Принцессам зеркала не врут

Глава 5 Мелкие неприятности

Парень в черной борцовке назвался Леонидом Николаевичем, хотя его вполне можно было звать просто Леонидом. Скорее всего, это он для пущей солидности, даром что в офисе работал. Он и Борьку стал называть Борисом Трофимовичем.

– Ну что, Борис Трофимович, – сказал он. – Заеду я за вами через пару деньков, будем один заказ выполнять.

– О'кей, – ответил Борис солидно, как взрослый мужик, и стал считать часы и дни, уж очень ему хотелось побольше денег заработать. Он уже точно знал, на что эти триста баксов потратит.

Во-первых, он купит себе хорошие сандалии – эти, нынешние, хоть и были вполне крепкие, из толстой свинячьей кожи, но, как говорится, морально устарели. В них еще Борькин отец ходил. Во-вторых, брюки. В-третьих, летняя рубашка. Галстук? Нет, галстук – это уже лишнее. А остальные деньги – на ресторан. Конечно, в «Савой» или там в «Царскую охоту» он Элю не поведет, для этого капиталы поболее нужны, с тремя нуликами, а вот на «Елки-палки» какие-нибудь очень даже хватит. Можно, конечно, несколько раз сводить ее в «Макдоналдс», но это несолидно. Борис хоть и был неопытным в таких делах человеком, но хорошо осознавал, что фаст-фуд для свидания с любимой девушкой никак не годится.

Он все мечтал и мечтал об этом – свеча горит на столе, она рядом, ее губы все ближе и ближе. О том, что Эля могла и не согласиться пойти с ним, думать не хотелось. Кажется, она была всерьез увлечена этим своим волосатиком, как его? Ах, да – Стасом. Если б было можно объяснить ей, какой он нехороший человек… Очень нехороший.

Впервые Борис увидел его еще в апреле – Стас провожал Элю домой. Один раз, другой, третий. Борис тогда еще не знал, что это за человек, но ревность тяжелым камнем уже легла ему на сердце.

Как-то в середине мае они куда-то пошли – Эля со своим волосатиком. Сердце у Бориса так и ныло – он подмел улицу, всю засыпанную мохнатыми красными сережками, упавшими с тополей, потом занял удобный пост во дворе. Борис не мог представить, что Стас целует Элю, он ревновал ее, он хотел убедиться, что у них все несерьезно. Часто же так бывает – встречается девушка с парнем, потом разочаровывается в нем, потому что находит более достойного.

Они вернулись около половины десятого – Борис видел из своего укрытия, потом остановились в арке и принялись целоваться. Значит, все серьезно у них. Сердце у Бориса упало, а потом словно какая-то неведомая сила понесла его в их сторону, он был готов на что угодно, лишь бы разомкнуть их объятия.

– А, общественный порядок нарушаем! – заорал он. Стас отскочил от Эли, и Борису стало немного легче.

– Какой еще порядок? – удивленно спросила Эля. – Фещенко, ты? Тебе чего надо?

Но Борис старался не смотреть в ее сторону – сейчас, в вечерних сумерках, она была особенно хороша, и волосы, как дым, легким облаком окружали ее светлое, безмятежное личико. На ней были джинсы, расклешенные книзу, короткая кожаная курточка и высоченные каблуки. «Для него старается! – гневно подумал Борис. – А он этого совсем недостоин. Постригся бы, что ли».

Стас, увидев, что Эля совсем не испугалась, спросил противным скрипучим голосом:

– Это кто? Местный пролетарий?

Эля ничего не ответила и потянула своего спутника за рукав.

– Пойдем, Стас! Некоторым людям просто делать нечего.

Бориса такое пренебрежение очень возмутило.

– Это мне, что ли, нечего делать? Да я… А он кто? Вот чего он к нашим девушкам привязался? Я что-то раньше его здесь не видел!

– Не обращай внимания, Стас, – вздохнула Эля.

Они ушли, а Борис остался стоять в арке. Он был страшно разозлен – и в первую очередь на себя. Надо было сказать этому Стасу что-нибудь такое, эдакое, от чего он сразу бы рассыпался в прах, как мумия из Египта. Но Борис не умел говорить таких слов, от которых его противники чувствовали бы себя уничтоженными, у него были только крепкие кулаки. «Ты дуб, настоящий дуб!» – закричал голос внутри него.

В это время появился Стас. Наверное, Эля уже ушла. Стас огляделся по сторонам, Бориса не заметил (тот стоял в небольшой нише, прижавшись спиной к стене) и с независимым видом закурил. Прозрачную полиэтиленовую обертку от сигарет он отбросил в сторону. Потом, сделав две-три затяжки, бросил себе под ноги сигарету и напевая пошел себе дальше. Этого Борис уже не смог стерпеть.

Он оторвал спину от холодной стены и шагнул вперед.

– Это что же ты, гад такой, мусоришь, а? Вон же урна стоит, в двух шагах!

Стас сначала вздрогнул, но потом быстро взял себя в руки.

– А, это все тот же пролетарий! – холодно протянул он. – Других мест для досуга у вас нет?

Борис хотел сказать, что он не все время торчит в этой арке, но потом решил, что оправдываться перед этим недомерком стыдно.

– Я говорю, ты чего здесь мусоришь? – мрачно повторил он.

– Пропустите меня, юноша, у меня нет никакого желания общаться с вами.

– Подними сигарету и брось ее в урну! – приказал Борис.

– Сам и подними, – огрызнулся тот. – Это ведь твоя работа, да?

Кажется, он уже знал кое-что о Борисе.

– Самый умный? – строго спросил Боря Фещенко. – Ладно, я за тобой уберу, но больше чтоб в этих местах я тебя не видел. Понял?

Стас ехидно захихикал:

– Пролетарий влюблен? О, я догадываюсь, отчего пролетарий злится на меня! В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Девушка ему никогда не достанется.

Борис не вполне понял его, впрочем, он догадался, о чем хотел сказать его более счастливый соперник – Эля, нежная Эля была ему не парой. Ему, сыну дворничихи.

– А ты, что ли, более достойный? – угрюмо осведомился он. – Я же вижу, ты – мелкая душонка, да будь ты хоть семи пядей во лбу.

Стас захохотал насмешливо – его очки при свете фонарей блеснули отраженным мутным блеском, словно глаза огромной летучей мыши, и сказал:

– А ты в курсе, пролетарий, что у Эльки родители завтра на дачу уезжают? Нет? Так вот, я к ней в гости напрошусь, и там…

– Что – там?.. – холодея, переспросил Борис.

– И там уж мне никто не скажет, что я общественный порядок нарушаю!

– Только попробуй!

– Ты мне запрещаешь? – высокомерно спросил Стас.

– Да, – твердо ответил Борис.

– Тоже мне, полиция нравов.

И тут Борис не выдержал – он своей рукой, давно стиснутой в кулак, звезданул этого Ромео по лбу. Стас отлетел к стене, ударился об нее плечом, очки слетели у него с носа.

– Ой, мамочки! – жалобно, словно заяц, вскрикнул он. – Ты что, парень, спятил?

Борис не собирался его бить – как-никак они со Стасом были в разных весовых категориях, – но такого безобразия он просто не выдержал.

– Черт, ты мне очки разбил! – Стас, держась за стену, поднялся с асфальта. – И шишка здесь какая!

– Надеюсь, в гости ты завтра не пойдешь?

– Ты спятил! Нет, я на тебя в милицию…

Он еще что-то там кудахтал, обещая все громы и молнии на голову Бори Фещенко, но тот его слушать не стал – развернулся и ушел к себе восвояси, злой и одновременно довольный. Уж с таким боевым раскрасом на физиономии ты, братец, точно ни в какие гости не пойдешь.

И, правда, долго еще после этого инцидента в арке он не видел Стаса.

Боре очень хотелось объяснить Эле, что этот человек недостоин ее, что Стас ее не любит. Разве можно хвастаться тем, что он напросится к ней домой, когда родителей нет дома, разве можно называть ее Элькой, словно болонку какую.

Боря все это прекрасно чувствовал, но объяснить Эле мелкий характер Стаса не мог, тут нужны были какие-то особенные слова.

И теперь ему представился столь удобный случай показать себя Эле. В приличном виде, в приличном месте, может быть, она взглянула бы на него другими глазами! И Борис с нетерпением ждал Леонида Николаевича.

– Идем пить чай, – сказала мама. – Я как раз пирог испекла.

Мама очень хорошо готовила, особенно ей удавались всякие выпечки. Она и Олю этому учила, правда, у Оли пока еще не все получалось так красиво и воздушно. В этот раз мама сделала абрикосовый пирог со сметаной – сладкий, чуть с кислинкой, ярко-оранжевый, словно солнышко, он волшебно пах ванилью.

– Супер! – воскликнула Оля, откусив первый кусочек. – Мам, я знаю, что врать нехорошо. А если я не вру, а просто придумываю?

– Оля! – засмеялась мама. – Но это все равно уже неправда!

– Зато как интересно! – оживилась Оля. – Нет, ты понимаешь, дело не в обмане.

– А в чем?

– Ты не обманываешь, а придумываешь, чтобы было интереснее! Вот представь, мам, я встречаюсь с мальчиком и придумываю про себя какую-нибудь интересную историю, какая я вся особенная, ну что тут плохого? Вот если бы я была злодейкой, и скрывала свои злодеяния, и говорила, какая я хорошая и добрая, – вот это было бы неправдой. А так…

– А зачем? – улыбнулась мама.

– Затем, что мальчик очень симпатичный и просто так его не заинтересовать.

– То-то ты повадилась к Зине в парикмахерскую, и глаза стала красить, и прозвище это чудное, Филомена, что ли, – покачала мама головой. – Кажется, ты чересчур увлеклась игрой. А если твой мальчик узнает, что ты самая обычная девочка Оля и нет в тебе ничего необыкновенного, если, конечно, не считать за достоинство доброту, и веселый характер, и еще много чего хорошего, что в тебе есть?..

– Тогда я не знаю, – вздохнула Оля. – Тогда он меня, наверное, бросит.

– А тебе самой приятно притворяться и играть все время?

– Еще как! – Глаза у Оли заблестели. – Это так увлекательно! Я вот думаю – может быть, мне после школы актрисой стать?

– Это другое дело, – серьезно произнесла мама. – Но рано или поздно тебе захочется, чтобы оценили тебя настоящую, а не ту, чью роль ты играешь.

– Мам, ну это скучно! Вот недаром бабушка говорит о тебе, что ты…

– Кстати, о бабушке – в ближайшее время она заканчивает ремонт и зовет нас в гости.

В понедельник должны были объявить результаты контрольной по алгебре. За себя Оля не боялась – она хорошо знала тему и была уверена, что ей поставят никак не меньше четверки. Зато Муся очень волновалась.

– Это ж годовая контрольная! – с отчаянием сказала она, когда они с Олей подходили к школе. – Мама меня просто убьет, если я принесу пару. Мне тогда в четверти…

– Да не поставит тебе Людмила Савельевна двойки в четверти! – пыталась успокоить ее Оля. – Она хоть и сердится, и кричит все время, но на особые зверства даже не способна. А ты, тебя же все любят!

– Ну да, любят! – с горечью произнесла Муся. – Просто учителям нравится, что я такая тихоня. А на самом деле…

– А что на самом деле?

– А на самом деле до меня нет никому дела! – На ресницах у Муси задрожали две огромные слезинки.

– Да ты что, Мусенька! – всплеснула руками Оля. – Я же…

– Ты, ты! Ты только о своем Никите и думаешь, какой он необыкновенный.

Оля с раскаянием вздохнула, но тут Муся неожиданно сменила гнев на милость:

– Ладно, не бери в голову. Это я так. На самом деле меня знаешь, что волнует? Меня мама на целое лето в пансионат отправляет со своей сестрой, тетей Васей.

– Васей?

– Ну да, Василисой ее зовут. Василиса на работу туда устроилась, поварихой, и персоналу сказали, что можно взять с собой по одному ребенку, если у кого есть. У тети Васи только сын, он сейчас в армии, так вот она и решила меня взять с собой. Мама так обрадовалась! – Муся смахнула с глаз очередную слезу. – «Совершенно бесплатно!» – передразнила она. – А того не понимает, что я в этом пансионате ни с кем не смогу познакомиться, у меня характер такой. Все лето прохожу одна, как идиотка.

– Да, это очень печально, – сказала Оля. – Тем более что я надеялась, что ты хотя бы в августе будешь в Москве. Бабушка, конечно, затащит меня на дачу. А мы бы с тобой в августе столько всего могли придумать!

– И не говори! – махнула рукой Муся. – К тому же этот пансионат далеко находится, там желудочно-кишечных больных лечат. Какой-то минеральный источник, что ли. Там и детей-то, наверное, не будет!

– Ладно, ты мне письма писать будешь, – сказала Оля.

– А ты ответишь?

– Конечно! А ты будешь мне ошибки исправлять – так я, глядишь, и в отличницы выйду!

У Муси были проблемы с алгеброй, но по русскому языку она всегда получала пятерки.

Они проходили мимо учительской, и краем уха Оля услышала, как директриса ругает кого-то:

– Это безобразие! Вечно у вас посторонние люди ходят, а сейчас обстановка такая серьезная. У вас под носом бомбу пронесут, вы и не заметите! Что? К какой сестре? Из какого класса? А вы и верите! Да вам что угодно могут сказать, вы всему поверите! Ладно, чтобы в последний раз.

– Чего это она? – спросила Оля.

– Известно чего. Боится всяких терактов. Охранника песочит. Сейчас все на этих террористах помешались. Вот недавно нам пришло письмо из Нижнего Тагила, так папе показалось, будто в нем что-то пересыпается.

– Белый порошок?

– Да никакого белого порошка в нем не было, это какая-то очередная родственница вышла замуж и поселилась в Нижнем Тагиле, с майскими праздниками нас поздравляла!

– А помнишь, перед Новым годом сколько раз занятия отменяли, с собакой тут ходили, бомбу искали?

– Это какому-то хулигану, вроде Фещенко, делать было нечего.

– Нет, Фещенко бы не додумался.

На алгебре начались неожиданности.

Людмила Савельевна быстро раздала контрольные.

– Я очень недовольна, – как всегда, сказала она. – Такое впечатление, будто все растеряли свои мозги перед каникулами. О чем вы думаете?

Все в классе вздохнули. Каждый думал о своем, но действительно невозможно было сосредоточиться перед летними каникулами, думалось только о них.

– Римма Денисяк, конечно, меня порадовала, – строго продолжила математичка. – Молодец! Вот за кем будущее.

Оля сбоку увидела, как Денисяк краснеет и хмурится. «Чем это она недовольна? Ее же хвалят!»

– Она же Крупская у нас! Все знает! – сердито прошептал сзади Ежов, которому поставили три с минусом.

Денисяк, будто услышав его слова, вздрогнула и отвернулась.

– У меня четверка! – радостно прошептала Муся, толкая локтем свою соседку по парте.

– Что? – рассеянно переспросила Оля.

– Я же говорю – у меня четверка! Правда, с двумя минусами, но это ерунда, ведь в журнал-то пойдет только она.

– Людмила Савельевна! – подняла руку Оля. – Вы мне мою контрольную не отдали.

– Ковалева? А ты мне ее и не сдавала, по-моему, – хмуро сказала учительница. – Ну да, я все сейчас раздала. В чем дело? Разгильдяйство какое! Каткова и Вишневецкая, то, что вы там сочинили на своей последней парте, никуда не годится. Переписывать смысла нет, впрочем, произведем сейчас разбор полетов.

«Разбором полетов» Людмила Савельевна называла работу над ошибками.

– Что за ерунда! – прошептала Оля с отчаянием. – Я же сдавала! Муся, ты помнишь, я же вместе с тобой сдавала?

– Ковалева, тише! Не смогла справиться, так хоть теперь не мешай!

– Но я же… – Оля хотела что-то сказать, но вместо этого махнула рукой. Потерянная контрольная работа, конечно, решающей роли не играла (у Оли и так проблем с алгеброй не было), но тем не менее все это было очень неприятно.

Во дворе, когда уже начинало темнеть, Оля нос к носу столкнулась с Эльвирой.

– Элька! – восхищенно воскликнула Оля. – А меня мама в круглосуточный за хлебом отправила. Как ты хорошо выглядишь! Что это на тебе?

– Это так модно сейчас, – улыбаясь от удовольствия, произнесла та. – Небольшая рубашечка из шифона, а сверху маечка такая на тоненьких бретельках, наподобие топика.

– Да я вижу!

– Нет, ты понимаешь, смысл в том, что майку надо надеть именно сверху, а не под рубашку.

– Класс!

– Я, конечно, думаю, что все это на один сезон, – следующим летом еще что-нибудь придумают, но все-таки уговорила предков купить мне это. Целая куча денег – в универмаге покупали, а не на рынке.

– Да! – с тоской вздохнула Оля, думая о том, что ей надеть на следующее свидание с Никитой. – И брючки какие симпатичные…

– Джинса с лайкрой, клеш от колена. Именно от колена, а не от бедра, как еще недавно носили.

– Элька, ты красавица!

– Стасу тоже понравилось. – Неожиданно беззаботная улыбка слетела с Элиного лица – она словно вспомнила о чем-то печальном.

– Вы что, поссорились?

– Нет, мы не ссорились. Просто он перестал меня провожать до дома, мы прощаемся возле метро, дальше он не идет. Это из-за Фещенко.

– Ох уж этот Фещенко! – Оля с негодованием погрозила кулаком соседнему дому, в котором уже зажглись электрическим светом окна. – Ну ничего, скоро его в армию заберут.

– Скоро! – скептически воскликнула Эльвира. – Еще целых два года ждать. Нет, даже три.

– Может быть, стоит пожаловаться нашему участковому на Фещенко? – решительно предложила Оля.

– Я уже ходила к нему. Такой пожилой дядечка, с усами – то ли Нечипоренко, то ли Никифоренко, и знаешь, что он мне сказал?

– Что?

– Что Борис Фещенко хоть и трудный подросток, но он и неплохой парень, – вздохнув, сказала с печальной иронией Эльвира.

– Что?!. – Оля чуть не задохнулась от возмущения. – Они там в этой своей милиции совсем ничего не понимают! Пока Фещенко не убьет кого-нибудь, до них не дойдет!

– Я надеюсь, что Фещенко не убьет Стаса, – ответила Эля. – Я думаю, что не такой уж он дурак, чтобы в тюрьму садиться. А вот покалечить, это запросто! Стас сказал, что новые очки ему стоили сто долларов. Стас сказал, что это я во всем виновата. – Эля опустила голову.

– Но почему?

– Потому что я будто бы себя веду так, что Фещенко вынужден обращать на меня внимание. Но, по-моему, нет ничего плохого в том, что я со всеми здороваюсь, даже с Борькой Фещенко.

– Да нет же, это не ты виновата, а Стас – я же рассказывала тебе о теории виктимности.

Эльвира с улыбкой потрепала Олю по голове:

– Я пыталась объяснить это Стасу, но, знаешь, у меня как-то неубедительно получилось. И слово это я забыла. Стас только засмеялся.

– Ничего, все уладится! – произнесла Оля, желая утешить свою старшую подругу, которая была для нее образцом во всем. – Вот увидишь – скоро все уладится.

– Спасибо, – сказала Эля. – Хочешь, я тебе на следующее свидание дам вот это? У тебя ведь будет еще встреча с Никитой? – Эля показала на свой наряд.

– Ух ты! – обрадовалась Оля. – Конечно, будет! А я, Элечка, честное слово, очень аккуратно…

– Да я тебе верю.

В этот момент Оле показалось, что кто-то выглядывает из арки.

– Ты куда смотришь? Фещенко идет? – забеспокоилась Эльвира, тоже оглядываясь. – Нет, никого.

Оля минуту колебалась, а потом решила рассказать все своей старшей подруге.

– Понимаешь, – начала она. – Может быть, конечно, мне опять все кажется, но как будто меня кто-то преследует.

– Кто? – засмеялась Эля.

– Какой-то странный человек, я даже не знаю кто. В капюшоне, лица не видно.

– Монах?

– Нет, сейчас многие с этими капюшонами ходят, и еще, Элька, со мной в последнее время какие-то загадочные вещи творятся. Во-первых, Людмила Савельевна сказала, что я не сдала контрольную, а я, честное слово, ее сдавала! Во-вторых…

Эльвира со смехом перебила свою подругу:

– Оля, ну о чем ты говоришь! Что же здесь загадочного? Ну, подумаешь, тетрадка потерялась.

– Ты не дослушала! Во-вторых, в журнале у меня объявилась пара двоек по русскому языку, и Асаф Каюмович… Я, конечно, не претендую на абсолютную грамотность, но только я понятия не имею, откуда эти двойки там взялись.

– Оля, Асаф Каюмович очень рассеянный, он мог тебе эти двойки вместо кого-нибудь поставить. Или какой-то тайный недоброжелатель в классе! – вдруг вдохновенно воскликнула Эльвира. – У тебя есть враги? Ну, может быть, ты кого-то обидела случайно? Только за такие шуточки этого недоброжелателя могут запросто из школы выгнать.

– Да уж! А мне теперь каждый день после шестого урока оставаться и что-нибудь переписывать, дописывать, отвечать. Никакого свободного времени! Скоро каникулы, а я, как дурочка, все время в этой школе торчу, даже с Муськой некогда по телефону поболтать.

– Это все мелочи, – попыталась успокоить ее Эля.

– А еще, – продолжила Оля. – А еще кто-то вызвал нам на дом два раза «Скорую». Нас с мамой чуть штраф не заставили платить, правда, потом выяснилось, что звонили не с нашего номера. И этот человек в капюшоне…

– Оля, ты просто переучилась, вот тебе и мерещатся всякие глупости.

Они еще немного поболтали с Эльвирой, а потом Оля пошла к своему подъезду. И ей опять показалось, будто в арке мелькнула какая-то тень. «Да что ж это такое! – сердито подумала она. – Ну, я тебя, голубчик, на чистую воду выведу!»