12


Через три дня после отъезда Джасинды Эрик отослал по почте свои материалы доктору Метсалфу. Теперь оставалось только ждать отзыва профессора. Эрик тянул время, стремясь задержать отправку как можно дольше. Он как раз начал работать над статьей, когда Джасинда объявила ему, что собирается уезжать. По крайней мере, пока он работал над статьей, он мог загонять мысли о Джасинде в самые отдаленные уголки своего сознания. Большую часть времени. Но ночью, когда он лежал в пустой кровати, было невозможно не думать о ней.

Эрик был ошеломлен, когда Джасинда сообщила ему о скором отъезде, и ждал, что она скажет, что не хочет уезжать. Но она не сказала этого. Почему? Она хотела уехать. Это было то, чего она ждала с той самой минуты, как приехала в Арканзас. Только он мог быть таким наивным, чтобы поверить, что за такое короткое время сможет изменить ее взгляды. Но у него не хватило времени. Кто знает, может быть, даже всего времени в мире было бы недостаточно для этого.

В самом начале он был просто заинтригован Джасиндой. Она казалась такой чопорной, натянутой и отчужденной в своем респектабельном офисе, что в нем вспыхнула страсть исследователя, и он просто захотел разобраться в ней получше. Но его интерес к ней скоро перерос те границы, в которых он мог контролировать себя.

Слава Богу, что у него хватило сил не ввести их обоих в смущение, умоляя ее остаться. У нее не было другого выбора, кроме того как уехать, в то время как он должен остаться здесь. Здесь его работа, а ее работа — в Нью-Йорке. Все очень просто.

Как же он хотел задержать ее! Но он должен был казаться галантным и сдержанным до той поры, пока она не уехала. И Джасинда никогда не узнает, что он от отчаяния разбил кулак о стену через две минуты после того, как она вышла за дверь.


Шел снег, когда самолет приземлился в Нью-Йорке. Лиз встретила Джасинду в аэропорту. Тепло обняв сестру, Лиз оглядела ее.

— Ты выглядишь очень мило. А здесь все заключают пари, вернешься ли ты одетая в домотканое платье и старомодную шляпку, защищающую лицо и шею от солнца, или нет.

Джасинда чуть улыбнулась.

— Нет, я оставила все это в Арканзасе. Кроме нескольких вещей, которые мне особенно дороги.

— Я рада, что ты вернулась. Давай поскорее получим твой багаж и поедем.

Джасинда медленно пошла за ней. Усталые люди ждали отправления своих рейсов, вылет которых задерживался на неопределенное время. Женщины с кричащими детьми перемещались с пассажирами, которые несли громадные раздутые чемоданы и сумки с вещами. Настроение было ужасное, к тому же она подвернула ногу. Джасинда чувствовала себя разбитой и потерпевшей поражение, пробираясь через толпу пассажиров, которые толкали и переворачивали ее, и которых раздвигала плечами и толкала она, особенно того бритого наголо мужчину, который в течение всего рейса пытался обратить ее в мусульманскую веру.

Лиз невозмутимо пробиралась сквозь толпу, казалось, что она вовсе не замечает ее. Джасинда же, усталая и совершенно раздавленная, стараясь не упасть, шла за сестрой и останавливалась всякий раз, чтобы извиниться, когда сталкивалась с кем-нибудь.

— Ты идешь? — бросила Лиз через плечо.

— Да, — Джасинда поторопилась, чтобы догнать ее.

Они получили багаж, вышли на стоянку автомобилей и сели в машину Лиз. В то время как сестра выруливала со стоянки, Джасинда устроилась поудобнее на заднем сиденье.

— Спасибо, что приехала встретить меня.

Лиз улыбнулась ей.

— Рада, что вернулась?

— Конечно, — солгала она.

На самом деле она чувствовала себя здесь даже хуже, чем в течение последней ужасной недели в Арканзасе. По крайней мере, там она цеплялась за надежду, что Эрик позвонит. Теперь надежды на это не было.

Спустя сорок пять минут они подъехали к дому и подняли вещи на шестой этаж. Лиз поставила чемодан в комнате и изучающе посмотрела на сестру.

— Ты не сказала и двух слов с тех пор, как мы выехали из аэропорта. Ты подавлена или просто устала?

— И то, и другое.

— Не хочешь поговорить об этом?

Джасинда опустилась на диван.

— Боюсь, что я заплачу, если начну говорить.

— О-о, так плохо, да? Если я правильно понимаю, то речь идет о мужчине, с которым ты встречалась в Арканзасе, верно?

— Об Эрике.

Это было то самое имя, которое возникало в ее голове тысячу раз за прошедшую неделю. Но впервые с тех пор, когда она в последний раз видела Эрика, она произнесла его имя вслух. Оно повисло в воздухе так, как если бы существовало само по себе.

— Что случилось? — спросила Лиз с сочувствием.

Ее губы дрожали, но она пыталась говорить небрежно.

— Когда я сказала ему, что уезжаю, он ответил: «Было приятно познакомиться с тобой» или что-то в этом роде.

Ее сестра наклонила голову набок.

— А что ты хотела, чтобы он сделал?

Она почувствовала комок в горле.

— Не знаю. Я надеялась, что он бросится перед самолетом, чтобы только я не уехала.

— Ты хотела остаться в Арканзасе? — недоверчиво спросила Лиз. — Я думала, что ты умирала от желания вернуться в Нью-Йорк.

— Я тоже так думала, — прошептала Джасинда. — Я думала о многих вещах, которые оказались ложными, — продолжала она медленно, как будто говорила сама с собой. — Смешно, но вначале у меня были все аргументы для того, чтобы объяснить, почему Эрик не подходил мне. Я думала, что он необразован, что недостаточно элегантен, и была уверена, что мое влечение к нему — чисто физическое. Но я не могла ошибиться сильнее.

— Бедная моя. — Лиз погладила ее по плечу. — Послушай, я сейчас должна ехать; я припарковала машину незаконно, но я увижу тебя сегодня у родителей за обедом и мы поговорим. О'кэй?

— Да. Спасибо, что подвезла меня домой.

После ухода Лиз Джасинда стояла, медленно оглядывая свою квартиру. Прислушиваясь к отдаленной мелодии уличного шума, она вспомнила, как тосковала по нему первое время в Арканзасе. Теперь она снова оказалась дома в тишине квартиры. Только не будет здесь никакой тишины. Здесь шум города всегда будет преследовать ее.

Механически она перенесла свои чемоданы в спальню и начала распаковывать их, включив громко радио, чтобы отвлечь себя музыкой. Это не помогло. Глядя на каждую вещь, которую она доставала из чемодана, она подробно вспоминала, когда и куда она ходила в ней с Эриком.

— Я не собираюсь плакать, — громко сказала она себе.

Но ее душили слезы, и было так трудно удержаться от них. Она снова решительно копнула в чемодане, и ее руки нащупали мягкий меховой предмет.

— О Боже, — прошептала она и опустилась на кровать, зажав в руках старую, изъеденную молью игрушку — опоссума.

Какой дурак будет плакать над глупым испорченным кусочком старья? Но она не могла удержаться. Она вспомнила об аукционе. А это воспоминание вызвало поток других. Она вспомнила об их походе в пещеру с искрящимися кристаллами на стенах, о карнавале, когда он впервые поцеловал ее, о ночи в его доме, когда она перевязывала его раненую руку. Было нелегко забыть Эрика. Но она должна попытаться.


Дни казались бесконечными. Джасинда плохо спала по ночам, хотя знала, что ее работа требует собранности.

В конце недели она лежала в постели, проснувшись в три часа ночи, когда раздался звонок в дверь. Накинув на плечи халат, она осторожно подошла к двери.

— Кто там? — спросила она, заглядывая в дверной глазок.

— Эрик.

Ее сердце глухо забилось, она распахнула дверь и недоверчиво уставилась на него.

— Эрик? — все еще не веря, прошептала она.

Он держал чемодан в одной руке, а пальто в другой. Не спеша он поставил чемодан на пол и положил на него пальто. Затем выпрямился.

— Я приготовил речь, Джасинда. Она звучала прекрасно. Но я не могу вспомнить ее. Все, что я знаю, это то, что мне было очень плохо без тебя.

Она изумленно моргала глазами.

— Но мы сможем что-нибудь придумать, правда? Если ты не хочешь возвращаться в Арканзас, тогда я перееду в Нью-Йорк. Только не говори, что все кончено.

Она покачала головой сначала медленно, затем быстрее.

— Не кончено!

Они кинулись друг к другу одновременно, как будто боялись, что другой может исчезнуть. Джасинда провела рукой по его лицу и ощутила такую родную поверхность кожи и тепло его дыхания на своей ладони, когда кончиком пальца коснулась его губ. Она упала ему на руки, и он заключил ее в крепкие объятия.

— О, Эрик, — прошептала она.

Их поцелуй был горько-сладким поцелуем истосковавшихся друг по другу людей. Наконец она оторвалась от него.

— Я так была не права по отношению к тебе, к нам — ко всему…

Она хотела объяснить ему все, но не находила слов.

Кто-то наверху открыл дверь и крикнул вниз:

— Эй, я хочу спать!

Эрик взглянул вверх, затем посмотрел на нее с улыбкой.

— Я хотел бы сегодня остаться здесь, если ты не возражаешь. — На его щеке появилась знакомая соблазнительная ямочка. — Если нет, то я уже познакомился с прелестной женщиной, которая пригласила меня к себе.

Она втащила его в квартиру.

— Я забью дверь гвоздями, если ты попытаешься уйти.

Они снова обнялись, и их губы сомкнулись в жгучем поцелуе. Она крепко обнимала его, как будто боялась, что, ослабив объятия, опять потеряет его.

Наконец он оторвался от нее.

— Я скучал по тебе, — сказал он неровно.

— Я тоже скучала по тебе. Ужасно, — добавила она пылко, пряча лицо на его груди.

Он погладил ее по волосам.

— Тогда почему мы оба так нелепо провели последнюю неделю?

— Потому что ты не просил меня остаться!

Она колотила его по груди, но не от гнева, а от необходимости снять бурные эмоции.

— Почему ты позволил мне уехать?

Он взял ее за руки.

— Потому что я думал, ты хочешь уехать, — он улыбнулся. — Я был благородным. Это продолжалось целую неделю, после чего я решил послать к черту благородство. Мне не нравилось все это.

— Но я не знала, что ты хотел, чтобы я осталась!

Он усмехнулся и коснулся ее щеки.

— Мы можем уладить все это позже. Сейчас поздно, и я устал. У тебя есть еще кровать?

— Нет.

— Хорошо.

Когда он потянулся к своему чемодану, она увидела дорожный ярлык.

— Ты ехал автобусом? — недоверчиво спросила она. — Ты проехал на автобусе весь путь из Арканзаса? Но почему?

— Я не люблю поезда, — просто ответил он.

— Я понимаю, что у нас еще очень много дел в Нью-Йорке, но когда мы будем возвращаться в Арканзас, то полетим самолетом.

Он быстро взглянул на нее.

— Мы возвращаемся? Правда, здешнее уличное движение приводит меня в ужас, но я привыкну к нему, если ты хочешь остаться здесь. С другой стороны, если мы вернемся, то сможем приезжать в Нью-Йорк на спектакли и в оперу, когда ты захочешь. А группа «Мет» приезжает в Даллас раз в год — я проверял. И мы можем периодически ездить в Канзас-Сити на концерты симфонической музыки.

— Я должна поговорить с Джимом Петерсом, но я абсолютно уверена, что смогу получить постоянную работу в Файэтвилле.

Она счастливо смеялась, ощущая облегчение и ненужность управления своей радостью.

— Но главная беда заключается в том, что уже пропали билеты на праздник урожая.

Он отпустил ее руки и поцеловал ее.

— Я могу сказать тебе, что люблю тебя?

— Докажи это, — прошептала она срывающимся голосом.

Он повел ее через холл, сделав два неверных шага в туалет и в ванную комнату, прежде чем нашел дверь в спальню.

Он включил свет и начал благоговейно раздевать ее, в то время как она поспешно помогала ему снять его одежду. Они слились вместе со страстью, обостренной их разлукой. Отчаянно истосковавшиеся, они ласкали и обнимали друг друга с необыкновенной силой и нежностью, словно стараясь наверстать упущенное время. Физическое высвобождение их сдерживаемого желания было одновременно неистовым и восхитительным.

Потом Джасинда лежала рядом с ним, положив руки ему на грудь.

Никогда прежде не ощущала она такого глубокого удовлетворения. Каждый раз раньше, независимо от того, каким бы пылким и захватывающим дыхание ни был час любви, она подсознательно чувствовала, что их связь не будет продолжаться долго. И лишь теперь она знала, что это будет всегда. Вечно.

Он слегка дернул ее за прядь волос.

— О чем ты думаешь?

— О том, как мы собираемся провести вместе остатки наших жизней. Я думаю, что мне это понравится.

Она повернулась, чтобы оставить многозначительный поцелуй на его груди.

— Я понимаю, для чего ты это сделала, — прошептал он.

Нежно взяв рукой ее за подбородок, он повернул ее лицо к себе. Мгновение, которое длилось бесконечно, они просто смотрели друг на друга. Мысли о любви проносились в сознании Джасинды, и она читала их в глазах Эрика. Но их чувства были настолько глубоки, что не находилось слов, чтобы выразить их. Они прижались теснее друг к другу, и его губы нежно коснулись ее губ.

Она ответила ему призывным поцелуем и снова оказалась надежно накрытой его телом, в то время как их губы обменивались обжигающими поцелуями. Она скользнула руками по упругим мускулам его спины, затем ниже по бедрам и ощутила, что его желание вновь пробуждается.

— А ты знаешь, сколько раз я мечтал обнять тебя так, с тех пор как ты уехала? — чуть слышно шепнул он ей в ухо.

Ощущение его прерывистого дыхания на чувствительной мочке ее уха вызвало волнующий трепет вдоль позвоночника.

— Не больше, чем я мечтала обнять тебя.

Она завершила свои слова таким поцелуем, который опрокинул их обоих в бездну обоюдной потребности.

Нетерпение, с которым они занимались любовью в первый раз, сменилось восхитительным спокойствием, которое исходило от уверенного ощущения того, что в их распоряжении теперь все время мира. Их поцелуи были томными и сладострастными прикосновениями, а их ласки — нежными массирующими поглаживаниями. Джасинда скользила руками по его телу, а его руки двигались по ней тем самым, одному ему известным способом, который вновь возбуждал уже удовлетворенное желание. Их страсть нарастала постепенно до тех пор, пока их тела не слились вместе с легкостью огромной любви и желанной близости. Их поцелуи становились все более откровенными, а руки ласкали друг друга с возрастающей настойчивостью.

Окутанная призрачным туманом, Джасинда чувствовала, что наслаждение Эрика становится ее собственным. Его стоны удовольствия еще более возбуждали ее, и было абсолютным блаженством ощущать ответ его тела на ее прерывистые вздохи. Они синхронно двигались с нарастающей скоростью до тех пор, пока первые тлеющие угли экстаза не вспыхнули ослепляющим всепожирающим огнем. В момент, когда глубоко внутри нее раскрылся цветок чистого чувства, она прижала Эрика плотнее к себе, умирая от необходимости чувствовать его эмоции так же глубоко, как и свои. И лежа потом рядом с ним, она наконец осознала, что постигла наивысшую гармонию в любви, измерив глубину их чувств не только своими собственными, а их общими ощущениями, впервые посмотрев на занятие любовью их общими глазами. И это заставило ее испытать состояние счастья. Эрик перекатил ее на свое чуть влажное расслабленное тело и откинул назад ее волосы.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что только что, когда мы занимались любовью, я почувствовала, что полностью слилась с тобой. Мне понравилось это, — она наклонила голову, чтобы поцеловать его в кончик носа.

— Тогда мы будем часто заниматься любовью, — галантно предложил он.

— Согласна.

Внезапно она стала серьезной. А что, если бы Эрик не приехал в Нью-Йорк и они никогда не были бы вместе? Но эта мысль больше не пугала ее, когда он был здесь, рядом. Для нее сейчас полностью открылось, что она могла бы потерять и какой пустой стала бы ее жизнь без Эрика. Положив голову ему на плечо, Джасинда крепко обняла его.

— Ох, Эрик, мне понадобилось так много времени, чтобы разобраться в тебе. С самого начала я была такой ограниченной… такой дурой… и…

Он прервал ее слова поцелуем.

— Эй, я не собираюсь слушать тебя, когда ты плохо говоришь о моей будущей жене.

Она нежно засмеялась и еще сильнее прижалась нему.

— Хорошо, я не буду рисковать спорить с моим будущим мужем.


Загрузка...