Глава1

Глава 1

Чужая душа – потёмки, потому так с ходу и не разобрать, что же в ней сокрыто. Да и с течением времени, шансы на то не особо растут. Мы можем только строить догадки, не более. Бывает, знаешь человека всю жизнь, где-то осуждаешь его, где-то наоборот – оправдываешь, но, случись что, его поддержка не подвергается сомнению. И зачастую напрасно. С незнакомцами же дела обстоят ещё хуже, особенно если интуиция, как в моём случае, бессовестно халтурит.

К двадцати годам я окончательно убедилась в своей феноменальной способности притягивать неприятности и живой интерес моральных уродов всех мастей и социальных статусов. Видимо, моя невезучесть неистребима, вследствие чего я с завидным упорством продолжаю наступать на одни и те же грабли и единственный человек, помыслы которого для меня прозрачны – я сама. Что касается остальных, утверждать берусь лишь одно – среди достоинств и пороков, в каждом из нас непременно живёт одержимость. Все мы чем-то одержимы, будь то монашка, образцовый студент, уголовник, бизнесмен или загнанная рутиной домохозяйка. Абсолютно все.

Например, мужчина, который сейчас напевает, открывая шампанское в соседней комнате, помешан на девственности. Он даже собирается заплатить мне за неё неплохие деньги. Ну, этот хотя бы знает что ему для счастья нужно. Я тоже знала, лет семь назад, когда ещё продолжала упрямо верить, что хоть кому-то есть до меня дело. Прозрение оказалось болезненным и чуть не стоило мне жизни. Благо от той глупышки осталась лишь небольшая татуировка сзади на шее – линия кардиограммы с вплетённой посередине надписью "Бес" и лютая ненависть к мужчинам. Больше ничего.

Бес...

Прозвище царапает подсознание, вызывая горькую полуулыбку. Я не любитель ворошить прошлое, но вопреки желанию, оно контролирует все уголки моей памяти, острыми крючьями впивается в нервы, раздирая их ночными кошмарами, чтобы мучить, дотошно прорисовывая каждую деталь. Но сейчас я не сплю, а значит, могу прогнать их силой воли, убеждая себя, что мне совсем не интересно знать, что с ним стало. Мотает ли он срок, закрыт ли в психбольнице, жив ли. Когда твоим смыслом жизни становится другой человек, это всегда кончается болью. А я устала с ней бороться. Сломалась.

– Майя, у тебя всё в порядке?

Мужской голос из-за двери ненавязчиво намекает, что мой побег катастрофически затягивается. Меня заждался "покупатель", зрелый мужчина, подписанный в сети просто Егор. Собственно это всё, что я о нём знаю. Ну, не считая его явного нетерпения приступить к классической прелюдии в виде лёгкой беседы за бокалом шампанского. Так что прятаться в ванной комнате не самая удачная моя мысль. Особенно учитывая, что разочаровывать его не в моих интересах.

– Уже выхожу, только чулок поправлю – лгу я, прикрывая глаза, и особо не скрываю дрожащего в тоне волнения. Моё стеснение его распаляет, отвлекая от прогрессирующей нервозности. Недоброе предчувствие стремительно превращает меня в дерганого подростка. По сути, я и внешне не далеко ушла от этого образа: по-детски пухлые губы, большие доверчивые глаза, на лице ни грамма косметики и рост 157 см... идеальная игрушка для обеспеченного чудака, вбившего себе в голову идею непременно стать у кого-то первым. Даже если эту возможность придётся купить. Он хочет потешить своё эго, не взваливая на себя особых хлопот и обязательств, ну а мне чужда романтика и очень нужны деньги. Желает наивности – значит, будет ему наивность. Егору не обязательно знать, что её во мне уничтожали годами, методично забивая подлостью пока она не обернулась недоверием ко всему живому.

– Выходи, не бойся. Я даже свет приглушил...

– Не могли бы вы включить музыку? – робко предлагаю, стараясь как можно быстрее набрать и отправить короткое, но крайне важное сообщение. – Я, кажется, видела здесь стереосистему.

– Обязательно включу, только перестань "выкать".

– Извините... то есть извини, Егор. Всему виною нервы.

– Не волнуйся, пчёлка. Обещаю, всё будет красиво.

Его слова хоть и звучат искренне, действуют на меня с точностью до наоборот. Страх ледяными лапками снуёт вдоль позвоночника, подсказывая, что сегодняшняя затея ничем хорошим не кончится. И вроде бы всё учтено: выбранный Егором врач подтвердил мою невинность, мы на нейтральной территории, в уютной съёмной квартире, деньги при нём, да и мужчина в целом производит приятное впечатление, но колени всё равно дрожат.

Беспокойство настолько подтачивает мою решимость, что едва заслышав его удаляющиеся шаги по кафельному полу, крадусь к входной двери, чтоб отпереть её и с трудом душу в себе порыв сбежать. Да уж, нервы действительно ни к чёрту. Так жить нельзя, определённо пора что-то менять, на что-то решаться. Например, влюбить в себя этого Егора и попробовать наладить совместный быт. Попытаться сделать хотя бы шаг навстречу нормальным человеческим отношениям.

Ой, дура... бредовость собственных мыслей растягивает губы в злой улыбке. Размечталась, сказочница, видать недостаточно ещё жизнь потрепала.

– А вот и я, – неуверенно захожу в затопленную мягким полумраком спальню, опасливо отмечая полыхнувший голодом взгляд Егора. Тихо играет обещанная музыка, одуряюще пахнет цветами и свежей клубникой. Он непринуждённо полулежит посреди разобранного дивана, символично застеленного белым покрывалом. Наверняка хочет кровью моей полюбоваться, чёртов извращенец.

– Потанцуй для меня, пчёлка, – просит мужчина, перетирая между пальцев один из щедро рассыпанных повсюду лепестков, и я безоговорочно повинуюсь. Хозяин – барин. Только предусмотрительно отхожу подальше, к самой стене, чтоб преждевременно не спровоцировать его на более решительные действия. И без того всё развивается слишком стремительно. Егор так увлечён своей затеей, что даже про разлитое по бокалам шампанское забыл, хотя мне бы сейчас не помешало немного расслабиться, и он это должен понимать как никто другой. Однако он не понимает, или ему попросту нет дела. Впрочем, неизвестно, как на него спиртное влияет, может оно и к добру.

Глава 2

Глава 2

Предчувствуя скорую расправу, судорожно отползаю к изголовью, где сжимаюсь, обняв себя за плечи. Теперь нас в спальне четверо. Мы с Егором и два рослых парня, один из которых, Дима, прислонив мужчину к стене, с пугающим воодушевлением водит ножом вдоль его шеи.

– Молись, гад. Твоя песенка спета, – едва сдерживая гнев, хрипит в лицо Егору второй парень. – Решил с моей девушкой порезвиться? Любишь брать чужое?!

– Не понимаю... – удар кулаком приходится в гипсокартоновую стену у самого лица Егора и не даёт ему договорить.

– Заткнись, урод, иначе я за себя не отвечаю, – предупреждает Дима, сильнее прижимая сталь к вмиг покрывшейся потом коже. – Только от тебя сейчас зависит, как именно ты подохнешь.

– Не трогайте его, – умоляюще смотрю в обезумевшие глаза оставившего вмятину в стене неадеквата, назвавшегося моим парнем. – Стас, пожалуйста. Он не знал о тебе. Правда.

– Маленькая, продажная дрянь, – приговаривает Стас, выкручивая громкость стереосистемы почти на максимум. – Я тебе верил... знал, что алчная дрянь, но всё равно верил. – Я едва дышу, пока накачанный шатен, прожигая тяжелым взглядом исподлобья, приближается с явным намерением стащить и меня с дивана. – Защищаешь его? Дружище, приколись – она его выгораживает!

Его смех холодит кровь. Бывают, конечно, люди с жутковатым смехом, но редко настолько, чтоб вызывать безотчётное желание кинуться наутёк. Вот у Стаса он именно такой. Сдавленный, безрадостный, безумный.

– Стас, не надо. Слышишь? Прошу тебя, не надо, – хныкаю, срываясь на слезы от не слишком удачного приземления на пол. Бедро горит, в месте, где углом тумбы сорвало полоску кожи, но всё моё внимание приковано к Егору.

– Что, запала на него, мразина?! Папика себе нашла? А мне втирала, что до свадьбы ни-ни... – он снова возвращается к Егору, на этот раз с пугающей решимостью, которая заставляет меня подскочить и кинуться к ним. – Я вас обоих закопаю. По частям. В разных местах. Ищите потом друг друга, сколько влезет.

– Не надо по частям, Стас. Послушай меня. Пожалуйста, – двумя руками перехватываю его предплечье, стараясь отвести в сторону от Егора сжатый для удара кулак, но тут же отлетаю к противоположной стене.

– Потерпи чуток, твоя очередь не за горами, – обещает Дима, продолжая удерживать за плечи ничего не понимающего, покрасневшего как рак Егора.

– Возьмите деньги, у него есть наличка и проваливайте! – трясущейся рукой нашариваю оставленный за корзиной с клубникой кошелёк и бросаю его в нависшего над мужчиной Стаса. – Только не трогайте его! Зачем вам труп?!

– Может, реально возьмём бабло и забьём на них? – оборачивается к Стасу его товарищ. – Неохота из-за подстилки мараться. Свет клином на ней что ли сошёлся? Новую найдёшь.

Краем глаза отмечаю странное состояние Егора. Мужчина вдруг бледнеет до землистого оттенка кожи, а его конечности начинают подрагивать. Парни, кажется, перестарались.

– Дима, отпусти его, сейчас же, – отрывисто кричу, кидаясь к ним, но Стас успевает меня перехватить. Оба молодых человека смотрят на меня и не видят, как покрытый потом Егор судорожно хватает ртом воздух. Его хрипы они тоже не слышат, так как звук полностью заглушает припев "Чёрной луны", группы Агата Кристи.

– Ладно, но Майя идёт с нами! – кричит Стас, многозначительно мне подмигивая.

– Пусти, недоумок, – вырываюсь из его рук и бросаюсь к скорчившемуся на полу Егору, над которым уже склонился растерянный Дима.

– Эй, мужик, ты чего? – Стас, наконец, замечает его состояние и тут же начинает озираться по сторонам.

– Поищи по карманам, может, таблетки найдёшь какие, – командую Диме и, пока тот на пару с братом суетливо осматривает скинутую на пол одежду, встаю на колени, заглядывая в бледнеющее лицо мужчины. – Что с тобой, Егор?! Ты меня слышишь?! Как тебе помочь?

– Май-й-йя... – выдыхает он, пытаясь перебороть отдышку и болезненно сжимая мою ладонь. Лихорадочный блеск его щенячьих глаз, кислотой опаляет мою совесть.

– Вызывайте "скорую"! – требовательно смотрю на парней и, не дожидаясь ответа, прижимаю пальцы к основанию его ладони, с тыльной стороны, в надежде прощупать пульс. Безрезультатно. Положив руки ему на грудь, выполняю череду быстрых и сильных нажатий. Ничего... чёрт, что ещё делают в таких случаях?!

– Совсем крышей тронулась?! Как мы, по-твоему, должны им всё объяснить? – вскидывается Дима. Я размыкаю губы, готовясь с криком высвободить рвущийся из груди ужас, но в последний момент он зажимает мне рот руками. – Тихо... тихо. Успокойся, нельзя привлекать внимание соседей. Не пойму как они музыку ещё терпят.

– Кира, брось ерундой страдать. Ему уже ничего не поможет, – грубо сжимает моё плечо Стас. – Лучше оденься и помоги здесь всё прибрать.

Его голос доносится откуда-то издалека, в то время как ударная волна апатии сдавливает мои глаза и уши. Невидящим взглядом упираюсь в кипенно-белое лицо, на котором жуткой гримасой скривились обескровленные губы. Их разбавленный шампанским вкус ещё играет на моём языке, провоцируя слепую ярость, и я вскакиваю, резко вырываясь из цепкого плена застывающей руки. Как он мог умереть?! Его ведь никто и пальцем не тронул! Разве может сердце крепкого, молодого ещё мужчины не выдержать нашего стандартного представления?! За два года это первый случай.

– Стас, брось мне платье, – требую, нервно оглядывая комнату в поисках своих туфель, пока Дима торопливо выливает остатки шампанского в кадку с искусственным фикусом.

– Блин, Стас, с тарой то, как быть? – озадачивается парень, вертя в руках бутылку и два бокала.

Глава 3

Антон

Я уничтожу эту тварь. Буду ломать, пока она не оглохнет от хруста собственных костей. Я доберусь до неё. Непременно доберусь, и когда это случится, она пожалеет, что не загнулась той ночью с ним рядом.

Звук моросящего дождя сводит с ума. Перестук капель разбивающихся о крышку гроба разжигает во мне пламя, которое как я думал, навсегда угасло. Она причастна к смерти Егора, эта лживая девка с сайта знакомств. Нутром чувствую, без её участия здесь не обошлось, и если мерзавка действительно окажется виновной, мой огонь получит её в жертву... или сожрёт меня.

– Антош, прими мои соболезнования, – сочувствующе шепчет пожилая, сгорбившаяся женщина, его двоюродная тётя.

Слабо киваю, до боли стискивая зубы. Столько знакомых и товарищей при жизни были рядом, а в последний путь его провожают от силы десяток скорбящих. Обидно. На ум так и просятся слова Лермонтова: "Делить веселье – все готовы – Никто не хочет грусть делить", вот уж воистину...

Хмуро глянув на убитого горем Саню, сжимаю крепче кулаки. Парень выглядит так, что его впору рядом с братом положить. Его подавленный вид немного остужает мой собственный гнев. Нужно сохранить ясную голову, чтоб поддержать его, не дав в конец расклеиться. Хотя у самого сердце так сильно ноет от боли и потери, что охота опустить его в яму вместе с другом, лишь бы избавится от стылой пустоты в его недрах.

И ноги, предательницы, подкашиваются под грузом взвалившегося несчастья. Нелепо будет выглядеть, если я поддамся чувствам и рухну на колени, воя от жрущей мозг несправедливости. Нелепо и недостойно его светлой памяти. Так что я мысленно даю себе пинка и продолжаю стоять неподвижно, упрямо уставившись на лакированный гроб из красного дерева. Растерянный. Расколотый на жалкие "до" и "после". Ни на грамм не готовый с ним проститься.

Буквально на днях мы втроём строили планы на будущее, поддразнивали друг друга, шутили. До сих пор в ушах стоят отголоски его раскатистого смеха. Теперь же мы с Сашей стоим плечом к плечу и беспомощно смотрим, как тело Егора опускают в сырую землю, а после вздрагиваем от глухого стука глинистых комьев о деревянную крышку. Егор просто хотел жить. Хотел немного человеческого счастья. Светлого. Непорочного. Он был хорошим человеком, хоть и слыл чудаком. У него были на то свои, мало кому известные причины, и никто не понимал его так хорошо, как я. Даже родной брат.

Саня шмыгает носом, в попытке скрыть слёзы и я сжимаю его плечо.

– Мы всё выдержим. Ради него.

Егор шёл на все ради нашего будущего. Без лишних страхов и колебаний. Вообще без каких-либо раздумий. Пусть он не был мне братом по крови, но дорожил мною не меньше чем Саней. Мы были неразделимы как трицефалы*. За нас двоих он порвал бы любого, и любой из нас сделал бы то же самое за него.

Если эта девица действительно окажется виновной, клянусь я стану ей худшим кошмаром.

***

Вечером того же дня сидим с Саней у меня на кухне. На столе бутылка с остатками принесённого им коньяка, остывший кофе и ноутбук Егора, с экрана которого робко улыбается рыжая девчушка.

– Почему ты ничего не сказал полиции? – Санин вопрос вызывает скупую усмешку.

– Потому что даже если её и поймают, то не смогут ничего доказать. А докажут – откупится. Думаешь, Егор единственный, кто повёлся на эту фальшивку? Не смеши, Сань. Она зарегистрирована ещё на четырёх разных сайтах.

– Что если ей просто срочно нужны деньги? Товар то у неё одноразовый.

– Брось, это в наши дни не проблема. При желании хоть "молнию" поставят, были бы деньги.

– Да ну, не думаю. Посмотри на неё, – он разворачивает ноутбук ко мне. – Не знаю, как объяснить, она какая-то настоящая, что ли.

Скептически разглядываю девушку, внешность которой успел изучить до мельчайших деталей. Миниатюрная, стройная, судя по мешковатому платью, застёгнутому строго на все пуговицы, пытается корчить из себя недотрогу. У неё открытая мордашка, в меру симпатичная, но ничего сверхъестественного. Словом, обычная девушка, каких сотни живут в наших дворах, очень надеюсь совершеннолетняя. Хотя, будь оно иначе, Егор бы не стал связываться. Единственное, что в ней действительно цепляет взгляд – большие небесно-голубые глаза, но не блеклые, как у рыб, а с тёмно-синей, почти чёрной каёмочкой. Доверчивые. Честные. Слёзы на них будут выглядеть особенно сладко.

Смотрю на неё и вижу её жизнь. Хорошие оценки, любовь учителей, удушливая забота родителей. Следом поступление в ВУЗ, скорее всего на бюджетной основе. Такие девочки, как правило, прилежно стараются оправдать возложенные семьей ожидания. Наверняка есть ухажёр, такой же затюканный ботан, как и она. С неловкими объятиями и неуверенными, слюнявыми поцелуями. Девчонка терпеливо слушает его ванильные строчки собственного сочинения, в тайне фантазируя о хамоватом мажоре с другого факультета. Но тот на неё посмотрит разве что по пьяни и она это хорошо понимает. Далее бледная моль, очевидно устав от чрезмерной опеки и унылой возни своего воздыхателя, хочет почувствовать себя желанной; или отомстить всему мужскому роду, равнодушному к подобным ей, синим чулкам; или ещё что-то в этом роде и регистрируется на сайте знакомств, решив попутно подзаработать. А единожды испробовав лёгких денег и познав азарт, маленькая стервочка уже не может остановиться. Не стану спорить, может, я где-то ошибаюсь, но вряд ли так уж и критично. Сколько моих знакомых, хороших и не очень девушек, закончили именно так, продаваясь? Почти каждая.

По сути, она не сильно рискует. Кто станет трубить на каждом углу, что собирается купить право первой ночи? Только дурак. Но на этот раз она просчиталась. У Егора на неё были далеко идущие планы, которыми он не мог не поделиться со мной. Он давно мечтал создать семью, загвоздка была лишь в требованиях к будущей супруге. Она обязательно должна была быть непорочной. Такой вот небольшой заскок, появившийся после того, как он застукал свою невесту кувыркающейся с соседом и его другом. Он выставил её из своей квартиры, замкнулся в своём мирке, но забыть предательства так и не смог. Любил её сильно. Мы с Саней как раз отслужили, и, успев за год армии стать хорошими друзьями, решили открыть общее дело. У меня имелись некоторые накопления, Саня продал свою машину, вместе мы скинулись и арендовали гараж, в котором открыли автомастерскую. Жить мне тогда было негде, поэтому Саня предложил заселиться к его старшему брату. Так мы с Егором и познакомились. Ему к тому времени порядком осточертело безвольно плыть по течению, и он проникся общим делом. Немногочисленные поначалу клиенты нашими услугами были довольны, сработало "сарафанное радио" и уже через год гараж стал нам тесен. У меня, после смерти отца, с которым мы, мягко говоря, не ладили, появился свой угол. Я привёл в божий вид унаследованный клоповник, а Егор, не колеблясь, продал свою трёшку, временно переехав ко мне, и на вырученные деньги мы открыли свой первый полноценный автосервис, ну а дальше дела пошли в гору. Благодаря его своевременному вложению мы все дружно встали на ноги. Егор купил себе небольшой коттедж в живописном месте, на берегу озера и снова задумался о семейном счастье. Те немногие первокурсницы, что соответствовали его критериям, не горели желанием связываться с невзрачным, как он про себя говорил, мужчиной далеко за 30, если тот как минимум не олигарх. Тогда Егор решил попытать счастья в сети. Он был уверен, что девушки продают свою невинность исключительно от большой нужды и беспечно отмахивался от моих предостережений. Наивно надеялся добиться любви одной из таких продажных нимф. Добился, блин.

Глава 4

Кира

Совесть та ещё гадина – хорони не хорони, всё равно прорастет сквозь почву оправданий, чтобы травить и дальше своей ядовитой пыльцой. Её вдыхаешь, и мысли в голову пугающие со всех щелей так и лезут. Совсем как той осенью, на краю крыши, где меня обнаружили Стас с Димой. Наверное, это один из крайне редких случаев, когда "трава" помогла устроить чью-то жизнь. Не пожелай они той ночью оттянуться без лишних свидетелей, меня бы уже, возможно, не было. Сейчас мне стыдно, что опустила руки, а тогда... тогда, казалось, что выхода нет.

После смерти Егора я чувствую то же самое, и мне не легчает, только хуже становится с каждым днём. Ночами я бреду по петляющим, сонным улочкам к зданию заброшенного кинотеатра, чтобы подняться на ту же самую крышу. Подолгу стою у края, вспоминая счастливые дни. Жалкая до омерзения, потому что раз за разом меня посещает тень из прошлого с коротким прозвищем Бес. Я будто снова возвращаюсь в то время, когда всё воспринималось особенно остро. Его смех. Его забота. Его неоднозначность. Первые чувства. Вот только с тех пор к этому списку добавилось кое-что ещё. Его предательство.

Он зацепил меня с первого взгляда, и поначалу это была далеко не симпатия. Отвращение, страх, осуждение, что угодно, но уж точно не приязнь. На том и стоило остановиться, но я это поняла слишком поздно.

7 лет назад.

Детский дом "Золотко".

– Ну, проходи, что стоишь, как засватанная? – кисло улыбнулась мне круглолицая девочка, едва за воспитательницей закрылась дверь. – Я Лена. А это, Соня, Лаура и Маша, – Она махнула рукой с зажатым в ней фломастером в сторону ещё трёх девчонок, разглядывающих яркие рисунки в лежащей на её коленках тетрадке. – А ты, значит новенькая?

– Да, меня Кира зовут, – просипела я, проклиная свой севший от волнения голос. Мне никогда раньше не доводилось становиться предметом столь пристального внимания. Немудрено, что под прицелом четырех пар оценивающих глаз я немного стушевалась. Раньше бы такого не произошло, но со смертью мамы все мои эмоции приобрели небывалую остроту. Будто кожу живьём содрали, а новая ещё слишком тонка, чтоб защитить от внешних угроз.

– Значит так, Кира, ты новенькая, поэтому слушай внимательно, два раза повторять не буду: подъём в 7:30, зарядка, завтрак, школа, обед, свободное время, ужин, опять свободное время, отбой. Это распорядок дня, к нему ты быстро привыкнешь. А вот теперь самое главное – комнату не захламлять, не спорить, не ныть, не перечить и ни в коем случае не ябедничать. Если побили – значит заслужила. Значит, молча, и главное шустро, исправляешься. Надумаешь кому-то пожаловаться, тебе же хуже. Достанется потом в два раза больше. Всё понятно?

– Да, спасибо, – слабо кивнув, я села на краешек своей кровати, абсолютно уверенная, что Лена, таким образом, шутит. Как здесь могут побить, если за нас отвечают воспитатели? Разве кому-то охота нажить себе лишние неприятности?

– Кира, а ты как к нам попала? Предки небось синячили? – спросила Маша.

– Что, прости? – мне было неловко переспрашивать, но сути вопроса я не уловила, а девочки как назло замерли, ожидая ответа.

– Ну, папка с мамкой твои пили поди? Что непонятного?

– У меня нет папы...

– Понятно, нагулянная, – не стала дослушивать мои пояснения Соня, с ходу ударив по больному. Безотцовщина – исконный источник обидных насмешек ещё со времён старшей группы садика. Как же я в такие моменты ненавидела мужчину причастного к моему рождению! Сильнее только мамины слёзы, которые она продолжала украдкой лить по нему, когда думала, что я уже сплю. Мне никогда не понять, как можно продолжать любить того, кто тебя предал. Что это за блажь такая? Предателям одна дорога – к чёрту. Зачем ей было хранить в сердце его лживую личину? Чтоб она там разлагалась, исходя трупным ядом и отравляя им желание снова стать счастливой? Глупость какая, уж я бы на подобное не повелась. Но и соглашаться с Сонькиным утверждением тоже не стала. Нечего порочить мою мать.

– Неправда! – от злости я даже топнула ногой, но девочек моё негодование только рассмешило.

– Правда-правда, дурёха, – Соня утвердительно закивала головой увенчанной облаком белокурых кудряшек. – А с мамой что?

– А маму убили, – тихо ответила я и, опустив голову на подушку, повернулась к стене.

Желание с кем-либо говорить окончательно пропало, да и дружить с соседками по комнате начисто расхотелось. Я с тоской уставилась на голую стену, выкрашенную до середины голубой масляной краской, а выше – старой, отшелушивающейся побелкой. Мы с мамой жили скромно, но квартира у нас была светлой и уютной. Теперь же меня окружали холодные, неприветливые стены и точно такие же бездушные люди.

Если рассказы о загробной жизни не вымысел, мне бы очень хотелось, чтоб мама никогда не узнала, куда меня сдала родная тётя, ведь она всегда желала мне только самого лучшего. Разрывалась на двух работах, чтоб я была одета - обута не хуже других. И погибла по этой же причине. Неделю назад, на выходе из подворотни у неё попытались вырвать сумочку, в которой как назло лежала вся её зарплата. Небольшая, конечно, но её как раз бы хватило купить мне всё необходимое для школы, может даже на поход в аквапарк осталось бы, вот она и сопротивлялась, как могла. На мамин отчаянный крик поспешил идущий с пакетом мусора старичок и юные грабители, немногим старше меня самой, убежали, толкнув её на сваленный неподалёку строительный мусор. Ей пробило голову арматурой. Так я в одночасье лишилась самого дорогого в жизни. За 13 лет мама успела многому меня научить, только не поделилась самым главным – как теперь жить, без неё?

***

Не всё то "Золотко" что блестит, эту печальную истину я уяснила очень быстро. Копеечная зарплата совершенно не мотивировала воспитательниц воевать с неуправляемыми, впадающими в крайности подростками, коих тут было подавляющее большинство. В связи с этим руководство детского дома ловко переложило свою головную боль на так называемых "старшаков", более взрослых ребят, которые посредством кулаков и запугивания держали всех остальных в ежовых рукавицах, устанавливая условный порядок и правосудие. Комиссии, что к нам порою наведывались, уезжали удовлетворённые дисциплиной и пылкими заверениями воспитанников, что всё у нас просто замечательно. Ещё бы! Кто в здравом уме захочет, чтоб его от души "воспитали" после отбоя? Правильно, никто не хотел. Проверяющие в любом случае уедут, а ему здесь потом, попробуй, выживи.

Глава 5

 

Я знала, что эти парни идут вслед за мной не просто так.

Нам показывали новогодний концерт, по окончанию которого девушка, переодетая в Деда Мороза раздала каждому по небольшой коробке конфет в виде ёлочки. Вот она то, крепко зажатая в моих руках и являлась их конечной целью. Я надеялась прошмыгнуть к себе незамеченной. Спрятала бы под матрас своё сокровище и откусывала бы по маленькому кусочку в минуты, когда будет совсем уж тошно. Раньше, когда мне было грустно, мама всегда доставала какие-нибудь сладости и заваривала несладкий чай. А затем мы по долгу болтали на нашей кухоньке и печаль незаметно уходила. Вот мне и захотелось создать себе собственный мирок, чтобы зажмурившись, пока на языке медленно тает шоколад, возвращаться домой, в свою скромную, тихую гавань. Не вышло.

Отстоять подарок не было никаких шансов, разве что у меня внезапно бы появились сверхспособности. Но чудес я уже не ждала, а единственное что реально грозило у меня развиться, так это обыкновенная дистрофия. Конечно, можно было кинуть им коробку и дать дёру, но такое возмущение меня охватило – впору задохнуться. Я со всех ног рванула за угол, к библиотеке двери которой, как назло, оказались заперты изнутри и чуть не заплакала от разочарования. Затаиться там было моим единственным выходом, а теперь оставалось только пятиться, глядя, как ко мне вразвалочку движутся трое крепких парней.

О, они совершенно не торопились, нарочито нагнетая мой страх. Вскоре моя спина упёрлась в стену. Дыхание сбилось. Я невольно втянула голову в плечи, мечтая испариться или, на худой конец, обрасти шипами. Но никаких чудес, даже в лице проходящей мимо подслеповатой уборщицы не случилось, вследствие чего напросился неожиданный вывод: мечты – дело неблагодарное.

– Что, зайчишка, добегалась?

– Не дёргайся, всё равно мы здесь одни. Только ты и пара добрых эльфов.

– Ага, сейчас покажем тебе фокус...

Голоса ребят сочились издевательским дружелюбием. Было более чем понятно, что между ними назревало своеобразное соревнование на самое унизительное для меня наказание.

– Ну, уж нет. Не дождётесь, – замотала я головой, заталкивая подальше предательские сомнения, как ни крути всю жизнь на цыпочках не простоять. – Шиш вам, а не мои сладости!

Пока парни обменивались скептическими усмешками, я разорвала тонкий картон и негнущимися пальцами нашарила самый большой шоколадный батончик. Пупырчатый такой, с орехами. Зубами надорвала обёртку и, бросив её на пол, двумя руками стала заталкивать шоколадку в рот. Челюсти не хотели смыкаться, жёсткие ядра царапали нёбо, но оно того стоило.

Вот это они ускорились! Никто не смел дерзить и тем более так демонстративно попирать авторитет старших. Наблюдая, как стремительно сходит на нет разделяющее нас расстояние, я смаковала отнюдь не конфету, которая на тот момент казалась безвкусной, а мимолётные мгновения триумфа над собственной безвольностью. За ней следом бешеным составом неслись грядущие боль и издевательства, но эту победу они у меня уже не смогут отнять. Никогда.

– Ах ты, мерзавка! – оскорбление ударило по ушам вместе с увесистой затрещиной, от которой я отлетела к стене, ощутимо приложившись головой. Долго прохлаждаться мне не позволили, подняли с пола за шиворот и стали размашисто хлестать по щекам.

– Выплюнула! – исходил бешенством один из ребят. – Быстро я сказал! Или вместе с зубами к чертям вытрясу.

– Отойди, смотри, как надо.

Они замешкались, и мне выдалось пару секунд передышки, в течение которых я успела вжаться в стену и расслышать скрип открываемой двери. Помечтать о возможном спасении мне, однако, не дали. Мясистые пальцы грубо зажали мой нос, и причиняемый ими дискомфорт очень быстро сменился острой нехваткой воздуха. От выступивших слез, стоявшая передо мной троица размылась до неясных силуэтов, хотя я бы предпочла вообще их не видеть. Уроды.

– Вот мелюзга упёртая, крутую из себя корчит. Может, дурь с неё выбьем для начала?

– Всё развлекаетесь? – голос с довольной ленцой затянул нутро коркой леденящего ужаса. К ребятам присоединился Бес. Шансы выбраться отсюда на своих двоих стремительно сходили на нет.

– Ты тоже смотрю, не скучаешь, – хмыкнул один из парней, пока я, согнувшись пополам и хрипя, выплёвывала злосчастный батончик. – А я всё гадал, где ты девок своих пялишь. Ключиками не поделишься?

– Перебьёшься, – отрезал Бестаев. – Не надоело задохликов щемить? Она ж у вас того и гляди уссытся со страху.

– Много ты понимаешь, – буркнул тот, что стоял напротив меня. – Зацени, щас самое веселье начнётся. – Он присел на корточки и сгрёб с линолеума вязкую кашицу из пережёванного батончика и слюны. – Кушать подано, ваше высочество. Жрите, не подавитесь.

Из-за припухшего носа дышать приходилось ртом, поэтому я не успела вовремя его закрыть. Содержимое огромной ладони почти целиком вернулось в меня, а остатки были щедро размазаны по щекам и подбородку.

– Чего кривишься? Жуй, сказали! – кто-то дернул меня за косу, задрав лицо кверху, и я увидела Бестаева, стоящего рядом с незнакомой мне, светленькой девушкой. Он как раз отворачивался, собираясь уйти, но почему-то, в последний момент замер.

– Жуй бодрее, мышь убогая, – скомандовал тот же голос.

– Точно, мышь, – хихикнула блондинка. – Посмотрите, она, будто дерьма навернула! Бес, у тебя же телефон есть, сфоткай, остальным покажем.

Боже, за что мне такой позор? Собравшись запротестовать, я слишком резко вдохнула, отчего кусочек арахиса попал не в то горло. Приступ раздирающего кашля согнул меня, чуть ли не пополам. И как бы вдобавок ко всем злоключениям, меня угораздило заляпать склизкими шоколадными комочками штанины и ботинки Бестаева. Мамочка...

Чувствуя, как в жилах холодеет кровь, перевела на него затравленный взгляд и непроизвольно съежилась. На белом, как полотно лице яркими ядовито-мшистыми пятнами светились глаза. Хмурые, озадаченные, я бы даже сказала ошеломлённые. Они стремительно меняли цвет, пока не стали такими же, как в телевизионной комнате, когда он ломал пальцы здоровяку – полностью невменяемыми.

Глава 6

 

Антон

Она опаздывает. Глупая, бестолковая попытка набить себе цену. Как бы рьяно женщина ни выпячивала свою исключительность, чем бы ни штукатурила лицо и сколько бы брендовых шмоток на себя не напялила, дешевку видно сразу. Достаточно нескольких минут разговора, чтобы накрученный до небес гонор и громадное презрение к простым смертным выдал такую "неоценимую" со всеми её гламурными потрохами. Так зачем Майя тратит своё и, что главное, моё время? Только бесит лишний раз.

Меня, накрученного долгим, бессмысленным ожиданием у окна, раздражение просто распирает изнутри. Оно ползёт и просится наружу, не предвещая ничего хорошего для рыжей стервы. Главное не съехать с тормозов раньше времени. Ещё немного и мне будет начхать на её подельников, оприходую тварь прямо с порога. Пусть корёжится, пока не сорвёт голосовые связки. Плевать, что она слабее. Впервые меня это не сдерживает. Она даже не человек – вирус. Инфекция, пожирающая чужие жизни. Алчная и ненасытная болячка. Над телом Егора ещё трава не пробилась, а "невинный" ангел снова рыщет по сети в поисках новых жертв.

Ненавижу.

А вот и она. Выходит из такси и отчего-то медлит. В подъезд не заходит, вместо этого садится на лавочку и остервенело роется в маленькой сумочке, как кошак в своём лотке, ей богу. Наверняка сигареты ищет, нервы подлечить. Но нет, я ошибся, Майя достаёт телефон. Его и небольшой продолговатый предмет. Складной ножик? Она серьёзно надеется, что он её спасёт? Я в два счёта могу его отобрать и применить с куда большей фантазией. Но не стану. У меня для неё припасена игрушка получше. Воображение живо рисует картинку, как именно я её использую, и губы непроизвольно растягиваются в предвкушающей усмешке. Соблазн увидеть как она при этом будет извиваться до того велик, что докуриваю тлеющую сигарету одной глубокой затяжкой и даже не морщусь, когда фильтр обжигает губы. Внезапно злит, что в реальности она похожа на чёртову куклу, но не одну из силиконовых штамповок, которые стайками порхают в дорогих клубах, а уникальную. Сделанную вручную умелым мастером. Миниатюрную, в простом ситцевом платье и с бескрайним небом в наивных глазах.

Как же тошно. Подкупает, зараза.

Не прекращая наблюдения, опрокидываю в себя очередную рюмку абсента, взятую с длинного, добротного стола у окна. Крепкая, неразбавленная горечь опаляет рот, растекаясь по венам изумрудной лавой. Я обычно не пью, но сегодня зелёная фея мне подыграет, поможет заткнуть как можно глубже свою человечность.

Кира

"Адрес записал? Хорошо. Я пошла, не затягивайте".

"Удачи, сладкая. Скоро будем"

Раздраженно сбрасываю вызов и вхожу в подъезд. Голос Стаса не к месту беспечен, что не может не злить. Мне иногда кажется, что он совсем не отдаёт себе отчёт, какому риску мы себя каждый раз подвергаем. Для него это очередное развлечение, не более. Видно прошлый урок его так ничему и не научил.

Квартира, в которой меня ждёт Антон, находится на втором этаже, поэтому прохожу мимо лифта, к поражающей чистотой лестнице со свежевыкрашенными перилами, попутно одергивая столь непривычный для меня наряд. Обычно я ношу свободные джинсы и безразмерные футболки, чтоб максимально скрыть любые намёки на женственность. Такая вот своеобразная защита от внимания противоположного пола. Может это и нелепо, но что поделать, если меня начинает знобить от одной мысли, что кому-то вздумается меня принудить к...

Стоп.

Хватит. Сейчас не время себя накручивать. Гораздо уместней задуматься, почему за предлагаемые деньги он не захотел отвезти меня к врачу на осмотр, редко кто этим пренебрегает. Преимущественно те, в чьи планы изначально не входит расплачиваться. Плохое предчувствие холодит спину даже хлеще чем в день смерти Егора. Но я упрямо поднимаюсь, утешаясь тем, что молния не бьёт в одно место дважды, так, кажется, говорят. Вместе с тем, до нужной двери я дохожу на трясущихся ногах.

Рука в нерешительности замирает над кнопкой звонка и ведомая внезапным импульсом ложится на дверную ручку. Поворачивает её и, когда та поддается, резко одёргивается, будто тронув оголённый провод. Даже мурашки проносятся вверх к плечу.

– Входи уже, хватит мяться, – голос хозяина раздаётся откуда-то из самой глубины квартиры, значит, оглушать меня никто не собирается. По крайней мере, с порога. Но, чёрт возьми, такой стужей отдаёт это приглашение, что сердце обмирает. Спрятав в складках платья когда-то выделенный Стасом раскладной нож, напоминаю себе о размерах грядущей прибыли и вхожу, предусмотрительно не запирая за собою дверь.

Несмотря на ранний вечер, свет нигде не горит, отчего, внутри царит тяжёлый полумрак. В таком без труда можно притаиться, никто сразу и не заметит. Впрочем, двери почти во все комнаты открыты и по пути к самой дальней, откуда говорил мужчина, я успеваю убедиться, что в них пусто. Приободрённая этим обстоятельством, я легонько стучу в дверной косяк.

– Тук-тук-тук, можно войти? – с улыбкой в голосе спрашиваю у стоящего спиной ко мне Антона. Стоит мне приблизиться, как на меня вдруг снисходит небывалое спокойствие, словно откуда-то, из самых глубин сознания выбралось нечто давно утраченное и баюкает, целуя веки; и шепчет ласково, усыпляя страх.

– Чем-то напоминает Красную Шапочку, ты не находишь? – задумчиво говорит молодой человек, продолжая созерцать догорающий закат, от которого все предметы в комнате приобретают мистический красноватый оттенок. Его руки скрещены за спиной, и я не обнаруживаю в них ни лома, ни удавки, ни даже обычной зажигалки, хотя порядком накурено. Он кажется безобидным, разве что немного загадочным, отчего я бессознательно улыбаюсь.

– Возможно, – согласно киваю и складываю ножик, удивляясь точному сравнению. У меня почему-то возникают такие же ассоциации, рождённые трепетным волнением и какой-то неуловимой опасностью. Наверное, виною всему игра света, вот и всё. Делаю ещё несколько шагов, чтоб разглядеть, что там его так заинтересовало, но ничего сверхъестественного не вижу, обычный городской пейзаж, с серыми зданиями и редкой растительностью. Зато нежданно улавливаю скрытый за табачным дымом горьковато-травянистый запах, который вконец расслабляет аллюзией к дикому очарованию дремучих лесов. – Точно, как в сказке.

Глава 7

Антон

Я ещё толком не начал, а девчонка уже плачет. Молча. И вопит она тоже молча. Рыдает, взахлёб содрогаясь всем телом, но ни единого всхлипа не срывается с намертво сжатых губ. Сильная... а я слабак.

Потому что жалею.

Её кожа мерцает, отсвечивает жемчугом от выступившего пота и мои грубые пальцы на ней, как святотатство. Я тяжело сглатываю, надавливая свободной рукой на хрупкую ключицу, чтоб не дёргалась, "Соберись уже, идиота кусок, хватит её щадить!". Майя мигом задерживает дыхание и жмурит глаза, сокрушенная слишком короткой передышкой. Так лучше, когда она не смотрит забитым зверьком. Когда я не вижу, как с каждым моим новым действием в них рассыпается целое небо. Я задыхаюсь от его чистой глубины, на дне которой корчится что-то давно позабытое, отболевшее, как шрам от давней пули.

Чушь какая-то. Нужно собраться и продолжать.

Чётко выверенным движением снова вжимаю кончик паяльника в изящный контур, выведенный ручкой на её левом плече. Майя судорожно выгибается, упрямо заглушая невольные стоны. Её боль ослепляет, я чувствую всё так остро, будто сам лежу на её месте, хотя будь оно так, мне бы сейчас было в разы легче.

Откидываю в сторону инструмент, и ловлю на себе её преисполненный надежды взгляд. Медленно качаю головой, нашаривая под столом опрокинутую бутылку, чтобы глотнуть прямо из горла.

– Нет, девочка моя, не обольщайся, я закончу то, что начал. Что такое клеймо по сравнению с жизнью, которую ты украла? – мой голос хрипнет от горечи опалившей нёбо. Я склоняюсь к ней ближе.

Ещё ближе.

Сверлю тяжёлым взглядом, чтоб почувствовать её страх. Чтоб знать – она уяснит как следует, за любым злом следует расплата.

От неё пахнет чем-то родным, утраченным, напоминающим россыпь лесных ягод, согретых солнцем. Покоем, настоянным на безмятежности и безграничном доверии. Я исторгаю полу-стон, больше смахивающий на рык, и беззастенчиво утыкаюсь носом в её ключичную впадину, где этот слабый запах наиболее сконцентрирован. Волнующий. Манящий. Безумно сладкий.

Как?! Вот как эта циничная аферистка может так пахнуть? Неудивительно, что она дурит головы как сам дьявол, если даже мне, знающему правду, от её фальшивой чистоты рвёт крышу. Но я не поведусь на это. Она женщина, я мужчина, кроме нас в доме никого. Это просто химия, ничего больше. Никакой пощады.

Не дождётся.

Внутренний протест вырывается повторным рыком. В разы более сердитым и яростным. Пылающими губами чувствую, как её всю колотит и, чтоб сильнее запугать, прикусываю покрытую крупными мурашками кожу.

– Мне жаль! – Майя судорожно выгибается, в попытке извернуться, но я и сам уже отодвигаюсь. А грудь саднит и ходит ходуном, так рвёт лёгкие её дурман. И это выводит сильнее всего.

– Поверь, Егору теперь насрать на это... – одёргиваю пониже рукав её скромного платья и крепко, до синяков сжимая девичью руку, снова берусь за паяльник. Пусть воровка до конца своих дней носит клеймо королевской лилии и не забывает, кем на самом деле является. Пусть помнит, что такое боль.

Кира

Каждый раз, когда этот перечитавший Дюма психопат выжигает очередной миллиметр моей кожи, мне кажется, что я не выдержу, сойду с ума. Меня нещадно мутит от слащавого смрада палёной плоти. Пронзительная боль не утихает, даже когда он прерывается, чтоб залить в себя новую порцию абсента. Я не хочу извиваться, доставляя ему ещё большее удовольствие, но тело неизменно опережает рассудок и только глаза остаются мне верны. Пусть видит, что я не сломалась. Будь это кто-то другой, мне было бы плевать, но это Бес. Человек, который вопреки всему продолжает жить в каждой клеточке моего существа. Годами я рисовала себе нашу встречу, никогда по-настоящему не веря в её вероятность, просто мечтала увидеть, каким он стал. Хотя бы издалека.

Увидела...

Бес всегда твердил, что случайности не случайны. Верил в сказки о неминуемой судьбе, путей к которой не счесть, и в то, что какой бы мы ни выбрали, итог заранее предопределён. Вот только сам он никогда не оставлял мне этого пресловутого выбора. Ни тогда, ни сейчас.

Раскалённое жало снова гуляет по моей коже. Ведомое нетрезвой рукой, оно чуть углубляется, превышая порог моей выносливости, и я на время прощаюсь с измученной оболочкой. Расслабленно иду ко дну, в самую глубь токсичного омута, куда зовёт его голос.

7 лет назад

– Бес! Бес! Смотри, кого я нашла! – притоптывая ногой от нетерпения, я ждала, когда парень выползет из-под машины директора "Золотка", которая снова изволила взбрыкнуть. Иногда мне казалось, что Бестаев нарочно растягивает ремонт, чтоб иметь возможность подольше покопаться в своих железяках. После того, как пару лет назад ему в руки попала книга по автомеханике, это стало его любимым занятием. У него обнаружился безусловный талант к починке всякой четырехколёсной рухляди, исправно подгоняемой на задний двор мужьями наших воспитательниц. Наверное, именно благодаря этому Бесу и сходили с рук все его выходки.

– Судя по твоим воплям, минимум слона, – мой чумазый защитник выполз из-под машины, потянулся и сел рядом на траву, прислонившись спиною к пыльному кузову. – Ну, давай, мышонок, хвались, что там у тебя.

– Божья коровка, – я торжественно разжала ладонь, в которой держала прикинувшегося мёртвым красного жучка. – Говорят, она может показать, в какой стороне живёт будущий жених.

– А не рано ли ты замуж собралась, красавица? – Бес, ласково улыбаясь, чуть подул на хитрое насекомое и, заметив мою обиженную мину, смягчился. – Молчу-молчу, я весь внимание. Надо же мне знать, откуда ждать беднягу.

"Красавица"... это невинное обращение непривычным теплом разлилось по всему телу, спутывая и без того сумбурные мысли. Тут же захотелось приосаниться, чтоб соответствовать лестному статусу, но Бес уже смотрел себе под ноги, совсем не замечая моих стараний.

Глава 8

Антон

Почему мне казалось, что страдания Майи подарят мне покой?

Я тщательно обрабатываю специальным спреем глубокий ожог на её плече, чувствуя, как дико мутит от ненависти к кретину, который сделал с ней это. Мой одурманенный спиртным и воспалённый содеянным мозг навязчиво твердит, что дела её плохи. Пальцы трясутся, касаясь влажной кожи над сонной артерией. И выдыхаю, лишь нащупав слабый, но равномерный пульс. Резкая бледность девушки сводит с ума, а вид обескровленных искусанных от боли губ выворачивает его остатки наизнанку. Руки слепо скользят под её спину, вдоль по холодным предплечьям, на ощупь, распутывая стянувший их пояс, а глаза неотрывно сверлят застывшее восковой маской лицо. Неужели перестарался, дурак?

Вопреки ожиданию тревога за её самочувствие жгутом затягивает горло, так, что толком и не вдохнуть. Она бьётся паникой в висках и туго натягивает нервы. Я слишком долго смотрел в её ведьмовские глаза. Впустил их туда, куда другим путь заказан. Впустил намного дальше, чем позволяется входить посторонним. И уж тем более недругам.

Распутав Майе руки, принимаюсь за ремень, фиксирующий лодыжки, а в голове неотвязно пульсирует её сбивчивый шёпот: "крылья слишком... хрупкие... А ты когда-нибудь летал?". Если бы зло совращало подобным голосом, я бы давно уже, послушным псом перешёл на его сторону без особой разницы, что бы оно мне при этом нашёптывало. Но всё же именно эти слова почему-то задевают за живое. Они как назойливая мелодия, текст которой крутится на уме, а вспомнить целиком не получается, но отчего-то очень надо.

Да ну нафиг...

С животным ужасом замечаю, что невольно поглаживаю её стройные обтянутые чулками ноги, жадно касаясь кожи над кружевной резинкой, и яростно трясу головой, чтобы выбраться из паутины тягучего марева. Никого ещё я не хотел так остро, с таким отчаяньем и так... низко.

Пячусь от неё, как от чумной, спотыкаясь о поваленные в драке стулья. Мне бы сбежать. Уйти без разницы куда, лишь бы подальше от её чар. Даже лёжа в отключке эта девка потихоньку наматывает на свой маленький кулачок мои дрожащие внутренности. И я ненавижу за это нас обоих. Её за то, что сотворила с Егором, а себя за то, что вместо ожидаемого от возмездия кайфа, жалею и каюсь как последняя тряпка. И, что хуже всего, хочу её. Всю без остатка. Хочу, как зелёный сопляк, до умопомешательства, забывая, почему она здесь и за что.

В ванной засовываю голову под струю холодной воды, стыдясь своего порыва, а следом, холодея, соображаю, что бросил её одну, без сознания. "Молодец, Бестаев, ты просто король мудаков!". Забегаю обратно в гостиную, прихватив с кухни стакан воды. Майя лежит как я её и оставил. Неподвижная и хрупкая, с разметавшимися по столу огненно-рыжими волосами. Надеюсь это не её натуральный цвет, он ей совершенно не подходит. Эта девушка не пламя. Но она живительный воздух способный, в один вмиг его распалить.

Вот же придурок! Снова думаю не о том...

Пока прожигал её паяльником, был чуток адекватней. Какая мне к чёрту разница до её волос? Ну, необычная, не такая как все. Жаль, судя по бреду, что срывался с её губ, наверняка наркоманка. Хотя это меня так же совершенно не касается.

Склоняюсь над девушкой, чтоб привести её в чувство и переложить на диван. На краю сознания гложет чувство чего-то неправильного, но я его упрямо прогоняю. Эта ситуация априори не может быть нормальной. Сам не успеваю понять, как умудрился проигнорировать почти звериное чутьё и позволил себе расслабиться. Слишком резко взрывается в моей нетрезвой голове вспышка боли и слепит столь желанным сегодня забытьем.

 

Кира

Вот и сбылась моя заветная подростковая мечта – Антон Бестаев лежит у моих ног. Хочется думать живой. Впредь нужно быть аккуратней со своими желаниями, они у меня хоть и воплощаются достаточно редко, но все как назло через одно место. Впрочем, глядя на его равномерно вздымающуюся грудь, не трудно догадаться, что этот холённый мерзавец всего-навсего спит беспробудным сном. А разбитая о его больную голову бутылка послужила ему колыбельной.

Пошатываясь, переступаю через распростёртое на полу тело, нехотя любуясь заметно оформившимися с последней нашей встречи мышцами, эффектно подчёркнутыми бронзовой от загара кожей. На море ездил, гад. Неплохо устроился...

А плечо горит так, что охота двинуть с ноги прямо по его расслабленной физиономии, да только легче не станет и боль не пройдёт. Ещё и ногу зря ушибу, обойдётся. Вместо этого внимательно разглядываю раскуроченную парнями комнату, не упуская из виду ни одной детали. Обстановочка стильная, дорогая. Интересно, чем он занимался эти семь лет, банки грабил? А чему я собственно удивляюсь? Бес если ставил перед собой цель, то двигался к ней с упорством носорога, особо не заморачиваясь такими пустяками, как совесть. Взять к примеру наш допотопный телевизор, который попеременно то рябил, то искажал звуки, а дирекция детдома всё жалась заменить его на новый, подаренный спонсорами. Антон просто вышвырнул рухлядь в окно. Естественно старичок разбился вдребезги. Разгорелся грандиозный скандал, с коллективным наказанием и безрезультатным расследованием (с доносчиками разговор у нас был коротким). В итоге его всё же заменили на вожделенную плазму и Бес на время успокоился. А вот я на что надеялась, веря его обещаниям позаботиться и забрать к себе, когда стану совершеннолетней, непонятно. Зачем ему лишняя обуза? Неудивительно, что он меня так бездушно слил. Ну, ничего, Антош, я тоже приготовлю тебе сюрприз к пробуждению. До масштабов твоей подставы он, конечно, не дотянет, но я и о такой возможности не мечтала.

Ярость, злость, унижение и ещё кучу самых низменных чувств перемешались во мне взрывным коктейлем и, подпитываемые пережитым ужасом, неконтролируемо рвутся наружу. Они рассыпаются звоном битых зеркал и стекла. Расходятся треском вспарываемой мебели. Расстилаются травянистым запахом искромсанных мною комнатных растений.

Глава 9

Ввиду летних каникул после завтрака и вплоть до самого обеда старшие группы были предоставлены самим себе. Заглянув в телевизионную комнату и покрутившись по двору, Митю я так и не обнаружила. Зато получила множество недоумевающих взглядов, обращённых к повязанной платком голове. А когда я заходила обратно в наш корпус, кто-то особо любопытный изловчился и сдёрнул его.

"Да у неё были вши!", на весь холл заорал этот умник, чем навлёк на меня дополнительное внимание. Я вздохнула и, выпрямив спину, пошла к ступенькам, ведущим на второй этаж, делая вид, что так и надо. Краем глаза заметила виноватую улыбку Любы, и мне вдруг стало её немного жалко. Она ведь не была жестокой и никогда раньше не обижала младших. Случай со мной стал первым на её совести. Да, злость никуда не ушла, но я поняла, что именно ею руководило – ревность. За шесть месяцев, проведённых рядом с Бестаевым, мне не раз доводилось видеть, с каким ледяным равнодушием парень отшивал своих особо назойливых бывших. Он как безумец, одержимый манией поиска, шёл напролом к какой-то своей никому не понятной цели, наплевав на чувства девчонок, имевших несчастье ему доверится. Разумеется, на фоне подобного непостоянства, его привязанность ко мне рождала неприязнь, и Люба выразила её по-своему. Оставалось надеяться, что таких обезбашенных среди его "возлюбленных" единицы.

Крепко задумавшись, я не заметила, когда успела подняться на этаж, где находились комнаты мальчиков. Не знаю, чем я думала, заявившись сюда. Как надеялась отыскать нужную дверь. И, тем более, что конкретно собиралась говорить нашему неприветливому лидеру. В моём случае явно не стоило пороть горячку.

"Перехвачу его в столовой", решила я и с внутренним облегчением собралась делать ноги, да немного опоздала. Едва вернувшись к лестнице, увидела поднимающегося мне навстречу Митю. С ним был ещё один парень, нёсущий под мышкой нечто завёрнутое в плотный пакет.

– О, хвостишко Бестаева! – ухмыльнулся Митя, картинно раскинув руки в стороны. – Надо же, сама пожаловала. Даже силой тащить не пришлось.

– А ты ждал моего визита? – округлила я глаза. Затем вспомнила слова Беса об их договоре и мысленно ударила себя по лбу. Только зачем меня куда-то тащить не совсем поняла, не из ревности же меня лупить, как Люба. Этот-то парень. Однако на всякий случай отошла чуть подальше.

– Что, мелкая, очково? – заметил мой манёвр Митин спутник.

– Умолкни, Боря, – рявкнул тот и одним рывком дёрнул меня к себе. – Пошли, расскажешь чего припёрлась.

– Да я потом... – промямлила тихо, пытаясь выскользнуть из его рук.

– Пошли, не ломайся, – Митя лишь крепче сжал мою руку выше локтя – Я не Бес, чтоб перед тобой на цырлах бегать.

Опасность замигала в моей голове красными лампочками. Как всегда до обидного поздно. Митя в несколько шагов протащил меня по пустому коридору до первой же двери, и, распахнув её с ноги, насильно затолкал меня внутрь. Я тут же стала лихорадочно осматриваться в поисках любого оружия. Хоть ножниц, хоть корявой вилки. Черта с два они меня тронут!

Комната была небольшой, неряшливой и пахло в ней чем-то тяжёлым, развратным, что пробивалось даже сквозь вонь от сигаретного дыма. Шкафоподобный Боря закрыл собой дверной проём, чтоб я не кинулась её отпирать, и смотрел на Митю с напрягающим ожиданием. А тот, присев на одну из не застеленных кроватей, преспокойно доставал из принесённого пакета большую пластиковую бутылку пива.

– Ну, говори, мышь, чего притопала? – спросил он, вертя головой по сторонам. – О, и подай заодно те два стакана с тумбочки.

Подумав, я решила повиноваться. Да и выбора он особо не оставил, все знали как щепетилен Митя к субординации. Непонятно, как он Беса столько лет терпел, благо тот был одиночкой и на его трон не претендовал.

Стаканы были грязными, с каким-то красноватым налётом на дне, поэтому держала я их двумя пальцами, плохо скрывая накатившую брезгливость. Передать их прямо Мите в руки не рискнула, поставила на прикроватную тумбочку. Тонкое стекло, соприкоснувшись, звякнуло, отчего я едва не подпрыгнула, так коротнули от напряжёния нервы.

– Чего кислая такая? – Митя свёл густые русые брови на переносице и недовольно оглядел меня с ног до головы. – М-да... Ну, да и чёрт с ним. Выпить хочешь?

– Нет, спасибо! – я поспешно затрясла головой, поглядывая на дверь, надёжно скрытую за Бориной широкой спиной.

– Правильно, мышь, и без того весело, – хохотнул Боря.

Да уж, прямо как на кладбище.

– Я телефон попросить хотела – потупила я глаза. – Всего на один короткий звонок.

– Бестаеву своему звонить собралась? – повеселел Митя. – А мне что за резон тебе помогать?

– Он сказал обращаться к тебе, – прошептала я, полностью разочаровавшись в своей затее. Те копейки, что нам выдавались раз в месяц, пошли на оплату проезда до кладбища и букет роз для мамы. Мне было не чем ему заплатить. Будь в разгаре учебный год, у одноклассников бы попросила, а тут шансов ноль. Разве что украсть у кого-нибудь телефон, но я до подобного никогда не опущусь. Мысленно махнув рукой на свои планы, с надеждой посмотрела на Митю. – Извини, мне нечего предложить. Можно я пойду?

– Номерок-то помнишь? – удивил меня Митя, протягивая старенький смартфон. Да что мелочиться, челюсть отвисла даже у Бори. Но блондин только самодовольно ему улыбнулся, мол "я знаю, что делаю".

Номер Беса я могла продиктовать даже будучи среди ночи, подвешенной ногами под потолком. Он въелся в подкорку моего мозга вместе с группой крови и датой рождения. Как-никак Антон был единственным родным мне человеком. Дрожащими от волнения пальцами набрала заветные цифры и, наблюдая, как Митя разливает пиво, прижала к уху его смартфон.

Уже на второй день моих безответных звонков, абонент исчез "вне зоны доступа", поэтому череда коротких гудков отозвалась предвкушающим эхом прямиком в учащённо задышавшей груди.

– Алло, – мелодично потянул незнакомый женский голос, но даже он оказался не в силах погасить охватившую меня, слепую радость. – Говорите, я слушаю.

Загрузка...