примеряется и с глухим “хек-твою-ж” цепляется за недосягаемую для моего роста, но вполне себе не такую уж высокую для него перекладину, затем, как заправский спортивный гимнаст, подтягивается, потом, слегка качнув длинными ногами, выстреливает их вверх и ныряет в пространство между первой и второй ступеньками. Классический подъем-переворот. Я знаю это упражнение, не раз видела его в исполнении Данилы. И прекрасно помню, сколько он тренировался для того, чтобы научиться этому трюку. Ну, что сказать? Только повториться.

Фи-га-ссе.

Обалдеть!

Однако…

– И что теперь? – недоуменно интересуюсь я, глядя на балансирующего в неудобной позе вниз лицом Егора.

– Ну, еще не придумал, но война план покажет. Ты только отойди, чтобы, если вдруг сорвусь, тебя не пришиб своей тушей, – пыхтит наш с пока еще не спасенным котом герой.

Он какое-то время ерзает в довольно узком пространстве между двумя перекладинами, негромко чертыхаясь, но наконец, как-то хитро изогнувшись, умудряется развернуться лицом к небу.

– Вы теперь наверх полезете? – уточняю я, светя ему в за…

Лиза, это место называется ягодицами вообще-то. Ты же будущая медсестра, используй правильные медицинские термины.

– Нет, Гаечка, я сперва немного спущусь на землю. У меня там, знаешь ли инструмент остался, без которого вся эта акробатика не имеет смысла. Подашь?

Зацепившись коленями за жалобно скрипящий металл, словно возмущающийся тем, что такую старую заслуженную лестницу используют не по прямому назначению, Егор опускает туловище вниз, и теперь висит вниз головой и лицом ко мне.

“Ну точно сценка из фильма “Человек-паук”, – думаю я и подаю ему увесистую сумку с инструментом.

– У тебя с этого ракурса такое милое лицо, – вдруг выдает мне ветеринар-паук, чьи глаза находятся сейчас на уровне моего носа примерно.

– А у вас курточка сползла. Животику не холодно?

Если бы этот разговор сейчас слышала Юлька, она бы прислала мне десяток смайликов “фейспалм”, точно.

Животик? Как у котика?

Лиза, приходим в себя и разгоняем эту розовую муть перед глазами.

Я прокашливаюсь и судорожно облизываю ставшие внезапно сухими губы.

Не знаю, как ему, а мне от вида подтянутого мускулистого мужского “животика” почему-то срочно хочется выпить. Или просто попить. Хотя бы холодной водички.

– Упражнения на перекладине способствуют отличному кровообращению, мой юный ассистент спасателя. Только фонариком в глаза не свети, а то уже двоится все. Кстати, ты знаешь, что у тебя нимб? – огорошивает он меня очередной фразочкой и, забрав из моих рук свое геройское оружие вместе с фонариком, лихо возвращает туловище в естественное положение прямоходящего. В данном случае карабкающегося вверх головой по ненадежной пожарной лестнице.

Животик… то есть мышцы брюшного пресса у него однозначно зачетные. И спинка. То есть все эти косые, боковые, подвздошные и прочие… От которых мои собственные вдох-выдох становятся затрудненными и прерывистыми.

Ох, кажется, вот так и понимаешь на своей шкуре, что такое “давление скачет” и “кровь в венах бурлит”. Хотя второе явно не из медицинского справочника, а, скорее, из какого-то глупого любовного романа.

Дальнейшее геройство мне видно плохо. Луч фонарика неровно скачет, выхватывая из темноты округлые куски обшарпанной стены дома, из трубы раздаются заунывные тоскливые вопли, сам герой периодически бубнит нечто нечленораздельное, умудряясь как-то сразу одновременно удерживать себя на лестнице, чем-то скрежетать по оцинкованному металлу и подсвечивать себе фронт работ фонариком. Он его чем держит? Зубами что ли?

Через десять минут стояния в темноте на пронизывающем ветру я принимаюсь пританцовывать, подслеповато щурясь в тщетной надежде хоть что-то разглядеть.

– Ну что там, Егор? Получается? – не выдерживаю я наконец.

– У-э о-э о-о, – раздается в ответ жизнерадостное, но совершенно не информативное.

– Ну, “о-о” так “о-о”, – соглашаюсь я, готовая в любую секунду оказать посильную помощь – повосторгаться, испугаться, поахать в умилении или завопить от ужаса.

– И-а! О-о-и!

О, ну понятно, конечно. Он явно предупреждает меня о чем-то. Было бы классно, если бы еще можно было расшифровать, о чем именно. Подойти поближе? Или отойти подальше?

Отойти подальше я всегда успею. А вот с “вовремя подбежать” могу и припоздниться.

Я приближаюсь к тому пятачку, откуда Егор запрыгивал на пожарную лестницу, и в ту же секунду, пролетев буквально в сантиметре от моего плеча, на землю что-то грузно шлепается, позвякивая явно тяжелыми железяками.

– И-а!!! Йа-э а-а о-о-и!

Ой. Значит, надо было отойти.

Знаете, я не имею ни малейшего представления, как должны выглядеть настоящие брутальные герои. Вот смотришь все эти раскрученные блокбастеры с надоевшими за не один десяток лет суровыми профилями и понимаешь – не-ве-рю! Вот не верю и все тут. Не бывает такого, чтобы тихий милый сосед этажом ниже, с которым ты только что обсуждала в лифте творчество Мандельштама, в мгновение ока превращался в суперниндзя, крушащего голой ладонью стену монолитного дома, а после великой битвы с сотней врагов лишь поправлял завернувшуюся манжету белоснежной рубашки.

Встрепанный ветеринар, с мокрым от пота лицом, несмотря на холодный ветер, тяжело дыша раскрытым ртом с зажатым зубами фонариком, тяжело приземляется рядом со мной и с кряхтением выпрямляется. И знаете, с моей точки зрения, вот он выглядит как раз настоящим героем.

Парнем с большим и добрым сердцем, который не отмахнулся от непонятных звуков, не пожал плечами с мыслью о том, что естественный отбор делает свое дело и выжить должен сильнейший, а лезет по трухлявой лестнице и вытаскивает измученного котейку с грязной слипшейся шерстью из ржавой трубы.

– Давайте, я его подержу? – предлагаю я, протягивая руки к испуганному животному.

– Нет-нет, он может тебя исцарапать. Лучше дотащи сумку до коридорчика, а с нашим труболазом я уже сам разберусь.

Мы, триумфально звеня железяками и уговаривая вырывающегося из куртки Егора спасенного потерпеть в темноте еще буквально секундочку, возвращаемся в светлую приемную, где царственная Шамани сидит почти вплотную к разомлевшему от ее внимания Принцу. Песик совершенно спокойно лежит на своей шубке и лишь приветливо тявкает нам, даже не пытаясь возмутиться моим долгим отсутствием. Я присаживаюсь рядом с ним на корточки, шепотом прошу его еще пять минут подождать и захожу вместе с Егором в смотровую. Ну, мало ли, вдруг буду полезна? Уж надо довести это дело до конца, верно?

Котик, к нашему общему удивлению, оказывается довольно молодым и породистым – шотландский вислоухий месяцев семи от роду. С серо-голубой плюшевой шкуркой, изрядно загрязнившейся о внутреннюю поверхность старой водосточной трубы.

– Как же тебя угораздило, приятель? – приговаривает Егор, осматривая все еще периодически шипящего страдальца. – Ну, ничего, сейчас я тебе укольчик сделаю, царапины твои обработаю, ты поспишь у нас тут ночку, а завтра буду выяснять, откуда ты такой красивый нарисовался в этой дурацкой трубе.

– Егор, вам бы тоже обработать ваши царапины, – киваю я на руки ветеринара. – Больше нигде нет повреждений, ссадин? Я, на самом деле, медсестра. Вернее, будущая медсестра, учусь. Но такое элементарное смогу.

– Спасибо, милая Гаечка. С этим я справлюсь. На крайний случай у нас есть спрей для животных, дуну, плюну, и зарастет, как на молодом кобе… э-э-э… молодом псе. Мда. И, кстати, время уже совсем позднее. Вам не страшно будет возвращаться? А я, как на грех, даже не могу проводить вас, – расстроено качает он головой.

– Не переживайте, Егор. Мы с Его Высочеством прекрасно доберемся на такси, до самого подъезда довезет. А утром…

– А утром я вас буду ждать. Вы у меня первые. Спасибо за помощь, милая Гаечка. И да, я помню, что тебя зовут Лиза. Очень красивое и редкое нынче имя.

– Как и ваше, Егор.

Я снова по-детски смущаюсь и спешу выскочить из смотровой.

– Ну что, Ваше Высочество? Домой? Гавриловна наша там точно заждалась.

Загрузка...