Принцесса крови

Ложь, конечно. Мне было десять, и даже тогда я ему не поверила — а теперь, зная, что делают с людьми в Мистее, его шарлатанство выглядело совсем нагло. Играть он нам отказался, история менялась каждый раз, акцент был южный — туристический, а не приграничный. Кто-то в деревне считал его сумасшедшим, другие — пройдохой, охочим до простаков-северян.

Но в Тамблдауне хватало и истинно верующих, и легенд о похищениях было изрядно. Верующие сошлись на том, что он «отмеченный фейри», но просчитались с адресатом: они же решили, что того, кого фейри вернули, следует сторониться. Фейри забирают лишь достойнейших; если его отпустили, значит, с ним что-то не так.

Фейри-проклятый, — прошептала тогда мама, запирая дверь на засов, — скрытый народ накажет нас, если мы приютим такого.

И его отправили восвояси.

— Там не говорят на нашем языке, — продолжила Мод, когда я умолкла. — Как ты велишь нам объясниться?

— Я могла бы пойти с вами и переводить, — сказала я, но в голове звенело предостережение Кайдо: принцесса не должна покидать свой дом.

Мистей стоял на краю войны. Меня воскресили — я умерла — ради этой силы, что горит во мне, ради Дома Крови. Правильно ли — уйти?

Алиторп был в дне пути от Тамблдауна, сам Тамблдаун — в часах ходьбы через холмы и болото. Были люди, похищенные из мест дальше, чем Алиторп. Что случится за эти дни и недели в пути? Как изменится шаткое равновесие сил, пока я провожу людей к спасению?

Мод хрипло рассмеялась — одним выдохом:

— Ты не пойдёшь. Даже если бы мы могли уйти отсюда и не умереть. Даже если бы это было правдой. Теперь ты — одна из них.

— И одна из вас, — упрямо сказала я.

Сжатые губы сказали обратное.

Послышались быстрые шаги, и в комнату, скользнув, влетела Триана. На её лице мелькнула череда — шок, надежда, ужас. А потом она бросилась ко мне, обвила шею, прижалась крепко и покачала нас обеих. Мод попыталась отцепить её, но Триана замотала головой и вцепилась сильнее.

Сердце заболело — и расплылось улыбкой в её короткие волосы. Хоть она меня не оставила.

Наконец Триана отстранилась.

— Это правда, — показала она, оглядывая меня с ног до головы. — Ты — фейри. Низшая фейри сказала, я не поверила.

Я кивнула.

В её глазах-оленях выступили слёзы.

— Как?

Я рассказала — вслух, учитывая сложность истории. Как я помогала Ларе пройти испытания и как король узнал об этом и попытался убить меня, бросив в бурлящий водоворот. Как Осколки решили оставить меня в живых и даровали силу Дома Крови.

— Они сказали, что я должна восстановить равновесие, — добавила я, сопроводив слова жестом выравнивания — обычно мы так «ровняли» кривую картину или неровный подол, а не сломанную политическую систему. — Каким-то образом вернуть Дом Крови.

Триана слушала, как заворожённая. Скулы обострились от голода, но глаза сияли; рыжевато-каштановые волосы после бритья успели отрасти почти на три дюйма — каждый день роста был ещё одним днём вдали от борделя.

— Прямо как в старых легендах об отмеченных фейри, — сказала она. — Настоящая сказка — с хорошим концом.

С такой ли это породы сказка? Узел вдруг стянул мой живот. Мама обожала такие истории — за их невозможные мечты. А я научилась их ненавидеть — по той же причине.

Мод прочистила горло. Её недоверие чуть смягчилось во время моего рассказа, но она всё ещё держалась настороженно.

— А что, если это уже не она? — спросила она у Трианы. — Фейри могут заставить нас видеть что угодно.

Триана вгляделась в меня так пристально, что я почувствовала: её взгляд проникает сквозь плоть — прямо до костей. Я затаила дыхание, ожидая приговора. И тогда она кивнула.

— Это Кенна. Я вижу это в её глазах. Даже фейри не способны так искусно нас одурачить.

Слёзы застлали мне зрение. Как легко она дарила мне доверие. А если бы мы поменялись местами? Если бы кто-то близкий мне умер, а потом вернулся в облике того, кто причинил мне столько боли… Смогла бы я быть столь же щедрой?

— Спасибо, — сказала я и коснулась пальцами подбородка, направив их в её сторону.

Мод тяжело вздохнула, но я заметила перемену в её осанке, смягчение в выражении лица.

— Трудно верить хоть во что-то, — призналась она. — Они отняли у нас слишком многое.

Фейри отняли многое. Наши жизни, наше счастье, нашу свободу. Но это не значило, что мы не можем отнять что-то взамен.

— Если вы не хотите покидать Мистей прямо сейчас, — сказала я, — приходите в Дом Крови. Вы сможете жить там. Любой человек, кто захочет, сможет жить там.

Мод и Триана переглянулись. Затем Мод едва заметно склонила голову, а Триана повернулась ко мне с широкой улыбкой и тоже кивнула.

Глава 7

Никто больше не захотел присоединиться к Триане и Мод в качестве новых членов Дома Крови. «Я подумаю» — максимум, что мы услышали от Бруно после того, как с ним поговорила Мод. Остальные даже не смотрели на меня.

Я не могла их винить. Фейри никогда прежде не дарили ни доброты, ни безопасности, а Дом Крови носил мрачное имя и тянул за собой дурную славу. Когда вся жизнь проходила под градом кулаков, трудно было поверить в искренность протянутой ладони. И всё же я надеялась уговорить хотя бы кого-то уйти из Мистея и начать заново в человеческом мире, подальше от жестокости двора. Но на это нужно было время. Время, которое у нас, я надеялась, ещё было.

Мы направились на уровень выше. Когда мы шли по коридору, я заметила золотой контур скрытой двери. Я задержала взгляд, раздумывая, не стоит ли воспользоваться туннелями Дома Земли, вместо того чтобы идти открыто. Путь был бы дольше — в этой части Мистея ходы особенно узкие и запутанные, — зато это убережёт Мод и Триану от встречи с другими фейри, пока я официально не заявлю их как членов Дома Крови.

Разве что Ориана уже притаилась в катакомбах, расставляя ловушки, чтобы не позволить мне свободно по ним разгуливать.

Четыре ключа. Три — в Доме Земли, один — в Доме Крови. Борьба за контроль над этими местами будет продолжаться, особенно теперь, когда тайна раскрыта и остальные в Мистее знают о потайных проходах.

Впрочем, возможно, никто не догадывался о масштабах катакомб. Селвин передал свой ключ мятежникам, ворвавшимся в тронный зал, но Друстан мог и не знать, что ходы простирались дальше.

Мод и Триана тревожно озирались, вздрагивая от каждого отдалённого звука. Я сама видела, как на летнее солнцестояние девчонку-подростка обезглавили за то, что она покинула пост; наверняка они боялись, что с ними случится то же самое.

Увидев их страх, я решила воспользоваться катакомбами. Ориана не хотела меня там, но она не убьёт меня. А мы были далеко от Дома Земли.

Коридор пустовал. Я раскрыла магические чувства, прислушиваясь к сердцебиениям. Не уловив ничего постороннего, провела рукой по груди. На шее возникла цепочка, лёгкая тяжесть ключа легла на грудь.

— Хотите пройти потайным ходом? — спросила я, вытаскивая ключ из-под платья и позволяя тонкой золотой цепочке свеситься на лиф.

Мод с подозрением уставилась на ключ.

— Что это?

— В Мистее есть тайные ходы, — сказала я на языке жестов. Даже если рядом никого не было, я не хотела произносить это вслух. — Знают о них лишь немногие.

Мод кивнула:

— Если это безопаснее.

Я повернулась к прямоугольному просвету золотого контура. Контур двери был скрыт в кладке, и без ключа я вряд ли разглядела бы тончайшие швы. Эти двери находились повсюду, и всё же зоркие глаза фейри никогда их не замечали. Должно быть, древнее заклинание скрывало их.

Я приложила ключ к стене, и в ней появилась трещина. Когда я толкнула, дверь распахнулась, открывая почерневший проход с запахом плесени.

Триана посмотрела на него с сомнением.

— Там темно.

— Ключ светится, — я подняла его, показав, как тот отблескивает в черноте. — А ещё там есть смотровые отверстия. — В основном крошечные дырочки, скрытые в орнаментах, через которые проходил узкий луч дневного света, но иногда встречались и витражи, и узкие щели.

Кожу внезапно кольнуло. Я резко обернулась, выискивая то, что насторожило мои чувства, но поблизости никого не было.

— Что случилось? — спросила Триана.

Я покачала головой, напрягая слух. Лишь мягкий треск факела, пляшущего пламенем. Я вновь потянулась к магии — и ощутила прилив крови под кожей, сеть рек. Рядом сердца Трианы и Мод бились в неровном ритме, ускоряясь от тревоги.

Никого больше.

Но тревога не рассеялась. Я вгляделась пристальнее, пытаясь понять, что задело моё внимание. Стены были грубыми, неровными, серый камень навален кое-как. В следующем коридоре кристаллы на потолке будут сиять, но здесь, на границе с человеческими уровнями, свет шёл только от факелов. Он отбрасывал на стены резкие тени.

Слишком густые тени, поняла я, заметив тёмный угол у самого конца, за полосой света. Там темнота клубилась, как дым.

Кайдо оказался в моей руке в то же мгновение, лезвие блеснуло остро и угрожающе.

— Покажись, — приказала я.

Моё магическое чутьё уловило отзвук сердца, когда тьма зашевелилась. Слабый, как шёпот, но становящийся всё сильнее, пока чёрный туман не уплотнился в очертания знакомого фейри из Дома Пустоты.

— Каллен, — произнесла я, чувствуя, как по коже ползет холодок. В туманной форме моя магия не могла определить контуры его тела и биение сердца.

А теперь он видел, как я пользуюсь ключом.

Он чуть склонил голову:

— Кенна. — Его взгляд скользнул к открытой двери, потом вернулся ко мне.

Мод и Триана отпрянули назад, прижавшись друг к другу, наполовину скрывшись в проёме тайного хода. В их глазах плескался ужас, и во мне вспыхнула волна защитного гнева.

— Зачем ты шныряешь в тенях? — потребовала я, шагнув к Каллену.

Он слегка удивился моей резкости.

— Я всегда шныряю в тенях.

По коже пробежала дрожь. Знал ли он, что я не могу ощущать его в этой форме? И почему я не могу?

Всегда должен быть баланс, — сказал Кайдо у меня в голове. — Разные дома, разные уязвимости.

Я не понимала, что это значит, и не собиралась тратить время на обсуждения. Остановилась прямо перед Калленом, стараясь сохранить самообладание.

— Чего ты хочешь? Пришёл притащить меня на очередное собрание? Предыдущее прошло просто великолепно.

Он выразительно посмотрел на кинжал в моей руке, но я не убрала Кайдо. Если он чувствовал угрозу, это была его проблема.

Руки Каллена висели свободно по бокам, но от этого он не выглядел менее опасным. Его глаза, тёмные бездонные омуты, в полумраке сверкали чуждым светом, а бледное лицо словно высечено из камня. Его осанка была, как всегда, безупречна, и единственными бликами света на его одежде были серебряные пряжки на тунике да рукоять меча на бедре.

По коже снова пробежала дрожь, как если бы я опустила руку в ледяной ручей. Каллен всегда казался таким собранным, будто удерживал в узде нечто страшное, таившееся за этими полуночными глазами.

А узду держат лишь тех, кого слишком опасно выпускать на волю.

Его взгляд скользнул по мне.

— Ты мокрая.

Я резко ощутила, как промокшее платье липнет к телу. Лиф и усыпанный серебром рукав и раньше были тесными, а теперь юбка прилипала к бёдрам и ногам. Волосы тяжёлыми прядями липли к спине, холодные на голой коже, и по телу побежали мурашки.

— Твои способности к наблюдению не знают равных, — бросила я, вкладывая сарказм вместо уверенности.

Его взгляд снова поднялся к моему лицу.

— Ориана оставила тебя в живых.

О, да чтоб тебя…

— Тебе обязательно всё знать? — спросила я с раздражением.

— В этом и состоит традиционная роль мастера над шептунами.

— Ты больше не мастер над шептунами. Осрик мёртв.

Выражение его лица не изменилось, но воздух вокруг стал холоднее.

— Официальная должность может быть вакантной, но знание всегда остаётся хорошей валютой.

Я ненавидела то, как трудно было его читать. Друстан тоже был непрозрачен — но по другим причинам: он прятал истинные намерения за вечной улыбкой. А в Каллене было что-то иное, что цепляло меня. Никто не может быть настолько сдержан всё время. Однажды он сорвётся, и тогда…

Он сделал шаг ближе и понизил голос:

— Что случилось? Ты пострадала?

Это не могла быть забота, правда? Скорее он просто хотел убедиться, что Дом Крови остаётся целым и невредимым, чтобы я могла поддержать Гектора.

— Нет, — ответила я. Но, когда он продолжал смотреть, правда сама сорвалась с губ: — Немного.

Больше, чем немного. Физически — да, было больно. Но в голове… Осколки, это было куда хуже. Лёд дыхания смерти коснулся моей шеи, и смерть — жадное создание. Сколько раз можно касаться этого чёрного омута, прежде чем он втянет окончательно? Сколько раз можно брать чужое дыхание взаймы, пока не придёт пора платить?

Пальцы Каллена дёрнулись у бедра.

— Как ты оказалась в водном туннеле?

— Ты разве не знаешь?

Он покачал головой:

— Мой источник слышал только, как ты кричала у входа.

Значит, поблизости были лишь слуги Дома Земли — и хотя бы один из них уже находился под контролем Каллена.

Неудивительно. Он быстро сумел подмять меня под себя, и пусть причиной скорости стало моё собственное безрассудство, у него были столетия, чтобы оплести Мистей своей паутиной.

— Кто-то из Дома Иллюзий сбил меня с толку, и я упала, — призналась я, чувствуя неловкость. Но мы теперь, по крайней мере официально, союзники, а союзникам стоит знать о врагах.

— Есть приметы?

— Они были невидимы.

Он издал тихий, злой звук:

— Редкое искусство, но фейри хватает и таких. Это могла приказать Имоджен — пока ещё Соглашение не началось. Но есть и другие, кто захочет отомстить за короля.

— Да, я в курсе, — сказала я и оглянулась на Мод и Триану, жавшихся друг к другу. Они были достаточно далеко, чтобы не подслушать, но я не хотела оставлять их одних слишком надолго.

Пальцы Каллена коснулись моего подбородка, разворачивая лицо к нему. Я ахнула, перехватив дыхание.

— Я найду их, — сказал он тихо. — И сниму голову с того, кто тронул тебя.

Сердце забилось в груди, будто его колотили изнутри. Кончики его пальцев были прохладными и шероховатыми. Эти руки убили бесчисленное множество — и могли бы убить меня, если бы он захотел. Но сейчас они касались меня — мягче, чем кто-либо вроде него вообще должен быть способен.

— Зачем? — выдохнула я.

Его челюсть напряглась, и рука упала.

— Почему Ориана пощадила тебя?

Он всегда отвечал вопросом на вопрос — до раздражения. Я и сама могла догадаться, почему он хотел убить моего врага. Мёртвая принцесса Крови была бы ему бесполезна.

В голосе моём зазвучала горечь:

— Она решила, что наблюдать за моей смертью будет нарушением её драгоценного нейтралитета.

— Возможно. — Он отступил, увеличивая, между нами, расстояние. — Возможно, и нет.

Напряжение спало с моих мышц, облегчение согрело. Мысли путались, когда он был так близко.

— Что ты имеешь в виду?

— Она могла счесть любое вмешательство нарушением нейтралитета. Конфликт был между Кровью и Иллюзией; её дом был лишь способом казни.

Я покачала головой:

— Именно это её и возмутило. Уверена, увидеть меня мёртвой ей бы понравилось.

Он тихо хмыкнул:

— Ориана умеет оправдать всё, что пожелает. Она нашла бы убедительную причину смотреть, как ты захлёбываешься, если бы это было её целью.

Я замолчала, переваривая. Она явно презирала меня, и всё же спасла. Она спорила со мной, вместо того чтобы сразу отправить прочь. Политическую позицию не изменила, но истолковала её так, что я осталась жива.

Почему?

Может, ключ было трудно извлечь из мёртвого тела. Я не знала, как именно работает эта магия и возможно ли было вытащить его без моего согласия. Но, может, было и другое объяснение — то самое шёпотом сказанное, в котором я не была уверена: «Позаботься о ней».

Каллен теперь смотрел на Мод и Триану.

— Ты успела немало после совета. Что ты задумала с ними?

Если он не обязан отвечать напрямую, то и я тоже.

— Разве ты уже не знаешь?

Факел снова трепыхнулся, и пляшущий свет прошёлся по его лицу. Тени под глазами на миг стали глубже, придавая ему призрачный вид. Но золотое пламя стабилизировалось, высветив резкую линию его челюсти и прямой нос.

— Я не знаю всего, Кенна.

— Но ты знал, что я здесь.

— Ты шла по коридорам, насквозь мокрая. Это бросалось в глаза.

Ну да, незаметной эта миссия не вышла. Как только слухи дошли до Каллена, ему не составило труда проследить их цепочку. Раньше я могла ходить, куда хотела, но теперь принцесса притягивала куда больше взглядов, чем человеческая служанка. Особенно принцесса, которая была промокшей, хмурой и кричала на весь дворец.

— Зачем ты пришёл? — спросила я, борясь с новой волной смущения. — Ты слышал, что я выжила. Тебе не нужно было лично в этом убеждаться.

Он открыл рот, потом закрыл. Мы уставились друг на друга, и я ждала, ответит ли Каллен хотя бы раз прямо.

Секунды тянулись. Видимо, нет.

Я вздохнула, сдаваясь.

— У этой встречи есть цель, кроме твоего любопытства? Мне нужно вывести их отсюда.

— Спасаешь их? Как вчера в тронном зале спасла ту девушку?

Значит, он знал и про Аню. И тут же в голову вонзилась ужасная мысль.

— Ты её узнал? — ринулась я с вопросом.

Осрик наложил иллюзию, чтобы его двор видел охоту на солнцестояние. Неужели Каллен всё это время знал, что Аня в борделе и её мучают? Неужели все знали?

Он наклонил голову:

— Должен был?

— С солнцестояния.

Между его бровей прорезалась складка.

— Не понимаю.

— Она была похищена, — резко сказала я. — Ты должен был это видеть.

— Она была одной из жертв? — На лице его мелькнуло искреннее изумление. — Иллюзия Осрика показала всех погибшими. Всех, кроме тебя.

Значит, Осрик хотел забрать Аню, но не желал, чтобы другие знали.

— Зачем? Зачем лгать?

— Её шрамы… узнаваемы, — после паузы сказал Каллен. — Осрик был жаден до того, что считал своим. Многие его мерзости я узнал лишь десятилетия спустя. И ещё больше тех, о которых не узнаю никогда. Ему доставляло удовольствие сама тайна не меньше, чем мучение.

— Она не была его, — сорвалось с моих губ.

Он внимательно всматривался в меня.

— Она тебе дорога?

Не его дело, кем она мне была.

— Мне нужно вернуться в Дом Крови, — отрезала я. — Мы закончили?

— Туда ведёт этот тайный ход? Я пойду с тобой.

— Нет уж, не пойдёшь. — Я посмотрела на Мод и Триану — они уже ожесточённо спорили. Триана показала знак для Пустоты, а Мод — жест, которому я не обучалась, но общий смысл был ясен: в нём участвовал средний палец.

— Пожалуй, так даже лучше, — сухо заметил Каллен.

Я резко повернула к нему голову.

— Ты знаешь язык жестов?

— Некоторые вещи перевода не требуют.

Я прищурилась с подозрением. Если какой-то фейри в Мистее и мог знать человеческий тайный язык, помимо служащих, то это Каллен.

Он вздохнул, сдаваясь:

— Азами владею. Трудно было уговорить кого-то учить меня, но за эти годы нашлись люди, которых можно было склонить… подходящими стимулами.

«Склонить». Он имеет в виду — шантажом? угрозами? Хотя, может, и наградой — что он мог сделать с этими людьми такого, чего с ними ещё не делали?

— Зачем тебе было учиться? — спросила я.

— А зачем ещё? Ради сведений. — Он наклонился, понизив голос ещё сильнее: — И потому что большинство фейри не понимают, как опасно загонять в клетку существо, которого они не понимают.

— «Существо», значит? — я взвилась. Он говорил достаточно тихо, чтобы Мод и Триана не услышали, но терпеть такие формулировки я не собиралась.

— В метафорическом смысле. Мы все — звери, Кенна. Хорошие или дурные, милосердные или жестокие, с любой властью или без. Когда разобрать нас на простейшие части, мы становимся способны на всё.

— Значит, и себя ты считаешь зверем? — не особо веря ему. Благородные фейри всегда мнить себя выше всех и вся.

— Да, — ответил он, меня поразив. — Ужасным. И Осрик так и не усвоил урок, который обязан знать хороший охотник: он должен точно знать, что именно поймал. — Он кивнул в сторону моих подруг. — Фейри решили заточить и ломать вид, которого не понимают в самой основе. Решили сломать — потому что могут. А потом решили, что незачем прислушиваться к тому, что пленники шепчут друг другу в своих клетках. — Он покачал головой. — Если отбросить жестокость, это смертельно близорукo.

Говорил он так, будто люди могут подняться и сжечь Благородных дотла. И один уже смог. У меня получилось из-за Кайдо и новой магии, но хотела я этого задолго до того — и в том была целиком вина Благородных.

Что бы сделала Мод с оружием? Что сделала бы Триана? Когда люди получат свободу или власть — когда научатся верить в эту свободу и власть — каким возмездием они обрушатся на своих мучителей?

— Что ты имеешь в виду, говоря, что фейри не понимают людей? — спросила я.

— В человеческую жизнь всё спрессовано. Надежды, ненависти, страсти… — он запнулся на последнем слове, и мне стало неловко от мысли, что именно знает Каллен о страсти. — Люди обладают плотностью цели.

— У фейри тоже есть цель. Вы же против Осрика плели интриги… сколько? веками?

Он склонил голову:

— Возможно, «цель» — не то слово. Суть в том, что люди способны на куда большее, чем фейри когда-либо признавали, и они часто непредсказуемы. — Его взгляд упёрся в меня. — Порой они даже жертвуют собственной выгодой ради других — чего многие фейри никогда не поймут.

— А ты, выходит, понимаешь.

Он помедлил.

— Возможно, потому что я знаю, как выглядит мир из клетки.

Потому что Осрик заковал его в роль Мести Короля в обмен на выживание Дома Пустоты.

— Сколько тебе было лет, когда Осрик заставил тебя служить ему?

Лицо его потемнело.

— Ровно столько, чтобы уметь произнести клятвы.

Из груди у меня вышибло воздух.

— Ребёнок.

— Не уверен, что я когда-нибудь им был. — Потом он откашлялся. — Друстан знает, что земные ходы тянутся так далеко?

Резкая смена темы выбила меня из колеи.

— Не знаю. — И тут же сообразила, что именно он этим решил добиться. Поморщилась: — То есть это вообще-то не земной ход, а один из… э-э…

— Лжёшь складно, но не столь складно. — Он прищурился на дверь. — Так ты и жульничала на испытаниях, верно? Так попала в лабиринт, так узнала то, чего знать не должна была. Эти тоннели, должно быть, повсюду.

Я потерла виски — голова гудела. Каллен был слишком проницателен, а я слишком вымотана, чтобы поспевать за его выпадами.

— Да.

Он удовлетворённо хмыкнул:

— Ориана хранит опасную тайну. Её вряд ли радует, что ключ всё ещё у тебя.

— Не радует. — А уж как её «обрадует» мысль, что ещё один фейри — да ещё Каллен — в курсе… Я поморщилась: — Пожалуйста, не говори никому об этом.

— Почему? — Голова у него чуть склонилась набок — как всегда, когда он чуял слабое место, которое можно использовать.

Я вздохнула, окончательно утратив надежду удержать позицию:

— Потому что это единственное преимущество, которое у меня есть в Мистее. У всех остальных — солдаты, ресурсы, союзы, тысячи подданных. У меня — двое членов дома… уже четверо… и этот ключ. Всё. — Я качнула головой. — Как ты думаешь, что сделает Друстан, узнав, насколько далеко тянутся ходы? Что сделает Гектор?

— Захотят ключ. — Его взгляд опустился туда, где он висел между моих грудей. — Я тоже хочу его, — сказал он почти благоговейно. — Сколько всего ты должна была подслушать…

— А тебе его не видать, — отрубила я.

Он снова встретился со мной взглядом.

— Я никому не скажу. Даже Гектору.

Голова закружилась от облегчения.

— Не скажешь? — Потом я вспомнила, с кем разговариваю, и облегчение обернулось подозрением: — Разумеется, есть цена?

— Скорее просьба. — В тёмных глазах вспыхнули искры. — Я не доверяю этому Соглашению. Имоджен, Торин и Ровена будут играть в политику на людях, но они знают не хуже нас, что грядёт. Они будут готовиться к войне. Я хочу знать — как.

— Ты хочешь, чтобы я снова шпионила для тебя. — Раздражение распёрло грудь. Неужели я никогда не избавлюсь от его шантажа? Но моя позиция в Мистее была слишком шаткой, чтобы отказывать.

Он покачал головой:

— Я хочу, чтобы ты взяла меня с собой.

Я застыла, снова потеряв равновесие. В этом весь Каллен. Он ведёт разговор, как поединок: шаг вперёд — шаг назад, ложный выпад — парирование. Он подпускает меня ближе, показывая кусочки человека, спрятанного под мрачной оболочкой, а затем — раз! — уводит беседу в русло своих истинных целей.

Но сейчас он смотрел на меня так живо, с таким тщательным интересом. Будто оживал — даже возбуждался от мысли, что мы пойдём шпионить вместе. Каллен редко бывал настолько оживлён, и какая-то незнакомая мне часть меня хотела согласиться — лишь бы это выражение не сходило с его лица.

Есть ли у него друзья? Есть ли кто-то, кто, кроме меня, выслушивает его рассуждения об охотниках и зверях? Он пришёл, потому что услышал, что мне причинили боль, — не потому, что знал о ключе. Есть ли ещё кто-нибудь, кому не всё равно на его заботу — или хотя бы кто поверил бы, что он способен на неё?

Возможно, он сменил тему не затем, чтобы манипулировать мной. Возможно, я слишком близко подобралась к настоящему человеку — к тому, кто видел мир из клетки и давал клятву тирану, едва научившись говорить, — и он просто пытался вернуть себе привычное преимущество. Каллен не умеет быть уязвимым, но отлично умеет торговаться за информацию.

И вот мы: я с тайной в руках; Каллен — с ловкой попыткой получить к ней доступ. Старый узор. Но то, как он смотрел, как сказал: «Возьми меня с собой» — с этой едва слышной мольбой в голосе… это было новым.

Я прочистила горло.

— Хорошо. Но входить в катакомбы ты сможешь только со мной. И никто — слышишь? — никто не должен об этом знать.

И тут случилось действительно поразительное.

Каллен улыбнулся.

Глава 8

Когда я проснулась после короткого сна, кристаллы на потолке светились последними алыми отблесками заката.

Я снова закрыла глаза, уткнувшись щекой в подушку. После того как я показала Триане и Мод Дом Крови, на меня накатила такая волна усталости, что я едва держалась на ногах. Я скинула промокшее платье в кучу на полу, надела тончайшую, словно паутинку, сорочку и забралась в постель.

Тянуло снова уйти в сны, но в дверь постучали — и я поняла, что именно разбудило меня.

— Войдите, — позвала я, с усилием приподнимаясь и садясь на кровати.

Дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошла Лара.

— Люди, — сказала она без всякого предисловия.

Я зевнула.

— Что?

— Ты привела людей.

— Да, Мод и Триану. С ними всё в порядке? — Я оставила их в новых комнатах, в крыле по другую сторону от кухни. Им понравилась идея иметь собственное пространство, и я сказала, что они могут свободно исследовать дом.

— Они сейчас пекут хлеб, так что, видимо, да, — отозвалась Лара и склонила голову. — Ещё будут слуги, или я могу взять себе одну из них?

Я моргнула.

— Что? Они не слуги. Они мои друзья.

— Та, что помоложе, сегодня протирала перила на лестнице.

Я потерла глаза, желая быть более собранной.

— Мне нужно поговорить с ними. Но они здесь не для этого. — Я нахмурилась, наконец догоняя её слова. — И что значит «взять себе одну»?

Лара указала на толстую косу, свисавшую у неё с плеча.

— У меня волосы в отвратительном состоянии. Я возьму любую, которую ты себе не оставишь, в качестве служанки.

Мой рот приоткрылся. Мистей балансировал на грани гражданской войны, а Лара беспокоилась о причёске?

— Нет. Сама справишься.

— Плохо справлюсь. — Она провела пальцами по прядям, что начали выбиваться из косы. — А ты теперь принцесса, так что ты этим заниматься не станешь. Низшие фейри, обученная искусству косметики, подошла бы лучше, но я возьму то, что есть.

Я прикусила язык, сдерживая резкие слова. Лара могла быть невыносимой, но её так воспитали. Ориана научила её никогда не показывать уязвимости, а потому Лара нападала и требовала, вместо того чтобы признаться в боли.

— Всё будет не так, как ты привыкла, — сказала я. — Нам придётся справляться самим. — Я покачала головой, и в голосе всё же прорезалась досада. — Для кого ты вообще собираешься делать причёску?

Щёки Лары порозовели, и она отвернулась.

— Я ведь леди Дома Крови, верно? Леди должны вызывать уважение.

И вот рана оказалась на виду.

— Я уважаю тебя, — сказала я мягче, чем собиралась, хоть в голосе и осталась жёсткость. — И все, кто важен, тоже. Но пока в доме только мы: ты, я, Аня, Мод и Триана. И я привела их сюда не для того, чтобы они стали твоими служанками. Я хотела их спасти. — Я запнулась, понимая, что следующие слова ударят по её гордости, но она всё равно должна была это услышать. — Так же, как я хотела спасти тебя.

Полные губы Лары сжались в тонкую линию.

— Принцесса Кенна и её коллекция сломанных игрушек.

Злость вспыхнула несмотря на то, что я понимала: её язвительность — защита. Я резко откинула простыню и шагнула к ней.

— Никогда не говори о них так, — выпалила я, уперев руки в бока. — И о себе — тоже.

Она вздрогнула и опустила взгляд. Шагнула назад, потом в сторону, потом снова вернулась, словно сама отвергала своё отступление.

— Как нам вообще справиться? — Голос лишился привычной требовательности, и в нём обнажилась только боль. — Как ты ждёшь, что мы сумеем… хоть что-то?

— Ты думаешь, у нас не выйдет? — спросила я, хотя те же сомнения разъедали меня изнутри.

— Нас трое людей и я. Что мы можем, кроме как быть обузой? Что мы можем дать тебе, Дому Крови… кому угодно?

Злость угасла, оставив пустоту. Она слишком долго пыталась казаться выше других, но суть оказалась простой: что мы можем дать? У Лары не осталось семьи, у неё не было магии, не было положения в Мистее вне этих стен — и она знала это.

— У нас есть мы сами, — сказала я, проглотив горечь в горле. — Думаешь, я знаю, как всё устроить? Понятия не имею. Но я выпотрошу любого, кто попытается нас тронуть.

Дом из пяти может стать домом из шести, потом из десяти, а потом и больше. Мы можем стать тем, чего в Мистее никогда не было. Сломленные, изгнанные, лишённые — все они найдут дом здесь. И вместе мы докажем Благородным фейри, что существует другой вид силы.

Сила, которую даруют, ничто перед той, что вырвана собственными руками.

Лара дёрнула свою растрёпанную косу.

— Я бесполезна, — горько сказала она. — У людей хотя бы есть оправдание, но я? Я просто неудачница.

— Ты не бесполезна, — ответила я, сердце сжалось от боли за неё, даже если слова снова задели меня. — И они не бесполезны. Ты забыла, что я сама была человеком всего вчера?

Она снова дёрнула косу и покачала головой.

— Ты другая. Не такая, как они.

Я фыркнула.

— Чушь. Я просто единственный человек, к которому ты когда-либо приблизилась. Ты их даже не знаешь. Ты не говоришь на языке жестов. Откуда тебе знать, какие они? — Я выпрямилась. — Они будут уважать тебя. Но и ты должна уважать их в ответ. Мы не выиграем, если будем похожи на прочие дома. Мы выиграем, если станем другими.

— О, Кенна. Что здесь вообще можно выиграть?

Этот вопрос задел меня до дрожи. Я подошла к гардеробу и распахнула створки. Первым под руку попался чёрный шёлковый халат, окаймлённый алым. Я накинула его на плечи, завязала пояс, наблюдая за движениями пальцев. Моя кожа теперь мерцала, но на ней всё так же оставались мелкие знакомые шрамы — следы детских падений, тяжёлой работы, безрассудных драк.

Их вид был утешением. Превращение в фейри не стерло эти метки. Они не стерли того, кто я есть.

Я затянула узел и обернулась к Ларе.

— Чего ты хочешь выиграть?

Она замерла.

— Что?

— Чего ты хочешь? Потому что это не обязано быть тем, чего хотят для тебя другие. Дом Крови может никогда не обрести ту же силу, к какой стремятся главы других домов. Но если мы будем жить… если будем счастливы, если будем в безопасности, если найдём смысл — это будет победа.

— Я… — Она запнулась, растерянность проскользнула в её лице. — Никто никогда не спрашивал, чего я хочу.

— Потому что от тебя ждали идеальности. Что ты станешь совершенной дочерью, наследницей. Дубликатом Орианы, — сказала я, взяв её руки в свои.

Она дёрнулась.

— И в этом я тоже потерпела поражение.

— Нет. Ты просто другая. — Я сглотнула ком в горле. — И ты сама можешь решить, кто ты есть. Так чего же ты хочешь?

Ей нужно было сказать это вслух. А мне — услышать. Потому что я тоже была неидеальной. И могла всё разрушить, если не примирюсь с этим. Я могла отказаться от собственных стремлений, убеждая себя, что с такими руками ничего хорошего не сделать. Или могла попытаться втиснуть себя в чужую форму совершенной принцессы, стирая грань за гранью, пока не останется чужая тень.

— Я хочу, чтобы меня уважали, — наконец сказала она. — Не только ты. Все.

Я кивнула, подбадривая её продолжить.

— Я хочу… — Голос её дрогнул, и она откашлялась. — Я хочу, чтобы мной восхищались не из-за моего происхождения или лица.

Я крепче сжала её руки.

— Да. Что ещё?

— Я хочу… — Она закрыла глаза, и по её телу пробежала дрожь. — Хочу, чтобы все они пожалели, — прошептала она. — Все, кто когда-либо смотрел на меня свысока. Все, кто причинял мне боль. Я хочу вернуть её им.

Месть. Она жаждала мести.

— Да, — сказала я, чувствуя ту же жгучую потребность в собственных костях. — Да.

***

Аня была на кухне вместе с Трианой и Мод.

Я замерла в дверях, сердце болезненно сжалось от вида: Аня нахмурилась и со злостью била кулаками по куску теста. Я видела её такой уже не раз. Она никогда не была хорошей поварихой, но именно замешивание теста любила больше всего — вдавливая его костяшками ладоней, а потом подхватывая и с грохотом шлёпая о стол.

— Уничтожаю врага, — однажды пошутила она, когда я заметила, что она колотит тесто так, словно оно её оскорбило. — Надаю ему как следует, прежде чем сжечь.

В стене у дальней стены были встроены три больших хлебных печи. Средняя раскалилась добела, её кирпичное дно было устлано углями. Рядом в поту, с покрасневшим лицом, стояла Мод, пристально глядя в пылающее нутро. Видимо, печь прогрелась, потому что она ловко выгребла угли и пепел в корыто, оставив пол пустым. Затем схватила длинную деревянную лопату и подошла к столу, где работала Аня. Там лежали ещё два шара теста, которые Мод быстро перенесла на горячий камень печного дна. Устроив их, она подняла брови на Аню и указала на оставшийся кусок.

Аня улыбнулась.

Сладкая боль разлилась в груди, будто я проглотила хрупкий стеклянный шар, и он раскололся внутри. У Ани была самая чудесная улыбка в мире — с ямочками, внезапная, ослепительная, и я так давно её не видела. Она провела пальцами по тесту, оставив две бороздки, отряхнула руки и жестом велела Мод отправить его в печь.

А потом Аня увидела меня, и улыбка угасла.

— Привет, — сказала я, делая вид, что её перемена в лице не ранила меня сильнее, чем сама её улыбка. — Что вы тут делаете?

Триана стояла у старого стола для разделки, помешивая деревянной ложкой в миске. В отличие от Ани, её лицо просияло теплом при виде меня.

— Используй глаза, — показала она жестом.

— Да, вижу, что вы печёте хлеб, — сухо ответила я. На прилавке стояли корзины с прикрытым тканью тестом, из открытого шкафа выглядывал мешок с мукой, горшочек мёда и прочие ингредиенты, которые Дом, должно быть, сам создал. — Но, если попросить, Дом и так даст готовую еду. Вам не нужно самим её готовить.

Мод настороженно оглянулась, словно ожидала, что стены вот-вот начнут швырять в неё пищей.

— Нет, — резко мотнула она головой, отрезав жестом. — Никакой магии.

— Так лучше, — согласилась Триана. — Хоть есть, чем заняться.

Я удержалась от замечания, что они уже пользуются магией, раз уж мука и мёд взялись неизвестно откуда. Если это им нужно, спорить не буду.

Лара толкнула меня локтем.

— Что они говорят?

— Что не хотят полагаться на магию. И что хорошо иметь дело, — ответила я и посмотрела на Аню. — Ты знаешь язык жестов?

Она качнула головой.

— Меня держали… отдельно от других.

Потому что Осрик считал её своей собственностью.

Триана отставила миску и подошла к Ане, обняла её за талию. Они сблизились удивительно быстро, и в моей груди шевельнулась тёмная зависть. А потом Триана провела ладонью по её выбритой голове, а затем по своим коротким волосам — и я почувствовала ещё более жгучий стыд за свою мелочную ревность. Конечно, они узнали друг в друге — выживших.

В этом мягком прикосновении было послание: я тоже была такой, как ты. Или, может быть: твои волосы отрастут снова — и вместе с ними всё остальное.

— Мы с Мод научим тебя, — показала Триана, коснувшись пальцем груди Ани. Потом взглянула на меня и сделала знак у горла, прося перевести.

Я прочистила горло, с трудом сдерживая слёзы от её безусловной доброты.

— Она говорит, что они научат тебя языку жестов.

— А я могу учиться тоже? — вдруг спросила Лара. Она держалась рядом со мной, и если раньше её отношение к другим было капризным и требовательным, то сейчас в ней звучала осторожность. — Если мы все члены дома, мы должны понимать друг друга.

Ни один Благородный фейри, с кем мне доводилось говорить — кроме Каллена, — никогда не проявлял интереса к этому языку. Люди для них были слишком ничтожны: лишь рабочие руки или забава в страданиях. Но Лара пыталась.

Я перевела взгляд на Мод, потому что знала: Триана согласится. Триана приняла меня без колебаний, даже с новой магией и обликом, и предложила бы научить и Лару.

У Мод губы сжались в тонкую линию. Она не ответила — вместо этого закатила тяжёлый камень к печи, запечатывая жар внутри.

Триана подошла к ней и коснулась руки. Между ними вспыхнул обмен резкими жестами, а потом Мод покачала головой и вылетела из кухни, обойдя нас с Ларой по широкой дуге.

Триана посмотрела на меня извиняюще.

— Она не доверяет фейри.

— Она ненавидит меня, да? — скрестила руки Лара.

У меня заболела голова.

— Дело не в тебе, — сказала я. — Мод слишком долго была пленницей. Она не доверяет никому из фейри.

— Кроме тебя.

Грустная улыбка тронула мои губы.

— И мне она не доверяет.

Триана постучала костяшками по столу, чтобы привлечь моё внимание.

— Я научу фейри, — сказала она. — Кто она?

Я едва не хлопнула себя по лбу. Конечно — я много раз говорила о Ларе, но Триана никогда её не встречала.

— Можно рассказать им? — тихо спросила я у Лары.

Та нахмурилась.

— Если уж придётся. — Потом демонстративно подошла к шкафу, открыла дверцу и мрачно уставилась на полку, пока на ней не появилась бутылка красного вина и бокал. Она налила доверху и уселась на табурет рядом со столом, где Аня лепила хлеб.

— Это Леди Лара, — сказала я Триане. — Бывшая из Дома Земли.

Триана тихо вздохнула, и я поняла, что она сразу уловила причину — почему наследница Дома Земли стоит здесь, в этой кухне. Когда её карие глаза наполнились жалостью, я лишь надеялась, что Лара этого не заметила.

Аня нахмурилась, пальцы сжали край стола. Она встречала Лару раньше, но не знала всей истории. Я подбирала слова осторожно, чтобы не задеть гордость Лары.

— Она была моей госпожой, когда я была служанкой, — объяснила я. — Я помогала ей проходить испытания на бессмертие. — При взгляде Ани, полном вопросов, я криво улыбнулась. — Потом объясню. Слишком многое произошло. — Слишком многое. Казалось, я прожила десяток лет между зимой и летом.

— Так почему она здесь, а не в Доме Земли? — спросила Аня.

— Это унизительно, — пробормотала Лара.

Я набрала воздуха в грудь.

— В испытаниях было три исхода: либо Лара получила бы полную магию, либо лишилась её, либо умерла.

— Думаю, ты сама понимаешь, какой исход выпал, — горько бросила Лара, махнув рукой на себя. — Раз я не мертва, но здесь.

— Ты… потеряла магию? — Аня всё ещё настороженно смотрела на неё, но не отошла.

— И сразу же была отречена, — подтвердила Лара, осушив бокал. — Изгнана из Дома Земли. А потом подобрана, словно бездомная, принцессой Кенной.

— Принцессой? — прошептала Аня. Она обхватила себя руками, пошатнулась. — Кенна, что?

Осколки, как же я всё запутала. Я оставила своих друзей одних в Доме Крови, не объяснив им ничего. Аня знала лишь, что я стала фейри, — и на этом всё.

Тяжесть новой жизни давила на плечи. Слишком много тайн. Слишком много лжи. И столько людей, которым я принесла клятвы — искренне или нет, — что никто не знал всего о том, кто я и что сделала.

С моих губ сорвался вздох, плечи опустились.

— Я всё объясню, — сказала я, — но думаю, для начала всем нам нужно вина.

***

Через час у всех был уже второй бокал, хлеб остывал, а я рассказала всё, что могла, — с того момента, как попала в Мистей: первое назначение в Дом Земли, провалившийся утренний совет и о Соглашении, которому мы все вот-вот будем подчинены. Про визит к Ориане я умолчала — ещё не решила, что говорить Ларе.

Мод незаметно вернулась посреди моей истории, уселась на табурет у печей и стала перебирать в пальцах какое-то пальчиковое плетение. Откуда взялась пряжа — загадка, но Дом любил подсовывать полезные вещи. Я восприняла её присутствие как хороший знак. Она всё ещё сомневалась во мне — и особенно в Ларе, — но слушала.

Остальные кое-что уже слышали, но больше всех нужно было знать Ане. Её лицо каменело, как только я впервые произнесла имя Короля Осрика; на третьем упоминании она налила себе ещё вина — рука дрожала.

— Хочешь, я перестану? — прошептала я.

— Нет, — сказала она, уставившись в чашу. Когда я потянулась за её рукой, Аня отдёрнула ладонь.

Я постаралась не показать, как это больно, и продолжила.

В рассказе было ещё два неловких места — когда я призналась, что шпионила для Каллена, и когда призналась в своей связи с Друстаном. Взгляд Лары едва не содрал с меня кожу, но она промолчала.

По крайней мере, сначала. История кончилась, Триана с Мод шептались о своём, Аня смотрела в вино, а я как раз подошла к шкафу, прикидывая, как бы пожелать сыра к свежему бокалу, когда Лара выросла у меня под локтем. Ей самой плеснули третий — и похоже, что вино её не успокаивало.

— Всё это время, — сказала она, вцепившись в мой локоть, негромко, но с бешеной яростью. — Всё это время ты работала с Калленом и Друстаном. Ты спала с Друстаном!

Я поморщилась. Стыд свернулся комком в груди, и я попыталась утопить его длинным глотком. Вино было на вкус как чёрная смородина и дым. Хотелось белого из Дома Земли — того, что Ориана подавала на весеннее равноденствие. В нём была такая магия, что я тогда была счастлива, как давно уже не бывала.

Но это сразу напомнило о Друстане: мы танцевали в равноденствие — солнце на лице, сердце в предвкушении.

— Ты злишься? — спросила я Лару, заранее зная ответ.

— Меня бесит, что ты не сказала раньше. — Она слегка покачнулась: алкоголь брал своё. — Ты служила Дому Земли. Встречи с Друстаном и Калленом были изменой.

— Изменой? — Голос сам собой поднялся, и остальные обернулись.

Лара тыльной стороной ладони смахнула слёзы.

— Для Орианы, по крайней мере. Впрочем, мне теперь всё равно.

Раскаяние распухало под рёбрами.

— Нет, ты права. Не насчёт Орианы, но… я должна была сказать тебе. Как подруге.

Она шмыгнула.

— Да, должна была. — Потом поморщилась. — Но серьёзно. Друстан?

— Тогда он не был… Он ещё не… — Я осеклась, не желая договаривать: я понимала, почему Лару от этого воротит. Из-за Селвина.

Я не призналась в своей роли в той беде и сейчас. Столько всего было больно произносить, а это оказалось выше моих сил. Горло сжало не только горе — и страх тоже. Если Лара узнает, что это из-за меня Селвин примкнул к делу Друстана, — она возненавидит меня.

— Я не знала, что он сделает, — сказала я. — Он обещал, что в Мистее всё изменится.

И изменилось.

— Чёрт, — выругалась Лара, совсем не по-ларовски, и дёрнула дверцу шкафа. Там оказалась тарелка с сыром, виноградом и маленькими баночками варенья. Это было не совсем то, что я задумала, но достаточно близко, чтобы я, несмотря на боль, улыбнулась.

— Понимаю, в чём соблазн, — буркнула Лара, отрывая ягодку. — Лично у меня — никакого, но от него всегда сходили с ума толпами.

И он пользовался этой харизмой и жаром как оружием. Скольких он завербовал через постель?

Мы спали, — сказал он на летнем солнцестоянии, прежде чем отправить леди Огня Эдлин на смерть. Она ревновала. И, возможно, Эдлин действительно ревновала, и я понимаю, почему он сказал это, чтобы спасти себя и восстание, — но Эдлин оказалась в той ситуации, потому что он попросил её вербовать дам из Дома Иллюзий.

Он спросил и меня — не хочу ли помочь делу. И я сказала «да», потому что свергнуть короля было правильно… но ещё и потому, что каждый раз, когда его улыбка обращалась ко мне, я чувствовала себя нужной, как никогда прежде.

Может, стоит сказать Ларе это. Маленький кусочек моей боли; подарок — как та подвеска, что она вчера сунула мне в карман, с гравировкой, значившей больше, чем сам металл: Моей лучшей подруге.

— Я думала, я для него что-то значу, — прошептала я, изо всех сил держась чтобы не плакать. — Он заставлял меня чувствовать себя важной.

— Ты и есть важная, — сказала она с полным ртом сыра. Злилась по-прежнему, но это была пьяная, пламенная злость в мою защиту.

— Спасибо, — сказала я, разрываясь между улыбкой и слезами. — Но больно от того, что я не понимаю, сколько в этом было правды. Потому что для меня всё было настоящим, а если это ложь, и всё, что ему было нужно — сведения о Доме Земли…

Кем тогда была я? В лучшем случае дурой. В худшем — отчаянной, слепой. Я отдала часть себя — и речь не о девственности — тому, кому это было нужно не ради меня.

— Если это была ложь, значит, он идиот — не понял, что потерял, — Лара посмотрела на меня мутным, но решительным взглядом. — Хотя я надеюсь, что не ложь. Не потому, что хочу, чтобы вы были вместе, — упаси Осколки, — а потому, что хочу, чтобы ему было мучительно плохо оттого, что он тебя потерял. Хочу, чтобы он страдал.

— Ты хорошая подруга. — Глаза определённо защипало.

Лара сунула мне кусок сыра.

— Ну, давай. Откуси пополам. Представь, что это его хрен.

Я расхохоталась — громко, застигнутая врасплох. Покачнулась и плеснула вином на Лару.

— Чёрт, — сказала я, дотягиваясь вытереть с её тёмно-синей юбки… и плеснув ещё.

Она посмотрела на расползающееся пятно.

— Может, поэтому Дом Крови всегда носил красное.

И я рассмеялась ещё сильнее. Сердце может болеть — но хорошее в мире ещё есть.

Глава 9

На следующее утро я завтракала на кухне и благодарила свою новую фейскую физиологию за то, что она избавила меня от похмелья, когда почувствовала тонкие вибрации в магии Дома, означавшие визитёра. Я вышла наружу и увидела спрайта Огня в оранжевом тунике: он стоял, заложив руки за спину, и всматривался в ворона, сидящего на Кровавом Древе.

Радость хлынула в грудь.

— Айден!

Пепельно-серое лицо его расплылось в улыбке.

— Кенна. Рад тебя видеть.

Я бросилась вперёд и обняла его. Хотя спрайты и были ниже Благородных фейри, Айден был всего на несколько дюймов ниже меня. Он крепко прижал меня к себе, а потом издал встревоженный звук и резко отстранился.

— Подожди, ты же теперь принцесса. — Он поклонился. — Простите, моя принцесса, я не должен…

— Даже не смей начинать эти «моя принцесса» и поклоны, — отрезала я. Мы слишком часто стояли рядом на приёмах, с опущенными головами, ожидая приказов Благородных фейри.

— Но ты же…

— Кенна. Просто Кенна.

— Но ты уже не просто кто-то.

Я покачала головой и сжала его ладони.

— Как ты? Мы так и не поговорили после тронного зала.

Он был там, в самом центре событий, как слуга Лорда Эдрика, но всё было таким водоворотом, что я даже не знала, сражался ли он. После он выглядел невредимым, но был обязан уйти вместе с Домом Огня, и мы так и не успели обменяться ни словом.

Его лицо посерьёзнело.

— Со мной всё хорошо. Но мы потеряли много достойных фейри той ночью, и Дом всё ещё скорбит. Все напряжены, ожидая, что будет дальше. — Он сжал мои пальцы, потом освободил руки и сцепил их вместе, нервничая. — Думаю, именно поэтому я здесь.

Значит, Айден пришёл не просто навестить. Настроение потускнело.

— Тебя послал Друстан.

Он кивнул.

— Но прежде, чем начну… ты в порядке? Та ночь была… ужасной.

Это мягко сказано.

— Насколько могу быть. Я рада, что Осрик мёртв.

— Все рады, — горячо сказал он. — Ты даже не представляешь. Большинство скрывало это, но каждый раз, когда пир заканчивался казнью, я чувствовал этот общий, яростный зов: желание, чтобы Осрик умер. Столько фейри думали об этом, что я не мог различить их поодиночке.

Спрайты умели чувствовать тайные желания. Если Айден знал, как сильно Мистей жаждал смерти Осрика, и, если он пришёл с поручением от Дома Огня…

— Ты знал, что Друстан готовил революцию?

Он кивнул.

— Эдрик давно в деле. Во время испытаний он пытался склонить Талфрина к нам. А мой дар время от времени помогал выявлять возможных союзников.

Не было причин чувствовать себя преданной — и всё же я чувствовала именно это.

— Ты мне не сказал.

Он поёжился, явно смутившись.

— Справедливости ради, ты мне тоже.

Он был прав, и я — лицемерка.

— Эдрик и правда пытался завербовать Талфрина? — Другой кандидат Дома Земли был беззаветно предан семье правителей Земли. Я не могла вообразить, чтобы он пошёл против Орианы.

— Не вышло. Он не собирался сражаться, пока Домом правит она.

— А Лару Эдрик тоже пытался завербовать? — Или одну меня Друстан просил заняться этим?

— Он несколько раз пытался завести разговор в ту сторону, но она даже начинать не хотела обсуждать перемены в Мистее.

Точно так же, как и со мной. Ориана научила Лару, что даже думать об этом небезопасно — и, учитывая, что случилось с Селвином, она была права.

— Эдрик сильно рисковал, — сказала я, чувствуя, как горло сжимает вина. Ещё один молодой идеалист, втянутый в войну, которую мог не пережить.

Улыбка Айдена стала мягкой.

— Он всегда был храбр.

И Айден был влюблён в него.

От этой мысли меня замутило. Оказалось, что Друстан использовал не только меня, чтобы вцепиться в Дом Земли. Сколько ещё людей я обнаружу в роли его орудий? Сколько ещё — как я, как Айден — были мотивированы любовью?

— Так чего хочет Друстан? — спросила я.

Айден сжал руки.

— Сначала он велел спросить, знаешь ли ты, у кого ключ Селвина от того прохода.

Сердце бухнуло.

— Какого прохода?

— Между Домом Земли и тронным залом. — Айден выглядел виновато. — Не потому, что он хочет напасть на Дом Земли. Думаю, он хочет узнать, куда ещё он ведёт.

Значит, Селвин не рассказал Друстану о настоящем масштабе катакомб. И, раз он не спрашивает о моём ключе, Селвин и о числе ключей умолчал.

— Думаю, ключ у Орианы, — сказала я ровным лицом. Кто бы ни пользовался ключом из повстанцев Земли, они либо сами вернули его ей, либо она сняла его с их трупа.

Айден скривился.

— Тогда Друстан его больше не увидит.

Он никогда и не был его, — хотелось огрызнуться. Хотя и мой ключ изначально не принадлежал мне. Каждый из нас считал себя вправе взять то, что сумел вырвать.

Айден порылся в тунике и достал свиток.

— Я ещё должен передать тебе это.

Я неохотно взяла.

— Интересно, какие обещания он теперь намерен дать, а потом нарушить.

Айден поморщился: он знал о моей истории с Друстаном.

— Дай ему шанс, Кенна. У него есть видение. Добрые намерения. И… я знаю, всё закончилось плохо, но думаю, он пытался тебя спасти, когда рассказал королю о том, что случилось на испытаниях.

Я задумалась, не осуждает ли меня Айден за помощь Ларе в обмане. Он не показывал вида, но, наверное, было обидно, что Эдрик прошёл испытания сам, а Ларе помогали всё время. И что я ещё и солгала об этом.

Но и он мне не всё говорил. Мы оба скрывали. Когда тайны смертельно опасны — есть ли выбор?

— Может быть, — сказала я. Почти наверняка. Друстан сказал это лишь тогда, когда показалось, что нас с Ларой могут заклеймить революционерками. Пусть лучше король сочтёт нас жуликами и ничтожествами. — Но это не значит, что я его прощаю.

Я подцепила ногтем сияющую оранжевую печать и развернула письмо.

Кенна,

Мне жаль слышать об угрозе твоей жизни. Я должен был догадаться, что ты попытаешься изменить мнение Орианы. На этот раз тебе повезло, но ради собственной безопасности прошу — больше так не рискуй.

Ты просила доказать моё право на трон, заговорив о его народе. В этом письме я прилагаю список всех людей, чьи обязанности связывают их с Домом Огня. Я планирую пригласить их за стены дома для безопасности, где они будут оплачиваемыми слугами, пока сами не решат уйти. Если они не захотят оставаться, я устрою их освобождение, когда прояснится направление конфликта.

Я также собираюсь отменить запрет на междомовые союзы и немедленно положить конец практике оборотничества. Ты знаешь, как много это для меня значит.

Я знала. Смешанные браки между домами были запрещены, а детей от таких союзов ещё до правления Осрика презирали, а при нём и вовсе изгоняли. Уже восемьсот лет этих младенцев обменивали на человеческих. Подменыши старели и в конце концов умирали в мире людей, отрезанные от магии, что могла бы даровать им вечную жизнь, а люди, выросшие на их месте, становились рабами.

Друстан потерял кого-то из-за этой чудовищной политики. Милдриту — леди, которую он любил и как подругу, и как женщину. Она родила ребёнка от брата Лары, Лео. Теперь оба были мертвы, а младенец исчез.

Я также намерен вернуть изгнанным фейри их общины.

— Кто такие изгнанные фейри? — спросила я Айдена.

— Те, кого отлучили от их домов. Обычно за преступления — воровство или шпионаж, если жертва была достаточно важна. Но и за провал испытаний на бессмертие.

Именно это случилось бы с Ларой, если бы я не взяла её к себе.

— Куда они идут?

— Есть несколько поселений в нижних уровнях, почти рядом с Отбросами. Им запрещено приближаться ко двору.

Идея забрезжила на краю сознания. Дому Крови нужно было расти. Нам нужны свои солдаты, свои дозоры. Если у этих изгнанников нет дома… может быть, кто-то из них захочет присоединиться к моему?

Это стоило проверить. Я вернулась к письму, читая последние строки.

Управление — это гораздо больше, чем такие мелкие решения. Я вскоре поделюсь с тобой более подробной политикой, но это начало. Я долго готовился к этой роли. Ты когда-то верила в меня, Кенна — постарайся поверить снова.

Друстан.

Я провела пальцем по своему имени и по его, выведенным изящным почерком.

— Ты веришь в него? — спросила я Айдена. — Думаешь, он будет достойным королём?

Айден кивнул без колебаний.

— Верю.

— Наверное, ты обязан, как член Дома Огня.

— Отчасти. Но не только. Он всегда хорошо относился к тем, кем правит. — Лицо Айдена стало серьёзным. — Я не пойду против своего принца и своего дома, Кенна. В конце концов я всегда выберу эту верность, а не любую другую. Что бы ни случилось.

У меня потяжелел живот. Он говорил важное: что, как бы ни была дорога ему наша дружба, Дом Огня значил больше. И, наверное, так и должно быть. Это его дом, часть его сути. Пока мы были слугами, игрушками в руках хозяев и без всякого влияния на политику Мистея, верность дому не имела такой силы. Но теперь, когда я — принцесса, отказывающаяся поддержать его принца… всё изменилось.

— Я понимаю, — сказала я. — И не буду тебя за это судить.

Он улыбнулся, хотя в его глазах я увидела сожаление.

— Ты хороший друг, Кенна. Надеюсь, наши дела никогда не столкнутся.

Но они столкнутся. Уже сталкивались. И наша дружба с Айденом — как и всё, что мне дорого, — оказалась куда более хрупкой, чем я думала.

***

Я замерла перед дверью Ани. Пришла сюда после разговора с Айденом, хотела проверить, как она… но теперь стояла, с поднятым кулаком, и не могла постучать.

У любых отношений есть границы. Будь то лёгкая привязанность или глубокая связь, друг или просто знакомый — всегда есть черта, которую нельзя переступить. Темы, которые нельзя затрагивать. Линии, за которыми звучит «Нет. Я не хочу знать тебя ближе». Или «Нет. Я не хочу тратить на тебя время». Или даже просто: «Нет. Ты мне не так уж важен».

Всю жизнь у меня было только два человека, чья любовь не знала границ: мама и Аня. Сейчас я только что нащупала границы дружбы с Айденом, и первая мысль была — пойти к той, кто всегда принимала меня такой, какая я есть. Кто никогда не говорил «нет», даже сталкиваясь с худшей моей стороной.

А теперь я всё время вспоминала, как её улыбка погасла, когда я вошла на кухню прошлым вечером.

Я глубоко вдохнула и постучала.

Сначала тишина. Потом изнутри раздался звериный стон.

— Пожалуйста, — прорвалось изломанным голосом Ани. — Нет, пожалуйста…

Страх захлестнул меня. Я распахнула дверь и вбежала внутрь.

— Аня?

Она лежала на полу, обхватив себя руками. Её глаза метались под закрытыми веками, а изо рта срывался сиплый выдох. Лицо было мокрым, будто она рыдала часами.

— Аня! — я упала рядом, схватив её за руку и осторожно встряхнула. — Проснись!

Она рванулась с криком, чуть не ударив меня лбом. Толкнула так, что я отлетела назад.

— Нет! — выдохнула она с ненавистью. — Нет!

— Всё хорошо, — я поднялась на колени. — Это я. Это Кенна.

Она судорожно озиралась.

— Нет, — простонала. — Я тонула. Я точно знаю.

От неё пахло вином. На ночной тунике расплывалось пурпурное пятно, а рядом валялась пустая бутылка. Она принесла остатки вина к себе наверх.

Тревога сжала мой живот. Она любила выпить пару бокалов в Тамблдауне, но такой я её не видела никогда. Никогда — полупьяной, с мутным взглядом, смотрящей на меня так, будто не узнаёт.

— Ты не тонула, — сказала я. — Обещаю.

Она приложила ладонь к щеке, потом отняла и уставилась на влагу на пальцах.

— Не по-настоящему, — прошептала. И лицо её смялось. — Как это остановить?

— Кошмары?

Голос её сорвался, стал громче:

— Как всё остановить?!

Мои ногти впились в ладони.

— Аня…

Она тряхнула головой.

— Уходи, Кенна.

— Но я…

— Уходи! — Она швырнула бутылку в стену. Та разлетелась, осколки осыпались по белому мраморному полу, и последние капли вина разбрызгались, словно кровь.

Я прижала ладонь к гулко бьющемуся сердцу.

— Я не могу оставить тебя так.

Её лицо застыло, похолодело.

— Ты уже оставила.

Она схватила подушку и снова свернулась клубком, отвернувшись ко мне спиной.

Сквозь меня пронеслась воющая боль. Я задыхалась, грудь сжимало так, что я едва могла вдохнуть. Пальцы и ноги онемели, пока я поднималась на ноги, и слёзы застилали глаза.

— Мне так жаль, — прошептала я.

Ответа не последовало.

Я плакала всю дорогу вниз, в кухню, где застала Триану, перебирающую ряды баночек со специями, которых ещё вчера тут не было. Она выглядела усталой после поздней ночи, но глаза расширились, завидев меня.

— Что случилось? — показала она.

Я всхлипнула, прижав ладонь ко рту.

— Аня. Ей приснился кошмар, и… и она не захотела, чтобы я была рядом.

На лице Трианы проступила смесь боли и понимания. Она положила ладонь мне на плечо, слегка встряхнула и показала: — Это не твоя вина.

А разве не моя? Я ведь не уберегла Аню в Болотах. Я убежала вперёд, уверенная, что она последует за мной, и её похитили слуги Осрика именно из-за этого.

— Она теперь меня ненавидит, — прошептала я.

Триана покачала головой: — Не тебя. Она ненавидит всё.

Разве я не часть этого «всего»? Я провела дрожащими руками по лицу, чувствуя влажность слёз. Хотя это было ничто по сравнению с тем, что я видела на щеках Ани, с её насквозь мокрой рубахой.

— Что мне делать?

— Слушать. Ждать. Быть рядом.

— А если она не захочет, чтобы я была рядом?

— Пошли кого-то другого—. Триана прищурилась на шкаф, открыла дверцу и достала оттуда дымящуюся кружку с лимонно-медовым ароматом. Мод не хотела пользоваться магией дома, но Триана явно училась. Поставив кружку, она показала следующее: — У меня тоже бывают такие кошмары. Пошли меня.

Я кивнула, ощущая благодарность, свернувшуюся в груди, несмотря на всю тяжесть отчаяния.

— Спасибо.

Триана снова подняла кружку, грустно улыбнулась мне и поспешила прочь.

Я подошла к раковине и плеснула себе в лицо холодной водой. Поток напомнил мне о волнах озера, и я торопливо перекрыла кран. Прижала ладони к лицу и выдавила приглушённый крик.

Как я должна справиться со всем этим? Как мне исправить Мистей, если я даже лучшей подруге помочь не могу?

Раздалось цок-цок-цок каблучков, и в кухню вихрем ворвалась Лара, нахмуренная. На ней было серебряное платье, из разрезов в рукавах проглядывал бархатный алый. Она упёрла руки в бока.

— Это что ещё за слухи, что ты ходила в Дом Земли?

Я застонала.

— Лара…

— Потому что я вышла прогуляться и услышала, как двое слуг обсуждали, будто ты вошла в водный тоннель. — В её голосе звучало возмущение. — Зачем ты это сделала?

Я чувствовала себя пустой, разбитой, сломанной.

— Потому что Ориана не пришла на совет, и я разозлилась на неё. — Потому что я оказалась слишком трусливой, чтобы самой решить, кто должен стать королём.

— Значит, решила покончить с собой? — её голос взвился на опасную высоту.

— Нет, — возразила я. — Фейри Иллюзий подставила мне подножку. И Ориана спасла меня.

Её ноздри раздулись.

— Ты говорила с ней.

— Да, — я напряглась, готовясь к её гневу.

Её глаза потемнели, как два колодца.

— И не сказала мне.

Стыд накрыл меня волной.

— Нет.

— Почему?

Я уставилась вниз, чертя носком чёрного сапога по полу.

— Думала, тебе будет больно.

— Больно от того, что ты вообще туда пошла? Или от того, что она до сих пор не хочет иметь со мной ничего общего?

Я резко подняла голову.

— Откуда ты…

Лара выдала горький смешок и качнула головой.

— Ты предсказуема, Кенна. Конечно, ты пыталась её переубедить. Ты всё ещё не понимаешь, как думают фейри.

— Я должна была попробовать.

— Я знаю. — Морщины у её губ углубились. — Но мне всё равно больно.

У меня сжалось сердце.

— Потому что я пыталась её уговорить?

Её голос зазвенел горечью.

— Быть изгнанной и так достаточно унизительно, а тут ещё пусть все думают, что я умоляла вернуться.

Для фейри восприятие значило всё. Важнее верности, важнее любви. Лара всегда ненавидела выглядеть слабой.

— Это был личный разговор, — заверила я, готовая провалиться сквозь землю.

Она качнула головой.

— Неважно. Меня больше задело другое.

Глаза защипало. Лара и Аня — всё, что у меня осталось. Две единственные искры любви в жизни, и я подвела их обеих.

— Что? — прошептала я.

— Что ты не сказала, что кто-то пытался тебя убить.

Воздух вырвался из моих лёгких. Этого я не ожидала.

Я молчала, и она шагнула ближе, положила ладонь мне на плечо. В глазах всё ещё бушевала злость, но выражение лица смягчилось.

— Думаешь, эта дружба работает только в одну сторону? Ты чуть не погибла и даже не сказала мне.

Слеза сорвалась, я поспешно смахнула её.

— Я не хотела, чтобы ты знала, что я провалилась с Орианой.

— Мне всё равно, что ты провалилась с ней, — резко бросила Лара. — Мне важно, что ты едва не утонула. Что кто-то пытался тебя убить. Вот почему я злюсь.

Горло сжало.

— Но я выжила.

Она закатила глаза — в более привычной манере.

— Очевидно. Но я всё равно хочу знать о таких вещах.

Ещё недавно я стояла у постели Ани, умоляя спасти её от демонов, терзавших её во сне. Я спрашивала Триану, как быть рядом с тем, кто не хочет твоей помощи.

Я и подумать не могла, что Лара чувствует то же самое обо мне.

— Хорошо, — прошептала я. — Я скажу.

Но она ещё не закончила наставлять меня:

— Теперь вся власть у тебя, но это не значит, что ты должна тащить её бремя и последствия одна. — Она покачала головой. — Я слишком долго была бесполезной, всего лишь красивой трусихой. Дай мне стать кем-то большим.

Я сжала её руки в своих.

— Тебе не нужно меняться.

— Врать по-фейски ты уже научилась, — вздохнула она. — Нет, я знаю, кто я, Кенна. Но я знаю и то, кем хочу быть. Так дай мне стать этой. Дай мне помочь тебе.

В груди смешались скорбь и благодарность. У любых связей есть пределы, я всегда в это верила. И, может, у этой тоже есть, но именно здесь я сама поставила черту там, где её не было.

— Хорошо, — сказала я. — Обещаю.

Глава 10

Пышные государственные ужины всегда проходили в одной и той же громадной пещере — единственном месте, которое я знала, достаточно большом, чтобы вместить тысячи фейри. Это были немногие события, куда приглашались все Благородные фейри, независимо от их положения в доме.

Я задержалась на вершине пандуса, ведущего в зал, вбирая в себя открывшуюся картину. Высоко в темноте свисали жемчужные сталагмиты, а со дна поднимались остроконечные сталагмиты. В нескольких местах они срастались в рифлёные, неровные колонны. Гул голосов отдавался от каменных стен, когда фейри приветствовали друг друга и рассаживались за столы.

— Красиво, — сказала рядом Лара. — Имоджен оставляет свой след.

Так и было. Радужные ткани обвивали колонны, а над головами, среди светящихся огоньков, плавали гигантские мыльные пузыри, внутри которых танцевали крошечные пикси. Невидимый оркестр играл музыку, а акробаты с лентами перепархивали над проходами.

Мой взгляд скользнул к главному столу на помосте. На одном конце сидели Друстан и Ориана, на другом — Гектор. А посередине — трое фейри, которых я прежде никогда не видела.

Принцесса Имоджен — я отказывалась думать о ней как о королеве — занимала центральное место. Лиф её платья был розовым, а к подолу рукава густели до пурпурного. Густые каштановые волосы были высоко собраны на голове, и в чертах лица — высокий лоб, маленький нос, заострённый подбородок — сквозила лисья хитринка. С этого расстояния невозможно было разглядеть, фиолетовы ли её глаза, как у Осрика.

Слева от неё, между Имоджен и Гектором, сидели двое в белом. Вероятно, Торин и Ровена из Дома Света, оба сияющие бриллиантами. Торин был крепок, с волосами цвета бронзы, а Ровена — красива словно нежность рассвета: розовые щёки, золотистые косы.

Между Друстаном и Орианой пустовало одно кресло.

Я прижала ладонь к животу.

— Я нервничаю, — призналась я. Сказать, что это было преуменьшением — ничего не сказать.

— Она не станет нас убивать на ужине, где объявляют Аккорд, — Лара прижала палец к подбородку. — По крайней мере, не раньше десерта.

Я бросила на неё раздражённый взгляд.

— Не смешно. И я нервничаю не только из-за этого. Я должна вести себя как принцесса, а я понятия не имею, как это делается.

— У тебя получится. Сиди и выгляди красиво.

Эксперт в этом — Лара, а не я. И сейчас она ослепительно улыбалась, обмахиваясь кружевным веером и изображая безмятежность. На ней было алое бальное платье в сетке из серебряных нитей, перевязанное чёрными лентами, тёмные волосы убраны в такую же серебряную сетку. Цвета Дома Крови шли ей изумительно, но должно быть нелегко облачаться в эти тона, зная, что всем напомнишь о цветах, что носила прежде.

Моё платье было цвета густой крови, почти чёрного вина. Расклешённые рукава были достаточно свободны, чтобы под ними мог свиться Кайдо, а широкий прямой вырез обнажал линию ключиц. Простое, по меркам бала, платье было украшено лишь крошечными бусинами чёрного агата по вырезу и подолу, зато ткань едва заметно мерцала при движении, вспыхивая яркими алыми искрами. Сияла и кожа — тот тонкий фейский отблеск, что больше не оставлял во мне человеческого.

Странно было это видеть. Ещё страннее — быть этим.

Мы помогали друг другу одеваться, по очереди становясь служанками, и эта помощь оказалась необходимой, когда мы закрепляли главный аксессуар. На моей правой ладони тончайшая цепочка пересекала кожу крест-накрест, охватывая запястье и пальцы. Она появилась на столике вместе с косметикой — серебро серебряного ужина, невысказанное обещание мира. Сегодня оружие было запрещено: мечи не допускались, а кинжалы должны были быть обвязаны узлом мира. Всё остальное оставалось символами.

Я подняла руку, рассматривая блеск цепи.

— Слабая защита.

— Ещё никто не нарушал серебряную клятву, — сказала Лара.

— Для всего бывает первый раз.

— Имоджен пытается предстать более рассудительным правителем, чем Осрик. Она не начнёт своё правление с того, что объявит формальный мир, а затем тут же нарушит его — да ещё и на глазах почти всего Мистея.

Она была права. Фейри могли быть лжецами, но они придавали огромное значение видимости. Они обменивались бесконечными невысказанными сигналами — в украшениях, в одежде, в осанке, в долгом взгляде, в касании пальцев к горлу или к оружию… То, что нельзя было произнести, они передавали жестами. Эта цепь была таким жестом. Пока её видят — мы в безопасности.

Мне стало легче. Я провела пальцем по серебру, разогретому теплом моей кожи.

— Жаль, что в Мистее все собрания не серебряные.

— Тогда их бы точно начали нарушать, — Лара искусно повела рукой, заставляя цепь переливаться. — Традиция ценится только, пока редка.

Я не понимала, как ей удавалось казаться такой спокойной и уверенной в этих обстоятельствах. Но если могла она, смогу и я. Я вдохнула, представив невидимую нить, тянущую мою голову вверх, выпрямляющую спину. Улыбка для принцессы Крови казалась неуместной, поэтому я вообразила пустые листы бумаги и замёрзшее озеро и придала лицу такое выражение.

Фейри всё ещё входили в зал, проходя мимо нас по пандусу, но мы уже рисковали опоздать. Внимание мы привлечём в любом случае — лучше уж сразу.

— Пойдём, — сказала я, подхватывая юбки. — Дадим им тему для пересудов.

Каблуки моих сапог гулко отбивали шаги по камню. Я отказалась от расшитых туфелек, которые навязывал гардероб. Традиция традицией, а я хотела иметь возможность бежать. Мы шли по центральному проходу, и шум постепенно стихал, сменяясь сначала беззвучным изумлением, а затем — ропотом. Я знала, о чём они думают: «Это та самая человеческая девчонка, что стала принцессой?» — «Это бывшая наследница Земли в одежде Дома Крови?»

По коже побежали мурашки, и меня накрыло волнами жара и холода. Слишком много глаз, слишком много шёпота, слишком много суждений. Раньше, будучи служанкой, я была ничтожна и незаметна. Разве что забавным курьёзом, в основном — лишь приложением к Ларе.

А теперь все смотрели только на меня.

Я сосредоточилась на помосте, делая вид, что зала вокруг не существует. Взойти на место короля Осрика и принца Роланда было не единственным изменением. Было странно не видеть Каллена на своём привычном месте. Я гадала, следит ли он сейчас за мной из-за стола Дома Пустоты. Скорее всего. Нет — точно. Каллен наблюдал за всеми, но особенно за мной.

Лара свернула к своему месту за ближайший стол, а я поднялась по ступеням одна.

Имоджен улыбнулась, глядя, как я подхожу. Её глаза были лавандовыми, и у меня по коже побежали мурашки. Это был не тот насыщенный аметист Осрика, но слишком близко.

Ненавидела ли она меня за то, что я убила его? Или благодарила — ведь это дало ей трон?

— Принцесса Кенна, — произнесла она, когда я приблизилась. — Как хорошо, что вы присоединились.

Голос у неё был низкий, певучий, прекрасный, как и всё остальное. Кружевной воротник поднимался к самой шее, жёстко удерживаемый металлическими прутьями, а золотисто-коричневая кожа поблёскивала от радужной пудры, отчего скулы казались острее. Она сияла в центре стола, как хищный цветок, раскрывший лепестки в ожидании насекомого, которое само влетит в ловушку.

— Принцесса Имоджен, — ответила я. — Я ждала этой встречи.

Её глаза сузились.

— Королева Имоджен.

Я лишь издала неопределённый звук и обошла стол, чтобы занять место между Друстаном и Орианой.

Принцесса Земли взглянула на меня ровно.

— Принцесса Кенна.

Сука, хотелось бросить в ответ. Это была её первая встреча с Ларой после изгнания, и я надеялась, что ей больно.

— Ориана.

Если её задело, что я не назвала титул, она не подала вида.

Справа жаром пульсировал воздух, и я собрала силы, прежде чем повернуться.

— Друстан. Надеюсь, этот вечер благополучен для тебя.

Он выглядел великолепно — львиная осанка, расслабленность, золотая туника, усыпанная рубинами, и две косы, убранные назад от лица.

— Кенна, — протянул он почти мурлыча. — Ты восхитительна.

Я действительно выглядела так, но теперь это его не касалось. Я потянулась к вину. Оно было светло-красным, слишком мягким на вкус для горечи, которую я ощущала, сидя между ними.

Рассадка на помосте была нарочито продуманной. Имоджен усадила Друстана и Гектора подальше от себя, чтобы они не могли переговариваться. Слева посадила Торина — ближайшего союзника, справа — Ориану, нейтральную фигуру. Ровена, разумеется, оказалась рядом с Торином. А меня Имоджен засунула на край.

Не то чтобы имело значение, куда меня посадили. Прочие главы домов были буквально «привязаны» к своим секторам зала — пятна белого Света и чёрной Пустоты, радужное мерцание Иллюзий, огненные вспышки тканей Дома Огня и зелёно-синие тона Земли. Глядя на бескрайнее море фейри, я ещё острее ощущала масштаб проблемы, с которой столкнулась.

Кожу кольнул инстинктивный зуд — на меня смотрят. Я скосила взгляд по линии стола и встретилась взглядом с Торином и Ровеной. Вблизи Ровена была ещё прекраснее — небесно-голубые глаза, кукольное лицо и улыбка такой ослепительной яркости, что я мгновенно ей не поверила. У Торина — выраженная челюсть, как у Роланда, и тот же презрительный изгиб губ, что часто носил бывший принц Света. Волнистые волосы острижены коротко, завиваются над ушами, а бледно-голубые глаза напоминали льдинки.

Я кивнула им — так, кажется, следовало поступить, — хотя меня передёрнуло при воспоминании о том, как описывали их союзники. Хитрые. Садисты. Безумцы.

Улыбка Ровены стала шире. Она шепнула что-то Торину на ухо.

Я снова вцепилась взглядом в зал, ненавидя чувство что я выставлена на показ. Хотя большинство фейри улыбались, в воздухе висело напряжение. У нас у всех серебро, но эту традицию не практиковали больше тысячи лет, а Имоджен — родня Осрика.

Все расселись, что означало скорое начало ужина. Низшие фейри должны были внести первые блюда — салаты, супы, хлеб и прочие лёгкие закуски, за которыми последуют мясо и основные блюда, а затем десерт. В этот момент Осрик обычно хлопал в ладони, чтобы произнести очередную мерзкую речь или прилюдно казнить кого-нибудь.

Интересно, как долго Имоджен заставит всех ждать в напряжении, прежде чем заговорит. Мятеж случился всего два дня назад, а вот мы сидим плечом к плечу, словно в Мистее не изменилось ничего, кроме тел на помосте.

Имоджен хлопнула в ладони.

Я вздрогнула, пролила вино и поспешно поставила бокал. Друстан бросил на меня взгляд, но промолчал.

По залу прокатилась тишина — густая, как предчувствие беды.

— Граждане Мистея, — сказала Имоджен, поднимаясь. Голос её отдавался эхом; я задумалась, не навязала ли она всем слуховой морок, чтобы звучать громче. — Знаю, вы тревожитесь из-за того, что будет теперь, когда король Осрик мёртв. По традиции правитель Мистея выступает после ужина, но я не стану попусту тянуть.

Сердце сорвалось в галоп. Я мысленно готовилась к самым скверным исходам после трапезы, но не к тому, что они могут грянуть уже сейчас.

Имоджен ещё могла объявить войну немедленно. Могла мороком ослепить нас. Могла перебить нас всех — и никакой фарс с месяцем мира не понадобился бы.

На ней была та же корона, что носил Осрик: тяжёлая, тёмная, с жестокими шипами — знак определённой власти. К нежно-розово-пурпурному платью с лепестковыми слоями она не подходила, и я задумалась, какой смысл она вкладывает в этот контраст.

Её взгляд скользнул по толпе.

— Я — новая Королева Мистея. Как один из ближайших живых родственников Осрика и прямой потомок принцессы Керидвен, я имею на это право по крови и по силе. Я заявляю о нём здесь, перед всеми.

Ох, только не это. Я покосилась на Друстана, но лицо его оставалось непроницаемым. Потому что он этого и ждал? Или потому, что где-то в глубине уже кипел очередной план, готовый рвануть в ярость?

— Король Осрик был сильным правителем, — продолжила Имоджен, — но силу должно умерять благоразумие. Я понимаю, почему Пустота, Огонь и Кровь сделали свой выбор.

По залу прошёл шёпот. Её осуждение Осрика потрясло и меня. Говорить о короле дурно считалось преступлением испокон веков, и, хотя Осрик мёртв, часть меня по-прежнему нелепо боялась, что он восстанет из могилы, чтобы наказать неверных.

— Чтобы показать, что я намерена быть более щедрой правительницей, — Имоджен улыбнулась, — я объявила Аккорд. В эти тридцать дней мира мы отпразднуем конец старой эры и начало новой. Вы узнаете, каково это — служить весёлой королеве вместо жестокого короля.

— «Весёлой королеве»? — пробормотала я, косясь на Друстана.

При всей улыбчивости глаза его сузились: он явно был недоволен.

— Это значит, она попытается покорить их гедонизмом.

Одна из шести фейских добродетелей. Стратегия показалась странной по человеческим меркам — у людей ценили мудрость и умеренность или силу и решительность. Фейри ценили силу и хитрость, но также обожали удовольствия. И разве сам Друстан не доказательство действенности такого подхода?

Я не удержалась от укола:

— Разозлился, что она крадёт твои приёмы?

Он метнул в меня короткий тёмный взгляд, тут же вернув лениво-забавное выражение принца Огня — будто бы планы Имоджен его ничуть не заботили.

Имоджен всё говорила:

— Я намерена вступить в переговоры с прочими главами домов, чтобы обсудить наилучший исход для Мистея под моим правлением — и нашу общую роль в нём. — Она развела руки. — Я рада, что мы все собрались здесь на заре новой эпохи. Сегодня — есть, пить и танцевать. Этот праздник… этот мир — мой первый дар вам как королевы. — Её улыбка стала хитрой. — А это — мой второй дар.

Передо мной на столе возникла металлическая скульптура, и я едва не опрокинулась назад, словно передо мной шевельнулась ядовитая змея. Футов в несколько высотой, с широкой основой и заострённой макушкой — словно медный бутон с налегающими друг на друга лепестками. Такие же появились и перед остальными главами домов, и в центре каждого стола внизу.

Внутри медного бутона зажужжало, лепестки спиралью развернулись. В самом сердце лежало золотое яблоко.

Друстан выругался сквозь зубы.

— Эти яблоки сорваны с Древа Сновидца в сердце Дома Иллюзий, — сказала Имоджен. — Надеюсь, они вам понравятся.

Внизу фейри уже тянулись к плодам, толкаясь, чтобы откусить первыми. Ближайший к нам огненный фейри вонзил зубы в золотую кожицу, и на лице его проступил экстаз. Кто-то тут же вырвал яблоко и откусил сам.

— Пусть начнётся веселье, — объявила Имоджен и села, распластав юбки.

Возгласы радости вспыхнули у столов Иллюзий и покатились по залу к Свету. Даже некоторые из Огня, Пустоты и Земли захлопали, улыбаясь. Что бы ни устроила Имоджен, это явно было значимо.

— Что это? — шепнула я Друстану.

— Яблоки даруют эйфорию и лёгкие галлюцинации, — ответил он. — Они никогда не портятся, и, по слухам, если съесть больше одного в год, потом тяга к следующему станет нестерпимой.

Я и не собиралась их пробовать, но теперь тем более. Имоджен надкусила своё, зато прочие на помосте к дарам не притронулись.

— Почему же остальные так рвутся есть?

— Потому что они редки и безумно дороги. И потому что наслаждение острее всего на краю гибели.

По позвоночнику скользнул холодок от его мрачных слов. Даже люди тянулись к желаниям, а для фейри, которых куда сложнее уничтожить, эта приманка, должно быть, сильнее в разы.

— Она готовилась к этому давно, — неожиданно прошептала Ориана, задумчиво глядя на своё яблоко. — Дерево даёт лишь несколько сотен плодов в год. Осрик бы никогда не позволил ей забирать их все.

Даже если ей удавалось красть по двадцать в год, чтобы собрать тысячу, понадобилось бы пятьдесят лет. Значит, амбиции Имоджен очень древние.

— Щедрый дар, — заметил Друстан.

— Чрезмерно, — согласилась Ориана, глядя в бокал с вином. — Знак грядущего.

Даже той, кто рос в бедности, взятку не перепутаешь ни с чем. Наблюдая, как веселье разливается по залу — смех, улыбки, быстрые поцелуи, мечтательные взгляды в сторону парящих огней, — я ощутила укол тревоги. Легко поднять народ на тирана, что проливает кровь. Что делать с тем, кто сулит блаженство?

Тут подали еду — часть блюд принесли служанки, другие словно плыли в воздухе сами. По проходам шмыгали акробаты, закручивая ленты; следом шли контурсионисты и жонглёры. Из-под свода сорвался отряд фейри, они танцевали, свисая на полотнах.

Музыка набирала силу и скорость, куражась и закручиваясь. Каждый пустой бокал чудесным образом наполнялся снова. Фейри смеялись и кричали от восторга.

Моя тревога только крепла.

Друстан легко толкнул меня тыльной стороной пальцев, и от прикосновения по мне прошёл разряд.

— Улыбайся, — прошипел он сквозь собственную оскаленную «улыбку». — Это лишь первый ход.

Я сглотнула, кивнула и вытянула на лице свою. Первый ход — а игра, что последует, будет беспощадной.

Глава 11

После ужина никто не умер.

Это не должно было казаться удивительным, но Осрик установил восьмисотлетний прецедент резни. Я сама видела лишь несколько месяцев его зверств, и всё же не могла поверить, когда столы исчезли и с воздуха зазвучала лёгкая, весёлая мелодия. Фейри начали разбиваться на пары, танцуя не только со своими, но и с представителями враждующих домов.

Первая протянутая мне рука застала врасплох. Главы домов уже вышли на танцпол; похоже, и от меня ожидали того же. Я закружилась сначала с каким-то второстепенным дворянином из Дома Земли, потом с фейри из Дома Пустоты, отсчитывая шаги и обливаясь потом от собственной неуклюжести. Третий танец забрал себе Лорд Эдрик из Дома Огня.

Эдрик был великолепным танцором и столь же искусным собеседником, но находиться в его объятиях было странно — даже неправильно. Я мучительно ясно ощущала взгляд Айдена со стены и то, что стояла на месте, которое всегда было для него недостижимым.

Эдрик был красив: яркая улыбка, тёмные глаза, в уголках которых приятно собирались морщинки. На его смуглой коже мерцали крупинки блёсток, а в облаке чёрных волос сияли крошечные рубиновые зажимы. Зрачки были расширены, а золотая капля нектара на губах ясно говорила, что он попробовал угощение Имоджен. Огненные редко отказывали себе в удовольствиях.

Когда-то он был моим любимцем на испытаниях — отчасти из-за Айдена, но и сам по себе он казался… достойным, насколько это вообще было возможно для фейри. Всегда умел оживить зал — смехом, остротой или предложенной чаркой. И справлялся с заданиями тоже неплохо: не лучший, но и далеко не худший. Единственное испытание, в котором он точно провалился, — Иллюзия, тогда, когда…

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить детали. Мы были в бальном зале, пытались… Что именно?

Я помнила только, как стояла под светом прожектора рядом с Ларой. Помнила, как писала что-то на зачарованной коре, бегая в поисках… Вспоминалось смутно, как сквозь туман.

Моя кожа покрылась мурашками. Так и случилось. Осколки изменили наши воспоминания, размыли детали, чтобы испытания можно было повторять бесконечно, всегда в новом виде.

Я сбилась с ритма, и Эдрик, заметив, замедлил шаг.

— Всё в порядке? — мягко спросил он, разворачивая меня в круге.

— Думаю о испытаниях, — призналась я. — Не могу вспомнить, что именно мы проходили.

— Ах. — Он кивнул. — Тревожно, правда? Не всё стирается, но достаточно, чтобы чувствовать пустоту.

— Ты тоже не помнишь?

— Нет. Сегодня утром помнил, но за ужином понял, что почти всё исчезло. — Один уголок его губ дрогнул, но это не было улыбкой. — Мне это совсем не нравится.

Я вспомнила разговор с Айденом и задала другой вопрос:

— А ты помнишь, как пытался завербовать Талфрина?

Он удивлённо вскинул брови — то ли от того, что я об этом знаю, то ли от самой дерзости вопроса.

— Айден рассказал тебе?

Я поняла, что не стоило поднимать эту тему.

— Э…

Он рассмеялся.

— Не переживай. Я не могу сердиться на него, и теперь в этом нет секрета. Я знаю, что ты давно на нашей стороне. Друстан говорил, что вы тесно работали вместе перед переворотом.

«Тесно работали»… Надеюсь, на лице не отразилось моё смущение от того, что именно это включало.

— Когда он тебе сказал?

— После того, как ты убила Осрика. — Его взгляд стал серьёзным. — Я хотел лишь сказать… Мне жаль того, что случилось с Селвином. Я понимаю, почему ты можешь колебаться, провозглашая Друстана королём. Но он хороший лидер, смелый, и каждая жертва тяжким грузом лежит на нём. Особенно эта.

В одно мгновение вся моя симпатия к Эдрику испарилась. Этот танец имел политическую цель. Сначала Друстан прислал мне письмо через Айдена, теперь же — дипломатию через танец.

Музыка сменилась новой мелодией — у фейри она никогда не останавливалась, просто перетекала из одной в другую — и это дало мне отличный повод уйти.

— Благодарю за танец, Лорд Эдрик.

Он хотел что-то добавить, но я уже отошла к столу с напитками и схватила бокал охлаждённого белого вина. Сделала большой глоток и прижала холодное стекло ко лбу.

«Каждая жертва тяжким грузом лежит на нём».

Правда ли? На мне они лежали тяжким uhepjv — это точно.

Тем временем рядом возникла тёмная фигура. Каллен. Его серьёзность сразу выдала: он не откусил ни крошки от яблок. И правильно — он был последним, кто захотел бы потерять контроль.

— Вот, — сказал он, протягивая мне свиток с чёрной печатью.

Я взяла, спрятав в карман платья.

— Что это?

— Первые указы Гектора.

Значит, принц Пустоты тоже выполнял мою просьбу.

— Друстан уже прислал свои.

Каллен одарил меня острым взглядом.

— Для тебя важнее скорость или содержание?

Я покачала головой, чувствуя укол вины.

— Если бы важна была скорость, я уже выбрала бы, и, может быть, Имоджен не держала бы Мистей в руках.

— Это было неизбежно. Даже если бы во главе были Друстан или Гектор, она слишком быстро объявила Аккорд. — Его глаза беспокойно скользили по залу. — Зато теперь мы знаем, с чем имеем дело.

— С хищницей, раздающей подарки?

— Она ставит слишком высокую планку. Поддерживать её будет сложно.

— Фейри тонут в золоте. Разве так трудно продолжать всех подкупать?

— У всего есть предел. Потратишь слишком много на одно — обеднеет другое. Запомни это. — Он снова повернулся ко мне. — К слову, когда ты собираешься выполнить своё обещание?

Понятно, передышки не будет: он снова про шпионаж.

— Значит, скорость для тебя важна?

— Я никогда не говорил, что нет. — Он наклонился ближе. — Завтра ночью?

Я тяжело вздохнула. Каллен был неумолим.

— Ладно.

— Пришли сообщение, где встретиться. — Он чуть склонился в поклоне. — Наслаждайся танцами.

— Ты тоже, — машинально ответила я.

Он покачал головой.

— Никогда.

— Никогда?

Он задержался на миг.

— Почти никогда. — И растворился в толпе.

Бальный зал казался слишком душным, музыка — оглушающей, а танцы — безумными. Лица мелькали в вихре, глаза сияли золотым нектаром. Ещё вчера эти фейри были готовы вспороть друг другу животы, а сегодня — всего в паре шагов от оргии.

— Так это и есть новая принцесса Крови? — Голос за спиной был лёгким, почти девичьим.

Я обернулась — и встретилась с Ровеной и Торином.

По коже побежали мурашки. Алчные до власти наследники Дома Света были последними, с кем я хотела бы сейчас общаться.

— Лорд Торин. Леди Ровена, — сказала я, изо всех сил подавив привычный реверанс служанки.

— Принц и Принцесса, — поправил Торин, уголки его рта опустились.

— Вопрос всё ещё открыт, — ответила я, сжимая ножку бокала. Стекло треснуло в пальцах, и я вскрикнула, когда оно разлетелось на осколки, забрызгав платье вином.

Вокруг смолкли разговоры. Потом раздался пьяный смех.

Жар бросился мне в лицо. Я что, так сильно сжала бокал? Скорее всего, это была очередная особенность моего нового тела — чуть больше силы, чуть больше скорости, чуть больше выносливости.

Я наклонилась, но служанка уже метнулась к нам, смиренно кланяясь и собирая осколки. Вторая тут же вытерла пятно, и в считанные мгновения от происшествия не осталось следа.

Ровена рассмеялась — высокий, пронзительный перелив.

— Какая прелестная манера. Очень… деревенская.

Я слышала и похуже. Натянуто улыбнувшись, сделала вид, будто мы все вместе шутим.

— Да, последствие крестьянского воспитания. Как вам ужин?

Если их и удивила моя выдержка, они не подали виду. Ровена обвила руку вокруг локтя Торина и огляделась по сторонам.

— Приятно видеть, как Мистей наконец-то предаётся веселью. Мне давно не хватало нового развлечения.

Торин склонился к Ровене.

— Ты знаешь, я подарю тебе любое развлечение, какое пожелаешь, — пробормотал он, и его суровое лицо смягчилось, когда он посмотрел на неё.

Она широко улыбнулась и похлопала его по щеке.

— Я знаю, мой милый.

Было странно видеть, как они открыто проявляют нежность друг к другу. В Мистее пары обычно сдержанны на людях — разве что во время белтейнских оргий, которые относились к добродетели Гедонизма, — наверное, потому, что проявлять заботу о ком-то значило выставлять себя под удар. Но Гвенейра говорила, что они действуют как единое целое уже века, и, видимо, им это было всё равно.

Взгляд Ровены снова упал на меня.

— Ты действительно забавное развлечение. Скажи, кого ты поддерживаешь в претензии на трон?

Я не ожидала столь резкого вопроса. Борясь с паникой, что меня примут за глупую, раз у меня нет готового ответа, я вскинула подбородок и сузила глаза, надеясь, что это придаст мне вид надменной принцессы.

— Это моё дело. Больше ничьё.

— О-о, — протянула Ровена, будто восхищённая. — Какой устрашающий фасад ты пытаешься на себя напустить. — Она сжала руку Торина на своём локте. — Разве это не прелестно, дорогой?

Торин смерил меня взглядом, каким смотрят на кучу дохлых мух.

— Было бы куда очаровательнее, если бы новая Принцесса Крови поддерживала Королеву Имоджен.

Я ощутила себя неуклюжей и грубой. Они видели меня насквозь, как и любой, у кого хоть полмозга. Но отступать я не могла.

— Почему я должна?

— Потому что иначе это опасно, — холодно произнёс Торин. Он мог глядеть на Ровену с обожанием, но на меня смотрел так, словно в его глазах не было жизни. — Одна человеческая девчонка не должна говорить голосом целого дома фейри. И одна человеческая девчонка слишком уязвима, если не использует этот голос для правильной цели.

Это была прямая угроза. Пульс стучал в горле, в животе клокотали нервы. Я подняла руку так, чтобы серебряная цепочка блеснула, между нами.

— Какое счастье, что твоя королева объявила Аккорд. И что я больше не человек.

Торин улыбнулся, но улыбка не коснулась его ледяных глаз.

— В темноте случаются странные вещи.

По коже пробежал мороз.

Ровена взглянула на меня сочувственно и прижала голову к его плечу.

— Но ведь вовсе не обязательно, — пропела она своим девичьим голоском. — Времени ещё достаточно.

Я дышала слишком быстро.

— Вы угрожаете мне на ужине, где провозглашается мир?

— Это не угроза, — Ровена ткнулась носом в рукав Торина. Но что же это тогда, она не уточнила.

— Простите, — раздался новый голос. — Полагаю, этот танец принадлежит мне.

Перед глазами возникла сильная рука, на пальце — знакомый золотой перстень. Разрываясь между противоположными импульсами — главным из которых было сбежать от всех и всего — я подняла взгляд на Друстана. Принц Огня выглядел на редкость серьёзным, ожидая, что я приму его предложение.

Кого я меньше всего хотела видеть рядом? Ответ был очевиден. Но я замешкалась — и Друстан наклонился к самому уху:

— За тобой наблюдают, Кенна.

Конечно. Это теперь моя жизнь — быть выставленной напоказ, объектом пересудов и догадок. Я кивнула и вложила ладонь в его, прежде чем повернуться к Ровене и Торину.

— Приятного вечера.

— Пусть твои ночи будут мирными, Принцесса Крови, — отозвался Торин.

Всё внутри было натянуто, как струна, когда Друстан повёл меня на середину зала. Это было другое испытание, но я не хотела его проходить. Танцевать с Друстаном на балу… я ведь мечтала об этом. Иногда даже мечтала, что он явится и спасёт меня, как только что.

Его прикосновение, как всегда, было слишком горячим. Слишком. Толстое золотое кольцо на его пальце нагрелось от жара скрытой в нём магии.

Интересно, казалась ли моя кожа ему холодной? Наверное, да. Никто в Мистее не горел так ярко, как Друстан; на его фоне мы все были словно мёртвые тела.

Танец был медленным и простым. В каком-то смысле это облегчало задачу — я была слишком взволнована для сложных па. Но в другом — ужасно: я вынуждена была смотреть ему в лицо, вместо того чтобы прятать взгляд в пол. На ужине он сидел рядом, но это было не то. Сейчас — слишком близко. Слишком интимно.

Его губы не были сжаты, но и улыбки не было — лишь нейтральное выражение.

— Не слишком приятная беседа у тебя была, — заметил он. — Что они сказали?

— Завуалированные угрозы.

— На какую тему?

— Поддержать Имоджен. Или… встретиться с ужасами во тьме.

— Я удвою патрули вокруг Дома Крови.

«Не надо», — хотелось сказать. Разве мне нужны ещё солдаты Огня, что значило бы — ещё глаза и уши Огня, в моём доме? Но я не могла отказываться от защиты.

— Вероятно, это просто пустые слова.

— Мне было бы спокойнее знать, что ты в безопасности.

Моё дыхание сорвалось.

— Прекрати.

Он посмотрел так, словно хотел спросить — что именно прекратить, хотя прекрасно знал.

Мы разошлись, двигаясь по кругу, ладони прижаты друг к другу, взгляды настороженно сцеплены.

— Ты получила моё письмо? — спросил он.

Я кивнула.

Он явно ждал, что я скажу больше, но язык казался неповоротливым, а превозносить его обещания — те, что он, возможно, и не выполнит, — я не собиралась. Молчание натянулось, между нами, пока он разворачивал меня, его ладонь крепко держала мою талию. Я слишком остро ощущала взгляды, следившие за каждым нашим движением.

— Ты и правда не хочешь говорить со мной? — тихо спросил он. — Ты ведь раньше всегда знала что сказать.

Я вскинула брови. Он серьёзно начинает это сейчас?

— Ты не понимаешь, почему я не хочу с тобой разговаривать?

— Понимаю, но… — он прикусил губу и отпустил её. — Я скучаю по тому, что было, между нами.

Нет. Он не скучал. Не мог скучать, иначе боролся бы за это.

— Ты использовал меня, чтобы подобраться к Дому Земли.

— Кенна. Ты знаешь, что было не только это.

— Правда?

Он нахмурился.

— Ты слишком дурного обо мне мнения.

— Да. — Я сказала прямо. — Но ты заслужил это мнение.

— Из-за того, что я рассказал Осрику о тебе? Я пытался спасти твою жизнь — и Лары тоже. Ему нужна была причина признать вас безвредными.

Мы действительно будем это обсуждать? Танцпол был для этого худшим местом, но, наверное, он понимал: в одиночестве я избегала бы его. Музыка хотя бы прикрывала наши слова, да и все вокруг были слишком пьяны, чтобы слушать.

Я смотрела на его красивое лицо, вспоминая, каким безучастным оно было, когда меня тащили мимо. Он причинил это, пусть и не желал. Осрик жаждал смерти в ту ночь, и королю хватало малейшего предлога, чтобы её даровать.

Но это ведь не было настоящей причиной моей ярости. Да, я горела от того, что Друстан выдал нашу хитрость. Но я могла понять — возможно, это было сделано во благо. Меньшее из зол, как он сам наверняка считал. Лучше быть названными жуликами, чем изменниками.

— Ты помнишь, что было до этого? — спросила я. — Помнишь, почему Осрик вдруг обратил на нас внимание?

Его челюсть напряглась, и он отвёл взгляд. Конечно, помнил.

— Потому что мы оплакивали Селвина, — прошептала я. — Потому что ты убил его.

— Это не я его убил. Это Осрик.

Из груди вырвался рваный звук.

— Нет. Это сделал ты. Он нарушил нейтралитет ради тебя, дал тебе солдат, а ты в обмен выдал его Осрику. Ты сам толкнул его в пламя магии.

Друстан метнул в меня гневный взгляд, но всё же вёл танец уверенно, плавно, и это бесило меня ещё больше.

— Ты знаешь, почему я так поступил, Кенна. Не притворяйся, будто не понимаешь.

Я прикусила губу так, что почти почувствовала вкус крови.

— Это не делает поступок правильным.

— Возможно. Но и неправильным — тоже. Я сделал выбор, который спас больше всего жизней.

— Ты сделал выбор, чтобы спасти себя.

— Две вещи могут быть верны одновременно. — Воздух вокруг него задрожал, и одна из кос, стягивавших волосы, вспыхнула огнём. — Но признай, почему ты на самом деле злишься. Не только из-за того, что случилось с Селвином. А потому что, по твоей же логике, его кровь и на твоих руках.

Слова ударили, как пощёчина. Я застыла, и его движение приблизило его так близко, что наши тела почти соприкоснулись. Он не отстранился.

— Будь ты проклят, — тихо прошептала я, чувствуя жгучие слёзы. Потому что он был прав.

— Я и так уже проклят, Кенна. Как бы ни считали это люди, мои грехи давно перевалили через черту прощения. — Он покачал головой. — Но это Мистей, а не твоя бедненькая деревенька. Здесь всё не так просто. Ничто не бывает простым.

Пары кружились вокруг нас. Мы стояли, как остров среди моря, застывшие в тяге и отталкивании этой общей муки. Принятые решения и выброшенная любовь, его жажда власти и мои разбитые иллюзии. Мы оба шли сюда по чужим трупам.

Я не могла простить его… потому что не могла простить себя.

— Нельзя принадлежать сразу двум мирам, — сказал он, поднимая руку и обнимая ладонью мою щёку. — Если будешь цепляться за оба, разорвёт пополам.

Я на миг закрыла глаза. Как же мерзко, что именно так — на равных, на людях — он наконец коснулся меня. Снаружи всё выглядело как в сказке, какие рассказывала мне мама: смертная, ставшая принцессой фейри, пришла на бал и танцует в объятиях своего принца.

Только сказки не говорили, сколько должно умереть, чтобы такое стало возможным.

— А если я никогда тебя не прощу? — спросила я, давя ком в горле.

Он пожал плечами, устало глядя на меня:

— Тогда и не прощай. Но принимай решения по причинам повесомее, чем желание мне насолить.

Слова впились в сердце колючкой.

— Нам нужно найти способ работать вместе, — продолжил он. — Даже если ты меня ненавидишь. Даже если нам обоим будет больно. У принцессы нет роскоши выбирать исходя из личных чувств.

Над нами струнные выводили тоскливую мелодию. Благородные фейри кружились, обнимая друг друга в безукоризненном ритме. Мой любовник смотрел на меня, и в его глазах дрожал отсвет белтейнского костра.

Он и прав, и неправ обо мне. Прав в своей неправоте, или неправ в своей правоте. Может быть, в этом и был его смысл — что простых ответов не существует. Люди могут позволить себе мыслить чёрно-белыми категориями, но фейри живут в серой зоне.

Его ладонь сползла с моей щеки на плечо — словно он не хотел переставать касаться меня.

Я сбросила его руку.

— Я буду работать с тобой в рамках союза, — сказала я. — Но не обещаю, что мы будем сходиться во всём, и не гарантирую тебе своей поддержки. Обещаю лишь одно: ни одно моё решение не будет приниматься из-за… нашей личной истории.

Он кивнул:

— Справедливо.

Удары барабанов входили снова, загоняя танец в более оживлённое русло. Он отступил, и воздух остыл. На миг мне даже не хватило этой волшебной жары.

Друстан поклонился:

— Всегда рад. — Он отвернулся и вскоре уже танцевал с новой партнёршей, смеясь и наклоняясь, чтобы шепнуть ей что-то на ухо.

Я подошла за вином — на этот раз осторожнее, чтобы не сжать бокал слишком сильно. Потом отошла к краю грота и оттуда смотрела, какие союзы ткутся сегодня и какие обещания дают под прикрытием музыки. Друстан плясал с дамой из Дома Света, Гектор — с дамой из Дома Земли. Каллена нигде не было видно — наверняка проворачивал что-нибудь тайное в тенях. Вокруг Имоджен сгрудились фейри из Домов Света, Иллюзий и Земли, а Торин с Ровеной посылали частые взгляды то в сторону Гвенейры, то в мою. Гвенейра говорила с Ларой, и циничная часть меня гадала, какой у неё интерес подбираться поближе к единственной другой фейри Крови.

Музыка, смех, мерцающий блеск — всё это плыло по поверхности, такое же неосязаемое, как пена на пруду. Под этой поверхностью, в тёмной тиши и тонких просветах между словами, уже приходили в движение перемены.

Я почувствовала нарастающую тревогу ускользающего шанса. Что я делаю — пью в одиночестве в углу? Какие ходы готовлю к грядущей партии? У меня было куда меньше власти, чем у остальных глав домов, — значит, мне нужно быть в разы более дерзкой, чтобы это компенсировать.

Осушив бокал, я поставила его на поднос проходившего мимо слуги и поспешила к помосту, пока не передумала. Когда я поднялась по ступеням, фейри, кружащие поблизости, сбавили шаг и повернули головы.

Я встала на платформе перед всем Мистеем, с бешено бьющимся пульсом и потеющей от нервов кожей.

— Дом Крови возрождён, — объявила я. Голос, конечно, не мог заполнить весь грот, но слухи Мистея сделают остальное. — Мы ищем новых членов.

По толпе прокатились изумлённые шёпоты. Большинство танцующих и вовсе остановились, даже скрипка запнулась и умолкла.

Имоджен смотрела на меня прищурившись. Я встретила её взгляд и вскинула подбородок, вообразив корону на собственном челе. Не осриковскую — тяжёлую и жестокую, — а такую, ради которой приходится держать голову выше, чтобы оказаться достойной её веса.

— Слишком многие из вас страдают под властью тиранов, — продолжила я, не отводя взгляда от Имоджен. — Дом Крови будет другим. Если вам не безопасно там, где вы живёте, — присоединяйтесь к нам. Если вы ненавидите своих господ — приходите к нам. Если вам нужна свобода, побег или новый старт — приходите к нам. Независимо от дома, от вида, от магии: если вы хотите новый дом, он будет у вас.

На большее меня не хватало. Я не Друстан, у меня нет избыточного обаяния и запасов безупречных слов, чтобы покорять сердца. И прежде, чем я успела испортить то, что уже сказала, я ухватила юбки, подняв их, чтобы не цеплять ступени, и спустилась.

Мгновение — всё было неподвижно и тихо. Затем музыка вновь набрала силу, фейри снова закружились, смех и блёстки снова всё накрыли, замазывая правду красивой мишурой.

На поверхности не изменилось ничего. Но теперь на меня косились краем глаза — и внимательнее всех смотрели слуги. Я улыбнулась, ощутив хмельное головокружение от триумфа. Было слишком рано судить, какие перемены принесут эти слова, но, по крайней мере, теперь все знали правду.

Дом Крови вошёл в игру — и играть я собиралась по своим правилам.

Глава 12

Утром меня разбудил стук. Я была выжата после поздней ночи и с трудом поднялась, но сонная пелена слетела, когда я открыла дверь и увидела на пороге улыбающуюся Триану.

— Они пришли, — её руки двигались стремительно, полные возбуждения.

— Другие люди?

Она кивнула. — И фейри из других домов. Они хотят служить здесь.

Сердце взлетело. Моя речь вчера вечером достигла нужных ушей, и Дом Крови вот-вот должен был наполниться новыми обитателями.

— Я спущусь через пару минут.

Я натянула красное платье, перехватив его поясом из железно-серой ткани, наскоро переплела косу, которая растрепалась за ночь, и пошла будить Лару. С трудом убедила её пойти со мной.

— Для всего этого слишком рано, — проворчала она, когда мы спускались по лестнице.

— Нет, как раз вовремя, — я не могла перестать улыбаться. — Люди действительно пришли.

Её лицо смягчилось.

— Это была хорошая речь. Дерзкая. Имоджен выглядела готовой всадить тебе нож в спину за то, что ты отобрала внимание на её празднике.

— Вот именно поэтому и нужно было. Если все будут продолжать вести себя так, будто это её Аккорд, её праздник, её замысел, значит, она уже победила.

— Ни одна принцесса ещё не пыталась вербовать себе сторонников. Фейри относятся к верности дому серьёзно. Гвенейра сказала, что уговаривать кого-то переметнуться — самое шокирующее, что ты могла сделать.

— Ты знакома с Гвенейрой? — спросила я. — Я никогда не слышала, чтобы ты о ней говорила, а вчера вы выглядели почти подругами.

— Я решила быть стратегичнее и начать искать для нас союзников, — Лара чуть смутилась от признания, что тоже занялась политикой. — Поскольку она входит в твой совет и борется за власть в Доме Света, я подумала, что это хорошее начало.

Я расплылась в улыбке. — Лара, это чудесно.

— Посмотрим, выйдет ли из меня толк. Но Гвенейре было интересно услышать мои взгляды на Дом Земли. Когда она узнала, что я плохо знаю историю других успешных переворотов, пообещала прислать книги.

— Так ты станешь моей политической советницей?

Она скривилась в легкой улыбке. — Я не имею ни малейшего представления, что делаю.

— А думаешь, я знаю?

— Но Гвенейра мне пока нравится, — добавила Лара, когда мы дошли до нижнего этажа. — Она спокойная и рассудительная. Надеюсь, она получит власть в Доме Света.

Трудно было представить себе рассудительного фейри Света, но их любимой добродетелью была дисциплина, и они якобы дорожили справедливостью. Опасность же заключалась в том, что худшие из них — такие, как принц Роланд, — сами определяли, что есть справедливость.

Дверь была распахнута, и в дом врывался гул голосов. Мод и Триана стояли в проёме, то переговариваясь, то перебрасываясь жестами с людьми снаружи. Увидев меня, Триана широко улыбнулась.

Мод улыбалась не так охотно, но выглядела всё же живее, чем в первый день. Она кивнула мне, потом показала жестом число: сто семнадцать. И ткнула наружу.

Столько человек? Я едва могла в это поверить.

И правда, холл был полон. Около восьмидесяти — люди, от малышей до стариков; я заметила друга Мод, Бруно, который, похоже, смягчился в своих взглядах, а также других знакомых по мастерским. Остальные — в основном Низшие фейри, но в самом конце толпились пятеро Благородных, смущённо озираясь. Их одежда выдавала членов Дома Земли, и Лара тихо ахнула, узнав их, а затем помахала рукой.

— Ты их знаешь? — спросила я.

Она кивнула. — Эти трое подростков — были друзьями Селвина. А двое старших фейри часто бросали вызов Ориане по поводу нейтралитета.

Перебежчики из Дома Земли, пришедшие нарушить древние традиции ради меня.

Я выступила вперёд, а Лара встала рядом.

— Добро пожаловать в Дом Крови, — громко сказала я. — Я — принцесса Кенна, и я рада, что вы пришли.

Низшие фейри выглядели не менее нервными, чем люди, бросая быстрые взгляды через плечо, будто в любую минуту ожидали кары. Измена дому каралась жестоко, и я должна была как можно скорее заявить на них права от имени Дома Крови.

Я прикинула на глаз: почти равное число бывших из Домов Земли, Света и Иллюзий. Большинство земных я знала хотя бы в лицо. Но слуги всегда были в движении, и с тех пор, как моя жизнь крутилась вокруг Лары, у меня не было таких тесных связей, как у поваров и уборщиков.

— Это моя доверенная советница, леди Лара, — продолжила я. — Вы можете найти убежище в Доме Крови на столько, сколько захотите. Но вы должны принести клятву верности не только мне, но и всем людям и фейри, что живут под этой крышей. Мы маленький дом, и здесь должно быть безопасно для всех.

Асраи из Дома Света стояла почти впереди. Её глаза сияли, словно солнце, руки сплетены на груди. Сквозь этот ослепительный свет трудно было что-то разобрать, но мне показалось, что она плачет.

Меня пробрало. Доверять Низшим из Света и Иллюзий будет тяжело. Они пришли искать приют, но кто даст гарантию, что они не шпионы? И всё же, если не рискнуть, Дом никогда не вырастет.

Я могла хотя бы проявить осторожность.

— Я хочу поговорить с каждым из вас, — сказала я. — Чтобы понять, почему вы хотите вступить в дом и чем готовы заниматься здесь. Станьте, пожалуйста, в очередь.

Они послушались, хотя многие выглядели готовыми сбежать.

Дай мне знать, если кто-то чужой приблизится, — мысленно приказала я Осколку Крови. Он загудел в ответ. Я поручила Мод и Триане управлять очередью, а сама с Ларой уселась в маленькой комнате неподалёку и начала собеседования.

С людьми было просто. Я не собиралась выспрашивать причины. Имя, родина, хотят ли они покинуть Мистей, когда я смогу устроить вывоз. Почти все отвечали «да», хотя кое-кто повторял опасения Мод — что в родных деревнях их не примут. Я заверила, что они не будут обязаны работать слугами и смогут отдыхать, пока мы не решим, что делать дальше.

Закончив с людьми, я мысленно связала их с домом — и перешла к Низшим.

Первыми вошли дриада и брауни из Дома Земли. Они пришли, чтобы следовать за Ларой. Дриада, Надин, когда-то училась у Элоди и предложила свои услуги в качестве старшей служанки.

Мы с Ларой отослали их, чтобы обсудить между собой и задать пример остальным. Но обсуждать оказалось нечего. Мы знали их и понимали, что нам крайне нужен управляющий, чтобы справляться с растущим домом. Я закрыла глаза и призвала Осколок Крови, даруя им защиту.