Приручение зверя. Новая Лолита

1

Сара сказала, что заболела, и к шести тридцати была дома. Дэниел явился к шести сорока пяти. Кроме вежливого вопроса о том, как она провела день, он совсем не говорил с ней во время поездки. Она не возражала против тишины, которая позволяла ей помедитировать на тему его бедер. Сара знала, что под стильно мешковатыми бежевыми льняными брюками с каждым нажатием на педали тормоза и газа напрягаются мышцы. Она знала, что светлые курчавые волосы, покрывающие его ноги, редели и исчезали на полпути вверх по внутренним сторонам бедер. Кожа там была бледной и нежной, как у младенца, и отвечала на щекочущее прикосновение языка, покрываясь гусиной кожей. За десять минут, которые Дэниелу понадобились, чтобы доехать до Парраматты и найти парковку, Сара довела себя до безмолвного неистовства.

— Мексиканский ресторан сойдет? — спросил он, коснувшись ладонью ее поясницы и ведя ее в дальний переулок.

— Да, вполне, — сказала она, как будто это имело значение.

В ресторане было темно и немноголюдно. Они сели за угловой отгороженный столик под фотографией чихуахуа в сомбреро. Дэниел заказал графин сангрии и стаканчик виски, после чего, нахмурившись, повернулся к Саре.

— Вся эта краска на лице ради меня?

— Ну, полагаю, что да.

— Ты красивее без нее. Красятся дурнушки, а красивые девушки в этом не нуждаются.

Сара пожала плечами и взяла меню, но, как только они сделали заказ, вышла в туалет и стерла всю губную помаду. Когда она вернулась к столику, он дотронулся пальцем до ее губ и улыбнулся.

— Итак, — сказала Сара, когда они попробовали еду, — где ты был все эти годы?

— Ах, это сложный вопрос. Коротко можно ответить, что я был на севере. — Дэниел отпил своего виски. Он нервничал или всегда пил виски с водой за ужином? Саре было больно оттого, что она этого не знает.

— Почему бы тебе не ответить подлиннее?

Он сделал еще глоток

— Ну хорошо. Я переехал в Брисбейн, преподавал английский язык и современную историю в фатально недополучающей финансирования городской школе, защитил диссертацию, проводил дополнительные занятия с детьми иммигрантов, председательствовал в группе активистов в местной церкви, научился кататься на лыжах, выучил французский, свозил семью в путешествие по Северной Америке и Восточной Европе, видел, как моя мать умерла от рака груди, переехал в Кемпси, организовал программу помощи подросткам из неблагополучных семей, получил государственную награду, отпраздновал двадцать пятую годовщину свадьбы, занялся бегом трусцой, получил должность в престижном колледже для мальчиков, стал разыскивать девочку, о которой думал каждый день в течение последних восьми лет, нашел эту девочку, сел напротив нее и теперь пью виски. Конец.

Сара заметила, что все это время задерживала дыхание. Несколько секунд она смотрела на стол, глубоко дыша. Она не могла заставить себя взглянуть на него.

— Теперь твоя очередь, — сказал он.

Сара смотрела в тарелку.

— Школа, работа официанткой, университет, никуда не ездила. Скука.

— Хм-м, никакого упоминания о мальчиках. Неужели за все эти годы — годы юности, ни больше, ни меньше, — не было ни влюбленностей, ни романов?

— Ничего, что стоило бы упоминать. У меня все остыло. — Она оттолкнула тарелку и огляделась в поисках пепельницы.

— Здесь нельзя курить, Сара.

— Я знаю. Ты что, увидел, что я курю?

— Увидел, что ты ищешь пепельницу и трясешься, как настоящая наркоманка.

Сара застыла, понимая, что ее плечи и правда дрожат.

— Мне нравится, как ты двигаешься. Думаю, я буду приглашать тебя только туда, где тебе нельзя будет курить, чтобы посмотреть, как ты вертишься на месте. — Он улыбнулся ей своими тонкими губами, и ей пришлось прижать руки к коленям, чтобы они перестали прыгать вверх-вниз. Он подался вперед, положив ладони на стол. — Я тебя смутил.

— Вовсе нет.

Он наклонился еще ближе.

— Ты вся покраснела.

Сара прижала руку к щеке: щека горела.

— Здесь жарко.

Он наклонился еще, так что почти сполз со стула, и взял ее подбородок в руки.

— Твое лицо сейчас точно такого цвета, как когда у тебя оргазм, и шея тоже покраснела.

Сара почувствовала, как по вискам сбегают капли пота. Она попыталась найти остроумную или едкую реплику, но все, до чего смогла додуматься, это: «Я никогда не краснею, ни в постели, нигде еще». Даже когда она в десятом классе победила в кроссе, она не покраснела. Джейми сказал, что лицо у нее тогда было совсем бледное, и он сказал то же самое на прошлой неделе, после того как они занимались любовью несколько часов в ее душной квартирке при закрытых окнах.

Сара попыталась не смотреть в его такие зеленые глаза, но он держал ее голову крепко, и, чтобы высвободиться, требовалось резкое движение, на которое она не была сейчас способна. Она чувствовала себя не способной ни на что. Она сидела, молча глядя ему в глаза и чувствуя, как жар от его пальцев распространился от подбородка вверх по щекам, до носа и лба и вниз по шее и груди.

— Где ты работаешь? — спросил Дэниел, отпустив ее подбородок и откинувшись на спинку стула.

— В «Вестерн Стейкхаус». В эдакой грязной забегаловке на другом берегу, — ответила она, как будто это был нормальный повседневный разговор.

— Звучит интригующе. Как давно ты там работаешь?

— С тех пор, как ушла из дома.

— И когда это было?

— Около шести лет назад.

— Тогда ты даже еще не окончила школу. — Он нахмурился. — Почему ты ушла из дому?

Сара ужасно боялась этого вопроса даже при нормальных обстоятельствах, а сейчас был явно не тот случай. Обычно она врала, но ему солгать не могла. Если бы она сказала ему правду, он начал бы ее жалеть, а это было бы невыносимо.

— Ох, это целая история. Давай оставим ее на потом. — Она улыбнулась, как будто в предвкушении интересной беседы.

Дэниел кивнул, но казался раздраженным. Чтобы разрядить атмосферу, Сара спросила его об уроках французского языка, которые он брал. Она задала вопрос по-французски и была вознаграждена ослепительной улыбкой. Он был от нее в восторге, и она вся засветилась от его восхищения. Думая только о том, чтобы сохранить это оживление, она рассказала ему, как после того, как он уехал из Сиднея, она стала встречаться с Алексом Найтом каждый день после уроков, якобы чтобы позаниматься французским. Ей приходилось проводить полночи за изучением языка, чтобы ее результаты отражали часы, в течение которых она якобы получала уроки, а на самом деле трахалась.

Несколько секунд он смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Когда он заговорил, его голос был тих.

— Это самое ужасное, что я когда-либо слышал. Мне плохо.

— Что? Почему? — Она рассмеялась. — Как будто ты не знал, что подростки в учебное время трахаются на задних сиденьях автомобилей.

— Это не... Ты была... — Дэниел запустил пальцы в волосы. — Алекс Найт был капитаном школы! Предводителем Христианской Молодежи! Скользкий говнюк! — Он взволнованно отпил виски. — Ты хоть понимаешь, что это было противозаконно, то, что он делал? А он это понимал?

— Ты шутишь?

— Если бы я узнал, что ученик двенадцатого класса завел роман с несовершеннолетней девочкой, я бы...

— Дэниел! — Сара сжала его руку, и он прекратил свой бред и воззрился на ее пальцы. — Алексу было семнадцать. А тебе сколько?

— Это не...

— Сколько?

— Тридцать с чем-то.

— Тридцать восемь. Так что мой второй любовник был на двадцать один год младше первого, и следовательно, с моей точки зрения, настоящий ребенок. — Сара сжала его руку. — На самом деле это был самый младший из всех мужчин, с которыми я переспала в течение года после того, как ты уехал.

— Всех... Что ты сказала? Были другие?

— Конечно.

— Я... Черт. — Он протер глаза, втянул воздух между зубами. — Сколько других?

Он с ума сходил от ревности. Она была радостно возбуждена.

— Представления не имею. Сбилась со счета.

— Но...

— Но что, Дэниел? В чем дело?

— Ты была такая одаренная. Такая умная. — Он закрыл глаза.

— В мозгах любопытно то, что мужчины склонны не замечать их, если на тебе короткая юбка.

— Замолчи, Сара.

Дэниел отказался даже взглянуть на меню десертов, и меньше чем через час после прихода в ресторан они уже сидели в его автомобиле и направлялись домой. Несколько раз Сара пыталась что-то сказать, но он ей не позволял. Каждый раз, когда она открывала рот, он отрывал левую руку от руля и поднимал ее вверх.

«Нет» — вот все, что он говорил.

Когда они оказались в одной улице от ее квартиры, он заехал на парковку пустой баскетбольной площадки.

— Ладно, слушай. — Он заглушил мотор и повернулся к ней лицом в темноте. — Я невероятно расстроен тем, что ты сказала мне сегодня.

— Это заметно. — Сара закурила.

— Тебе обязательно курить в моей машине?

— Если тебе это не нравится, можешь отвезти меня домой. Вообще-то, — Сара открыла окно, выкинула сигарету на асфальт, снова закрыла окно и повернулась к нему, — отвези меня домой в любом случае. С меня достаточно.

— Скажи, что я должен чувствовать, Сара. Я провел все эти годы, веря в то, что ты говорила правду, когда сказала мне, что я единственный мужчина, которого ты когда-либо полюбишь. Я упустил из виду тот факт, что ты была изголодавшейся по вниманию девочкой, которая всегда говорила и делала все, что, как тебе казалось, понравится мне, было это искренним, или нет. Я упустил из виду то, что ты была слишком наивна, чтобы быть в состоянии понять, что это значит — любить кого-то, и я...

— Прекрати! — Сара забарабанила кулаками по приборной доске. — Все это чушь собачья. Каждое слово, которое я сказала тебе, было правдой. Я любила тебя, Дэниел. Я тебя любила сильно-сильно.

— Если ты любила меня, ты бы не бросилась сразу же в объятья того мальчика.

— Не могу поверить, что слышу это от тебя. — Сара повернулась, чтобы рассмотреть его внимательно, подобрав ноги на сиденье. — Помнишь, как ты дразнил меня, говорил, что я изголодалась по сексу, а мне не нравились эти слова, так что я делала целомудренный вид и говорила «ах нет, я просто соскучилась по тебе», или что там. — Она увидела, как его лицо на секунду осветила улыбка, и это придало ей смелости потянуться к нему и дотронуться до его руки. — Я беспокоилась, что со мной что-то не так. Что у нормальных девушек трусики не промокают так, что их любовники смеются, когда касаются их. Я беспокоилась, что ты подумаешь, что я шлюха или ненормальная, потому что мне всегда хотелось тебя, хотелось секса. Но когда я спросила тебя, плохо ли это, ты процитировал мне Джона Вильмота и...

— Если бы ты так не любила наслаждение, ты была бы мне не пара.

— Да. И эти слова стали таким подарком для меня. Узнать, что мое желание — не что-то чудовищное, что любой, кто думает, что мне не надо хотеть так много и так часто, недостоин меня.

— В то время я не понимал, что твое желание неразборчиво. Я подумал, что ненасытный аппетит, которым я восхищался, ты питаешь только ко мне.

Сара сжала губы. Она ощутила вкус пота и заметила, что ее лицо мокрое. Когда она вышла из квартиры, она дрожала от прохладного вечернего воздуха и ругала себя за то, что надела такое легкое летнее платье в конце апреля. Но теперь она задыхалась от жары. От гнева и смущения ей всегда становилось жарко.

— Дэниел, пожалуйста, пойми меня правильно. В первый раз, когда ты дотронулся до меня, ты пробудил меня. Ты меня включил. Буквально. Раньше я едва осознавала, что у меня есть тело, а потом — бум! — и вот мое тело все время вопит, сочится, тоскует и содрогается. И ты исцелил его. Ты показал мне, что делать со всем этим жаром и жаждой и как невероятно здорово это может быть. — Его плечо дрогнуло под ее рукой. Она сжала его. — Проблема была в том, что ты уехал, забыв меня выключить.

— Господи, Сара, — проговорил он, и голос его дрожал так же, как плечо. — Я не знал. Я не понимал, что ты станешь... не этого я ожидал от тебя. Я бы ни за что не уехал, если бы... Господи, я не ожидал, что ты станешь такой.

Сара пощупала автоматическую коробку передач, чтобы убедиться, что она стоит на парковке, потом отключила ручной тормоз и встала на колени рядом с ним. Весь мир был мокрым. Ее дешевое платье из полиэстера прилипало к спине и груди, пот сочился вниз по ногам и собирался в лужи под коленями. Волосы ее прилипли к шее, лбу, ушам и щекам. Ее лицо было мокрым, как и губы. Она остро сознавала, что мокрота у нее между ног гуще и горячее. Она смешивалась с влажностью потеющих бедер и потом, катящимся по животу.

А потом она почувствовала, как влажно его горло, и его мокрый, мокрый рот был под ее ртом, открывался и втягивал ее. Рот мистера Карра. губы мистера Карра. Его язык и зубы, острые и злые, и мокрые, мокрые, мокрые. Она почувствовала вкус крови, и тело ее пронзило узнавание. Он был единственным мужчиной, который целуется до боли.

Сара вспомнила первый раз, когда он укусил ее, когда ей было четырнадцать, в его машине, и он заставил ее повернуться, чтобы взять ее сзади. Ей было странно не видеть его лица, когда он внутри нее, и ощущение, которое она чувствовала от этого нового поворота, тоже было совсем другим, странным и приятным. Вскоре она стала задыхаться и подмахивать, а когда он кончил, он укусил ее в плечо, сильно.

— Я хочу только тебя. — Сара искала его ширинку. — Я всегда хотела тебя. Мне жалко, что я...

Дэниел укусил ее щеку.

— Сядь на заднее сиденье, — сказал он, но не стал ждать, пока она послушается. Он поднял ее за бедра и полутолкнул, полуперебросил через центральную перегородку на заднее сиденье. Он толкнул ее на живот и вздернул платье вверх до бедер. Сара шарила за спиной, чтобы прикоснуться к нему, но он схватил ее за запястья и держал их вместе. Потом сказал ей, что она невозможная, и запустил зубы глубоко в плоть правого бедра. Сара закричала от боли и желания. Дэниел кусал ее снова, снова и снова, пока она не расплакалась так, что подумала, что подавится слезами и соплями.

И вдруг он перестал, перебрался на переднее сиденье и отвез ее домой. Она просила его — умоляла — пойти с ней. Когда он сказал «нет», она снова заплакала и спросила, не может ли она прийти к нему. Или, может быть, в машине? Пожалуйста...

— Мне надо побыть одному, Сара. Этот вечер прошел плохо. Совсем не так, как я планировал.

— Дэниел, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня так. У меня в голове такая путаница, и я...

Дэниел вышел, обошел машину, открыл дверь с ее стороны, схватил ее за плечо и вытянул наружу. Сара цеплялась за него, пытаясь поцеловать, но только покрыла слюной его неподвижный подбородок. Он оттолкнул ее, так сильно, что она пошатнулась и сделала несколько шагов назад. Когда она обрела равновесие, он уже садился в машину.

Он уехал прочь, оставив дрожащую, кровоточащую Сару посреди дороги. Точно так же, как оставил он ее столько лет назад.

2

Джейми знал, что с Сарой требуется немалая осторожность. Два дня назад она практически сказала, что любит его, и он был так воодушевлен, что зашел слишком далеко, и она испугалась и взяла свои слова назад. Ему следовало помнить, что Сара никогда не берет на себя обязательств, что она страшно боится потерять свою с трудом завоеванную независимость и что мужчинам и получше его не удавалось ее завоевать. Джейми ждал ее столько лет, а теперь, когда он почти обрел ее, жизненно важно приглушить свою радость и передать инициативу ей.

Он решил оставить ее в покое на пару дней, чтобы она не подумала, что он за нее цепляется. Мудрость этого отстраненного подхода подтвердилась, когда она позвонила ему на работу на второй день и попросила его зайти. «Мне ужасно жалко, что мы поссорились, — сказала она, — ты очень нужен мне прямо сейчас». Ему удалось стереть с лица улыбку на достаточно долгое время, чтобы убедить босса, что у него чудовищно болит голова и ему необходимо уйти домой.

Как только Сара открыла дверь, он понял, что с ней что-то серьезно не так. Он понял это, потому что ее лицо было красным, а ведь Сара никогда не краснела. Она объяснила это тем, что день ужасно жаркий.

— Сегодня не жарко, Сара. — Джейми пощупал ее лоб. Она горела. — Ты, наверное, заболела. Тебе нехорошо?

— Все прекрасно. Почему ты меня еще не поцеловал?

Пока Джейми целовал ее, ему тоже стало жарко. Он снял свою рубашку, потом ее. Ее живот и спина были так же горячи, как и лоб.

— Почему ты не в университете? Ты ведь заболела, правда? — спросил он, но в ответ она только облизала его ухо. Перейдя в спальню, он расстегнул свои джинсы, снял с нее бюстгальтер, сдернул трусы, целуя ее груди, лег с ней на кровать и потянул вниз резинку ее спортивных брючек

— Подожди. — Она села. — Выключи свет.

— Что? Почему?

Ему было трудно добиться такого состояния духа, чтобы быть с Сарой на высоте. Сначала ему требовалось забыть, что он, вероятнее всего, самый худший любовник из всех, которые у нее были, и, во-вторых, ему надо было забыть, что у него есть жена и дочь. Он мог достичь такой степени отрицания действительности, только полностью погрузившись в то, какая она на ощупь, как пахнет, как выглядит. Сосредоточившись на физическом присутствии Сары, он так возбуждался, что даже страх неудачи и самое тяжелое чувство вины не могли остановить его. И вот он тверд как скала и готов к наступлению, а она ворвалась в его крепость отрицания реальности.

— Мне просто будет удобнее с выключенным светом, — сказала она.

Она говорила, как Шелли. Это нехорошо. Он не сможет этим заняться, если будет думать о Шелли. Надо пошевеливаться, или вина возьмет над ним верх, и у них так ничего и не получится. Джейми сделал два шага к выключателю, говоря себе, что легко восстановит нужное настроение, когда они окажутся в постели. Кроме того, будет достаточно светло, чтобы разглядеть ее, потому что в окно над кроватью пробивается солнечный свет. Но пока он выключал свет, Сара закрыла жалюзи. В комнате стало так темно, что он едва мог различить ее фигуру на постели.

— Почему мне нельзя смотреть на тебя? — Слепо шаря, он нашел бедра, все еще покрытые пушистым трикотажем.

— Ш-ш. Раздень меня совсем, — сказала Сара, притягивая его к себе.

Джейми ни о чем не беспокоился. Даже если бы он был слеп, он не мог бы ошибиться насчет того, с кем занимается любовью. Сара была уникальна во всем, но особенно в том, как он себя с ней чувствовал. Там, в мире, Джейми всегда чувствовал свою недостаточность. Он был слишком маленького роста, слишком худой, слишком тревожный, слишком пассивный. Он ужасно боялся, что кто-нибудь уличит его в том, что он слишком слабый и неуверенный, чтобы быть мужем и отцом; он был уверен, что в любой момент может допустить промах и всем станет заметно, что он просто самозванец. Но, когда он занимался любовью с Сарой, он чувствовал, что все как надо. Он, Джейми, такой как надо. Не было ничего неловкого, неудобного или пугающего. Были только Сара и Джейми, и все было просто, совершенно и правильно.

— Сар? — прошептал он потом, когда она лежала, положив голову ему на грудь. — Если бы что-то было не так, ты бы мне сказала, правда?

— М-мм.

— Это значит да?

Сара пробормотала что-то ему в грудь.

— Не понимаю.

Она вздохнула, подняв голову ровно настолько, чтобы поцеловать его в подбородок

— Ни минуты покоя не дают девушке, которая хочет насладиться приятным теплом после головокружительного оргазма.

Джейми понимал, что она увиливает, но все равно не мог не улыбнуться. У Шелли оргазмов вообще не бывало, а вот у Сары они головокружительные. Он предоставил ей требуемые несколько минут тишины и попытался снова.

— Ты осталась в пабе до закрытия?

— Нет, я ушла вскоре после тебя.

— Надеюсь, ты не пошла домой одна.

— Не волнуйся, мамочка. — Она коснулась его лица пальцами, проведя по скуле и носу. — Меня подвезли.

— Мужчина?

— Да.

— Это был Майк? Ведь ты сказала, что не будешь больше с ним видеться.

Он почувствовал дуновение холодного воздуха, когда она села.

— Пожалуйста, не начинай.

Джейми сел и повернулся к ней, хотя было так темно, что он не мог разглядеть ее лицо.

— Ничего я не начинаю, Сара. Просто пытаюсь с тобой поговорить, а ты вся такая скрытная.

— Я не могу с тобой этим заниматься, Джейми, просто не могу. Если хочешь вести себя, как последний говнюк, просто уйди.

Вдруг Джейми понял, что они ссорятся. Он и не заметил, как это началось, но вдруг оказался втянутым в ссору. Он потянулся к ее руке.

— Ты всегда все мне говорила, а теперь что-то скрываешь. Я чувствую себя так, как будто теряю тебя.

Сара высвободилась.

— Я и не знала, что ты меня завоевал.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Нет, не знаю.

Ее голос был таким холодным, что у Джейми тоскливо заныл желудок. Он, без сомнения, терял ее, но все, что он говорил, делало ситуацию только хуже. Надо ему отойти назад да подальше, пока она совсем от него не отдалилась.

— Забудь это, Сара. Извини. Давай поедим чего-нибудь, а?

— Было бы здорово, — сказала она чуть более приветливым тоном.

Кризис прошел, Джейми встал и включил свет. Он стал одеваться, думая только о том, как это больно, когда она на него сердится, и о том, что в будущем ему надо говорить с ней гораздо осторожнее.

— Пойдем в паб или... — Джейми взглянул на Сару, застегивая пуговицы рубашки. Если бы он посмотрел вверх секундой позже, она бы успела надеть брюки, но сейчас она согнулась в талии, а брюки были у ее лодыжек. Глаза Джейми расширились. От тыльных сторон коленок и до ягодиц кожа бедер была фиолетовой. Секунду Сара смотрела на пол, затем медленно выпрямилась, повернувшись спиной к стене. Хотя ему уже не было видно задней стороны ее бедер, он не мог отвести взгляда от места, где они только что были.

— Прекрати глазеть. — Сара натянула штаны, снова нагнулась и подобрала бюстгальтер, потом футболку.

Джейми не мог отвернуться от места, где только что была эта израненная плоть. Неудивительно, что у нее жар, и она так рассеянна. Но почему она ему не сказала? Как она могла скрыть от него такое? Ужасно было подумать о том, что она лежала под ним, притворяясь, что ей хорошо, хотя все наверняка принесло ей только страдания.

— Что произошло? — удалось ему спросить, когда она села на край кровати, надевая носки.

— Ничего, из-за чего тебе стоило бы беспокоиться.

Ничего... она правда только что сказала, что ему не о чем беспокоиться? Он попросил ее повторить. Да, она сказала именно это: «Ничего, из-за чего тебе стоило бы беспокоиться».

Он заплакал.

— Тебя изнасиловали и избили, а я не должен об этом беспокоиться?

— О господи! — Сара вскочила и обняла его. — Ох, нет, — сказала она, усаживая его на кровать. — Ох, нет, Джейми. Не могу поверить, что ты так подумал. Я не... ничего подобного не случилось. О боже. Извини, что напугала тебя, я не хотела... — Она поцеловала его в щеку. — Поэтому я и не хотела с тобой видеться. Ты всегда воображаешь самое худшее.

Джейми охватило облегчение. Но оно быстро сменилось отвращением.

— Ты разрешила кому-то сделать это с тобой?

— Выглядит хуже, чем на самом деле. — Сара опустила глаза. — Это просто любовные укусы. Ты же знаешь, как легко у меня появляются синяки.

Просто любовные укусы. Легко появляются синяки. Не беспокойся. Как утешительно. Сара позволила кому-то кусать ее ноги достаточно сильно и долго, чтобы синяки покрыли их сплошь. Какой извращенец мог сделать это с девушкой, с ее разрешения или без него?

— Это был Майк?

Она покачала головой, губы ее были сжаты так плотно, что побелели. Белые губы на красном лице. Цвета поменялись местами, как на негативе.

— Мне нужно знать, кто сделал это с тобой.

Сара открыла рот, цвет вернулся к ее губам, когда она вытянула их вперед в форме «О».

— Ничего тебе не «нужно» знать. Мне приятно слышать, что ты обо мне тревожишься. Но теперь, когда я сказала тебе, что тревожиться тут не о чем, тебе пора закрыть эту тему.

Джейми попытался ее закрыть. Его хватило на восемь секунд.

— Значит, ты это любишь? Когда тебя бьют во время секса?

Сара вышла из комнаты. Джейми несколько раз ударил себя по лбу, потом последовал за ней. Она сидела за кухонным столом, курила и притворялась, что читает книжку.

— Я спросил только потому, что подумал, возможно, в следующий раз ты захочешь, чтобы я тебя шлепал или что-нибудь в этом роде. Просто подумал, что я, наверно, тебя не удовлетворяю, когда стараюсь быть нежным и думать о твоем удовольствии, когда на самом деле ты хочешь хорошей трепки.

Джейми был сам себе противен. Он говорил, как истеричная стерва. Вид фиолетовых синяков у нее на бедрах что-то переключил в его мозгу, и он не знал, как опять нажать выключатель.

Она не оторвала глаз от книжки.

— Наши сексуальные встречи меня полностью удовлетворяют, Джейми.

Встречи? Она сказала это, как будто имела в виду случайные встречи. Как будто они наткнулись друг на друга в голом виде и занялись сексом просто из-за стечения обстоятельств. Неужели для нее это больше ничего не значило? Неужели он для нее всего-навсего очередной член, способный обеспечить сексуальную разрядку? А если Джейми был для нее лишь этим, то чем тогда был тот, другой? Был ли акт, во время которого ей наставили синяков, просто еще одной «встречей»?

— Надеюсь, ты хотя бы воспользовалась презервативом. Человек, который в состоянии сделать такое с девушкой, наверняка...

— Вот и нет, никакого презерватива.

Сара вскинула глаза и улыбнулась, а затем вернулась к чтению.

Джейми подошел и вырвал книгу у нее из рук. Сара трижды моргнула, потом ее лицо вновь превратилось в безмятежную маску.

— Ты не пользовалась презервативом?

— Не было необходимости. Мы с ним не трахались.

— Вы не... так что же вы делали?

Сара взяла книжку у него из руки, открыла, вложила в нее закладку и положила на стол.

— Это тебя не касается.

— Если ты занимаешься небезопасным сексом, это меня касается.

Сара засмеялась без намека на секс.

— Ты вполне можешь надеть резинку, чтобы не рисковать заразиться, когда меня трахаешь. А может, еще лучше вообще это дело бросить.

Очень плохо. Не только то, что она сказала это, но и то, что она сказала это так спокойно. Как будто ей все равно, заниматься с ним сексом или нет. Так плохо. Так плохо. Он сел на стул рядом с ней и сжал ее руки.

— Если я заткнусь прямо сейчас, ты простишь меня за то, что я такой остолоп?

Сара смотрела через его плечо. Он заметил, какие красные у нее глаза, заметил, что ее всегдашние круги под глазами такие темные, какими давно не были. Ему пришлось буквально прикусить язык, чтобы не начать ее расспрашивать.

— Ты не остолоп. — Взгляд Сары вернулся к его лицу. — Ты просто хронический геморрой.

— Я исправлюсь, клянусь.

— Нет, не исправишься. Ты меня мучаешь с того самого дня, как мы познакомились. — Она улыбнулась. — Просто перестань воспринимать все так болезненно, ладно?

Он никогда не чувствовал такой огромной благодарности. Он будет вечно счастлив лишь одной этой улыбкой.

— Я постараюсь. — Знаю, что постараешься.

И она поцеловала его, и вся горечь этого получаса растворилась. После этого она вела себя, как обычно — смеялась, рассказывала непристойные анекдоты и слишком много курила. Джейми тоже пытался вести себя как обычно, и внешне ему это удалось. Но глубоко внутри его сердце потемнело. Стало лиловым, как круги у нее под глазами. Как синяки на ногах.

Сара сожалела, что попросила Джейми зайти. Она думала, его присутствие утешит ее; его нежная внимательность будет прекрасным противоядием от воспоминаний о зубах Дэниела. Обычно, когда Джейми занимался с ней любовью, она чувствовала тепло и покой, но сегодня его робкие, нерешительные поцелуи и осторожные движения вызвали у нее ощущение подавленности и одиночества. Ей хотелось крикнуть ему, чтобы он не был так осторожен, чтобы он, черт побери, не контролировал себя так.

Она сжала зубы и сосредоточилась на жалящей боли в бедрах, которые терлись о простыню. Она думала о зубах Дэниела. Злых, острых, мелких зубах Дэниела. Потом она стала думать о розовых деснах, в которых они жили, и о губах, которые их скрывали. Она представляла его мокрый, красный рот со злыми белыми зубами, его грубый горячий язык, думала о том, как когда-нибудь этот жестокий прекрасный рот исцелует, излижет, искусает ее всю. Джейми вежливо трахал ее, а Сара думала о Дэниеле. Когда они оба кончили — первой Сара, и голова ее была полна ртом Дэниела, затем Джейми, и рот его был полон именем Сары, — она почувствовала, что украла что-то у Джейми, и в этот момент поняла, что никогда не сможет заполучить их обоих.

Она не представляла, что ей делать. Дэниел Карр овладел ею, и мысли ее путались. С тех пор как он вновь появился в ее жизни, влажный жар сочился из каждой поры, затапливая все чувства. Вчера ночью она сделала бы все, о чем бы он ни попросил, но он не попросил вообще ничего. Сегодня ее отрезвила боль и испугала сила собственной тоски. Сегодня она испытывала глубокую неуверенность в себе.

В течение трети своей жизни она хранила его в памяти и сердце как единственного мужчину, которого когда-либо полюбит. Каждого из сотен мужчин, которые были с нею, она сравнивала с ним, и никто не мог с ним сравниться. Выбор изучаемых предметов в университете был продиктован почти неосознанной фантазией о том, что он вернется, и она поразит его своей начитанностью. Даже ее мечта о путешествиях выросла из его давнего утверждения, что повидать мир — это лучшее образование, которое может получить человек.

И все же она была чем-то большим, чем самозванная Элиза Дулитл. Яркость ее посвящения в секс и глубокое чувство утраты, испытанное ей, когда он покинул ее, неизбежно вызвали у нее, еще в пору детства, раздумья, достойные кризиса середины жизни. Они сделали ее сильной, дали ей самосознание и независимость. И хотя ее ранняя сексуальная жизнь первоначально была вызвана потребностью найти замену Дэниелу, она быстро поняла, что к сексу у нее настоящий талант. В исследовании и развитии этого природного таланта она нашла подлинную радость. Ее жизнь стала такой, какой была теперь, из-за него, но все равно она была именно ее жизнью.

Сдаться Дэниелу значило бы расстаться со всем этим. Это все равно, что взять иглу и воткнуть ее себе в руку со словами: «Вот оно. Я хочу быть наркоманкой, я хочу, чтобы остаток моих дней был наполнен наркотиками, я не возражаю, если умру или потеряю человеческое достоинство, или буду уничтожена, пока я буду чувствовать себя так. Я никогда не объеду все уголки света, у меня не будет ни семьи, ни карьеры, я никогда больше не увижу моих родителей. Я не огненный сгусток возможностей, ждущий обретения своего места в мире. Я ничто, и я не хочу ничего, кроме этого блаженства, этой боли и этого ничтожества, пустоты, любви».

Отдаться Дэниелу — значило бы пожертвовать Джейми. Возможно ли это вообще — жить без Джейми? С отроческих лет он был рядом с ней, защищая от самых сильных бурь и смягчая острые углы жизни. Без друзей, без любовников, без родителей она прекрасно выживала, потому что Джейми оказывал ей всю необходимую поддержку. Она даже не знала, кто она такая без него. У нее не было представления, каково это — жить в мире без Джейми.

Но она пожила без Дэниела Kappa, и ей это совсем не понравилось.

Он позвонил в три часа и сказал, что заберет ее в восемь. Она оглянулась через плечо на Джейми, который делал вид, что не слушает.

— У меня работа.

— Разве ты не хочешь со мной повидаться?

О боже! У него был чудесный голос, и, если бы Джейми не было в комнате, она бы сказала ему это.

— Я уже взяла последний отгул. Мне придется пойти, а то они...

— Хорошо, я заберу тебя после работы. В какое время ты заканчиваешь?

Сара прижала руку к губам. Она должна бы сказать ему, чтобы он оставил ее в покое; она позвонит, когда освободится. Она должна спросить, как ему хватило наглости звонить сегодня после того, что он сделал с ее ногами вчера ночью. Ей следует сказать ему, что она больше не может с ним видеться, потому что из-за него она теряет последние крохи честолюбия.

Она сказала ему, что заканчивает работу в десять, и дала ему адрес. Видя, как уши Джейми краснеют от усилий, она прошептала, что ждет не дождется встречи. Это прозвучало жалко, и как только она сказала эти слова, то пожалела о них, но ему они понравились.

— Тогда я приеду пораньше, — сказал он.

3

Дэниел вошел в ресторан в девять тридцать, присел к барной стойке и заказал виски. Сара улыбнулась, сердце ее замерло, как всегда, когда она смотрела на него. Он кивнул, но не улыбнулся и не помахал рукой. Сару это не расстроило. Он был здесь, он был прекрасен.

Она закончила смену в тумане смущения. Она проработала в этой закусочной шесть лет, но, когда он наблюдал за ней, все казалось новым и сложным. Трудно было найти правильный голос, походку, равновесие. Трудно было не хихикать и не встряхивать волосами. Трудно не чувствовать себя так как будто просто играешь роль в фильме, в котором официантку спасает от ее скучной и тяжелой жизни благородный мужчина средних лет, который следит за ней через зал и влюбляется в то, как ее челка падает — да, вот так — ей на глаза.

Когда на часах было десять, Сара уже вскинула сумку на плечо и сделала знак Дэниелу, чтобы он следовал за ней. Она не переоделась, не поболтала с парнями на кухне и не стала пить пиво с другими официантками, как обычно делала после смены. Когда они дошли до парковки, она остановилась и потянулась к нему с поцелуем, который он принял нетерпеливо, и сразу же запихнул ее в машину с недовольным хмыканьем. Он вел машину на страшной скорости и не обращал внимания на светофоры. Он был так неосторожен, что Сара, хотя почти и не боялась физических увечий, стала умолять его остановиться.

Он съехал на обочину и вниз по крутой грунтовой дороге, с визгом тормозов остановившись в пустынной кустистой местности. Сара слышала журчание воды, что указывало на близость реки, но они ехали слишком долго, чтобы это была река Парраматта, а если бы это была Тунгабби Крик, она узнала бы дорогу.

— Где мы? — Она отстегнула ремень безопасности и повернулась к нему.

— Берегись! — сказал Дэниел и прильнул к ее губам страстным поцелуем. Сара чуть не потеряла сознание — с такой силой он ее целовал. Ее голова вжалась в спинку сиденья, нос терся о его скулу. Он целовал ее всем лицом, но когда она попыталась притянуть к себе его тело, отстранился.

— Мне понравилось смотреть, как ты работаешь, — сказал он, задыхаясь. — У меня сорок минут стоял.

— У тебя встает, когда ты смотришь, как я убираю со столов?

— О да. Ты в этом обтягивающем платьице, в уродливых туфлях. И значок с именем, господи, боже ты мой! Никогда раньше так тебя не представлял. Девушка с именным значком.

Сара опустила глаза на белые туфли без каблуков. Он был прав: они были некрасивы, из-за них ее ноги казались еще худее и короче, чем на самом деле. Надо было ей переобуться.

Дэниел дернул ее за воротничок.

— Всегда был неравнодушен к таким платьям. Я лишился девственности с официанткой, ты это знаешь?

Сара прокашлялась.

— Нет, этого я не знала.

— Все парни лишились ее с ней; она была городской шалавой. Помню, как однажды оторвал от ее платья значок с именем... Паула. Не думаю, что вообще запомнил бы ее имя, если бы не значок

— Если ты пытаешься как-то оскорбить меня, то лучше скажи прямо. Мне ужасно скучно слушать эти стариковские откровения о том, каким нехорошим мальчиком ты был когда-то. — Сара откинулась на спинку сиденья и выглянула в окно.

— О боже, — сказал он самым теплым и ласковым голосом, который она когда-либо слышала. — Я обидел тебя, желая сказать комплимент.

Он здорово умел переключать свой голос. Это был один из приемов, с помощью которых он властвовал над ней. Переход от тепла к холоду, от ласки к гневу, от жестокости к доброте и обратно. Сара по своей природе отличалась ровным характером, и эта переменчивость дезориентировала ее, потому он так и вел себя: чтобы вывести из строя ее защиту. Как будто у нее вообще была защита, когда речь шла о нем.

— Я хотел сказать, — продолжал он, — что даже в этом уродском костюме, с растрепанными волосами и жирной кожей, даже когда ты выглядишь так, что хуже не бывает — а в этом нет сомнения, — ты все равно самая желанная женщина на свете.

Сара не отвернулась от окна. Она знала, что выглядит ужасно; и не то чтобы она напрашивалась на притворные комплименты, она просто не понимала, зачем ему надо вот так обдуманно ее обижать.

— О, моя Сара. — Его губы коснулись ее затылка, уха, челюсти. — «Ее глаза на звезды не похожи; нельзя уста кораллами назвать. Не белоснежна плеч открытых кожа, и черной проволокой вьется прядь».

Сара прижалась к нему, простив его сразу же и полностью. Сонеты Шекспира были фоновой музыкой всего их романа. В публичной пытке урока он читал их вслух, и казалось, что каждое слово написано им для нее. Его любимым сонетом был восемнадцатый: «Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей, умеренней и краше». Сейчас он казался старомодным и нарочитым, но, возможно, просто потому, что превратился в клише, вроде поздравительной открытки с нарциссами, зеленой травой и девушкой, прячущей лицо под широкополой белой шляпой. Когда Шекспир писал его, сонет был оригинален и полон искренности; таким же он был, когда Сара услышала его впервые. Когда он взглянул на нее через класс, и она почувствовала, как приливает кровь к щекам, пока он читает. «Он такой зануда. Хоть бы не заставлял нас проходить всю эту сентиментальную чепуху», — прошептала Джесс. Сара не могла вспомнить, что она ответила, но что бы это ни было, она сказала это слишком громко, и он перестал читать и взглянул на нее с упреком. «Вы чем-то хотите поделиться с классом, мисс Кларк?» Сара обиженно покачала головой. Мистер Карр оставил ее после уроков в тот день и прочел ей нотацию о том, что она мешает ему вести урок. Он сказал, что она не уважает его как учителя. А потом трахал ее, пока она читала сонет снова и снова. «Чтобы ты никогда не забыла», — сказал он.

— Что мне сделать, чтобы ты заговорила со мной опять?

— Я не знаю, хочу ли я с тобой разговаривать. Не знаю, что хочу с тобой сделать.

— Может быть, выпьем вместе в моей квартире.

Сара почувствовала, как слезы выступают на глазах.

— Да, хорошо.

Квартира Дэниела находилась на пятнадцатом этаже нового здания в Розхилле. Саре не хотелось смотреть ни на что, кроме Дэниела, но она принудила себя к вежливости и похвалила полированный деревянный пол, мраморную ванную и балкон, широкий, как терраса. Счастливый, как ребенок, он показал ей холодильник со встроенными ячейками для льда и книжные полки розового дерева, которые покрывали всю стену его гостиной. Как будто ему было восемнадцать, и он только начинал жить отдельно. Потом Сара поняла, что, наверное, он и правда впервые устроился отдельно, и ее охватили материнские чувства.

Она обняла его за талию и поцеловала в шею.

— Теперь-то мы можем пойти в постель?

Дэниел засмеялся.

— Нет, мы не можем пойти в постель, Сара. Мы ведь едва знаем друг друга.

— Что за чепуха. — Сара целовала его шею, поднимаясь вверх, пока не добралась до уха. — Никто не знает меня так, как ты. Я бы не позволила тебе сделать то, что ты сделал вчера, если бы мы не знали друг друга.

— Во-первых, Сара, ты и не давала мне позволения; у тебя не было выбора.

— Это ты так думаешь. — Сара засунула язык ему в ухо.

— А во-вторых... — Дэниел отстранился от нее, не отпуская ее талии. — Прошлая ночь — это прекрасное объяснение того, почему мы не можем отправиться в постель. С тобой я теряю самоконтроль.

— Я никакого самоконтроля от тебя и не требую.

— Мне очень важно, чтобы мы сделали это правильно. Это не должно быть так, как в прошлый раз.

Сара опять притянула его к себе и прижалась всем телом.

— Это будет гораздо лучше. На этот раз уже я могу кое-что показать тебе.

— Господи, Сара!

Дэниел толкнул ее, она пошатнулась и упала на кофейный столик. Он вроде бы и не заметил; он выхватывал книги с полки и бормотал про себя. Когда он снова повернулся к ней, в руках у него была книга в кожаном переплете размером с толстый телефонный справочник. Он указал ей на диван: «Садись».

Сара послушалась.

— Это одна из твоих фантазий? Хочешь, чтобы я почитала тебе перед трахом библейские притчи? Или ты будешь читать их мне, пока я...

Дэниел закрыл ее рот ладонью.

— Замолчи. Я хочу показать тебе что-то, а потом можешь сказать мне, насколько хорошо мы знаем друг друга.

Он убрал руку, и Сара показала ему язык, но больше ничего не сказала. Он открыл книгу, лежащую у него на коленях, и Сара увидела, что это совсем не книга, а фотоальбом. Он открыл его на свадебной фотографии; пара на ней казалась счастливее, чем кто-либо, кого Сара видела. Оба улыбались, не в камеру, а друг другу, и пальцы их переплелись. У него были светлые волосы до плеч и бледно-голубой смокинг; она была в развевающемся белом платье, с гирляндой цветов на голове. Над головами у них висел транспарант: «Поздравляем Дэнни и Лизу».

— Дэнни?

— Тогда я был Дэнни.

Оба они молчали, пока Сара переворачивала страницы. Она едва могла поверить, что когда-то он был таким гладким и свежим. Он был похож на серфингиста или сладкого пляжного хиппи, а она — его жена — была прекрасна, несмотря на химическую завивку и голубые тени для глаз.

— Сколько вам было лет?

— Мы были слишком молоды. — Он прищурился, так что стали видны глубокие морщины вокруг глаз. — Нам едва исполнилось девятнадцать.

Сара подсчитала годы.

— Ты знаешь, что женился за четыре года до того, как я появилась на свет?

— Черт, — сказал Дэниел, что рассмешило Сару, хотя ничего забавного в этом и не было.

Сара листала дальше. Лиза с очень длинными волосами на пляже в желтом бикини. Дэниел на пляже в красных плавках, в позе культуриста. Лиза в костюме для карате показывает в камеру сертификат. Дэниел в мантии магистра обнимает одной рукой Лизу за плечи. Страница за страницей — все та же золотая пара. По мере того как Сара листала страницы, ее волосы росли, а его — становились короче.

— Вот, — сказал Дэниел и оттолкнул ее руку. Он торопливо перелистал несколько страниц. — Мои девочки. Это Эбби в красной шляпе, а вот здесь, под деревом, Клер. Здесь мы в Италии года два назад. Последние нормальные каникулы, которые я провел с ними.

Сара внимательно поглядела на них. Две стройные светловолосые девочки-подростка в ярких лыжных костюмах, с насмешливыми улыбками. Той, что помладше, Клер, на иид было лет шестнадцать, у нее были глаза Дэниела. Обе были очень хорошенькие. Сара не испытывала к ним никаких чувств; они не имели к ней отношения.

Она закрыла альбом и отложила его.

— Ладно, понимаю. Ты думаешь, что я недостаточно хорошо тебя знаю, потому что не осознаю реальность твоей жизни вдали от меня. Но ты ошибаешься. Я не забывала о том, что у тебя есть семья, все последние восемь лет моей жизни. Она всегда была мне безразлична, и сейчас мне на нее наплевать.

— Ты и вправду не понимаешь.

Сара сжала кулаки.

— Можно я закурю?

— Нет.

Сара вздохнула.

— Мы потрахаемся когда-нибудь в обозримом будущем?

— Нет.

— Что ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты поняла, что я ушел из семьи не ради быстрого траха или краткого и знойного романа. Это не кризис середины жизни, не временное помешательство и не каприз. Это моя жизнь. — Дэниел взял ее руки, стиснув их между своими ладонями. Он говорил очень тихо, почти шептал: — Я никогда не любил рисковать, Сара. Занявшись с тобой любовью, я впервые нарушил закон.

После каждой нашей встречи мне весь день становилось плохо от одной мысли о дочерях, Лизе, моей работе, о Боге.

— Брось смотреть на меня сверху вниз. Ну да, ты старый. Ну да, ты пожертвовал всякими своими дерьмовыми семейными ценностями. Фу-ты ну-ты! — Сара высвободила руки и вытащила сигареты из сумочки. Она проигнорировала взгляд его сузившихся глаз, закурила и сразу же почувствовала себя лучше. — Ты, мистер Добрый Религиозный Семьянин, обзавелся на пару месяцев пылкой, обожающей, послушной маленькой сексуальной рабыней. Потом удрал и восемь лет жил своей жизнью Доброго Религиозного Семьянина. Пока ты там проводил отпуск в разных странах, катался на лыжах и трахал свою жену, я здесь росла. Я уже не четырнадцатилетняя девственница. Я повидала больше, чем ты можешь поверить. Так прекрати всю эту мелодраматическую чепуху. Одно из двух: или ты хочешь меня, или нет. Все остальные проблемы решим потом по ходу дела.

Дэниел глядел на нее секунд десять. Потом взял сигарету из ее руки, подошел к окну и выбросил. Когда он повернулся к ней, на лице его была улыбка.

— Ты невероятна. То есть...— Он подошел и опустился на колени у ее ног. — Ты невероятна, Сара. Ты каждый раз сбиваешь меня с ног своей красотой, умом, волей к жизни. Как мне сохранить ясность мыслей?

— Ты и не должен. Ясность мыслей — для нсего остального мира; со мной можешь сходить с ума.

— Знаю, ты думаешь, что у меня причуды, по прежде чем дать этому произойти, мне необходимо знать, что ты чувствуешь то же, что и я. Сопротивляться соблазну овладеть гобой, когда ты так доступна мне, — самое грудное, что я делал когда-либо в жизни, так что, пожалуйста, не осложняй мне задачу.

— Не понимаю. — Она пожала плечами, и он, беся ее и очаровывая, пожал плечами в ответ.

— Мне надо показать тебе еще кое-что, — сказал он, снова подходя к книжным полкам.

— Если это не твой член, мне не интересно.

— Перестань так говорить, или я вызову такси. — Он протянул ей помятый желтеющий конверт. — Посмотри.

Сара закатила глаза, но взяла конверт и вытащила небольшую стопку фотографий. На первой была официальная школьная фотография четырнадцатилетней Сары в темносиней плиссированной юбочке, белой рубашке и синем пиджаке, с двумя длинными косичками. Дальше шли два расплывшихся снимка Сары, играющей в футбол в спортивной форме. На одном она подняла руки вверх, торжествуя победу, на другом — бежала вперед, хмурясь на свою невидимую противницу. Дальше шла фотография Сары на школьном празднике в плавательном бассейне. Эта фотография была почти одинакова с той, которую Джейми носил в бумажнике, только здесь Джейми был отрезан, так что видно было лишь его руку, лежащую на мокром плече Сары. О господи, что бы он сказал обо всем этом?

Она взяла последнюю фотографию и поморщилась. Когда Сара была в редколлегии школьной газеты, мистер Карр был их руководителем и захотел, чтобы на внутренней стороне обложки было несколько фотографий команды за работой. Сара и другие четыре члена комитета позировали, кривляясь, высовывая языки и щурясь. Он снял, наверное, целую пленку, и все думали, что они такие забавные, когда скашивают глаза и наставляют друг другу рожки над головой. Фотография, которую сейчас держала Сара, не относилась к этим глупым снимкам. На этой фотографии Сара сидела одна за столом, ее волосы падали на плечо. Она сосредоточенно смотрела на вырезки, разложенные на столе, не замечая объектива нацеленного на нее под таким углом, что между тощими, невинно расставленными ногами виднелся треугольник розовых трусиков.

Сара положила фотографии на пол перед собой.

— Ты снял их до того, как мы... Это извращение, Дэниел.

— Я знаю. Когда Лиза поймала меня с ними, она чуть с ума не сошла, угрожала вызвать'полицию. Я рассказал ей всю правду, сказал, что любил тебя, но она только рассердилась еще больше. Полагаю, вся ее болтовня о насилии и эксплуатации скрывала простую ревность.

— И она тебя выгнала?

Дэниел покачал головой.

— Нет, она повела себя очень разумно. Она предложила раздельные спальни и лечение у психотерапевта; я с благодарностью согласился. Психотерапевт помог мне больше, чем я мог предположить. Я рассказал ему о тебе, о романе и фотографиях, о фантазиях, обо всем. Потом он спросил меня, готов ли я работать над тем, чтобы оставить эти воспоминания позади. Он сказал, что если я серьезно намерен спасти свой брак, то мне надо предпринять серьезные усилия, чтобы оставить прошлое в прошлом. Я понял, что совершенно не хочу этого. Я вернулся домой и сказал Лизе, что ухожу от нее, чтобы разыскать тебя. Девочки, понятное дело, встали на сторону матери. Обе сказали, что у них больше нет отца.

— Дэниел... — Теперь Сара понимала немного больше. Она понимала, что он пожертвовал большим, чем все, что она когда-либо имела. Она понимала, но из-за этого лишь больше жаждала его. Она провела ладонями по его лицу, волосам, вниз по шее, по плечам. — Я люблю тебя, и я действительно понимаю, чем ты пожертвовал. Но прошлое в прошлом, теперь мы можем быть вместе.

Он отстранился, так что она не могла его достать.

— Мне важно, чтобы мы сделали это правильно. Если ты любишь меня, ты позволишь мне сделать это правильно. Ты будешь ждать.

Она вздохнула и опустила взгляд на рассыпанные перед ней фотографии.

— Ты их снял, чтобы на них дрочить, или как?

— Я подумал, может быть, они помогут мне избавиться от любви, чтобы мне не пришлось... Но не получилось. Я... Я пошел к своему исповеднику и рассказал ему, что одержим другой женщиной. Что я борюсь с соблазном совершить измену. Он велел мне молиться о прощении и оказывать больше внимания моей жене.

— И ты стал ей оказывать больше внимания? — От мысли о нем с другой женщиной по коже пробежал холодок. Она была такая красивая, его жена, гораздо красивее, чем Сара.

— Я пытался. Не получилось. Каждый раз, занимаясь любовью с Лизой, я думал о тебе. Мне было только хуже, потому что она не была тобой, и я был неудовлетворен, да еще чувствовал стыд оттого, что предаю ее, пусть только в мыслях. Я любил ее и очень сердился на свои чувства. Я пытался убедить себя, что это лишь этап, кризис середины жизни или что-то в этом роде. Но это не прошло. Это становилосьвсе сильнее и сильнее. И, наконец, фотографий стало недостаточно.

— Сколько времени ты занимался этим, прежде чем подкатил ко мне?

— Не знаю. Несколько месяцев.

— Я пытаюсь угадать, что бы я сделала в то время, если бы знала, чем ты занимаешься. Наверно, мне бы стало противно.

— Мне самому точно было противно.

— А когда ты дотронулся до меня, мне вовсе не стало противно. И я ужасно этому удивилась.

— О боже, в тот день я был просто в ужасе. Если бы меня поймали или, что еще хуже, если бы ты убежала с криками... — Дэниел приблизился к ней и поцеловал в шею; его губы задержались на секунду, затем прошлись поцелуями вверх по щеке ко лбу. — Чувства просто захлестнули меня с головой. Ты была рядом, совсем рядом со мной, я чувствовал запах твоих волос и... о... — Он прижался лицом к ее волосам. Она молча ждала продолжения. — Я потерял рассудок. Я так долго доводил себя до этого исступления, что это показалось неизбежным. Одну минуту я послушал, как ты говоришь...

— О Шекспире, правда? — Сара гладила его затылок, утонув в воспоминаниях. Она вновь ощущала запах мела на его руках, слышала, как теннисный мяч ударился об оконную раму.

— Да. Мы разговаривали, а я думал, какая на ощупь твоя кожа. Я смотрел на твою коленку, она была так близко, и я думал, что могу просто протянуть руку, совсем чуть-чуть, и я узнаю. Я узнаю, какая твоя кожа на ощупь, и этого будет достаточно.

— И ты протянул руку, — прошептала Сара.

— И ты не убежала с криками, — прошептал в ответ Дэниел.

— Хотя, если бы я знала, что ты прячущийся по углам извращенец, который дрочит на маленьких девочек, я бы никогда не позволила тебе до меня дотронуться.

— Но теперь ты знаешь. И позволяешь до тебя дотронуться.

— Теперь слишком поздно. Ты меня уже тронул.

Дэниел заглянул ей в лицо.

— С того дня у меня не было ни минуты покоя.

— У меня тоже. Все это время я была такая беспокойная. Я нахожу способы выключиться, чтобы добиться забвения. Я слишком много пью; занимаюсь сексом, пока все не онемеет; принимаю таблетки для расслабления мышц. От всех трех этих вещей, вместе взятых, я иногда могу проспать всю ночь или хотя бы мой ум на несколько часов затуманится. — Сара не могла помешать себе податься вперед и поцеловать Дэниела в губы. — Много раз я засыпала, только чтобы увидеть тебя во сне. Когда я просыпаюсь, я чувствую, как будто все неправильно. Чувствую, что мне как будто тесно в собственной коже.

— Господи, я знаю, Сара, любимая, я знаю.

Она не могла больше этого вынести. Она бросилась на него всем телом, накрыла его губы своим ртом. Секунду он боролся, потом застонал и толкнул ее на спину. Его руки были повсюду. Перебирали волосы, касались ее шеи, бедер, вздергивали платье на бедрах. Он стал хищным, голодным зверем, скрежещущим зубами и терзающим ее, как будто она уже мертва. Из груди и горла его вырывался рык.

Она пошевелилась под его весом, освободив свою руку настолько, чтобы потянуться вниз и расстегнуть ему брюки. Он продолжал, разрывая ей шею зубами, царапая живот ногтями. Она взяла его член, и он стал толкаться в ее руку.

— Я люблю тебя, Дэниел, — повторяла она снова и снова, пока он трахал ее руку и разрывал ее тело.

Потом он поднял голову, заглянул ей в глаза и сильно ударил ее ладонью по лицу.

— О боже, Сара! Почему ты не хочешь позволить мне сделать это правильно? Почему ты не позволяешь мне относиться к тебе с уважением?

Сара понимала, что он не может сам увидеть, насколько смехотворен его вопрос. Он не понимал, что укусы и пощечины менее респектабельны, чем простой взаимно удовлетворяющий секс. Она не знала, почему это ее интриговало, в то время как любой нормальный человек был бы встревожен. Она видела извращенную логику, искаженную мораль, опасное самооправдание; она просто не возражала против этого.

— Мне не нужно уважение. Мне нужно, чтобы ты меня трахнул.

Он широко открыл рот, как будто для рыка, но у него вырвалось лишь обиженное хныканье, он скатился с нее на пол.

— Черт. — Он задыхался и держался за грудь. Жалкий раненый зверь. — Мы не будем этого делать, Сара. Так — не будем.

Сара села. Ее руки дрожали.

— Ты сукин сын, ты сам хоть знаешь?

— Это не должно быть так — Он не смотрел на нее.

— Прекрасно. — Сара встала и снова собралась с духом. Она все время следила за ним, боясь, что он никогда больше на нее не посмотрит. — Скажи мне, как это должно быть.

— Ты должна перестать спать со всеми подряд, не одеваться больше, как проститутка, и не вести себя так, как будто я явился, чтобы развлечь тебя и отвлечь от твоей реальной жизни. Я должен получить ответы на все мои вопросы о тебе.

— И что потом? После этого мы можем заняться сексом?

— Когда я увижу, что ты готова взять на себя соответствующие обязательства, ты переедешь жить ко мне.

Сара засмеялась.

— Неужели?

— Да. — Он, казалось, впервые заметил, что его опадающий пенис свисает из расстегнутой ширинки. Он издал еще один горловой звук, как зверь, медленно умирающий на деревенской дороге. — А до этого мы больше не будем друг друга трогать; это слишком трудно.

Сара смотрела на него. Он был старый, жалкий, морщинистый, подлый. Он вернулся в ее жизнь три дня назад. И он ею уже командовал. Он ставил ей тиранические, идиотские условия. Он вел себя противоречиво и жестоко. Она хотела ненавидеть его. Она хотела сказать ему, чтобы он засунул свои правила и распоряжения в свою грязную стариковскую задницу. Нет, не хотела. Она хотела сделать все, что он говорил, в два раза лучше, чем он ей велел, и тогда он будет от нее в восторге, тогда он будет любить ее и обнимать ее всегда.

— Ладно, — сказала Сара. — Я сыграю с тобой в эту игру.

4

Когда Джейми зашел через несколько дней, Сара знала, что нужно рассказать ему о Дэниеле. Невозможно провести с ним целый день и промолчать о таком важном событии. Но прежде чем даже подумать о разговоре с ним, ей надо было получить разрядку. Сексуальная неудовлетворенность была новым для нее ощущением — ощущением, которое ей совершенно не нравилось. Если Дэниел хочет играть в свою странную игру в ожидание, это его право, но Сара ни в коем случае не откажется от любимейшего своего удовольствия.

— Какая чудесная встреча, — сказал Джейми, когда она толкнула его к стене.

— Я по тебе соскучилась. — Сара выдернула его футболку из-за пояса и скользнула ладонями по его животу и груди. — Кажется, ужасно долго прошло с тех пор, как мы виделись.

— Для меня это всегда слишком долго. — Джейми стащил футболку и бросил ее на пол. — Я думаю о тебе все время, ты хоть знаешь?

— Я знаю. Я тоже. — Но, даже говоря эти слова, она думала о Дэниеле.

Сара знала, что Джейми оторвался от пеленок, кормлений и подгузников и не может быть так возбужден, как она. Она подвела его к дивану, раздела и взяла в рот. Она пыталась перестать думать о Дэниеле, но не могла. Она отпустила воображение на свободу, представляя, что это Дэниел у нее во рту и под руками. Она доводила его до безумия, своим мастерством заставляла его плакать. Заставляла его сожалеть о каждом дне, который она провела, совершенствуя свою технику на других мужчинах.

Ее остановила рука, легшая на лоб.

— Перестань.

Она вскинула взгляд, переводя дыхание. Глаза Джейми были полузакрыты, лицо покраснело.

— Иди сюда.

Сара сбросила одежду, не отрывая глаз от эрекции, которая могла бы принадлежать кому угодно. Ей нужен был член. Не имело значения, о ком она думает, кого хочет, по кому тоскует. Ей просто нужна была эта штука внутри нее, нужно было, чтобы ее пылающее, неловкое тело подверглось захватническому нападению. Ей нужно было, чтобы ее затрахали до нормального состояния.

Но это имело значение. Впервые в жизни имело значение, с кем она, и ее тело знало, что это имеет значение, и совершенно не хотело с ней сотрудничать. Джейми был настоящий марафонец. Сара представить себе не могла, что он думал, стойко вынося бессчетные перемены позиции, три перемены места и долгие периоды упорного пыхтения, прерывающиеся раздраженными указаниями. Может быть, он думал о работе, или о Шелли, или еще о чем-то, что мешало ему кончить. Сара была действительно изумлена его стойкостью и самообладанием, но все было впустую. Дэниел Карр запер ее оргазм у нее внутри, и только он мог выманить его наружу.

— Давай, кончай, — сказала Сара, побежденная и уставшая.

— Что не так, Сар? Что я делаю не так?

Сара сказала, что с ним все замечательно, проблема с ней самой. Он решительно выдвинул челюсть вперед:

— Мы попробуем что-нибудь еще.

Они попробовали еще три позиции, с разной скоростью. Сара опять сказала ему, что не получается.

— Ну ладно. — Он вышел из нее.

— Нет, — воскликнула она, притягивая его к себе. — Кончай, все нормально.

— Давай я тебе это сделаю.

— Джейми, нет.

Сара считала, что оральный секс надо давать, а не получать. Она уже объясняла ему, что ей при этом начинает казаться, что она блюдце молока, которое лакает голодный котенок, что пассивность для нее похожа на смерть.

— Пожалуйста, Сар. Позволь мне попробовать. — Джейми опустился на пол между ее ног и положил руки на внутренние стороны бедер. Его член показывал прямо на нее, красный и сердитый. — Если тебе не понравится, я перестану. Пожалуйста.

Сара закатила глаза.

— Делай что хочешь.

Джейми убрал со лба мокрые от пота волосы и исчез между ее бедер. Саре стало неловко, и она попыталась вывернуться, но он сжал ее бедра обеими руками и держал крепко. Через пару минут она задумалась, не слишком ли поспешила исключить этот акт из своей сексуальной жизни. Еще несколько минут — и Сара стала задыхаться и царапать Джейми плечи. Она вспомнила, как он сказал ей, что Шелли в постели любит командовать и кончает, только когда он делает это языком. Сара сказала безмолвное спасибо Шелли, а потом потеряла весь контроль над мыслительными процессами. На краткий блаженный момент она забыла о Дэниеле и о быстро уменьшающихся возможностях независимой жизни.

Они проспали всю вторую половину дня, прижавшись друг к другу на полу гостиной. Сара проснулась и увидела, как он открывает глаза, моргает и улыбается ей неуверенно и мечтательно. Она улыбнулась в ответ, села и зажгла сигарету. Она больше не могла откладывать.

— Мне надо тебе что-то сказать.

Держась за ее талию, он сел на полу.

— Да?

— Это насчет мужчины, с которым я была в ту ночь.

Лицо Джейми ожесточилось.

— Того, кусачего?

— Ну да. Так вот, я думаю, что он, возможно...

— Психопат?

— ...не просто кратковременное увлечение. Думаю, у нас все может стать серьезно.

Джейми смотрел прямо ей в лицо. Его выражение ничуть не изменилось.

— Во всяком случае, я хотела, чтобы ты знал.

Джейми глядел на нее еще секунд пять.

— Ну да. — Он взял ее сигареты и закурил. Это был очень плохой знак. — Что ж, это шок.

— Я знаю.

— Я имею в виду, что я пытался завоевать тебя все эти годы. И не я один. Толпы мужчин пытались тебя завоевать. Мы все были так глупы, бегали за тобой, хорошо с тобой обращались, выказывали тебе уважение, даже не подозревая, что на самом деле тебе нужна в мужчине только готовность избить тебя до полусмерти. — Он затянулся сигаретой так, как будто выкуривал по пачке в день. Его голос был смертельно спокоен. — Мне просто жалко, что ты раньше не сказала, Сара. Это избавило бы нас от массы хлопот. Правда, ведь? Я все время думал, что делал что-то не так, и оказался прав. Я делал тебе недостаточно больно.

— Дело не в этом.

— Нет. Просто в том, что я не тот, кто тебе нужен.

Сара сжала губы, потому что не могла солгать и не могла повернуть нож в ране. Она достала им по пиву. Джейми проглотил свое меньше чем за минуту. Сара достала ему еще пива и еще сигарету. Когда она протянула ему их, она увидела, что его взгляд на мгновение потеплел. Этого было достаточно, чтобы доказать ей, что она не совсем его заморозила.

— Жалко, что ты так враждебно настроен, — сказала она.

— А чего ты от меня ждешь?

— Ты мог бы поддержать меня. Мог бы быть моим другом.

Он фыркнул.

— Может, хочешь, чтобы я тебя поздравил?

— Послушай, Джейми. Может, это не то, что ты хочешь услышать, но уверяю тебя, это самый большой комплимент, который я когда-либо говорила. Я ценю тебя как друга в миллион раз больше, чем как любовника. Как любовник ты входишь в многочисленную и не очень-то престижную группу; как друг ты уникален. Ты мой один-единственный.

Маска Джейми треснула. Он закусил губу, провел рукой по глазам.

— Но это не так, правда? Теперь у тебя есть кто-то, кто больше чем любовник

— Я еще не знаю, что он такое. Но он не ты. — Сара положила ему голову на плечо; он обнял ее за плечи. — А потом, у тебя тоже есть кое-кто другой. Ты женился, у тебя ребенок и семья и вся... У тебя есть вся эта жизнь, а у меня ничего, кроме мечтаний, работы и секса. Может быть, я хочу кому-то принадлежать.

— Я как раз... Полагаю, я чувствую, что ты принадлежишь мне. В эти последние несколько месяцев я чувствовал, что мы настоящая пара. Мы много времени проводим вместе, мы лучшие друзья, мы практически читаем мысли друг друга. И мы занимаемся любовью. Чем отличается то, что есть между нами, от полноценных любовных отношений?

— Это ты можешь сам сказать. Это ведь ты каждый вечер возвращаешься домой, к полноценным любовным отношениям.

Они снова погрузились в молчание. Сара сначала хотела выложить все сразу, но Джейми был настолько расстроен новостью, что у нее есть кто-то другой... она подумала, что если скажет ему, кто именно этот другой, то он совсем с ума сойдет. Кроме того, непохоже было на то, чтобы ее отношения с Дэниелом развивались быстро. Если все будет и дальше так продолжаться, то, прежде чем он займется с ней сексом, пройдет сто лет. Сара решила, что публичное провозглашение Дэниела Карра любовью всей ее жизни может подождать, хотя бы пока он не преодолеет себя и не трахнет ее.

Пока длилось молчание, Джейми одевался, а Сара сидела на полу и наблюдала. Когда он сел на диван, чтобы завязать шнурки, она встала на колени и стала целовать его предплечья и руки. Он отмахивался и хихикал, а она завязала ему шнурки, пока он гладил ее по волосам.

— Ну, — сказал он, взяв обе ее руки в свои, — кто же этот удивительный счастливчик?

Черт. Ее план не говорить ему строился на том, что он не спросит. Она не могла, просто не могла ему солгать. Черт.

— Я тебя с ним скоро познакомлю. Честно.

— Ага, здорово будет. — Джейми поднес ее руки ко рту и поцеловал каждую по очереди. — Как его зовут?

Черт. Черт. Черт. Сара прокашлялась.

— Дэниел.

Секунду Джейми молчал. Сара отчаянно надеялась, что он не вспомнит, не проследит связь. Она задерживала дыхание, пока он снова не заговорил.

— Дэниел, и как фамилия?

Сара села рядом с ним на диван и подняла его руки повыше, так, чтобы он обнимал ее за плечи. Своей рукой она обняла его за талию и прижалась теснее.

— Карр, — тихо сказала она.

Еще одна долгая безвоздушная пауза. Потом:

— Я полагаю, Карр — фамилия довольно распространенная, но все-таки это неприятное совпадение.

— Джейми, — Сара попробовала имя на вкус, когда произносила его. Оно было соленым. — Это не совпадение.

Рука, лежащая на ее плечах, напряглась. Как будто он всю жизнь собирается так просидеть. Сара была так тесно прижата к нему, что не могла повернуть голову, чтобы увидеть его лицо. Но она могла представить его, застывшее и жесткое, как все его тело.

— Сара, — сказал Джейми; его бицепс, прижатый к шее Сары, подрагивал. — Скажи мне, что это была шутка.

— Он вернулся ко мне. — Саре казалось, что она выпила глоток морской воды. От соли во рту и в глотке ей стало нехорошо. Ей хотелось увидеть его лицо. Она вспомнила о том, что почувствовала, когда Дэниел показал ей фотографии, на которые он дрочил восемь лет. Она задумалась, стоит ли такой жалкий мерзкий извращенец того, чтобы разбивать сердце Джейми. Но вопрос о том, стоит или не стоит, не ставился — просто это было так.

Джейми снял руку с ее плеч. Он встал, подошел к окну и разбил его кулаком. Стекло было старым и грязным; оно разбилось на жуткого вида осколки, и каждый был достаточно велик, чтобы пронзить сердце человека. Джейми подобрал свою куртку и завернул в нее кровоточащую руку. Потом он взял со столика ключи и кошелек и пошел к двери.

5

После того как Джейми разбил окно Сары, он вернулся домой и поссорился с Шелли. Она задала ему совершенно разумный вопрос о том, что случилось с его рукой, но, даже зная, что вопрос совершенно разумен, Джейми просто не мог ответить на него разумно. Он огрызнулся на нее, чтобы она прекратила приставать к нему с вопросами. Сказал, ему до смерти надоело, что она постоянно донимает его и смотрит на него с подозрением. Сказал, что то, что они женаты, — еще не причина рассказывать ей, что он делает каждую секунду своей жизни. Атака — лучшая форма защиты.

Шелли указала на то, что вопрос, почему он залил кровью весь пол в кухне, вряд ли можно считать назойливым. Сказала, что она не хочет знать, что он делал каждую секунду, а только, что он делал, когда порезался. Джейми выругался и выскочил на двор.

Невозможно победить в споре, когда знаешь, что не прав. Невозможно сказать доброй, заботливой, бесконечно терпеливой жене, что ты весь в крови из-за женщины, которую обожаешь, женщины, более драгоценной для тебя, чем твоя плоть и кровь, что ты потратил всю жизнь на попытки сделать эту женщину счастливой, а она любит другого. Как он может сказать Шелли, что хочет умереть оттого, что Сара любит другого так же сильно, как Джейми любит Сару? И не просто какого-то другого мужчину. Сара любит жестокого преступника-садиста, умеющего манипулировать людьми. Сара любит человека, который нанес ей такой ущерб, который Джейми пытался исправить на протяжении последних восьми лет.

Примерно через час Шелли вышла к нему. Она села рядом с ним и развязала его неловко перебинтованную руку.

— Не думаю, что придется зашивать, — сказала она, дотрагиваясь кончиками пальцев до извилистой линии засохшей крови. — Кровь больше не идет.

— Извини, — сказал Джейми. — Я был у Сары.

— Я знаю. Она звонила.

У него сжались мышцы живота.

— Что она?..

— Спрашивала, нормально ли ты добрался домой. Она за тебя беспокоилась.

Сара беспокоилась за него. Ну, это было уже что-то, не так ли? Немного, но уже не безразличие, которое, как он вообразил, она испытывает к нему.

— Что случилось? Она сказала, что у вас вышел спор.

Сара сказала, что у вас вышел спор. Интересный взгляд на вещи. Спор. Что предполагает существование различия во мнениях, возможность выражения точек зрения и обсуждения решений. Назвать это спором — значит уменьшить, предположить, что в этом можно разобраться, это можно преодолеть. Сара и Джейми просто поспорили.

— Расскажи мне, пожалуйста.

— Ну, дело в том, что... она видится с этим типом, и он... он с ней плохо обращается.

— Ну и что? Сара всегда встречается с какими-то неудачниками.

— Это совсем другое, — сказал Джейми, стараясь не плакать. — Он делает ей больно.

— Ох, — Шелли погладила руку Джейми, осторожно, избегая прикасаться к порезу. — То есть физически больно?

Джейми не знал, как рассказать о синяках Сары. Он мог бы описать их в малейших подробностях, но тогда Шелли спросит, откуда он знает, и вряд ли он сможет ответить ей, что сегодня трахался с Сарой три часа и каждый раз, когда чувствовал, что сейчас кончит, менял положение так, чтобы ему было видно ее искусанные бедра. Так что, в то время как Сара не могла кончить, думая о мужчине, который сделал с ней это, Джейми отсрочивал свой оргазм, думая о нем же.

— Она вся в синяках, — сказал он.

— В синяках? Черт. Не представляю, чтобы Сара такое терпела. Что она сама говорит об этом?

— Говорит, что любит его, — Джейми заплакал.

— Да, хреново, — Шелли поцеловала его в щеку и стала гладить по голове, прижимая ее к груди. — Мне очень жаль, милый. Прости. Все будет хорошо.

Джейми знал, что позволять жене утешать его, когда его сердце разбито, неправильно. Но что вообще правильно?

Через некоторое время Бьянка проснулась и завопила. Они вместе сменили ей пеленки, потом Шелли села на кровать, чтобы покормить Бьянку, а Джейми лежал на боку и смотрел на них.

— Не могу поверить, что это мы ее сделали, — сказал Джейми, гладя пушок, покрывающий еще мягкую головку Бьянки. — Просто поверить не могу, что она наша.

— И я не могу поверить. Поверить не могу, что у меня есть вот эта девочка и что у меня есть ты. Я каждый день благодарю Бога за вас обоих.

— Ну да, конечно. Я такое счастье.

Шелли положила свою ладонь на его руку; оба поддерживали головку Бьянки.

— Вы оба мое счастье.

Позднее, той же ночью, Джейми рассказал Шелли о мистере Карре. Послушав его бессвязный рассказ о том, что этот монстр сделал с Сарой, Шелли заварила обоим по чашке чая и стала объяснять, почему Джейми во всем ошибается.

Во-первых, то, что произошло, в действительности нельзя считать сексуальным злоупотреблением. Четырнадцатилетняя Сара уже не была невинным ребенком. Она всех достала в студии СМИ своей болтовней о детском рабстве на африканских алмазных приисках, о священниках-педофилах, обрезании клитора девочкам в Сомали и тысяче других несправедливостей. Она всегда стремилась дать голос тем, кто не имеет права голоса, защитить тех, кто не может защитить себя, дать права оскорбленным и угнетенным. Учитывая это, можно с полной уверенностью сказать, что она скорее была расположена к тому, чтобы разоблачать мужчин, которые поступают так, как мистер Карр. То есть если бы мистер Карр напал на нее или воспользовался своим положением с тем, чтобы манипулировать ею, то, скорее всего, она с превеликим удовольствием сообщила бы о нем органам правосудия, представляя интересы всех девочек — жертв насилия, не таких сильных и храбрых, как она.

— Может, она слишком боялась, — сказал Джейми, цепляясь за свою позицию и осознавая это. — Может, она боялась, что он ее изобьет.

Но Шелли отмела этот аргумент. Она когда-то ходила в ту же церковь, что и мистер Карр. Он давал уроки в воскресной школе и помогал в организации собраний молодежи по пятницам. Его дочери хвастались тем, что их папа очень добрый и никогда их не наказывает. И в школе он был таким же. Он никогда не повышал голос и не стучал по столу, если класс вел себя плохо. Когда он надзирал за спортивными играми, он всегда подчеркивал, что надо играть честно и соблюдать правила. Он был добровольным консультантом горячей линии психологической помощи учащимся. Короче, он был одним из самых мягких, добрых и наименее пугающих мужчин, которых она когда-либо встречала.

— Он так же способен на сексуальное преступление с применением насилия, как ты, — сказала она.

Джейми встретился с ней взглядом.

— Может, я и способен. Разве это так трудно себе представить?

— Да, трудно. Ты нежный, даже слишком. За это я тебя и люблю.

Он поднял забинтованную руку.

— Иногда я не такой уж нежный.

Шелли отвернулась.

— Ну да, ты прав. — Она отпила чая, глядя на дальнюю стену. — Значит, все дело в ней. Она внушает людям жажду насилия. Превращает приличных мужчин в животных.

— Шелли! — Он потянулся через стол и взял ее за подбородок, повернув ее лицо к себе. — Не смей ее обвинять. И не смей сравнивать меня с ним!

— Почему нет? Ясно, что она вас обоих с ума свела.

Джейми захотелось ударить ее по лицу. Он подавил это желание, но сжал ее подбородок.

— Если бы ты видела, что он с ней сделал... Как изранил... Проклятый зверь. Ее бедра выглядят так, как будто их пропустили через мясорубку. Укусы и синяки от колен и выше! Если бы ты их видела, ты бы тоже рассердилась настолько, чтобы разбить окно.

Шелли отняла его руку от подбородка.

— Думаю, придется мне поверить тебе на слово, — сказала она, вставая и поворачиваясь к нему спиной. — Раз уж я не могу себе представить, что буду разглядывать бедра Сары в ближайшем будущем. Да и с какой бы стати?

Джейми не стал ее удерживать. Больше сказать было нечего.

Большинство ночей он проводил без сна, обдумывая все. Шелли выдвинула несколько несомых аргументов, но не учла сути. Да, Сара рано созрела, и да, у мистера Карра были некоторые хорошие черты, но нет оправдания тому, чтобы человек в его положении злоупотреблял доверием девочки, которая считает себя более взрослой, чем есть на самом деле. Когда учитель занимается сексом с несовершеннолетней ученицей, это плохо со всех точек зрения, и ничто не сделает это хорошим.

Ну и что? Она любит его. Каким бы он ни был, что бы он ни делал, Сара любит его, и всегда любила. Она всегда говорила: «Он единственный, Джейми, единственный, кто мне нужен, я мечтаю о нем, я тоскую по нему». Она говорила это в четырнадцать лет, со свежеразбитым сердцем; говорила в шестнадцать, когда она только что ушла из дому; потом в восемнадцать, когда трахалась со знаменитостями и отвергала авансы миллионеров; и то же самое она сказала менее месяца назад, обнаженная, целуя грудь Джейми. «Если бы не Он, я бы подумала, что лучше не бывает». Она считала это комплиментом.

Это и правда был комплимент. Быть вторым среди тысяч, вторым после бога. Особенно если бог не являлся для поклонения целых восемь долгих лет. Бог, покинувший свою самую верную почитательницу в отчаянной нужде.

Сара страдала за веру и преданность. Пока Дэниел Карр наслаждался жизнью под солнцем Квинсленда, Сара попала в шторм, билась о скалы, словно пытаясь разбить себя на куски. Пока любовь всей ее жизни играла со своими детьми на пляже, Сара работала по две смены в грязной забегаловке, чтобы иметь возможность жить в разваливающемся здании. Пока он преподавал английский язык новому классу обожающих подростков, Сара глотала таблетки, теряла время и делала аборты. А пока он преподавал в воскресной школе, Сару трахали незнакомцы в темных переулках и на парковках.

И пока все это продолжалось, Джейми держался изо всех сил, выносил все, поддерживал в ней жизнь, ждал, когда настанет его время. Ему никогда не приходило в голову, что он делал все это ради Дэниела Карра, что он заботился о Саре, чтобы она была в хорошем состоянии, когда он вернется за ней. И даже если бы он знал, не было бы ни малейшей разницы. Джейми заботился о ней, потому что любил ее, и любил ее, потому что не мог не любить. Если бы она даже никогда не поцеловала его, никогда не заговорила с ним, он все равно сделал бы все, что мог, чтобы сделать ее счастливой и защищенной.

И ничто никогда не могло это изменить.

6

Дэниел повез Сару в парк Парраматта, потому что стоял теплый солнечный денек, потому что он не был в парке с тех пор, как вернулся в Сидней больше года назад, и потому что он хотел, чтобы они пока что встречались только на людях. Сара оделась так скромно, как только могла, не впадая при этом в безвкусицу. Синие джинсы, голубая майка и кофточка, мокасины. Она заплела волосы в косу и завязала ее голубой лентой, которую купила специально для этого случая.

Они сидели рядом, но не касаясь друг друга, на скамейке у реки. Сара обещала ему рассказать все, о чем он спросит. Ей не терпелось все выложить, не потому, что ей нравилось говорить о своей несчастной жизни, а потому, что чем скорее они разделаются с этим дурацким запоздалым знакомством, тем скорее Дэниел дотронется до нее.

— Сколько мужчин у тебя было? — полюбопытствовал он.

— Много.

— Сара, ты обещала быть со мной честной.

Она вздохнула.

— Это правда. Я не знаю, сколько. Несколько сотен.

Дэниел сделал большие глаза, явно ожидая, что она скажет ему, что пошутила. Она встретила его взгляд, не позволяя ему пристыдить себя.

— Понятно, — сказал он. — Скольких из них ты любила?

— Никого.

Он прищурился.

— Никого?

— Только тебя.

Его лицо смягчилось, и на секунду она подумала, что он, может быть, ее поцелует, но он только кивнул и продолжал расспросы.

— А сейчас ты с кем-нибудь спишь?

— Ну, только... только с Джейми. На самом деле это довольно серьезно, и... ладно, я и правда люблю его, но не так, не любовной любовью. Я его знаю целую вечность, и... это так сложно.

Дэниел закрыл глаза.

— Объясни это мне.

— Он мой лучший друг, и я практически обязана ему жизнью. У Дикинсон есть строчка: «Говоря с тобой, я чувствовала себя защищенной». Вот такие у меня чувства к Джейми. Но он женился на этой дуре, которая от него залетела, но он любит меня, а я... я люблю тебя. Я рассказала ему о тебе, и он... — Сара поморщилась, вспомнив. — Он тяжело это перенес.

— Я хочу, чтобы ты перестала с ним спать.

— Ты не можешь требовать, чтобы я...

— До свиданья, Сара, — Дэниел встал. — Позвони мне, когда будешь готова воспринять это серьезно.

— Дэниел, нет! — Она схватила его за руку. — Я перестану, обещаю. Прости меня.

Он сел, смахнув ее руку.

— Есть еще кто-нибудь, о ком ты должна рассказать?

Она покачала головой.

— Молодец. А теперь я хочу узнать о твоей семье.

Сара сложила ладони вместе.

— Мама — профессор экономики. Отец в настоящее время работает примерно пятьсот часов в неделю в страховой компании, подсчитывая статистическую вероятность, с которой она может не сделать ни одной страховой выплаты и при этом избежать судебного разбирательства. Келли на три года старше меня. В последний раз я слышала, что она изучает право в университете Нового Южного Уэльса.

Сара закурила, и Дэниел пересел на дальний конец скамьи. Когда он так делал, ей хотелось его пнуть. Впрочем, ей хотелось его пнуть, просто чтобы к нему прикоснуться.

— Я познакомился с твоей мамой на родительском собрании. Она выглядела великолепно, она ведь очень похожа на тебя, но была такой резкой, такой...

— Злой?

Дэниел засмеялся.

— Помню, что подумал что-то в этом роде. Я ей расписывал, какая ты чудесная, и...

— Мы тогда трахались?

— Нет, мы не трахались. — Дэниел скривился, чтобы показать свое недовольство. Он не чуждался непристойностей в речи, но терпеть не мог слов, которые называл вульгарными. — Но я был очарован тобой. Думаю, я зашел слишком далеко, когда стал рассказывать твоей маме, какая ты фантастическая.

— Ты сказал ей, что я фантастическая? — Сара затоптала окурок и пододвинулась к нему.

— Да, но она говорила со мной, как будто ты чей-то чужой ребенок. Она прочла мне лекцию об индивидуальных особенностях обучения и интеллектуальном развитии, о том, что у тебя острый ум, но ты тратишь его на чтение романтической чепухи.

— Очень похоже на маму.

Дэниел развернулся так, что смотрел Саре прямо в лицо.

— Я сказал твоей маме, что для девочки твоего возраста совершенно нормально читать романтическую литературу, а она ответила, что, если бы решения принимала она, ты бы не тратила времени на мои уроки. Если бы решала она, ты бы не изучала такие сомнительные концепции, как деконструкция и этноцентризм, и не рассуждала бы об экспрессии и интерпретации. По ее мнению, мне следовало преподавать тебе исключительно навыки ясной и лаконичной композиции, и все.

Его голос был великолепен, но она хотела, чтобы он замолчал. Она хотела, чтобы он поцеловал ее и своим телом сказал ей, что она гораздо, гораздо лучше, чем любая женщина, которую он когда-либо знал.

— Когда она ушла, я только и мог думать о том, насколько ты ранима. Что такая восприимчивая к окружающему миру девочка, у которой мать с мертвым сердцем, откроется любому, кто выкажет ей малейшую привязанность.

Горло Сары сжалось. Она попыталась сказать ему, чтобы он заткнулся, но слова застряли у нее в груди. Она кашлянула, чтобы прочистить горло, и вскинула руку, давая ему знак замолчать.

— С тобой все в порядке?

— Все прекрасно. Можешь помолчать минуту, пожалуйста?

— Ладно. — Через некоторое время он сказал: — Я просто хочу, чтобы ты знала, что я все понимаю насчет твоей матери. Я понимаю, что ты, наверное, ненавидишь ее за холодность. Но ты можешь смотреть на это и так, как я. Если бы она не была такой далекой и холодной, может быть, ты не стала бы так легкодоступна.

Что-то сломалось в ней, слезы полились из глаз. Дэниел присел перед ней на корточки, лицо его исказила тревога.

— Я довел тебя до слез. Извини. — Он протянул ей синий носовой платок. — Я и не представлял, что ты так расстроишься.

— Чепуха, Дэниел. Ты специально пудришь мне мозги. В прошлый раз ты сказал, что ничего не мог с собой поделать, что пытался противиться соблазну, но не смог. А теперь ты говоришь, что намеренно мной воспользовался. Я не знаю, что и думать.

Он молчал несколько минут, качаясь на каблуках и наблюдая за тем, как Сара пытается успокоиться. Когда ее дыхание замедлилось и стало нормальным, он заговорил опять, глядя ей прямо в глаза:

— Я фантазировал, пытался сопротивляться, решил завоевать тебя, но передумал, познакомился с твоей мамой и передумал снова, потом помолился и решил оставить тебя в покое. Я колебался, но да, в конце концов, я воспользовался твоей ранимостью. Но если бы это был не я, это был бы кто-нибудь другой, и он, вполне вероятно, не чувствовал бы ничего, кроме радости, что воспользовался случаем. Я любил тебя и теперь люблю. Я только хотел подчеркнуть, что именно отношение к тебе твоих родителей помогло тебе принять меня в свою жизнь.

Сара видела его насквозь, видела его хитрое черное сердце. Сердце, которое любило ее, и которое она любила. Она закурила, выдохнув дым прямо ему в глаза. Он поморщился, но не отодвинулся.

— Ты поэтому ушла из дому, Сара? Потому что твои родители были слишком строги? Потому что они были холодны с тобой?

— Нет. Со строгими я могла бы жить. По крайней мере, пока не закончила бы школу. И расскажу тебе, — сказала она, — но не слишком возбуждайся, я больше не буду плакать.

— Ты думаешь, мне нравится, когда ты плачешь?

— Да.

— Ну, может быть, немножко, — сказал он без намека на стыд. — Но прежде всего я хочу знать, что случилось такое ужасное, из-за чего ты не виделась с семьей шесть лет.

— Меня изнасиловали. Мои родители этого не одобрили. — Сара пожала плечами, как будто ее тело могло убедить мозг, что расстраиваться не из-за чего.

— О господи. Любимая, я... — Дэниел положил ладони ей на колени и сразу, не успела она ощутить удовольствие от этого прикосновения, убрал руки. — Расскажи, что случилось.

Сара провела языком по губам, как будто точила нож. Удивительно, какое удовлетворение чувствуешь оттого, что можешь сделать больно ему в ответ. Она облизнула губы, чувствуя вкус крови, которой на них не было, но была раньше и будет опять.

— Это целая история, — сказала она. — Детали можешь выдумать сам, если тебе надо на что-то дрочить.

— Это жестоко, Сара. Даже для тебя. — Он встал и подошел к берегу реки, засунув руки глубоко в карманы. Сара сразу же почувствовала угрызения совести. Он не мог помешать себе делать ей больно; он так сильно хотел узнать о ней, что не мог сдерживаться, не мог быть с ней вежливым и нечестным.

— Извини, — крикнула ему Сара. — Пожалуйста, вернись и сядь со мной. Я расскажу все, что ты захочешь знать.

Дэниел медленно вернулся и сел рядом.

— Как мы можем быть вместе, если ты не хочешь поделиться со мной своими секретами?

— Я знаю. Прости меня. Я расскажу.

— Все, ладно?

— Да. — Сара оглянулась по сторонам и почувствовала разочарование оттого, что парк был совершенно пуст. Иногда отсутствие других людей давит на тебя больше, чем что-либо. В солнечный субботний день парк должен быть полон детей, мам, собак и дисков для игры в фрисби. Он не должен быть тих, как похороны, не должен вызывать такое чувство, что ты можешь кричать и кричать, и никто не услышит, кроме уток.

Она сделала глубокий вдох.

— Мне было шестнадцать. В доме Джейми была вечеринка...

— Того Джейми, с которым ты спишь сейчас? Ты знала его еще тогда?

— Да, и ты тоже. Джейми Уилкс. Он был в нашем классе. На самом деле это была вечеринка его брата Бретта, поэтому я и захотела туда пойти.

— Тебе нравился Бретт?

— Ну да, Бретт был классный. Я переспала с ним пару раз, но в основном мы были просто хорошими товарищами. Мне хотелось пойти на вечеринку, потому что там должны были быть все его однокурсники — настоящий шведский стол из мужчин старше меня.

Дэниел скривился.

— Ты что, спала с Джейми и его братом одновременно?

— Нет! Перестань перебивать.

Дэниел кивнул, и Сара продолжала.

— Так вот, все эти мужчины бросаются на меня, угощают выпивкой, сигаретами и косяками, все приглашают меня танцевать и всячески обхаживают. Я не торопилась, просто болтала с Джейми, пока решала, кого выберу, и вдруг Джейми начал ко мне приставать. Ну там, прижиматься ко мне, говорить, какая я красивая, и все такое. Сначала это было странно, потому что он был милый и все такое, но он ведь был просто маленьким Джейми. Потом странность ушла, и все показалось возбуждающим, потому что я была в его спальне тысячу раз, и мысль о том, что мы займемся сексом там, показалась такой грязной и извращенной. Я начала фантазировать о том, как он кончит на простыни с Человеком-пауком, как мы будем трахаться на полу и я буду смотреть на зажигающиеся в темноте звезды на потолке его комнаты.

Так вот, я согласилась. И все получилось совсем не так, как я думала. Это было совсем не странно; это было потрясающе. То есть он был практически девственником, и получился просто быстрый трах без затей, но это был Джейми. Мой лучший друг, знаешь ли. А как он на меня смотрел... Боже мой, никто никогда не смотрел на меня так, с таким обожанием.

— Погоди, — перебил ее Дэниел. — Я смотрю на тебя так. Я обожаю тебя.

У Сары тошнота подкатила к горлу.

— Будь добр, позволь мне досказать.

Он хмурился, морщины у него на лбу стали глубже, чем обычно.

— Ладно. Но мы вернемся к этому позднее. Обещаю тебе.

Сара кивнула, зная, что в этой истории столько всего, к чему он захочет вернуться позднее. Она умрет, прежде чем ей удастся удовлетворить Дэниела.

— Джейми вышел, чтобы принести пива и сигарет. Прошло не больше минуты, и дверь открылась. Я сидела спиной к двери, причесываясь, и сказала: «Как быстро» или что-то в этом роде, и чей-то голос, не Джейми, сказал: «Только послушай, приятель, она нас ждет». Я обернулась и увидела двух парней в дверях. Я сказала им, что Джейми только что ушел вниз за пивом, и подумала, что они поймут намек и уберутся, но они закрыли дверь, выключили свет и... — Сара закрыла глаза и сосредоточилась на своем дыхании. С ней все было в порядке. В порядке, в порядке, в порядке. Все в абсолютном гребаном порядке.

— Сара? С тобой все в порядке?

Она открыла глаза и улыбнулась.

— Все нормально. Так вот, я оказалась в комнате с этими двумя парнями с вечеринки, которых едва помнила. Один был такой щоровый качок, наверно, на стероидах. Другой был похож на футболиста, высокий и смазливый. При других обстоятельствах я бы с ним переспала, это точно. Но я беспокоилась, что, если Джейми придет и увидит их в комнате, он подумает, что я их пригласила, и расстроится. Джейми ведь не очень-то уверен в себе.

Я сказала, чтобы они ушли. Они засмеялись, и качок сказал что-то о том, что несправедливо, что из всей их тусовки я не переспала только с ним и его товарищем. Я ответила, что для этого есть уважительная причина, что он грубиян и уродская свинья и лучше ему держаться от меня подальше. Он толкнул меня на кровать, я так удивилась, что на секунду застыла. Потом я стала отбиваться кулаками и ногами, и все время кричала ему: «Убирайся». Он подозвал своего товарища, и они прижали мои руки за головой и стали раздвигать мне ноги. Я немного испугалась. Я все время орала, чтобы они отстали, и надеялась, что Джейми вернется до того, как они успеют что-то сделать.

Сара замолчала и посмотрела на Дэниела. Его лоб блестел, щеки порозовели. Он кивнул ей, чтобы она продолжала.

— Как бы там ни было, — пожала она плечами, — Джейми вернулся только после того, как они это сделали. А когда он вернулся, ему пришлось с ними драться, так что пострадали и Джейми, и я, и на следующее утро...

— Ты обещала, что расскажешь все.

— А что неясно? Двое мужчин изнасиловали меня и избили Джейми.

— Ты говоришь о результате. Я хочу знать, что произошло.

Сара не могла на него смотреть.

— Мне надо покурить.

— Давай, — сказал он, и Сара не могла не поднять глаз, потому что в его голосе совершенно не было раздражения, обычного в те минуты, когда ей хотелось курить.

— Ну ладно, — Сара зажгла сигарету. — Ну вот, этот здоровый парень, Барри, вздернул мне юбку и сорвал с меня трусы. Он действительно разорвал их. Потом он... он протолкнулся в меня, он был очень твердый, и было так больно, что я заорала, и зря, потому что парень, который держал меня за руки, ударил меня в зубы, что было еще больнее, чем то, что делал Барри. Я все равно орала, хотя мой рот был полон крови. А потом парень, который ударил меня, засунул — засунул мне в рот, и я...

— Что он засунул тебе в рот?

— Сам знаешь что! Свою штуку.

— Штуку, Сара? Мы что, в начальной школе?

— Ладно! — Она едва могла дымить. — Он сунул свой пенис мне в рот. Он сунул его туда, и я сжала зубы, сильно-сильно. Он снова ударил меня, и я подумала, что сейчас наверно насмерть подавлюсь своими зубами и кровью, но мне было все равно, я была рада, что сделала ему больно.

Барри кончил, и я подумала, что все кончилось, самое худшее позади, и я осталась жива. А потом парень, которого я укусила, сказал Барри, что он хочет заняться мной как следует. Я снова завопила, помнится, я звала Джейми, но мне разбили рот, так что не знаю, как это звучало, и тогда меня перевернули, и я почувствовала на затылке руку, которая вжала меня лицом в матрас, и поняла, что они собираются со мной сделать. Я перестала дышать и только надеялась, что потеряю сознание и ничего не почувствую.

Конечно, им было не прикольно, когда я без сознания, так что они стали дергать меня за волосы, ударили еще несколько раз и плеснули пива на голову. Меня изнасиловали снова, на этот раз в задний проход, и это было гораздо хуже, чем в первый раз. Меня как будто разодрали. Несмотря на все их усилия, я пару раз теряла сознание. Я подумала, что умираю. У меня были галлюцинации, мне показалось, что рядом с кроватью мама, и я позвала ее, потом я снова посмотрела, и это был Джейми, только он не просто стоял, а кричал, и я услышала звон бьющегося стекла и поняла, что это не галлюцинация и что Джейми разбил бутылку о голову Барри.

Сара прервалась, чтобы погасить сигарету и закурить следующую. Она не смотрела на Дэниела, но слышала его дыхание.

— Джейми удалось выставить их из комнаты. Но его здорово побили... Бедный парень. Он чуть глаза не выплакал, а я, когда все кончилось, была совсем спокойна. Он все время говорил, что у меня был шок, но ничего подобного; во всяком случае, я так не думаю. Я просто была удивлена, что я живая, что мне хочется пить, что я хочу покурить. Джейми вытер меня, мне было неловко, что он видит меня такой, что он трогает меня, делает все одной рукой, а другая рука не слушалась и висела плетью. Он держал полотенце у меня между ног и все плакал и плакал, а я просто думала: зачем им было это делать? Почему эти говнюки пришли и испортили такую хорошую ночь? Я собиралась сделать Джейми первый в его жизни минет, а теперь мой рот был так разбит, что я ничего не смогу. Я сказала это Джейми, и он просто разрыдался. Это было самое худшее, что я слышала в жизни, и мне тоже захотелось плакать, но я не смогла, и вместо этого меня стошнило, так что для него нашлась работа, и он перестал реветь.

Дэниел кашлянул.

— Вы вызвали полицию?

— Нам это в голову не пришло. Я провела всю ночь в комнате Джейми, с запертой дверью, а на следующий день Джейми и Бретт собрали банду, нашли и избили до полусмерти парней, которые это сделали. Они с ними здорово расправились, кости поломали и все такое. Я очень обрадовалась. У меня было чувство, что это справедливо.

Ну так вот, утром Джейми проводил меня домой. Идти было недалеко. Он хотел войти со мной, но мне и так было неловко, что из-за меня он столько натерпелся. Я не хотела втравить его в очередную отвратительную сцену, в которой он почувствует себя обязанным меня защищать. Кроме того, я видела, что он сильно пострадал; я велела ему пойти к врачу и сказала, что позвоню позже.

Я вошла в кухню; все трое сидели вокруг стола за завтраком, перед каждым был раздел воскресной газеты и чашка кукурузных хлопьев. Я подумала: что за восхитительная сценка. Что за образцовая семья, одна я в полном дерьме. На мне была куртка Джейми, она скрывала синяки на руках, но ноги и лицо выглядели кошмарно. Еще не было сказано ни слова, а я уже поняла, что больше не принадлежу к этой семье. Или на самом деле я поняла, что я никогда к ней не принадлежала, я всегда была для них слишком беспорядочной, даже до того, как мне сломали нос и выбили зубы.

Они все пришли в ужас, но я сохранила хладнокровие. Я рассказала им о том, что случилось, и вежливо попросила маму отвезти меня в больницу. Она отказалась.

Дэниел присвистнул.

— Отказалась?

— Отказалась. Она сказала, что ей так стыдно, что она даже смотреть на меня не может. Папа сказал, что они пошлют меня в пансион. Я спросила, неужели пансион полностью застрахует меня от изнасилования, он сказал: перестань вести себя так мелодраматично. Келли сказала: невозможно, чтобы ее изнасиловали, потому что все знают, что она не отказывает никому. Мама спросила, правда ли это, и я... — Сара фыркнула. — Я сказала, что я действительно много занимаюсь сексом, но я думала, что такая испытанная феминистка, как она, может понять разницу между сексуальной доступностью и изнасилованием в задний проход с сопутствующим избиением.

Дэниел усмехнулся, но было видно, что он потрясен.

— Я преклоняюсь перед тобой, Сара. Правда. Ты самая сильная женщина на свете. Ты богиня.

Сара и Дэниел беседовали до вечера, сидя на скамье, прогуливаясь вдоль реки, а потом лежа на спине и глядя в облака. Она рассказала ему, как мама Джейми отвезла ее в больницу, сама назвалась родственницей и оплатила все медицинские расходы, как Бретт с Джейми помогли ей найти квартиру, работу и даже кое-какую подержанную мебель. Ей понравилось, что Дэниел назвал Джейми героем и сказал, что с ее стороны было благородно уйти из дома, вместо того чтобы остаться и подвергаться унижениям со стороны мелочных обывателей.

Когда он отвез ее домой, уже давно стемнело. У нее кружилась голова от совершенно нового переживания: она высказала то, что было у нее на сердце, и это не было встречено с ужасом или отвращением. Если она и нуждалась в доказательствах того, что се влечение к Дэниелу было не просто сексуальным, то сегодняшний день стал этим доказательством. Это влечение было более чем сексуальным, но более полным. Даже от эмоциональной связи с ним у нее по коже бежали мурашки. Каждый раз, когда он смеялся ее словам или кивком показывал полное понимание, ее мышцы напрягались от узнавания. Она нуждалась в нем физически, но это была не низменная похоть, которую она чувствовала к другим мужчинам. Речь шла не о сексуальной разрядке, а о том, чтобы стать единым двуспинным зверем.

Собираясь выйти из его машины, она задала вопрос, который преследовал ее на протяжении последних несколько часов.

— Дэниел, когда я рассказывала тебе, что произошло... когда описывала, что они сделали со мной, что ты чувствовал?

Он нахмурился.

— Мне было тебя жалко.

— Но... как насчет?..

— Что?

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Мне показалось, что тебе это, возможно, доставило немного удовольствия. Так же, как тебе нравится, когда я плачу?

— Посмотри на меня, Сара. — Она послушалась. Глаза его были огромные и влажные. — Я думаю, что их поступок достоин презрения. У меня сердце разрывается от того, что ты выстрадала, от того, как жестоко с тобой обошлись твои родные. Но при этом, — сказал он, коснувшись кончиками пальцев тыльной стороны ее руки, — в тебе нет ничего, что меня бы не возбуждало. Если то, что я возбуждаюсь, когда ты описываешь твои покрытые кровью бедра, делает меня отвратительным извращенцем, то, помоги мне Господь, я отвратительный извращенец.

— Так я и думала. — Сара открыла дверь машины, нагнулась и поцеловала его в макушку. — Помоги мне Господь, я люблю тебя.

7

Сара жила ради того дня, когда Дэниел дотронется до нее снова. Он приглашал ее ужинать, или встречал после работы, или заходил выпить стаканчик каждый день, но никогда даже не целовал ее на прощание.

Она стала пропускать занятия, потому что, если бы она прогуливала работу, она оказалась бы на улице, но ей как-то нужно было выкроить время, чтобы повидать его.

Ее телефон все время звонил. Она не брала трубку. О том, чтобы пропустить звонок Дэниела, можно было не беспокоиться: он никогда не звонил, потому что знал, что, если ему захочется поговорить с ней, ему надо будет только подождать пять минут, пока она не позвонит ему опять. Она звонила ему посреди дня, чтобы рассказать про то, как прошло занятие, или про книжку, которую она только что прочитала; она звонила вечером, чтобы услышать его голос, прежде чем уйти на работу; она звонила среди ночи, потому что, когда она сама мучилась из-за него бессонницей, ей хотелось, чтобы и он не спал.

Однажды, в бессонные ночные часы, она смотрела документальный фильм о глубинах океана. В нем был отрывок о рыбах, которые спаривались на всю жизнь, при этом самец прилеплялся к самке и жил тем, что сосал ее кровь, отдавая ей взамен непрерывный поток спермы. Это была самая эротичная история из всех, что Сара слышала за свою жизнь. Она позвонила Дэниелу и рассказала ему об этом.

Дэниел презрительно усмехнулся.

— Когда получаешь информацию по телевидению, проблема в том, что тебе скармливают завлекательные фактики, но они не имеют никакого продолжения. Ты знаешь об этой рыбе один-единственный факт, и больше ничего. Если рыба-самка умрет, самец тоже умрет или он может отделиться от нее? Если умрет самец, самке придется всю оставшуюся жизнь плавать, нося на себе разлагающийся труп? Что случится, если произойдет зачатие? Прекратится ли поток спермы? Могут ли они...

— О господи, Дэниел! Кому это интересно?

— Мне. Держу пари, ты даже не помнишь, как называется эта рыба!

— Мне на это наплевать. Я из поколения мгновенного удовлетворения потребностей, не забыл? Мне хочется знать только самое интересное; остальным пусть занимаются ученые. Мне подавай быстрые, увлекательные, экзотичные фактики.

Дэниел засмеялся.

— Ты прелесть. А теперь ложись спать, уже поздно.

— Нет, не поздно. Я хочу еще поговорить.

— О рыбе?

— Почему бы и нет? О чем угодно. Мне все равно. Просто хочу слышать твой голос. Расскажи мне об океане.

Он помолчал несколько секунд. Думал, а может, доставал с полки в гостиной один из своих справочников. Когда он снова заговорил, его голос был тихим и хриплым.

— Океан, — сказал он, — он как целый мир: огромные равнины расстилаются по дну океана, горные хребты поднимаются к поверхности, и их прорезают глубокие ущелья Есть действующие вулканы, которые извергаются на такой глубине, что мы, находясь на поверхности, никогда не узнаем о них. Океан — это ловушка. Он прохладный и ласковый, и ты заходишь все дальше, заходишь все глубже. А потом — ты мертв. Вода — предательская штука. Если ты обжегся, если тебе жарко или больно, она исцелит, утешит и успокоит тебя. Но она может и заморозить тебя до смерти, и обжечь твою плоть. Задавить или удушить тебя. — Он помолчал и спросил: — Тебе не скучно слушать?

— Нет! Пожалуйста, дальше!

— Ладно, Сара. — Еще одна пауза. — Ты снимешь трусики для меня?

— Конечно.

Она стащила трусы, и он продолжал:

— В природе нет хищника, который бы охотился на большую белую акулу. У этой акулы огромные, похожие на пилу зубы, которые легко раскусывают мясо и самые твердые кости. У некоторых акул есть еще и длинные острые зубы, чтобы крепко удерживать добычу, пока они вгрызаются в нее. Их чувства интегрированы; они умеют слышать и чувствовать всем телом. Когда акулы занимаются сексом, они кусают друг друга чуть ли не до смерти.

— Дэниел, ты это все читаешь? — спросила Сара, чувствуя и слыша его всем телом, желая загрызть его до смерти, чтобы его кровь смешалась с ее кровью, и уплыть с этим потоком.

— Тш-ш. Представь себе крокодила в болоте — он притворяется спящим, а на самом деле разглядывает тебя и думает, каким будет твое лицо, когда он набросится на тебя сзади и запустит зубы в твою податливую плоть. Когда крокодилы едят добычу, они треплют ее и терзают. К тому времени, как крокодил сжалится над тобой и разобьет твой череп о камень, у тебя половина костей будет переломана.

Сару словно охватила лихорадка; ей хотелось оказаться в океане вместе с ним. В болоте, или в озере, или хоть в ручье. Ей хотелось прохлады, влажности, скрытых скал и сокровищ. Ей хотелось, чтобы ее трепали, кусали и душили.

— А дальше? — спросила она Дэниела, чей голос стал похож на стихию, которую он описывал. Влажный и темный. Ей было слышно, как вокруг него плещутся рыбы.

— Голубой осьминог размером с мячик для гольфа. Когда он кусает, вначале чувствуешь тошноту. В глазах туманится. Через несколько секунд ты слепнешь. Теряешь чувство осязания. Ты не можешь ни говорить, ни глотать. Через три минуты тебя парализует, и ты задохнешься.

Сара почувствовала, как яд течет по венам. Еще три минуты — и все кончено.

— Но особенно интересны большие осьминоги. Ты можешь представить себе их щупальца, Сара? Представь себе, как они присасываются и извиваются, и в то же время водоросли оплетают твои лодыжки. И одновременно вода наполняет твое горло и легкие. Ты сейчас утонешь и радуешься этому, ты надеешься утонуть поскорее.

Сара ослепла и онемела. В мире остался только голос Дэниела, звук щупалец, плещущихся в воде, и ощущение скользких подводных тварей, копошащихся вокруг. Щупальца проникли ей внутрь, и она сказала Дэниелу, что она чувствует. Она рассказала, как они присасываются и извиваются у нее внутри и как вода течет потоком. Он сказал, что тоже истекает, она ответила: «Я тону».

Затем все стихло. Постепенно зрение Сары прояснилось, и ум ее тоже. Она смутилась, увидев, что сидит одна на кухне посреди ночи, с телефонным проводом, обернувшимся вокруг талии, и рукой между бедер.

— Дэниел? — Ей было слышно, как он дышит, но показалось, что прошли часы, прежде чем он сказал:

— Ты кончила?

— Да. А ты разве нет?

— Значит, это тебя возбуждает? Морские твари?

Сара поколебалась, пытаясь истолковать его тон. Что он, дразнит ее?

— Ты стесняешься мне ответить? — его голос прозвучал сердито.

— Меня возбудил ты. Почему ты говоришь так странно?

— Тебя возбудила мысль о трахающихся рыбах. Это омерзительно. Меня тошнит.

Сара вытерла руку о край футболки.

— Прекрати. Когда ты так говоришь, мне не по себе.

— Правда, Сара. Я чувствую, как будто меня сейчас вырвет. Ты просто больная девочка.

— Эй-эй! Ты тоже кончил! Я слышала...

— Тебе это нравится? Тебе нравится, когда мужчины засовывают живых тварей тебе во влагалище и...

Сара бросила трубку и плакала, плакала, плакала...

На следующее утро она нашла под дверью конверт. Внутри было написанное от руки стихотворение:

Приманка

ДжонДонн

О, стань возлюбленной моей —

И поспешим с тобой скорей

На золотистый бережок —

Ловить удачу на крючок.

Под взорами твоих очей

До дна прогреется ручей,

И томный приплывет карась,

К тебе на удочку просясь.

Купаться вздумаешь, смотри:

Тебя облепят пескари,

Любой, кто разуметь горазд,

За миг с тобою жизнь отдаст.

А если застыдишься ты,

Что солнце смотрит с высоты,

Тогда затми светило дня —

Ты ярче солнца для меня.

Пускай другие рыбаки

Часами мерзнут у реки,

Ловушки ставят, ладят сеть,

Чтоб глупой рыбкой овладеть.

Пускай спускают мотыля,

Чтоб обморочить голавля,

Иль щуку, взбаламутив пруд,

Из-под коряги волокут.

Все это — суета сует,

Сильней тебя приманки нет.

Да, в сущности, я сам — увы —

Нисколько не умней плотвы.

Ей было не знакомо это стихотворение, но она узнала первые строки, которые были взяты у Марлоу. Значит, это пародия; но поэтому ли Дэниел послал ей стихотворение? Чтобы спародировать драматизм их любви так, как Донн пародировал Марлоу? Она перечитывала его, пока не запомнила наизусть. В нем было содержание, которое, как ей показалось, она поняла. В нем был очевидный намек на их телефонный разговор, и возможно, именно поэтому стихотворение и было послано: как признание эротичности моря. Как извинение. Но тогда воспринимал ли он себя как поэта, а ее как рыбачку, поймавшую его, хотя другие мужчины были умнее и не попались на приманку? Значит, он был глупец? «Сильней тебя приманки нет». Значит ли это, что он считает ее обольстительность внутренне присущим ей качеством, в то время как другим женщинам приходится «часами мерзнуть у реки, ловушки ставить, ладить сеть»? Или же Дэниел указывал на блеск и страсть, которые можно уловить в повседневных вещах? Использование метафизического концепта для демонстрации самых основных человеческих переживаний? Во всем этом было и насилие: удушающие сети, острые раковины. Дэниел запутал ее, поймал в сеть, не написав сам ни слова.

Она позвонила ему и сказала, что, если он пытался извиниться, он может так и сказать, а если имел в виду что-то еще, ему тоже лучше сказать об этом прямо.

— Я думал, то, что я хотел сказать, предельно ясно.

— Донн никогда не писал ясно, Дэниел. У меня весь день голова кружилась от стараний это понять.

Он тихонько засмеялся.

— Я выбрал это стихотворение, потому что его тема показалась уместной, но все, что я хотел сказать, заключается в первых двух строчках.

Сара опустила глаза на испачканный ковер и скомканный лист бумаги и перечитала строки, хотя знала их наизусть.

— Ты это серьезно? — спросила она, ужасно боясь, что он опять засмеется или бросит трубку, или скажет, что она ему противна.

— Я всегда говорю серьезно.

— Значит, и то, что ты сказал вчера ночью, тоже было правдой?

— Да, как только я повесил трубку, меня вырвало. Потом я переписал стихи и подъехал к твоей квартире. Я просидел у тебя перед дверью всю ночь, слушая, как ты плачешь. Я понял, что наш телефонный разговор — тот самый поворотный пункт, которого я ждал. У нас был странный телефонный секс, вызвавший у меня приступ дурноты, а потом я только и хотел, чтобы повторить это. Я понял, что ты мне позволишь. Если мы можем вызывать друг у друга тошноту, доводить друг друга до слез и все равно отчаянно стремимся быть вместе... Сара, «О стань возлюбленной моей и поспеши ко мне скорей».

— Ладно, да, хорошо, — Сара снова заплакала. — Но мне нужно немного времени. Мне надо выехать из квартиры, поговорить с друзьями, мне нужно... В общем, много чего сделать. Мне нужны хотя бы две недели.

— Даю тебе неделю, — сказал Дэниел. — Я не буду тебе мешать сделать все; что нужно, а через неделю я приду за тобой.

8

Прошла неделя, а Сара ни с чем не разобралась. В назначенный им день, в субботу, она смотрела в стену и курила. Она провела весь день, думая, что это ее стены, и, хотя они и покрыты облезающей краской и грязными отпечатками пальцев, это ее стены, и никто другой не имеет на них никакого права. В десять тридцать она вспомнила, что квартира съемная и поэтому стены не ее; они принадлежат хозяину. После одиннадцати часов оплакивания чего-то, что даже не существовало, Сару охватило маниакальное веселье. Она надела что-то короткое и направилась в самый стремный бар на Парраматте.

Бар был наполовину полон байкерами и псевдобайкерами, буйными пьяницами, дремлющими наркоманами и драгдилерами, которые, как всегда, сохраняли полную трезвость, чтобы никто не мог их надуть. Женщин было мало, и ни одной, судя по виду, было не под силу сделать несколько шагов без посторонней помощи. Каждый, кто еще сохранил способность видеть, пялился на Сару с враждебностью, желанием или смесью двух этих чувств. Она села у стойки рядом с бородатым байкером с седеющими волосами, собранными в хвост. Он не скрывал ни похотливого взгляда на ее грудь, ни ухмылки. Сара заказала текилу. Байкер заплатил. На левой руке у него была татуировка «ХРЕН».

— Хрен чему?

Он сжал у нее перед лицом правый кулак. На нем были буквы «ЖИЗНИ».

— «Хрен жизни»? Что бы это значило? Хочешь умереть? Это легко сделать, если действительно захочешь. Или «хрен» в этом контексте — позитивное слово? Типа ты хочешь вставить жизни, потому что так сильно се любишь?

Байкер как будто не слышал. Он кивнул бармену, и перед Сарой оказалась еще одна текила. Она выпила ее залпом.

— Спасибо. Но неужели ты правда думаешь, что я собираюсь трахаться с неандертальцем, который татуирует на своих волосатых кулачищах бессмысленные грубые фразы, только потому, что он покупает мне пару напитков?

На стойке оказалась третья текила.

— Ты вообще говорить умеешь? — спросила Сара. — Ты случайно не глухонемой?

— С такими до хрена болтливыми шлюхами, как ты, начинаю жалеть, что не глухонемой.

Сару передернуло.

— Ну, это просто грубо. Я пойду. Спасибо за текилу.

Она вышла быстрыми шагами; ее трясло от предвкушения, а от страха к горлу подкатывала тошнота. Когда она завернула за угол, то услышала хлопанье двери, а затем тяжелые неторопливые шаги. Она пошла медленнее, не оглядываясь. Шаги слышались все ближе. Рука сжала ее шею, и она чуть не кончила.

Он прижал ее бедрами к мусорному баку, лицом вперед, губы ее коснулись холодного металла, под щекой оказалось что-то липкое, но теплое. Запах гниющих овощей и кошачьей мочи ударил в нос и вызвал сухой рвотный спазм. Кто-то пробежал по левой ноге, и она вспомнила про гигантских крыс, которых видела в помойке за рестораном.

— Скажи, зачем такой сладкой девчушке, как ты, нужно приходить в такое место и выделываться перед таким, как я?

Он держал ее голову крепко, так что, когда она открыла рот, он наполнился горьким вкусом последнего, что было выброшено в бак.

— Мне просто хотелось спокойно выпить, — ответила она, стараясь не открывать рот. — Ничего не могу поделать, если старое толстое пугало вообразило, что я им интересуюсь.

Он дернул ее голову назад и опять ударил о стенку мусорного бака.

— Знаешь, что я делаю с такими умными задницами, девочка?

Сара выплюнула кровь: она стекла по подбородку на грудь.

— Уделываешь своим усохшим волосатым корешком?

— Первое слово угадала.

Она почувствовала холодный ночной воздух на бедрах, когда он задрал ей юбку и стащил трусы. Он шумно кряхтел и толкался, и Сара прикусила язык. Она не ожидала такого сильного и полного входа. Слезы хлынули у нее из глаз и смешались с содержимым бака. Во рту у нее был вкус металла и грязи и чего-то, что, возможно, когда-то было соусом чили. Из окна над их головой слышался звон бокалов, какая-то женщина орала, что Карлос сраный идиот. За несколько метров от них, с другой стороны мусорки, местные крутые парни заводили моторы и переругивались при свете фар. Но сильнее всего слышалось тяжелое дыхание и хлюпанье плоти.

Он кончил и вышел так же грубо, как вошел.

— Теперь довольна? — спросил он, застегивая штаны, все еще задыхаясь.

— В экстазе, — ответила Сара.

Она натянула белье, вытерла лицо рукавом и блеванула ему на сапоги.

В воскресенье вечером Сара пошла на собрание местных болельщиков, где юноши до 16 праздновали победу в сегодняшней игре. Ее первоначальной целью был тренер, толстый краснолицый мужчина, которому недоставало нескольких передних зубов, но он сблевал прямо на стойку, и его выставили из бара, так что Сара осталась наедине с десятерыми перевозбужденными парнями. На следующий день она проснулась с трещащей головой, ноющей челюстью и стертыми докрасна бедрами. На спинке кровати висели четыре пары грязных футбольных носков, простыни заскорузли и воняли. Она попыталась вспомнить, как появились носки и пятна, но воспоминания о прошлом вечере заканчивались тем, как ее вносят в квартиру сливающиеся в тумане парни.

Она пошла в университет, но никак не могла сосредоточиться и поэтому провела утро, упражняясь в университетском спортзале. Около двенадцати она потеряла сознание и уронила гантель на ногу какому-то мускулистому парню. Сара с парнем вместе побрели в медицинский кабинет, где ему забинтовали ногу, а Саре сказали, что у нее истощение и низкое содержание сахара в крови. Потом здоровяк отвел Сару к себе в комнату и занялся с ней сексом. На полпути Сара снова потеряла сознание, и парень был настолько добр, что сделал перерыв и напоил ее яблочным соком, чтобы она могла продолжать.

Остальную часть недели Сара тоже вела себя как одержимая, что было направлено на то, чтобы истребить все мысли. Днем Сара плавала в бассейне, прыгала в спортзале, исписывала груды бумаги, читала «Тошноту» Сартра по-французски и отрабатывала дополнительные смены в закусочной. Ночью она трахала самых кошмарных мужиков, каких могла найти. За неделю она занималась сексом с одноруким инвалидом, который звонил в двери и собирал пожертвования; с водителем такси, который взял с нее по счетчику, когда отвез домой потом; и некогда знаменитым стареющим футболистом, который заставил ее выкрикивать свое футбольное прозвище, пока он ее трахал. В пятницу вечером, желая дойти до пределов компульсивного и отвратительного секса, она пошла в гей-бар в Северном Сиднее. До того как рухнуть в свою постель в девять утра в воскресенье, она сделала минет двум геям и подрочила третьему.

Засыпая, она с досадой обнаружила, что все еще думает о Дэниеле. Неделя маниакального поведения не убила желания — она все еще хотела этого нелепого старика. Она пожалела, что под рукой нет чего-ни-будь, какого-нибудь наркотика, который бы излечил ее от нужды его заполучить. Она принимала все, что только могла достать, и все равно хотела его. Она даже прибегла к таблеткам, которые зареклась принимать, — те, что когда-то чуть ее не убили.

Это было, когда ей было семнадцать, и она тусовалась с диджеем по имени Тодд, у которого были грязные оранжевые дреды и тело, вылепленное самим Богом. Сара приняла первую таблетку, потому что он просунул ее ей под язык, когда они целовались. После этого она танцевала за его пультом тридцать часов без перерыва.

Вскоре она уже не могла обойтись без пилюль. Приближались вступительные экзамены, и учеба в сочетании с работой официантки делала сон редкой и кратковременной роскошью. Сара не могла позволить себе таблетки, потому что едва зарабатывала на квартиру, и поэтому — не в первый и не последний раз в жизни — стала более разборчива в выборе мужчин, с которыми спала. Это никогда не было прямой сделкой, никогда не было проституцией в точном смысле этого слова. Просто вместо того, чтобы выбирать мужика с самой обалденной задницей или самой сексуальной пластикой, она выбирала тех, кто сделает ей подарок перед тем, как она займется с ним сексом.

Пилюли стали нужны ей, чтобы вставать по утрам с постели. Теперь она разрешала Тодду и его грязным товарищам-рейверам ночевать у нее в квартире, чтобы всегда рядом был кто-то, кто даст ей кайф. Дошло до того, что почти каждую ночь Саре приходилось выпихивать кого-нибудь из своей постели, а иногда она была слишком усталой и просто засыпала рядом с очередным обдолбанным незнакомцем.

Как-то поздно вечером она занималась, и тут из спальни послышались вопли, будто там душили кошку. Она распахнула дверь, в ярости оттого, что ей мешают, а она так жутко устала, хотя сегодня и приняла больше таблеток, чем обычно. В постели был Тодд с голой лысой женщиной, из левой руки у которой торчал шприц. Сара закрыла дверь и переночевала на диване.

На следующий день она призналась во всем Джейми, а тот попросил брата с отцом выгнать захватчиков из ее квартиры. А потом Джейми сидел рядом с Сарой два дня, пока она ругалась, обливалась потом и блевала. Когда самое худшее было позади, он готовил для нее, кормил ее, а когда ее охватывала паника, гладил по голове и читал ей конспекты вслух, чтобы она не отстала в подготовке к экзамену. Он даже заплатил за квартиру за ту неделю, когда ей было слишком плохо, чтобы работать. Она поклялась ему, что никогда больше не сделает с собой такого.

Но в течение этой недели она изо всех сил старалась сделать как раз это. Она принимала розовые пилюли, надеясь, что почувствует себя так же, как раньше, когда ей ничего не нужно было, кроме этих пилюль. Конечно, ничего не получилось. Ни таблетки, ни анаша, ни кокаин, ни спиртное, ни секс не могли помешать ей хотеть Дэниела. Теперь она понимала, как нелепо было думать, что это могло помочь. Если восемь лет мужчин и наркотиков не подавили в ней тягу к Дэниелу, еще одна загубленная неделя тут бессильна. Остается одно — смириться с этим. Воткнуть иглу в руку. Но сначала ей надо было поспать.

Ее разбудил упорный стук. Она побрела к двери, все еще в том наряде, в котором ходила в гей-бар: кожаная мини-юбка и золотой топ. На пороге стоял Дэниел со сверкающими глазами, раскрасневшийся. Он схватил ее за плечи и жадно поцеловал, прижав спиной к двери, всем телом вжавшись в ее тело.

— Господи, какая ты чудесная, — прошептал он прямо ей в горло. — Ты готова?

Сара шагнула назад и вытерла рот, пытаясь собраться с мыслями. Он удивленно ее рассматривал.

— Ты что, только что вошла?

— Не знаю. Который час? — В голове у нее все еще стоял туман от наркоты, принятой вчера вечером. Так приятно было видеть его, но, чтобы не грохнуться в обморок, нужно было много усилий.

Дэниел втолкнул ее в квартиру и закрыл дверь. Он взглядом обшарил комнату, потом снова посмотрел на нее, и его глаза сузились.

— Ты что, куда-то выходила в таком костюме?

Сара постаралась принять сексуальную позу.

— Тебе нравится?

— Выглядит ужасно. И ты что-то пролила на топ.

Сара опустила глаза и рассмеялась.

— Ой, только посмотри! Я и не заметила. Вот что получается, когда занимаешься минетом в темных закоулках!

Его кулак ударил ее снизу в подбородок: она пролетела через холл и приземлилась на пол в кухне. Она осторожно села, чувствуя боль в левом бедре и локте. Дэниел стоял над ней. Сара взялась за его протянутую руку, но, когда она наполовину встала, он отпустил ее, и она опять упала на плиточный пол. Она поднялась на колени и посмотрела вверх, на него, как раз вовремя, чтобы увидеть, как его ботинок бьет ее в правое плечо. Она упала снова и на этот раз не пыталась встать, плача в пол.

Дэниел толкнул ее ногой.

— Поднимайся.

— Пошел ты.

Он пнул ее в ребра.

— Вставай.

Сара села на полу, прислонившись спиной к кухонной скамье. Дэниел присел перед ней на корточки и взял за подбородок.

— Ты принимаешь наркотики? — спросил он, в точности как будто он ее отец или что-то в этом роде. Как будто он ее гребаный учитель.

— Конечно, — сказала она. — Как все.

Дэниел потряс ее голову руками.

— Что ты приняла?

— Ну, просто... просто немного экстази, и еще кокаин, ну и, конечно, до фигища водки и чуть-чуть травы.

— Ты достаточно трезвая, чтобы со мной разговаривать?

— Зачем тебе со мной разговаривать. Ты сраный психопат-истязатель. Тебе нравится меня бить, вот и все. — Сара заплакала. — Ты мне вешаешь лапшу на уши, говоришь, что любишь меня, что хочешь быть со мной, а потом делаешь мне больно, так что я плачу, и оставляешь меня одну на целую неделю.

— Кому ты делала минет?

— Ты что, не слушаешь? Тебе! Не буду больше отвечать на твои дурацкие вопросы. Пошел ты на фиг.

Дэниел наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Потом вынул платок и вытер ей лицо. Она заплакала сильнее, но он все целовал ее и вытирал ей нос, пока она не выплакалась. Потом положил ее голову себе на колени и стал гладить по волосам.

— Прости. Ты сейчас не в состоянии со мной разговаривать. Ты явно под воздействием какого-то наркотика, и с моей стороны неразумно ожидать от тебя осмысленного ответа.

— Неразумно ожидать вообще чего-либо, когда ты только что избил меня до полусмерти.

Он потрепал ее по голове.

— Не преувеличивай. Я едва до тебя дотронулся. Ты, очевидно, приняла что-то, что повышает чувствительность. Просто полежи минутку и успокойся.

Сара лежала тихо. Она и правда была еще нетрезва, давно не высыпалась и, наверно, страдала адреналиновой недостаточностью после всех этих стрессов, но сознание ее было ясно. Он избил ее, и она это не преувеличила.

Через некоторое время он велел ей пойти помыться. Когда она вернулась после душа, переодетая в пижаму, он протянул ей чашку кофе и тарелку тостов с арахисовым маслом.

— У тебя такой вид, будто ты неделю не ела.

Сара взяла еду и села на пол. У нее слишком все болело, чтобы сидеть прямо на деревянном стуле. Он сел рядом с ней и взял один тост с тарелки.

— Я не готова уйти с тобой, — сказала Сара, когда он откусил тост.

Он проглотил и улыбнулся ей.

— Ответ «нет» не принимается.

— Я не говорю «нет». Я говорю, что сегодня не получится. Мне нужно уладить кое-какие дела.

— Я не могу этого позволить, Сара. Эта неделя была новым адом для меня. Мне было невыносимо быть вдали от тебя, но я утешал себя мыслью о том, что ты готовишься быть со мной. Теперь я вижу, что ты все это время гуляла, занимаясь бог знает чем бог знает с кем.

— Я никогда не обещала хранить целомудрие. Это ты сам предложил воздерживаться, а не я.

— Я этого не говорил. Я сказал, что не буду спать с тобой, пока ты не переедешь ко мне, а пока ты должна прекратить спать с кем попало. Ты и не поверишь, сколько я занимался сексом.

Она положила недоеденный ломтик хлеба.

— Ты говоришь это, чтобы сделать мне больно.

— Нет, если бы я хотел сделать тебе больно, я бы сделал вот что. — Дэниел ущипнул ее за внутреннюю сторону предплечья, и боль действительно была жгучей.

Она отдернула руку.

— Ты вчера занимался сексом?

— Да.

Сара отшатнулась, как будто он ущипнул ее снова.

— С кем?

Он покачал головой. Его лоб собрался в морщины, между бровями залегли три глубокие вертикальные складки. Иногда он смотрел на нее так, как будто она еще была ученицей, юной и одаренной, настолько благоговеющей перед ним, что любое его слово для нее закон. Иногда она чувствовала, что это действительно так. Да, мистер Карр, конечно, вы можете поцеловать меня и, конечно, можете потрогать меня там, если хотите. Да, сэр, если вы говорите, что это правда, это действительно правда, и то, что вы считаете правильным, без сомнения, правильно, и я всегда думала, что неправильно позволять мужчине раздирать мне вены зубами и выпускать из меня кровь, но если вы мне велите, я это сделаю.

— Отвечай. Кого ты трахаешь? — Она заставила себя выдержать его взгляд.

— Молодую женщину по имени Триша, — ответил он. — Среди прочих.

— Среди... — Сара прижала ладонь к пульсирующему правому виску. — Сколько этих прочих?

— Несколько, я из них выбираю. Зависит от того, в каком я настроении и кто из них свободен. И сколько я готов потратить.

Тошнота подкатила ей к горлу. Она сглотнула.

— Ты трахал проституток?

— Да, Сара.

— Все это время ты... — Сара вскочила на ноги, неверными шагами добралась до ванной и сблевала в унитаз. Съеденный кусочек тоста вышел непереваренным. Она попила воды из-под крана и выблевала ее обратно в раковину, попила еще, сполоснула лицо и вернулась к Дэниелу.

Он сидел со скрещенными ногами; он взглянул на нее.

— С тобой все в порядке?

— Просто похмелье. — Сара села и закурила, чтобы избавиться от кислого вкуса во рту. — Значит, тебе приходится за это платить, да?

— Я выбрал такой вариант. Не хочу месяцами обхаживать женщину и приглашать ее в ресторан, только чтобы получить ночь секса. — Дэниел заговорщически улыбнулся. — Это ведь всего-навсего удовлетворение физической потребности, пока со мной нет моей девочки.

Сара наблюдала за ним сквозь дым. Он был так гадски спокоен. Так отвратительно уверен в себе. Ей необходимо было сохранить последние остатки достоинства.

— Ну, — произнесла она самым небрежным тоном, какой могла изобразить. — И что ты с ними делаешь?

— Занимаюсь с ними сексом.

— Простым незатейливым сексом?

Он засмеялся.

— Можно и так сказать.

— Какие они?

— Нормальные женщины, они просто делают свою работу.

— Как они выглядят? Та, что была прошлой ночью, как она выглядела?

— Крашеная блондинка, красивое тело, моложе меня, но старше, чем она сама говорила.

Сарино показное безразличие таяло на глазах. Она силилась сохранить власть над своим голосом и удержать дрожь в руках.

— Красивое тело? Что это значит? Большие сиськи и длинные ноги?

— Это не имеет значения, Сара.

— То, что ты выбираешь шлюх, которые похожи на твою жену, имеет значение. Это, знаешь ли, о многом говорит — то, что ты выбираешь тех, что совершенно не похожи на меня.

Он встал и подошел к окну рядом с диваном.

— Я могу перейти на тощих некрасивых брюнеток, если тебе будет от этого лучше.

Сара пропустила оскорбление мимо ушей.

— Я настаиваю на том, чтобы ты прекратил.

— Ты не имеешь права ни на чем настаивать. — Он ударил кулаком по закрытому ставнями окну и снова повернулся к ней. — Ты думаешь, что имеешь надо мной власть, но у тебя ее нет. Я могу взять тебя в любой момент, когда только захочу, — просто взять тебя, принести к себе домой и связать. Ты не увидишь никого, кроме меня, до самой смерти.

— Ну давай. Вот я. Бери меня.

Дэниел отвернулся к окну и прижался лбом к ставне. Сара говорила серьезно; она действительно хотела, чтобы он ее похитил. Она хотела, чтобы он лишил ее выбора. Хотела почувствовать полную свободу, став его собственностью.

— Я надеялся, что мне не придется так делать. Надеялся, что ты придешь по своей воле, что захочешь прийти.

— Но я хочу прийти. — Сара подошла к нему и стала целовать его свежевыбритую шею. — Дело в том, что мне удалось построить себе эту жизнь. Не лучший вариант, но она моя. Как в песне, знаешь, — «я сделала это по-своему»?

— Версия «Секс Пистолс», я полагаю?

— Есть другая версия?

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя. Почему все так сложно? Почему мы не можем просто быть вместе? Почему мы не можем просто... Почему мы не можем прекратить все эти разговоры и просто быть счастливы?

— Я не хочу, чтобы ты была счастлива с кем-нибудь, кроме меня. — Дэниел обернулся. Он был в слезах. — Я хочу, чтобы ты бросила свою жалкую жизнь. Хочу, чтобы у тебя ничего не было. Хочу, чтобы ты была совсем беспомощна. Хочу, чтобы ты боялась, чтобы была сломлена и тряслась от страха.

Сара тоже плакала.

— Ты такой невыносимо романтичный.

— Сара Кларк, девочка. — Дэниел провел своими аккуратными ногтями по ее горлу. — Мне кажется, нас обоих утомило это напряжение, эта борьба. Теперь скажи мне, ты собираешься прийти ко мне и жить со мной? Ты хочешь быть моей?

— Я сказала, что да. Мне просто нужно...

— Нет... — Ногти вонзились в шею. — Я не буду больше ждать.

Сара посмотрела ему в глаза; ей хотелось, чтобы он был немного мягче с ней, немного слабее. Она поняла, что ему хочется, чтобы она была жестче, сильнее. Это было почти забавно, потому что каждый мужчина, который когда-либо имел дело с Сарой, говорил, что она недостаточно нежная. Она не понимала, Дэниел ли вызывает в ней нежность, или он так жесток, что она кажется нежной просто в сравнении с ним.

— Мне надо повидаться с Джейми.

— Я понимаю. Вечером приду опять. — Дэниел поцеловал ее в лоб и ушел.

9

В субботу утром, через три недели после того, как Джейми видел Сару в последний раз, Майк позвонил ему и пригласил в паб. Он сказал, что ему надо поговорить о Саре. Джейми не хотел говорить о Саре; он хотел поговорить с Сарой, но раз она больше не подходила к телефону, он решил удовольствоваться разговором с Майком о ней.

— Мне нужно знать, — сказал Майк, когда они сели в углу и заказали пару пива, — что я сделал, чем обидел ее, почему она ушла?

— Не думаю, что ты чем-то ее обидел.

— Тогда какого черта она больше не хочет меня видеть? Почему она не подходит к телефону?

— Она не хочет видеть никого, кроме мужика, в которого влюблена, и не разговаривает ни с кем другим.

Несколько секунд Майк таращился на него. Потом отпил пива, закурил сигарету, отпил еще пива и почесал нос.

— Кто этот парень?

— Тот старый засранец. У нее к нему серьезное чувство. Вечная любовь и все такое.

Лицо у Майка вытянулось.

— Когда это случилось?

— Когда она была еще маленькая.

— Что?

Джейми пожал плечами.

— Ничего. Я думаю, это произошло на моем дне рождения. Наверно, он проводил ее домой после дня рождения.

— Точно, значит, это было... это было месяц назад. Мы с ней трахались полгода; она не может меня бросить из-за какой-то мимолетной интрижки.

Джейми засмеялся.

— Точно, у тебя есть преимущество по времени.

Майк нахмурился, как будто чувствовал, что над ним насмехаются, но не очень понимал, каким образом.

— Нуда, так оно и есть. И я, и она, мы оба спим на стороне, но это все дела на одну ночь. Полгода — это долго для нас. У нас с Сарой особые отношения; у нас есть друг перед другом обязательство.

Джейми перестал смеяться. Что-то было серьезно не так. Он ожидал, что Майк будет говорить, как ему хочется секса, или злиться, что Сара даже не потрудилась как-то объясниться. Ожидал, что Майк будет ругаться и жаловаться. Но он был серьезно расстроен.

И какого черта он имел в виду под особыми отношениями?

— Ну и в чем заключается ваше обязательство?

Майк подался вперед.

— Несколько месяцев назад Джесс уехала па тренинг-семинар по работе, и Сара пожила некоторое время со мной. Мы провели вместе два дня, и это было... — Майк провел рукой по волосам. — Джейми, друг, это были лучшие гребаные выходные в моей жизни. Мы делали это в каждой комнате в доме, во всех позах, известных человеку, и даже изобрели несколько новых. Она позволила мне такое, чем я занимался только с высокооплачиваемыми профессионалками. — Он отпил пива. — Мы говорили о том, как здорово найти того, кто тоже любит кое-что особенное. Когда просто приглашаешь кого-нибудь к себе для случайного секса, ты ведь не можешь попросить, чтобы... Ну, в общем, мы согласились, что мы не такие, как все, и отныне будем соблюдать моногамию по телесным жидкостям.

Язык Джейми прилип к небу. Если бы он мог пошевелиться и открыть рот, он бы кричал, кричал, кричал, не останавливаясь. Но он не открыл рта, а только вопросительно поднял бровь.

— Ты знаешь, — сказал Майк, почесывая шею, — мы договорились больше не пользоваться презервативами друг с другом, при условии, что всегда будем пользоваться ими с другими. Понимаю, это звучит цинично, но ничего подобного. Это было... неловко говорить, но это было действительно романтично. В наши времена надо здорово доверять человеку, чтобы не предохраняться. Между нами с Сарой как раз такое доверие, дружище.

Джейми смотрел на лицо и шею Майка. Он чесался все время, пока говорил, и теперь его кожа покрылась красными полосками. Для Майка Сара стала роем ползучих, жалящих насекомых. Нашествие началось с гениталий, а теперь они угнездились под кожей, вгрызаясь в его внутренности, перекрывая кислород, покусывая края сердца. Бедняга может раздирать себя ногтями хоть до мяса, может содрать всю кожу, но ему не удастся избавиться от нее, потому что она входит так глубоко. Она входит тебе в самую сердцевину. Когда она войдет, от нее невозможно избавиться без серьезного повреждения структур жизнеобеспечения.

— Короче, я на это не ведусь. Если она хочет закончить со мной, то ладно, но она должна, по крайней мере, сказать об этом сама. Я не хочу выслушивать все это дерьмо от тебя. — Майк крепко потер рукой нос. — Я просто пойду к ней и потребую разговора. Я не стану терпеть такого обращения.

— Она тебя не послушает. Видел бы ты этого мужика. Ему лет сто, он говорит так гладко, и он такой... холодный. Сара по нему с ума сходит.

Майк шмыгнул носом, потер нос, почесал шею.

— Ты с ним знаком?

Джейми фыркнул.

— Еще бы. Он был учителем английского, когда я учился в девятом классе. Нашим с Сарой учителем английского.

Майк вытаращил глаза.

— Это что, шутка?

— Спроси Джесс. Спроси ее про мистера Карра. Она расскажет, как он внезапно уволился в середине школьного года. И как в то же самое время Сара перестала есть и начала пить, курить и трахаться со всеми, кто в штанах.

Майк не поверил. Джейми рассказал ему нею историю, по крайней мере, все, что знал сам. К концу Майк стал замышлять убийство Дэниела Карра. Джейми было наплевать на то, что он вызовет неприятности, что влезает в личные дела Сары и ставит под угрозу ее честь. Она была в опасности, и, раз Джейми было запрещено — под угрозой развода — видеться с Сарой наедине и раз Сара не хотела подходить к телефону и говорить с ним, Майк, возможно, был лучшим средством спасти Сару от нее самой.

— Пошли. Будем ломиться к ней в дверь, пока она не откроет, — сказал Майк.

Джейми уже раз сто думал о том, чтобы так и сделать. Он не сделал этого, потому что не хотел — сейчас не хотел — разводиться. К тому же заявляться к Саре без приглашения было довольно опасно; в последний раз, когда Майк попробовал, он встретился с обнаженным великаном, который сломал ему нос. Он намекнул Майку на последнее обстоятельство, но не на первое.

— Ну и что? — ответил Майк — Все равно ведь у нас не будет спокойной беседы?

Джейми колебался. Его жгло желание увидеть ее, но он не хотел ее раздражать. Если он явится без приглашения, она рассердится, а если явится с Майком, разозлится еще сильнее. А еще Майк будет утверждать свое право трогать ее, и Джейми придется сидеть тихо и смотреть, как руки Майка касаются всех мест, которые должны трогать его руки.

— Можем еще раз попытаться ей позвонить, — предложил Джейми.

Майк ударил по столу обоими кулаками, допил пиво и взял ключи от машины.

— К черту. Просто зайдем к ней и поговорим.

— Я все-таки попытаюсь позвонить.

Майк снова ударил по столу, но спорить не стал. Он закусил губу и стал чесать руку ключами, глядя, как Джейми набирает номер.

Джейми не ожидал, что она возьмет трубку, он скорее хотел потянуть время. Он поспешил дать Майку всю информацию, считая необходимым собрать армию защиты от старого мистера Карра, но уже сомневался в том, что этот шаг был разумен. Надо было помнить о Шелли, хотя, если он пойдет к Саре с Майком, на самом деле он не нарушит своего обещания. Но если он пойдет к Саре с Майком, с ней нельзя будет нормально поговорить. И она разозлится на Джейми за то, что он во все это вмешивает Майка. Джейми уже сам на себя разозлился за то, что посвятил Майка во все тайны. Но Майк был нужен ему для того, чтобы... о, черт. Это никогда не кончится.

— Алло? — хриплый, немного тревожный голос Сары.

Джейми едва не выронил телефон. Его желудок превратился в кисель.

— Дэниел? — сказала она.

О Боже!

— Это я, Сар.

Пауза.

— Привет-привет! Как ты там?

— Я беспокоился о тебе. С тобой все в порядке? — Джейми чуть не лопался. Майк дико жестикулировал. Джейми отвернулся и стал смотреть на парковку.

— Да. Я как раз собиралась тебе позвонить. Забавно, что ты позвонил, потому что я собиралась тебе позвонить минут через пять.

— Я тебе всю неделю звонил, Сара.

— А-а. — Он услышал щелчок ее зажигалки. — Слушай, ты не мог бы зайти? Мне надо с тобой повидаться.

— Сейчас? — спросил Джейми, забыв о Шелли, Майке и прочих неважных вещах. Помня о нежной коже, синих глазах, щекочущих ножках. — Могу прийти сейчас.

— Да, это будет лучше всего.

— Уже еду, — Джейми дал отбой, воодушевленный своим успехом.

— Молодчина! — Майк дружески толкнул Джейми в плечо.

Джейми несколько раз ударил себя трубкой по голове. После этого ему пришлось бежать, чтобы нагнать Майка, который уже залез в машину.

Хотя время было послеполуденное, Сара открыла дверь в розовой фланелевой пижаме. Круги у нее под глазами были темнее, чем Джейми когда-либо видел. Землистая кожа, потрескавшиеся губы, коричневатый синяк над правой бровью. Она выглядела неухоженной и невероятно, невыносимо красивой.

— А что он здесь делает? — спросила Сара, заглянув Джейми через плечо. — Майк, ты что здесь делаешь?

Майк выступил вперед, оттолкнув Джейми.

— Ты даже не можешь притвориться, что рада меня видеть?

Она схватила Джейми за руку и притянула к себе. От нее пахло кислым, как будто ее недавно тошнило. Джейми поцеловал ее в лоб, ладонью поддержав ее драгоценный затылок. Она всхлипнула, это было так странно, и прижалась к нему. — Почему ты его привел? Мне надо поговорить с тобой наедине.

— Может, перестанешь говорить обо мне так, как будто меня здесь нет?

Сара вздохнула, выпустила Джейми и повернулась к Майку.

— Мне надо поговорить с Джейми наедине.

— Почему ты меня вот так отсылаешь?

— У меня правда нет времени объяснять.

— А ты найди время. Я заслуживаю объяснения.

Сара повернулась к Джейми и скорчила гримаску, потом подошла к Майку и положила руки ему на плечи. Она была такая маленькая, что ей пришлось вытянуть руки.

— Ты прав. Нам действительно надо поговорить, и обещаю тебе, мы поговорим, но только не сейчас. Сейчас мне надо поговорить с Джейми наедине.

Майк взял ее руки и сжал в своих руках. Он наклонился и поцеловал ее в губы. Сара поцеловала его в ответ, прижимаясь к нему. Именно этого Джейми и надеялся избежать — быть свидетелем трогательного воссоединения любовников.

— Пожалуйста, Майк, — сказала она самым своим сладким голосом. — Оставь нас наедине на пару часиков, ладно? Когда ты вернешься, я уделю тебе все мое внимание.

Майк кивнул и дотронулся до ее лица движением, которое невозможно было назвать иначе, чем нежным.

— Обещаешь, что больше не будешь так меня отсылать?

— Обещаю.

— Ладно, малышка, — Майк поцеловал ее снова, затем шагнул к Джейми и хлопнул его по спине. — Пойду обратно в паб. Зайди туда через пару часов. — Он открыл дверь и обернулся с ухмылкой:

— Не шалите, детки.

Сара и Джейми стояли, глядя друг на друга, пока не завелся мотор его автомобиля. И тогда Джейми обнял ее и заплакал.

— Эй-эй! Не плачь. Ну Джейми, пожалуйста. — Сара стала целовать его шею и лицо. Он не мог перестать рыдать. Она была такая... Господи, не было слов. Она была все. — Ну прекрати эти глупости. — Она отстранилась и вытерла ему лицо рукавом пижамы. — Пойдем, поговори со мной.

Он сел рядом с ней на диван. Тот самый диван, который он нашел для нее на распродаже и помог донести до дома. Диван, на котором они выпили тысячу банок пива, на котором у них было миллион разговоров и недостаточно секса. Диван Сары. Квартира Сары. Улыбка Сары и руки Сары, касающиеся его рук

— Зашивать не понадобилось? — спросила она.

Джейми покачал головой, повернулся к окну и заметил прибитую поперек доску. Он подумал, сама ли Сара ее прибила или это дело егорук.

— Ты хоть знаешь, как я психовал? — спросил Джейми.

— Извини. Если тебе от этого станет лучше, я тоже вела себя как психованная.

— Мне станет лучше, только если я услышу, что ты порвала с этим старым, как его.

Сара закусила губу. Она выглядела такой усталой, бедняжка. Один Бог знал, что сделал с ней этот монстр.

— Я надеялась, что ты немного привыкнешь к мысли об этом.

— Никогда не привыкну. Он плохо на тебя влияет.

Глаза Сары загорелись.

— Неправда! Когда я не с ним, действительно плохо. Мне плохо. Я люблю его. Почему ты не можешь порадоваться за меня?

— Просто не могу.

— Попытайся! — Сара сжала его руки. — Ты такой эгоист, Джейми. У тебя есть целая семья. А у меня никогда никого не было. Теперь у меня кто-то есть, а ты злишься и вредничаешь.

Он действительно злился и вредничал. Но так он вел себя не с Сарой, а со всеми, кроме нее. Особенно доставалось Шелли. Несмотря на ее сверхчеловеческое терпение, они все время ругались. Только вчера она спросила, почему он такой раздражительный, когда не он, а она, Шелли, не высыпается и мучается от трещин в сосках и опухших лодыжек. Джейми напомнил ей, что он тоже несколько раз за ночь вставал, чтобы успокоить малышку, а ему надо работать по восемь часов в день. Он добавил, что ее трещины в сосках и отеки ему тоже не в радость. Шелли после этого плакала целый час, а Джейми пытался понять, что с ним не так Он понял, что, как бы он ни старался быть хорошим мужем, все дело в том, что он смотрит на Шелли, а видит ту, кого хочет увидеть, — Сару.

Он не мог перестать думать, что, если бы Шелли не забеременела, ему бы не пришлось жениться на ней, и тогда он смог бы жениться на Саре. Это было нелогично, потому что: а) Сара проявила интерес к нему только после того, как он стал жить с Шелли, и следовательно, возможно, вообще не стала бы с ним спать, если бы Шелли не забеременела; б) Сара не хочет замуж и в) даже если бы Сара захотела выйти замуж, то ни в коем случае не за Джейми, потому что она не любит его «так». Раньше он утешался тем, что Сара никого не любит «так», но это утешение исчезло, потому что теперь она любила, и Джейми леденила и преследовала мысль, смехотворность которой он сознавал, но которая его не отпускала. Он ненавидел Шелли, ненавидел себя, ненавидел Дэниела Карра и иногда даже ненавидел Бьянку. Он никогда не чувствовал ненависти к Саре, но понимал, что должен ее чувствовать.

— Я переезжаю к нему, — сказала Сара тем притворно бодрым голосом, которым люди сообщают вам плохие новости, когда хотят, чтобы они показались хорошими.

— Когда?

Сара промямлила что-то вроде «сегодня».

— Когда? — переспросил он.

Она ответила более ясно:

— Сегодня.

— Сегодня?

Джейми смотрел на ее пальцы. Ногти у нее были обкусаны до мяса, как и у него. Но у Сары никогда не было привычки грызть ногти; она всегда подстригала и подпиливала их, так что кончик каждого ногтя был похож на маленький полумесяц совершенной формы.

— В общем, сегодня.

— Сегодня?

— Да, и поэтому... Мне надо собрать вещи, приготовиться.

— Тебе надо приготовиться, — Джейми все смотрел на ее изгрызенные ногти. Это были ногти беспокойного, обделенного судьбой человека, чувствующего свое бессилие. Ногти человека, который держится из последних сил.

— Перестань повторять все мои слова!

Джейми вскинул взгляд.

— Я не заметил.

— Ну вот... Сара чуть улыбнулась, глядя ему в глаза. — С тобой все в порядке?

— Конечно. Почему со мной должно быть что-то не так?

И тогда Сара его поцеловала. Нежно, ласково, так мягко, так тепло. Столько раз в своей жизни он мечтал о таких поцелуях. В классе он смотрел на нее и думал, как она дотронется до его подбородка и склонится к нему с полураскрытыми губами. Он смотрел, как она играет в американский футбол, бежит кросс и плавает, и думал, чтб ее естественная, веселая любовь к спорту будет значить для парня, которого она полюбит. Он видел, как мужчины лапают, хватают и тащат ее, и представлял себе, как будет обращаться с ней совсем по-другому. Он поклялся, что, если получит ее, никогда не будет обращаться с ней грубо. Если ему выпадет такое счастье, он никогда, никогда не сделает ей больно, даже в разгаре страсти.

Пролетели мечтательные, жаждущие подростковые годы, теперь он взрослый мужчина, он имел Сару много раз. Много раз и по-разному, и все равно ни разу не сделал ей больно, хотя он понимал, что подталкивало мужчин к этому. Сара властвовала над мужчинами, со своими слишком мягкими волосами, умными губами, ненасытной вагиной. С ней мужчины одновременно чувствовали благодарность — и чувствовали, что их используют. И она была такая уверенная в себе, такая чертовски надменная, что так и хотелось заставить ее принять тебя всерьез. Она пробуждала инстинктивную потребность показать ей, что она встретила равного, что ты сильнее и лучше других мужчин, что такого она еще не встречала; что ты мужчина, который заставит ее умолять тебя. Обнимая ее, хотелось верить, что под доспехами своей сексуальной техники, за воплями бесстыдного рта, она благоговеет перед тобой. Это было сильнейшее побуждение, и Джейми чувствовал его сейчас, как и каждый раз, когда она касалась его.

Но он был не такой, как другие мужчины. Ему выпала привилегия узнать ее, еще когда она была хорошей девочкой, милой и пухленькой. Он знал ее до того, как ее взяли впервые, и в этом была вся разница. Именно поэтому он никогда не делал ей больно, поэтому никогда не давал вожделению или тщеславию взять над собой верх. Он всегда целовал ее так — вот точно так же, как сейчас,— потому что, в чем бы ни убедил ее этот садист, в настоящей любви нет жестокости и эгоизма. Настоящая любовь выкачивает кровь не из возлюбленной, а из влюбленного.

— Зачем ты уходишь? — спросил Джейми, все еще целуя ее.

— Так надо.

Джейми снова заплакал, а она как будто не заметила, но он знал, что на самом деле заметила. Она была не такая девушка, чтобы привлекать внимание к боли. Она просто продолжала целовать его, гладя спину, потом кожу над поясом брюк. Гладила и целовала, не обращая внимания на горячие мокрые слезы, приклеившие его ресницы к ее щекам.

— Куда он тебя забирает?

— Недалеко.

Джейми продолжал плакать, снимая с нее пижамную куртку и брюки, помогая ей снять одежду с него, нежно целуя ее в паузах между расстегиванием пуговиц, выпутыванием из рукавов и стягиванием белья.

— Я все-таки смогу видеться с тобой, правда?

Сара в ответ тихо ахнула. Она забралась под него, и Джейми непроизвольно проник внутрь ее. Его встревожила мимолетная мысль о том, что это последний раз, когда он занимается с ней любовью, но она быстро вылетела из головы. Мир был плотью Сары, сжимающей его плоть. Все, что не было ею, было недоступно пониманию, но он интуитивно осознавал, что ответы лежат где-то в конце. Несомненно, эта невыразимая жажда имеет другую цель, выше физического насыщения. Несомненно, в конце его ожидает смысл жизни, тайна внутреннего покоя или ключ к ее сердцу.

Откровения не было. Только слишком краткое чувство покоя, а потом Сара, такая же непроницаемая, как и всегда, улыбнулась ему, гладя его лопатки и спину. Он спросил, выйти ли ему, она прошептала «никогда».

— Сара, я спросил тебя, смогу ли я с тобой видеться...

— Ничто в мире не может помешать мне пидеться с моим мальчиком Джейми, — ответила она, но ее тело напряглось под ним, и тон был неправильный. Опять в ее голосе слышалась притворная жизнерадостность.

— Значит, ничего не изменится?

Молчание. Молчание с грустными глазами и напрягшимися руками.

— Сара?

— Нет, кое-что изменится. Иначе, какой смысл?

Джейми почувствовал, как выскальзывает из нее. Он попытался втиснуться обратно, но было слишком поздно. Никогда больше он не окажется внутри тела Сары Кларк. Он понимал, что это не так много значит, в сравнении с перспективой никогда больше ее не увидеть. Он с радостью отказался бы от секса навсегда, если бы это дало ему возможность разговаривать с ней хотя бы через день.

— Значит, этого больше не будет?

— Этого больше не будет. — Сара пощекотала его спину. — Это одна из немногих вещей в моей жизни, которых мне будет не хватать.

— Ну конечно.

— Это правда. На самом деле, мне будет не хватать только того, чем мы занимались с тобой. — Ее глаза расширились, увлажнились, моргнули. — Ты хоть представляешь, насколько ты важен для меня? Когда я думаю, что у меня больше не будет тебя, я едва могу дышать. Вот ты смотришь на меня грустными собачьими глазами, весь такой отвергнутый, и жалеешь себя, но не думаю, что ты понимаешь, что отказаться от тебя — это самый трудный, ужасный, болезненный поступок, который я когда-либо совершала и еще совершу.

Джейми слез с нее, отталкивая теплоту ее лести и переваривая холодное содержание, скрывающееся под ней. «Отказаться от тебя... у меня тебя больше не будет... мне будет не хватать...»

— Я больше никогда тебя не увижу, правда? — спросил он, подбирая одежду, собирая свое физическое «я» воедино.

— Никогда не говори «никогда», — ответила Сара и засмеялась неприятным смехом.

— Потрахались на прощание?

— Я думала, ты сразу понял.

Джейми заставил себя оглянуться на нее. Голая, бесстыдно раскинувшаяся. Она закуривала сигарету, как всегда. Он никогда больше не увидит, как она закуривает.

— Я подумал, что это прощание с гребаным траханьем. Я не знал, что это называлось «прощай навсегда, живи спокойно». Я не представлял, что ты настолько с ума сошла. Не думал, что ты откажешься от десяти лет дружбы из-за сумасшедшего старика, который тебя поколачивает.

Она скривилась и встряхнула головой, словно пытаясь избавиться от этих слов.

— Мы будем видеться, Джейми. Просто не гак часто. Это будет вдвое приятнее, потому что вдвое реже.

На минуту ему показалось, что он сейчас заорет. Он отвернулся и потянулся к ботинкам, довольный, что для распутывания торопливо развязанных шнурков требовалась сосредоточенность.

— Ладно, Сара. Запиши номер телефона и адрес, и я позвоню тебе через пару дней. Может, мы с Шелл зайдем поужинать, когда вы устроитесь.

— Джейми, я не думаю...

— Да, я тоже не думаю, что Шелли захочется тусоваться с престарелым учителем. Просто зайду, и мы выпьем вместе или что-нибудь еще придумаем.

Сара коснулась его плеча, но он не поднял глаза от ботинок

— Лучше я тебе позвоню. Не думаю, что Дэниел...

— Ладно, хорошо, прекрасно. Позвонишь как-нибудь. — Ботинки были надеты. У него не было больше причин здесь сидеть. — Ладно, увидимся. Спасибо за все. — Он встал.

— Джейми! — Сара вскочила перед ним, голая, с дикими глазами. — Как ты можешь быть таким спокойным?

— Не знаю. Как ты можешь быть такой жестокой?

Сара потянулась к нему, но он отстранился. Если она дотронется до него, он рассыплется на куски.

— Я не могу тебя вот так отпустить.

— Почему нет? Мы же не навсегда расстаемся? То есть мы ведь все время будем видеться. Ты мне позвонишь. — Джейми пошел прочь. Шаг за шагом.

— Да, да, позвоню, Джейми. Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? Ты знаешь, что я позвоню тебе, как только смогу? — Ее голос уже звучал далеко-далеко. Она уже превратилась в воспоминание. Больше того — она была воспоминанием о мечте, которая была у него когда-то. Чудесная мечта, пока она длилась.

10

Сара приняла такой горячий душ, какой только могла вытерпеть. Похмелье ощущалось еще сильнее, чем утром, синяки от ударов Дэниела налились пульсирующей болью, и вдобавок ее всю трясло. Горячая вода должна была успокоить ее, но тошнота и озноб только усилились. Она выбралась из-под душа, и ее снова скрутили сухие рвотные спазмы. Она сполоснула лицо холодной водой и оделась.

Она пила кофе и тряслась, стараясь собраться с силами, чтобы начать укладывать вещи, и тут вернулся Майк.

— Черт, до чего же я по тебе скучал, — он обнял ее. — Что с тобой, маленькая? Тебе что, холодно?

Сара вывернулась из объятий.

— Все в порядке. Просто у меня мало времени, так что...

— Понимаю. — Майк сел на диван и смотрел на нее снизу вверх. — Что происходит?

— С кем?

— С нами.

— Да ничего особенного. Раньше мы трахались, теперь нет.

На секунду его лицо сморщилось, но быстро разгладилось.

— Джейми сказал, у тебя с кем-то роман.

Она вздохнула и села рядом с ним.

— Да.

— Правда, что он твой старый учитель?

Она кивнула, и Майк прищелкнул языком. Его привычка вызывала у Сары желание этот язык отрезать. Майк зажег сигарету и предложил Саре, она отмахнулась и сама достала себе сигарету.

— Джейми сказал, что он тебя бьет.

— Дже... — У Сары сжалось горло. Она болезненно откашлялась и попробовала снова. — Ему трудно быть объективным. Он все не так понимает.

— Кто? Джейми?

— Да.

Майк сощурился на нее сквозь дым.

— Ты уходишь от ответа, Сара. Этот мужик тебя бьет или нет?

— Нет.

Глаза Майка так сощурились, что почти исчезли, а нижняя губа задрожала, как у обиженного ребенка.

— Значит, этот синяк у тебя на лбу оттого, что ты об дверь ударилась?

Сара подавила желание прикрыть синяк рукой.

— Не представляю, где его поставила. У меня была тяжелая неделя.

— Ну да, конечно. — Майк наклонился в ее сторону, чтобы погасить сигарету в переполненной пепельнице. — Значит, ты влюбилась в этого парня, и это значит, что у нас все кончено?

— Да.

Майк почесал шею так сильно, что появились розовые полоски.

— Ты вдруг увлеклась моногамией?

— Вовсе нет. Я всегда буду трахаться с кем захочу и когда захочу. Просто мой первый выбор — это он, а когда я стану с ним жить, мы все время будем вместе, и я просто не найду времени, да и не захочу трахаться с тобой или с кем угодно другим.

— Ты с ума сошла.

— Называй это как хочешь.

— Замечательно! Я за тебя прямо-таки счастлив.

Сара схватила его руку и отвела от шеи. Она испугалась, что иначе он процарапает себе дыру в горле. Рука была горячая и влажная, лицо в красных и белых пятнах. Впервые Сара поняла, что у мужчины, сидящего напротив нее, есть чувства.

— Извини, Майк, но у меня правда ужасно много дел. Мне надо собрать вещи, сообщить, что я съезжаю с квартиры, и...

К изумлению Сары, глаза Майка наполнились слезами. Он зажмурился, но слезы вытекли из-под век и смочили щетину на щеках. Сара была уверена, что если сегодня увидит еще одного плачущего мужчину, то убьет его.

— Майк…

У нее не было слов, чтобы его утешить. Он ей даже не нравился. Единственное, что у них было общего, — это склонность к грубому сексу. Когда Майк был одет, расстроен, плакал, Саре просто хотелось, чтобы он ушел.

— А если я уйду от Джесс? — спросил он, вытирая глаза тыльной стороной ладоней.

— Какие глупости ты говоришь. Не раскисай.

Он посмотрел на нее так, что у нее мурашки по коже побежали.

— Я думаю, я люблю тебя, Сара. Я не хотел влюбиться, но влюбился. Не могу поверить, что ты собираешься...

Задыхаясь от его нужды в ней, Сара сделала единственное, что могло разрядить невыносимое напряжение. Она села к нему на колени и поцеловала. Поцеловала так, как будто они были любовниками, встретившимися после долгой разлуки в стране, разоренной войной, как будто она не любила Дэниела, как будто не тосковала по Джейми, как будто ее тело и душа не были изношены до дыр неделей, наполненной грязным сексом и тоской, заставлявшей ее обгрызать ногти. Она целовала его, пока эмоции не отступили, и пока на первый план опять не вышел член.

Майк настоял на прощальном сексе, и Сара решила, что от этого только почувствует себя лучше. Майк, врубающийся в нее и рычащий непристойности, заглушал воспоми-нание о карих глазах Джейми, просивших о чем-то, чего она не могла дать.

Сара всегда инстинктивно знала, что секс с любимым человеком — это нечто бесконечно более болезненное, чем самый физически насыщенный секс с мужчиной, к которому ничего не испытываешь. Но вдруг она увидела новый, ужасный смысл в этом довольно плоском наблюдении. Если секс с любимым человеком заставляет ее чувствовать боль и страх, а при сексе с доминирующим садистом она полностью теряет контроль над своим телом, то, что произойдет, когда ее, наконец, трахнет Дэниел Карр?

Она как будто снова окажется в школе, только все будет серьезнее, потому что на этот раз их не будут сдерживать границы закона или общественной нравственности. Не будет причины остановиться. Она снова вспомнила тот день в гостиничной комнате, когда она думала, что там и умрет, и ей было все равно, только бы он продолжал делать все это с ней. Это продолжалось восемь часов. Она попыталась представить себе, на что она будет похожа через два дня наедине с Дэниелом. Через неделю с ним она, без сомнения, превратится в кучку клейкого праха. Возможно, это почувствовал Джейми. Может быть, поэтому он смотрел на нее так, как будто она уже умерла.

Раздался громкий стук в дверь.

Майк открыл глаза, но продолжал двигаться. Сара затаила дыхание. Стук продолжался. Он остановился.

— Это к тебе?

— Тссс, — Сара сжала ладонями задницу Майка, чтобы он не двигался.

— Сара! — послышался голос Дэниела. — Открой дверь.

Руки Сары опустились.

— О боже. Это он. Майк, это...

— Может и подождать, — Майк снова начал.

— Ты хоть понимаешь, — прокричал Дэниел, — что с лужайки видно все, что происходит у тебя в гостиной?

— О господи, — сказала Сара.

— Твою мать! — Майк слез с нее. — Что за черт. Даже не верится, на хрен. Какой больной ублюдок станет подглядывать за тем, как люди трахаются? Сраный извращенец,— Майк натянул шорты, крича ругательства в направлении двери.

У Сары внутри все словно растаяло. Она не могла двинуться, чтобы помешать Майку выйти и открыть дверь. Все было так плохо, так плохо, а она не могла ни двинуться, ни заговорить, только обхватить голое тело голыми руками и ждать, чтобы он пришел и сделал все, что захочет.

Дэниел вошел в комнату. Его лицо ничего не выражало. За ним маячил побагровевший Майк.

— Ты же не можешь просто так войти и...

— Одевайся. — Голос Дэниела был такой тихий и спокойный, что Сара задумалась, переживет ли эту ночь. Она поднялась и стала натягивать белье.

— Кем это ты себя возомнил? — спросил Майк

— Тебе лучше уйти, Майк. Извини.

— Я не оставлю тебя наедине с этим психом.

Дэниел скользнул взглядом по Майку и снова посмотрел на Сару.

— Хочет защитить тебя от меня. Как мило.

— Ты просто задница, мужик. — Майк сел на диван и скрестил руки на груди. — Никуда я не пойду.

Дэниел пожал плечами и опять повернулся к Саре.

— Давай поторопимся и соберем твои вещи, чтобы уйти.

— Дэниел, я...

Он заставил ее замолчать одним взглядом, как умеют учителя, схватил за руку и кивнул на коридор.

— Уходим.

— Прекрати говорить ей, что делать! — Майк вскочил. — Она не ребенок. Сара! Ты что, послушаешься его?

Дэниел закатил глаза, глядя на Сару.

— Я все понимаю насчет Джейми, он был твоим добрым другом. Но это... — Он указал на Майка. — Почему ты позволяешь этому красавчику тебя пользовать?

— Ну, он тоже друг, понимаешь? Я хотела попрощаться.

Дэниел оглянулся на Майка и фыркнул.

— Надеюсь, у тебя не слишком много друзей для прощания. А то ты устанешь, прежде чем мы доберемся до дома.

— Эй! — Майк чесался, как наркоман в ломке. — Сара! О чем он говорит?

— Ох! — Дэниел улыбнулся, взъерошив уже растрепанные волосы Сары. — Я-то думал, он знает насчет Джейми. Я видел, что они пришли вместе, и подумал, что они занимаются этим по очереди. Подумал, что они, наверное, договорились.

Сара состроила гримасу, чтобы показать Дэниелу, что ей не нравится его поведение. Он мило улыбнулся. Сара растрогалась и потянулась к нему за поцелуем. Она так скучала по нему с тех пор, как он ушел. То есть на самом деле не ушел, а прятался рядом с домом и шпионил за ней. Она скучала по нему и любила его и была счастлива, что он, наконец, пришел ее забрать. Она целовала его, запустив пальцы ему в волосы.

— Сара! — Майк топнул ногой. — Ты трахаешься с Джейми? Этот мудак это хотел сказать? Это правда? Ты с ним трахаешься?

— Да. To есть раньше трахалась, — ответила Сара, глядя в глаза Дэниела. Она собиралась домой вместе с ним. Наконец, наконец-то он будет принадлежать ей. Почему она все еще стоит здесь, когда она могла бы оказаться в его постели? В их постели.

— Ты грязная шлюшка. Просто подлая бессердечная тварь.

Дэниел засмеялся, убрав волосы с ее лба. Он стал целовать ее в губы, а на заднем плане орал Майк. Поцелуй все длился, и, наконец, она больше не могла дышать. Как раз в тот момент, когда она была уверена, что потеряет сознание, Дэниел отпустил ее. Майк ушел.