Принц волков

Глава 6

Тёплое дыхание коснулось макушки Джой.

— Ты готова ужинать? — сзади раздался чуть слышный голос Люка. Джой ощущала его так же остро, как опаляющее пламя огня — так, словно он прикоснулся к ней. Она предвкушала его прикосновения, почти жаждала их. Но он соблюдал дистанцию.

— Стол в другой комнате, — добавил Люк.

Джой повернулась, чтобы взглянуть на него, на одну головокружительную секунду их напряженные взгляды встретились, а затем она обнаружила, что уже следует за ним в другую, ещё не изученную, часть хижины.

Люк выдвинул стул и почти джентльменским жестом указал на грубо сколоченный стол, где уже стояли две тарелки тушёного мяса с поднимающимся над ними паром. Не вытерпев, Джой макнула палец в густую массу и торопливо вытащила его обратно. Содержимое тарелки по своей теплоте ничуть не уступало температуре помещения. Казалось, старомодная дровяная печка, что являлась выдающимся объектом в комнате, была вполне способна практически прожарить эту часть хижины — Джой отстраненно подумала, почему же прежде было так холодно?

Ожидая, пока еда немного остынет, она решила изучить комнату. Повыше маленького стола висели ещё одни оленьи рога, о них Джой решила расспросить Люка позднее. Она не заметила какого—либо оружия или ещё чего—то, что указывало бы на него как на заядлого охотника, хотя было такое чувство, что человек, живущий в подобных условиях, должен был обеспечивать себя едой время от времени.

С другой стороны комнаты находилась деревянная стойка с миской и небольшим насосом, заменявшим водопроводный кран. Прежде чем она успела спросить, Люк уже стал демонстрировать это приспособление, разливая воду в две глиняные кружки и ставя их возле тарелок. Джой сделала небольшой глоток — вода оказалась освежающе ледяной.

Вдоль остальных стен выстроились шкафы для хранения посуды; скудное количество кухонного инвентаря, вывешенного возле печки, со всей очевидностью свидетельствовало о том, что Люк не часто занимается готовкой. Голод резко напомнил о себе; Джой взяла простую деревянную ложку, приготовленную Люком, и зачерпнула еды. Первая же проба убедила, что Люк, возможно, и не был супер—поваром, но мог приготовить вполне съедобную пищу.

Она улыбнулась Люку, когда тот сел напротив.

— Весьма недурно, — сказала она с набитым олениной и овощами ртом. Улыбка, обращённая к ней — первая с того самого времени, как он появился у озера днём, послужила для нее наградой и произвела потрясающий эффект, смягчив резкие линии его лица и разрушительно подействовав на шаткие эмоции Джой. Эта улыбка, полностью направленная на нее, была самая что ни на есть искренняя и тёплая.

Люк поднялся и беспокойно зашагал по комнате, его еда оставалась нетронутой. Джой сконцентрировалась на удовлетворении насущных потребностей, быстро разделавшись со своей порцией. Она благодарно посмотрела на Люка, который, зачерпнув поварёшкой рагу из большого чугунного котла, положил ей добавки; недолго поразмыслив, не сочтёт ли он её обжорой, Джой решила, что рагу слишком хорошее, дабы отказываться от него.

Когда с едой было покончено, Джой откинулась на спинку стула и мысленно порадовалась тому, что заимствованные джинсы оказались на размер больше. Люк в состоянии неясного ожидания, находился поблизости, пока она ела, ни разу не взглянув, ничего не говоря, но все время рядом. Только чувство голода спасло Джой от того, что она не чувствовала себя не в своей тарелке. Сейчас же, когда собственный голод больше не отвлекал, она заметила, что он не притронулся к своей порции.

— Люк, еда была восхитительна, — искренне похвалила она. Он перестал расхаживать по комнате и встретился с ней взглядом. Она опустила глаза, с сожалением рассматривая пустую тарелку. — Не могу поверить, что я столько съела. Спасибо.

— Хочешь еще? — поинтересовался он, забирая из её рук тарелку прежде, чем она опустила её в раковину. — У меня здесь не так уж много съестного. Чтобы пополнить припасы, надо съездить в город, — в резком тоне его голоса сквозило что—то еще, что Джой классифицировала, как смущение. Подобно той, первой улыбке, это невзначай тронуло ее.

— Всё было очень вкусно, но в меня не поместится больше ни кусочка, правда, — заверила она его. Чувствуя повисшую паузу и собственное замешательство, Джой встала, чтобы присоединиться к Люку у раковины.

Люк сполоснул и отставил в сторону ее тарелку, отвечая на вопрошающий взгляд Джой:

— Здесь нет водопровода с горячей водой, поэтому воду надо греть. — Люк указал в сторону печки. Сбоку к ней был приделан большой открытый бак. Печь нагревала комнату и воду одновременно. Свою нетронутую еду из тарелки он переложил обратно в кастрюлю. С ней он вышел через кухонную дверь, Джой предположила, что там, вероятно, находился выход на улицу. Через некоторое время он вернулся с пустой кастрюлей, которую сполоснул и поставил рядом с тарелками. Джой стала осознавать, что отсутствие электричества и водопровода, означали так же и отсутствие холодильника. Да, образ жизни Люка производил впечатление.

Ей пришло в голову, что это говорит о большом умении Люка обращаться с противоположным полом — ему удалось соблазнить немалое количество женщин на достаточно длительное пребывание здесь. Место, конечно, не было роскошным, но тем или иным образом он предлагал соразмерную компенсацию. Наклонившись над баком у печки, чтобы зачерпнуть горячей воды, Люк задел рукой её плечо — это внезапно и сильно напомнило Джой, насколько притягательным он может быть.

Люк заканчивал уборку в тишине, и Джой, облокотившись на стол, позволила себе просто полюбоваться им без лишних вопросов и рассуждений.

В лесу казалось естественно то, что он двигался так грациозно, но его простые движения при выполнении элементарных домашних работ говорили о скрытой силе. Убирая последнюю чистую тарелку, он обернулся и поймал её взгляд, от которого она застыла на месте. Джой поняла, что Люк знал ход её мыслей, хотя она не произнесла ни единого слова, отрешённое выражение его лица ни на миг не изменилось.

Не сразу, а лишь после того, как она начала тонуть в его янтарно—зелёных глазах и, скорее почувствовала, чем увидела, он направился к ней с медлительной осторожностью истинного хищника.

Джой пришла в недоумение, когда он коснулся её руки и развернул по направлению к главной комнате. Ведь стоило ему сделать хотя бы намёк, и она бы, не отдавая себе в том отчета, сразу же упала в его объятья. Возможно, все еще оставалась какая—то причина, почему он избегал её. Почему, все так же напряженно разглядывая, держался на расстоянии, когда она уже была здесь, а он так давно желал её.

Даже ничего не зная о нём, она понимала, чего он хотел, и могла получить то, в чём сама нуждалась — и без всяких дополнительных жертв с ее стороны.

Люк подвёл её к дивану и отошёл проверить огонь. Пламя ожило с новой силой, но он остался стоять у очага, прислонившись к неровным камням и вглядываясь в огонь, как ранее делала Джой. Она опустилась на край дивана, не в состоянии расслабиться. За исключением потрескивания пламени, в хижине было невероятно тихо, как никогда раннее.

Когда тишина сделалась совсем гнетущей, Джой попыталась разрядить обстановку.

— Люк, я ещё раз хочу поблагодарить тебя за моё спасение. Я действительно очень признательна, — собственный голос показался ей тихим и чужим, а как только внимание Люка переключилось на неё, то поняла, что и вовсе перешла на лепет. — В Сан—Франциско всегда знаешь, где не стоит гулять по ночам и где небезопасно ходить в одиночестве, но я бы никогда не подумала, что столкнусь здесь с хулиганами. Я изучала повадки хищных животных и как избежать с ними встреч, но никогда не думала, что стоит проявлять беспокойство по поводу человеческой разновидности, — у Джой вырвался нервный смешок. — Хорошо, что у меня были занятия по основам самообороны. В следующий раз тем парням с таким отвратительным поведением уж точно не избежать неприятностей. Я…

— Следующего раза не будет, — тон Люка был одновременно и тихим, и резким. — Они тебя больше не побеспокоят, — мрачное обещание в его словах напрочь отбило болтливость Джой, и их взгляды пересеклись. Глаза Люка сверкали в отблесках камина, а на лице застыло выражение, казавшееся угрожающим в мерцающих тенях пламени.

— Надеюсь, ты прав, — пробормотала Джой, у неё не было никакого резона сомневаться в его словах. Множество вопросов вновь атаковали разум, но она намеренно отмахивалась от них.

Она поднялась под пристальным взглядом Люка и стала бесцельно бродить по комнате. Уже стало достаточно тепло, и необходимость в одеяле отпала; она подошла и остановилась перед коллекцией рогов и шкур, замеченных ею раннее. Богатый серый и чёрный мех был мягок и шершав под её поглаживающими пальцами.

— Он прекрасен, — сказала Джой, зарываясь рукой глубже. — Полагаю, ты — отменный охотник. Эта земля ведь принадлежит тебе, не так ли?

— Да, это — моя земля, — ответил он прямо за её плечом. Поражённая, она застыла на мгновение, затем продолжила свои исследования. Джой сознавала, что ей не следует удивляться его способности передвигаться настолько бесшумно. Больше не следует.

— Что это за животное? — спросила она, наконец; она пыталась звучать невозмутимо, но его близость обескураживала. — Никогда не считала, что охота — это здорово, но могу предположить, что в этих краях — это просто необходимое условие для выживания.

— Охотиться необходимо, время от времени, и по некоторым причинам, — быстро произнёс Люк, она едва уловила окончание фразы. — Это принадлежало одному моему хорошему другу. Когда он больше не нуждался в ней, я забрал это себе.

Джой отпустила руку и повернулась лицом к нему.

— Друг? — значение слов дошло до неё, и она, возможно, рассмеялась бы, если не серьёзное выражение его лица. — Такой же друг, как и наш друг волк?

— Да, как он, — чрезвычайная серьёзность в его глазах и голосе поколебала Джой. Он пропустил свои длинные пальцы через тёмный мех, который она гладила минуту назад. — Я берегу это, как напоминание, — казалось, он на некоторое время полностью погрузился в свои мысли. Взгляд Джой поднялся выше на висящие на стене оленьи рога.

— А они? Тоже были твоими друзьями?

— Не друзьями, а уважаемыми мною противниками. В природе хищники редко охотятся по любой другой причине, кроме элементарной потребности. И никогда нельзя быть уверенным в том, чем все закончится, — он протянул руку к шкуре и крепко сжал ее. — Иногда и хищник проигрывает. И только существование людей нарушает гармонию природы, — глядя на Люка, Джой понимала, что за его неторопливыми словами кроется нечто большее, чем она могла осознать.

— Но ты не нарушаешь гармонию природы? — спросила она тихо.

— Нет, если играю по правилам, — его слова были такими же тихими, их взгляды встретились. Джой было легко затеряться в них снова, но она не хотела потворствовать своей слабости.

Отойдя в сторону с неторопливой небрежностью, Джой остановилась возле одного из столов с лампой, свет от которой казался лишним в комнате, освещенной пламенем огня.

— Они тоже прекрасны, — она дотронулась до одной из нескольких деревянных фигурок на столе: медведь, стоящий на задних лапах, передние подняты в атаке. Даже в этой небольшой, вырезанной из дерева, фигурке была очевидна мощь животного.

— Спасибо, — Люк снова бесшумно приблизился к ней, но на сей раз Джой была готова к этому. Однако, его слова удивили её.

— Ты его вырезал? — она подняла фигурку и стала вертеть её из стороны в стороны, исследуя изящные линии. Каждый крошечный коготок был чётко выточен, даже зубы смотрелись достаточно острыми, чтобы укусить.

— Да, — снова повисло долгое молчание. Джой поставила медведя на место и приподняла, как она предположила, гладкую и изящную пуму. — Зимы здесь длинные, стоит чем—нибудь себя занять, чтобы их скоротать, — она услышала, как он изменил положение позади неё, переставляя босые ноги на деревянном полу хижины.

— Я никогда не видела подобной резьбы по дереву, — Джой подняла третью фигурку, это оказался волк, подобный тому, который находился на столе у дальней стены. Голова была откинута назад в вое, уши плоско прижаты, а густой хвост застыл прямой линией. Она отчетливо вспомнила тот жалобный вой, что слышала ночью в гостинице. — Они великолепны. Ты никогда не думал выставить их на продажу? Наверняка, выручил бы неплохие деньги.

Его смех был похож на кашель, на этот раз в нём не было никакой мрачности.

— Я не нуждаюсь в деньгах, — он подвинулся, чтобы встать рядом, почти касаясь Джой плечом. — Я создаю их просто так, зимы длинные и холодные, и все нужные запасы у меня здесь имеются. Но, если тебе он нравится… — он выдержал паузу и обхватил высеченную фигурку поверх ее руки, — он твой.

Контакт был коротким и мимолётным, но он поразил Джой своей скрытой мощной энергетикой. Её пальцы стискивали фигурку до тех пор, пока острые высеченные края не впились в ладонь.

— Спасибо, — она с трудом сглотнула комок в болезненно сжатом горле. — Я буду его хранить.

Люк больше не сказал ни слова, и Джой наблюдала, как он широкими шагами подошел к потрескивающему огню и стал расхаживать взад—вперед перед очагом. Его тело было напряжено, а обычная грация движений куда—то подевалась, когда он двигался, смотря куда угодно, но только не на неё.

Джой вернула фигурку на место. Ещё не пришло время, чтобы требовать объяснений и задавать вопросы, которые нуждаются в ответах. Она подавила дрожь в руках, соединив их вместе, и направилась дальше, к книжным полкам. Те были полностью заполнены книгами с подписанными корешками, среди которых Джой пыталась найти что—нибудь нейтральное, дабы вновь не вступить в разговоре на опасную почву.

И нашла, что искала — тонкую книгу собрания европейского фольклора и сказок. Иллюстрации были необычными, но красочными, Джой задержалась на одном изображении, похожем на историю Красавицы и Чудовища. В данном случае Чудовище представляло существо, одетое в наряд прошлого столетия, с головой, напоминающей помесь медведя и вепря.

— Твоя коллекция книг весьма внушительна, — сказала Джой сквозь повисшую тишину. Люк остановился, чтобы взглянуть на неё, хотя и остался возле камина. — Холодными и длинными зимами при отсутствии электричества, я полагаю, этих книг хватит надолго, чтобы не сойти с ума от скуки.

— Когда нет никаких других занятий, — ответил Люк. Его голос звучал ровно, а силуэт в свете от камина, казалось, стал менее напряжённым. Джой аккуратно переворачивала страницы.

— Я раньше любила подобные истории. Моя мама читала их мне, когда я была маленькой, — Джой замолчала, прежде чем воспоминания смогли заманить её в ловушку, а затем продолжила. — У тебя подлинный интерес к мифологии. Я всегда находила её захватывающим предметом.

Люк пересёк половину комнаты и остановился возле дивана, словно это был непреодолимый барьер.

— Возможно, мифы так захватывающи, потому что уходят корнями в действительность.

Джой с кривой улыбкой вскинула голову.

— Да. Но они также удерживают нас на безопасном расстоянии от действительности, — она захлопнула книгу и поставила на место. «Почему любая тема их разговора неожиданным образом все время усложняется?»

— И у действительности есть плохая привычка подкрадываться к нам любыми путями, независимо от того, как бы мы ни пытались её избежать, — взгляд Джой застыл на рядах названий, словно не видя их.

Голос Люка был настолько приглушённым, что она почти не слышала его.

— Есть многое на свете, друг Горацио…

— Кажется, Шекспир, — она сосредоточилась на поисках и обнаружила ряд произведений автора на верхних полках, вне предела её досягаемости. — «Гамлет» ведь трагедия, не так ли? Никогда не испытывала интереса к трагедиям.

Ощущение слабости охватило Джой, возникая из нежелательных воспоминаний, постоянной напряжённости и внезапно захлестнувшего её чувства одиночества. Она отчаянно желала обрести былое равновесие, но оно оказалось потерянным, вне предела досягаемости. Она развернулась так, чтобы Люк не мог видеть того, что, по ее мнению, читалось у нее на лице, и пошла в другой конец комнаты, проходя мимо тёмной кухни и останавливаясь в самом отдалённом углу.

Джой взглянула на крошечный угловой стол, и первой мыслью, пришедшей в голову, было то, что он является чем—то вроде священного места. Над столом высились красиво вырезанные маленькие полочки, на каждой что—то лежало. Две незажженные свечи довершали образ места, характерного для святилища. Джой гадала, чем оно являлось — местом воспоминаний?

Она оборвала мысль и сосредоточилась на изучении предметов. Вот самодельная, подобно столу искусно вырезанная и раскрашенная деревянная расчёска. Джой подняла её, чтобы тщательнее рассмотреть. Несколько тёмных, цвета полуночи, волос застряли между зубчиками. Женские волосы.

Джой задумалась, принадлежали ли они одной из предыдущих любовниц Люка — одной из тех, о ком её предупреждала Мэгги. Неужели даже самый высокомерный из мужчин стал бы держать напоминание о прежних завоеваниях как святыню? Возникшая идея казалась смехотворной, однако, осматривая вещи, у Джой не возникало сомнений — всё это явно принадлежало женщине.

Здесь находились простое посеребренное зеркало и золотое кольцо с единственным безукоризненным рубином. Джой почти что боялась прикоснуться к ним. Другие полки тоже содержали подобные предметы, но здесь явно находилось нечто особенное.

Изящная музыкальная шкатулка занимала почётное место — выполненная в классическом стиле, свидетельствующим о ее возрасте, но находящаяся в отличном состоянии, отполированная и, в отличие от других вещей святилища, на ней не было пыли. Джой не могла сопротивляться движению собственных пальцев, обводящих серебряные и золотые инкрустации; крошечная картина, вырезанная на крышке, изображала каноэ на реке, окружённой горами и лесом. Без раздумий Джой подняла крышку.

Из шкатулки полилась прекрасная весёлая мелодия, похожая на народную музыку, незнакомая, но странно очаровательная. Джой подняла голову и закрыла глаза, чтобы вслушаться в звучание. Эта была одна из тех мелодий, что пробуждала радость, счастье и желание танцевать, Джой чувствовала, как постепенно рассеивается её меланхолия. Мелодия как раз пошла по второму кругу, когда музыка внезапно оборвалась захлопнувшейся крышкой шкатулки.

Джой поняла, что Люк подошёл к ней, лишь тогда, когда ощутила тяжесть его прикосновений. Рука с силой легла на музыкальную шкатулку, показывая, что не стоит её трогать, дыхание Люка коснулось волос. Её первой мыслью было вырваться и убежать от его практически невыносимого присутствия, но он не выпускал ни её, ни музыкальную шкатулку.

— Я бы предпочёл, — сказал он тихо, — чтобы ты не трогала вещи на этом столе.

Её сердце ёкнуло, но не из—за еле слышимого гневного предупреждения в голосе Люка, а из—за его волнующей близости. Джой колебалась, не зная, что предпринять: оттолкнуть, что могло привести к конфронтации с ним, или остаться абсолютно неподвижной, надеясь, что уйдет сам; каждый дюйм её тела чувствовал настойчивое давление его бёдер на ягодицах и волевого подбородка около виска.

Голос Люка прозвучал рядом с её ухом, отзываясь во всём теле, пока он забирал музыкальную шкатулку.

— Больше не трогай её, — в течение долгого напряжённого мгновения казалось, что он вовсе не собирается выпускать её, но затем отстранился. — Пожалуйста.

Последнее слово по характеру напоминало запоздавшую мысль, пришедшую внезапно в голову, однако это умерило огонь негодования Джой. Она быстро развернулась к Люку лицом, вжимаясь спиной в стол так, как он секунду назад прижимался к ней.

— Я сожалею, что притронулась к чему—то, чего не следовало касаться, но я не собиралась причинять вред и ничего не испортила, — она вздёрнула подбородок и смело встретила его пристальный взгляд. — Не стоило так вырывать из рук.

Лицо Люка, выражающее твердость, граничащую с враждебностью, сменилось на обычную прохладную отстраненность. Джой была почти благодарна за безопасное расстояние, образовавшееся между ними. Это могло сработать, если б не её расшатанные нервы.

— Разве я вырывал из рук? — слова Люка были такими же отстраненными, как и выражение его лица, но Джой практически ощущала саркастические интонации в голосе. Выбрав момент, она переместилась подальше от него и от стола, ища более нейтральное место. Она наблюдала за его лицом, когда он двигался к полкам, где прежде стояла она, пальцы Люка ещё раз прошлись по музыкальной шкатулке, затем потрогали один из чёрных локонов на расческе.

Едва различимая перемена произошла в нём, но Джой знала, что это не игра её воображения. С задумчивым взглядом Люк поднял и обмотал волосы с расчески вокруг пальца. Резкие линии лица смягчились, по узким губам скользнуло легчайшее подобие улыбки.

— Кому они принадлежали? — вопрос вырвался сам собой, когда Джой поняла, что ей просто необходимо узнать, почему они вызвали проблески такой… нежности на лице Люка. Она уже приготовилась к возвращению его ледяного гнева, но ничего не произошло. Напротив, казалось, он находился где—то далеко, чтобы расслышать её слова, ответ прозвучал не сразу и как бы издалека.

— Моей матери, — Люк больше ничего не сказал, раскручивая тёмные локоны с пальцев, он почти что благоговейно закрутил их обратно в щетинки расчески.

Джой расслабилась, прислонившись к полкам позади и сделав глубокий вздох, который, казалось, отпускал весь годовой запас накопленного напряжения. Вопрос за вопросом громоздились друг на друга, требуя их озвучить, но она подавила их. Странная мягкость в поведении Люка стоила проявленного терпения, сейчас он мог поделиться с ней чем—то, что невозможно было бы вытащить из него никакими вопросами. Как будто ощущая её сосредоточенность, Люк повернулся к ней. В нём ещё чувствовалась прежняя незащищенность, но теперь он действовал осмотрительней.

— Моя мать умерла давным—давно. Когда я был ещё мальчишкой. Это, — он коротко махнул в сторону стола, — всё, что осталось в напоминание о ней, — его мимолётное движение после практически абсолютной неподвижности заставило Джой переместиться, сохраняя дистанцию. Запах дерева и книг в кожаном переплёте ударил ей в ноздри.

— Мне жаль, — возможно, слова были неуместны, но искренни. Они пробудили в Джой боль собственной утраты, когда она была совсем маленькой. За тот короткий период, что Джой знала Люка, он прежде не упоминал о своей семье. Он никогда не говорил о родителях, да это и не казалось важным. Теперь же обрело весомое значение. Эта мелочь делала его похожим на неё. Теперь она знала, что мимолётная мягкость в выражении его лица была неподдельной.

Болезненный комок, образовавшийся в горле, был вызван не только воспоминанием о собственном горе, но и сопереживанием его потере. Это пугало, делало её уязвимой тогда, когда она не могла позволить себе быть таковой, но и в этом был свой небольшой плюс. Даже Люк не был лишён эмоций и прошлого.

Резко, но бесшумно Люк отпрянул от стола и вернулся обратно к очагу. Джой блуждала по комнате, пытаясь обуздать эмоции, наконец, она вернулась на место, где была раннее. Взгляд во второй раз бесцельно пробежался по корешкам книг.

— Я тоже потеряла родителей, — пробормотала она, поглаживая рельефный переплёт собрания поэзии Донна. Сказанное было лишь напоминанием себе, чтобы подавить чувства, облекая их в слова. Она проделывала это много раз в прошлом, когда чувствовала, что не в состоянии справиться с затопившими ее эмоциями.

— Да. В этом мы схожи, — даже в повисшей тишине Джой не ожидала, что Люк расслышит её шёпот. Она обернулась, он стоял у очага, глядя на мерцающий огонь. Она почувствовала, вопреки разумному объяснению, словно невидимая сила тянет ее через всю комнату, сокращая безопасное расстояние между ними. Остановившись у кровати, Джой сжала пальцами одеяло, лежащее на краю. Сноп искр взметнулся в очаге, когда Люк подбросил полено в огонь.

— Тебе их не хватает? — спросила она внезапно.

Джой сначала подумала, что вопрос останется без ответа, настолько сильно затянулась пауза. Она сжала одеяло.

— Я уже долгое время один, — выдавил, наконец, Люк. — Это было давно.

Тон, которым он ответил ей, был неестественно ровным, впрочем, таким же, как и её. Но когда Джой рискнула взглянуть на Люка, тот даже не шелохнулся, лицо, озаренное огнем, было по—прежнему застывшим и отстраненным.

Джой поняла, что опять возобновила свое движение в направлении Люка, обходя диван. Она заколебалась, борясь и не понимая своих побуждений. Инстинкт подсказывал успокоить и успокоиться самой, но разум твердил не рисковать и быть благоразумной. Со вздохом Джой опустилась на диван, завернувшись в одеяло, хотя было достаточно тепло.

Её последующие слова, разорвавшие повисшую тишину, казалось, принадлежали другому человеку.

— Мои родители погибли двенадцать лет назад. В авиакатастрофе. Мне было шестнадцать.

Из—за комка горечи в горле она, казалось, не могла больше выдавить ни слова. Усилием воли Джой переборола себя. — Я ждала. Все эти годы я ждала, чтобы найти их. У меня не было возможности попрощаться.

Собственный сорвавшийся голос напугал её. Поток накопившихся слов, грозящих выплеснуться наружу, чтобы быть сказанными кому—то, кто смог бы их понять, прекратился прежде, чем успел сорваться в слёзы. С железным самообладанием Джой сохранила невозмутимость на лице и попробовала притвориться, что не говорила ничего этого.

Подобно мерцающей тени Люк внезапно возник перед ней. Он, как преграда между светом и жаром от огня, навис над нею, будто находясь под влиянием импульса, но не зная, как его осуществить. Джой заморгала, уставившись на его руки, отстраненно размышляя, что было, если бы он коснулся её, и что бы она при этом почувствовала? Какая—то часть её отчаянно требовала этого — приблизить к себе мужчину, которого едва знала, мужчину, который мог быть как соперником, так и другом или потенциальным любовником, мужчину, с которым она бы меньше чувствовала одиночество. Но это было бы проявлением слабости, что не в её правилах. Она потеряла бы последнюю толику контроля.

Ладони Люка сжались в кулаки. На мгновение он заколебался, а затем выскочил из комнаты также внезапно, как и подошёл к ней.

Джой не была уверена, как долго он отсутствовал. Пока его не было, она сосредоточилась на том, чтобы взять себя в руки и напомнить в сотый раз, зачем здесь находится. Когда Люк вернулся и вложил ей в руки кружку горячего кофе, она была способна взять её с безупречным самообладанием и улыбкой.

— Спасибо. Это как раз то, что нужно, — кофе был как раз нужной температуры, что—то среднее между обжигающим и горячим, она сделала глоток и вдохнула аромат напитка. Это окончательно очистило её разум.

Джой нашла Люка сидящим в резном кресле—качалке с вытянутыми к очагу ногами и опирающимся подбородком на сомкнутые руки.

— У тебя только одна кружка? — спросила она, тщательно выбирая место на полу около дивана.

Подняв голову и внимательно посмотрев на неё, Люк переменил положение ног и с полуулыбкой сказал:

— Она только для гостей.

Его слова ненамеренно вновь установили тишину между ними. В затянувшейся паузе Джой услышала неясные звуки за пределами хижины, она обрадовалась, что находится в закрытом помещении даже в таких обстоятельствах.

Глаза скользнули по развешанным шкурам и двум резным фигуркам на разных столах, когда Джой убедилась, что расслышала волчий вой.

Её взгляд снова и снова возвращался к Люку. Некоторое время он сидел так же, как и она, почти недвижно, погрузившись в ведомые ему одному мысли. Затем, встав и сделав шаг, напряжённо и бесцельно потоптался на одном месте, будто разрешая внутреннюю конфронтацию. Выражение его лица напряглось и смягчилось так, что Джой подумала, что он заговорит сам с собой. Но Люк не стал нарушать тишину и возвратился к стулу, где находились незавершённые резные фигурки.

Ловкие искусные движения небольшим ножом по дереву очаровали Джой, скука ей больше не грозила. Она наблюдала, как Люк высекал длинное поджарое тело, обрисовывая короткие ноги, кисточку хвоста, овал головы, похожей на мордочку лисицы. Джой гадала, какое животное выйдет в итоге из непритязательной деревяшки, и поняла, что прошло достаточно много времени только тогда, когда Люк подбросил поленьев в затухающий огонь очага. Досадуя на себя, Джой широко зевнула.

Впервые за долгое время, словно прошел целый век, пристальный взгляд Люка встретился с её глазами.

— Устала? — звук его голоса после долгой тишины был весьма долгожданен. Джой покачала головой. Она не могла позволить себе быть утомлённой, пока ещё оставались неразрешённые вопросы.

— Пока ещё не совсем. А сколько уже времени? — она запоздало поняла, что её часы потерялись в борьбе с парнями у озера, а Люк, по—видимому, не располагал часами на видном месте.

Он задрал вверх голову, как будто отстраненно сверялся с внутренними часами.

— Около полуночи. Возможно, чуть больше, — их взгляды вновь встретились, кругом было темно, их озарял лишь слабый блестящий свет от камина. — Может, тебе что—нибудь нужно?

Джой подумала, не содержит ли вопрос двойного смысла. Он смотрел на неё пристально и изучающее, она и прежде видела у него такой взгляд — когда он впервые начал свое преследование, поэтому ей и показалось, что вопрос задан не просто так. На какое—то время она задумалась, не стоит ли ей отложить этот разговор, пытаясь что—нибудь вытянуть из него. Всему есть свой предел, тем более что день вовсе не был лёгким. Джой сделала глубокий вдох и встретила его внимательный взгляд.

— Да, мне нужно знать, почему… почему ты таким странным образом убежал на прошлой неделе.

Люк закрыл глаза, между его тёмными бровями пролегла морщинка — это была единственная реакция на её вопрос. Джой готова была поспорить, что он ожидал именно этого вопроса, Люк вскинул голову и бросил на Джой взгляд, полный отчаяния.

— Я не могу сказать тебе причины.

— Не можешь или не хочешь? — бросила она вызывающе. Некоторое время они испытывали твердость характеров друг друга, не сводя пристального взгляда с глаз соперника — подобное молчаливое противостояние не было первым. Джой знала, что оно не было и последним, даже когда Люк первым отвёл глаза.

— Не могу, — это прозвучало почти, как рычание, сердитое и защитное. Широкие плечи Люка ссутулились, и напряжённость, излучаемая телом, будто приняла физическую форму. Затем разом все исчезло. Он медленно выпрямился, смотря исподлобья. — Это больше не имеет значения. — Его тон сменился от рычащего до мурлыкающего, и Джой ощутила, как слабеет собственное раздражение.

— Если это не имеет значения, то значит ли это, что ты мне поможешь? — она едва ли была удовлетворена его предыдущим ответом, но в перечне её вопросов самый важный из них не был ещё прояснён. Она отбросила прочь воспоминания о поцелуе и его странном поведении после.

Люк отошел от камина и сократил расстояние между ними одним широким шагом. Джой вжалась в диван. Люк казался огромным, нависая над нею, подавляя своей силой и непредсказуемостью. Откинув голову назад, чтобы глядеть ему в лицо, Джой упрямо повторила вопрос.

— Ты поможешь мне, Люк?

Мускулы его лица напряглись и расслабились, но глаза пристально смотрели на Джой.

— Помогу.

Услышав ответ, Джой прикрыла глаза, чувствуя, как напряжение отпускает её тело.

— Спасибо.

Простой обмен словами, казалось, снял напряжение с них обоих, и Люк внезапно улыбнулся искренней улыбкой, которую, видимо, берёг для особых случаев. Джой рассмотрела в ней подлинную теплоту и ответила Люку такой же улыбкой. Прежде, она уже как—то позволила безудержной радости на его предложение помощи толкнуть себя на неосторожные поступки, теперь Джой решила не повторять ошибок. И хотя облегчение и благодарность заполнили её, однако, она просто подтянула колени к груди и с удовлетворённым вздохом положила на них подбородок.

Очередной раз между ними повисла глубокая тишина. Досадуя на лёгкую сонливость, Джой обнаружила, что опять невольно заворожена движениями Люка, беспокойно вышагивающего перед очагом. В его поступи и каждом, даже едва заметном движении сквозила грация. Она отстраненно подумала, что, должно быть, это происходит от того, что Люк живёт в глуши, в лесу, и умеет максимально слиться с природой. Возможно то, что он вырос здесь, вдали от цивилизации, могло объяснить странности его поведения, которые одновременно уязвляли и интриговали её.

Мысли легко скользили от праздных размышлений до удивления и восхищения им, а затем повернули в сторону недавних воспоминаний. И снам. Внезапно Джой вспомнила о тех вещах, которые пыталась забыть, прогоняя образы, не имеющие места в её планах. Она вспомнила тепло, исходящее от тела Люка, прижавшегося к ней, когда она держала музыкальную шкатулку, а также события минувших дней. Джой попыталась подавить в себе поток ощущений, возникший вместе с воспоминаниями, но он не исчезал, а наоборот, обрел абсолютную уверенную власть над ней.

Её лицо запылало вовсе не из—за температуры огня. Джой отбросила одеяло прочь и задрожала вовсе не от холода. Даже то, что она закрыла глаза, не помогло избавиться от возникающих образов. Сильные объятья Люка, из которых не было сил убежать, его губы на её губах, вдребезги разрушенный самоконтроль. И всё это действительно было. В течение тех мгновений на лугу весь мир заключался единственно в поцелуе, подобного которому Джой никогда не знала.

И сны, выходящие за все мыслимые рамки. В них Джой была абсолютно не властна над собой и полностью уязвима. Первые сны вызывали у Джой страх, но после поцелуя они обрели непреодолимый эротизм, и Джой с силой всей своей воли пыталась избавиться от них, чтобы они не могли помешать и разрушить её планы.

До настоящего момента. Сейчас она была наедине, в хижине с Люком, осознавая, что до определённой степени выкинуть его из головы она не сможет. Джой никогда не думала, что воображение может обладать такой властью, она не испытывала ничего подобного с самого детства, по мере взросления она стала осознавать, насколько подавляющей может быть суровая реальность, что заставляла забыть о мечтах.

До настоящего момента.

Новое напряжение разрасталось в ней, стирая усталость и довольство, как будто она их и не испытывала. Она пыталась убедить себя, что абсурдно и ошибочно полагать, будто Люк может чувствовать ее состояние, осознавать, как рушится её оборона. Но пока он вышагивал по комнате, раз за разом с возросшей частотой бросая на нее взгляды, Джой почти что уверилась, что он все чувствовал. Должен был знать. И ожидать этого момента. Чем бы ни было вызвано его необъяснимое поведение после их поцелуя, это больше не имело никакого значения.

Джой сделала последнюю попытку справиться с эмоциями и восстановить разрушенные барьеры с трезвой рассудительностью. Но поняла, что потерпела неудачу, не успев начать. Она наблюдала за Люком, когда он присел возле огня, сполохи света от очага озаряли его лицо и густые непослушные волосы. Поношенные джинсы натянулись на бёдрах, когда он потянулся подбросить дров в камин, Джой закусила губу, пытаясь игнорировать лёгкое покалывание внизу живота. «Мой Бог, он был великолепен!» Старая клетчатая рубашка практически не скрывала широты плеч и мощной силы упругих мышц рук. Она вспомнила, что все в нем слишком замечательное, так как довольно тщательно рассмотрела его у озера.

До этого момента ей хотелось держаться от мужчин подальше. И не осложнять эмоциями стоящие перед собой цели. Джой решила контролировать себя и держаться от Люка Жуводана подальше. Однажды, она уже дала себе послабление. Но это уже не имело значения.

Наблюдая за ним в свете от камина, Джой внезапно поняла, что никогда прежде не думала, что можно настолько сильно желать мужчину.

Он резко отвернулся от огня и посмотрел ей прямо в глаза. Зелёный с золотыми вкраплениями цвет на короткий момент был заменён на красный жар от огня, глаза стали подобно глазам животного при вспышке камеры. Сердце ушло в пятки. Что—то дикое было в его сидящей на корточках фигуре, настороженное и тревожное. Плавность движений. Свирепая сила в пристальном взгляде. Теперь этот взгляд встретился с её, недрогнувший, вызывающий.

Взгляд гипнотизировал и затягивал. И, тем не менее, Люк не отвёл глаз. Было невозможно — невозможно сконцентрироваться или сопротивляться. Его глаза блестели, но в них не было ни единого намёка, предупреждающего о его дальнейших намерениях. И прежде, чем Джой успела сделать очередной вдох, Люк стремительно поднялся и настолько быстро направился к ней, что она застыла в изумлении.

В следующий момент он был уже перед ней, сильные руки сжали ей предплечья, миллиметры отделяли их лица. Тёплое дыхание овеяло её лицо. Джой видела, как расширяются его зрачки, чувствовала ускоряющийся ритм собственного пульса, словно метания заманенного в ловушку кролика. Страх, шок и желание боролись в ней. Изучая взгляд, горящий от эмоций, она внезапно поняла — слишком поздно осознала — что полностью находится в его власти.

Его хватка усилилась, и Джой стало нечем дышать. Его запах был волнующий и манящий, она чувствовала, что его пальцы словно клейма выжигают на ее руках. Сны и яркие воспоминания о его поцелуе разрушили последние барьеры.

Внезапно стало горячо, слишком горячо, одежда, казалось, душила. Она сделала слабую попытку расстегнуть пуговицы рубашки, чтобы вырваться из плена материи.

«Свободна». Стон, что издала Джой, казалось, принадлежал не ей. Люк приблизил лицо, её губы разошлись в исступленном призыве. Словно в отдалении она услышала горловой звук, похожий на довольное мурлыкание гигантской кошки, но с едва различимой угрозой. Глаза Люка казались совсем чёрными из—за расширившихся зрачков, мощные порывы обоюдного желания слились воедино. А затем Джой больше не могла выносить этого и в окончательной капитуляции закрыла глаза, со стоном запрокидывая голову. Губы прижались к её горлу, она ощутила нежное давление зубов. Это взволновало её без всякой причины, но рассудок был не в состоянии думать об этом.

Его губы заскользили по её горлу, а язык, горячий и слегка шершавый, очертил подбородок. Джой сильнее зажмурила глаза, её губы вслепую искали его рот. Она сгорала, пылая невыносимым безумным жаром, который был внутри и снаружи. Люк поймал зубами нижнюю губу и, прикусив, слегка потянул за нее, затем успокаивающе погладил языком разгорячённые губы.

А затем, наконец—то, его губы, твердые и в то же время потрясающе живые, накрыли ее, подчиняя себе так же, как несколькими мгновениями назад, показавшимися ей вечностью, его глаза взяли вверх над её. До Джой донёсся его хриплый стон, когда язык Люка проник в её рот. Каким—то образом его руки, уже не державшие её, были повсюду, смыкаясь вокруг неё, словно поймав в силки. Его склонившееся сильное тело было словно гибкой клеткой, из которой не было никаких сил вырваться на волю. Пульс забился в беспорядочном ритме, когда поцелуй сделался глубже, взывая к потаённым частям её чувственности, приглушая мягкие, рвущиеся наружу, стоны.

Люк переместил руки вниз, высвобождая рубашку Джой из свободного пояса джинсов. Ей хотелось помочь ему в этом, но жёсткое давление тела сковывало движения, она пылко отвечала на твёрдую силу его мягких губ, осыпая рот и грубый подбородок россыпью коротких поцелуев. Его пальцы нашли и погладили обнажённый участок её спины, спуская джинсы с бёдер. Джой наконец—то удалось высвободить одну руку, которой она тут же начала расстегивать свои джинсы, едва сознавая, что делает. Сейчас Джой была во власти инстинктов, и её инстинкты желали лишь одной вещи.

Одним плавным движением Люк опустил Джой спиной на диван, отпуская её руки, запутавшиеся в его рубашке. Дрожащие пальцы трудились над пуговицами, касаясь темных, с бледными вкраплениями, волосков на его груди. Джой спустила рубашку на спину, и Люк повёл плечами, высвобождаясь из неё, словно это была вторая мешающая ему кожа. Ее собственная рубашка была прижата ее телом, выставляя грудь тяжелым потокам воздуха. Несмотря на стоявшую в комнате жару, соски почти что болезненно затвердели.

Его взгляд — черный, напряжённый и настолько замутненный, что должно было бы напугать ее — оценивающе прошелся по всему телу. Он был подобен тому, как если бы его рот и руки коснулись каждой частички ее плоти.

Долгий мучительный момент он разглядывал ее, нависнув подобно буре, грозящейся вот—вот разразиться. А затем его губы вновь набросились на неё, заглушая встречные, рвущиеся на волю, стоны.

Теперь в нём не было мягкости, когда его рот овладевал её. Безудержный поток яростной страсти унёс за собой последние частицы сознания Джой. Высвобождая инстинкты, она дала волю необузданному вожделению. Она передалась его дикости, отвечая на нее с не меньшим пылом собственной безудержности.

Язык Джой дразнящими движениями погладил его губы, Люк решил ненадолго позволить ей исследовать пределы собственной страсти. Разведя её руки в разные стороны, он языком и губами стал ласкать щёки и подбородок, с легчайшими пощипываниями и покусываниями скользя вниз по шее, что заставляло её трепетать от удовольствия.

Когда рот Люка накрыл её грудь, Джой ощутила, что мир распался на миллионы осколков. Он освободил её руку, чтобы накрыть одну грудь, пока над другой колдовал его рот, пальцы, горячие и шершавые, массировали и гладили пылающую кожу. Язык рисовал круги по мягкому холмику груди, пока не достиг соска. И когда, наконец—то, его губы сомкнулись вокруг него, Джой выгнула дугой спину, но вместо крика её связки воспроизвели лишь шёпот. Люк попеременно дразнил соски, пока ее голова не стала безудержно метаться от охватившего все тело исступления, наконец, он проявил милосердие, двинувшись губами вниз, лаская нижние округлости грудей, спускаясь все ниже к напряжённому чувствительному животу.

Ладони Джой расслабленно сжимались в ритме мягких покусываний, чередующихся с лёгкими поцелуями, он настойчиво продвигался вниз, лаская языком и зубами бедренные косточки. Его пальцы нашли центр её пылающего желания, и прежде, чем их место занял рот, стали поглаживать сверхчувствительную мягкость плоти. Эти движения лишили Джой дыхания и с беззвучными криками заставили податься вверх, навстречу ему. Будто в отдалении она слышала, как его дыхание стало хриплым и частым, осязала его желание, словно оно было материальным. Люк освободил вторую руку и накрыл ладонями холмики грудей, в то время как его язык заменил пальцы. Джой потянулась к Люку, её собственные руки запутались в прядях его волос. Он ласкал и дразнил её, доводя практически до грани и отстраняясь, раз за разом, пока она не стала всхлипывать от искусной пытки.

На мгновение твёрдое тело отстранилось, его руки возились с застёжкой собственных джинсов. Внезапная пауза в безумной гонке желаний слегка отрезвила разум Джой, дрожащими руками она пыталась помочь ему справиться с молнией. Их глаза впервые после начала безумства встретились, во взгляде Люка не было ничего разумного или человеческого, лишь отражение неприкрытого желания сродни ее собственному.

Когда Люк высвободился из сковывающей одежды, ладони Джой сомкнулись на твёрдой плоти, поглаживая её с таким же пылким отчаянием, с каким он ласкал её. Люк напрягся и слегка приподнялся, теперь он так же, как и она, полностью отдался на волю чувств. Со всей необузданной мужской силой он, словно пламя, сгорал в её руках, и она хотела, чтобы его огонь и сила встретились с ее опаляющим желанием. Когда руки Джой ласкали его, дыхание Люка сделалось сбивчивым. Без слов, повинуясь лишь инстинкту и желанию, она убрала свою руку, и Люк навис над нею. Твердая плоть надавила на внутреннюю сторону её бедра, скользнув по гладкой, в равной степени мягкой и влажной, коже. Джой приподняла бёдра, готовая принять его, чувствуя приятное давление стремящейся проникнуть в неё плоти.

А затем всё прекратилось. Джой открыла сжатые в невыносимом ожидании глаза и попыталась сосредоточиться на Люке, застывшем над ней в мучительной неподвижности. Он смотрел на неё палевыми, горящими от желания глазами. Её тело напряглось, требуя его, желая принять в себя, но Люк не двигался. Ей хотелось плакать, кричать от досады. Сейчас не было никакой причины останавливаться. Со стоном она потянулась вниз, коснувшись его плоти, желая того, что мог дать только он, зная, что и Люк хочет того же.

Наконец, он двинулся, отдернувшись, как от боли. Бессловесный стон, исторгшийся из его горла, был резким и хриплым, словно протест, похожий на рычание, зубы обнажились в гримасе гнева и страдания. Джой, взглянув на него, вздрогнула, замерев в неподвижности. Его зрачки неожиданно сузились, словно от шока после острой боли. Джой непонимающе смотрела на него, Люк запрокинул голову и издал звук сдерживаемой неприкрытой агонии.

А затем, вопреки всякой логики и её собственной потребности, внезапно покинул её. Джой слишком резко оставили одну в невыносимом холоде. Ошеломлённая она медленно повернула голову на подушках, ища Люка взглядом. Он был там, в тёмном углу комнаты, сгорбленный и нагой, только его глаза пылали в сполохах от камина. Люк смотрел на неё, пристально и неподвижно, как и прежде, но сейчас в его взгляд добавилась суровая неприветливость незнакомца. И холод.

Джой, вздрагивая, свела края собственной рубашки, прикрывая грудь. Обнажённая, внезапно почувствовав себя уязвимой и напуганной, она застегнула рубашку трясущимися пальцами, к ней постепенно возвращалось здравомыслие. Джинсы были где—то на полу, чтобы подобрать их ей следовало принять вертикальное положение. Взгляд Джой снова метнулся к неподвижному силуэту среди теней. Люк всё ещё наблюдал за ней, но его взгляд больше не был таким сосредоточенным, как прежде. Он отдалился от неё. Она приподнялась и обнаружила свои джинсы. Джой старалась совершать как можно меньше движений, чтобы натянуть их обратно. Раз за разом её пристальный взгляд возвращался к безучастной фигуре мужчины, которого она мгновения назад так откровенно желала вопреки всем разумным доводам и поведение которого пугало своей непонятностью. Исчезло не желание, нет, просто исчезли последние ощущения с ее чувствительного тела. Джой дрожала. Было так холодно, холодней, чем она когда—либо могла себе представить. И ей казалось, что она уже никогда больше не согреется.

Его знобило. Он до сих пор дрожал от эмоций и желания, и не было никакой надежды, что станет легче. Укрываясь в жалкой тени, Люк боролся с тем, что было сильнее его, оно было сильным и забирало каждую частицу силы, которая у него была, но он боролся, чтобы не стать тем, что разрушит его. И её.

Небольшая, слабая частичка его существа, ещё не потерявшая способности думать, бесконечно с презрением ругала его. Он знал про риск, но предпочел игнорировать его. Он знал, с того момента, как поцеловал Джой и почувствовал её отклик. Его самоуверенность твердила ему, что он будет обладать ею, и будь прокляты последствия. Разум взял под контроль тело, но тело предало его.

Люк всё ещё тяготился желанием обладать ею, и весь жар тела, казалось, сосредоточился в одной точке, от чего легче не становилось. Примитивные инстинкты требовали закончить начатое, но он не мог. Через череду эмоциональных противоречий было парадоксально сознавать, пусть тело и предало его, но именно разум теперь удерживал от завершения ошибки.

Уйдя в себя, Люк сосредоточился на борьбе эмоций, вытесняя ее образы, запахи и чувства из собственного сознания. Она не существовала. Её здесь нет. Он один, он всегда был один. Лишь это нелепое самовнушение позволило придти в себя, вернуться к подобию того, чем он был прежде.

Когда холод в душе превратился лишь в маленькую болезненную точку, а тело ощутило холод, имевший физическое происхождение, Люк восстановил равновесие в себе самом. Его взгляд переместился на тлеющий огонь в очаге, правильней сказать, на последние красные угольки, затем обвёл взглядом привычные стены надёжной хижины и, наконец, остановился на фигуре, находившейся на диване.

Джой лежала там же, где он и оставил её. На ней снова была одежда, она сумела завернуться в одеяло, Люк видел, как поднимается и опадает её грудь, как расслабленно её тело; Джой спала; маленькая милосердная передышка для них обоих.

Потребовалась вся его воля, чтобы привести застывшее тело в движение, он подбросил поленьев в затухающий очаг, чтобы они окончательно не погасли с восходом солнца. Было практически утро, он наклонил голову, чувствуя приближение нового дня, хотя до рассвета оставалось ещё несколько часов. За это время Джой полностью оправится, а он приведёт свои мысли в порядок, чтобы больше не поддаться на провокации собственного тела. Люк нагнулся, с нарочитой бесстрастностью разглядывая её. Мягкие изгибы тела, которые он только—только начал обнаруживать и изучать, теперь были навсегда потеряны для него. Спящая нега подавила собой постоянную осторожность и гордую решительность Джой, сделала её всего лишь обычной симпатичной девушкой. Сладкая тайна по имени Джоэль Рэндал, возможно, так и останется для него неразгаданной.

Люк наклонился и поднял Джой на руки, стараясь не вдыхать её запах, не слышать дыхания, не чувствовать мягкости тела на своих руках. Он нёс её сквозь гнетущую тишину хижины через кухню, в дальнюю комнату, где стояла кровать. Аккуратно снял одежду с Джой, найдя в одном из ящиков выцветшую, сложенную, давно не используемую ночную рубашку, и надел ее на Джой. Она так утомилась, что даже не проснулась, будь иначе, возможно, он и не перенёс бы этого. Люк и без того мобилизовал все свои внутренние силы, чтобы игнорировать нежную хрупкую наготу, лежащую на его руках.

Жар от камина и печи источал достаточно тепла, чтобы обогреть комнату на остаток ночи. Джой не пошевелилась, когда Люк накрыл ее простынёй, а сверху — одеялом. Лишь раз, когда он расстелил последнее одеяло на кровати, Джой повернула голову на подушке, её веки затрепетали, и стон, донёсшийся из её приоткрытых губ, был наполнен тоской и печалью. Люк наклонил голову и постарался не слышать его. Он отвернулся в темноту, оставив Джой наедине с её снами, опасаясь своих собственных.

Она проснётся, и для неё будет новый рассвет, но для него всегда будет лишь ночь.